УДК 82.0
ЭСТЕТИЧЕСКИЕ ФУНКЦИИ ПЕСНИ В «ОБЩЕДОСТУПНОМ ПЕСЕННИКЕ» А. СЛАПОВСКОГО
© Беляева Наталия Владимировна
кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка, литературы и методики
преподавания Школы педагогики Дальневосточного федерального университета
(филиал в г. Уссурийске)
Россия, 692506, г. Уссурийск, ул. Чичерина, 44
E-mail: [email protected]
В статье рассматриваются жанрово-композиционное своеобразие романа «Общедоступный песенник» современного писателя Алексея Слаповского. Стихо-прозаический текст романа соотносится с традицией народных и литературных песенных жанров: городской романс, авторская песня, рок-баллада, блатной романс. Основное внимание сосредоточено на характеристике жанрообразую-щей функции: выявляются признаки жанра, нашедшие воплощение в тексте романа; при исследовании структурно-композиционной функции выявляется ритмическое и мотивное единство текстов; характеристика культурологической функции позволяет соотнести изображаемые события с типичной ситуацией 1990-х гг.; характерологическая функция позволяет выйти на своеобразие персонажей; идейно-эмоциональная функция позволяет на примере художественной игры с синкретичными жанрами понять авторский замысел и своеобразие творческой манеры писателя. Ключевые слова: песня, романс, городской романс, авторская песня, жанровый синкретизм, мотив, традиция, ирония, юмор, сатира, элогиум.
AESTHETIC FUNCTIONS OF SONG IN THE «PUBLIC SONGBOOK» BY ALEXEY SLAPOVSKY
Nataliya V. Belyaeva
PhD, A/Professor, Department of Russian Language, Literature and Teaching Methods, The School of Pedagogy of Far Eastern Federal University (Ussuriisk branch) 44 Chicherina Str., Ussuriisk, 692500 Russia
The article reviews genre-compositional originality of the «Open songbook» of contemporary writer Ale-ksey Slapovsky; refers to poems, prose text of the novel with the tradition of folk song and literary genres (a city romance, an art song, a rock ballad, a song thug). The author focuses on characteristic features of the genre basis: reveals signs of the genre, which have found expression in the text of the novel; studies structural and compositional functions revealing rhythmic and motivic unity of the texts; defines cultural function which allows to relate the events portrayed with the typical situation in the 1990s. Charactero-logical feature allows to enter the originality of the characters; ideological and emotional function allows to understand on the example of playing with syncretic genres the author's intent and identity of the writer's creative manner.
Keywords: song, romance, urban romance, author's song, genre syncretism, motive, tradition, irony, humor, satire, elogium.
Творчество Алексея Слаповского конца ХХ - начала XXI в. высоко оценено критикой. Предметом критической оценки стали как отдельные произведения художника, так и его проза в целом. Своеобразие стиля писателя в контексте русской литературы конца ХХ в. рассматривается в учебных пособиях «Современная русская литература» М. Н. Лейдермана и М. Н. Липовецкого и «Русская проза конца ХХ века» под ред. Т. М. Колядич; оценки отдельных его произведений размещены на официальном сайте писателя в разделе «Рецензии», его прозе посвящены кандидатские диссертации М. А. Курулевой [7] и Т. А. Дикун [4]. Исследователи отмечают установку на эксперимент и игру, доминирование иронического пафоса, жанрово-стилевой синкретизм произведений писателя.
Роман «Общедоступный песенник» состоит из четырех частей, каждая из которых может рассматриваться как отдельное самостоятельное произведение, однако только в контексте целого возможно понимание функций жанровых подзаголовков, общего замысла автора. Игра с читателем «на узнавание» начинается с жанровой игры (вспомним известное определение М. М. Бахтина «память жанра»). «Общедоступный песенник» включен в одноименный сборник как роман [9], на сайте писателя неоднократно встречается понятие «цикл» для обозначения этого произведения. Каждая отдель-
ная часть рассматривается как повесть [7; 8] или рассказ [3]. В статье применительно к данному произведению будут использоваться термины «роман» и «цикл».
Игра жанрами, жанровый синкретизм определяют жанрообразующую функцию песни в цикле. Создавая «Общедоступный песенник», А. И. Слаповский стилизует более или менее популярные жанры песенного фольклора, которые становятся эмоционально-узнаваемыми стихотворными фрагментами, предваряющими прозаическое повествование, сам сюжет. Важно отметить, что в аннотации к изданию 1999 г. указывается: «В книге «Общедоступный песенник» Алексей Слаповский исполняет современные песни в прозе - рок-балладу («Кумир»), уличный романс («Братья»), бардовскую («Он говорит, она говорит...») и даже блатную песню («Крюк»)» [9].
Автор располагает части-главы «Песенника» следующим образом: уличный романс, авторская песенка, рок-баллада и блатной романс. Сразу обращает на себя внимание жанрово-кольцевая композиция романа. Можем предположить: это обусловлено тем, что романс, тяготеющий к фольклорной традиции, - один из самых распространенных песенных жанров. Берущий свои истоки в народной песне, романс в Х1Х-ХХ вв. стал популярным синкретичным словесно-музыкальным жанром и характеризуется разнообразием стилистических доминант, трагических и комических, лирических и тяготеющих к сюжетной балладной традиции. Важно также, что, по мнению исследователей, городской романс связан с субкультурой города, которая, в свою очередь, порождает авторскую песню и рок-культуру, а также распространенный в криминальной среде и имеющий широкую известность блатной романс. Таким образом, наблюдается идейно-генетическая связь между песенными жанрами, которые писатель включает в свой цикл.
В традиции жанрового обозначения романса есть ряд синонимичных определений: городской, жестокий, мещанский, бытовой. А. Слаповский называет повесть «Братья» «уличным романсом», тем самым указывая, во-первых, на сниженный характер, а во-вторых, на особый хронотоп, послуживший началом развития сюжета.
М. А. Тростина в статье «Жестокий романс: жанровые признаки, сюжеты и образы» [10] обобщает особенности жанра жестокого (городского) романса, многие из них подтверждаются и в прозаическом тексте «уличного романса» «Братья», которым открывается «Общедоступный песенник». Среди указанных критиком следует отметить те характерные черты, которые определяют и стихотворный, и прозаический текст «Братьев»: мотив рока; небольшое количество действующих лиц (кроме главных героев появляются лишь эпизодические персонажи, функция которых - развитие конфликта, усиление контраста между Крахоборовым и Самощенко); мотив влюбленности в одну девушку; трагическая развязка - самоубийство героя («Судя по его одежде, убранству стола и горящей елочной гирлянде, он покончил с собой в новогоднюю ночь» [9, с. 65]). Сравним эти особенности первой части рассматриваемого нами романа с жанровыми признаками городского романса, отмеченными М. А. Тростиной: «Образная система городского романса небогата. В ней насчитывается небольшое число персонажей, резко противопоставленных друг другу по своим духовным качествам, намерениям, жизненной позиции. <...> Изложенная в произведении исповедь их души склоняет слушателя в сторону оправдания героев: они вызывают сочувствие, сострадание, а жестокий приговор, заключенный в финале романса, воспринимается как незаслуженное наказание» [10, с. 200-201].
Наблюдаются в «Братьях» также признаки городского романса, выделенные Н. А. Веселовой: «Городскому романсу свойственна конкретика. Это как бы «случай из жизни», воспоминания свидетеля, обычно бывалого человека»; «<...> в зачине городского романса, как правило, указывается определенное место воссоздаваемого действия. Это могут быть некие отдаленные территории («расскажу про тот край, где бывал я»), <...> или, напротив, предельно заурядные декорации («В одном городе близ Саратова, / Под названьем тот город Петровск»). Эффект подлинности создают и многочисленные подробности, как будто встающие перед мысленным взором рассказчика» [2]. Эти черты находим также в «Братьях» и других частях «Общедоступного песенника».
А. Слаповский не развивает традиции средневекового европейского жанра «элогиум», но использует основную его композиционную форму: синтез стиха и прозы: писатель воссоздает узнаваемым песенным стихом выбранные жанры и показывает возможность «звучания» этих жанров в прозе. Н. М. Хачатрян утверждает: «О близости фольклорной традиции свидетельствует и стихопрозаиче-ская структура - элогиум» [11]. Заметим, кстати, что это замечание сделано по поводу рыцарского романа, признаки которого берет исследуемый нами автор и доводит их до абсурда, помещая в нелепейшую ситуацию всех героев. Пародийный контекст становится основополагающим в «Общедоступном песеннике»: демонстрирующие благородство (по отношению к нищему в «Братьях», к женщине в «Он говорит, она говорит. ») герои считают себя лучшими представителями общества, одна-
ко это не соответствует тому, что они представляют собой на самом деле. Традиции средневекового романа, представленные в утрированной, гротескной форме позволяют выразить основной пафос прозы А. Слаповского: юмор, иронию и сатиру.
Жанровое своеобразие определяет и структурно-композиционную функцию песни в цикле. Каждое произведение, составившее целое романа «Общедоступный песенник», строится по единому принципу: прозаический фрагмент предваряется стилизацией песни того жанра, который указан в жанровом подзаголовке. Таким образом, синтез стихотворной (песенной) и прозаической речи составляет целостное композиционное единство. Особенно важно, что прозаическая часть является примером экфрасиса, т. е. мотивно-сюжетная целостность прозаической части «отражает», воспроизводит, в чем-то усиливая, в чем-то доводя до гротеска и абсурда, мотивы, саму логику повествования, стилистическую манеру, встречающиеся в стихотворном тексте.
Остановимся на трех наиболее важных, на наш взгляд, аспектах данной функции: ритмическом, мотивном и субъектном. Элогиальная форма, пародии на фольклорные и литературные жанры определили ритмическую закономерность отдельных произведений цикла, каждое из которых состоит из узнаваемой (стилизованной) собственно песенной части и эпического повествования со схожей (хотя бы на поверхностном плане) образной и мотивной системой.
Ритмическую закономерность обусловливают бесконечные повторы, часто тавтологические, алогизмы, анаколуфы, инверсии, речевые клише. Таким образом характеризуется поющий как в «воспроизводимой» песне, так и в основной истории. В повестях «Братья», «Кумир», «Крюк» наблюдается общая ритмическая закономерность, проявляющаяся смене голосов: субъект речи основного повествования (и в стихах, и в прозе) и финального фрагмента не совпадает.
Во всех куплетах уличного романса («Братья»), в которых рассказывается о трагической судьбе старшего и младшего братьев, случайно встретившихся после долгой разлуки, повествование ведется от третьего лица. Субъект речи в последнем куплете проявляет свое «я»: «Я спел вам печальную песню. / Ведь я-то и есть младший брат. / Я выжил, а жить не желаю. / Я круглый теперь сирота [9, с. 65].
Аналогичную субъектную организацию наблюдаем в прозаической части: вплоть до развязки история встречи и отношений братьев повествуется от третьего лица, тогда как в последней части (куплете) повести появляется рассказчик: «Видит бог, я сам не рад, что большинство историй, которые я рассказываю в последнее время, кончаются гибельно» [9, с. 65]. Смешивая разные стили, вводя в прозаический рассказ мотивы (хотя и существенно трансформированные) типичного уличного романса, автор прибегает к излюбленному приему: показать себя - писателя - как бы со стороны, придавая тем самым тексту максимальную достоверность. Своего рода обреченность рассказчика «куплета последнего» проявляется в словах «<...> ты волен распорядиться так, как тебе угодно, даже если имеешь в основе настоящие события. Волен, да не волен» - и соотносится с характерным для выбранного жанра мотивом рока, судьбы, над которым тут же автор и смеется: «И понимаю, что это уже не страшно, а почти смешно уже» [9, с. 66].
Парадоксален и с точки зрения сюжетной логики, и с точки зрения субъектной организации финал «рок-баллады» «Кумир», в последней части которой приводится «сочинение ученика пятого класса Славы Курицына на тему «Люди, с которых я беру пример», написанное с большим количеством речевых, грамматических, орфографических и пунктуационных ошибок. Художественная игра А. Слаповского связана с узнаваемостью имени автора сочинения: в конце ХХ в. одним из наиболее ярких критиков и апологетов постмодернизма был Вячеслав Курицын, но не конкретная личность становится объектом авторской иронии. Вероятно, объектом пародии становятся поэты, сознательно отказывающиеся от грамматических норм ради эксперимента или абстрактной идеи (собственно, такую синтаксическую закономерность мы видим в стихотворных элементах «Кумира»).
В «блатном романсе» «Крюк» - самом маленьком, эпатажном, абсурдном, напоминающем миниатюры Д. Хармса, ритм меняется. Здесь меняется заданная предыдущими повестями структура: стихотворный текст, прозаический фрагмент, стихотворный текст, прозаический фрагмент и т. д. В «Крюке» песенные стихи словно обрамляют прозаическое повествование, но основной акцент, как и в других произведениях цикла, сделан на сближающем все «современные песни» с анекдотом. «Крюк» заканчивается заключенными в скобки указаниями: («И т. д. - четырнадцать куплетов, с чувством, со слезой, но с достоинством, с мужской гордостью»). Финал «блатного романса» - не в обреченности заключенного («Так налейте за наше здоровье на воле, / А назавтра за вас я налью свой бокал»), а в примечании-ремарке, свидетельствующем о театральности всего действа исполнения песен.
Повторяются в «Общедоступном песеннике», вплоть до навязчивости, мотивы обездоленности, неизбежной разлуки, трагедии, тоски, непонимания, обреченности, смерти, судьбы и рока. Приведем
примеры только некоторых из них: «Какая там учеба, с малолетства сиротой остался», «Никогда она не вернется ко мне, - сказал Крахоборов. - Никогда, понимаешь ты это слово? Я не хочу жить, понимаешь ты, брат?», «Я тебя обманул. Такова жизнь. Брат обманывает брата», «А живет, похоже, одна, без мужа, без отца-матери» («Братья»); «<...> они сразу почувствовали, что знают друг друга сто лет», «Это потрясающе, Нина, это потрясающе, он был на меня похож как две капли воды. Просто двойник! Глаза, очертания - ну все, все!», «У вас никогда так не было: ощущение повтора? Вы впервые видите человека, вы впервые слышите то, что он говорит, а у вас неотвязная мысль, что вы этого человека уже видели, то, что он говорит, уже слышали» («Он говорит, она говорит.»); «<...> на первой полосе был портрет Стаса Антуфьева и сообщение, что он умер», «У меня умер любимый человек, мне незачем жить», «Если очередь за чем-нибудь, то кончается передо мной», «Когда я крошечкой была и в школе я училась, я очень нервная была», «Он уже запойный. Алкоголик в свои двадцать восемь мальчишеских лет» (в последних двух примерах слышится еще имитация жалостливой интонации жестокого романса) («Кумир»); «Он сказал нет и ударил ее. Он поднял ее и сказал, что любит ее», «Да отрави ты его», «Если иногда ударял - то чтобы почувствовать нежность к ней и свое сиротство, что его никто не любит», «<...> хотел Пхай-Пхая на крюк повесить, но передумал и убил» («Крюк).
Как видим, автор доводит нелепости, абсурда не только сюжетные ходы (мотивы), свойственные пародируемым им жанрам, но и саму их стилистику. В этом видится характерный для творчества писателя выбор предмета изображения: герой-провинциал, необразованный, чаще всего безнравственный человек, но обладающий колоссальными претензиями.
На наш взгляд, для воплощения авторского замысла важна также характерологическая функция песни, ведь репертуар позволяет узнать и слушателя, и исполнителя тех или иных песен. Типичный персонаж А. Слаповского стремится противостоять пошлости, но своим поведением и речью он эту пошлость воплощает. Особенно наглядно это проявляется в образе героя повести «Он говорит, она говорит»: «<...> я бы сказал, как в пошлых романах пишут: они сразу почувствовали, что знают друг друга сто лет, но это и в самом деле пошло, никто этого сразу почувствовать не может, но что-то близкое, что-то похожее» [9, с 68]. Позже он, внешне выражая протест против пошлости, проявляет свою истинную натуру: «Я всю жизнь собирал книги. Не собрания сочинений, это пошло - да и возможности не было, у нас в школе та же подписка, допустим, на приложение к «Огоньку» доставалась, естественно, директору» [9, с. 71]. Формально персонаж здесь - философствующий интеллигент, учитель, а на самом деле пошлый обыватель, занятый самолюбованием, закомплексованный, ограниченный и невежественный. Подобная ситуация наблюдается и в «Кумире», персонажи которого тоже претендуют на свое, оригинальное понимание бытия, особую, не понятную другим философию, но оказываются типичными бездельниками и примитивными филистерами.
А. Слаповский осуществляет «отбор» героев в соответствии с их песенными предпочтениями, тем самым в каждой главе моделируя особую культурную, точнее, - антикультурную ситуацию, которая (несомненно, с большой долей условности) могла бы сложиться в этой среде. Причем в качестве «культурно-психологического» критерия автор выбирает не общедоступные, распространенные жанры, как это заявлено в заглавии, а песни альтернативного рода, имитирующие и воссоздающие быт, характер отношений, сферу интересов в различных слоях общества: криминальной, мещанской, молодежной среде. Следовательно, песня выполняет в романе и культурологическую функцию.
Все отмеченные нами функции не существуют изолированно, они взаимодополняют друг друга, позволяя автору создать стилистически необычный, с тонкими языковыми нюансами мир, в котором, как в кривом зеркале, отражается нелепый портрет нашего современника. А. Слаповский достигает своей цели: читатель узнает песни, их исполнителей и героев, вместе с автором смеется над их пошлостью, понимает комичность трагического, изображенного в романе; смех становится основой переживаемого читателем катарсиса. Так, идейно-эмоциональная функция песни в «Общедоступном песеннике» подчиняет себе все остальные - жанрообразующую, структурно-композиционную, характерологическую, культурологическую и способствует эстетическому диалогу автора с тонко чувствующим, понимающим подтекст и контекст читателем.
Литература
1. Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского. - М.: Сов. писатель, 1963. - 363 с.
2. Веселова Н. А. Городской романс как объект постмодернистской игры [Электронный ресурс]. - URL: http://www.levin.rinet.ru/ABOUT/veselova.html
3. Воложин С. Слаповский. Анкета. Крюк. Кумир. Художественный смысл. [Электронный ресурс]. - URL: http ://art-otkrytie.narod. ru/slapovsky.htm
4. Дикун Т.А. Социальный роман А. Слаповского: жанровые модификации и эволюция героя: aвтореф. дис. ... канд. филол. наук. - Улан-Удэ, 2013. - 24 с.
5. Капица Ф. С. А. И. Слаповский // Русская проза конца ХХ века: учебное пособие / под ред. Т. М. Коля-дич. - М.: Академия, 2005. - С. 305-320.
6. Костырко С. Безальтернативность Слаповского // Алексей Слаповский. Рецензии. [Электронный ресурс]. - URL: http://slapovsky.ru/4/s-kostirko-bezalternativnost-slapovskogo
7. Курулева М. В. Проза А. Слаповского, вопросы поэтики: дис. ... канд. филол. наук. - Ульяновск, 2002. -229 с.
8. Лейдерман Н. Л., Липовецкий М. Н. Современная русская литература. 1950 - 1990-е годы: в 2 т.- М.: Академия, 2003. - Т. 2. - 688 с.
9. Слаповский А. И. Общедоступный песенник: романы. - М.: АСТ: Астрель, 2010. - 443 с.
10. Тростина М. А. Жестокий романс: жанровые признаки, сюжеты и образы // Новые подходы в гуманитарных исследованиях: право, философия, история, лингвистика: межвуз. сб. науч. тр. - Саранск, 2003. -Вып. 4. - С. 197-202.
11. Хачатрян Н. М. Рыцарский роман // 5 лекций по истории западноевропейской литературы средневековья [Электронный ресурс]. - URL: http://svr-lit.niv.ru/svr-lit/hachatryan-literatura-srednevekovya/rycarskij-roman.html
References
1. Bakhtin M. M. Problemy poetiki Dostoevskogo [Problems of Dostoevsky's poetics]. Moscow: Sov. pisatel', 1963. 363 р.
2. Veselova N. A. Gorodskoj romans kak ob 'ekt postmodernistskoj igry [Urban romance as an object of postmodern game]. Available at: http://www.levin.rinet.ru/ABOUT/veselova.html
3. Volozhin S. Slapovskij. Anketa. Kryuk. Kumir. Hudozhestvennyj smysl [Slapovsky. Profile. Hook. Idol. Artistic sense]. Available at: http://art-otkrytie.narod.ru/slapovsky.htm
4. Dikun T. A. Sotcial'nyj roman A. Slapovskogo: zhanrovye modifikatcii i evoliutciya geroya: avtoref. dis. ... kand. filol. nauk [A. Slapovsky's social novel: genre modification and evolution of the hero: Author's abstract of Cand. pfilos. sci. diss.]. Ulan-Ude, 2013. 24 p.
5. Kapitsa F. S. A. I. Slapovskij [A. I. Slapovsky]. Russkaya proza kontsa XXveka: ucheb. posobie /pod red. T. M. Koly-adich - Russian prose of end of the 20th century. Moscow: Akademiya, 2005. Pp. 305-320.
6. Kostyrko. S. Bezal'ternativnost' Slapovskogo [No alternative for Slapovsky]. Aleksej Slapovskij. Retsenzii -Alexej Slapovsky. Reviews. Available at: http://slapovsky.ru/4Zs-kostirko-bezalternativnost-slapovskogo
7. Kuruleva M. V. Proza A. Slapovskogo, voprosy poetiki: dis. ... kand. filol. nauk [The prose by A. Slapovsky, questions of poetics: Cand. philol. sci. diss.]. Ul'yanovsk, 2002. 229 p.
8. Lejderman N. L., Lipovetcky M. N. Sovremennaya russkaya literatura. 1950-e - 1990-e gody: V21. T. 2. [Contemporary Russian literature. 1950s-1990s in 2 vol. Vol. 2]. Moscow: Akademiya, 2003. 688 р.
9. Slapovsky A. I. Obshchedostupnyj pesennik: romany [The public songbook: novels]. Moscow: AST: Astrel', 2010. 443 p.
10. Trostina M. A. Zhestokij romans: zhanrovye priznaki, syuzhety i obrazy [A Cruel Romance: genre features, stories and images]. Novye podhody v gumanitarnykh issledovaniyakh: pravo, filosofiiya, istoriya, lingvistika: mezhvuz sb. nauch. tr. Vyp. IV - New approaches in the humanities studies: law, philosophy, history, linguistics. Saransk, 2003. Pp. 197-202.
11. Hachatryan N. M. Rytsarskij roman [A knight romance]. 5 lektsij po istorii zapadnoevropejskoj literatury srednevekov'ya - 5 lectures on the history of Western literature of the Middle Ages. Available at: http://svr-lit.niv.ru/svr-lit/hachatryan-literatura-srednevekovya/rycarskij-roman.html