CC BY
340
ББК 63.3 YAK 930.1
В.В. МИРОНОВ
V.V. MIRONOV
ДЖОЗЕФ НАЙ-МЛАДШИЙ И РЕЛЯТИВИСТСКОЕ ПОНИМАНИЕ СИЛЫ В МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЯХ
JOSEPH NYE JR. AND RELATIVISTIC UNDERSTANDING OF FORCE IN INTERNATIONAL RELATIONS
Статья посвящена эволюции понятия «сила» в творчестве известного американского политолога Джозефа Ная-младшего. Выделяются ведущие трактовки силы в теории международных отношений, на фоне которых анализируется доктринальное своеобразие идей данного автора. Специфика концепции «умной силы» проявилась в сближении внутриполитических и международных процессов, которая формирует современное релятивистское понимание силы в теории международных отношениях.
This article deals with the evolution of the concept «power» in Joseph Nye, Jr.'s work -the famous American political scientist. In the article the author points out the main interpretations of the definition «power» in the theory of international relations, on the background of which the doctrinal peculiarity of Nye's ideas is under analysis. The peculiarity of the concept «smart power» has been revealed in domestic and international policy coming closer together. «Smart power» forms a modern relativistic understanding of «power» in the theory of international relations.
Ключевые слова: Джозеф Най-младший, теория международных отношений, мягкая сила, умная сила, внешняя политика США, историография.
Key words: Joseph Samuel Nye, Jr., theory of international relations, soft power, smart power, American foreign policy, historiography.
Борьба за власть и силу, обозначаемые в английском языке одним ёмким словом «Power», считаются безусловными доминантами внутренней и внешней политики. Сила рассматривается одновременно как цель и средство получения результатов и центральная тема любых рассуждений о политике. Со времени появления работы Ганса Моргентау в 1948 году концепт «сила» остаётся одной из центральных категорий теории международных отношений [9].
К настоящему времени в науке сложилось три основных теоретических подхода в трактовке данной категории.
1. Атрибутивное понимание силы. Сам подход возник задолго до того, как сила стала центральной дискурсивной категорией анализа международных отношений. При этом указанное понятие настолько тесно сливалось с пониманием государства, что долгое время вообще не было необходимости заниматься его определением. Сразу вспоминается знаменитое высказывание Карла фон Клаузевица, что «война является продолжением внешней политики, но иными средствами и методами» [5, с. 55]. Действительно, война как основная форма проявления силы в межгосударственных отношениях до середины ХХ века воспринималась настолько обыденным явлением, что понятия «сила» и «государство» стали в английском языке синонимами. В российской политической традиции ещё Л.Д. Троцкий сквозь призму силовой функции определял «государство как монопольное право на применение легитимного насилия». Лишь развитие международного права во второй половине ХХ века изменило эту парадигму, исключив термин «война» из числа допустимых средств ведения внешней политики.
В целом сила традиционно рассматривалась как атрибут деятельности государства, а формы её проявления в международных отношениях были настолько очевидными, что не возникало необходимости в строгом научном определении этого понятия. Гораздо более важным было желание не отстать от других в количественных характеристиках силы, составлявшей существо ресурса властных отношений. Среди наиболее важных слагаемых силы представлялись размеры страны, количество танков, самолётов, кораблей, солдат и другие подобные измерения.
Определённой проблемой этого подхода после оформления теоретической дисциплины изучения международных отношений оставалось то, что слагаемые силы стали быстро диверсифицироваться и видоизменяться в ХХ столетии. Перестали быть очевидными параметры, по которым можно сопоставить и просчитать силовой потенциал участников международного взаимодействия. Тем не менее атрибутивное понимание является неотъемлемой частью силового дискурса в международных отношениях не только для теоретиков, но и для политиков и экспертов. Оценка силового потенциала страны - важный и один из самых востребованных видов работы международников.
2. Поведенческая трактовка силы. Вторая традиция понимания силы генетически была связана с бихевиоризмом и его адаптацией к проблемному полю теории международных отношений.
Как и в первом случае, истоки поведенческой трактовки имеют гораздо более древние исторические корни, чем формирование науки о международных отношениях во второй половине ХХ века. Первое, что вспоминается в связи с существом данного подхода к международным отношениям - это знаменитое высказывание А.В. Суворова: «Воюют не числом, а умением». Действительно, традиционные показатели силы в отношениях между странами, к которым относятся размер территории и населения, количественные характеристики армии и флота выступают далеко не всегда валидным средством оценки военно-политического потенциала страны. Не всегда превосходство в количестве приносит или способно обеспечить победу при применении силы. Бихевиоризм отчасти способен объяснить такого рода проявления в межгосударственных отношениях. Сегодня, например, Н.А. Косолапов определяет силу как «принуждение субъекта к действиям, противоречащим его собственной мотивации» [1, с. 198].
Если уязвимым местом первой трактовки силы была многоаспектность её проявлений и слишком динамичное изменение параметров её оценки, то бихевиористский взгляд, фокусирующийся на стратегиях и результатах применения силы, оказался не всегда способным объяснить существенные слагаемые этого явления. Например, вопрос о том, какие формы силы допустимы в международных отношениях он оставляет без ответа. Гуманитарные интервенции, превышение пределов миротворчества, право вооружённых конфликтов, военное ненасилие - эти и многие другие аспекты силового воздействия при нацеленности только на результат размывают сущность современного силового регулирования международных отношений. Из указанных недостатков выросла третья трактовка силы в теории международных отношений.
3. Структурное понимание силы. Оно появилось как вариант применения общей теории систем к международным отношениям. Кроме того, структурализм акцентировал внимание на многообразии источников силы в современности. Китай имеет самую крупную армию в мире, но выиграет ли он войну? США и СССР в период холодной войны оказались не способны победить во Вьетнаме и Афганистане соответственно. Распад СССР произошёл из-за бессилия собственной экономики, нежели под влиянием внешнего завоевания более сильным соперником. В то же время Япония, не имеющая собственной армии, сегодня рассматривается как сильное государство в мире, где технологии и экономика дают больше силы, чем пушки и самолёты.
Одним из пионеров структурного понимания силы считается Кеннет Уолтц, который в 1959 году опубликовал работу «Человек, война и государство», где предложил анализ конфликтов как формы проявления силы на нескольких взаимосвязанных уровнях: индивидуальном, страны и системы международных отношений [18].
Современный структурализм, как правило, включает несколько составляющих в оценке силового потенциала страны:
- военно-политические аспекты. Здесь почти всё происходит так, как об этом писал Карл фон Клаузевиц;
- финансовые и экономические возможности;
- технологии;
- знания, наука и культура. «Дух нации» по Р. Арону.
Исчерпывается ли сила этими показателями сегодня? Можно ли компенсировать структурные составляющие одного уровня компонентами других? Например, военные слабости технологическими прорывами или влиянием масс-медиа? Как воздействовать на международные отношения с помощью культуры? Думается, что ответы на такие вопросы в принципе не могут быть однозначными. Кроме того, центральный вопрос относительно применения силы - какие формы насилия допустимы в современных международных отношениях? - также не просматривается при таком её понимании, а ответ на него не может быть риторическим.
Таким образом, сформировавшись во второй половине ХХ века, все три теоретические трактовки силы не лишены недостатков и ни одна из них не доказала своего безусловного преимущества. В связи с этим концепт «сила» остаётся центральным и вместе с тем дискуссионным, размытым понятием в международно-политической литературе.
В условиях эпохи глобализации центральный сектор теоретического дискурса о международных отношениях стал смещаться в сторону сближения концептов внутренней и международной политики. Своеобразным проявлением такого теоретического мейнстрима становится формирование релятивистского понимания силы в международных отношениях. Одной из знаковых фигур в этом процессе может считаться Джозеф Най-младший.
Джозеф Самюэль Най родился 19.01.1937 года в США. Вместе с Робертом Кейганом считается сооснователем теории неолиберализма в международных отношениях. Основные положения этой доктрины были сформулированы в их совместной работе 1977 года. Кроме того, вместе с Робертом О Кеохейном в 1970 годы Най развивал взгляды об асимметричной и комплексной взаимозависимости международных отношений, росте транснациональных связей, которые принесли ему известность в 1990 годы в связи с концепцией «трёхмерных шахмат» (своеобразный транснациональный ответ на работу З. Бжезинского) и учением о «мягкой силе». Ряд отечественных специалистов считает Дж. Ная-младшего основателем школы транснационализма в международных отношениях [8, с. 27]. Най был заместителем министра обороны США в администрации Б. Клинтона. До недавнего времени он являлся деканом школы Дж. Кеннеди в Гарварде, сегодня он почётный профессор Гарвардского университета и участник совета национальной безопасности в США. Нет сомнений, что его взгляды востребованы научной и политической элитой этой страны.
Наибольшую известность Дж. Наю принесла концепция «мягкой силы» («soft power»). Впервые этот концепт появился в его работе «Пределы лидерства» в 1990 году [10]. Тогда на заключительных аккордах холодной войны Джозеф Най писал, что Америка идёт к упадку из-за нехватки мягкой силы в отношениях с окружающим миром. Надо отдать должное личному мужеству автору этого понятия в то время. Формулировать такую концепцию в момент распада СССР и триумфа Америки было не так-то просто. В лучшем случае можно было остаться неуслышанным и непонятым, в худшем человек рисковал репутацией, когда всё вокруг, казалось, свидетельствовало об обратном.
В 2002 году профессор Гарварда публикует работу «Парадоксы американской силы», где мельком сделанные замечания о триумфализме Соединённых Штатов были развиты более детально в одной из глав [11, р. 5-16]. Хотя, как заметил сам автор в одной из своих недавних работ, это было лишь малой частью материала о необходимости мультилатерализма в современной политике [12, p. XII].
Концептуальное оформление анализ силы получил в работе 2004 года «Мягкая сила. Средство успеха в мировой политике». Здесь наряду с понятием «soft power» появилось и новая конструкция «smart power». Наиболее распространённый перевод этого термина на русский язык - «умная сила», хотя в современном дискурсивном пространстве появился и второй контекст термина: виртуальная сила, коммуникативная сила. В этом значении сегодня мы говорим не «телефон», а «смартфон». В издании одной из его книг на русском языке этот термин переведён как «гибкая сила» [6].
В центре вышедшей в 2011 году работы находится уже второй концепт, хотя «мягкая сила» тоже никуда не исчезла. Попытаемся разобраться в причинах изменения дискурса от «мягкой» к «умной силе» в контексте теоретико-методологических новаций современности.
«Мягкая сила» изначально мыслилась автором как понятие, подчёркивающие недостатки американской политики на заключительном этапе холодной войны. США были, безусловно, развитым в военном, экономическом и социально-политическом отношении государством, но действовали слишком прямолинейно. Критика внешней политики страны как раз разворачивалась на стыке поведенческой и атрибутивной трактовки понятия. Не принимая бихевиористский взгляд на силу как способность оказания влияния на поведение других с тем, чтобы заставить развиваться события определённым образом, Най предлагал возможность добиться желаемого различными ненасильственными способами, которые ему казались более эффективными, чем демонстрация превосходства и угроз [12, p. 2]. Методы применения силы и затраты были теми пунктами, которые не устраивали американского политолога.
Оспаривал Най и атрибутивное понимание силы как владение некоторым набором ресурсов, с помощью которых можно добиться результата. Для Франции поздних Бурбонов критическим ресурсом, определявшим превосходство в Европе, было население, а для Пруссии XIX века - территориальная целостность. Золото, добытое Испанией в колониях, не способствовало закреплению её величия, а активная внешняя торговля была ключом к пониманию могущества Голландии и Великобритании. Нефть ничего не значила в допро-мышленный период, а уран не играл роли в доядерную эпоху [12, p. 3-4]. Ресурсы при таком подходе оказывались относительным фактором силы.
С большинством отмеченных рассуждений нельзя не согласиться. Единственное, что, пожалуй, вызывает сомнение - это территория и население, которые представляли стратегически значимые ресурсы во все времена и обеспечивали основу любой государственности. Перемещение данных факторов в число релятивистских категорий противоречит истории государств.
Для Джозефа Ная помимо обладания ресурсами необходимы ещё и стратегии, поскольку сила с его точки зрения - это «обращённая стратегия выхода из различных критических ситуаций, которые не получаются лишь за счёт концентрации влияния» [13, p. 25].
Най, как и сторонники атрибутивного толкования силы, также отмечал, что индексы могущества для аналитиков постоянно должны включать всё новые ресурсы (технологии, человеческий капитал, национальные представления, профессионализм военных и другие факторы), которые невозможно переводить в достоверные экспертные показатели.
В этом отношении он ссылается на так называемый «казус Клайна». Рэй Клайн был высокопоставленным чиновником ЦРУ, чья работа состояла в советах политическим лидерам о том, как сбалансировать американо-советские отношения в период холодной войны. Его отчёты влияли на поли-
тические решения и были связаны с огромными рисками для населения и затратами в миллионы долларов для страны. В 1977 году как эксперт он опубликовал формулу расчёта оценки сил:
понимание силы = (население + территория + экономика + + военный потенциал) х (стратегия + воля).
После применения этой формулы к советско-американским отношениям он пришёл к заключению, что СССР был в два раза более могущественным игроком, чем США.
Таким образом, не существует стандартов, которые могли бы суммировать все отношения и контексты для производства и оценки общей силы заключает Най [13, p. 25]. Релятивизм в понимании силы здесь почерпнул ещё одну ценную идею.
Военная сила мало даёт аналитику для экспертизы международных финансовых отношений и изменения климата, не говорит она ничего и о негосударственных акторах, которых гораздо больше, чем взаимодействующих друг с другом стран.
Кроме того, на изменяющуюся природу силы сегодня оказывают влияние ряд факторов.
1. Дороговизна её применения. Современное высокотехнологичное оружие оказывается слишком затратным, чтобы его постоянно разрабатывали и слишком быстро устаревает. Это не значит, что ядерное оружие перестаёт играть роль в мировой политике. Террористы не имеют ядерного табу. Но государства, которые стремятся к созданию оружия массового уничтожения, могут рассчитывать лишь на его использование в целях политического сдерживания. Иран и Северная Корея видят в нём средство противодействия США, в то время как для Соединённых Штатов оно выступает средством поддержки собственных союзников в Европе и Азии [13, p. 40].
Заметим, что не всегда эта заявка американского политолога соотносится с положениями прежней и действующей военной доктрины США. Как известно, последняя предусматривает возможность применения всего арсенала вооружённых средств в случае явной угрозы национальным интересам страны. Сдерживание в этом отношении является устаревающим стратегическим ориентиром. Но в целом нельзя не отметить, что ядерное оружие действительно смесило акценты в сторону вопроса о его политическом использовании, нежели в прямых военных целях как средства вооружённой силы.
Применительно к данным рассуждениям профессора Гарварда вызывают сомнение два обстоятельства.
Во-первых, по экспертным оценкам мир стоит на пороге нового витка пролиферации ядерных государств [3]. А способы контроля над ОМУ, как показал опыт первого десятилетия XXI века, остались традиционны. Иракская и афганская кампании служат тому очевидным примером. Поэтому взгляд на новые средства вооружений, присутствующий рассуждениям Джозефа Ная-младшего, отражает западно-центричное видение данной проблемы.
Во-вторых, развитием подобных идей, по-видимому, является концепция «ядерного нуля», выдвинутая администрацией президента Б. Обамы. Если ОМУ рассчитано лишь на политическое использование, то не проще ли вести политический диалог без него? Однако эта идея не является know how нашего времени, и её истоки вовсе не в миролюбии и рационализме современного поколения демократических американских политиков, а во взглядах «ястребов» 1970 годов типа Пола Нитце, которые видели в разрядке способ закрепления преимуществ США в обычных высокотехнологичных вооружениях.
2. Вторым фактором, препятствующим применению силы в современности, выступают высокие риски для правительства. Оккупация помогает объединить разрозненное население, но мы живём в век вымышленных сообществ, когда средства масс-медиа и сети Интернет легко разрезают политические границы [13, p. 40-41].
Такой взгляд политолога нивелирует роль действующего международного права. Оккупация плоха не потому, что она мало эффективна в современных условиях, а потому, что она запрещена международным правом и за неё предусмотрена уголовная ответственность. В таком подходе, безусловно, просматривается инвариант современного международно-правового нигилизма.
3. Внутренние ограничения на использование силы. Здесь имеется в виду рост антивоенной этики в обществе, особенно в демократических государствах. Примечательно, что в обосновании этого положения Джозеф Най выступает критиком широко известной на Западе теории демократического мира. Он пишет: «Иногда говорят, что демократия не приемлет жертв. Это некоторое упрощение. США планировали десятитысячные потери в период войны в Заливе в 1990 годы, но уменьшили число жертв за счёт Сомали и Косово, где национальные интересы США были затронуты в меньшей степени» [13, р. 41].
4. Применение силы препятствует экономическому развитию. С этим наблюдением американского теоретика нельзя не согласиться. В век глобальной торговли и простоты перевода финансовых потоков из одной страны в другую сложным оказывается выиграть не войну, а мир - таков общий пафос рассуждений Джозефа Ная-младшего.
Все эти факторы обусловливают в современных условиях непрямолинейное использование силы, которое американский профессор и назвал феноменом «мягкая сила».
«Мягкая сила» не тождественна понятию «влияние», хотя сам Най один раз заметил, что непреодолимой границы между этими терминами нет. Словари указывают на их взаимозаменяемость [13, р. 12]. «Мягкая сила» не есть способность повлиять на поведение других, потому что эта формулировка говорит об относительности силы военной, но не о релевантности силы как таковой. Поэтому мягкая сила не только противопоставляется военной и финансовой силе, но выступает скорее синонимом привлекательности (соблазна). Это то, чего можно добиться вовлечением, а не влиянием. Примечательно, что термин «вовлечение» использовался представителями как минимум трёх американских администраций, хотя и имел разное конкретно-историческое содержание. Вовлечение также может иметь в основе военный компонент.
Таким образом, появление понятия «мягкая сила» отражало важные изменения, произошедшие в международных отношениях. Здесь обозначились проблемы, с которыми столкнулись США после окончания холодной войны и распада Советского Союза. Американский исследователь подчёркивал сложности традиционного использования силы в современную эпоху, релятивизм её источников и многообразие форм её выражения во внутренней и внешней политике страны.
При этом, говоря о теоретических концептах в международных отношениях, не лишним будет заметить, что они не направлены на максимальное обобщение фактического многообразия явлений, а носят инструментальный (прикладной) характер. Теоретические наработки стали возникать, как говорили недавно, во времена научно-технической революции 1950-1960-х годов, одним из проявлений которой можно считать формирование множества частных научных подходов. Нет ничего удивительного в том, что Джозеф Най сформулировал теоретическое понятие на казуальном материале.
В центре вышедшей в 2011 году работы Дж. Ная находится уже относительно новое понятие «умной власти». Для американского политолога очевидно, что отказа от силового регулирования в международных отношениях не произошло. В одной из своих публикаций, предшествовавших выходу книги, он заметил, что «военная сила обеспечивает уровень безопасности, который имеет такое же отношение к порядку, как кислород к дыханию: его не замечают до тех пор, пока не начнёт ощущаться нехватка, и в этот момент его
отсутствие превалирует над всем остальным. В XXI веке военная сила не будет иметь ту степень полезности для государств, какую она имела в XIX-XX веках, но всё ещё будет оставаться критически важным элементом власти в мировой политике» [14, p. 1]. Релятивистский взгляд на силу присутствует и здесь, но, как видно из приведённого фрагмента, автор концентрируется на критике структурного понимания силы в современности. Он отмечает: «Экономические ресурсы могут стать источниками поведения, предполагающими применение как мягкой, так и жёсткой силы» [14, p. 2].
В журнале «Foreign Policy», как и в своих ежемесячных публикациях на сайте «Project Syndicate», Най неоднократно предостерегал против гипотезы упадка силы современной Америки. В этой связи он разделяет идею не менее маститого политолога Фарида Заккария о «подъёме других»: «Проблема американской силы в XXI веке - это не упадок, а выбор модели поведения в свете осознания того, что даже крупнейшая страна не способна достичь желаемого результата без помощи других» [7, с. 14]. «Если сила - это способность добиваться желаемых результатов, важно помнить, что наша сила растёт, когда мы действуем совместно с другими, а не подавляем других» [15]. Это важное измерение стратегии «умной силы» в XXI веке не входит в концепцию сдерживания.
Рассматривая фактор силы в истории и в наши дни, Джозеф Най приходит к выводу о том, что роль военной силы со временем не уменьшается. Для исследователя, который утверждал триумф транснациональных акторов в мировой политике ещё в 1970-е годы, констатация такого положения может выступать теоретической ревизией всех прежних взглядов. Как минимум, отметим существенные концептуальные сдвиги в творчестве гарвардского профессора, с позиций которого сегодня «конвенциональная мудрость заключается в том, государство должно преобладать в военной сфере, но в информационный век - это не лучшее средство победы» [13, p. 14].
Эта же мысль была иначе сформулирована и в одной из недавних статей учёного: «Общепринятые взгляды всегда сводились к тому, что доминирует государство, у которого самая крупная военная структура. Тем не менее, в век информации это может быть страна (или негосударственная структура), у которой лучшая победная история» [16]. Конкуренция в толковании фактов имеет сегодня большое значение, и терроризм связан с толкованием фактов и с современной политической драмой [17]. В таких условиях происходит приватизация насилия, с которым мягкая сила справиться не в состоянии. Поэтому «умная сила - это комбинирование жёсткой силы принуждения и оказания финансового давления с мягкой силой соблазнения и привлекательности» [13, p. 15].
Мягкая сила не представляет собой способ решения всех проблем. Хотя Ким Чен Ир смотрит кино Голливуда, это не даёт эффекта в американо-корейских отношениях. Талибан оказался под влиянием Аль-Каиды, и покончить с этим союзом помогла только жёсткая военная сила. Умная власть - это не просто мягкая власть. Она предполагает объединение жёсткой и мягкой силы в стратегии, пригодной для использования в различных контекстах.
Среди наиболее важных контекстов современности, в которых, по-видимому, необходим новый «умный» силовой подход, американский политолог выделяет 2 ведущих мотива:
1) «возвращение Азии», имея в виду смещение ключевых процессов современности в этот регион. Об этом, помимо Джозефа Ная, писали многие. В конце XX века писал Пол Кеннеди [4, c. 37-65]. Сегодня оригинальные мысли по этому поводу присутствуют в высказываниях Йохана Гальтунга [2];
2) перераспределение власти в пользу негосударственных участников. Для иллюстрации этого фактора Джозеф Най использует уже ставшую классической гипотезу трёхмерных шахмат, в которых второе и третье лицо власти не подчиняются влиянию государства, хотя и обусловливают своеобразие протекания международных процессов современности. [13, p. 16].
Общий пафос рассуждений гарвардского учёного характеризуется сочетанием новаций и преемственности в рассуждениях об «умной власти». С одной стороны, продолжаются приводиться аргументы о снижении барьера при вхождении в мировую политику, о специфике информационной эпохи, о существовании всё большего количества сфер общественных отношений, протекающих вне государственного контроля. С другой, присутствует признание в качестве приоритетного фактора военной силы, о чём шла речь выше. Вывод, который вытекает из нового понимания силы, заключается в том, что американцы должны уйти от нарратива о преобладании силы и начать рассуждать в терминах использования «умной силы» совместно с другими нациями.
Все эти рассуждения можно считать показательными для характеристики современного состояния Соединённых Штатов. Один из неординарных международных теоретиков современности и человек, занимавший видный пост в министерстве обороны страны, говорит о необходимости мультилате-рализма и разработке совместных стратегий использования силы в информационном обществе.
В целом к числу наиболее важных факторов, обеспечивших необходимость поворота страны к новой релятивистской повестке международных отношений и, соответственно, повлиявших на изменение концепта силы в работах политолога, можно отнести следующие:
1) события 11 сентября 2001 года, которые обозначили транснациональный удар по самому сильному государству;
2) рост критики внешней политики страны внутри самих США. Най неоднократно ссылается на ухудшение имиджа страны по опросам «Пью центра»;
3) развитие процессов глобализации в новом столетии;
4) дороговизна и неэффективность традиционной американской силовой политики;
5) многообразие участников современных международных процессов;
6) разнообразие форм и источников силового регулирования.
Таким образом, можно говорить о широком действии факторов внутреннего и международного порядка, в силу которого релятивистское понимание силы обеспечивает сближение проблем внутренней и международной жизни. Изменение ведущего концепта в творчестве видного американского исследователя от «мягкой силы» к «умной» отражает магистральный путь развития современной теории международных отношений, а не только симптомы упадка американского лидерства в мировой политике и признание этого факта новой генерацией американской политической элиты.
Литература
1. Богатуров, А.Д. Очерки теории и политического анализа международных отношений [Текст] / А.Д. Богатуров, Н.А. Косолапов, М.А. Хрусталёв. -М. : Научно-образовательный форум по международным отношениям, 2002. - 378 с.
2. Гальтунг, Й. Десять тенденций, меняющих мир [Текст] / Й. Гальтунг // Россия в глобальной политике. - Июль-август, 2011. - № 4 [Электронный ресурс]. - Режим доступа : http://www.globalaffairs.ru/number/Desyat-tendentcii-тепуау^сЫкЪ-т^-15276.
3. Караганов, С. Перенастройка, а не «перезагрузка» [Текст] / С. Караганов // Россия в глобальной политике. - Июль-август, 2009. - № 4 [Электронный ресурс]. - Режим доступа : http://www.globalaffairs.rU/events/0/12075.html.
4. Кеннеди, П. Вступая в XXI век [Текст] / П. Кеннеди. - М. : Весь мир, 1997. -480 с.
5. Клаузевиц, К. О войне [Текст] / К. Клаузевиц. - М. : Наука, 2005. - 446 с.
6. Най, Д. Гибкая сила. Как добиться успеха в мировой политике [Текст] / Д. Най. - М. : Тренд, 2006. - 397 с.
7. Най-младший, Д. Будущее американской власти [Текст] / Д. Най-младший // Россия в глобальной политике. Ноябрь-Декабрь, 2010. - № 6 [Электронный ресурс]. - Режим доступа : http://www.globalaffairs.ru/number/Buduschee-amerikanskoi-vlasti-15053.
8. Цыганков, П.А. Международные отношения [Текст] / П.А. Цыганков. -М. : Новая школа, 1996. - 317 с.
9. Morgenthau, H.J. Politics among Nations. The Struggle for Power and Peace [Text] / H.J. Morgenthau. - Second Edition, Alfred A. Knopf. - New York, 1955. -476 p.
10. Nye, J.S.Jr. Bound To Lead: The Changing Nature of American Power [Text] / J.S.Jr . Nye. - New York : Basic Books, 1990. - 418 р.
11. Nye, J.S.Jr. The Paradox of American Power: Why the World's Only Superpower Can't Go it Alone [Text] / J.S.Jr. Nye. - New York : Oxford University Press, 2002. -312 р.
12. Nye, J. Soft Power: The Means to Success in World Politics [Text] / J.S.Jr. Nye. -New York : Public Affairs Group, 2004. - 321 p.
13. Nye, J.S.Jr. The Future of Power [Text] / J.S.Jr. Nye. - New York : Basic Books, 2011. - 425 p.
14. Nye, J.S.Jr. Has Economic Power Replaced Military Might? [Text] / J.S.Jr. Nye -[Электронный ресурс]. - Режим доступа : http://www.project-syndicate.org/ commentary/nye95/English.
15. Nye, J.S.Jr. Should China be «Contained»? [Text] / J.S.Jr. Nye [Электронный ресурс]. - Режим доступа : http://www.project-syndicate.org/commentary/nye96/ English.
16. Nye, J.S.Jr. The Reality of Virtual Power [Text] / J.S.Jr. Nye [Электронный ресурс]. - Режим доступа : http://www.project-syndicate.org/commentary/nye91/ English.
17. Nye, J. S.Jr. Ten Years after the Mouse Roared [Text] / J.S.Jr. Nye [Электронный ресурс]. - Режим доступа : http://www.project-syndicate.org/commentary/ nye98/English.
18. Waltz, K. Man, the State and War: A Theoretical Analysis [Text] / К. Waltz. - New York : Basic Books, 1959. - 319 р. Фрагменты работы Уолтца переведены на русский язык и доступны. См. Теория международных отношений : хрестоматия / под ред. П.А. Цыганкова. - М., 2002. - С. 93-111.
