CC BY
91
УДК 159.923:159.9.019.43:316.62
ТИМОФЕЕВ А.И., Экстремальная деятельность и КУЗНЕЦОВА В.В. проблема целостности субъекта
В статье анализируются актуальные вопросы феномена экстремальной деятельности. Исследуя экстремальное поведение личности, невозможно остановиться только на психологическом и физиологическом уровнях в связи с тем, что человек ориентирован действовать разумно на основе своего собственного понимания ситуации, общем смысле и цели. Исследование сущностной интерпретации предполагает рассмотрение культурных и духовных аспектов экстремальной деятельности. Занятия экстремальными видами деятельности дают цельность индивидуального бытия.
Ключевые слова: экстремальная деятельность, личностная целостность субъекта, духовная цельность, экстремальная ситуация, творческая экстремальность, социальная роль, социальный порядок.
В последние десятилетия экстремальная деятельность в виде экстремальных разновидностей спорта - таких как бейсджампинг, паркур, дайвинг, кайтинг, скалолазание, и других подобных, которые являются прежде всего средствами поиска приключений или, как сейчас говорят, «поиска адреналина», становятся объектом пристального внимания исследователей. В рамках этих исследований выявилась проблема влияния деятельности в произвольно организованных экстремальных ситуациях на формирование личностной целостности субъекта. Проблема анализа духовной цельности человека более глубоко раскрывается при исследовании человека, спортсмена в экстремальных условиях деятельности. «Понять поведение и жизнедеятельность человека как целое оказывается гораздо сложнее, чем определить цели отдельных функциональных систем. Таких, например, как система терморегуляции или система поддержания оптимального артериального давления. Анализ поведенческой активности человека осложняется тем, что человек - единственное живое существо, которое имеет право на моральный выбор. Поэтому целостный взгляд на него, на весь процесс его жизнедеятельности не может
быть осуществлён вне рассмотрения проблем добра и зла, творческой экстремальности и экстремизма»1. При этом рассмотрение духовной деятельности человека позволяет вскрыть такие ее глубинные пласты, которые в обычных неэскт-ремальных условиях бывает невозможно выявить.
Во-первых, поскольку мы говорим о поведении человека в экстремальных ситуациях, то невозможно ограничиться только уровнем физиологии и даже психологии. В отличие от животного, у которого побуждение непосредственно переходит в действие, человек как разумное существо пытается осознать общий смысл экстремальной ситуации, дать ей общее истолкование и действовать в ней в соответствии со своим пониманием, правда, до тех пор, пока он не поддастся панике. Это происходит в том случае, если речь идет о непреднамеренно возникающей экстремальной ситуации. Тем более это касается экстремальных видов спорта, когда экстремальная ситуация или создается искусственно, или спортсмен осознанно подвергает свою жизнь опасности, сплавляясь, например, по бурной, порожистой горной реке. Очевидно, что в этом случае предполагается некоторый общий смысл
№ 3 2011 г.
мероприятия, некоторая более или менее осознаваемая цель.
Таким образом, поскольку речь идет об истолковании и смыслах, постольку анализ феномена экстремального поведения переводится в духовное, социальное и культурно-историческое измерение. Здесь важно понять, чем человеческое измерение про-мышленно-урбанистической цивилизации отличается от предыдущих эпох, поскольку в более ранние периоды можно было говорить о героическом поведении, а не экстремальном. Героическое и экстремальное, с нашей точки зрения, следует различать.
Духовное состояние современной эпохи анализировалось многими крупными философами. Можно назвать имена Г. Гегеля, С. Кьеркегора, К. Ясперса, Н.А. Бердяева, и это перечисление можно было бы продолжать еще достаточно долго. Общий вывод, к которому пришли мыслители за два столетия анализа, можно свести к некоторым основным положениям.
Прежде всего следует сказать о том, что социальный порядок стал пониматься как нечто объективное, а значит, обезличенное, хотя и рационально организованное. Философы-просветители видели в этом порядке нечто без изъяна положительное, они говорили о грядущем царстве разума как о некотором совершенном устройстве общества. Видимо, только Ж.Ж. Руссо во Франции и Гегель и йен-ские романтики в Германии, конечно, по-разному, стали осознавать издержки такого объективно-разумного устройства общества. Гегель отмечал, что индивидуальная жизнь в нем выступает как снятое или как второстепенное и безразличное. Подчиненное положение отдельного лица в развитых государствах обнаруживается в том, что оно получает совершенно определенную и всегда ограниченную долю в работе целого. Тем самым субстанционально целостный человек становится полифункциональным. Внутреннее единство его души становится проблемным. (В ХХ веке, социологически истолковывая общие философские положения, стали говорить о ролевой теории личности).
Кроме того, появляется так называемая политкорректность, когда каждому
отдельному лицу предуказаны общие точки зрения, которые должны служить ему руководством в его деятельности. Исходя из этого, формально свободный индивид должен внутренне ограничивать и извращать себя в своих суждениях и оценках.
Тем самым каждый отдельный человек принадлежит существующему общественному порядку и выступает не как принадлежащая этому обществу самостоятельная, целостная и вместе с тем индивидуально живая фигура этого общества, а лишь как некий ограниченный в своих функциональных значениях его член.
Выполнение отдельных социальных ролей не позволяет осознать себя живой целостной личностью. Тем более что режиссером в этом житейском спектакле выступает безличный порядок, а не человек или «порядок сердца», как об этом писал Б. Паскаль. Отсюда следует, что каждый отдельный человек выступает как некоторое средство в реализации внешней ему цели, сам при этом не являясь для себя самоцелью. Таким образом, человек теряет безусловное достоинство, но получает относительную цену.
Ролевое, относительное существование приводит к потере индивидуальной личностной целостности и живой самостоятельности человека. Потеря смысла существования, а именно об этом идет речь, когда говорят об индивиде как о средстве, не может быть заменена комфортом и достатком цивилизованной жизни.
Стремление к осмысленности, цельности индивидуального бытия выражается в современном обществе в очень сильно различающихся формах. Можно говорить о полностью социально неприемлемых преступных болезненных способах самореализации, когда какой-либо индивид начинает страдать манией, будучи тем не менее вменяемым, а значит, и ответственным за свои поступки. Менее социально опасными, но все же социально неприемлемыми являются наркотики как иллюзорная форма достижения, по сути, телесного чувства внутренней целостности и как бы отсутствия внешних границ. Определенную социально приемлемую, хотя и иллюзорную, не связанную
с деятельностью форму достижения чувства внутренней целостности и свободы дает алкоголь. Самой социально значимой формой девиантного поведения в современном обществе является творчество. Стремление к самореализации, находящее свою действительность в экстремальных видах спорта, хотя и является девиацией, но это весьма полезная девиация, позволяющая вернуть личности ее целостное единство, снять внутреннюю агрессивность и тем самым канализировать многие социальные напряжения.
Экстремальный спорт, как уже отмечалось выше, характеризуется рядом особенностей, которые делают его значимым для появления сознания личностной целостности, для смысловой интеграции образа Я. Обычно в структуре субъекта выделяют два уровня - самоощущение и самоосмысление. Самоощущение лежит в основании самоосмысления. Человек идентифицирует себя прежде всего со своим телом, он рефлектирует отдельные соматические состояния своего тела. Однако рефлексия отдельных соматических состояний не может дать смысловой интеграции образа Я2.
В том же случае, если возникает оппозиция: чувство жизненности - общая опасность для жизни, то тогда это общее чувство жизненности, воспринятое первоначально как страх перед лицом смерти, дает восприятие физической идентичности тела как целого, которое затем дает возможность интегрировать в целостность личностное самосознание. Эта смысловая интеграция происходит, когда дается истолкование тому общему стрессу, который был вызван возникшим и преодоленным риском для жизни.
Наряду с самоощущением и самоосмыслением в субъективности человека можно выделить и промежуточный уровень самодостоверности, который находится между указанными двумя. Этот уровень основан на созерцании в том виде, в каком его понимал И. Кант, то есть на таких формах созерцания, как пространство и время. Поскольку в статье речь идет о внутренних процессах субъекта, то главным объектом внимания служит время как форма внутреннего созерцания субъекта.
На уровне самодостоверности дезинтеграция субъекта проявляется в форме представляющей рефлексии, состоящей в том, что непосредственное единство созерцания дробится на потенциально бесконечно малое множество мгновений, не связанных друг с другом внутренним образом. По сути, поскольку «размер» мгновения может только на бесконечно малую величину отличаться от ноля, постольку бытие субъекта переходит в ничто, ведь такое мгновение понимается как не обладающее непосредственным качеством.
В экстремальной деятельности переживаемый риск прекращает указанную представляющую рефлексию времени и его созерцание тем самым приобретает единство. Пиковые переживания интегрируют все формы чувственности и также служат основанием объединения субъекта в целостность. Это тем более важно, поскольку созерцание лежит в основе идеальной составляющей человеческой субъективности, тогда как тело дает материальную основу человеку как субъекту.
Истолкование переживаний может реа-лизовываться в двух видах: образ и слово. И в том и в другом случае происходит обобщение. Образ выступает как типичный, а слово - как некоторая абстракция. Таким образом, в акте истолкования происходит переход с физиологического уровня (стресс) и с психологического уровня (индивидуальное созерцание и переживание) на смысловой уровень, который поддается философскому и социологическому анализу.
Можно предположить, что, поскольку в экстремальном спорте экстремальная ситуация создается осознанно, то есть цель ставится в общем виде, и соответственно и результат может осознаваться в общем виде. Тем самым интерпретация выступает здесь как нечто необходимое. Эта интерпретация, исходно имеющая индивидуальный характер, не исключает интериндивидуального взаимодействия и соответственно диалога и дискуссии, благодаря которым она становится социальным феноменом. Следовательно, возможен анализ социально-групповых ценностей и смыслов.
№ 3 2011 г.
Одновременно с этим возникает и осознание свободы, поскольку предел для деятельности снят. Личность осознает основополагающее значение своей собственной активности для своей жизнедеятельности. Таким образом, экстремальная деятельность, порожденная активным стремлением личности найти условия для целостной реализации своего целостного Я, сама в свою очередь становится источником личностной активности.
В заключение хотелось бы сделать акцент на способах освоения пространства экстремальности. Можно выделить несколько основных способов такого освоения:
а) радикальный опыт телесных практик, интерес к изменённым состояниям сознания;
б) игровое освоение экстремального в сфере спорта, такие виды спортивных развлечений, как пейнтбол, где риск для жизни имеет статус «как бы», в форме условности, вследствие чего можно рассматривать эту группу как псевдоэкстремальные виды спорта; в) экстремальный отдых и туризм3;
в) внимания заслуживает также китч как весьма распространенный способ восприятия предельных состояний, действий и смыслов (слово "китч" - это всего лишь дефиниция плоского, упрощенного, размытого, но обладающего тем большей суггестивной силой романтического представления о смерти). Отличительной особенностью всякого китча является его универсальная подогнанность под вкусы большинства. Универсальность и суггестивная сила китча коренятся в его способности приспосабливать все неординарное к обыденной жизни. Говорят, что типичной особенностью китча является именно нейтрализация экстремальных ситуаций посредством превращения их в воображении в сентиментальную идиллию. Здесь китч близок к игре, хотя в игре игрок осознает, что он только игрок или актер, а в китче этого отстранения нет, китч принимается за реальность;
г) реальное освоение сферы экстремального, когда определенный человек ставит себя в условия действительного риска для жизни, причем здесь могут иметься два варианта отношения к созданной экстремальной ситуации: одни погружаются в экстремальную ситуацию с полным сознанием возможного риска для жизни, другие пытаются преодолеть страх возможной смерти с помощью алкоголя и других наркотизирующих средств. Следует отметить, что только первые духовно растут, преодолевая экстремальную ситуацию, становятся более сильными личностями, активно позиционирующими себя в жизни, а не просто «щекочут себе нервы».
Экстремальная деятельность представляет собой явление, которое становится все более распространенным. Она оказывает воздействие на многие стороны жизни современного человека. Она приобретает реальную социальную значимость. Вместе с тем в научном плане этот вид деятельности малоисследован, поэтому представляемая работа очевидно актуальна.
Только понимание человека как целостного субъекта деятельности позволяет продуктивно рассуждать о его антропологических перспективах. Только понимание субъекта экстремальной деятельности в единстве его телесной, эмоциональной и мыслящей сторон может позволить правильно оценить значимость экстремальных видов деятельности и выявить наиболее эффективные направлении исследования этих перспектив.
1 Томалинцев В.Н. Экстремаль России. СПб., 2007. С. 25.
2 Тимофеев А.И. Экстремальный спорт и самосознание личности /Теория и практика управления образованием и учебным процессом: педагогические, социальные и психологические проблемы // Вестник Балтийской педагогической академии. 2008. Вып. 82.
3 Кузнецова В.В. Понятийное поле экстремальности /Теория и практика управления образованием и учебным процессом: педагогические, социальные и психологические проблемы //Вестник Балтийской педагогической академии. 2008. Вып. 82.
