CC BY
8
ЭПИЧЕСКИЕ РЕЧЕНИЯ В ПСИХОЛИНГВИСТИЧЕСКОМ ИЗМЕРЕНИИ
Е.В. Дубовая
Аннотация. Статья посвящена анализу смысла и значения эпического речения "douce France" в старофранцузском героическом эпосе «Песни о Роланде». Постоянный эпитет в формуле "douce France" в контексте произведения приращивает дополнительный смысл - «Франция христианская». Семантическое речение "douce France" выражает известный идеал национального типа, представление о родине в новом качественном аспекте.
Ключевые слова: эпос, эпический, плеонастический эпитет, контекст, христианство, психология, творчество, смысл, значение.
Summary. Article is devoted the analysis of sense and value of an epic set phrase "douce France" in the Old French heroic epos "Songs about Rolands". The constant epithet in the formula "douce France" in a literary context develops additional sense - «France Christian». The semantic set phrase "douce France" expresses a known ideal of national type, representation about the native land in new qualitative aspect.
Keywords: the epos, an epic, pleonastic epithet, a context, Christianity, psychology, creativity, sense, value.
308 Ф
ранцузскии героическии эпос является наглядным подтверждением сказанных А.Н. Веселовским слов, что «эпос всякого исторического народа по необходимости международный». Действительно, научное изыскание поэтических источников эпических сюжетов и мотивов при всем их удивительном разнообразии и пестроте позволило обнаружить значительное количество черт общего характера. Формула всех древних исторических сочинений — война. Это бесконечная борьба добра и зла, света и мрака, жизни и смерти. Параллели к этой семантической теме мы находим и в европейских, и в азиатских хрониках, где прошлое человечества пред-
стает в образе бесконечных противостояний и кровавых столкновений: богов и титанов греческой мифологии, Рамы и Раваны индийской «Ма-хабхараты», Ормуза и Аримана иранского эпоса, Зигфрида и дракона Фаф-нира «Песни о Нибелунгах» и т.д.
Сходная идейная концепция героического проступает как водяной знак и в образе Роланда — центральной фигуры старофранцузского эпоса «Песни о Роланде. Традиционный эпический параллелизм прослеживается и в строении сюжета «Песни...» Тот же параллелизм в структуре частей и в соотношении этапов внутри частей. В соответствии с законом эпического параллелизма одни и те же мысли или
ЕК
одна и та же ситуация варьируются в двух или нескольких последовательных тирадах, ряд сходных ситуаций описывается в сходных выражениях. Ряд сходных по смыслу стихов рассыпан по всему тексту. Это так называемые повествовательные формулы: «спешит разить», «видит Роланд», «слышит король» ("saute sur pieds", "le roi répond", "Roland répond", "Olivier dit", "Roland lui dit"). Психическим обоснованием повествовательных формул, столь типичных для героического эпоса, является, по-видимому, тот факт, что все они построены на «методе внешнего восприятия»: закреплению словом подлежит лишь воспринимаемое зрением и слухом — речи и действия героя позволяют лишь догадываться о его переживаниях.
Закон эпического параллелизма обусловливает и особенности системы выразительных средств. Он диктует, в частности, употребление постоянного эпитета в семантических схемах: трава — зеленая, солнце — светлое, гора — высокая, волк — серый, копье — острое, Франция — сладкая (herbe verte, douce France, haute montagne, haut olivier, poitrine large, mortelle rage, aube claire, jour clair, sang clair, beau soleil, grand courage, bonne épée, sa redoutable épée, lame ensanglantée, le noble chevalier, le heaume luisant, branc d'acier, épée emmanchée en or pur, selle en or pur, poignet d'or et de cristal, casque orné en pierreries, les casques reluisaient de pierres d'or, eau courante, lune luisante, barbe blanche, braves combattants, cheval rapide, bons chevaux courants).
В «Песни о Роланде» в необычной пропорции употребляются «зеленая трава» (16 раз), «острое копье, шлем с
золотом и камнями, бегущий или быстрый конь, ясная кровь, блестящая кольчуга» (встречаются также от 6 до 9 раз). Для множества предметов употребляется слово «добрый», чаще всего со словом «вассал», а также "bons cheveaux courants". Особенно часто употребляется комбинация "douce France" (в 23 случаях). Вариации, формулы, плеонастические эпитеты и плеоназмы других видов, которые позволяют говорить о своеобразном плеонастическом стиле, преобладают не только в архитектонике «Песни о Роланде», но в целом являются одной из характерных примет эпических произведений.
Все эти параллелизмы и повторения — прямой результат редуплициру-ющего мышления: «Чем человек примитивнее, тем больше он творит вокруг себя вещей, семантически дублирующих друг друга и воссоздающих его представления о природе (ожерелья, кольца, серьги...). Зачем первобытный человек занят воспроизводством своих представлений, в том числе и в вещах? Почему он не носит эти представления внутри себя? Он повторяет все, что попадает в его орбиту, потому что для него объект (мир) и субъект (человек) неразделимы. Архаическое сознание имеет цельный, не-расчлененный характер. Различные варианты симметрии порождают определенный словесный ритм, который является характерной чертой эпической коммуникации» [14, 55].
Причины универсальной распространенности постоянных эпитетов и других тавтологических выражений исследователи склонны усматривать в том, что отличительный признак предмета, который представляется наиболее важным народному воззре-
309
310
нию и по которому производится наименование, постепенно утрачивается. Первоначальное впечатление, выраженное словом, постепенно затемняется: «Так как для сознания затеряна связь между звуком и значением, то звук перестает быть внешней формой. Потребность восстановлять забываемое собственное значение слов есть одна из причин, что в памяти народной это слово начинает сопоставляться с другими словами, имеющими сходное с основным значение. Тем самым в языковом сознании поддерживается собственный смысл этого слова. Отсюда постоянные эпитеты и другие тавтологические выражения, например, белый свет, ясный — красный, косу чесать, думать-гадать. В постоянных тождественных выражениях видна близость основных признаков. Параллелизм выражения указывает на затемнение смысла слова, потому что если это последнее понятно, то объяснять его незачем» [11, 5-6].
Настойчивое включение в данный эпический ряд композиции "douce France" вызывает недоумение. Это необычное стереотипное речение не встречается более в старофранцузском эпосе, ничего подобного этому выражению не было отмечено в эпических преданиях других народов.
В эпосе народов мира эпитет «милый» применительно к характеристике страны встречается лишь изредка, причем в совершенно ином окружении, чем в «Песни о Роланде». Кроме того, в «Песни» Франция бывает не только «сладкой», но и «дивной», «славной», «вольной»: "la libre France, la France louée, garnie, prisée". Почему же именно словосочетание "douce France" повторяется наиболее часто? Нам представляется возможным вы-
сказать догадку, что "douce France" звучит среди прочих лейтмотивом в унисон с генеральной линией повествования, запечатлевшейся в его религиозном слое.
Чтобы попасть в эпический текст, термин должен был быть широко распространенным в народном языке, иначе само сравнение, рассчитанное на приближение религиозной темы, осталось бы непонятным. Один и тот же персонаж, предмет, явление могут обозначаться по-разному, порой просто намеками или косвенными указаниями, которые понятны лишь тем, кто хорошо знает реалии среды, изображенной в оригинале. Если рассматривать старофранцузский памятник со всем комплексом реальных событий, то необходимо признать, что исторической, идеологической, нравственной доминантой эпохи является воинская идеология и что эта идеология религиозная. Коллективный, преемственный автор «Песни...» постоянно и настойчиво проводит идею крестового похода, то есть войны христиан против нехристей, как «правого и богоугодного дела», выдвигает концепцию христианского Запада, противопоставленного всему Востоку. Франки считают себя поборниками христианства и противопоставляются неверным сарацинам. В 1010 году сарацинами был убит патриарх иерусалимский, причем был осквернен Гроб Господень. Поэтому для идеологии «Песни... » мавр — прежде всего враг христианства. Магометан считают идолопоклонниками, мусульмане представляются универсальными врагами, как татары в русских былинах. Боги неверных языческие, «дурные». В виде мусульманских богов являются античные Аполлон и Юпитер, причем
Юпитер в «Песне...» получает наименование дьявола (Юпитер свел его в ад чародейством). Отрицая божественную власть языческих богов, христиане признавали за ними мощь дьявольскую. «Хананей» (хананеи — семитское племя) встречается в эпосе как ругательство. «Чувство омерзения к язычеству [...] становится вполне понятным на фоне ханаанской практики сжигания младенцев во славу Ваала» [5, 145].
Войско Балиганта являет собой грандиозную картину всего язычества, ополчившегося на Карла. Война с неверными кажется перманентной. Французские крестоносцы должны остановить мавров, которые чинят набеги на империю, и возвысить Империю и христианство. Тех, кто отказывался принять крещение, обычно убивали — иноверцев нужно искоренить Il n 'est resté nul payen dans la ville
Qui ne soit mort ou devenu chrétien. Le roi croit Dieu, veut faire son service. Eau du baptême ont béni les evêques Au baptistère ils mènent les payens. S'il y en a qui contredisent Charles, Il les fait pendre, ou brûler, ou tuer. Основная особенность этих войн — их религиозная направленность.
Церковь обещает крестоносцам причислить их к мученикам, если они падут в борьбе с неверными. Перед Ронсевальским сражением архиепископ Турпин обращается к рыцарям с такой речью:
Seigneurs barons, Charles ici nous laissa. Pour notre roi, nous devons bien mourir, La chrétienté aidez à soutenir. Bataille aurez, tous vous en êtes sûrs, ar de vos yeux vous voyez les payens.
Confessez-vous, demandez grâce à Dieu Vous absoudrai pour vos âmes guérir.
Si vous mourez, vous serez saints martyrs.
Sièges aurez en haut du paradis.
Особенности мировосприятия героев, связанные с глубокими религиозными переживаниями, возводят их в ранг почти святых. В тексте «Песни» мы находим множество тому подтверждений. Блестящие подвиги и поединки герой приписывает не своим талантам и заслугам, а усматривает в этом произволение Божьей к нему милости. В рукояти мечей рыцари вправляют мощи святых и прочие реликвии для защиты от смерти в бою и ранения. Лик архангела Михаила, который издавна почитался во Франции, украшает их хоругви. Один из самых распространенных боевых кличей рыцарей — "En Deu me fi et el baron Saint Pière". Другой боевой клич французов «Монджой» — это восклицание пилигримов, приблизившихся к Mons Gaudii (Monte Mario), с которого они впервые могли увидеть Рим, цель своего паломничества. Любое дело сопровождается молитвой. Молитвы читают над павшими в бою героями, чтобы препоручить их души Отцу Небесному. В час кончины Роланд устремляет все свои помыслы к Богу и протягивает Ему перчатку. Перчатка служит залогом явки на службу, на место поединка. Здесь Роланд отдает ее Богу, как вассал своему будущему непосредственному сеньору. Другая важная особенность императорской власти в том, что она законна и справедлива. Таков основной смысл выражения "droit empereur", которое часто встречается в тексте поэмы. Власть Карла правая и справедливая уже тем самым фактом, что правой и истинной является христианская вера. Нехристь неправ, а христиане правы. Роланд восклицает в пылу битвы: "Chrétiens ont
311
312
droit et Sarrazins ont tort". Сарацины неправы уже тем, что они сарацины, то есть отступники от истинной веры, иноверцы: " Charle a dreit envers la gent res-nie". Любое сражение считается законченным лишь тогда, когда решен вопрос, «правота» чьей веры взяла верх: "Josque li uns sun tort, reconnuisset".
Оджьер поверг на землю знамя магометан: эмир Балигант воспринимает это зловещее предзнаменование как поражение мусульман, которых, кажется, отвергает и низвергает сам Бог христолюбивого воинства: Li amirals alques s'en aperceit,
Que il ad tort et Charlemagnes dreit.
Для средневекового общественного сознания является аксиомой, что победа от Бога, и дает он ее тому, кому она принадлежит по праву, а «право имеющие» — это христиане. В бою, на конях, решаются и судебные поединки между рыцарями. Понятие «победа» расширяется: победа есть не только возобладание над чем-то внешним, например, врагом, но и внутренним; так создается великая нравственная максима: истинный победитель благ.
Как очевидно, вся сложная диалектика идейного содержания «Песни...», развертывающейся из перспективы религиозной психоидеологии, имевшейся большую остроту, для нас теперь малопонятную, заставляет отказаться от ординарного прочтения "douce France", сведения выражения к прямолинейному стереотипу, поэтической красивости. Взаимосвязь ведущего и зависимого слова — "France" и "douce" — не объясняется и формалистически, например, метрическими соображениями.
В контексте поэтической схемы всего произведения первичное значение эпитета "douce" — милая, дивная,
сладкая — расширяется до обобщенного смысла «христианская». Такой ракурс обусловливает иные лексические оттенки компонентов словосочетания, помогает адекватно передать смысловую насыщенность эпической формы: определение "douce" здесь означает, что Франция — христианская, то есть страна, связанная с христианской религией. Такое понимание представляется нам наиболее естественным. Именно этот смысловой обертон приводит к созданию изумительного по своей насыщенности и художественной выразительности образа «Франции христианской», который точно вписывается в образный строй и стилистику эпического текста.
Во французской средневековой поэзии эпитет "douce" — принятая форма молитвенного обращения к пречистой Деве Марии:
Glorieux père, qui jugez tous les êtres, Comme je sens s'affaiblir ma vigueur ! Nul ici-bas, si je l'avais atteint, Après mon coup n 'en aurait su guérir. J'ai payé cher le gant de mon domaine, De nulle terre n 'aurai-je plus besoin . Secourez-moi, douce dame du ciel ! (Raoul de Cambrai) [17, 12]
Priez pour paix, douce Vierge Marie, Reine des cieux, et du monde maîtressem Faites prier, par votre courtoisie, Saints et saintes, et prenez votre adresse Vers votre Fils, [... ] De prières ne vous veuillez lasser ; Priez pour paix, le vrai trésor de joie !(Charles d'Orléans) [17, 201]
"Douce Vierge", "douce dame du ciel", "douce France" — подобные соответствия не могут быть результатом случайности: они свидетельствуют об устойчивой психической модели ми-
ровосприятия, сущность которого основывается на отождествлении жизни своей страны с утверждением христианства. Элемент "douce" поясняет другую действительность, отражает представление о том, что страна и ее народ вверяют себя покрову Божьей Матери. Святой омофор — это и главное богатство Франции, бесценная реликвия, которая хранится в Шартре [16, 2].
Передача лексического значения "douce" через «милая, сладкая» без учета его широкого, переносного, психологического смысла очень огрубляет смысловую многогранность подлинника, сильно снижает живую вибрацию смысла на гранях логических, философских, моральных понятий.
Весь текст «Песни» развивает тему "douce France". На фоне событийного и литературного контекста поэмы "douce France", где как будто даже намечается даже некоторая персонификация образа, это не метафора, а реалистическая деталь. Включаясь составным звеном в ткань повествования, в комплекс семантических, логических ассоциативных связей, "douce France" психологически переосмысливается, превращается в «лобовое высказывание». В пользу такого понимания свидетельствует и другое, характерное для «Песни» устойчивое выражение — "D'ici qu'en Orient", которое также отсылает к эпохе крестовых походов и выступает как контекстуальный синоним к "douce France".
При атомическом восприятии, выхватывании из общей системы одной только реплики эта форма лишается динамики, становится заурядной, будничной, приводит к рождению ложной метафоры. "Douce France" — та
недостающая деталь в эпически обобщенном смысловом ряду, которая позволяет постичь весь размах поэтической структуры протографа, проникнуть в механизм образного мышления автора, оценить мастерство, с каким с помощью, казалось бы, обыденной формы, основанной лишь на связи рифмующихся слов, решается сложнейшая эстетическая задача — умение в малом выразить многое.
Психология любого творчества такова, что автор пишет для современников. Поэтому методологической ошибкой была бы попытка рассматривать историю слова, формы вне их исторического контекста, в отрыве от особенностей индивидуального и коллективного сознания конкретной эпохи. На разных ступенях эволюции человеческого мышления одинаковые языковые факты имеют разную значимость. Без учета этих расхождений невозможно правильно интерпретировать сравнение, лежащее в основе метафоры "douce France" — «сладкая Франция», которое стало одним из главных инструментов поэтического выражения в «Песни о Роланде».
О.М. Фрейденберг, известная своими разработками в области структуры архаического сознания, отмечает, что «историческая метафора — это иная метафора, не та, к которой мы привыкли» [12, 594].
«Современная метафора может создаваться по перенесению признака с любого явления на любое другое («железная воля»). Наша метафора выпускает компаративное «как», которое всегда в ней присутствует («воля тверда, как железо»). Основываясь на обобщающем смысле метафоры, мы можем строить ее как угодно, совер-
313
314
шенно не считаясь с буквальным значением слова («да здравствует разум!»). Но античная метафора могла бы сказать «железная воля» или «да здравствует разум!» только в том случае, если бы «воля» и «железо», «здоровье» и «разум» были синонимами. Так, Гомер мог бы сказать «железное небо», «железное сердце», потому что небо, человек, сердце человека представлялись в мифе железом» [14, 188].
Подобным же образом в иерархической структуре семантического комплекса, закрепленного за лексемой "France", ведущей оказывается семема, связанная с религиозной ориентацией страны, на основе которой строится антитетическое противопоставление Франции всему нехристианскому миру. При этом зависимый элемент словосочетания "douce" приращивает сходный дополнительный смысл и начинает функционировать как плеонастический эпитет.
Французскому рыцарскому эпосу свойственно описывать поведение человека в категориях долга. Духовно-нравственные запросы эпохи запечатлелись в религиозном слое эпоса. Попытки человеческого ума оценочно сопоставить многообразие религиозных учений «Песнь...» подытоживает в виде утверждения: не все религии одинаково ценны. Перефразируя высказывание Андрея Кураева, можно сказать, что христолюбивое воинство «Песни...» на вопрос «Не все ли равно, как верить?» отвечает отрицательно: нет, не все равно. Не все равно, едят ли люди друг друга или баранину. Не все равно, молятся они Христу или Вельзевулу». Сравнивая религии между собой, они видели, что одни религиозные практики являются, мягко
говоря, «более отсталыми», а другие «более духовными» [5, 12].
Жесткое отмежевание первых христиан от «античного наследия» станет понятнее, если вспомнить, что в глубине этого «наследия» проступала человеческая кровь [. ]. Не все язычники приносили человеческие жертвы, например, ненависть римлян к Карфагену не в последнюю очередь объясняется отвращениям римлян к человеческим жертвоприношениям африканцев. Принято возмущаться назойливостью поговорки «Карфаген должен быть разрушен». От «нового города» (Карфагена) осталось только имя, и те, кто раскопал эту землю через много веков, нашли крохотные скелеты — целые сотни — священные останки худшей из религий [. ]. Бог христианской религии любит человека, а взамен всех жертвоприношений требует от него его любящее сердце» [5. 145-147]. На таком историческом и религиозном фоне Франция «Песни... » сладкая, славная, дивная, вольная, кроткая прежде всего потому, что имя страны отождествляется с идеей христианства. Всякий раз, когда «Песня» говорит «Франция», подразумевает «христианская». Эта потенциальная сема становится самодовлеющей, перекрывает все остальные компоненты значения в смысловом объеме топонима, индуцирует появление аналогичной семы в лексемах, которые оказываются вовлеченными в его се-мантико-синтаксическую сферу.
Вследствие этого стереотипное речение "douce France" — постоянный эпитет в народном эпосе (как в русском былинном эпосе «стольный град Киев») был настолько прочным, что употреблялся даже врагами Франции, почти как географическое название:
Послушайте, друзья, какое горе Постигло нас: король могучий Карл, Властитель милой Франции свободной,
В наш край родной пришел нас покорить [10, ii9].
Подчеркивание "douce France" нельзя оставить без внимания еще и потому, что оно выражает известный идеал национального типа.
Становление национального самосознания неразрывно связано с пробуждением патриотического чувства, причем в рыцарских поэмах этот патриотизм носит ярко выраженный религиозный характер.
Карл Великий объединил под своим скипетром почти всю материковую Европу (за исключением самых северных и самых южных ее частей). И именно Francei de France связывают воедино по духу другие страны и народы. Это и составляет гордость и славу Франции. Франция теперь не просто часть империи. «Песнь... » называет Францию "Terre-major", потому что она лучшая, превосходящая по своей значимости другие страны в этом процессе духовного объединения под знаменем христианской веры. Франкский патриотизм сменяется французским.
"Douce France" выражает представление о родине в новом качественном аспекте. Это не только и не столько географическое название, сколько название идеи, объединяющей христианское сознание. Пределы, границы, отличительные признаки страны связываются с определенным национальным понятием, которое относится не к категории бытия, а к категории модальности.
Когда после взятия Нарбоны Карл хочет отдать город кому-нибудь из баронов, чтобы он остался там с гарни-
зоном, никто не прельщается военной добычей, все отказываются: им хочется поскорее вернуться в свою сладкую Францию.
Эпосы других народов в соответствующих случаях любят говорить о более реалистических, грубофизичес-ких деталях. Например, герой «Старшей Эдды» прибывает «в дом, к очагу, к вкусному пиву». Или еще в «Беовуль-фе»: «сможет на пиршестве пить брагу в Хеороте!»; он был из смертных [...] вождем достойнейшим, покуда властвовал казной и домом!» См. также в «Калева-ле»: «К отчему пришел порогу, к пашням прадедов вернулся»; «Ты скажи, что дашь мне, Вяйне, коль домой тебя отправлю, на межу родимой пашни, на порог знакомой бани?»
Представления «Песни» о стране, о доме связано с другой мерой ценности. В обозначении "douce France" за эмоциональным мышлением стоит иной, духовный принцип. Не представляется возможным привести параллельного примера такого глубокого выражения привязанности и нежности к своей родине, стране в эпосе других народов.
Любое литературное произведение исторически обусловлено. Специфические выражения, характерные для авторского диалекта, представляют бессодержательную форму, литературную красивость и не могут быть конкретизированы в нынешнем восприятии.
Постижение стилистического и смыслового наполнения отдельных языковых фактов, расшифровка частных мотивов возможны лишь путем включения данного явления в реальный контекст произведения, в систему авторских взглядов. Тогда становится очевидным, что казавшаяся
315
316
простенькой, плоской форма скрывает в себе глубокую идею.
Крестовые походы против испанских мавров «Песнь о Роланде» превращает в грандиозную борьбу Западной империи против всего нехристианского мира. Наличная религиозная компонента придает обыденной форме "douce France", пусть и метафоре, иной облик, затерянный для современного сознания. Такой подход дает возможность извлечь исконный смысл выражения, внутреннее ядро мотивации.
Приобретенное в таком контексте отчетливое смысловое наполнение «Франция христианская» придает сочетанию статус тавтологического выражения с плеонастическим эпитетом (подобно herbe verte, haute montagne, jour clair, eau courante, lune luisante и т.д.), сигнализирует процесс перехода значения в иное психическое измерение.
ЛИТЕРАТУРА
1. Бpyдный A.A. К проблеме семантических состояний // Сознание и действительность: Сборник статей. — Фрунзе, 19б4.
2. Выготский Л.С. Mышление и речь. — M., 1999.
3. Героический эпос германских народов. Перевод академика В.П. Беркова.
— М., 1975.
4. Калевала. Перевод Н. Лайне и др. — Петрозаводск, 1970.
5. Кураев А. Если Бог есть любовь. — М., 1998.
6. Леонтьев А.Н. Проблемы развития психики. Изд. 2. — М., 1965.
7. Леонтьев К. Храм и церковь. — М., 2003.
8. Логический анализ языка: язык и время. — М., 1997.
9. Нарский И.С. Критика неопозитивистских концепций значения // Проблема значения в лингвистике и логике: Сборник статей. — М., 1963.
10. Песнь о Роланде. Перевод Б.И. Ярхо
— М.; Л., 1934.
11. Потебня А.А. Символ и миф в народной культуре. — М., 2000.
12. ПочепцовГ.Г. Русская семиотика. — М.— Киев, 2001.
13. Сулейменов О. Аз и Я. — Алма-Ата, 1975.
14. Фрейденберг О.М. Введение в теорию античного фольклора // Фрейденберг О.М. Миф и литература древности. — М., 1978.
15. Chanson de Roland. Par A. d'Avril. — Paris, 1865.
16. Chartres ville d'Art. — France, edit Braun et Cie, 1976.
17. Domerc M., Payen J.Ch., Pernonnd R.. Plaisir de lire (moyen age). — Paris, 1965. ■
