CC BY-NC-ND
167
И.И. Сидоров-Моисеев
ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНО-ФЕНОМЕНОЛОГИЧЕСКАЯ ПСИХОПАТОЛОГИЯ: ОПЫТ ФИЛОСОФИИ КОНКРЕТНОГО
В настоящей статье анализируется значение для философии экзистенциально-феноменологической психопатологии. Автор рассматривает причины, по которым феномен психической болезни не мог быть полноценно изучен строго научными методами. Исследуя антропологию и методологию теорий К. Ясперса, Э. Штрауса, Э. Минковски, В.-Э. фон Гебзаттеля, Л. Бинсвангера, автор делает вывод, что экзистенциально-феноменологическая психопатология есть не медицинская дисциплина, но особый метод исследования человека.
Ключевые слова: феноменология, экзистенциализм, психопатология, дух, бытие-в-мире, Dasein.
Современные естественные и гуманитарные науки своим истоком имеют те проблемы, которые впервые были подняты в рамках философии. На протяжении двух с половиной тысяч лет своей истории философия ставила вопрос о бытии человека, общества и мира, закладывая тем самым основание научного знания. В то же время если мы обратим внимание на тот методологический аппарат, которым пользуется, к примеру, социология для описания той или иной социальной группы или политология для разбора государственного устройства той или иной страны, то найдем в методологии такого анализа весьма незначительную долю философии. Воспринимая в качестве идеала континуальность знания, на практике мы сталкиваемся с разрывом между способами описания абстрактного и подходами к решению конкретных задач. Гегель учил, что философия должна восходить от абстрактного к конкретному, но в реальности философия редко добирается до уровня конкретных случаев, чаще всего так и оставаясь
© Сидоров-Моисеев И.И., 2011
в сфере абстрактного. В данном контексте интересно проследить путь экзистенциально-феноменологической психиатрии, которая, заимствуя метод философии, работает, как это только и возможно в медицине, с конкретным человеком, с конкретным случаем болезни.
Прежде чем приступить непосредственно к анализу экзистенциально-феноменологической психопатологии, важно обратить внимание на некоторые особенности формирования науки о психической болезни. Безумие как нарушение нормативного способа восприятия, мышления и поведения было известно обществу с незапамятных времен. Но, в отличие от соматических нарушений, психические отклонения очень поздно стали изучаться наукой. Так, медицина, пожалуй, может быть названа самой древней наукой: систематическим знанием о способах врачевания тела обладали общества еще доосевого времени. Что же касается душевных болезней, то ни их систематического описания, ни методик лечения до XIX в. предложено не было. Но и результат предпринятых в позапрошлом веке первых попыток медикализации безумия также неоднозначен. Так, в начале XIX в. было введено понятие «ментальное отчуждение» (aliénation mentale), подразумевающее, что безумие - это состояние разума, в котором он отчужден от реальности. В действиях врачей, создававших через насилие, обман или приказ ситуации, в которых пациент вынужден признать нормативную реальность, было больше игры и искусства, чем строгой науки. Это предопределило переворот в психиатрии конца XIX в.1, когда сущность психической болезни начали определять как нарушение деятельности мозга в частности и нервной системы в целом. Но эта внешняя научность клинической психиатрии рубежа XIX-XX вв. имела и свой недостаток: за исключением прогрессивного паралича, ничего конкретного о причинах других психических болезней известно не было. Клиническая психиатрия не оставила места для сверхъестественных и спекулятивных объяснений безумия, но это было сделано за счет уничтожения безумия как целостного феномена: психическая болезнь распалась на множество синдромов, связь между которыми наука не была в состоянии объяснить.
В свою очередь это создало потребность в дисциплине, которая не уходила бы вглубь соматического, но, оставаясь на уровне психических процессов, могла бы предложить рациональное объяснение тех процессов, которые происходят с личностью. Поэтому Фрейд, создавший свою концепцию детерминации психического поведения, стал так популярен. И среди самых принципиальных его оппонентов были основоположники экзистенциальной и феноменологической психиатрии.
Карл Ясперс признает, что зарождение психоанализа имело определенное положительное значение для науки и общества в целом, но использовавшиеся Фрейдом методы вызвали у Ясперса резкое неприятие. Психоанализ обратил внимание на сферу несознательности2 - ту сферу, которая ранее оставалась вне поля зрения исследователей. Но, во-первых, эта область может быть нами намного лучше понята, если мы обратимся не к теории Фрейда, которая, как бы она на это ни претендовала, все же не может быть, по мнению Ясперса, признана научной, а непосредственно к творчеству тех людей, которые имели опыт безумия. Так, Кьеркегор и Ницше намного лучше описали эту сферу вытесненного и несознательного. Во-вторых, по мнению Ясперса, фрейдизм допускает ряд методологических ошибок. Психоанализ исходит из того, что несознательность может быть изучена в той же мере, в какой могут быть изучены объекты точных наук. Фрейд использует психологически понятные связи в качестве основы для построения теорий о первопричинах психической жизни в целом3. Но эти «понятные» связи выдаются за «причинные». Ясперс называл такую трактовку «"фиктивным пониманием'' ("как бы понимание", "als ob Verstehen") внесознательных связей»4. Для Ясперса же душа сама по себе всегда будет содержать что-то неизученное и непознанное.
Для Людвига Бинсвангера также неприемлемо выведение духа из области сексуального. Но Бинсвангер, в отличие от Ясперса, не ставит под сомнение научность фрейдизма. Редукция человеческого до уровня набора инстинктов происходит не потому, что Фрейд допускает логические ошибки в своих рассуждениях, но по той причине, что для естествознания человек - не более чем homo natura. Поэтому, как пишет Бинсвангер, «Фрейд впервые дал нам подлинную соматографию опыта»5. Швейцарский психиатр замечает, что для Фрейда, как и для Локка, недавно пришедший в этот мир человек - это tabula rasa. Общее для этих мыслителей Бинсвангер видит также в выведении развитых форм человеческого из примитивных первоначальных форм: Локк утверждал, что ничего не было в интеллекте, что не дано в чувствах; для Фрейда же не было ничего в человеческой культуре, что не дано в человеческой природе. Сравнение Фрейда с Локком, возможно, выглядит не очень убедительным6. Но для нас оно важно не своей обоснованностью, а проглядывающим через него стремлением самого Бинсвангера изобразить Фрейда не как творца принципиально нового понимания личности, а как того, кто довел до своего логического завершения уже давно сложившееся материалистическое объяснение человека. Тем самым Фрейду отказывалось в звании творца принципиально нового объяснения человеческой природы.
Таким образом, несмотря на быстрое и успешное развитие науки в XIX - начале XX в., причины и способы лечения психической болезни оставались по большей части неизвестными, и было ясно, что нет тривиальных решений тех сложностей, которые ставит безумие перед тем, кто решится его исследовать. Это и побудило ряд европейских психиатров (Карла Ясперса, Эжена Минков-ски, Виктора Эмиля Фрайгера фон Гебзаттеля, Эрвина Штрауса, Юрга Цютта Людвига Бинсвангера, Медарда Босса, Вольфганга Бланкенбурга, Яна Хендрика фон ден Берга, Роланда Куна и других) обратиться к философии как к источнику новой антропологии и нового метода анализа душевной жизни.
Экзистенциальная антропология. Человек является уникальным существом природы и человек должен осознать эту собственную уникальность. Человеческий внутренний мир не может быть понят как усложнение психических функций животных, стоящих на более низких ступенях эволюции. «Он [человек] привнес в мир некий элемент, чуждый животному миру; но в чем заключается этот элемент, еще не вполне ясно»7, - писал Карл Ясперс. Для обозначения этого элемента используют множество понятий (душа, дух, сознание, бытие-в-себе и т. д.), значения которых образуют нераспутываемое переплетение. Ясперсовское замечание - «в чем заключается этот элемент, еще не вполне ясно» - не случайно, оно отражает ту особенность подхода к человеку, которая определила характер немецкой философии начала XX в. Еще античные философы наделяли человека особым статусом. Но душа человека рассматривалась как носитель определенных способностей, необходимых для действий человека во внешнем мире (вспомним платоновское выделение в душе вожделеющего, аффективного и разумного начал).
В философии первой половины XX в. душа более не рассматривается как способность - с развитием науки нет прежней надобности в метафизической инстанции для объяснения человеческих способностей. «Дух» становится символом уникального, исключительно человеческого начала, которое не может быть объяснено как усложнение какого-либо другого начала (будь то органические вещества или рефлекторные дуги), символом того, что не может быть формализовано наукой.
Макс Шелер определял дух так: это «экзистенциальная независимость от органического, свобода, отрешенность от принуждения и давления, от "жизни" и всего, что относится к "жизни", то есть в том числе его собственного, связанного с влечениями интеллек-та»8. Было бы слишком претенциозно утверждать, что с этой фразой согласились бы все психиатры экзистенциального и феноменологического направления, но приведенная цитата хорошо демонст-
рирует одну из главных установок экзистенциально-феноменологической психиатрии: дух есть не вершина эволюции психических способностей, не усложненная материя, а особая форма бытия.
Особенно глубоко тема объяснения человека и его духа через понятие «бытие» разработана в исследованиях швейцарского психиатра Людвига Бинсвангера. Практически повторяя слова Шеле-ра, он пишет: «Dasein "дистанцируется" от своей телесной вовлеченности, своей заброшенности, чтобы впервые быть абсолютно свободным как "дух"»9. Dasein (наличное бытие, тут-бытие) - это и есть человеческое Я, которое благодаря свой способности блюсти дистанцию, создает мир. «Мир» - другое образующее понятие экзистенциальной психиатрии. Этот мир, который создала личность и в котором личность пребывает, есть сфера, через которую только и можно понять, как формируется и развивается человеческое Я. Ведь жить в собственном мире может исключительно человек, животное же знает только физический мир телесного.
Эту апологию уникальности человеческого духа нельзя принимать за защиту разделения человека на две противоположные субстанции - душу и тело. Связь между психическими заболеваниями и соматическими процессами не может быть подвергнута сомнению, но картезианское разделение на res extensa и res cogitans создает препятствие для понимания внутреннего мира человека. Как замечает Эрвин Штраус, у Декарта тело выводится из-под власти волевого акта души. Res extensa, подчиненная законам физики и биологии, может быть изучена только методом науки, которая принимает что-то в качестве факта только после того, как подвергнет сомнению. Нахождение объекта в нашем мышлении ничего не говорило нам о существовании этого объекта в реальности: «Картезианское сознание - это бестелесная мыслящая субстанция. Картезианское эго сверхпрозрачно»10, - пишет Штраус. Необходимо создать новую науку - эстезиологию (от греч. а—'свцсхс, -ощущение, восприятие). Введение нового термина Штраус обусловливает необходимостью порвать с теми предрассудками, которыми окружены такие понятия, как «чувственный опыт», «эстетика». Для Баумгартена чувственный опыт не обладал высоким статусом, он, как и другие философы своего времени, отказывал ему в праве на истину. Эстетике, таким образом (другой термин, образованный от того же корня а—Ьвцсхс,), оставалось заниматься только красотой - ценностью, схватываемой чувствами, но не интеллектом. Бинсвангер напоминает нам: «Сегодня мы должны понять, что европейский разум потерял, со времен досократи-ков, свою невинность и поддался духу разделения, то есть духу науки»11. А это значит, что для того, чтобы постичь человека,
нужна и новая методология, отличная от той, которая была создана науками о природе.
Методология описания и объяснения феноменов душевной жизни. Цель экзистенциально-феноменологической психопатологии -не только познать то, как можно лечить психическую болезнь, но познать самого человека, душа которого может находиться в состояния психического расстройства. «Реальность, которую мы стремимся обнаружить, - это реальность душевной жизни; мы хотим познать ее во всей полноте взаимосвязей»12, - писал Ясперс. Эта задача не может быть решена в рамках традиционной методологии психиатрии - нужен новый метод, который бы расширил горизонт психопатологического анализа. Неудивительно, что этот метод был заимствован у философии - дисциплины, которая более чем какая-либо другая стремится сохранить целостный взгляд на предмет исследования.
Одним из таких методов, который позволил сделать психиатрию ближе к антропологическому изысканию, была феноменология. Начало прошлого века - это время расцвета философии Гуссерля. Но нельзя полностью отождествлять его феноменологию с феноменологией Ясперса, Минковски или Гебзаттеля: психиатрия не ставила перед собой гуссерлевскую задачу обретения способа беспредпосылочного мышления, усмотрения сущностей, феноменологической редукции и т. д. Гуссерль стремился к чистоте рассуждений, которой даже не было в заимствующих свой объект извне науках о природе. Ясперс же не заявлял о большей точности феноменологической психопатологии, чем, к примеру, науки о рефлексах. Поэтому феноменология Ясперса и Минковски в плане методологической разработанности имеет большее сходство с гегелевской, чем с гуссерлевской: отсутствие требования к проведению редукции, склонность к описательности, «феномено-графичности». Но предмет феноменологического исследования очерчен значительно уже, чем это сделал Гегель, отождествивший дух с разумом и историей: феноменология была нужна психиатрам как метод описания и метод анализа конкретно в рамках субъективной психологии. Использование понятия «феномен» позволяло избежать ненужной оппозиции сущности и существования. А значит, не было необходимости усматривать за психическими проявлениями органические корреляты, как это делает клиническая психиатрия, или динамику инстинктов и их дериватов - влечений, как это делает психоанализ: нужно описывать сами явления души и связывать их не с чем-либо иным, а друг с другом. Ясперс так описывал задачу феноменологии: «Она [феноменология] хочет сохранить именно саму душевную жизнь в качестве предмета.
Она спрашивает себя... от чего зависит душевное переживание, какие оно имеет следствия, какие связи можно в нем выявить?»13 Для психиатра пациент должен быть интересен в своей целостности, интересен как личность, а не только теми своими проявлениями, которые образуют психическую болезнь.
Эжен Минковски, однажды получивший возможность в течение двух месяцев постоянно находиться с больным шизофренией, усматривал в этом очень ценный опыт для врача. Он тем самым получал возможность «постоянно сравнивать психику пациента со своей собственной, отмечать те особенности душевных состояний, которые обычно ускользают от нашего внимания»14. Но многие случаи болезни являются настолько тяжелыми, что проведение сравнения оказывается затруднительным. Для этого необходимо разложение полученных данных на элементы, выявление состояний, феноменов и событий душевной жизни. Но само описание отдельных феноменов - это все еще не познание: должны быть найдены связи между феноменами. У феноменологии нет жестких законов, как происходят переходы между феноменами. Рассматриваемые в этой части статьи психиатры и не претендуют на то, что выявляемые им закономерности действуют с той же необходимостью, как законы физики. Ясперс проводил разделение между причинными и «психологически понятными» связями. В соматической медицине господствуют законы детерминации. Причинная зависимость может быть и между феноменами психического потока, примером чему могут служить внесознательные ассоциативные связи15. Но более сложные психические процессы (те процессы, которые опосредованы сознанием, интенциональным актом) не охватываются узкими рамками механической причинности - здесь мы можем говорить лишь о психологически понятных связях. Поэтому психопатологическая феноменология не открывает перед нами законы, она, скорее, позволяет нам избежать ложных ассоциаций и обобщений. «Феноменологический образ мышления -это нечто такое, к чему мы должны стремиться постоянно, ведя при этом самую бескомпромиссную борьбу с нашими предрассудка-ми»16, - писал Ясперс.
Методология исследований Бинсвангера несколько отличается от методологии, предлагаемой Ясперсом, Минковски или Штраусом. Поэтому первого часто относят к представителям экзистенциальной психиатрии, а остальных - к феноменологической. Сами по себе определения «феноменологическая» и «экзистенциальная» условны: в феноменологической психопатологии присутствует экзистенциализм, а в экзистенциальной - феноменология. Но нужно заметить, что экзистенциальная психиатрия предполагает рас-
смотрение внутреннего мира больного как формы бытия в мире17. Так, Людвиг Бинсвангер привносит в психиатрию метод хайдегге-ровской аналитики Dasein. Конечно, между учениями философа Хайдеггера и психиатра Бинсвангера есть существенные различия - на это указывал сам Бинсвангер: «Экзистенциальный анализ (Daseinsanalyse18, как называл его Бинсвангер. - И. С.-М.) нельзя смешивать с хайдеггеровской экзистенциальной аналитикой. Первое - это герменевтическое толкование на онтико-антропологиче-ском уровне, феноменологический анализ актуального человеческого существования. Второе - феноменологическая герменевтика бытия, понимаемого как экзистенция и развитого на онтологическом уровне»19. Хайдеггер анализирует, как в принципе возможно человеческое бытие. Бинсвангер же в своих исследованиях всегда за основу берет конкретные случаи.
Как уже было замечено, только человек обладает способностью конструировать мир. И чтобы прояснить, как происходит экзистен-цирование в мире, различают три вида отношений человека и мира: Eigenwelt (собственный-мир - восприятие человеком самого себя), Mitwelt (со-мир - восприятие человеком социальных отношений), Umwelt (вокруг-мир - окружающий мир, т. е. мир физических предметов и вызываемых ими ощущений). «Мир» для экзистенциального анализа - это не «чистое» вместилище феноменов, как пространство и время в эпистемологии Канта. «Мир» есть результат экзистенцирования: «"Мир" всегда означает не только что, внутри которого существует экзистенция, но в то же время как и кто его существования»20. Мир непостоянен, нестатичен - он существует как миропроект, являющийся объектом трансцендирования. Поэтому даже Umwelt - это все равно не физикалистский мир естественных наук. Человеческие ощущения опосредованы Я - особенно хорошо это проявляется как раз в случае психической болезни. Если бы Umwelt был дан человеку извне, то не были бы возможны ни агнозия, ни сенестопатия, ни галлюцинации, ни иллюзии. Мир человека - это всегда миропроект, в котором Dasein реализует себя. Личность человека формируется как самопроект, а потому отдельные феномены сознания не существуют обособленно, они часть «жизни-истории». В этом и есть суть самопроекта - упорядочивание жизни в виде истории. Этот историцизм метода Бинсвангера, ориентация на поиск базовых априорных отношений психического расстройства, порождающих уже все разнообразие симптомов-проявлений нарушения, дало основание французскому историку психиатрии Артуру Татоссьяну определить феноменологию Бинсвангера как генетическую, в отличие от описательной феноменологии Минковски, Штрауса и фон Гебзаттеля21. Схожее деление прово-
дит и итальянский профессор Паола Риччи Синдони, относящая бинсвангеровский поиск априорных структур психики к объективной феноменологии, противостоящей субъективной феноменологии Карла Ясперса22.
Общим для всех представителей феноменологической и экзистенциальной психопатологии является, таким образом, признание в качестве ценности самого процесса познания человека. Исследование сознания и духа никогда не достигнет своего завершения -вера в возможность научного объективирования человека наивна.
У нас нет основополагающей системы понятий, с помощью которой мы могли бы определить человека как такового; нет и теории, которая могла бы исчерпывающе описать человеческое бытие как некую объективную реальность. Поэтому мы как ученые должны быть готовы к восприятию любых эмпирических возможностей; нам ни при каких обстоятельствах нельзя сводить «человеческое» к чему-то единому23.
Экзистенциально-феноменологическая психопатология - это не прикладная по отношению к психотерапии область. Психопатология изучает не человека безумного, а человека как такового. Только через это целостное восприятие личности можно уже потом прийти к пониманию одного из возможных ее состояний - состояния нарушения привычного хода душевной жизни.
* * *
Благодаря обращению к философскому категориальному и методологическому аппарату, который, как это свойственно философии, обладает максимальной степенью абстрактности, был выработан метод, позволивший создавать патографию конкретных случаев болезни. Экзистенциально-феноменологическая патография обладала серьезным преимуществами перед методом анализа болезни, предлагаемого как клинической психиатрией, так и психоанализом. В клинической психиатрии душевная болезнь распадалась на множество симптомов и синдромов, дать объяснение связи между которыми психиатрическая наука была не в состоянии. Экзистенциально-феноменологическая психиатрия же, напротив, могла проследить закономерности перехода от одного состояния болезни к другому. Для экзистенциально-феноменологической психиатрии, равно как и для психоанализа, психическое расстройство перестает быть только лишь отклонением от «правильного» функционирования психики, психическое расстройство - это зеркало, через которое удается лучше разглядеть наше «нормальное» восприятие и мышление. Но в отличие от психоанализа экзистенциально-
феноменологическая психиатрия смогла раскрыть причинность душевной болезни без редуцирования многообразия психической жизни до уровня несублимированных и сублимированных влечений. Если многие используемые Фрейдом термины, как, к примеру, Эдипов комплекс, Сверх-Я (das Uber-Ich), влечение к смерти (der Todestrieb), вызывают споры и сегодня, то методология экзистенциально-феноменологической психопатологии находит свое основание в таких базовых категориях, как пространство, время, бытие, чувство принадлежности к миру (der Sinn der Weltlichkeit), -категориях, существование которых едва ли может быть поставлено под сомнение.
Но, несмотря на глубину анализа, проводимого экзистенциально-феноменологической психопатологией, говорить о создании целостного знания о психической болезни вряд ли возможно. Так, американский исследователь Герберт Шпигельберг отмечает дихо-томизм концепции Ясперса24. Стремясь к стереоскопичности взгляда, педантичный немецкий философ и психиатр располагает психическую болезнь сразу в нескольких едва ли понятным образом пересекающихся плоскостях: соматической и душевной, материальной причинности и психологической понятности. Бинсвангер предлагает более цельное, тонкое и продуманное объяснение душевных процессов. Но эта цельность концепции достигается за счет ухода из такой образующей области психиатрии, как психотерапия. Критикуемый ими Фрейд, при всей кажущейся спекулятивности положений его учения, основал практику новой клиники, более гуманной клиники - клиники, активно развивающейся и в наше время.
Но хотя экзистенциально-феноменологическая «психиатрия» так и не стала полноценной естественно-научной дисциплиной, это был очень важный критический опыт для самой философии. Хай-деггер пытался выявить и описать условия бытия, т. е. то, что предшествует существованию мира и человека как в физическом, так и в ментальном плане. Здесь Хайдеггер расходился с субъективизмом Гуссерля, редуцирующим онтологическую проблематику до уровня психологизма. Бинсвангер заимствует терминологию Хайдеггера, но использует ее для анализа душевного мира субъекта. Хайдеггеровская онтология обращается в психологию: условия существования бытия становятся своего рода нормативной установкой сознания, а психическая болезнь описывается через отклонение от стандартной модели das Man-. Возникает серьезный вопрос: откуда мы знаем, что аналитика Хайдеггера относится непосредственно к Dasein, а не всего лишь к возможности восприятия Dasein человеком. Daseinsanalyse Бинсвангера - это в некотором
роде опровержение Daseinanalytik Хайдеггера. Используя хайдег-геровскую терминологию, Бинсвангер решает скорее задачу, поставленную Бергсоном: изучение того, как бытие, мир, время даны в нашем сознании.
Осознание того, что Sein предшествует сущему, для Хайдеггера означает необходимость пересмотра всей интеллектуальной традиции, которая, начиная с Аристотеля, сводит вопрос о Sein к тому, что есть сущее. Бинсвангерово положение о предшествовании Sein сущему не рассматривается в столь широком контексте: первородство Sein - это свидетельство свободы человека в проектировании себя и своего мира. Это очень близко сартровскому положению о том, что существование предшествует сущности. Но тем не менее между Бинсвангером и Сартром есть и коренное отличие. Сартр провозглашает неотъемлемость свободы: в любой ситуации у человека остается свобода выбора, тогда как патографии Бинсвангера -это, по сути, напротив, истории людей, которые потеряли свою свободу, которые стали заложниками своего миропроекта. Сущность того мира, в котором живет психический больной, подавляет его существование.
Таким образом, экзистенциально-феноменологическая психиатрия оказалась слишком трудной и одновременно малоэффективной для решения чисто медицинских задач. Тем не менее обращение к философии открыло путь самобытной и глубокой традиции экзистенциально-феноменологической патографии. Исследования Ясперса, Минковски, Гебзаттеля, Штрауса, Бинсвангера и других -это, скорее, философия, нежели психиатрия, но философия особого рода: не человека вообще, а человека конкретного.
Примечания
1 Хотя, конечно, еще в первой половине XIX в. были отдельные психиатры, иссле-
дующие психическую болезнь через поиск органических коррелятов. Так, одно из самых ранних определений безумия как нарушения мозга было найдено мной у сегодня почти забытого немецкого психиатра Фридриха Бирда: «Verrücktheit ist ihrem Wesen nach eine Krankheit, welche auf einer Störung der normalen organischen Hirnfunction beruht» (Bird F. Pathologie und Therapie der psychischen Krankheiten: zum Gebrauche für practische Aerzte entworfen. Berlin: bei G. Reimer, 1836. S. 65).
2 Unbewußte (das) - «несознательность» - субъективное истолкование (долговре-
менной) памяти (Качалов П.В. Психоаналитический глоссарий. М.: ГНЦ ССП им. В.П. Сербского, 2005) - правильный перевод понятия З. Фрейда, вместо привычного, но неверного «бессознательный».
3 Ясперс К. Общая психопатология. М.: Практикум, 1997. С. 651.
4 Там же.
5 Бинсвангер Л. Фрейдовская концепция человека в свете антропологии // Бин-
свангер Л. Бытие-в-мире. М.: КСП+, 1999. С. 144.
6 Локковское выведение мышления из ощущений действительно говорит в поль-
зу того, что новорожденный - это tabula rasa, так как ощущения располагаются вовне. Если же Фрейд, как утверждает Бинсвангер, выводит человеческую культуру из человеческой природы, то это означает, что человеку не нужно обращение к внешнему источнику, а значит, он все же не tabula rasa.
7 Ясперс К. Указ. соч. С. 32.
8 Шелер М. Положение человека в космосе // Проблемы человека в западной фи-
лософии. М.: Прогресс, 1988. С. 53.
9 Бинсвангер Л. Аналитика существования Хайдеггера и ее значение для психиат-
рии // Бинсвангер Л. Бытие-в-мире. С. 190-191.
10 Штраус Э. Эстезиология и галлюцинации // Экзистенциальная психология.
Экзистенция. М.: Апрель пресс, 2001. С. 253.
11 Бинсвангер Л. Психическая болезнь как феномен жизни-истории и как пси-
хическое расстройство. Случай Ильзы // Экзистенциальная психология. С. 355.
12 Ясперс К. Указ. соч. С. 47.
13 Ясперс К. Феноменологическое направление исследования в психопатологии //
Ясперс К. Собрание сочинений по психопатологии: В 2 т. Т. 2. М.: Академия, 1996. С. 93.
14 Минковски Э. Случай шизофренической депрессии // Экзистенциальная психо-
логия. С. 237.
15 Под внесознательными ассоциативными связями Ясперс понимает не несозна-
тельность, а автоматически возникающие (т. е. без волевого усилия) ассоциации между восприятиями на основе их сходства или приобретенного нами прежде опыта об их связанности друг с другом.
16 Ясперс К. Общая психопатология. С. 89.
17 Но вместе с тем экзистенциальная психиатрия все же признает феноменологию
Гуссерля в качестве теоретического источника собственной практики.
18 Стоит отметить, что, как указывает Герберт Шпигельберг, ссылаясь на Роланда
Куна, термин Daseinsanalyse ввел не Бинсвангер, а другой швейцарский психиатр Якоб Вирш (Spiegelberg H. Phenomenology in Psychology and Psychiatry: A Historical Introduction. Evanston: Northwestern University Press, 1972. P. 193). Но проблема истории и развития метода Daseinsanalyse лежит за пределами настоящего исследования.
19 Бинсвангер Л. Случай Эллен Вест. Антропологически-клиническое исследова-
ние // Экзистенциальная психология. С. 399.
20 Там же.
21 Tatossian A. The Phenomenology of Psychoses. P. 5-6. [Электронный ресурс]: Сайт
Maudsley Philosophy Group. [London, 2009]. URL: http://maudsleyphilosophy-
group.org/uploads/pdf/The_Phenomenology_of_psychoses_(Tatassian)_-_for_MPG_website.pdf (дата обращения: 05.03.2011).
22 Sindoni P.R. Ludwig Binswanger, the Inspiring Force // Phenomenology world-wide:
foundations, expanding dynamics, life-engagements: a guide for research and study. Dordrecht: Kluwer Academic Publishers, 2002. P. 661.
23 Ясперс К. Указ. соч. С. 31.
24 Spiegelberg H. Op. cit. P. 199.
