CC BY
39
УДК 34
Ю.А. Шаранов*, В.Н. Устюжанин**
Экспертное мышление юриста в контексте «треугольника компетенций»
Название статьи является результатом экспликации основных целей современного гуманитарного образования в рамках ее трехуровневой структуры: образования, исследования и инновации. Три отмеченных уровня выражают устойчивую структуру субъективности, которая включает эмоционально-ценностную, рационально-волевую и операциональную сферы. Как представляется авторам, именно в рамках этих трех уровней созидается качественная основа классического образования юриста и осуществляется формирование его экспертного мышления.
Ключевые слова: экспертное мышление, юрист, эксперт-криминалист, дискурс, контекст, модус, «треугольник компетенций».
Y.A. Sharanov*, V.N. Ustjuzhanin**. «Triangle of competence» as a part of jurist expert thinking.
The article title results in explication of main ideas for current humanitarian education within three level structure: education, research and innovation. Three noted levels express the stable structure of subjectivity including emotionally - valuable, rationally - willful, and operational spheres. According to author's opinion precisely within the frame of these three levels can be made quality base of a classic education for jurist and the formation of his expert thinking is realised.
Keywords: expert thinking, jurist, forensic scientist, discourse, context, modus, triangle of competence.
Обращение к анализу возможностей экспертного типа мышления в формировании актуальных сегодня профессиональных и личностных качеств юриста продиктовано несколькими причинами. Во-первых, ростом разнообразия объектов окружающего мира, которые отражаются в сознании обучающихся в результате глобализации, технической экспансии в социальное пространство, уменьшения периодов ритма деятельности, ускорения многих перемен и другие. Во-вторых, беспрецедентным увеличением объёма и сложности для познания потока информации, профессионального, научного и социального знания, развитием интереса к гипертекстовой форме представления информации, где в качестве языка используется статистически-вероятностный язык синергетических процессов, язык нелинейных систем. Разнообразие мира и резкое увеличение объёма знаний объективно приближает кризис его понимания. В качестве гипотезы нами высказывается предположение о том, что скачкообразный рост знания как отражение семиогенетического процесса вполне поддается уплотнению и фундаментализации посредством развития у обучающихся компетентностей экспертного мышления. Действительно, огромный массив научной информации актуализируется и трансформируется именно в когнитивной, мыслительной сфере личности. А выбор экспертного мышления объясняется тем, что оно, по нашему мнению, обладает достоинствами многих типов мышления (научного, концептуального, системного, интуитивного, креативного, практического, юридического). Естественно, что интеллект у человека один, едины и основные механизмы мышления (Б.М. Теплов), а вот формы мыслительной деятельности разнятся в зависимости от её предмета и решаемых задач. Например, важнейшей функцией обладателя экспертного мышления является функция арбитража или авторитетного судьи, всезнающего и компетентно судящего специалиста в различных научных дискуссиях и трудных профессиональных ситуациях. Кроме того, экспертное мышление юриста отличается ценностно-ориентированной направленностью, сочетанием методологичности и технологичности, технократизма и гуманизма, культурного кругозора и техникой мыследеятельности, «снимающей» ограничения иных форм мышления.
Юрист с экспертным мышлением - это специалист, обладающий юридическими правами и практическим опытом исследователя, высоким уровнем профессиональной квалификации и внутренней свободой (не прикреплённый к одной точке зрения), презумпцией честности и ответственности, который не только владеет знанием, но и понимает то, что знает, как и для чего знает, понимает границы своей компетентности и никогда их не преступает. В первом приближении экспертное мышление юриста понимается нами как особая интеллектуальная деятельность, выступающая в качестве
* Шаранов, Юрий Александрович, профессор кафедры юридической психологии, Санкт-Петербургский университет МВД России, доктор психологических наук, профессор, Заслуженный работник высшей школы Российской Федерации. Адрес: Россия, 198206, г. Санкт-Петербург, ул. Летчика Пилютова, д. 1. Тел. 8 (921) 9867567. E-mail: [email protected].
** Устюжанин, Виктор Николаевич, профессор кафедры юридической психологии, Санкт-Петербургский университет МВД России, кандидат педагогических наук, профессор, Заслуженный работник высшей школы Российской Федерации. Адрес: Россия, 198206, г. Санкт-Петербург, ул. Летчика Пилютова, д. 1. Тел. (901)3002870. E-mail: [email protected].
* Sharanov, Yury Alexandrovich, professor of Legal Psychology Department, St. Petersburg University of the Ministry of Internal Affairs of Russia, the doctor of psychological sciences, professor, the Honored worker of the higher school of the Russian Federation. Address: Russia, 198206, Saint-Petersburg, Pilot Pilyutov str., 1. Ph. 8(921) 9867567. E-mail: [email protected].
** Ustjuzhanin, Viktor Nikolaevich, professor of Legal Psychology Department, St. Petersburg University of the Ministry of Internal Affairs of Russian Federation, PhD of pedagogical sciences, professor, the Honored worker of higher school of the Russian Federation. Address: Russia, 198206, Saint-Petersburg, Pilot Pilyutov str., 1. Ph. (812) 744-13-13. E-mail: [email protected].
© Шаранов Ю.А., Устюжанин В.Н., 2016
инструмента специального исследования явлений и фактов социально-правовой природы, которые целеустремленно отбираются, подвергаются анализу, пониманию, интерпретации и оценке на основе господствующих в обществе ценностей права, идеалов справедливости и законности. Как правило, социально-правовое явление выступает в качестве открытой модели познания, в которой представлено множество смыслов, и поэтому сознание и мышление юриста работает прежде всего со смыслами. Во многом по этой причине наблюдается быстрое развитие коллизионного и интерпретационного права. Огромное количество, разнообразие и сложность социально-правовых смыслов вызывают к жизни именно экспертное мышление.
Эксперт-криминалист, который проводит исследование конкретного криминального случая, т.е. отвечает на вопрос «что это?», выступает именно как специалист с компетентностями исследователя. Если эксперт-криминалист запрашивается ещё и в качестве консультанта, когда он принимает участие в совместном с оперативными сотрудниками и следователями обсуждении версий расследования, то перед нами, собственно, эксперт, т.к. в этом случае сотрудник экспертной службы вынужден выходить за рамки узкого предмета и технологических целей своего исследования в широкий социальный контекст, т.е. анализировать, отбирать, оценивать факты в контексте именно социально-правового явления. А это уже уровень психосемантического языка мышления, в котором важнейшим инструментом познания являются процессы критики, концептуального, ценностно-смыслового постижения истины и самоопределения субъекта. Результаты системно-деятельностного и ценностно-смыслового познания эксперта позволяют переходить от индивидуальной нормы деятельности к обобщённой социально-правовой норме и тем самым институализировать полученный результат экспертного исследования в контексте борьбы с преступностью. Собственно, это и есть предмет деятельности юриста, обладающего компетентностями экспертного мышления. С этой точки зрения каждый юрист-эксперт должен быть специалистом, т.е. сведущим в определённой области лицом, но не каждый специалист может быть экспертом.
В настоящее время совокупность знаний и компетенций, которые получают будущие юристы в рамках действующей образовательной программы, формирует преимущественно юридический стиль мышления. Этот стиль выступает в виде различных компетентностей: целеполагания, специфических логических форм и операций мышления, существенных и второстепенных психологических особенностей эмоциональных и волевых состояний, нравственной мотивации, правовых идей и отношений. Под воздействием сформированных образованием и воспитанием привычек, стереотипов и установок мышление специалиста становится сензитивным только к определённого рода ситуациям, их содержательным и структурным требованиям, приобретает стройную внутреннюю логику развития и ценностно-целевую направленность функционирования [14, с. 46]. Другими словами, сформированный опыт познания включает в себя некую «предохранительную цензуру» от всего, что не поддаётся юридическому объяснению и формальному упорядочиванию нормами права. Имеется в виду, что такое содержание опыта юриста подчиняется однозначному видению мира, опирается на устойчивые ценности и модусы порядка, концептуально выражается преимущественно на юридическом языке. Возникает так называемое «очарование» удобством модели современного правового порядка, в котором всё находит своё объяснение и оправдание. Компетентный юрист в данной трактовке - это специалист, который в полной мере овладел искусством установления искомого порядка не только в социальных средах, но и в собственном сознании. Естественно, что в образовательной среде господствует не реальная, а дидактическая истина, а ментальный стиль рассуждений опирается преимущественно на иерархизированное видение мироустройства, закрытые модели порядка и объективизм в концепциях и терминологиях. Доминирование навязчивого морализаторства на занятиях и воспитательных мероприятиях дополнительно создают иллюзии и суррогаты реальной жизни, не позволяет в полной мере приблизиться к открытию её тайны. Культура как постоянная оппозиция между потребностью в порядке и необходимостью видеть существующие формы изменчивости и случайности, познавать и оценивать реальные вещи как незавершенные субстанции, в т.ч. с позиции онтологических модусов красоты и гармонии, для традиционного юридического образования пока слишком сложна и во многом избыточна.
Развитие экспертного мышления соотносится с конечным процессом синтеза способностей юриста к концептуализации на специфических языках различных видов правоохранительной деятельности [4, с. 76-81]. Не являясь синонимом «правильного или лучшего мышления», экспертное мышление тем не менее рассматривается нами в качестве системообразующего и самореферентного гуманитарного явления, предоставляющего большие возможности для развития общекультурных, профессиональных и личностных компетенций будущего юриста.
Проблема формирования экспертного мышления заключается в том, что в структуре подготовки юриста предпочтение традиционно отдаётся прикладному, информационно-технологическому знанию. Это хорошо видно на примере подготовки будущих сотрудников экспертных подразделений органов внутренних дел. В содержании программ их обучения доминируют специализированные знания, которые во многом определяют однотипное или линейное мышление субъекта. Данная тенденция, впрочем, характерна для экспертного мышления и на Западе. Эксперт с таким типом мышления, как правило, склонен оценивать профессиональную ситуацию вне всего комплекса явлений и их взаимодействия. И это зачастую вполне объяснимо, т.к. в настоящее время квалифицированные специалисты в экспертных криминалистических центрах МВД России работают по 48 экспертным
специальностям. Например, когда подозреваемый в незаконном обороте наркотиков уже задержан, то от эксперта требуется в течение трёх часов подготовить справку, что изъятое у задержанного вещество относится к запрещённым к обороту наркотическим веществом [2, с. 34]. Без этой справки невозможно ходатайствовать перед судом об аресте подозреваемого. Естественно, в таких случаях от эксперта запрашиваются преимущественно исследовательские компетентности, умения квалифицированно использовать современные научные достижения, лабораторное, аналитическое оборудование. Однако то, что при этом экспертизе подвергается личность, экспертом не берется во внимание по причине избыточности подобной информации - т.е. если в практической деятельности юриста-эксперта не запрашивается в полной мере система гуманитарного знания, то в образовательном процессе подготовки юриста и вовсе не всегда осознается стратегическая ценность и самостоятельность междисциплинарного блока - человековедения.
Сегодня система высшего образования юристов представляет собой социально-когнитивный комплекс, в котором реализация принципа человекоразмерности, гуманных ценностей и идеалов, а также достижение органичного единства содержательных и технологических компонентов в обучении и воспитании кадров по-прежнему остается актуальной задачей. Дело в том, что образовательный гуманитарный и духовный модусы познания - это внешний дискурс, тогда как мышление обучающегося - это его внутренний дискурс. Темпоральность [11] и каузальная сопряженность развития этих дискурсов определяется уровнем зрелости существующих программ и технологий внешнего дискурса (например, примитивным или наоборот, сложным уровнем образовательных программ), а также характером и глубиной его проникновения во внутренние процессы познания, стиль мышления обучающихся. Если зрелость внешнего дискурса во многом определяется эффективностью применяемых образовательных технологий, то внутренний дискурс связан с уровнем развития способностей обучающихся к постижению истины, репрезентации и толкованию самых сложных и противоречивых смыслов реальности в контексте разнообразных юридических практик.
Сегодня нет, пожалуй, ни одного типа мышления, который бы в публикациях философов, педагогов и психологов не рассматривался в качестве возможного привилегированного средства решения современных образовательных задач. Общим лейтмотивом подобного рода исследований является вывод о том, что нуждаются в развитии как традиционная наука «о процессе научного познания» [6], так формы и методы мышления, ценностные аспекты познавательной деятельности субъекта. Если субъект осваивает реальность теоретически, ценностно и практически, то и его мышление должно быть ценностно определенным [1]. Иначе вне ценностного вектора познание становится всеядным, релятивным. Появляется реальная опасность скатиться до состояния аксиологической нейтральности (безличным оценкам - «правильно», «полезно», «экономно» и т.д.), деструктивных или ложных решений. Для эксперта-юриста это недопустимая позиция, т.к. его ценностное отношение к процессу и результату собственной деятельности выражается в нормативно обязывающей, юридической форме. Он не способен будет ответить ни на один вопрос и не решит ни одной проблемы, если в начале деятельности не осуществит ценностно-смысловое самоопределение. В условиях повсеместной неоднозначности толкования истины экспертное мышление отличается ценностно-смысловой определенностью суждений и оценок, а также персональной ответственностью юриста за его результаты. Если в условиях стабильного общества спор об истине мог бы гарантированно привести к однозначному ответу и тем самым определить, какая сторона права, то сегодня на один и тот же социальный процесс или событие люди не просто смотрят по-разному. Они, как правило, радикально расходится в оценках. При этом всегда большой резонанс вызывает вопрос о единственно верной точке зрения. И если выясняется, что никто не обладает статусом привилегированного субъекта истины, то каждый имеет право находиться в рамках своей собственной системы ценностей. Другими словами сегодня никто не может обладать монополией в области логики процесса познания и его результатов. Это умонастроение блестяще выразил Хосе Ортега-и-Гассет в своих знаменитых афоризмах, что «жизнь каждого есть точка зрения на универсум» и что «единственно ложная перспектива - это та, которая полагает себя единственной» [7, с. 266]. Всякое знание отныне ограничено той системой предпосылок, которая входит в само его основание, определяет его суть. И прежде всего сам процесс познания истины обусловлен культурно-историческим контекстом, зависит от ценностных факторов, языка и традиций, которые выступают той «универсальной средой, в которой осуществляется понимание» [3, с. 41, 451-452]. В.М. Розин справедливо отмечает, что «при анализе мышления необходимо учитывать развитие (эволюцию) и культурный контекст мышления» [16, с. 112]. Закономерной реакцией педагогического сообщества на непрерывно возрастающий объём, сложность и ценностно-смысловую неопределенность познания явилось обращение к системному мышлению.
Принцип системности является исходным для любой формы познания, в т.ч. и научного исследования, т.к. любой объект - это система, имеющая структурированный состав. Соответственно, системный тип мышления вполне адекватно отражает синтетическое, междисциплинарное представление о праве, интегрирующего норму, отношение и сознание в единую правовую реальность, в единое онто-гносеологическое юридическое поле. Отсюда наиболее перспективным с методологических позиций юристов представлялось рассмотрение правосознания и «правового мышления» в неразрывном единстве с правовой практикой общества, с волевым юридически значимым поведением субъектов правовых отношений [21, с. 82]. Системное мышление, как, впрочем, и любое
другое, требует, чтобы все проблемные ситуации рассматривались структурно и чтобы осуществлялся поиск «структурной истины». Другое дело, что создать такую интегративную теорию оказалось не так просто, и это до сих пор остаётся актуальной методологической задачей современной науки о праве.
В научных исследованиях и образовательной практике юристов, как правило, изучается не только правовая норма сама по себе, как будто бы она существует вне и независимо от всякого сознания, имеет, так сказать, внемировое местопребывание, а норма во взаимосвязи с сознанием, мышлением и тем отношением, которое она создаёт и регулирует. Другими словами, вопрос о свойствах юридического мышления рассматривается во взаимосвязи с поведением его носителя, профессиональной деятельностью, юридической практикой, эмпирическим опытом, личностным знанием, т.е. вполне системно.
В отечественной психологии принцип системности рассматривается в соотношении с понятием контекста. Так, в работах Б.Ф. Ломова контекст получает статус смыслообразующей категории - как «система внутренних и внешних факторов и условий поведения и деятельности человека, влияющих на особенности восприятия, понимания и преобразования конкретной ситуации, определяющих смысл и значение этой ситуации как целого» [9]. Для нас феномен контекста выступает и как инструмент исследования, и как характеристика факта включенности социального окружения и социальных изменений в процесс подготовки юридических кадров. Собственно, контекст - это социальная матрица идентичности и развития чувства «Я», которая складывается у будущих юристов не только из взаимовлияний друг на друга, но и из устойчивых во времени отношений, в т.ч. референтных групп, а также из истории становления юридической профессии и культурной ментальности общества в целом. В результате появляется юридическая общность активных людей, объединённая общим предметом и языком познания, значениями и дискурсивным модусом символического взаимодействия профессионалов, сведущих во всех тонкостях правового регулирования и условностях социально-правовой культуры. Однако именно объективно существующая системность правового регулирования и системность его социального познания вступают в противоречие с индивидуальным стилем мышления юристов как его «особо сложной формы поведения», т.к. предмет мышления в этом случае подвергается ограничению профессиональным контекстом правоприменительной деятельности [5, с. 190-191].
По этой причине в мышлении ничего нельзя понять, если рассматривать его сначала как чисто субъективную деятельность, а затем вторично соотносить с бытием. Мышление как сложная форма социального поведения выступает одновременно в двух основных формах: в форме общественно-исторической практики субъекта и в форме «мыслительной практики» субъекта индивидуальной познавательной деятельности. Отсюда в основе развития юридического мышления юриста лежат индивидуальный и социально-деятельностный контексты [12, с. 38-48]. Другими словами, системность юридического мышления предполагает существование множества профессиональных контекстов или юридических практик, которые связаны друг с другом только рамками правового регулирования тех или иных сфер социальных отношений. Каждый профессиональный контекст - это собственно, относительно самостоятельный мир профессионалов, со своим типом языка и мышления, например, судьи, следователя или адвоката. В процессе подготовки юристов зачастую происходит усиление не системности мышления, а углубление его специализации, предметной и содержательной специфики. Если подобная тенденция приобретает самодовлеющее значение, то возникает риск профессиональной деформации в виде «профессионального критицизма». Сформированное таким образом системное мышление посредством профессиональной языковой системы отражает и удерживает в основном функциональные аспекты юридической деятельности, отдельные фрагменты её природного, социального, культурного и духовного содержания. Вместе с тем системное мышление юриста должно носить действительно универсальный характер, воплощать в себе синтез всех способностей к созидательной деятельности индивидуально специализированного мышления в условиях предметного и смыслового разнообразия юридической практики. Традиционными образовательными технологиями сформировать такого рода системность профессионального мышления у выпускников, как правило, не удаётся. Необходимы специальные занятия, на которых осуществляется обучение курсантов и слушателей технике работы со смыслами или концептуализации познания. Способность к концептуализации является одной из важных компетентностей юриста-эксперта.
Включённость юридической деятельности в различные типы бытия и подчинение юристов преимущественно эмпирическим или операциональным формам мышления порождает соответствующие формы аналитики, как правило, выполняемые вне теоретического или концептуального мышления. В эпоху перемен, когда процесс изменений ускоряется, а количество неопределённых социально-правовых ситуаций и «смысловых пустот» резко возрастает, традиционные способы эмпирического анализа и синтеза уже не работают. Только концептуально «заточенное», универсальное мышление принципиально ориентировано на такую «работу» именно со смыслами. Вместе с тем перевод экономики и социальной сферы общества на инновационный путь развития актуализирует потребность не столько в концептуальном, сколько в творческом или креативном мышлении [15, с. 3-32]. Действительно, юридической профессии закономерно присущ творческий характер. Вряд ли кто серьезно будет спорить с тем очевидным фактом, что судья не только применяет право, но и творит его в процессе своей деятельности. Имеется в виду ситуации правовой неопределённости, в которых судья прибегает к профессиональному усмотрению, толкуя
и переосмысливая нормы права [19, с. 83-84; 20, с. 323]. Тем самым существующее противоречие между стабильной и динамичной стороной права юрист разрешает, исходя из интересов и целей современного развития социальных и экономических отношений в обществе. Правовая мобилизация может осуществляться только при условии интерпретационной, творческой активности юриста, когда цели, ценности и смыслы закона, принятого зачастую в иную эпоху, трансформируются в новые трактовки и способы решения актуальных задач. В этом смысле экспертное мышление юриста также не может не иметь черт креативного познания.
Безусловно, для инновационной среды творческое мышление юриста является наиболее адекватной компетентностью. Вместе с тем в условиях непрерывных изменений и усиления ценностно-смысловой плотности профессиональной среды у специалиста с креативным мышлением неизбежно возникает дефицит ресурсов для операций по дифференциации, анализу и оценке значимых фактов и событий, их каузального и смыслового объяснения в контексте культурного и исторического развития науки и профессиональных практик. Другими словами, вместе с функцией творческой трансформации знания перед носителем креативного мышления возникает параллельная задача -выбора и актуализации старого и нового знания, внедрения и одновременно забвения известных идей и технологий, снятия эффекта недоступности отдельных целей и ценностей деятельности. Эта задача креативной личности становится уже не по плечу. Самоопределиться в культурном потоке развития знания и профессиональных практик способен только специалист, обладающий экспертным мышлением.
Почему именно экспертное мышление должно стать одним из преимуществ современного юриста? На этот вопрос можно попытаться ответить, если обратиться к специфике развития научного знания и информации в современном профессиональном сообществе.
Развитие профессиональной среды осуществляется посредством накопления знаний, идей, ценностей и смыслов - собственно, всего того, что составляет содержание культуры цивилизованного сообщества. Культурный контекст в одинаковой степени составляют достижения прошлых эпох и современные знания, правильные и неправильные идеи, противоречивые и ошибочные представления и интерпретации. Вся эта информация, знания и идеи являются результатом длительных трансформаций человеческого сознания, целей и образов познания законов человеческого бытия, всех сущих смыслов и ценностей исторического универсума человека. Экспонентное возрастание информации неизбежно порождает функцию не столько фиксации и запоминания знания, сколько отбора знания в целях его последующего забывания [18]. В противном случае профессиональное сообщество погибнет под грузом избыточной информации. По этой причине эксперт не только порождает знание, как и его коллеги по цеху, но в условиях экспоненты роста знания участвует в «культуре забвения», т.е. вытеснения и забывания знания. Без культуры забвения и «уничтожения» знания не может существовать ни одна культура. Более того, знание в историческом контексте постоянно подвергается переписыванию, уточнению и вытеснению с тем, чтобы отдельные факты и события совсем замолчать и стереть из памяти поколений [17]. Другими словами, эксперт участвует в процессах актуализации знаний прошлых веков, оценивает и отбирает «правильную» информацию или отбрасывает ошибочные идеи и теории, утверждает новые статусы современного знания, сознательно стремится «стереть» из коллективной памяти «вредные» или противоречивые подходы, переживания и образы исторической памяти людей, исправить там, где можно, их ментальные архетипы, установки, идеалы и смыслы событий прошлых лет [8].
Собственно природа юридической практики и основные элементы её структуры в полной мере отражают диалектику прошлой (ретроспективной), настоящей (актуальной) и предстоящей юридической деятельности, социально-правовой опыт в механизме правового регулирования. Именно этот опыт как важнейший компонент юридической практики представляет собой коллективную, надындивидуальную социально-правовую память, обеспечивающую культуру копирования, накопления, систематизации, хранения и передачу информации (знаний, умений, ценностей, подходов и т.д.), позволяющую фиксировать и в определенной степени воссоздавать весь процесс деятельности или отдельные его фрагменты. Без такой культуры социально-правовой памяти невозможны эффективное правотворчество и толкование, правоприменение и систематизация, непрерывное восполнение пробелов в юридической практике. Именно юридическая практика образует существенную часть культуры общества, его правовую систему, активно способствует целенаправленному изменению общественной жизни в целом [23; 10, с. 40]. По этой причине и правовое мышление вполне обоснованно может толковаться как «процесс понимания социально-правовой действительности», совокупности смысложизненных и мировоззренческих основ правовой жизни общества. Получается, что феномен понимания в юридической практике, а значит, и в структуре экспертного мышления является его основным атрибутом [13, с. 6].
В содержательном смысле юридическое познание эксперта также в полной мере опирается на «понимание» историческое, поскольку эксперт вынужден прибегать к анализу социально-исторических закономерностей, событий прошлого в процессе правоприменения, объяснения и построения прогностической модели для создания наиболее действенной или наиболее «правильной» нормы, способа толкования и оценки правовой ситуации. Без способностей к исторической рефлексии и знания социально-исторических закономерностей невозможно подвести результаты индивидуального акта познания под юридически релевантную общую норму. Таким образом, отличительной особенностью юридико-познавательной деятельности в целом является множество
источников, ценностно-смысловых «узлов», форм и способов «правопониманий», что актуализирует необходимость и важность референтной функции экспертного мышления для юриста.
Следует подчеркнуть, что законодатель в процессе правотворчества, как правило, также выступает в качестве эксперта. Именно он прежде всего производит селекцию общественных потребностей и определяет посредством правотворческой деятельности, какие из них наиболее важные и подлежат удовлетворению, а какие не только не должны удовлетворяться, но и подлежат ограничению и запрету. Таким образом, в основе экспертного познания законодателя лежит не объективный критерий рецепции, а его субъективная оценка, поисковая избирательность и ценностное предпочтение. Но каков критерий этой оценки?
В основе деятельности законодателя как эксперта лежат и экономический, и политический, и властный критерии. Но вместе с тем он может руководствоваться естественно-правовыми идеалами, правовыми мотивами и чувствами, наконец, собственно правовым мышлением. Поэтому, когда законодатель подходит к анализу массы «фактов», которые ему необходимо преобразовать в правоотношения, его мышление пронизано не только прагматическими соображениями, но и морально-ценностными мотивами, идеалами. Другими словами, изначально в основе его познания правовой действительности лежит некий регулятивный принцип, модель или идеал социального устройства. Это может быть образ социально-правовой традиции (национальной или зарубежной), с которой он себя отождествляет, откуда черпает представления о сущем и должном, о том, что, по его убеждению, обязательно должно быть реализовано в жизни. Социально-правовые факты, которые при этом подлежат отбору и правовой оценке законодателем, неотделимы также от его теоретических и аксиологических установок и интерпретаций. Естественно, что содержание его идеалов и системы ценностей коррелирует с окружающей исторической обстановкой, ожиданиями той целевой группы населения, активность которой и обусловила само возникновение потребности в правотворчестве. В противном случае игнорирование исторической и социальной обстановки означало бы способность законодателя провести в виде нормы права в жизнь любое произвольное решение.
Особенность экспертного мышления законодателя состоит не только в объективной детерминации его поведения социальными условиями, но и в том, что его познавательно-преобразующая позиция определяется господствующей в профессиональной среде научной парадигмой. Критерием отбора норм права, способов правопонимания, соответствующих оценок фактов и событий, как правило, служат идеальные образы и переживания ценностной основы права, нравственные представления законодателя как эксперта о праве, которые, в свою очередь, изначально зависят от духовной традиции и активности элиты, т.е. тех передовых членов общества, которые лоббируют процессы объективации необходимых правовых идеалов и установлений. В этой связи изменяется и статус личности эксперта, укрупняется ее историческая сущность и социальная роль как субъекта познания и автора правоприменения. Ему сегодня присущи такие черты, которые не наблюдались раньше: свобода и спонтанность, креативность и автономность, текстуальность и самореферентность. Именно в правоприменительном и познавательном акте индивид осуществляет отбор, закрепление и модификацию важного, по его мнению, социального явления, события или факта бытия, проявляя индивидуальную силу как субъекта права.
Очевидно, что сегодня появляется необходимость в ином нравственном и духовном профиле личности юриста-эксперта, в иных механизмах регуляции его профессиональной активности, в т.ч. с точки зрения профилактики возможной угрозы с его стороны в виде высокомерного ошибочного суждения, подмены социального смысла правового регулирования индивидуальным произволом, неправильным толкованием принципов социальной справедливости и законности, дилеммы исторической необходимости и человеческой свободы. Особенно это опасно делать с позиции коллективного или массового субъекта правоприменения.
Понятно, что ни одно мышление нельзя уложить в некое прокрустово ложе и, естественно, любое мышление несвободно от ошибок. До сих пор цивилизованное человечество защищалось от атрибутов универсальности, незыблемости и вечности юридических стратегий социального управления, а также избыточных инноваций в сфере правового регулирования традиционным обращением к их яростной критике. Не случайно критическое мышление достигло такого высокого статуса и распространение в науке, политике и праве. Многие отечественные и зарубежные учёные и педагоги искренне убеждены в необходимости усиления современной тенденции учить будущих юристов и представителей других профессий исключительно критическому мышлению. Однако тот факт, что критическому мышлению недостает определенной доли продуктивности, созидательности, творчества и конструктивизма, а также то, что в его стиле велика доля конфликтной направленности, почему-то никого не тревожит. Но ведь в споре далеко не всегда рождается истина? Попытки построить современную демократию на древнегреческой культуре спора - это, по меньшей мере, возвращение к средневековой отсталости. Именно критический или «аргументированный» стиль критического мышления зачастую продуцирует напряженность в политике, служит причиной конфликтного взаимодействия между различными группами населения, а в качестве мыслительного метода в учебной группе часто превращается в средство самоутверждения или зарабатывания очков отдельными курсантами. Нам до сих пор не удалось овладеть логикой противоречий в обучении, избавиться от агрессивной позиции в яростном споре с оппонентом, которого мы обязаны не столько победить, сколько «уничтожить» или «размазать по стенке». Необходимый в этом случае конструктивизм, столь дефицитный для поиска пути вперёд и разрешения многих профессиональных и жизненных проблем, содержится в экспертном мышлении.
Именно экспертное мышление основано на власти знания, преимуществах широкого и качественного образования, нравственном праве специалиста давать оценки, а потому принципиально не приемлет любые агрессивные апелляции к административному ресурсу. Здесь наблюдается существенное отличие экспертного мышления от всех других, т.к. оно призвано одновременно решать задачи и на актуализацию, и на утверждение проверенных временем традиционных идей и ценностей права, а также на порождение новых смыслов и новых языков, адекватных современным тенденциям развития правовой реальности.
Таким образом, современный контекст «треугольника компетенций» подготовки юридических кадров формирует только базовые качества экспертного мышления специалиста, а именно: умение логично и непротиворечиво рассуждать и осуществлять обобщения; умение давать четкую классификацию юридических понятий; умение сравнивать явления и факты социально-правовой реальности; умение системного и предметно ориентированного анализа; умение чётко оценивать явления с позиций права.
Вместе с тем в структуре образовательных технологий отсутствуют специальные площадки и форматы занятий, направленные на «сборку смыслов», поиск ответов на экзистенциальные вопросы и вызовы современной культуры и жизнедеятельности человека. Формально ставятся задачи на развитие креативности, четкости прогностической функции и системности мышления, нравственного и профессионального права эксперта на оценку, а также развитие скорости и четкости мышления, которое должно быть у юриста с экспертным мышлением выше, чем у других специалистов.
Не меняя сложившейся в образовании юристов ситуации, мы никогда не придем к формированию экспертного мышления, специфичному именно для юриста, преодолевающему ограниченность индивидуальной динамики в мышлении.
Список литературы
1. Гончаров, С. З. Логико-категориальное мышление: онтологический, гносиологический и аксиологический аспекты : автореф. дис... докт. филос. наук. - Екатеринбург, 2007.
2. Гостев, А. А. Современная экспертиза: приоритеты и перспективы // Полиция России. -2016. - Апрель.
3. Гадамер, Х.-Г. Истина и метод: основы философской герменевтики. - М.: Прогресс, 1988.
4. Вермель, И. Г. Экспертное мышление и его значение в профессиональной деятельности судебно-медицинского эксперта // Эффективность научно-технических исследований и внедрение их в практику расследования преступлений : межвузовский сборник научных трудов. - Свердловск: Изд-во Свердловского юридического института, 1987. - С. 76-81.
5. Выготский, Л. С. Педагогическая психология. - М.: АСТ: Астрель, 2010.
6. Ильин, В. В. Теория познания. Эпистемология. - М.: Изд-во МГУ им. М.В. Ломоносова, 1994.
7. Кризис сознания : сборник работ по «философии кризиса». - М.: Алгоритм, 2009.
8. Лиотар, Ж.-Ф. Состояние постмодерна / пер. с фр. Н.А. Шматко. - М.: Институт экспериментальной социологии; СПб.: Алетейя, 1998 - 160 с.
9. Ломов, Б. Ф. О системной детерминации психических явлений и поведения // Принцип системности в психологических исследованиях. - М.: Наука, 1990.
10. Мальцев, Г. В. Познание права: от юридического позитивизма к новому пониманию права // Теория права и государства / под ред. Г.Н. Манова. - М.: БЕК, 1996.
11. Малюкова, О. В. Эпистемология времени: темпоральные программы физики, культурологии и экологии : автореф. дис.... докт. филос. наук. - М., 2011.
12. Мордовцев, А. Ю. Юридическое мышление в контексте сравнительного правоведения: культур-антологические проблемы // Правоведение. - 2003. - № 2.
13. Овчинников, А. И. Правовое мышление : автореф. дис. ... докт. юрид. наук. - Краснодар, 2004.
14. Оль, П. А. Правовая реальность: формально-содержательный анализ : монография. - СПб., 2005.
15. Основы инновационного стиля жизни: исторический, экономический и социокультурный аспекты // Развитие инновационной экономики / под ред. К.П. Стожко, Н.Н. Целищева : материалы VIII межрегиональной научно-практической конференции, 17-18 января 2006 г. - Екатеринбург: Изд-во Уральского университета, 2006.
16. Розин, В. М. Юридическое мышление (формирование, социокультурный контекст, перспективы развития). - Алматы: ВШП «Адилет», 2000. - 294 с.
17. Фуко, М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. - СПб., 1994. - 406 с.
18.Хаттон, ПатрикХ. История как искусство памяти / пер. с англ. - СПб., 2003. - 424 с.
19. Шмитт, К. Гарант Конституции // Государство: право и политика. - М.: Издат. дом «Территория будущего», 2013.
20. Шмитт, К. О звездах юридического мышления // Государство: право и политика. - М.: Издат. дом «Территория будущего», 2013.
21. Шундиков, К. В. Синергетический подход в правоведении. Проблемы методологии и опыт теоретического применения. - М.: Юрлитинформ, 2013.
22. Щедровицкий, П. Г. Очерки по философии образования. - М., 1993.
23. Юридическая деятельность: сущность, структура, виды : сборник научных трудов / редкол.: Н.Н. Вопленко, В.Н. Карташов (отв. ред.), В.И. Лайтман, В.И. Леушин, Ю.И. Мельников, Н.В. Щербакова. - Ярославль: Изд-во Яросл. ун-та, 1989. - 140 с.
