Эпиталамические мотивы в поэзии М. Н. Муравьева (к постановке проблемы) Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

УДК 821.161-14 «17»: 82.01

ЭПИТАЛАМИЧЕСКИЕ МОТИВЫ В ПОЭЗИИ М.Н.МУРАВЬЕВА (К ПОСТАНОВКЕ ПРОБЛЕМЫ)

© 2015 А.Н.Пашкуров

Казанский (Приволжский) федеральный университет

Статья поступила в редакцию 15.04.2015

В настоящей статье рассматривается динамика генезиса и эволюции эпиталамической системы в литературе русского сентиментализма и предромантизма на материале творчества одного из ведущих представителей этих направлений в России XVIII века - Михаила Никитича Муравьева (1757 - 1807). Ключевые слова: эпиталамические мотивы, Муравьев, поэтика русской литературы последней трети XVIII столетия.

Генезис и эволюция эпиталамы как жанрового феномена и эпиталамических мотивов как системы в русской литературе первого века Нового времени - проблема для современной филологии открытая и динамично неоднозначная.

Первое существенное при рассмотрении истории вопроса заключается в том, что все эти процессы находятся внутри сложной многоуровневой системы русских неоклассицистических традиций, особенно активизирующейся к последней четверти XVIII века и началу XIX века1.

В то же время корни проблемы уходят и более глубоко - и связано это с устойчивым и постоянным интересом российских авторов к античной литературной культуре, что наблюдается еще в словесности Предвозрождения Руси в XVI веке2. Ряд исследований последних лет авторитетных специалистов в области истории русской словесности позволяет говорить, наконец, и о существенном влиянии мифологической интерпретации восточной культуры (на материале творческого наследия Г.Р.Державина - см. недавнюю статью проф. Анны Варды в специальном выпуске журнала «Филология и культура», приуроченном к проходившей в декабре 2014 года Между-

° Пашкуров Алексей Николаевич, доктор филологических наук, профессор кафедры русской литературы и методики преподавания Института филологии и межкультурной коммуникации. E-mail: [email protected]

1 Подробнее - см.: Кузьмина, Е.И. Неоклассицизм как литературно-эстетическое явление рубежа XVIII - XIX веков: автореф. дис. ... канд. филол. наук (10.01.01 -русская литература) / Елена Ивановна Кузьмина. Оренбург, 2001. - 17 с.

2 Шохин, К.В. Очерк истории развития эстетической

мысли в России: (Древнерусская эстетика XI - XVII

вв.) / К.В.Шохин. - М.: Высш.школа, 1963. - 115 с.

народной конференции «Г.Р.Державин и диалектика культур»3).

В судьбе и творчестве одного из зачинателей русского сентиментализма и предромантизма Михаила Никитича Муравьева (1757 - 1807) античная культура, ее понятия, идеалы, сама система ее мировидения проходят красной нитью4.

3 Варда, А. Гавриил Державин и «Фелицейский цикл» / А.Варда // Филология и культура. - 2015. - № 1 (39). -С.125 - 127.

4 См., к примеру, исследования: Бруханский, А.Н. М.Н.Муравьёв и «лёгкое стихотворство» / А.Н.Бру-ханский // XVIII век. Сб.4. - М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1959. - С.151 - 171; Егунов, А.Н. Гомер в русских переводах XVIII - XIX вв. / А.Н.Егунов. - М.: Индрик, 2001.

- 400 с.; Западов, В.А. Русский стих XVIII - начала XIX века (Ритмика) / В.А.Западов. - Л.: ЛГПИ, 1974. - 56 с.; Кулакова, Л.И. Очерки истории русской эстетической мысли XVIII века / Л.И.Кулакова. - Л.: Просвещение, 1968. - С.191 - 206; Луцевич, Л.Ф. К проблеме литературно-теоретических взглядов М.Н.Муравьева и К.Н.Батюшкова / Л.Ф.Луцевич // Венок поэту: Жизнь и творчество К.Н.Батюшкова. - Вологда: Вологодское книжное изд-во, 1989. - С.28 - 37; Морозова, Г.В. Гораций в творчестве Муравьёва / Г.В.Морозова // Проблемы жанра и взаимодействие литератур. - Алма-Ата: Изд-во КазГУ, 1986. - С.99 - 103; Петривняя, Е.К. Античные традиции в басенном творчестве М.Н.Муравьева / Е.К.Петривняя // Михаил Муравьев и его время.

- Казань: РИЦ, 2011. - С.125 - 133; Попович, А.В. Мифологема Золотого века в поэзии М.Н.Муравьева / А.В.Попович // Михаил Муравьев и его время. - Казань: РИЦ, 2011. - С.111 - 117; Резниченко, Л.И. О некоторых особенностях антологической лирики М.Н.Муравьева / Л.И.Резниченко // Проблемы изучения русской литературы XVIII века. - Л.: ЛГПИ, 1990. -Вып.8. - С.87 - 97; Яценко, О.А. "Незабвенное имя для сердец благородных...": М.Н.Муравьёв и его воспитанники / О.А.Яценко // ... И в просвещении стать с веком наравне. . - СПб.: Всеросс. музей А.С.Пушкина, 1992. - С.104 - 117.

Эпиталамические мотивы лирики Муравьева в контексте подобного культа Античности представляют для исследователей творчества поэта особенный интерес.

Для более обстоятельного вхождения в новую проблему, перед конкретным историко-литературным анализом необходимым представляется нам сделать несколько существенных вводных замечаний.

До сих пор, включая и самые недавние исследования, акцент при рассмотрении эпиталамики делался либо на поиск параллелей / влияний античных авторов, либо на эволюцию торжественно-панегирической оды в этом ключе5. Известный современный исследователь А.В.Петров, автор фактически единственного целостного на данный момент исследования по истории и теории русской эпиталамы в XVIII веке, в центр рассмотрения также не случайно ставит, в связи со всем этим, эпиталамы русским монархам и их наследникам6.

Традиционно главенствующей традицией в эпиталамике признается классицистическая, опирающаяся на неоспоримый авторитет и культ Античности. При этом, таким образом, выпадают из поля внимания: а) эпиталамы сентименталистов - предромантиков - романтиков (далее цепочка, по счастью, «восстанавливается»: не случайно А.Петров отмечает рост исследовательского интереса к эпиталамам России от Фета - к Серебряному веку7), б) в другом ракурсе взгляда,

- «простые эпиталамы», т.е. - не освященные именем определенного высокопоставленного лица, адресованные малому теплому кругу и связанные неразрывно с семейной, домашней поэтикой.

Цельные западные традиции, и эпиталамика

- яркий тому пример, никогда не сохраняли в нашей литературной культуре неприкосновен-

5 Mroczek, K. Epitalamium staropolskie: Mi^dzy tradycja literack^ a obrz^dem weselnym. - Wroclaw, 1989. - 231 p.; Contiades-Tsitsoni E. Hymenaios und Epithalamion. Das Hochzeitslied in der frühgriechischen Lyrik, Beitr. Zur Altertumskunde Nr. 16 Stuttgart Teubner 1990. 137 p.; Horstmann S. Das Epithalamium in der Lateinischen Literatur Das Epithalamium in der lateinischen Literatur der Spätantike. München (Saur) 2004. BzA: 197. - 349 S.; Забродская, В.С. Этталама ад антычнасщ да барока: исторыя тэорьп жанру [Электронный ресурс] - Режим доступа: http://www.hist.bsu.by/images/stories/files/ nauka/konf/L-2013/Zabi odskaia.pdf

6 Петров, А.В. Эпиталама в русской литературе XVIII века: Очерки по исторической поэтике жанра / А.В.Петров. - Магнитогорск: МаГУ, 2012. - 218 с.

7 Петров, А.В. Эпиталама в русской литературе XVIII века: ....

но-цельный свой характер, а трансформировались / дробились. Конкретнее, говоря на нашем материале: эпиталамика - это не только сами лирические гимны смежной с одой жанровой модели, но и система эпиталамических мотивов, свободно использующая для своей самореализации жанровый материал и «легкой поэзии», и идиллии, и элегии, и баллады, и даже - иных, нелирических родов литературы: «чувствительной повести», комической оперы и целого ряда других.

При таком динамично расширенном понимании эпиталамики, логично признать, что отнюдь не обязателен жесткий диктат позиции, при которой автор-создатель - только адресант эпиталамы. Сентименталисты и предромантики в целом совершили свою психологическую революцию прежде всего тем, что признали растворен-ность своего «я» в мире и свой постоянный диалог с этим миром (мир и творчество - как единый «лирический дневник»), из чего возник и принцип «соучастия-сочувствия». Автор эпиталамы может посвящать свои творения не только выше и далеко стоящим, но и своему «второму Я» - семье, как и собственно самому себе.

Гармоничная и добропорядочная эпиталами-ка античности попала в ситуации литературной культуры российского XVIII века в окружение традиций достаточно необычных. В итоге и изначальный ее содержательный смысл - собственно как комплекс стихотворных жанров лирической темы бракосочетания - стал существенно трансформироваться.

С одной стороны, еще через анонимную любовную лирику начала века, проникает в эпита-ламику волна религиозно-философских воззрений Древней Руси, прежде всего - в свете концепта одухотворенной, благословенной Богом Красоты.

С другой стороны, более чем значителен вес воспитательно-дидактического задания (того, что к концу столетия приведет к знаменитым реформам Г.Р.Державина в русле панегирической одописи и связанном с нею окружении).

Наконец, с третьей стороны рассмотрения, эпиталамика чутко реагирует на сам новый литературный контекст: изначально наиболее близкая, по видению мира, антико-центричному классицизму, в России она, особенно к последней четверти XVIII века, ведет свободный диалог с сентиментализмом, предромантизмом.

В последнем случае трудно недооценить роль литературного кружка Н.А.Львова, лидер которого сумел даже спокойную каноническую эпита-ламику поставить на верную службу новым сво-

им творческим экспериментам8. Именно у Николая Львова, вспомним, появляется даже эпита-ламическая игровая драматургия («Парисов суд», «Сильф, или Мечта молодой женщины»).

Еще своеобразнее проявляет себя эпиталами-ческая система в русской «легкой поэзии» второй половины столетия9. В родной своей Франции более связанная с культом любовной игры, свободной от нравственных и общественных уз, у поэтов России она нередко морализирует и просвещает, в связи с чем как раз и актуализируется освященный институт брака.

В творческом наследии Михаила Муравьева, создателя русской «легкой поэзии», одного из зачинателей нашего сентиментализма и, наконец, деятельного и творческого участника Львовского кружка, эпиталамические мотивы звучат хотя и не столь эпатажно, как у Львова, не столь назидательно, как у Державина, и не так трафаретно, как, скажем, у Хвостова или Шаликова, - тем не менее, весьма самобытны.

Первое, на что сразу стоит обратить внимание, заключается в том, что у этого писателя эпиталамика интересно переплетена с общей идеей раннего сентиментализма о преклонении перед Женщиной как перед Красотой. Так, например, миниатюра «К Алзоре» (1781) завершается дружеским пророчеством к юной красавице - о том, что когда она вступит на стезю, ведущую к Счастью, - это станет всеобщим праздником мира: только самим «сладостным присутст-вом» Она будет «толпы остановлять»10.

Центром образа Алзоры выступает, конечно же, светлое сердце: «...ощущаешь Сладчайший сердца миг биенья твоего...», да и сам поэт высшим даром считает «...сладость ... Твой образ в сердце звать...»11.

Вершиной же обожествляемой и обожествленной Красоты предстает благословляющее бракосочетание божество Любви: «...радость ...

8 Милюгина, Е.Г. Эстетика парадиза в усадебном творчестве Н.А.Львова / Е.Г.Милюгина // Михаил Муравьев и его время. - Казань: ГБУ "Респуб. центр монитор. качества образования", 2013. - С.77 - 87.

9 На материале потенций творческой системы М.Н.Муравьева - см.: Бруханский, А.Н. М.Н.Муравьёв и «лёгкое стихотворство» / А.Н.Бруханский // XVIII век. Сб.4. - М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1959. - С.151 - 171; Луцевич, Л.Ф. К проблеме литературно-теоретических взглядов М.Н.Муравьева и К.Н.Батюшкова / Л.Ф.Лу-цевич // Венок поэту: Жизнь и творчество К.Н.Батюшкова. - Вологда: Всеросс. музей А.С.Пушкина, 1989. -С.28 - 37.

10 Муравьев, М.Н. Стихотворения / М.Н.Муравьев. - Л.: Сов.писатель, 1967. - С.211.

11 Муравьев, М.Н. Стихотворения.... - С.211.

бог любви из глаз твоих лиет...»12. Автор, в отличие от традиции, не равноправен со всем хором свадебных славословий, он - и не вождь-моралист, а лишь смиренный созерцатель: «... знакомый твой, я буду с многолюдством, Но их счастливее, их вздохи разделять...»13. Интересно и символично, как дальше эту тему продолжит В.А.Жуковский - осветлив и возвысив тему Красоты, он напишет известную миниатюру-молитву «Теснятся все к Тебе во храм...».

Тема небесного брака интересно продолжена у Муравьева в «легких стихотворениях» «Отъезд» (1782) и «Истинная красота» (дата оконч.: 1784?).

В первой из миниатюр даже прямо дана «гиперссылка» на знаменитое творение современника, Ипполита Богдановича, - поэму «Душенька»: «любови и грации» - «играются красами» Нины, которой и слагается этот маленький гимн-поклон, как ими играет «Душенькин супруг» -всесильный и прелестный Амур14. В строках «Истинной красоты» лирическая картина продолжит развитие сюжета - и бог уже спустится к самой красавице: «... И в объятья прибегает Твой питомец - нежный бог...»15.

Закон эпиталамики - в гармонии воспевать гармонию и внешней и внутренней красоты вступающих на стезю семейной жизни. В «Истинной красоте» потому поэт и признается, что только поначалу к ней люди «... влекомы Внешней вида красотой»16. Постижение Красоты как смысла Счастья наступает лишь тогда, когда внешний, «физический» облик вообще начинает «растворяться в памяти», забывается - тогда и проявляется и остается навеки Главное: «Все черты твои прекрасны», но «... лучше сердце их»; «Удивленье наше данью Добродетелям тво-им...»17.

Внутренняя красота, и тут уже свое звучание поэтософским размышлениям писателя придает отечественная традиция, неотделима от понятия ответственности. Интересно в этом плане еще одно произведение времени расцвета таланта Муравьева, 1780-х годов, - «Иной бы стал непостоянством...» (1782). Именно в этом стихотворении появляется сквозное слово-рефрен эпита-ламики - узы (узы брака, узы Гименея): «Счастлив, кто нес твои оковы ... Пусть он приемлет узы новы...»18 - как видим, узы не только не тя-

12 Муравьев,

13 Муравьев,

14 Муравьев,

15 Муравьев,

16 Муравьев,

17 Муравьев,

18 Муравьев,

М.Н. Стихотворения. М.Н. Стихотворения. М.Н. Стихотворения. М.Н. Стихотворения. М.Н. Стихотворения. М.Н. Стихотворения. М.Н. Стихотворения.

- С.211.

- С.211.

- С.215.

- С.225.

- С.224.

- С.224.

- С.213 - 214.

гостны, но желанны, и чем они теснее «свяжут», скуют жизнь человека - тем важней и значимей эта жизнь станет.

И опять, как и в прежде рассмотренных нами лирических миниатюрах, - основой, на которой покоятся эти узы, становится нравственность. Только она, нравственность, оживляет жизнь и не дает ей замкнуться в недвижности - словом, заключает поэт: «Самой Киприде изваянной Недостает еще душа»! «В вечной юности душа» -венец и стихотворения «Истинная красота»19.

Но пока наш автор все еще предстает скорее просто как добросердечный сторонний наблюдатель, ведь благословляет он счастье иных красавиц. Сентиментализм тем и замечателен в литературной традиции, что, говоря словами самого Муравьева, помог осуществить «оборот на себя», связать свою жизнь и свое творчество в единую систему неповторимого лирического дневника. Вот почему циклу эпиталамических мотивов до тех пор не будет доставать цельности, до каких не появится автобиографическое видение семейного счастья.

Таким венцом эпиталамики в муравьевской лирике суждено было стать стихотворному посвящению «Милое дитя», первая редакция которого завершена была, как установлено Л.И.Кулаковой, около 1779 года. По целому ряду версий исследователей, стихотворение имело живого, а не условно-литературного адресата: это - юная Катюша Колокольцева, в недалеком будущем -невеста, а потом и жена Михаила Никитича. «Иг-ранья», «веселости» - вообще неотъемлемый атрибут эпиталамики; здесь они живут еще своеобразнее: играют... автор и его адресат.

Стиль игры - разный: у НЕЕ - быстрый, летящий, подвижный, все время меняющийся, меж ребенком и взрослой жизнью, у НЕГО - полупассивный, добросердечно поддерживающий, где главенствуют чуткое соучастие и благоговеющее молчание: «... во всех забавах детства Я всегда товарищ твой» - но при этом: «Я не смею продолжать»...20.

Символично предваряя и предрекая свадебное торжество, звучат мотивы танцев и песен (по интересному наблюдению А.Петрова, они сохранялись и в эпиталамике начала XIX века, к примеру в шаблонном эпиталамическом подношении гр.Д.Хвостова по случаю грядущего свадебного торжества у Николая Павловича Романова,

будущего Императора Николая I21): «Пляшешь весело со мной», «Песни мне свои поешь»...

Главной в будущем союзе, сразу и безоговорочно, становится ОНА. На лирического героя обрушивается, попросту говоря, целый «шквал» разных весело-строгих затей его избранницы. Возникает любопытное двоемирие всякого семейного союза: здесь и Небесное, высокие чувства, с которыми пока что обходиться даже и забавно (именно с НИМ ее «язык отважный» готовится «страсть изображать») - но здесь же и неминуемое земное: с ним же, своим пока что просто «старшим другом», юная шалунья «в пяльцы шьет» (старший друг - превращается в «подружку», для «легкой поэзии» нет ничего невозможного...), и, наконец, все с тем же «гостем-спутником», учится девочка и «прозе», следующей за эпиталамической лирикой: потому ОН смиренно и пишет, обращаясь к ней заранее с извинениями за любой, пусть и мнимый свой проступок: «Мне отсутство попрекаешь...». Но -бури скоро минуют: «Хладный вид - одна уловка, И Амур смеется ей...»22. Вновь - бог Любви, предвестник владений эпиталамики, но и сам испытавший мир семейной жизни, по прелестному античному мифу об Амуре и Психее... (для Муравьева, вдобавок, немаловажен и «пред-текст» И.Богдановича в «Душеньке»).

Пастельная палитра эпиталамических мотивов проявит себя и в иных родах словесности, представленных в достаточно обширном творческом наследии Муравьева. Так, сцены помолвки, подготовки к празднику соединения семейными узами - частотны в драматургии писателя разных лет, в т.ч. - в незавершенных набросках комических опер («Доброй барин» и некот.др.). Само торжество, по древнему языческому его сценарию, изображено в «оссианической» повести М.Н.Муравьева 1800-х годов - «Оскольд». Наконец, цикл «повестей-идиллий» о провинциальных «дворянских гнездах» («Обитатель предмес-тия», «Эмилиевы письма») - своего рода «эпилог эпиталамики»: здесь писатель рассказывает о счастливых семьях.

Итак, первой, локальной перспективой нашей темы может стать рассмотрение эпиталамиче-ских мотивов в творчестве Муравьева в целом.

Выходя на более обширный информацией уровень, интересно, как нам представляется, проанализировать закономерности соотношения и взаимодействия эпиталамики и «легкой поэзии», это позволит выявить новации русской литерату-

21 Петров А.В. Эпиталама в русской литературе XVIII века: .... - С.183 - 184.

22 Муравьев, М.Н. Стихотворения.. - С.223 - 224.

19 Муравьев, М.Н. Стихотворения.. - С.214.

20 Муравьев, М.Н. Стихотворения.. - С.223 - 224.

ры второй половины XVIII - начала XIX веков в жанровом и идейно-тематическом планах.

Третий возможный в будущем ракурс - изучение своеобразия эпиталамики в системе «Сентиментализм - Предромантизм - Романтизм»; именно на этом временном отрезке закладыва-

лось своеобразие миропозиции Золотого века русской классики, где свадебно-торжественные аллюзии попадают уже в иное окружение, вплоть до новых радикальных гражданственно-философских идей (как у Н.Г.Чернышевского в снах романа «Что делать?»).

EPITHALAMIC MOTIVES IN THE POETRY OF M.N.MURAVIEV (ON CHALLENGE PROBLEM)

© 2015 A.N.Pashkurov°

Kazan (Volga region) Federal University

The article deals with the dynamics of genesis and evolution of the epithalamic system in the literature of Russian sentimentalism and pre-romanticism based on the works of one of the leading representatives of these literary trends in Russia in the XVIII century - Mikhail Nikitich Muraviev (1757 - 1807).

Key words: epithalamic motives, Muraviev, poetics of Russian literature of the last third of the XVIII century.

Alexey Nikolaevich Pashkurov, Doctor of Philology, Professor of the Department of Literature and Teaching methodology, Institute of Philology and Cross-cultural communication. E-mail: anp. 72@mail. ru