CC BY
31
Вестник Челябинского государственного университета. 2018. № 9 (419). Философские науки. Вып. 49. С. 77-82.
УДК 141 DOI 10.24411/1994-2796-2018-10912
ББК 87.22
ЭПИСТЕМОЛОГИЧЕСКИЕ И СОЦИОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ПРИНЯТИЯ КОЛЛЕКТИВНЫХ РЕШЕНИЙ В СОЦИАЛЬНЫХ ГРУППАХ
А. Г. Корсунский
Крымский федеральный университет имени В. И. Вернадского, Гуманитарно-педагогическая академия (филиал) в г. Ялте, Ялта, Россия
Исследованы особенности принятия коллективных решений, осуществлён их философский анализ. Рассмотрены дискуссионные моменты, касающиеся эпистемологической надёжности процесса принятия коллективных решений, уделено внимание процессу конструирования коллективного знания. Исследовано влияние имплицитных, интеоризированных структур, дорефлексивных очевидностей, обеспечивающих согласованную реакцию и единообразное понимание внутри группы.
Ключевые слова: эпистемологическая надёжность, социальные группы, концепт признания, стили мышления.
Хотя многие аспекты проблемы «группового мышления» уже получили своё теоретическое и методологическое определение, однако сохраняется стойкий интерес к дальнейшей разработке этого феномена, поскольку исследование специфики группового мышления представляет значительную эвристическую ценность. Можно говорить о том, что именно такие исследования инспирировали ряд нестандартных теоретических ходов в области изучения коллективных когнитивных эффектов, коллективной интенциональности, а также предложили немало новых идей социальной эпистемологии.
Сама проблема эпистемологической надёжности коллективного решения обозначилась благодаря удачно сделанным наблюдениям Джейниса. Результаты этих наблюдений оказались отличными от ожидаемых и вызывали удивление исследователей. Удивление — предвестник всех смелых шагов в философии со времён Сократа — и в этот раз позволило выйти за рамки обыденных представлений и сформировать новую теорию.
Джейнис рассматривал процесс принятия коллективного решения на примере политических групп, служащих государственных институтов. И несмотря на определённую критику методологии исследования группового мышления, работы Джейниса долгое время находились в центре внимания профессиональных политиков, социологов, философов и широко цитировались в научной литературе. Его последователи изучали этот феномен в сфере бизнеса. Тема группового мышления получила своё дальнейшее развитие в работах Тетлока, Петерсона, Фелда.
Справедливо ли включить в область рассмотрения научные коллективы? Людвиг Флек, хотя и не использовал термин «групповое мышление», а говорил о стиле мышления, приблизился к этой проблеме. Вот что он писал о влиянии стиля мышления на восприятие идей и фактов: «истина... всегда или почти всегда детерминирована каким-то стилем мышления. Нельзя сказать, что одна и та же мысль для А истинна, а для В — ложна. Если А и В относятся к одному и тому же мыслительному коллективу, то мысль для обоих либо истинна, либо ложна. Если же они относятся к разным мыслительным коллективам, то это не одна и та же мысль: для одного из них она либо неясна, либо иначе понимается» [6. С. 49]. В области науки, благодаря следованию методологии, привязки к фактам, строгости наблюдения, верификации результатов, точным экспериментам и другим особенностям, говорить о групповом мышлении и его негативных сторонах не корректно, скорее, согласившись с Флеком, нужно рассматривать стили мышления. Однако различное понимание идей, в зависимости от принадлежности к научным коллективам и использования стилей мышления, наглядно демонстрирует влияние группы и свойственных ей коллективных интенций, способствующих формированию определённой специфики взгляда на проблемы.
Вопрос о рациональности коллективного решения. Несмотря на некоторую обусловленность стилями мышления или влиянием группы, решение, которое принимается коллективно внутри группы, не является прозрачным. Такое решение нельзя чётко детерминировать, полностью
объяснить, проведя детальный анализ ситуации и акторов. Конечно, можно прогнозировать что группа придёт к некоторому решению, можно это решение примерно обозначить, выделить основную его направленность, но нельзя никогда быть уверенным на сто процентов. Намного проще прогнозировать решения, когда выбор между «да» и «нет». В случае выработки сложных многомерных политических решений строить прогноз уже не так просто.
Возник вопрос о том, насколько рационально принимаются политические решения и в чём их иррациональная составляющая, а также насколько достоверны выходные знания, общие для группы, насколько обоснован процесс их получения, насколько убеждения группы рациональны. Многие западные исследователи — П. Бахрах, Баратц, Р. Т. Голембийский — в своих работах поставили под сомнение эмпирическую обоснованность рациональных моделей принятия решения [11]. Утверждалось, что рационалистические предположения о полноте информации, которой владеют политические акторы, её достоверности, отсутствие всякого влияния на источники получения данных далеки от обыденной реальности и тем более от политики. Выдвигались такие контраргументы, как множественность субъектов политики, наличие различных интересов, межведомственный конфликт и специальные коалиции. В политических моделях процесс принятия решения не является итогом скрупулёзных вычислений, направленных на поиск оптимального результата, скорее это переговорный процесс на политико-бюрократической арене между игроками с различными интересами.
Что же касается эпистемологического аспекта, то проиллюстрируем его с помощью цитаты Бруно Латура: «Дело тут не в "интерпретативной изменчивости", которую обеспечивает "множественность точек зрения" на одну и ту же вещь. Это сама вещь получает возможность развернуться как множественная и, следовательно, рассматриваться с разных точек зрения, пока, возможно, не унифицируется на какой-то более поздней стадии в зависимости от способности коллектива к их унификации» [3. С. 152]. По мнению Латура существует опасность преждевременной унификации, предполагающая исключение всех спорных, несогласующихся моментов изучаемого явления, когда предмет исследования помещают в прокрустово ложе уже заданных предпосылок и готовых методов.
Некоторые исследователи акцентируют внимание на соблазне, возникающем в социальной
группе, подогнать разнородные факты для обоснования уже наметившихся коллективных решений. Например, как писал Н. Талеб, найти эмпирические подтверждения для заранее сформулированной в группе гипотезы не сложно, но такой подход не является верным [14]. Верным же, по мнению Талеба, является метод, ведущий от анализа эмпирических фактов к гипотезе, гипотеза при этом не сформулирована заранее и даже не намечена, это позволяет отойти от субъективных предубеждений.
Важным критическим замечанием является то, что анализ принятых решений проводится ретроспективно. То, что очевидно сейчас, не было очевидно на момент принятия решения. С другой стороны, мы не располагаем всеми сведениями, которые были известны акторам коллективного принятия решения. Кроме того, нельзя не сказать, что распределение между так называемым групповым и негрупповым мышлением проводилось по принципу «всё или ничего». Отсутствовала какая-либо градация между этими крайними случаями, даже не ставился вопрос о её возможности. В качестве исходных допущений при анализе группового мышления выступали: абсолютная сплочённость группы, направленность на поиск консенсуса, что, конечно, не всегда соответствует политической практике.
Особенности конституирования коллективного знания. Уже в традиционной эпистемологии звучал вопрос о процессе конституирования коллективного знания. Если следовать индивидуалистической логике, то нет никакой невидимой социальной силы, заставляющей членов группы принимать усреднённое решение, нет ничего помимо действий и решений самих индивидуумов. С этой позицией, конечно, можно поспорить или, скорее, сделать определённые уточнения: никогда нельзя свести действия группы к намереньям и планам отдельных его членов, поскольку в процессе коммуникации, социальных взаимодействий происходит существенное трансформирование изначальных импульсов индивидуума. Большое влияние на оценку индивидуумом ситуации и на принятие им решения оказывают межгрупповые связи, которые по своей природе крайне сложны. Коммуникация и аргументация внутри группы способствуют интериоризации убеждений и ценностей группы каждым отдельным участником. Необходимо брать в расчёт как сами социальные связи, так и историю социальных взаимодействий. Но также, в данном случае, и не стоит исходя из общего для группы факта искать общую для всех чле-
нов группы причину. Поясним данный тезис, прибегнув к работам Габриэля Тарда, которого иногда называют «альтернативным предшественником альтернативной социологии» [3. C. 36], и в частности к следующей его установке в научных исследованиях: «Источник и основание всякой социальной координации — это некий общий факт, от которого она постепенно нисходит к частным фактам, хотя всегда теряя в силе; короче говоря, что действует человек, но управляет им закон эволюции. Я придерживаюсь в известном смысле противоположного» [15. C. 114]. Тард первичным полагал индивидуальное действие и частные факты, но не отрицал влияния социального контекста.
С позиций социальных конструктивистов и сторонников акторно-сетевой теории, решение, принимаемое группой, всего лишь общий факт — результат многих локальный взаимодействий, множества правил, действующих внутри группы. Такие установки и правила сформированы ранее, в другое время и другими акторами.
Петер Слотердайк призывает выйти из дихотомии «внешнее/внутреннее» и говорит о слабостях феноменологического подхода. Индивидуум эк-зистенционально вовлечён в «целостные обстоятельства», «там, где был "жизненный мир", должна возникнуть климатическая техника» [5. C. 295]. «Климат» внутри группы обеспечивает циркуляцию мнений, идей и клише. Центральные понятия, сформировавшиеся в социальной группе, относятся как к фактам и непосредственному знакомству с ними, так и с самим отношением соответствия между этим фактом и убеждением. В актуальный же момент действий и решений их природа остаётся забыта и представляет собой чёрный ящик. Внутренние установки и правила группы могут возникнуть как экспрессия фоновых установок, до этого существовавших в имплицитном, неразвёрнутом виде. И если проявление группового мышления сходно для всех групп, то его генезис уникален, причины, вызвавшие его к жизни, всегда вбирают в себя всё многообразие и сложность межгрупповых взаимодействий.
Роль концепта признания и внутригруппо-вые связи. Связи внутри группы можно лучше понять и проследить, прибегнув к концепту признания, понимаемому во всём обновлённом богатстве смысла, чем мы обязаны работам П. Рикёра и А. Хоннета [12]. Именно взаимное признание, в значении гегелевского acknowledgement, способно преодолеть вызов Гоббса—войну всех против всех: абсолютное недоверие, беспощадную кон-
куренцию, тщеславие [2; 4]. Взаимное признание выступает основой для формализованных норм, правил, негласных договорённостей, для формирования сети межгрупповых и внутригрупповых связей.
Как полагал Рикёр, признание состоит «в связи между расширением сферы признанных за людьми прав и обогащением способностей, которые субъекты признают за собой» [4. C. 144]. Такая позиция Рикёра может служить дополнительным объяснением мотивации отдельного индивидуума в принятии решения, навязанного группой.
Важной для разъяснения проблемы принятия коллективного решения является также позиция Гегеля о преодолении собственного самосознания в стремлении признания: «каждый отдельный человек со своей стороны делает себя достойным этого признания тем, что, преодолевая природ-ность своего самосознания, повинуется всеобщей в-себе-и-для-себя-сущей воле» [1. C. 243]. С преодолением природности самосознания происходит адаптация к требованиям социализации, выраженных в «порядках признания» [10] и «порядках значимости» [9], приобщение к общим для группы целям и интересам. Таким образом, описанное выше преодоление, а также формирующийся общий горизонт ценностей и целей во многом способны прояснить специфику принятия решений отдельным членом группы под влиянием общих групповых оценок и тенденций. Происходит приобщение не только к общему для группы горизонту ценностей, но и к общим стереотипам, что ведёт к селективному уклону в восприятии новой информации. Кроме того, каждый раз в рамках ситуационных решений группы и последующей, так называемой герменевтики применения (application) [4], у актора происходит закрепление представления о правильности внутригрупповых норм и выдающихся способностях лидеров группы.
Таким образом, при рассмотрении Джейнисом и его последователями процесса принятия коллективных решений социальной группой, не было уделено достаточно внимания критике непосредственности и независимости мнений и оценок членов группы. Опору в критике непосредственности мнений и оценок отдельного индивида можно найти у Гегеля, когда он критически высказывался о чувственной достоверности, а также в анализе вовлечённости восприятия в действие у Пирса, в феномене экспликации предпредикативного опыта в исследованиях Гуссерля. Хабермас подытожил всю предшествующую критику непосредственности:
«Уже простое восприятие предоформлено категориально не только физиологическим устройством — оно определено предшествующим опытом, определено трендированным и выученным точно так же, как и предвосхищённым, горизонтом ожиданий, да и вообще мечтаний и страхов» [7. С. 93]. Однако нельзя сказать, что всё сказанное Хабермасом можно без изменений спроецировать на восприятие человека, вовлечённого в деятельность группы. Не будут ли в этом случае его собственные действие и восприятие «захваченными», вся творческая, интенциональная деятельность не будет ли сведена к роли, а личность к актору-посреднику, как описывает это Латур? [3]. Но Латур не углубляется в анализ «захвата» восприятия. Новое в опыте такого члена группы часто им не воспринимается или получает искажённую оценку, так как воспроизводятся уже сложившиеся схемы оценки, основанные на аффективно закреплённых направляющих принципах. Новый виток сравнений и оценок ведом отнюдь не стремлением к истине и не стремлением беспристрастного отражения реальности. Чтобы прочитать новое в социальном событии, нужно быть открытым для этого прочтения, чувствительным к новым ценностям, быть в состоянии активно воспринимать новые смыслы. Как раз этой открытости, этой способности к восприятию нового и лишены акторы группового мышления. Вовлечённые в этот процесс, облечённые возложенной на них группой ролью, но отчуждённые от собственных творческих и критических сил личности, стремятся сохранить свой способ и свой стиль существования. И то, что кажется нашему субъекту беспристрастной рефлексией, уже имплицирует интерпретации в рамках не противоречащей его социальной роли картины. В то же время состояния неопределённости, сомнения, которые могут быть вызваны недостаточной осведомлённостью, инстинктивно избегаются с помощью интерполяции общих для группы мнений.
Альтернативным подходом к исследованию связей внутри сплочённой однородной группы может быть их рассмотрение на основе переплетения нарративов её участников, группа тогда представляется как «сообщество судеб». Участие человека в определённой социальной группе обусловлено его предыдущими жизненными решениями, его осознанным выбором, занимаемой социальной и политической позицией. Все последующие его решения, принимаемые уже в статусе члена группы, причастного ценностям и целям группы, су-
жают поле возможных жизненных сценариев и всё больше связывают индивида с группой.
Для возникновения феномена группового мышления нужна сплочённость и единство группы. Но что же сглаживает конфликты, примеряет противоположности, не даёт противоречиям развернуться, делает возможным объединение в деятельности практически несовместимых характеров? Что служит тут стабилизирующим фактором? Для ответа на эти вопросы необходимо предварительно обратится к рассмотрению двух вспомогательных проблем: проблемы восприятия человеком своего прошлого и проблемы отношения к случайностям. Настоящее окрашивает прошлое. Память не «записывает» воспоминания беспристрастно и чётко, а скорее реконструирует их. Элизабет Лофтус в своих работах отлично продемонстрировала, насколько пластична может быть память и как относительно легко могут быть внедрены ложные воспоминания [13].
Другой нужный нам аспект — случайность. Стечение случайностей, приобретение ими в будущем смысла, предопределённого и уникального, субъективно значимого, зачастую подавляет самую мысль о случайности. Человек непосредственно верит в неслучайность событий жизни, выстраивает их смыслы, вписывает во внутренний рассказ. Социальная группа, люди, с которыми взаимодействует отдельный участник группы, это те, через кого формируются новые смыслы в прошлом и новые цели в будущем, изменяя жизненный нарратив. Но справедливо также и обратное влияние. Такое влияние группы, при условии достаточной вовлечённости индивида, направленное как на целепо-лагание, так и на процесс оценки прошлого, выражается в стабилизации поведенческих стратегий, унификации мнений. Однако это может создать условия для снижения критичности восприятия информации, искажений в процессах ситуационной и проспективной рефлексии, что, в свою очередь, приводит к групповому мышлению.
Экзистенциальный и онтологический аспекты. Продвигаясь в исследовании нашего вопроса, перейдём к рассмотрению возможности экзистенциального и онтологического объяснений особенностей принятия коллективных решений. И тут же вспоминаются слова Хайдеггера о публичности и о «человеке людей»: «они держатся фактично в усреднённости того, что подобает.. Эта серединность, намечая то, что можно и должно сметь, следит за всяким выбивающимся исключением. Всякое превосходство без шума подавляется.
Всё оригинальное тут же сглаживается как издавна известное. Всё отвоёванное становится ручным. Дистанция, середина, уравнение как образы бытия людей конституируют то, что мы знаем как "публичность"» [8. С. 74]. Феномен группового мышления в таком контексте получает новое прояснение. Вовсе не нужно каких-либо внешних или структурных причин для его существования, его основа в «друг-среди-друга-бытии», в возможности «существовать способом несамостояния и несобственности» [Там же]. И тогда очевидна разница между решением, принятым человеком отдельно от группы, когда он не идентифицирует
себя ни с какой общностью, и человеком группы. Разница в способе быть в онтологической позиции раскрывает нам различие в решениях, действиях и взглядах. Ведь в сплочённой группе единомышленников «каждый оказывается другой и никто не он сам» [Там же. С. 75].
Рассматривая эпистемологическую проблему принятия коллективного решения под разными углами точек зрения, ловя её образ в теориях различных философских школ, ясно можем увидеть, что нет никакой одной глобальной причины, с помощью которой можно было бы дать исчерпывающие объяснение этому вопросу.
Список литературы
1. Гегель, Г. Наука логики / Г Гегель // Энциклопедия философских наук : в 3 т. — М. : Мысль, 1974. — Т. 1. — 243 с.
2. Гоббс, Т. Левиафан / Т. Гоббс — М. : Мысль, 2001. — 478 с.
3. Латур, Б. Пересборка социального: введение в акторно-сетевую теорию / Б. Латур. — М. : Издат. дом Высш. шк. экономики, 2014. — 164 с.
4. Рикёр, П. Путь признания. Три очерка / П. Рикёр. — М. : РОССПЭН, 2010. — 189 с.
5. Слотердайк, П. Сферы: Плюральная сферология / П. Слотердайк. — СПб. : Наука, 2010. — 459 с.
6. Флек, Л. Возникновение и развитие научного факта: введение в теорию стиля мышления и мыслительного коллектива / Л. Флек. — М. : Идея-Пресс, Дом интеллектуал. кн., 1999. — 142 с.
7. Хабермас, Ю. От критической теории к теории коммуникативного действия / Ю. Хабермас. — Ульяновск : Изд-во Ульян. гос. техн. ун-та, 2001. — 293 с.
8. Хайдеггер, М. Бытие и Время / М. Хайдеггер. — Харьков : Фолио, 2003. — 374 с.
9. Boltanski, L. Le nouvel esprit du capitalisme / L. Boltanski. — Paris : Gallimard, 1999. — 307 p.
10. Ferry, J.-M. Les Puissances de l'expérience. Essai sur l'identité contemporaine / J.-M. Ferry. — Paris : Passages, 1991. — 187 p.
11. Golembiewski, R. The Small Group in Political Science / R. Golembiewski. — Athens : Georgia University Press, 1978. — 298 p.
12. Honneth, A. Reification: a Recognition-Theoretical View / A. Honneth. — Oxford : University Press, 2007. — 197 p.
13. Loftus, E. Illusions of Memory / E. Loftus // Proceedings of the American Philosophical Society. — 1998. — Vol. 142. — P. 60-73.
14. Taleb, N. The Black Swan: The Impact of the Highly Improbable / N. Taleb. — New York : Random House, 2007. — 736 p.
15. Tarde, G. Les transformations du pouvoir / G. Tarde. — Paris : Felix Alcan Editeur, 1899. — 184 p.
Сведения об авторе
Корсунский Андрей Георгиевич — ассистент кафедры философии и социальных наук, Крымский федеральный университет имени В. И. Вернадского, Гуманитарно-педагогическая академия (филиал) в г. Ялте. Ялта, Россия. [email protected]
82
À. E KopeyHCKUù
Bulletin of Chelyabinsk State University. 2018. No. 9 (419). Philosophy Sciences. Iss. 49. Pp. 77-82.
EPISTEMOLOGICAL AND SOCIOLOGICAL ASPECTS OF COLLECTIVE DECISION-MAKING IN SOCIAL GROUPS
A.G. Korsunskiy
V.I. Vernadsky Crimean Federal University, Yalta, Russia. [email protected]
The article is devoted to the study of the features of collective decision-making, carried out their philosophical analysis. This paper discusses the controversial issues relating to the epistemological reliability of the process of collective decision-making, attention is also paid to the process of constructing collective knowledge. In the frames of this article, a detailed analysis of the influence of implicit, integrated structures, pre-reflective evidence providing a coordinated response and a uniform understanding within the social group. In addition, this paper examines the ontological and existential aspects of collective behavior. The article presents an epistemological analysis of the features of constituting collective knowledge. The author investigates the role of the concept of recognition and the influence of intra-group relationships in decision-making in a social group.
Keywords: epistemological reliability, social groups, concept of recognition, thinking styles.
References
1. Gegel' G. Nauka logiki [Science of logic]. Moscow, 1974. 243 p. (In Russ.).
2. Gobbs T. Leviafan [Leviathan]. Moscow, 2001. 478 p. (In Russ.).
3. Latur B. Peresborka sotsial'nogo: vvedeniye v aktorno-setevuyu teoriy [Social reassembly: an introduction to actor-network theory]. Moscow, 2014. 164 p. (In Russ.).
4. Rikyor P. Put'priznaniya. Tri ocherka [By recognizing. Three essays]. Moscow, 2010. 189 p. (In Russ.).
5. Sloterdajk P. Sfery: Plyural'naya sferologiya [Scope: the Plural spherology]. St. Petersburg, 2010. 459 p. (In Russ.).
6. Flek, L. Vozniknoveniye i razvitiye nauchnogo fakta: vvedeniye v teoriyu stilya myshleniya i myslitel 'nogo kollektiva [The emergence and development of scientific fact: introduction to the theory of thinking style and thought team]. Moscow, 1999. 142 p. (In Russ.).
7. Habermas Yu. Ot kriticheskoy teorii k teorii kommunikativnogo dejstviya [From critical theory to communicative action theory]. Ulyanovsk, 2001. 293 p. (In Russ.)
8. Haydegger M. Bytiye i Vremya [Being and Time]. Kharkov, Folio, 2003. 374 p. (In Russ.).
9. Boltanski L. Le nouvel esprit du capitalisme [The new spirit of capitalism]. Gallimard, Paris, 1999. 307 p. (In French).
10. Ferry J.-M. Les Puissances de l'expérience. Essai sur l'identité contemporaine [The powers of experience. Essay on contemporary identity]. Passages, Paris, 1991. 187 p. (In French).
11. Golembiewski R. The Small Group in Political Science. Georgia University Press, Athens, 1978. 298 p.
12. Honneth A. Reification: a Recognition-Theoretical View. University Press, Oxford, 2007. 197 p.
13. Loftus E. Illusions of Memory. Proceedings of the American Philosophical Society, 1998, 142, pp. 60-73.
14. Taleb N. The Black Swan: The Impact of the Highly Improbable. Random House, New York, 2007. 736 p.
15. Tarde G. Les transformations du pouvoir [The transformations of power]. Felix Alcan Editeur, Paris, 1899. 184 p. (In French).
