CC BY
172
Вестник Челябинского государственного университета. 2011. № 37 (252).
Филология. Искусствоведение. Вып. 61. С. 136-139.
Ю. В. Уткин
ЭРРАТОГРАФИЯ: АСПЕКТЫ ИЗУЧЕНИЯ
Статья посвящена анализу эрратографии (другие названия данного языкового явления -«антиорфография», «олбанский») в орфографическом, фонетическом, морфологическом, словообразовательном, лексикологическом и синтаксическом аспектах. Рассматриваются потенциальные связи между орфографией и морфологией, орфографией и лексикой, орфографией и словообразованием современного русского языка, реализующиеся на материале эрратографии.
Ключевые слова: эрратография, эрратив, орфография, антиорфография, лексика, словообразование, морфология.
1. Эрратография. В 2006-2008 годах в не-кодифицированном письменном общении на русском языке стало достаточно широко использоваться (преимущественно в Интернете) преднамеренное спонтанное отклонение от нормативного правописания. В среде пользователей его было принято называть «олбан-ским», а в научных работах наиболее популярным стал предложенный О. В. Дедовой термин «антиорфография». Однако по ряду опубликованных ранее причин [6. С. 203-205] более корректным представляется определение «эр-ратография».
К настоящему моменту эрратография постепенно превращается из «модного» контркультурного явления в сравнительно устойчивое языковое средство из узуса Рунета, вследствие чего активность ее использования значительно упала по сравнению с 2006-2008 гг. Тем не менее, эрратография остается очень популярной. Так, на 2 июля 2011 года в базе данных Яндекса (поисковой системы, отличающейся наиболее полной индексацией русскоязычного сектора Интернета) насчитывалось:
- 50 миллионов web-страниц, содержащих орфографически корректное написание «привет», и 2 миллиона страниц, содержащих эрра-тив «превед» (отметим, что здесь и далее для определения количества web-страниц использовались поисковые запросы с указанием точной формы слова). Соотношение упоминаний эрратива и правильного варианта - 0,04;
- 151 миллион web-страниц, содержащих написание «автор», 1 миллион - «аффтар», 714 000 - «афтар». Соотношение упоминаний эрративов и орфографически правильного варианта - 0,01;
- 6 миллионов web-страниц, содержащих написание «блондинка», и 365 000 - «блондинко». Соотношение - 0,06;
- 7 миллионов web-страниц, содержащих написание «сука», и 2 миллиона - «сцуко». Соотношение - 0,29.
В некоторых случаях частота использования эрратива в интернет-среде доходит до 6% и даже до 29% от частоты использования орфографически корректного варианта. Таким образом, эрратографию нельзя не признать живым языковым явлением. Но тогда какой оценки оно заслуживает?
2. Оценка эрратографии как явления. Лингвистическая оценка орфографических нарушений может быть сформирована с помощью анализа основополагающих работ по графике и орфографии русского языка. Она основывается на положении о функциональной предназначенности орфографии как явления: единообразие написаний облегчает их восприятие.
Так, Л. Р. Зиндер прямо говорит о стремлении к упрощению чтения как причине формирования орфографии [3. С. 89]. М. В. Панов отмечает условность орфографии и ее практическую необходимость для восприятия написанных текстов. Л. В. Щерба, рассматривая письменную форму языка через призму устной, также говорит об условности и «практико-ориентированности» орфографии: «... строго говоря, мы должны были бы допускать соответственные [вариантам литературного произношения] варианты и в нашем письме. Однако поскольку единообразие письма имеет громадное практическое значение, постольку приходится выбирать в каждом отдельном случае один из существующих литературных вариантов произношения как основу нашего письма» [8. С. 206]. Наконец, в работах И. А. Бодуэна де Куртенэ, заложивших основы современного научного подхода к орфографии, также содержатся замечания о принципиальной условности письма.
При этом ведущие ученые не раз говорили и о неоднозначности оценки орфографических нарушений: «Если существует строгая норма
- например, орфографическая, если она неуклонно выполняется, то продуманные и обоснованные отступления от нее сразу будут замечены и по достоинству оценены читателем (как средство выразительности, как художественный прием» [5. С. 38]; нарушение установленных правил может быть «средством для всякого новотворчества в области языка, которое, однако, будет понятно всем обладателям той же сокровищницы (т. е. носителям языка
- Ю. У.)» [7. С. 133-134].
Эти идеи получают развитие в современных работах по лингвистике, где отступления от норм во всем их многообразии часто рассматривают как языковую игру (например, это статьи и монографии С. Ильясовой, В. З. Санникова, П. Лайнелла (P. Linell) и др.). Соответственно и оцениваются они, в отличие от ошибок, однозначно неотрицательно: «На смену отношению “норма / ошибка” приходит отношение “норма / другая норма”» [4]; неожиданное или «странное» применение языковых средств может обусловливаться использованием некоторых скрытых возможностей языковой системы [10. С. 58] и т. п.
С этих позиций исследование эрратографии целесообразно прежде всего как привлечение в сферу лингвистики нового материала. И это дает определенные результаты: в частности, такой материал демонстрирует присущие современной орфографии русского языка междисциплинарные связи, не реализующиеся в ее нормативном варианте.
3. Эрратография как реализация потенциальных междисциплинарных связей орфографии. Соответствующие аспекты ее изучения. Известно, что современная кодифицированная русская орфография ставит написание в зависимость от фонетики языка (раСкричаться - раЗбиться), морфологии (повержеННый - причастие, дергаНый - прилагательное), лексики (прИемник - прЕемник) и даже синтаксиса (гружеННый кирпичом) - но не наоборот. Однако существуют основания утверждать, что появление эрратографии реализовало некоторые потенциальные связи орфографии, «обратные» названным, то есть изменение написания слова в кратчайшие сроки (несколько лет) проявило свое влияние в сферах, обычно не зависящих от орфографического облика слов.
Исследование эрратографии в орфографическом, фонетическом, морфологическом, словообразовательном, лексическом и синтаксическом
аспекте, проведенное на материале созданной с конца 2ОО7 до середины 2О11 года выборки контекстов в 21ООО словоупотреблений (из них 452О эрративов), дало следующие результаты.
Эрратография и орфография. Основными принципами русской орфографии являются фонематический (с позиций МФШ) или мор-фематический (СПФШ / ЛФШ) принцип, а также фонетический и традиционный принципы, суммарно охватывающие более 9О% написаний. В эрративах в среднем в 8О% случаях действуют те же принципы орфографии, и самым частотным также является принцип фонематический; характеристическим же принципом эрратографии является отклонение от правильного, т. е. соответствующего правилам орфографии, написания вне зависимости от природы последнего с помощью произвольно выбранного, допустимого с точки зрения правил графики средства записи данного звука или звукосочетания. Данный принцип формирует явление, но проявляется лишь примерно в 2О% написаний. Таким образом, мы говорим об эрратографии как о системе принципов написания, где эрратографический принцип существует не «вместо», а «вместе» с орфографическими в пределах одного слова.
Фонетический аспект исследования эрра-тографии. Эрратография зависит от фонетических особенностей русского языка, и эрративы иногда могут являться материалом для исследований по фонетике, однако специфические проявления эрратографии в звучании могут существовать только в определенных условиях (чтение вслух текста, предназначенного для существования только в письменной форме), но и в этом случае являться минимальными.
Морфологический аспект исследования эр-ратографии. Нашей задачей было выяснить, привело ли появление эрратографии к появлению новых морфем, устойчиво функционирующих в языке. С одной стороны, на морфологическом уровне отличия эрратографии от норм литературного языка невелики. Хотя нарушено написание очень большого числа морфем, это именно нарушения написания. Например, нельзя говорить о морфологизации е как эрратограммы окончания предложного падежа единственного числа существительных третьего склонения (в очереде), поскольку такая мена происходит также в других падежах и склонениях (нопитке упатреблять), в других морфемах (наченанеях) и т. д. Общим здесь является только совпадение средств создания эрратограммы при совпадающем звучании ис-
кажаемых слов, то есть при соответствии искажения правилам графики.
Однако определенно можно считать морфологизированными такие элементы, как ег, чег и нег (эрратограммы суффиксов существительных ик, чик и ник, в контексте почти всегда придающие слову яркую ироническую окраску): они довольно широко распространены (44 из 3100 эрративов использовавшейся для исследования подвыборки) и специфичны (в рассмотренной выборке 90% таких эрратограмм встретились именно в эрративных вариантах названных суффиксов и только в 10% случаев - в иных морфемах). Кроме того, отмечены случаи сохранения эрративного написания еГ/неГ/чеГ даже в тех случаях, когда к находится в сильной позиции - например, перед гласным при словоизменении или словообразовании: боярышнега, памятнегу, спутнеговый (г сохранилось в 48% случаев такого положения форманта - в 20 из 42 написаний эрративов, в нормативных вариантах содержащих суффиксы -*ик).
Из других эрратограмм морфологизированной, очевидно, можно назвать написание ц(а,о) / цц(а,о) для сочетаний тьс(я) и тс(я) (число устойчивых вариантов эрратограммы конечно, а число ее реализаций вне глагольных формантов тся / ться очень невелико); эрратограмму ей (вместо и), которая встречается только в корне -пис- в значении «писать» и составляет, по данным названной выше выборки, 33% всех искажений орфографии в данном корне (4 из 12).
Близка к «статусу» морфологизированной и эрратограмма о для окончания существительных второго склонения а: арихметико, ашыпко, птичько, чурко, дедужко, блондинко, девушко. Ее положение еще более любопытно. В случае с одушевленными существительными можно усмотреть морфологическую значимость эрратограммы: окончание о как бы снимает родовое противопоставление (девушка-девушко) или противопоставление по одушевленности-неодушевленности (чурко (в тексте употреблялось применительно к человеку), кошко, ср.: домишко) в иронических контекстах (так, девушко чаще всего употребляется в контексте иронического рассказа о «женской логике»), что является дополнительным ин-вективным моментом. Интересно, что иногда это влияет и на род зависимого слова: были отмечены словосочетания типа одно блондинко -как, впрочем, и моя кошко.
Таким образом, можно отметить возможность морфологизации эрратограмм и приобретения ими морфологической значимости,
т. е. изучение эрратографии в морфологическом аспекте ясно демонстрирует возможность прямого влияния орфографии русского языка на его морфологию.
Лексикологический аспект изучения эрратографии. Оставляя в стороне эрративные написания жаргонизмов, принадлежащих к построенному вокруг эрратографии «жаргону падонкав» (к примеру, фтыкать в значении «читать, смотреть»), отметим, что в ряде случаев эрратив имеет широкий круг употребления и по значению отличается от исходного слова. Самый яркий пример лексикализации эрратива, - разумеется, медвед: это не просто «медведь в эрративной записи», а медведь совершенно определенный, действующий в определенных контекстах, связанный с определенными смыслами и т. д. Иной пример - сцуко. Являясь эрративом от сука, это слово обладает иным смыслом: «правильный» и искаженный варианты тождественны в функции обсценного междометия, в функции инвективы эрративный вариант несет смягчающие коннотации, он менее категоричен и враждебен, в отличие от корректного варианта, эрратив может выражать положительную оценку (Farkop: IDDQD - Tieri4: idkfa.- Farkop: ДА ДА ДА. - Farkop: Сцуко )) вот так и проверяется старая компьютерная гвардия, севшая за компы в 90-е). Выполнять же функции прямой номинации может только орфографически корректный вариант существительного (контекст сука ощенилась может существовать, но нам ни разу не встретились контексты, делающие возможным предположение, что можно написать сцуко ощенилась). Возможно, так следует рассматривать все эрра-тивы табуированных обсценизмов. Что важно, приведенные примеры могут функционировать и вне рамок названной субкультуры (а медвед и не связан с ней генетически) - собственно, они перестали ею ограничиваться практически сразу после своего появления в 2006 году. Иными лексикализованными эрративами, на наш взгляд, являются криведко, кроссавчег и пр.
Высказанное предположение подтверждают результаты анкетирования, в ходе которого 96 респондентам был представлен в том числе и вопрос «Означает ли МЕДВЕД / КРИВЕДКО / ПТИЧЬКО то же самое, что МЕДВЕДЬ / КРЕВЕТКА / ПТИЧКА соответственно?». В случаях, определенных выше как лексикали-зованные эрративы (медвед, криведко), утвердительный ответ появлялся приблизительно вшестеро реже, чем в случае нечастотного написания птичько.
Таким образом, при изучении эрратофгра-фии в лексикологическом аспекте мы приходим к выводу, что изменения в орфографическом облике слова могут вести к его быстрому и устойчивому переосмыслению и расширению словарного запаса языка.
Словообразовательный аспект изучения эрратографии. Фактически явление лексика-лизации эрративов сходно с процессом семантического словообразования: по мере функционирования эрративного варианта слова он «обогащается все большим количеством ассоциаций ... происходит количественное накопление этих ассоциаций, приводящее ... к качественному “скачку” в виде акта рождения нового слова» [Цит. по: 1. С. 35] - но «производное» отличается от «производящего» орфографией. Таким образом, при отсутствии осложняющих производящую основу морфем своеобразным словообразовательным средством оказывается эрратограмма. В контексте изучения в современном языкознании графи-ко-орфографического способа словообразования, несомненно, заслуживает анализа с позиций словообразования и вопрос об орфографическом, точнее, «эрратографическом» способе.
Синтаксический аспект изучения эррато-графии. Особых отличий от синтаксического строя разговорной речи эрратография не провоцирует, что делает специальное исследование эрратографии в синтаксическом аспекте неактуальным.
Стилистический аспект исследования эр-ратографии. Эрратография может и должна стать предметом изучения стилистики аналогично тому, как грубые нарочитые нарушения нормы в «Житии.» Аввакума оцениваются как стилистическое новаторство; «выпадают из синтаксиса и “подбираются” стилистикой вопросы о сферах применения, о функциях конструкций с ограниченным кругом употребления» [2. С. 10] и пр. Применение эрра-тивов в текстах, не относящихся к сетевым субкультурам, обычно имеет целью указание на шуточную природу контекста или выражение иронии. И учитывая, что интернет-форма речи, как и письменная, испытывает недостаток средств, соответствующих паравербаль-ным средствам устной формы речи, и весьма подвержена влиянию принципа экономии языковых средств и усилий при выражении мысли (Д. Кристал (Crystal) удачно называет его выражением «save a keystroke» [9]), такое использование эрратографии довольно легко
объяснить. Представляется, что успешное исследование в этой области может привести к изменению взглядов на структуру языковых средств, рассматриваемых в этом разделе языкознания, введя в их число орфографические
- а возможно, и орфографические стилеобразующие - средства.
4. Итоги. Итак, изучение эрратографии в морфологическом, лексикологическом и словообразовательном аспектах демонстрирует, что орфография может не только зависеть от морфологии и лексики [русского] языка, но и, в свою очередь, оказывать на них влияние, порождая новые семантически и функционально полнозначные единицы, при этом никак не проявляя себя в области фонетики и синтаксиса. В аспекте стилистики же эрратография должна рассматриваться, в первую очередь, как источник чисто орфографических стилевых средств русского языка.
Список литературы
1. Балалыкина, Э. А. Русское словообразование : учеб. пособие / Э. А. Балалыкина, Г. А. Николаев. Казань : Изд-во КГУ, 1985. 184 с.
2. Виноградов, В. В. Проблемы русской стилистики. М. : Высш. шк., 1981. 320 с.
3. Зиндер, Л. Р. Очерк общей теории письма. Л. : Наука, 1987. 112 с.
1. Ильясова, С. Языковая игра в газетном тексте // Науч.-культур. логич. журн.. 2009. № 6. URL : http://www.relga.ru/Environ/ WebObjects/tgu- www.woa/wa/ Main?textid= 395&level1 =main&level2=articles.
2. Панов, М. В. И все-таки она хорошая! Рассказ о русской орфографии, ее достоинствах и недостатках. М. : Наука, 1964. 168 с.
3. Уткин, Ю. В. Об эрратографии как орфографическом стилевом средстве // Актуальные проблемы гуманитарных и естественных наук. 2009. № 2. С. 203-205.
4. Щерба, Л. В. Литературный язык и пути его развития (применительно к русскому языку) // Избранные работы по русскому языку. М., 1957. 188 с.
5. Щерба, Л. В. Языковая система и речевая деятельность. Л. : Наука, 1974. 428 с.
6. Crystal, David. Language and the Internet. Cambridge : Cambridge University Press, 2001. 272 p.
7. Linell, Per. The Written Language Bias in Linguistics : its nature, origins and transformations. London; New York : Routledge. 2005.
