CC BY
44
УДК: 94(470.57)
ЭНДОГАМИЯ У БАШКИР В IX-XVI ВВ.
© Ш.Н. Исянгулов,
кандидат исторических наук,
старший научный сотрудник,
Институт истории, языка
и литературы,
Уфимский федеральный
исследовательский центр РАН,
проспект Октября, 71,
450054, г. Уфа,
Российская Федерация,
эл. почта: isangul-schamil@rambler.ru
В статье рассматривается проблема эндогамии у башкир (их предков) в период средневековья. Автор выдвигает тезис о том, что при появлении кушнаренковских и караякуповских, а также чияликских племен на Южном Урале происходило массовое нарушение эндогамии, когда пришлые мужчины женились на местных женщинах. Данное явление на примере караякупов-ской культуры было доказано на антропологическом материале еще Р.М. Юсуповым. Появление единых кладбищ, четкое разграничение «мужского» и «женского» инвентаря в погребениях, как пришлых (степных) и местных, на памятниках кушнаренков-цев и караякуповцев и т.д. подтверждают мнение Юсупова. Отсутствие инвентаря в мужских и языческие пережитки в женских и детских захоронениях в чияликской культуре также свидетельствуют о нарушениях эндогамии. Однако, как это ни парадоксально, эндогамия сохранялась по отношению к этнически близким народам. Отражением нарушения эндогамии в устном народном творчестве следует считать и многочисленные легенды и предания о женитьбе героев на волчице, лошади, лебеди, на дочерях бесов, шайтанов, шурале и т.д. В то же время, в целом эндогамия у башкир сохранялась. Ведь согласно тем же легендам и преданиям, к иной этнической общности относились лишь дальние предки - родоначальницы (реже - родоначальники). Из контекста фольклорных произведений становится понятным, что браки детей, внуков и других потомков родоначальников (родоначальниц) были уже эндогамными. Глубокая патриархальность общества, неполноправное положение женщин (жен), относительная обособленность мужской и женской половины населения способствовали сохранению башкирской этничности в период средневековья.
Ключевые слова: эндогамия, экзогамия, башкиры, род, эндогамный ареал, народ, брак
© Sh.N. Isyangulov
ENDOGAMY AMONG THE BASHKIRS IN THE 9TH-16TH CENTURIES
Institute of History, Language and Literature,
Federal Ufa Research Centre, Russian Academy of Sciences, 71, prospekt Oktyabrya, 450054, Ufa, Russian Federation, e-mail: isangul-schamil@rambler.ru
The article discusses the problem of endogamy among the Bashkirs (their ancestors) in the Middle Ages. The author puts forward the thesis that on the arrival of the Kushnarenkovo, Karayaku-povo and Chiyalik tribes to the South Urals there was a mass violation of endogamy when alien men married local women. Taking the Karayakupovo culture as an example, this phenomenon was proven by R.M. Yusupov's anthropological materials. The occurrence of common cemeteries and a clear-cut distinction between «male» and «female» grave goods as alien (steppe) and local at the sites of the Kushnarenkovo and Karayakupovo cultures supports the Yusupov's
ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБ /
2018, том 26, № 1(89)
opinion. The absence of grave goods in men's burials and pagan rudiments in women's and children's graves in the Chiyalik culture also indicate violations of endogamy. However paradoxical it may appear, endogamy had been preserved in relation to ethnically close peoples. Thus, numerous legends and traditions about heroes who married she-wolves, horses, swans or daughters of demons, shay-tans, shurale (goblins), etc. should be considered a reflection of the violation of endogamy in oral folklore. At the same time, endogamy was generally preserved among the Bashkirs. After all, according to the same legends and traditions, only distant ancestors (female ancestors and less often forefathers) belonged to another ethnic community. As it is clearly seen from the context of folk tales and poems, marriages of children, grandchildren and other descendants of the ancestors (female ancestors) were already endogamous.
The deeply patriarchal nature of their society, unequal status of women (wives) and relative isolation of the male and female halves of the population contributed to the preservation of Bashkir ethnicity in the Middle Ages.
Key words: endogamy, exogamy, Bashkirs, family, en-dogamous area, people, marriage
Эндогамия (греч. эндо - внутри, гамос -брак) - обычай, по которому браки заключались внутри этнической группы, племени, народа. Как известно, в первобытное время племя было эндогамно, а род - экзогамен. Экзогамия (греч. экзо - вне, гамос - брак) -обычай, запрещающий брачные отношения между членами одного коллектива - рода, родового подразделения, деревни и т. д.
В мировой науке со второй половины XIX в. интенсивно изучается проблема эндогамии у первобытных народов. В отечественной историографии вопрос об этнической эндогамии как о важнейшем свойстве всякого этноса впервые поставил Ю.В. Бромлей. По его мнению, нарушение эндогамии в пределах 10%, как правило, сопряжено для этноса заметными и немедленными последствиями, а именно, его разрушением. Эндогамия выступает в традиционных обществах в качестве «стабилизатора» этноса, обеспечивает поколенную преемственность характерной для него культуры [1 и др.].
Об эндогамии у башкир писали немногие исследователи. В частности, Л. фон Бер-
гхольц в статье об инзер-катайцах сообщал, что к другим родам башкир упомянутые ка-тайцы «относятся пренебрежительно, считая их гораздо ниже себя, почему и не берут из них невест и не отдают им своих девушек». При этом он приводил несколько случаев исключений из этого правила. Таким образом, Бергхольц считал, что у инзер-катайцев существовала родовая эндогамия [2, с. 83]. Эти сведения вызвали возражения у С.И. Руден-ко. Он сообщает о повсеместной родовой экзогамии у башкир в XIX в. Ученый был уверен, что башкиры главным образом брали в жены башкирок, но этнической эндогамии, как правило, по-видимому, никогда не существовало [3, с. 218]. На основе архивных источников проблемы экзогамии и эндогамии в XVШ-XIX вв. рассмотрел историк А. З. Асфандияров. Он пишет, что в указанный период царское правительство запрещало башкирам родниться с татарами, мишарями, казахами. Однако, несмотря на это, эндогамия постоянно нарушалась, в частности, в западных и северо-западных районах Башкортостана, что к началу XX в. привело к их
ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБ / __
' 2018, том 26, № 1(89) IIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIИИИмШ
ассимиляции со стороны татар [4, с. 28-50]. Еще в 1925 г. мужчины-башкиры в РСФСР заключили 97,9% однонациональных браков [1, с. 85]. Изучение антропологии башкир позволило известному ученому Р.М. Юсупову сделать следующие выводы. Женская серия черепов современных башкир значительно гомогенней мужской, а мужская - гетеро-генней. Среди последних выделяются три краниологических комплекса. Женские черепа были ближе к выборкам финноязычного населения Волго-Камья, а мужские - к тюр-коязычным народам Саяно-Алтайского нагорья и Средней Азии. Наиболее реальной причиной расхождения физического типа мужских и женских черепов башкир, по мнению Р.М. Юсупова, были неоднократно повторяющиеся брачные контакты кочевников с местным женским населением Южного Урала. Темпы и активность взаимодействия двух или нескольких этнических общностей определяются целым рядом факторов: общностью языка, отсутствием религиозных барьеров, близостью хозяйства и культуры, традицией экзогамии и т. д. Экзогамия была распространенным явлением в кочевом обществе [5]. Наибольшее сходство с современными башкирами имеет серия черепов из Бекешевских курганов караякуповской культуры. Р.М. Юсупов связывает караякуповцев с древними башкирами, которые появились на Южном Урале в VII в. С этого времени для пришлого южноуральского населения становится характерным процесс смешения с местным населением [6, с. 287-304]. При этом определяющее значение в процессе метисации играли генотипы пришлых мужчин и местных женщин. Наиболее интенсивно подобные брачные контакты, по мнению Р. М. Юсупова, проявлялись вначале в более южных степных и лесостепных районах, а затем постепенно параллельно с тюркизаци-ей края, распространялись и в северные районы. Очевидными причинами подобного явления было недостаточное число женщин
у пришлого населения. Таким образом, в своих исследованиях Р.М. Юсупов показал процесс массовых нарушений обычая эндогамии с VII по XIV в. населением Южного Урала.
Таким образом, краткий анализ научной литературы показывает, что для башкир до их вхождения в состав Русского государства были характерны, скорее всего, этническая эндогамия и родоплеменная экзогамия. Башкиры предпочитали брать в жены башкирок, но из другого рода или племени. Однако эндогамия нередко нарушалась, особенно в моменты появления на Южном Урале пришлых племен.
При рассмотрении эндогамии у башкир в дорусский период следует учитывать ряд обстоятельств. Во-первых, формирование башкирского народа, несмотря на существование этнонима «башкорт», собственно какой-то этнической основы, скорее всего, было еще не завершено. В IX-XVI вв. в состав башкир вошли местные, а также западно- и южносибирские, центральноазиатские племена и роды тюркского, монгольского, финно-угорского, иранского происхождения. Поэтому вопросы трактовки, применения принципа эндогамии для данного периода остаются открытыми, недостаточно разработанными в науке. Принципиальным моментом для исторической науки является проблема разграничения экзогамии и/или эндогамии. Перед исследователями, которые оперируют в основном археологическими материалами, и частично антропологическими, в условиях недостаточности письменных, фольклорных, этнографических, лингвистических сведений, встает вопрос: экзогамия перед нами, или нарушение эндогамии. В данной статье мы попытаемся ответить на него на примере археологических культур средневековья.
Для Южного Урала IX-XVI вв. были достаточно бурными. С юга и востока проникали все новые и новые племена и роды. Во второй половине VI в. на Южном Урале появляются носители так называемой кушна-
ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБ /
' 2018, том 26, № 1(89) IIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIII
ренковской культуры, затем в середине - второй половине VIII в. - близкие к ним кара-якуповцы. Керамика, вещи погребального обряда (принадлежности конской сбруи, поясные пряжки и накладки, оружие) не имели прототипов в местных культурах Прикамья и Приуралья и свидетельствовали об их связи с южным степным миром [7, с. 198, 200-202]. Н.А. Мажитов отмечал близость кушнарен-ковских и караякуповских поясов к поясам, изображенным на тюркских изваяниях Тувы, Южной Сибири и Алтая. Он же наборы поясных, уздечных и седельных ремней, головные уборы караякуповцев связывал с тюркским кочевым миром [8, с. 181; 9, с. 130]. Н.А. Мажитов, А.Н. Султанова, Ф.А. Сунга-тов считают кушнаренковцев и караякупов-цев тюркскими (древнебашкирскими) племенами, связывая их с джетыасарской культурой Приаралья [10, с. 29-31]. Джетыасарс-кая культура, как известно, связывается с кангарами - печенегами и связанными с ними древними башкирами [11].
Обращает также внимание то, что с южным кочевым миром исследователи связывают те археологические предметы, которые принадлежали мужчинам. Следует предположить, что кушнаренковско-караякуповс-кие мужчины на Южном Урале вступили в брачные отношения с местными женщинами. Так, на бахмутинских и турбаслинских могильниках появляются захоронения с куш-наренковской керамикой и соответствующим набором погребального инвентаря [10, с. 29]. Появляются единые кладбища.
Между тем многие археологи уверены в угорской принадлежности кушнаренковских и караякуповских памятников. Однако одним из существенных претензий к работам этих авторов может выдвинуто то, что при рассмотрении погребального обряда отсутствуют дифференциация на мужские, женские, детские и т. д. (в тех случаях, когда она возможна) захоронения и выделение характерных для них признаков. О финно-угорс-
ком влиянии, возможно, свидетельствуют распространение деревянных сооружений в виде колоды или рамы, покрытой берестой, следы огня на костях и др. [12, с. 64]. Например, в кургане 2 I Бекешевского могильника женщина с младенцем находились в дощатом гробу. Перед погребением умерших держали некоторое время в огне [8, с. 57].
Р.М. Юсупов на материалах из Бекешев-ских курганов (караякуповская культура) показал, что караякуповцы антропологически наиболее близки к современным башкирам и связывал их появление с Восточным Казахстаном и Приаральем [6, с. 289, 294, 301]. В частности, он писал, что караякуповская «группа населения, появившаяся на Южном Урале уже в смешанном виде, получила широкое распространение и довольно быстро установила контакты с местным населением». И далее отметил, что миграция кара-якуповцев «на Южный Урал, видимо, была массовой, т. к. до их появления антропологические различия между населением леса и степи, локальных групп археологических культур четко прослеживались, а после IX-XI вв. они сглаживаются, происходит нивелировка расовых типов почти по всей территории региона» [6, с. 289]. Скорее всего, кушнаренковские и караякуповские племена и представляли собственно древних башкир (по терминологии Р.Г. Кузеева), вступивших на Южном Урале в брачные отношения с местными женщинами.
В X в. с востока на Южный Урал проникают новые племена чияликцев. Захоронения в могильниках так называемой чияликской культуры (X-XIV вв.) совершены в целом по мусульманскому обряду с пережитками язычества (раннемусульманский погребальный обряд). Вещи в основном встречаются в женских и детских погребениях, а керамика (сосуды) - преимущественно только в детских. Иногда фиксируются остатки гро-бовищ, которые также есть резон связывать преимущественно с женскими и подростко-
ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБ / __
' 2018, том 26, № 1(89) IIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIИИИИШ
выми погребениями. Значительную долю обнаруженных вещей составляют украшения (височные подвески, бусы), монеты, которые также в ряде случаев использовались как украшения. Оружие и конское снаряжение практически не встречаются [13, с. 59, 61, 84-85, 106, 114]. Таким образом, у нас есть все основания считать, что среди женщин (и детей, а дети до определенного возраста воспитывались только женщинами) данной культуры следы язычества проступали намного ярче, нежели среди мужчин. Все это позволяет отнести мужскую и женскую части чияликцев к разным этническим общностям. Недаром, по керамике и другому вещевому материалу чияликская культура отнесена к финно-угорской. Очевидно, финно-уграми была, в основном, женская часть населения, тогда как мужчины, скорее всего, были тюрками (башкирами). А то, что чияликцы являются предками башкир, ни у одного из исследователей не вызывает сомнений. Сторонники угорской теории происхождения башкир (Е.П. Казаков, В.А. Иванов, Г.Н. Гарустович, И.В. Антонов и др.) настаивают на том, что угорские следы культуры (в том числе и язык) сохранялись у чияликцев вплоть до начала XV в. Слабой стороной данной теории является то, что исследователи во многом не могут удовлетворительно объяснить ассимиляцию к XV в. «многочисленных» угров относительно немногочисленными башкирами, археологическое присутствие которых на Южном Урале для них до сих пор остается во многом не выявленной. Сторонники тюркской теории (Н.А. Мажитов, А.Н. Султанова) считают чияликцев изначально башкирами. Однако истина, скорее всего, где-то посередине. В последнее время рядом исследователей была высказана точка зрения, что чияликцы, скорее всего, были представителями башкирского племенного объединения табын [14; 15]. Учитывая путь продвижения табынцев из Алтая через степи Северо-Восточного Казахстана и Западную Сибирь, что
прослеживается по шежере и преданиям, нет сомнений в том, что они вступали в брачные отношения с местным населением. В частности, в памятниках Кимакского каганата угорское влияние, по мнению исследователей, прослеживается в распространении деревянных сооружений (гробов) в виде колоды или рамы, покрытой берестой, наличии древесного угля в засыпи могил, следов огня на костях. По мнению Ф.Х. Арслановой, такие памятники оставлены смешанным населением, в этногенезе которых наряду с тюркоязычными племенами участвовали и угорские элементы [12, с. 64]. Следы финно-угорского влияния обнаружены в материальной культуре табынцев и других башкирских племен горного Башкортостана и Зауралья [16, с. 93]. Близость северо-восточных и зауральских башкир к уграм Западной Сибири прослеживается и на краниологическом материале [17, с. 144].
Нарушение обычая эндогамии с финно-уграми и самодийцами нашло свое отражение в фольклоре и шежере башкир. Сохранилась легенда о женитьбе Гайны - предка гайнинцев - на женщине по имени Тулуа из племени ар [18, с. 115-116]. Братья Айна и Гайна вступают в борьбу с хозяйкой огня (тул - огонь, ава - хозяйка). Айна погибает, Гай-на же, победив хозяйку огня, высвобождает огонь из-под земли, и становится основателем нового рода. Этноним Тулбуй (Тулва), по мнению А.Н. Киреева, указывает на прямую связь гайнинцев с финно-уграми. В марийском и мордовском языках Тулва означает «хозяйка огня», а в карельском - «хозяйка воды» [19, с. 61]. Также отметим, что арами башкиры называли до революции удмуртов.
У курганских башкир сохранилась легенда о том, как старик Нух выдал свою дочь за самоеда (самодийца). Сваты ежедневно досаждали Нуха. Однажды кто-то подсказал, чтоб он в одном доме оставил осла, собаку, петуха и дочь. Утром в доме оказалось 4 дочерей, которых он всех выдал замуж. Однако
ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБ /
' 2018, том 26, № 1(89) |||||||||||||||||||||||||||||||||||
кто же из них является его собственной дочерью, Нух так и не узнал. Через некоторое время он по очереди гостит в доме дочерей. Лишь последний зять признался, что по ночам его жена воет как собака. Отсюда отец узнал в ней свою дочь. Это был народ сама-ит. Они произошли от дочери Нуха - собаки. Они едят собак, подытоживает информатор [20, с. 162-163; 14, с. 66]. Данная легенда ценна тем, что сохранила в памяти тот редкий случай, когда башкир отдавал свою дочь за самодийца. Обычно, башкиры женили своих сыновей на девушках из других этнических общностей.
Таким образом, при первоначальном этапе появления пришлых тюркских племен наблюдалось массовое нарушение обычая эндогамии. Такое явление вело к относительно обособленному существованию мужской и женской части населения, что вообще характерно для древности при родовой экзогамии, и особенно, при нарушениях эндогамии. Исследователи нередко забывают об этом факторе.
В то же время происходило смешение и синтез культур, что нашло отражение в материальной и духовной культуре башкир. Возможно, некоторое время сохранялось и двуязычие. Ведь если М. Кашгари относил язык башкир к тюркским, то Юлиан разговаривал с ними на мадьярском языке.
В то же время эндогамия нарушалась и с представителями близких к башкирам по кочевой культуре этнических общностей. В эпосе «Узак-Тузак - последний из балабаш-няков» рассказывается, как представитель балабашняков (малых печенегов) Узак-Тузак, переселившись на Южный Урал, женился на представительнице какого-то другого рода (племени, народа), также переселившихся то ли с берегов Азовского, то ли с берегов Аральского морей [21, с. 247].
Достаточно ярко картину нарушения эндогамии кыпчаками характеризуют материалы Тлявгуловских курганов (XIV в., Кувандыкский район Оренбургской облас-
ти). Мужские черепа из этого могильника отличались выраженной европеоидностью, в женском черепе, наоборот, преобладали монголоидные черты [22, с. 98; Определение Р.М. Юсупова]. Кстати, о любви кыпчакского джигита и башкирской девушки рассказывается в одном из эпосов. Эпос, несомненно, зафиксировал тот период, когда кыпчаки еще не вошли в состав башкир, а составляли отдельный этнос [23, с. 227-228].
В то же время о господстве эндогамии у башкир в ХШ-XV вв. свидетельствует и эпос «Таргын и Кужак», в котором главному герою -ногайцу, - башкирский хан1 отказывается отдать замуж свою дочь [23, с. 219-226; 24, с. 91]. В другом эпосе башкирский вождь отверг предложение Нугай-хана отдать ему свою дочь Маянхылу. После похищения ханом Маянхылу башкирский народ поднялся на борьбу с ним. В конце концов, молодой батыр Мэргэн проник в ханский дворец и покончил с ненавистным чужеземным правителем, освободив любимую [23, с. 206-218]. Однако брачные отношения с ногайцами все же заключались. Так, свою дочь бий юрма-тынцев Чачлы-дервиш отдал за ногайца [25, с. 55]. В результате смешения с ногайцами у южных и юго-восточных башкир появились роды и родовые подразделения под названием «Нугай».
Также нарушением обычая эндогамии, возможно, следует объяснять многочисленные легенды и предания о женитьбе башкир на волчице, лошади, лебеди, на дочерях бесов, шайтанов, шурале и т. д. [18, с. 106, 110-117 и др.]. Однако есть основания полагать, что
1 Возможно, есть смысл связать фольклорного Акса-хана с внуком (по матери) Ногая Актаджи, который будучи посланным дедом в Кафу (Крым), был там убит в 1298 г. местными жителями. В этом случае, хан оказывался «ногайцем» (если Ногая, правнука Джучи, считать предводителем ногайцев), а Таргын, наоборот, башкиром, как в одном из вариантов эпоса. Однако, так или иначе, и ногайцами, и башкирами брак Таргына и Акъюндуз (Акъюнус) воспринимался как нарушение обычая эндогамии.
ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБ / __
' 2018, том 26, № 1(89) ||||||||||||||||||||||||||||||||||Ш
брачные отношения с этнически близкими кочевыми народами у башкир не были массовыми. В частности, Р.М. Юсупов показал, что кыпчаки, вошедшие в состав башкир в XIII-XIV вв., не оказали существенного влияния на антропологический тип современных башкир. В этот период не происходило массового биологического смешения кыпча-ков с местным башкирским населением [6, с. 295]. Очевидно, печенеги, кыпчаки, ногайцы и т. д. в тот или иной период включались в состав башкир путем инкорпорации. Между ними и башкирами заключались брачные отношения, но они не являлись массовыми, как это было в период появления караякуповцев и чияликцев на Южном Урале. Инкорпорация остатков прежних кочевых этносов в состав башкир приводило появлению новых территориальных эндогамных ареалов, между «новыми» и «старыми» племенами и родами устанавливались экзогамные отношения.
Ведь любое устоявшееся традиционное общество стремилось все же к эндогамии. Сообщение Л. Бергхольца, по нашему мнению, требует самого пристального внимания. В определенных условиях, складывание территориального эндогамного ареала было вполне возможным, о чем свидетельствует шежере иректинцев. В нем сообщается, что после переселения табынцев в Западную Башкирию, они поселились среди башкир родов уран, гайна, кайпан, тазлар: «Эти разумные люди из этих четырех илей брали себе дочерей (в жены) вследствие (такого согласия), и в этих четырех илях ходили как зятья и шурины». Далее отмечается, что «сделав нас арендаторами, уран и кайпан дали (нам) сыновей (в женихи), дочерей (в невесты), землю и воду» [25, с. 357, 358]. То же самое повторяется и в другом месте шежере [25, с. 361, 362]. Данный источник показывает, что в конце XV-XVI вв. на северо-западе Башкортостана образовался территориальный эндогамный ареал, внутри которого заключались экзогамные браки.
Примечательным также является то, что в приведенных выше легендах и преданиях к иной этнической общности относились лишь дальние предки - родоначальницы (реже - родоначальники). Из контекста легенд и преданий становится понятным, что браки детей, внуков и других потомков родоначальников (родоначальниц) были уже эндогамными. В целом, башкирское общество оставалось эндогамным. Нередко в башкирских эпических памятниках рассказывается о том, как после отказа невесты выйти замуж потенциальный жених-чужестранец объявляет войну и вторгается в ее страну. Скорее всего, отказ невесты мотивировался именно обычаем эндогамии, запрещающим отдавать девушек за чужаков. На эндогамию, возможно, намекают и известные утверждения восточных авторов Ибн Фадлана, Идриси, Ибн Саида, Абульфиды о том, что башкиры не пускают на свою территорию чужестранцев. Эти сведения относятся к 1Х-началу X в., и, наверное, характеризуют представителей ка-раякуповской археологической культуры.
Нарушение эндогамии во многом происходило тогда, когда пришлое кочевое население появлялось на Южном Урале и оставалось здесь, вступив в брачные контакты с местными женщинами. Однако массовое нарушение эндогамии (когда оно превышало 10% всех бракосочетаний) в условиях патриархального общества не вело к большим изменениям в этничности.
Таким образом, нарушением эндогамии (а не родовой экзогамией) в каждом конкретном случае при рассмотрении средневековых археологических культур следует считать:
1) принадлежность возможных брачных партнеров (например, похороненных под одной насыпью) к различным антропологическим типам;
2) четкую дифференциацию «мужского» и «женского» инвентаря в погребениях и поселениях к различным культурам, хозяйственно-культурным типам и т. д.;
ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБ /
' 2018, том 26, № 1(89) IIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIIII
3) появление на одних и тех же памятниках останков, характерных разным археологическим культурам. В частности, с VI в. на одних и тех же памятниках встречаются тур-баслинские, бахмутинские, кушнаренковские и караякуповские предметы и т. д. Принято считать, что археологические культуры представляют собой этнические образования.
Однако сохранению этничности башкир на Южном Урале даже при массовом нарушении эндогамии способствовало, скорее всего, следующие обстоятельства:
1) глубоко укоренившийся патриархальный уклад жизни башкирского общества, доминирование мужчин в общественно-политической жизни народа;
2) полной смены населения, несмотря на приход новых родов и племен, не происхо-
дило; иноэтничная часть населения (в основном взрослые женщины, которые составляли около 25% всего населения на первоначальном этапе появления пришлых племен) выступала хранительницей местных традиций и обычаев;
3) особенностью было то, что в ранний период появления караякуповцев (скорее всего, древних башкир) и чияликцев (табынцев) отмечаются массовые нарушения эндогамии. Говоря простым языком, местные мужчины (возможно, финно-угры) вырезались, а пришлые мужчины уводили в плен оставшихся женщин, вступая с ними в брачные отношения. С остатками кочевых народов ситуация была иной: по отношению к ним эндогамия в основном сохранялась.
Л И Т Е Р А Т У Р А
1. Бромлей Ю.В. Этнос и эндогамия // Советская этнография. 1969. № 6. С. 84-91.
2. Бергхольц Л. Горные башкиры-катайцы // Этнографическое обозрение. 1893. № 3-4. С. 74-84.
3. Руденко С.И. Башкиры. Историко-этнографи-ческие очерки. Уфа: Китап, 2006. 376 с.
4. Асфандияров А.З. Башкирская семья в прошлом (XVIII - первая половина XIX в.). Уфа: Китап, 1997. 104 с.
5. Юсупов Р.М. К вопросу о форме и содержании процессов метисации на Южном Урале с рубежа I-II тыс. н.э. (постановка проблемы) // Проблемы средневековой археологии Урала и Поволжья: Сборник статей. Уфа: БФАН СССР, 1986. С. 86-94.
6. Юсупов Р.М. Антропологические типы башкирского народа // История башкирского народа: в 7 т. / гл. ред. М.М. Кульшарипов. Т. II. Уфа: Гилем, 2012. С. 287-304.
7. Иванов В.А. Кушнаренковская и караякуповская культуры VII-IX вв. н.э. // Археология Южного Урала. Курс лекций. Стерлитамак, 1992. С. 197-206.
8. Мажитов Н.А. Южный Урал в VII-XIV вв. М.: Наука, 1977. 240 с.
9. Мажитов Н.А. Курганы Южного Урала VIII-XII вв. М.: Наука, 1981. 164 с.
10. Волго-Уральский регион в эпоху тюркских каганатов / Сунгатов Ф. // Древнетюркский
мир: история и традиции. Материалы одноименной научной конференции. Казань, 2002. С. 25-32.
11. Андрианов Б.В., Левина Л.М. Некоторые вопросы исторической этнографии Восточного Приаралья в I тысячелетии н.э. // Этнография и археология Средней Азии. М.: Наука, 1979. С. 94-100.
12. Арсланова Ф.Х. К вопросу о взаимосвязях урало-алтайского населения в 1Х-Х вв. // Урало-алтаистика (Археология. Этнография. Язык). Новосибирск: Наука, 1985. С. 63-69.
13. Казаков Е.П. Памятники болгарского времени в восточных районах Татарии. М.: Наука, 1978. 132 с.
14. Исянгулов Ш.Н. Предания и легенды «акташ-ского» цикла как исторический источник (из истории башкир в домонгольский период). Уфа: Гилем, Башкирская энциклопедия, 2015. 188 с.
15. Аминев З.Г. Чияликская археологическая культура и ее связь с башкирами-табынцами // Люди, культуры, пространство: социокультурная динамика мира Евразии. Материалы Всероссийской научно-практической конференции (с международным участием), посвященной 75-летию профессора Р.З. Янгузина. Уфа: РИЦ БашГУ, 2016. С. 33-38.
16. Шитова С.Н. Сибирские таежные элементы в материальной культуре и хозяйстве башкир // Этнография Башкирии. Уфа, 1976. С. 49-94.
ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБ / __
' 2018, том 26, № 1(89) llllllllllllllllllllllllllllllllllEU
17. Юсупов Р.М. Краниология башкир. Л.: Наука, 1989. 199 с.
18. Башкирское народное творчество. Т. 2. Предания и легенды. Уфа: Башк. кн. изд-во, 1987. 576 с.
19. Киреев А.Н. Этногенетические легенды и предания башкирского народа // Археология и этнография Башкирии. Т. IV. Уфа: БФАН СССР. 1971. С. 60-63.
20. Нэдершина Ф.А. Халык кучеленэ сэйехэт (башиорт халыи ижадын йыйыу тарихынан). 0фе: Дизайн-ПолиграфСервис, 2010. 248 б. (Духовный мир народа (из истории собирания башкирского народного творчества). Уфа: ДизайнПоли-графСервис, 2010. 248 с.).
R E F E R E N C E S
1. Bromley Yu.V. Etnos i endogamiya [Ethnos and endogamy]. Sovetskaya etnografiya - Soviet Ethnography, 1969, no. 6, pp. 84-91. (In Russian).
2. Bergholts L. Gornye bashkiry-kataytsy [The mountain Katay Bashkirs]. Etnograficheskoe obozrenie - Ethnographic Review, 1893, no. 3-4, pp. 74-84. (In Russian).
3. Rudenko S.I. Bashkiry: Istoriko-etnograficheskie ocherki [The Bashkirs: Historical and ethnographic essays]. Ufa, Kitap, 2006. 376 p. (In Russian).
4. Asfandiyarov A.Z. Bashkirskaya semya v prosh-lom (XVIII - pervaya polovina XIX v.) [Bashkir family in the past (18th - first half of the 19th centuries)]. Ufa, Kitap, 1997. 104 p. (In Russian).
5. Yusupov R.M. K voprosu o forme i soderzhanii protsessov metisatsii na Yuzhnom Urale s rube-zha I-II tysyacheletiy. n.e. (postanovka prob-lemy) [On the issue of the form and content of metisation processes in the South Urals since the turn of the 2nd millennium AD: The problem statement]. Problemy srednevekovoy arkheologii Urala i Povolzhya [Issues of medieval archaeology of the Urals and the Volga Region]. Collected papers. Ufa, BFAN SSSR, 1986, pp. 86-94. (In Russian).
6. Yusupov R.M. Antropologicheskie tipy bashkir-skogo naroda [The physical types of the Bashkir people]. Istoriya bashkirskogo naroda [History of the Bashkir people]. In 7 vols. M.M. Kulshari-pov (ed.). Vol 2. Ufa, Gilem, 2012, pp. 287-304. (In Russian).
7. Ivanov V.A. Kushnarenkovskaya i karayakupovs-kaya kultury VII-IX vv. n.e. [The Kushnarenkovo and Karayakupovo cultures of the 7th-9th centuries AD]. Arheologiya Yuzhnogo Urala. Kurs lektsiy [Archaeology of the South Urals. A course of lectures]. Sterlitamak, 1992, pp. 197-206. (In Russian).
21. Башкирское народное творчество. Т. 1. Эпос. Уфа: Башк. кн. изд-во, 1987. 544 с.
22. Иванов В.А. Путями степных кочевий. Уфа: Башк. кн. изд-во, 1984. 136 с.
23. Башкирское народное творчество. Т. 10. Исторический эпос. Уфа: Китап, 1999. 392 с.
24. Трепавлов В.В. Социальная история в XIII - начале XVI века // Башкиры / отв. ред. Р.Г. Кузе-ев, Е.С. Данилко. М.: Наука, 2016. С. 84-92.
25. Башкирские родословные / Составление, предисловия, пояснения к переводу, перевод на русский язык, послесловие Р.М. Булгакова, М.Х. Надергулова; указатели, факсимиле Р.М. Булгакова. 2-е изд., испр. и доп. Уфа: Китап, 2016. 480 с.
8. Mazhitov N.A. Yuzhnyy Ural v VII-XIV vv. [The South Urals in the 7th-14th centuries]. Moscow, Nauka, 1977, 240 p. (In Russian).
9. Mazhitov N.A. Kurgany Yuzhnogo Urala VIII-XII vv. [Burial mounds of the South Urals of the 8th-12th centuries]. Moscow, Nauka, 1981. 164 p. (In Russian).
10. Sungatov F. Volgo-Uralskiy region v epokhu ty-urkskikh kaganatov [The Volga-Ural Region in the time of the Turkic Khanates]. Drevnetyurkskiy mir: istoriya i traditsii [The ancient Turkic world: History and traditions]. Materialy nauchnoy kon-ferentsii - Proceedings of the Scientific Conference. Kazan, 2002, pp. 25-32. (In Russian).
11. Andrianov B.V., Levina L.M. Nekotorye voprosy istoricheskoy etnografii Vostochnogo Priaralya v I tysyacheletii n.e. [Some issues of historical ethnography of the eastern Aral Sea Region in the 1st millennium AD]. Etnografiya i arkheologiya Sred-ney Azii [Ethnography and archaeology of Central Asia]. Moscow, Nauka, 1979, pp. 94-100. (In Russian).
12. Arslanova F.Kh. K voprosu o vzaimosvyazyakh uralo-altayskogo naseleniya v IX-X vv. [On the problem of relationships between the Ural-Altaic population in the 9th-10th centuries]. Uralo-altaistika (Arheologiya. Etnografiya. Yazyk) [Uralo-Altaistica (Archaeology. Ethnography. Language)]. Novosibirsk, Nauka, 1985, pp. 6369. (In Russian).
13. Kazakov E.P. Pamyatniki bolgarskogo vremeni v vostochnykh rayonakh Tatarii [Archaeological sites of the Bulgarian time in eastern Tatarstan]. Moscow, Nauka, 1978. 132 p. (In Russian).
14. Isyangulov Sh.N. Predaniya i legendy «aktashs-kogo» tsikla kak istoricheskiy istochnik (iz isto-rii bashkir v domongolskiy period) [Traditions and legends of the «Aktash» cycle as a historical source (from the history of the Bashkirs in the
ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБ /
' 2018, том 26, № 1(89) lllllllllllllllllllllllllllllllllll
pre-Mongolian period)]. Ufa, Gilem, Bashkirska-ya entsiklopediya, 2015. 188 p. (In Russian).
15. Aminev Z.G. Chiyalikskaya arkheologicheskaya kultura i ee svyaz s bashkirami-tabyntsami [The Chiyalik archaeological culture and its relationship to the Tabyn Bashkirs]. Lyudi, kultury, pros-transtvo: sotsiokulturnaya dinamika mira Evra-zii [Peoples, cultures, space: Social and cultural dynamics of Eurasia:]. Materialy Vserossiyskoy nauchno-prakticheskoy konferentsii (s mezhdun-arodnym uchastiem), posvyaschennoy 75-letiyu professora R.Z. Yanguzina - Proceedings of the All-Russian Science & Research Conference (with international participation) dedicated to the 75th birthday of Professor R.Z. Yanguzin. Ufa, BGU, 2016, pp. 33-38. (In Russian).
16. Shitova S.N. Sibirskie taezhnye elementy v ma-terialnoy kulture i khozyaystve bashkir [Siberian taiga elements in the material culture and economy of the Bashkirs]. Etnografiya Bashkirii [Ethnography of Bashkiria]. Ufa, 1976, pp. 49-94. (In Russian).
17. Yusupov R.M. Kraniologiya bashkir [Craniology of the Bashkirs]. Leningrad, Nauka, 1989, 199 p. (In Russian).
18. Bashkirskoe narodnoe tvorchestvo [Bashkir folklore]. Vol. 2. Traditions and legends]. Ufa, Bash-knigoizdat, 1987. 576 p. (In Russian).
19. Kireev A.N. Etnogeneticheskie legendy i predani-ya bashkirskogo naroda [Ethnogenetic legends
of the Bashkir people]. Arheologiya i etnografiya Bashkirii [Archaeology and Ethnography of Bashkiria]. Vol. 4. Ufa, 1971, pp. 60-63. (In Russian).
20. Nadrshina F.A. Dukhovnyy mir naroda (iz istorii sobiraniya bashkirskogo narodnogo tvorchest-va [The spiritual world of the people (from the history of collecting the Bashkir folklore)]. Ufa, DizaynPoligrafServis, 2010. 248 p. (In Bashkir).
21. Bashkirskoe narodnoe tvorchestvo [Bashkir folklore]. Vol. 1. Epos [The Epic]. Ufa, Bashknigoizdat, 1987, 544 p. (In Russian).
22. Ivanov V.A. Putyami stepnykh kocheviy [On the pathways of steppe nomads]. Ufa, Bashknigoiz-dat, 1984. 136 p. (In Russian).
23. Bashkirskoe narodnoe tvorchestvo [Bashkir folklore]. Vol. 10. Istoricheskiy epos [The historical epic]. Ufa, Bashknigoizdat, 1987. 544 p. (In Russian).
24. Trepavlov V.V. Sotsialnaya istoriya v XIII - nachale XVI veka [Social history in the 13th - early 16th centuries]. Bashkiry [The Bashkirs]. R.G. Kuzeev, E.S. Danilko (eds.). Moscow, Nauka, 2016, pp. 84-92. (In Russian).
25. Bashkirskie rodoslovnye [Bashkir genealogies]. Vol. 1. R.M. Bulgakov, M.Kh. Nadergulov (compilation, preface, notes on the translation, translation into Russian, afterword). R.G. Kuzeev (ed.). Ufa, Kitap, 2002. 408 p. (In Russian).
ВЕСТНИК АКАДЕМИИ НАУК РБ / __
' 2018, том 26, № 1(89) llllllllllllllllllllllllllИИИИЕЭ
