CC BY
131
А. В. Петров, С. В. Ярунин
экономическая глобализация и неолиберальная модернизация В РОССИИ*
Рассуждения о причинах, состоянии и последствиях глобальных трансформационных социально-экономических и политических процессов вот уже почти два десятилетия являются частью дискурса современных социальных наук. И чем больше появляется исследований, посвященных глобальным изменениям, чем чаще о них говорят политики и журналисты, тем более расплывчатым и менее понятным становится термин «глобализация», которым эти изменения пытаются обозначить. Следует согласиться с У. Беком в том, что «без сомнения, глобализация является наиболее употребляемым и злоупотребляемым — и наименее проясненным, вероятно, самым непонятным, затуманенным, политически эффектным словом (лозунгом, оружием в споре) последних лет и останется таковым в ближайшее время... Когда выбирается сфера, которая (почти исключительно) стоит в центре публичных дискуссий, а именно экономическая глобализация, туман не рассеивается»1. Безусловно, глобальные трансформационные процессы затрагивают не только сферу хозяйственной деятельности, хотя именно экономические изменения в современных международных отношениях являя-ются наиболее «ощутимыми» для миллиардов людей в мире. Можно также согласиться с Э. Гидденсом в том, что «глобализация охватывает не только экономическую, но и политическую, технологическую, культурную сферы. Более всего на нее повлияли события, связанные с развитием систем коммуникаций, которые произошли совсем недавно, в конце 1960-х гг. ... Глобализация — это не один процесс, а сложное сочетание целого ряда процессов»2. Однако, несмотря на расплывчатость определения глобализации, один его аспект просматривается достаточно ясно. Глобализацию во всех ее ипостасях по-прежнему рассматривают, прежде всего, как закономерный результат процесса социальной эволюции западного общества, как оформляющий «проект Современности», черты которого носят универсальный характер и поэтому «объективно» распространяются на все существующие современные общества, разрушая старый мировой порядок, основывавшийся на воспроизводстве национальногосударственных идентичностей, и замещая его универсальной системой «демократического глобального управления»3.
Экономическая глобализация, с которой часто отождествляют глобализацию вообще, включает ряд противоречивых процессов, имеющих неоднозначные последствия для всех стран в мире. Эти последствия определяются той ролью, которую играет страна в системе международного разделения труда и статусом в мирохозяйственных отношениях. Роль и статус во многом определяются глобальными политическими, социокультурными и информационно-технологическими процессами, анализ которых также важен для понимания сущности основных противоречий глобальных экономических процессов. Однако именно современные исследования последствий экономической глобализации, выявляя
* Материалы статьи подготовлены при поддержке гранта Президента Российской Федерации молодым ученым — докторам наук (проект МД-2380.2008.6)
© А. В. Петров, С. В. Ярунин, 2008
ее основные противоречия, ставят под сомнение представления о глобализации как об «объективном», «взаимовыгодном» процессе увеличения взаимозависимости, расширения универсализации и интеграции обществ, государств, национальных экономик.
Экономическую глобализацию следует рассматривать как сложную систему противоречий, главным из которых является противоречие между стремлением развивающихся стран к модернизации посредством включения в глобализирующуюся экономику и стремлением к сохранению национально-государственной идентичности, самостоятельности в принятии экономических и политических решений. Однако глобализация, постепенно разрушая государство, фактически ставя под вопрос возможность сохранения его суверенитета, лишь способствует усилению экономической, технологической (а за ними и политической, и социокультурной) зависимостей развивающихся стран от индустриально развитых, ослаблению их национальных экономик, а, следовательно, и сокращению возможностей выполнять социальные обязательства перед гражданами, неодинаковым выгодам от международного разделения труда, увеличению вывоза ресурсов и капиталов из развивающихся стран, глобальному распространению экологических проблем, и, главное, усилению глобальной проблемы бедности, существенно обостряющей все социальные проблемы развивающихся стран. К таким проблемам можно отнести резкое увеличение социального расслоения, разрушение системы социальной защиты, ухудшение здоровья населения, рост безработицы, маргинализацию населения, рост преступности, распространение фундаментализма и терроризма. «Словно в насмешку, история распорядилась таким образом, — справедливо отмечает У. Бек, — что именно те, кто оказывается в проигрыше от глобализации, в дальнейшем должны будут оплачивать все, социальное государство и функционирующую демократию, в то время как оказавшиеся в выигрыше получают сказочные прибыли и уклоняются от ответственности за грядущие судьбы демократии» 4.
Глобализация придала новый импульс идеологии экономического либерализма, проявившейся, в частности, в возродившейся в 1980—90-е гг. «рыночной» риторике среди большинства экономистов и политиков практически во всех странах мира. Постепенно, на основе анализа процессов глобальных изменений, усилиями, прежде всего, экономистов и политиков «традиционных» индустриально развитых стран (США, страны Западной Европы и Япония) начал формироваться проект «управляемой глобализации», который в конце 1980-х — 1990-е гг. окончательно оформился в новую модель глобального регулирования — «неолиберальную модель глобализации»5, как глобальной неолиберальной модернизации экономик и обществ развивающихся стран.
Под неолиберальной модернизацией обычно понимают управляемый процесс трансформации хозяйства и общества, государственный контроль за осуществлением которого реализуется на основе постулатов либерально-монетаристской парадигмы, сформулированных Ф. фон Хайеком, М. Фридменом и представителями чикагской школы в неоклассической экономической теории. Суть этого подхода к анализу и решению проблем экономического развития сводится к возрождению, правда, уже в новых социально-исторических условиях, идей классической политэкономии и классического либерализма, ориентированных на реализацию в процессе регулировании экономики принципа “Ыззег Га1ге, Ыззег раззег”6. Не отрицая (в противоположность классической политэкономии) необходимость жесткого государственного регулирования экономики, неолибералы сводят его в основном к мерам, направленным на стабилизацию финансов (посему этот подход еще именуют «монетаризмом»), от чего, по их мнению, зависит и макроэкономическая стабильность в целом. Стабилизации же финансов можно добиться исключительно методами антиинфляционного регулирования
(методами кредитно-денежной политики), организовав рациональную, длительное время действующую систему государственного контроля за ростом предложения денег, ибо главной причиной повышения темпов инфляции, как убеждены неолибералы, является превышение бюджетных расходов над поступлением налогов, увеличивающее дефицит бюджета, который обычно покрывается за счет расширения государственных займов. Важнейшими мерами неолиберальной экономической политики, в связи с этим, становятся меры, направленные на сокращение дефицита бюджета путем уменьшения государственных расходов (любой ценой) и на реализацию эффективной фискальной политики, направленной на сдерживание роста совокупного спроса для сокращения и, по возможности, ликвидации инфляционного разрыва. Параллельно осуществляется тотальная либерализация всех сфер хозяйственной жизни в целях повышения деловой (производственной) активности и усиления конкуренции на основе свободного (от государственного регулирования) функционирования рынков и, тем самым, создания возможностей для рыночного равновесия, снижения инфляции и устойчивого экономического роста. Реализация неолиберальной социально-экономической политики должна в идеале привести к тотальной рыночной модернизации развивающихся стран и становлению либерального капитализма свободной конкуренции как на национальногосударственном, так и на глобальном уровнях.
«Глобализация, — по весьма точному замечанию У. Бека, — имеет в виду процессы, в которых национальные государства и их суверенитет вплетаются в паутину транснациональных акторов и подчиняются их властным возможностям, их ориентации и идентичности»7. Что же представляют собой «транснациональные акторы» и какие «процессы» позволяют этим «акторам» управлять глобализацией? Управлять «управляемой глобализацией» призваны международные финансовые структуры, транснациональные корпорации (ТНК) и международные экономико-политические организации (ОСЭР, МВФ, ВТО и т. п.). А процессы, позволяющие осуществляться «управляемой глобализации» включают финансовую глобализацию, транснационализацию, либерализацию международной торговли, глобальную информатизацию и либерализацию международных политических отношений. Именно эти процессы и составляют сущность глобальной неолиберальной модернизации.
Неолиберальная модель глобальных экономических изменений предполагает сохранение и усиление экономической и политической мощи «традиционных» индустриально развитых стран путем формирования новых механизмов регулирования мирового хозяйства (через международные финансовые структуры и ТНК), механизмов воздействия на национальные хозяйства развивающихся стран с целью их включения в мировой рынок (через глобальное утверждение универсальных стандартов различными подконтрольными развитым странам международными экономико-политическими организациями), а также механизмов укрепления и усиления их зависимости от экономик развитых стран, посредством подталкивания национальных правительств развивающихся стран к проведению неолиберальных реформ в русле политики монетаризма и фритредерства, в соответствии с принципами «Вашингтонского консенсуса».
«Вашингтонский консенсус» — система идей и универсальных практических рекомендаций развивающимся странам и странам с «переходной» экономикой по осуществлению экономической политики, выдвинутая в конце 1980-х гг. экономистами США, прежде всего сотрудниками Института международной экономики (Вашингтон), опираясь на которые Международный валютный фонд выделял кредиты на осуществление неолиберальной модернизации. Главным идеологом концепции «Вашингтонского консенсуса» принято считать американского экономиста Дж. Уильямсона. Именно Дж. Уильямсон сформулировал десять
основных принципов функционирования неолиберальной экономической системы, которую предлагалось создать развивающимся странам и странам с «переходной» экономикой в ходе реализации модели глобальной модернизации. Эти принципы включают: бюджетную дисциплину (сокращение бюджетного дефицита, при обязательстве не прибегать к финансированию дефицита при помощи печатного станка); изменение приоритета госрасходов (отказ от практики прямого государственного субсидирования, в т. ч. несостоятельных государственных предприятий); осуществление налоговой реформы (с целью создания системы с широкой налоговой базой, но низкими ставками); либерализацию процентных ставок (при деполитизации подхода к решению данного вопроса); установление конкурентоспособного обменного курса (вместо переоцененных национальных валют); либерализацию внешней торговли (снижение таможенных тарифов и ослабление нетарифных ограничений); либерализацию возможностей для прямых иностранных инвестиций; приватизацию государственных предприятий (при ограничении злоупотреблений со стороны коррумпированной государственной элиты); осуществление политики дерегулирования (особенно в сфере малого бизнеса); формирование прочной системы защиты прав собственности. Не все эти принципы были полностью реализованы в странах, попытавшихся осуществить неолиберальные реформы. Этим фактом сторонники неолиберализма обычно объясняют проблемы, сопровождающие неолиберальную модернизацию8. Однако и того, что было реализовано, вполне достаточно, чтобы отметить негативный характер социальных последствий неолиберальной модернизации.
Для осуществления неолиберальной модернизации в России 1990-х гг. правительству в соответствии с основными положениями «Вашингтонского консенсуса» необходимо было, прежде всего, обуздать инфляцию и создать все условия для финансовой стабилизации. Быстро увеличивающаяся с конца 1980-х гг. инфляция практически полностью разрушила экономику, подавила экономический рост и привела к существенному падению ВВП, сокращению производства промышленной и сельскохозяйственной продукции. Вплоть до 1996 г. темпы экономического роста продолжали снижаться. Объем ВВП в 1996 г. составил 60 % уровня 1990 г., промышленной продукции — 48 %, производства сельскохозяйственной продукции — 63 %, розничной торговли — 85 %, валового накопления капитала — 25 %. Иными словами, в России в то время не обеспечивалось даже простое воспроизводство. По ряду важнейших показателей темпы падения превышали их уровень периода Второй мировой войны. В соответствии с неолиберальной моделью, условия для устойчивого экономического роста в стране формируются только тогда, когда государству удается сдержать инфляцию, сформировать бездефицитный бюджет и обеспечить устойчивость национальной валюты. Таким образом, экономическая политика на этом этапе реформ в основном ориентировалась на подавление инфляции посредством жесткой денежно-кредитной политики, на мероприятия, направленные на поддержание курса рубля относительно конвертируемой валюты, на преодоление бюджетного дефицита путем увеличения (прямых и, особенно, косвенных) налогов, объема внутренних и внешних заимствований и уменьшения государственных расходов (путем сокращения дотаций предприятиям и населению, проведения неолиберальной социальной политики). Параллельно экономическая политика государства ориентировалась также на тотальную либерализацию всех сфер экономической деятельности от либерализации ценовой политики (т. н. «шоковая терапия») до либерализации трудовых отношений и внешней торговли. Драконовскими мерами (хронические неплатежи заработной платы, ограничение совокупного спроса, снижение до критической точки монетизации ВВП и др.) удалось сбить инфляцию. Это сразу же положительно сказалось на темпах экономического
роста: в 1997 г. по сравнению с 1996 г. рост ВВП составил 101,4 %, промышленного производства — 102,3 %, объема розничной торговли — 100,3 %9. Однако радикальные неолиберальные реформы оставили в наследство множество нерешенных проблем, из которых наиболее существенными следует назвать:
• неустойчивость макроэкономической ситуации, невысокий уровень и качество жизни россиян, усугубляемые устойчивой дифференциацией в доходах между различными группами населения;
• существенная диспропорция в развитии между экспорториентированными и национальноориентированными отраслями производства;
• увеличение зависимости экономического развития страны от экспорта сырья и энергоресурсов (нефть, газ);
• нерешенность огромного числа социальных проблем — от проблем здравоохранения, науки и образования до проблем жилищно-коммунального хозяйства.
Таким образом, к концу 1990-х гг. в России окончательно сложилась новая неолиберальная социально-экономическая система. Ее суть заключалась в поддержании высоких темпов экономического роста преимущественно за счет экспорта, т. е. на основе развития т. н. экспорториентированой модели экономики, при почти полном подчинении интересов государства интересам крупного экспорториентированного российского капитала, который к концу 1990-х гг. был представлен несколькими олигархическими группировками в рамках социальной элиты, при сдерживании развития национальноориентированных наукоемких производств и игнорировании необходимости развития социального сектора, который, по мнению радикальных либералов-экономистов, лишь отвлекал капиталы из экономики, сдерживая развитие и являясь ненужным государству «балластом».
Идеология радикального неолиберализма долгое время разделялась и активно поддерживалась частью обществ (прежде всего социальной элитой) не только России, но и многих развивающихся стран, поскольку в силу целого ряда причин с конца 1960-х — начала 1970-х гг. широко распространилась убежденность в том, что «догнать» развитые страны по основным показателям социально-экономического развития возможно лишь осуществив модернизацию по неолиберальным «рецептам», т. е. создав благоприятные, максимально либеральные условия для привлечения на национальный рынок ТНК и международных финансовых институтов, которые, кроме «приобщения» всего мира к плодам научно-технического прогресса, могут принести крупные инвестиции, создав новые рабочие места, позволив тем самым развивающимся странам наращивать объемы производства (в т. ч. и высокотехнологичной продукции), повышая конкурентоспособность национальных экономик. Логика радикальных неолиберальных реформ и «догоняющей» модернизации (особенно в 1990-е гг.) была сведена к отказу от экономического суверенитета в обмен на доход от «эффективного» использования единственного сравнительного преимущества, имеющегося у развивающихся стран, — экспорта сырья и ресурсов, а также к тотальной перестройке структуры национальных экономик и внутреннего спроса потребностями глобального рынка. Благодаря неолиберализму «открытость» национальных экономик фактически стала синонимом их «современности». Тем самым экономический неолиберализм, приобретая некоторые особенности в зависимости от исторически обусловленного характера и способа включения общества в современную систему международных отношений, стал важнейшим элементом экономической идеологии и, соответственно, экономической политики, осуществляемой тем или иным государством в рамках современного мирового хозяйства. Основной проблемой осуществления экономической политики в странах «догоняющего» развития стала дилемма
между тотальной экономической либерализацией, вызванной внешними структурными обстоятельствами трансформации мирового хозяйства, и необходимостью национальной переориентации экономики, направленной на решение задачи формирования условий для самоподдерживающегося развития.
Неудачи радикальных неолиберальных реформ привели к тому, что в конце 1990-х гг. (1998 г.) сложились предпосылки для формирования «Поствашингтонского консенсуса», или системы идей, основывающейся на критике жесткого курса неолиберальной модернизации, направленной лишь на сдерживание инфляции и либерализацию экономической жизни. Взамен некоторыми западными экономистами во главе с Дж. Стиглицем предлагается курс «социального» неолиберализма, связанного с трансформацией институциональных условий модернизации и развитием человеческого капитала, на который с 2000 г. медленно начала переориентироваться Россия. Однако до сих пор большинство государств, выбравших путь неолиберальной модернизации, явно или латентно придерживаются основных положений «Вашингтонского консенсуса», делая ставку не на развитие современной инновационной экономики, а на максимальную выгоду от использования своих сравнительных преимуществ — наличия сырья и ресурсов, отправляемых на экспорт.
Но единственным эффективным способом включения в глобальный рынок в современных условиях является не воспроизводство неолиберальной экспорториентированной экономики, а развитие «экономики знаний», создающей условия для независимого, самобытного социально-экономического развития. Есть ли у России возможности для реализации стратегии направленной на развитие «экономики знаний», а, следовательно, и на сохранение независимости в жесткой иерархизированной системе глобальных экономических отношений? Мы полагаем, что есть.
Россия, несмотря ни на что, по-прежнему сохраняет инновационный потенциал, который складывался десятилетиями. Например, достижения отечественных ученых в математике и физике стали той базой, которая в свое время позволила в короткий срок создать реактивную авиацию, а затем и ракетную, и космическую технику. При создании атомной промышленности важным фактором успеха стало наличие достаточного количества ученых-профессионалов. На достижениях российских ученых основывалось развитие полупроводниковой и лазерной техники, микроэлектроники и современной оптики, получение новых материалов с уникальными свойствами. Да и собственно возможности для становления современной модели неолиберальной экспорториентированной экономики также сформировались на основе былых научных достижений — технологий в сфере добычи, транспортировки и (первичной) переработки сырья и ресурсов, созданных отечественными специалистами. Данный список можно продолжить. Именно поэтому иностранные корпорации до сих пор с большей охотой рекрутируют высококвалифицированных и образованных российских специалистов, в особенности молодых. При этом, получив современное, качественное и бесплатное образование еще в СССР или в сегодняшней России, соотечественники часто принимают решение покинуть родину.
Молодые российские специалисты, ученые приходят в лаборатории, где нет современной аппаратуры, а выдающиеся профессора получают меньше, чем секретарша или уборщица в частной фирме. В течение многих лет неолиберальных реформ наиболее способные и активные молодые люди не видели для себя в России перспектив заниматься наукой, поэтому они либо начинали заниматься бизнесом, либо уезжали и по-прежнему продолжают уезжать за границу. Тотальная либерализация сформировала ситуацию, при которой, например, сдать вступительный экзамен в американский или европейский вуз стало возможным прямо
в Москве, Санкт-Петербурге и иных городах. Интеллигенция, которая всегда хотела, чтобы ее дети и внуки занимались наукой, способствуя тем самым становлению династий ученых, ныне всячески поддерживает их стремление уехать за рубеж. Происходит интеллектуальное обнищание страны, которое теперь именуют «утечкой умов». Основным движущим фактором «утечки умов» является стремление отечественных специалистов приобрести иностранное (как правило, западноевропейское, североамериканское) гражданство, а следовательно более высокий доход, социально-экономическую стабильность и, главное, возможности для самореализации в науке — всего того, чего им, как правило, не хватает в России.
Сегодня с полной уверенностью можно сказать, что экономически развитые страны, пользуясь негативной социально-экономической ситуацией, сложившейся в ходе радикальных неолиберальных реформ 1990-х гг., пытаются превратить Россию не только в сырьевой, но и «интеллектуальный придаток». Например, не секрет, что проводимые за рубежом конкурсы, олимпиады по программированию, информатике, химии, биологии, как правило, — элементарный отбор-смотр талантливой молодежи с целью последующего трудоустройства в развитых странах или представительствах ТНК. Подобные соревнования имеют очень хороший (по российским меркам) призовой фонд, и молодежь с постсоветского пространства охотно принимает в них участие.
Таким образом, в т. ч. по причине оттока интеллектуального капитала из России, затруднено развитие наукоемких отраслей производства, да и академической науки в целом. На Западе всегда были востребованы научные кадры именно из Восточной Европы. В 2004 г. Евросоюз удвоил инвестиции в ряд научных фондов и стал всерьез обращать внимание на страны Восточной Европы именно как на источник научных кадров. В данной работе авторы сознательно не указывают цифры официальной статистики по данной проблематике, поскольку они не дают полной картины «утечки умов». Дело в том, что официальная статистика учитывает только тех специалистов, которые выезжают в зарубежные страны на постоянное место жительства. А ведь есть еще и поэтапные эмигранты (те, которые выезжают по учебной визе или на временную работу, а затем меняют свой статус) и латентные, т. е. нелегальные.
На наш взгляд, одним из возможных выходов из создавшейся за годы радикальной неолиберальной модернизации негативной ситуации является создание благоприятного инвестиционного климата для зарубежных компаний, желающих осуществлять аутсорсинг НИОКР и развивать наукоемкие производства в России. Необходимо создавать рабочие места, прежде всего, для квалифицированных специалистов. Пусть в данном процессе будет задействован иностранный капитал, который рвется на российский рынок. Однако данная стратегия будет эффективна только в том случае, если зарубежные корпорации на ответственные руководящие должности будут привлекать российские интеллектуальные ресурсы. И нельзя полагаться исключительно на доверие. Необходимо четко проработать законодательную базу, в соответствии с которой иностранные инвесторы будут обязаны привлекать к организационной работе преимущественно российский менеджмент. Именно это, а не популистская забота о промышленных предприятиях и конкурентоспособности их производств, на наш взгляд, явилось бы реальным проявлением эффективной протекционистской политики государства в современных условиях усиления глобальной конкуренции.
Таким образом, основная задача социально-экономического развития в ближайшие годы заключается в трансформации системы неолиберальной экспорториентированной экономики, экономики товарно-сырьевых потоков, последовательно превращающей страну в «энергосырьевой придаток глобальной экономики», в инновационную социально
ориентированную экономику, «экономику инновационных потоков», «экономику знаний», способную обеспечить сильно пошатнувшийся в ходе радикальных реформ экономический суверенитет России. В связи с этим примечательно то, что отечественные экономисты, все в большей мере ориентируясь на идею «качественного роста», приходят к выводу о том, что «надежда на сценарий энергосырьевого развития... обеспечение на этой основе устойчивого социально-экономического роста, представляется маловероятной». А «Российская Федерация в силу целого ряда геополитико-экономических обстоятельств при реализации такого сценария неизбежно превратится из субъекта мировых отношений в объект этих отношений с соответствующими последствиями для свой государственности». Более того, современный экономический рост, по-прежнему основывающийся преимущественно на экспорте сырья и ресурсов, по их мнению, свидетельствует скорее «о накоплении инерции движения, отбрасывающего страну на периферию глобальной экономики со всеми вытекающими геополитическими последствиями», угрожающего самому существованию России как самостоятельному государству10. Соглашаясь с подобной оценкой социально-экономической ситуации мы все же с оптимизмом смотрим на перспективы создания в России инновационной экономики, экономики, основанной на знаниях, накопленных десятилетиями развития фундаментальной и прикладной российской науки.
1 Бек У. Что такое глобализация? М., 2001. С. 40.
2 Гидденс Э. Ускользающий мир: Как глобализация меняет нашу жизнь. М., 2004. С. 27, 29.
3Мартинелли А. Глобальная модернизация: Переосмысляя проект современности. СПб., 2006. С. 149-153, 200-208.
4 Бек У. Что такое глобализация? М., 2001. С. 18.
5 Подробнее о неолиберальной модели глобализации см.: КоллонтайВ. О неолиберальной модели глобализации // Мировая экономика и международные отношения. 1999. № 10. С. 3-13. В частности, автор указывает, что основные «черты неолиберальной модели развития таковы: акцент делается на форсированной гомогенизации (на жесткой монетаристской основе) механизмов хозяйственного регулирования стран, входящих в мировое хозяйство; основным, если не единственным регулятором развития провозглашается стихийный рыночный механизм; национально-хозяйственный комплекс, суверенитет, отчасти даже государство рассматриваются как отмирающие категории: их быстрейшее преодоление преподносится как залог успеха; главные усилия направляются на ослабление роли государства, на либерализацию и дерегулирование». (С. 4.)
6 В данном случае: «предоставьте людям свободу действий, а делам — возможность идти своим ходом» (фр.).
7 Бек У. Что такое глобализация? М., 2001. С. 26.
8 Браун Г.-Г. Рыночное хозяйство и Вашингтонский консенсус // Мировая экономика и международные отношения. 2004. № 8. С. 40-44.
9 Подробнее об экономических аспектах анализа хода радикальных неолиберальных реформ в России см. напр.: Крюков В., Ахматукаев М., Заика И. Модернизация экономики и проблемы конкурентоспособности // Экономист. 2004. № 11. С. 60-65; Балабанова А. Дилемма экономического роста в России: Темпы и качество необходимо совместить // Человек и труд. 2005. № 3. С. 47-52; Клоцвог Ф., Чернова Л., Сухотин А. О выборе перспективы развития до 2010 г. // Экономист. 2005. № 8. С. 12-22; Рогов С. О роли государства в возрождении созидательного потенциала России // Российский экономический журнал. 2005. № 7-8. С. 33-54.
10 Сорокин Д. Воспроизводственный вектор российской экономики: 1999-2007 гг. // Вопросы экономики. 2008. № 4. С. 98-99, 101-102.
