Эстетическая функция графических средств в поэзии (на материале лирики Игоря Северянина) Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

цах «Литературной газеты» (2001) // Проблемы речевой коммуникации. - Саратов, 2003. - Вып. 2.

Леонтьев А. А. Основы психолингвистики. - М., Спб., 2003.

Леонтьев А.А. Психолингвистические особенности языка СМИ // Язык СМИ как объект междисциплинарного исследования. - М., 2003.

Лурия А.Р. Язык и сознание. - Ростов-на-Дону, 1998.

Ножкина Э.М. Языковая личность в структуре интервью // Проблемы речевой коммуникации. - Саратов, 2003. - Вып. 2.

Петренко В.Ф. Психосемантика сознания. - СПб., 2005.

Рогозина И.В. Медиа-картина мира: когнитивно-семиотический аспект: дисс. д-ра филол. наук. - Барнаул, 2004.

Сметанина С.И. Медиа-текст в системе культуры (динамические процессы в языке и стиле журналистики конца ХХ века). - Спб., 2002.

Чернышова Т.В. Тексты СМИ в зеркале языкового сознания адресата. - Барнаул, 2005.

ЭСТЕТИЧЕСКАЯ ФУНКЦИЯ ГРАФИЧЕСКИХ СРЕДСТВ В ПОЭЗИИ (на материале лирики Игоря Северянина)

Е.Н. Матвеева

Основной текстовой единицей, выражающей эстетическое значение, является слово. Роль слова в искусстве принципиально отличается от роли слова в нехудожественной коммуникации: в художественной литературе оно становится значимым элементом эстетической сущности произведения. В этой связи М.М. Гиршман отмечает, что «художественное слово именно качественно, субстанционально отличается от своего внехудожественного прототипа, его преображение в художественном произведении есть именно переход в новую сферу бытия, в новое качество, в котором оно не существует до произведения и за его пределами, и эта эстетическая специфика художественного слова не раскрывается полностью лингвистическими и семиотическими методами» [Гиршман 2002, с. 65].

Эстетическое значение (эстетическая семантика) слова - семантическая данность, которая, как правило, понимается интуитивно и при анализе художественного текста не может быть однозначно определена. Наиболее признанным в современной отечественной лингвистике является представление об эстетическом значении как индивидуальном, личном употреблении слова для реализации авторской интенции. Слово несет не только актуальную информацию, передаваемую в ходе повседневной речевой коммуникации, но и аккумулирует инфор-

мацию социально-историческую, интеллектуальную, экспрессивно-эмоциональную, оценочную, общегуманистического и конкретно-наци+ онального характера, эстетическое значение которого возникает как результат выдвижения одного из культурных компонентов смысловой структуры слова [Бельчиков 1988, с. 30-35]. По замечанию Б. А. Ларина, слово с «эстетическим значением не примыкает к ближайшим словам по смыслу, а служит намеком включенных мыслей, эмоций, волений» [Ларин 1974, с. 33-34].

В данной статье мы придерживаемся определения эстетического значения, предложенного Л.И. Донецких: «Эстетическое значение -это идеоопосредованный тип значения, соотносимый с номинативным, производным (метафорическим и метонимическим) и символическим значениями, характеризующийся смысловой многомерностью, возникающей при трансформациях, взаимодействиях сем в содержательном объеме слов и реализующийся в художественной речи в виде новых значений, оттенков значений слова, эмоционально-экспрессивных смыслов, контекстных и подтекстных употреблений и ассоциаций» [Донецких 1982, с. 26-27]. Эстетическое значение слова выходит за пределы языка, оно контекстуально мотивировано и ориентировано относительно художественно моделируемой действительности и относительно текста; эстетически значимые компоненты текста композиционно связаны, что подчеркивает единство и развертывание художественной конструкции.

Языковая единица, наделенная эстетическим значением, становится эстетическим текстовым знаком. Основным - как языковым, так и текстовым - знаком является слово, однако объем текстового знака может быть различным. В области значения текстовый знак - знак вторичного означивания, двухъярусная структура, в которой значение первичного знака модифицируется в иное, эстетически отмеченное, принадлежащее одновременно словесной коммуникации и словесному искусству. Эстетический текстовый знак имеет ряд особенностей, противопоставляющих его узуальному знаку и определяющих специфику эстетически значимой единицы как конструктивного элемента текста: «продленную» асимметрию означающего и означаемого, смысловую противоречивость, семантическую подвижность, творческий характер, необычную (художественную) форму и др. [Новиков 2001, с. 60-68]. Базой эстетического значения текстовой единицы является авторская экспрессия, особое видение и эмоциональное восприятие объекта, транслируемое через художественный текст посредством выбора и комбинирования выразительных языковых средств.

Эстетическое значение может быть эксплицировано автором различными средствами: лексическими, лексико-семантическими, грамматическими, стилистическими. Особое место в ряду эстетически значимых средств занимают графические, поскольку они в наименьшей степени связаны с системой языка. Прибегая к ним, автор может учитывать сложившиеся в узусе особенности употребления или предложить читателю свою систему выделения и интерпретации текстовых знаков. Графические средства при этом не приобретают самостоятельной семантики, а являются маркерами окказиональных коннотаций, приобретаемых единицами языка в соответствии с авторской интенцией, и служат для реализации эстетической функции слова1.

Эстетические возможности графических средств используются в художественном тексте сравнительно редко, однако именно относительно низкая частотность определяет их высокую значимость в художественной коммуникации: необычность формы сразу привлекает внимание читателя и является признаком семантических приращений текстовой единицы, образного функционирования. В художественной практике разработан ряд графических средств актуализации эстетического значения (параграфем). Параграфемные единицы являются средствами разграничения, актуализации и выделения смысла, направленными на акцентуацию внимания и восприятие читающего. Вопросы параграфемики разработаны в трудах К.Э. Штайн [1989], Б.А. Плотникова [1992], В.П. Москвина [2004] и др. В исследованиях графических средств отмечается их экспрессивно-эмоциональный потенциал. Например, «Графические эффекторы выразительности, воздействия, эмоциональности работают на семантическую проекцию, на ориентацию в информационном пространстве, поэтому выделение и систематизация графических средств <.. .> представляются необходимыми при описании фоностилистических ресурсов языка» [Кульшарипова 2005, с. 61]. К ним относятся нарушения орфографических и пунктуационных норм, введение несвойственной языку произведения литерации, не обусловленные синтаксически кавычки, шрифтовое выделение отдельных единиц: разрядка, курсивное и полужирное начертание, подчеркивание, зачеркивание, прописные буквы. В поэзии применяются преимущественно фигурная форма произведения, разрывы и сегментирование строк.

Предметом рассмотрения настоящей статьи являются особенности функционирования графических средств в поэзии И. Северянина: ла-

1 Те же графические средства в научных и официально-деловых текстах выполняют принципиально иную функцию, поскольку служат для структурирования текста, экспрессивно нейтральны и подчиняются строгим нормам употребления.

тинская литерация, нарушения орфографического облика слова, графические выделения текстовых знаков.

1. Иноязычная литерация

Характерной чертой многих стихотворений И. Северянина является обилие заимствований и варваризмов. Он «поражал современников обилием иноязычных заимствований, вновь изобретенных слов, созданных на основе варваризмов» [Баевский 1996, с. 218]. Наиболее частый прием введения иноязычного компонента - традиционное представление его средствами русской графики: антракт, брэкфэст, вуаль, гондола, гривуазный, друид, жюри, иллюзия, кюрасо, ландо, мезальянс, нюанс, орангутанг, палаццо, репродукция, скальд, таверна, файф-о-клок, хлороформ, цилиндр, чарльстон, шхера, эффектный, юнкер, яхта. В других случаях поэт снимает ощущение новизны слова, образуя от него окказиональное производное, подразумевающее наличие целого деривационного гнезда: гурманоазис, глинтвейнодел, апломбист, меццо-гул, бравадный, монстриозный, пророкфорить, изавтомобилена, игнорирно.

Однако в ряде случаев вводятся неосвоенные графически слова и фразы: bleugendarme, bon vivant, causerie, crescendo, спре de chine, еп deux, fille d’hotel, gris-perle, houbigant, in pace, mâitre d’hotel, ö ö pik, opus, pardon, pas, pas de grâçe, pliant, Pü hajö gi, via sacra, votre plaisire, а также имена собственные: «А rebours», «Bel-ami», Jardin des Tuileries, Еппо, «Les fleurs du mal», Louis XV, Notre-Dame, Paris, «Quo vadis», Rakvere, Tiergarten, Titanic, Unter den Linden. Часто в иноязычной литерации даются названия напитков: Creme d’enine vinette, Creme des lilas, Creme des Violettes, oporto, triple sec curasso, triple sec Couantreu, определяющие читательское восприятие явлений и событий как экзотических, редких. На языке оригинала представлены и целые синтагмы, например: «Nejamais la voir, ni l’entendre» (эпиграф к стихотворению «Из Сюлли-Прюдома»); «Au pays parfume que soleil caresse...» (эпиграф к стихотворению «Креолка»); Mais non, regardez, regardez («Chansonnette»), «Remember me» («Байрон»). Введение иноязычного компонента в форме, соответствующей языку-источнику, является приемом выделения текстового знака и индикатором эстетического значения: его семантика не равна номинативному значению, присутствуют контекстуально обусловленные коннотации.

Латинская литерация применяется в ряде названий стихотворений и приобретает следующие значения:

- акцентирование внимания читателя на музыкальности текста, при этом заимствованный элемент является названием музыкаль-

ного жанра: «Berseuse осенний», «Berseuse томления», «Berseuse сирени», «Berseuse», «Chanson coquette», «Nocturno», «Nocturne», «Prelude», «Virelai»; или музыкального произведения: «Ave Maria», «Поэза о “Mignon”»;

- указание на ирреальность, условность лирического сюжета, название контрастирует с лексическим строем произведения, в котором преобладают просторечно-разговорные элементы: «Chanson russe»;

- выделение антропонима, называющего иностранца и служащего средством интертекстуальных или экстратекстуальных связей: «Dame d’Azow», «M-me Sans-Gene», «Charlotte Corde»;

- выделение текстовой единицы, создающей «местный колорит» и формирующей художественное пространство текста: «Kevade», «Ma-dis», «Tuu и Jukku» (эстонский), «Под шум Victoria Bay» (английский).

В отдельных случаях название является маркером экзотичности -значимого в поэзии Серебряного века эстетического начала, как, например, «Victoria regia» - название четвертой книги поэз (1910-1915 гг.), в которой собраны эгофутуристические произведения.

Литерация названия стихотворения «Carte-postale» (1912) - почтовая карточка - на французском языке необходима для акцентирования эстетического восприятия лирического героя:

Сегодня я плакал: хотелось сирени, -В природе теперь благодать!

Но в поезде надо, - и не было денег, -И нечего было продать.

Я чувствовал, поле опять изумрудно,

И лютики в поле цветут...

Занять же так стыдно, занять же так трудно,

А ноги сто верст не пройдут.

Гулять же по городу, видеть автобус,

Лицо проститутки, трамвай...

Но это же гадость! Тогда я взял глобус И, в грезах, поехал в Китай.

Действительность оценивается им через соответствие эстетическому идеалу. Мир природы противопоставлен миру человека: первый соотносится с категорией прекрасного, второй - безобразного, и лирический герой стремится уйти в мир красоты. Описанная в тексте бытовая ситуация - отсутствие денег на загородную поездку - становится причиной возникновения поэтического двоемирия, где Китай - обозначение условного пространства далекой и прекрасной страны, существующей только в грезах. Согласно сюжету, лирический герой пишет

о своих переживаниях на почтовой карточке, и их отличие от традиционных требует нестандартной номинации предмета - Carte-postale.

Своеобразным приемом использования иноязычных вкраплений и варваризмов является разрушение их структурной целостности, добавление русскоязычных аффиксов и флексий: Ьегсеше’ы, Ьегсеше’ные, в Renessanse ’е, beau monde’а, zwischen-deck’цам, на zwischen-deck’e, Guerlain’a, Rheingold’a, полу-toqué. Поэт создает двойственность восприятия слова: оно необычно для читателя и сразу акцентирует на себе внимание, для автора же стало превращаться в единицу активного лексикона, соотносимую с категориями русской грамматики. Таким образом формируется ирреальный образ автора, «маска», в которой он хотел бы предстать перед читателем - полиглот и космополит.

Функционально заимствования (как в русской, так и латинской литерации) могут служить также средством эстетической стилизации, например под речь определенного персонажа: вот, не угодно ли, maman; mesdames, доверие; С фамилией - pardon! - такой... дурацкой. И как одет!Моп Dieu! Он прямо хулиган!; Сказав «adieu», уйдет; и средством выражения авторской оценки: Каких мне не дали «pastilles»!; Стихи Ахматовой считают Хорошим тоном (comme il faut...); Идеалист style dé cadence! В стихотворении «Поэза для лакомок» (1919) элементы в латинской литерации участвуют в создании образа прошлого, наполненного пошлыми удовольствиями, о которых ностальгически вспоминает лирический герой:

А пьяновишни от Berrín?

Засахаренные каштаны?

Сначала - tout, а нынче - ríen:

Чтоб левых драли все шайтаны!

Bonbons de violletres Gourmets,

Пирожные каштанов тертых -Вкушать на яхтенной корме Иль на Ьеаито^е’овых курортах.

Мечтает Grace, кого мятеж Загнал в кургауз Кисловодска:

«О, у Gourmets был boule de neige»,

Как мятно-сахарная клецка...

2. Эстетическое значение графемы э

Особенно эстетически значимы для И. Северянина заимствованные слова, содержащие букву э. Для русских слов она нехарактерна и является очевидным признаком иноязычного происхождения слова:

аэролит, аэроплан, вирелэ, газэлла, дуэт, инфлуэнца, констэбль, лэ, ма-

эстро, многоэтажный, поэма, поэт, поэтесса, фаэтон, эволюция, эго, эгоист, эгоистична, эдем, экватор, экзотика, экзотический, экипаж, эклер, экспрессия, экспромт, экстаз, экстравагантно, экстренный, эксцесс, эластично, элегантный, элегия, электрический, элементарный, эллин, эллиптический, эмалевый, эмаль, эмблема, эмигрант, эмигрантский, эмпуза, энергия, Эол, эпигон, эпизод, эпилог, эпиталама, эполеты, эпоха, эра, Эреб, Эрот, эротоманка, эрудит, эрцгерцог, эскадра, эскадрилия, эскиз, эскимос, эстет, эстлянский, эстрада, этика, этюд, эфемерида, эфир, эффектный, эшафот. Можно предположить, что эстетическая функция выполняется как лексемой, так и самой буквой э, демонстрирующей новизну и необычность слова. Частотность использования слов с буквой э в поэзии И. Северянина значительно превышает обычную для русского языка, в ряде случаев она вводится искусственно, что нарушает правописание слов, подчеркивая экзотичность их звучания2, фактически именно буква становится носителем эстетического значения, различного на разных уровнях текста. На информативно-смысловом уровне реализуется значение «благородный, красивый, изысканный»: берэт, буэр, вервэна, декольтэ, дэнди, кайзэрка, кафэ, коктэбль, кон-стэбль, коттэдж, кризантэма, крэм, крэм-брюле, крэп, кэпи, мэнада, пастэль, плерэзы, плэд, рефрэн, сэвр, турнэ, тюльбэри, тэннис, фойэ, шалэ, шоффэр. Ряд имен собственных (антропонимов, топонимов и фик-тонимов) в стихотворениях использован в вариантных формах с буквой э, что указывает на доминирование эстетической функции: Бизэ, Бодлэр, Дантэс, Маллармэ, Масснэ, Меримэ, Метэрлинк, Мюссэ, Шопэн; Лувэн, Сэна, Одэр, Остэндэ; Антинэя, Вертэр, Гарриэт, Инэс, Ирэн, Мадлэна, Проспэр, Стэлла, Хозэ. На прагматическом уровне нанизывание слов с буквой э является средством выражения авторской иронии:

Он читает ей Шницлера, посвящает в коктэбли,

Восхвалив авиацию, осуждает Китай

И, в ревнивом неверии, тайно метит в констэбли...

Нелли нехотя слушает. - Лучше ты покатай.

(«Нелли», 1911)

Количество слов с буквой э в русском языке невелико, и И. Северянин создает новые лексические единицы, содержащие ее: поэзия ^ по-

эза, поэзоконцерт, поэзовечер, поэзосоловей, поэзодельцы, нео-поэзный;

2 В ряде словоупотреблений использование буквы э является не нарушением, а вариантом современной И. Северянину орфографической нормы. Мы не дифференцируем эти случаи, поскольку особенности употребления графемы указывают на вполне определенную авторскую тенденцию: на наш взгляд, в идиостиле она является одним из постоянных маркеров эстетического значения слова.

поэт ^ поэтик, поэтно, высокопоэтический; поэма ^ поэметта, бес-поэмие; пенснэ ^ пенснэйный; эго ^ эгофутуризм, эгополонез, эгорон-дола; экватор ^ экваториальность; экран ^ оэкранить; экс ^ экс-друг, экс-царь, экс-чиновник, экс-гусар, экс-властительный; экстаз ^ экста-зер, экстазный, экстаза (сущ. ж.р.); эксцентричный ^ эксцентричка; эксцесс ^ эксцессер, эксцессерия; элегантный ^ элегантка; элегия ^ элежный, элежник; электричество ^ электробот, электроветры, электричный, наэлектриченный, электростишить; эльф ^ эльфовый; Эол ^ эольчик, эолевый, эоля (дееприч.); эскиз ^ эскизетка, эскизя (дееприч.); эстетика ^ эстетная, эстетность; Эстония ^ эстийский, эсточка, обэстоненный; эфемерный ^ эфемерить. Слова демимондэн-ка и дэмимонденка - варианты авторского производного от demie monde -полусвет, в обоих как признак новизны и иноязычного происхождения слова сохраняется буква э. Эта буква является ключевой в словообразовательных моделях слов сюрприз ^ сюрпризэрка, греза ^ грезэр ^ грезэрка, резерв ^ резервэрка (формант -эр- со значением «название лица по роду занятий»), Мирра ^ Миррэлия (формант -эли(я) со значением «страна»), фетр ^ фетэрка (формант -эрк- со значением «материал»), а также в симфония ^ симфониэтта (формант -этт(а) со значением «маленький»). Затемнены значение форманта -эт и производящая основа в слове мируэт (видимо, по аналогии с пируэт; производное от имени Мирра). Северянином также создан ряд авторских фиктонимов: Крэлида, Эклерезита, Эльвина, Эльгрина, Эльисса, Эсклармонда.

3. Шрифтовые средства выделения

Авторское выделение И. Северянином отдельных текстовых единиц средствами графики указывает на их высокую значимость для поэта, который сам расшифровывает функцию параграфемы:

Как жили бы люди красиво,

Какой бы светились мечтой,

Когда бы (скажу для курсива):

Их Бог одарил немотой.

(«И рыжик, и ландыш, и слива», 1911)

В ряде случаев шрифтом выделяются местоимения, имеющие в узусе абстрактную семантику. Использование параграфемы демонстрирует контекстное сужение значения, его конкретизацию в соотнесении с другими текстовыми знаками. Обозначенная таким образом связь создает текстовое напряжение, актуализирующее эстетическое значение коррелирующих единиц: Искал я в новой все того ж, иного, Что отличает от других - тебя!; каждый труженик-крестьянин Выписывает

свой журнал; живой по-своему ведь жив; Любовь и Солнце мы встретим там! Пусть на закате оно уходит, Она приходит по вечерам; Ты помнишь нашу Валентину, Что чуть не стала лишь моей? Показателен пример стихотворения «Тайна песни» (1918), где наглядно представлена широта диапазона окказиональных значений:

Однако же, у всяких вкусов Излюбленный искусник свой:

Одним - мил Дебюсси и Брюсов,

Другим - Серов и А. Толстой.

Выделенная автором единица, как правило, является оценочной и выражает авторскую позицию, отличающуюся от «масок» его лирических героев. Так, слова нельзя, ничто - показатели неприятия мира человека, противопоставленного миру природы: Как слабы вы! Как мало дружны! Над Вами властвует Н е л ь з я; Сначала тьма? не свет ли после? Иль погрузимся мы в Ничто? Вместе с тем человек имеет эстетическое значение «прекрасное, возвышенное»:

Но ты не животное, ты - Человек,

Кто б ни был ты - негр, англичанин иль грек -Подумай об этом немножко...

(«Уничтожьте партийность!», 1923) И всякий чуткий человек,

Живых оберегатель рек, -Стремится, чтоб своей дорогой Текла река. Тот - человек,

Кто горд возможною подмогой.

(«Триолеты», 1923)

Ироническую экспрессию приобретают оценочные эпитеты в стихотворении «Парижские Жоржики» (1927):

Их шалости глубинны Их пошлости тонки.

Мальчишки неповинны За все свои грешки...

Семантика определяемого слова контрастирует с узуальным значением прилагательного, и графическое выделение подчеркивает оксюморон, демонстрирующий разницу между сущностью явления (пошлость, шалость) и его оценкой в определенных кругах (глубинный, тонкий). Ключевым для И. Северянина в данном случае является не выделенное слово, а коррелирующее с ним.

Ирония определяет и использование просторечного варианта названия страны - Рассея: Конечно, я для вас - «аристократ», Которого

презреть должна Рассея... («Финал», 1919). Искаженный топоним употреблен в значении «толпа, невежественная масса», поэтому претензии на право оценивать поэта и его творчество вызывают резко негативную реакцию автора.

Выделенные шрифтом текстовые единицы могут также являться средствами интертекстуальных связей, как, например, в стихотворении «Изыски Гоголя» (1925):

Любовь веснует у него,

Горит лимон в саду пустыни,

И в червонеющей долине -Повсюдныж знаков торжество.

И зимней ночи полусвет Дневным сменился полумраком...

Все это мог сказать поэт,

Отмеченный парнасским знаком.

В авторском примечании указано, что выделенные слова и фразы -выражения Гоголя, а текст И. Северянина, таким образом, можно считать лирическим комментарием.

4. Функционирование параграфем в поэтических текстах

Графические средства в поэзии И. Северянина становятся приемом языковой игры, как, например, в стихотворении «Секстина» (1910). В каждой строфе повторяется слово эклер - «пирожное из заварного теста с кремом внутри», однако его эстетическое значение в данном тексте - символ приятной, но неадекватной критики. В тексте оно ассоциируется с эпитетом воздушный: читаю отзыв, точно ем «эклер», так обо мне рецензия... воздушна; пусть дирижабли выглядят воздушно; нельзя судить воздушно. Воздушный (воздушно) здесь - «наполненный воздухом», т.е. «пустой, бессодержательный». Введение омофона к эклер, данного в латинской литерации é clair (фр. молния), уточняет контекстные значения ключевого слова: эклер - символ поверхностной, легковесной критики, звучащей в восприятии поэта так же неприятно, как и несвоевременный петушиный крик. Творчество истинного поэта (такого, как Бодлер или автор) подобно молнии, разряжающей душную атмосферу пошлости и меняющей восприятие привычных вещей (в последней строфе значение воздушно - «легко, невесомо», экспрессия по сравнению с предыдущими строфами полярно меняется):

Близка гроза. Всегда предгрозье душно.

Но хлынет дождь живительный воздушно, -Вздохнет земля свободно и послушно.

Близка гроза! В курятник, Шантеклер3!

В моих очах e clair, а не «эклер»!

Я отомщу собою, как - Бодлэр!

В этом же тексте используется и шрифтовое выделение отдельных текстовых единиц: Цветами зла увенчанный Бодлэр; Поглубже в глубь: бывает в ней Бодлэр. При внешнем сходстве способов выделения функция их различна: «Цветы зла» - поэтический сборник Ш.Бодлера, поглубже в глубь - цитата из него, следовательно, параграфемы указывают на интертекстуальные связи; выделение же имени поэта эксплицирует логическое ударение в поэтической строке.

Примером искусного соединения разных приемов графического выделения для создания цельного образа путем актуализации индивидуально-авторских приращений семантики и экспликации эстетической значимости служит стихотворение «Цветок букета дам» (1911):

В букете дам - Амьенского beau mond’a Звучнее всех рифмует с резедой Bronze-oxidi блондинка Эсклармонда,

Цветя бальзаколетнею звездой.

Она остра, как квинт-эссенца специй,

Ее бравадам нужен резонанс,

В любовники берет «господ с трапеций»

И, так сказать, смакует mesalliance...

Условностям всегда бросает «shoking!»

Экстравагантно выпускает лиф,

Лорнирует базарно каждый смокинг,

Но не во всяком смокинге калиф...

Как устрицу, глотает с аппетитом Дежурного очередную дань...

При этом всём - со вкусом носит титул,

Иной щеке даря свою ладонь.

3 Отметим отсутствие в этом слове графемы э, хотя явно заимствованное происхождение и особенности произношения, казалось бы, предполагают использование этого средства. Шантеклер - главный персонаж пьесы Э. Ростана «Шантеклер» (1910), трактуемый И. Северянином как самовлюбленный слепец, выносящий примитивные поверхностные суждения. Поскольку Шантеклер - петух (образ, восходящий к средневековому эпосу «Роман о Лисе»), это значение многократно обыгрывается в тексте стихотворения за счет развертывания ассоциативных рядов «петух ^ кукарекать ^ громко и неприятно кричать», «петух ^ курица ^ курица не птица», «петух ^ курица ^ куриные мозги»: И курский соловей поет бездушно, // Когда ему мешает шантеклер; И в воздухе бывает не воздушно, // Когда летать захочет шантеклер...; В курятник, Шантеклер. Слово, приобретающее в контексте эстетическое значение «безобразное, пошлое, примитивное», не может содержать буквы, ассоциирующейся с иными эстетическими категориями.

Ироническая экспрессия всего текста создается нанизыванием заимствований и варваризмов, переданных как кириллицей, так и латиницей на языке-источнике (французский и английский). Основная функция заимствованных слов - создание образа аристократки, описание ее внешности (Bronze-oxidi), характера (остра, как квинт-эссенца специй), особенностей поведения (бравада, экстравагантно, лорнирует), особенностей речи и произношения (beau mond’a, mesalliance, shoking). Фиктоним Эсклармонда также воспринимается как иноязычное слово в силу его фонетическо-графических особенностей. В характеристике окружения использованы кавычки - «господа с трапеций», что, видимо, является средством передачи особенностей речи героини, контекстное значение - «артисты цирка»; и шрифтовое выделение - калиф, демонстрирующее употребление слова в переносном значении: «Ирон. О человеке, наделенном или завладевшем властью на короткое время». Формирование эстетического значения заимствований происходит при их сопоставлении с разговорными элементами, снижающими образ, показывающими несоответствие притязаний действительному уровню культуры: bronze-oxidi блондинка, смакует mesalliance, лорнирует базарно, не во всяком смокинге калиф. Стяженная форма квинт-эссенца вместо литературного квинтэссенция (основа, самая сущность чего-либо) демонстрирует и особенности произношения героини, и ее желание произвести впечатление интеллектуалки при отсутствии фундаментального образования, и ироническое отношение к ней автора. Своеобразно описание возраста: бальзаколетняя - производное от имени О. Бальзака, окказиональное слово, построенное по модели имен прилагательных, называющих возраст (сорокалетняя) и компрессирующее значение «женщина бальзаковского возраста». Для понимания эстетической функции этого эпитета необходимо учитывать культурные коннотации производящей фразы (в начале ХХ в.): женщина не первой молодости, опытная, ведущая активную светскую жизнь и более ничем не интересующаяся. Синтагма цветя бальзаколетнею звездой является исчерпывающей характеристикой: в нем троекратно повторяется значение успешности, имплицитно выраженное в каждом слове (цвести - неодобр. процветать, звезда - знаменитый человек), и именно эта избыточность является знаком авторского неодобрения и иронии.

Неожиданное по результату соединение разных параграфем сделано в стихотворении «Еще не значит...» (1914):

Пройтиться по Морской с шатенками,

Свивать венки из кризантэм,

По-прежнему пить сливки с пенками И кушать за десертом крэм -Еще не значит... Прочь уныние И ядовитая хандра!

Война - войной. Но очи синие,

Синейте завтра, как вчера!

Просторечный грамматический вариант пройтиться стилистически контрастирует со словами кризантема, крэм, содержащими графему э и имеющими семантический оттенок «изысканное, утонченное». Объединяющим началом служит контекст, в котором формируется тематическая близость данных слов: они называют явления обычной мирной жизни, противопоставленной войне. Антитеза необходима здесь для выражения идеи текста - желание получать удовольствие от жизни естественно для человека и не является предательством.

Наш анализ особенностей употребления графических средств в поэзии И. Северянина не претендует на полноту, однако он позволяет заключить, что в творчестве поэта параграфемы наделяются эстетическим значением, поскольку они являются средствами художественной коммуникации, эстетического воздействия на читателя: выделяют ключевые единицы текста, являющиеся центральными в формировании словесного образа, устанавливают интертекстуальные связи и выражают авторскую экспрессию.

Литература

Баевский В.С. История русской поэзии: 1730-1980. - М., 1996.

Бельчиков Ю.А. О культурном коннотативном компоненте лексики // Язык: система и функционирование: сборник научных трудов. - М., 1988.

Гиршман М.М. Слово в художественной целостности литературного произведения // Гиршман М.М. Литературное произведении: теория художественной целостности. - М., 2002.

Донецких Л.И. Эстетические функции слова. - Кишинев, 1982.

Кульшарипова Р.Э. Фоностилистика: проблемы и перспективы // Русская и сопоставительная филология. 2005. - Казань, 2005.

Ларин Б. А. Эстетика слова и язык писателя. - Л.,1974.

Москвин В.П. Выразительные средства современной русской речи: Тропы и фигуры. Терминологический словарь-справочник. - М., 2004.

Новиков Л. А. Структура эстетического знака и остраннение // Новиков Л. А. Избранные труды. Т 2. Эстетические аспекты языка. Miscellanea. - М., 2001.

Плотников Б.А. Семиотика текста: Параграфемика. - Минск, 1992.

Штайн К.Э. Язык. Гармония. Поэзия. - Ставрополь, 1989.