В.А.Дергачев
ДВА ЭТЮДА В ЗАЩИТУ МИГРАЦИОННОЙ КОНЦЕПЦИИ
К проблеме взаимодействия раннескотоводческих и древнеземледельческих обществ энеолита - ранней бронзы Восточной и Юго-Восточной Европы
«Не единожды в жизни меня поражала резкая перемена в том, что можно было бы назвать общественным мнением... Люди внезапно начинают сплошь и рядом исповедовать новую веру... Наконец, диву даешься, как... претендующие на оригинальную философию, принимаются толковать об "истинно историческом моменте". При этом присутствуешь при постепенной мутации мышления».
Эжен Ионеско. Из размышлений
V.A. Dergachev. Two Studies in Defence of Migration Concept.
The recent years have seen a marked trend to fully reject M. Gimbutas' concept of migration of early stockbreeding societies from the south-eastern Europe to the West, the concept that used to be accepted by majority of specialists. The article is the author's response to this recent trend.
It questions adequacy of methods of analysis and interpretation of archaeological records. The author advocates strict observance of rigid research procedures.
To prove M. Gimbutas' perspectives, following the declared principles the author proposes an analysis of four relatively independent categories of records, connected with development of Precucuteni-Cucuteni-Tripolje culture (development of settlement, fortified settlements, toponymy of settlements and arrowzheads).
A chronological and space analysis of these qualities lead the author to conclude that M. Gimbutas was right in that the bearers of this cultural society did suffer a catastrophe at the stage of Cucuteni A - Tripolje B1, and that this catastrophic impact was definitely connected with migration of stockbreeders from the east.
Введение в ситуацию
«Но чтобы получить ответ должен же я был задать себе вопрос. Вопрос. Как можно получить ответ, если не задан вопрос...»
Эжен Ионеско. «Бред вдвоем».
Еще каких-нибудь 10-15 лет назад казалось, что мнения специалистов, по крайней мере, по нескольким из принципиальных вопросов взаимодействия степных скотоводов Восточной Европы с раннеземледельческими цивилизациями энеолита — ранней бронзы Карпато-Поду-навья и Балкан вполне устоялись. В данном случае речь идет, главным образом, об основных этапах и оценке характера и последствий проникновения степных скотоводов во внутренние районы ареала древнеземледельческих цивилизаций.
Напомню, что вопрос о неоднократном последовательном проникновении восточноевропейских скотоводов в среду древнеземледельческих цивилизаций «Старой Европы» впервые наиболее полно был сформулирован еще во второй половине 50-х годов уходящего столе-
тия М.Гимбутас (1956; 1961). В последующих десятилетиях первоначальная концепция М.Гимбутас неоднократно модифицировалась, но на протяжении 70-х годов (1973а,Ь; 1977; 1979) и вплоть до последних своих работ (1994) эта исследовательница последовательно и настойчиво отстаивала идею о трехкратности отмеченного процесса — концепция трех волн.
Согласно М.Гимбутас, все эти волны выступают как составляющие элементы единого, последовательно разворачивающегося во времени и пространстве процесса. Исходное звено этого процесса автор видела в носителях курганного обряда — памятниках типа Бережнев-ки, которые генетически связывались с Хвалын-ской и предшествующей последней Самарской культурами Лесостепного Поволжья.
На протяжении 4400-4300 гг. до н.э. носите-
© В.А.Дергачев, 2000.
ли Бережневских памятников из волжско-при-каспийских степей распространяются на юг — в Предкавказье и на запад — в Нижнее Поднеп-ровье, предопределяя формирование ряда промежуточных культурных образований (Средний Стог II), которые, или вместе с которыми, затем глубоко вклиниваются в ареал древнеземле-дельческих цивилизаций. Согласно М.Гимбутас, эта первая миграционная волна имела характер массового военного вторжения с катастрофическими последствиями для раннеземледельческих цивилизаций, сопровождаясь, с одной стороны, полным разрушением культуры Гумельница-Караново У1-Варна, а с другой — существенными преобразованиями культуры Ку-кутень-Триполье, продолжившей, однако, свое дальнейшее развитие ^¡тЬ^аэ 1994: 21 и след.).
Вторая волна, по М.Гимбутас (1973а; 1994, 49 и след.), приходится на период 3500-3300 гг. до н.э. Носителями этого процесса также выступают пастушеские племена с курганным обрядом погребения, но акцент здесь определенно делается на активность кавказского импульса: Куро-Аракскую культуру Закавказья и культуру Майкоп Северного Кавказа. Следствием разворачивания этой волны, по М.Гимбутас, было распространение в южной и западной Европе технологии мышьяковистых бронз (ЗтЬ^аэ 1973Ь); формирование культуры типа Нижней Михайловки, а в ареале древнеземле-дельческих культур — полным переоформлением остаточных культурных явлений с традициями раннего земледелия и образованием комплексов типа Усатово, и далее — культуры Езе-ро и Баден-Вучедольского блока.
Наконец, третья волна — 3100-2900 гг. до н.э. связывается с носителями позднеямной культуры, массовая миграция которых сопровождается окончательным переоформлением Карпа-то-Подунавья и Балкан, содействует формированию культур воронковидных сосудов и культуры шаровидных амфор и тем самым завершается многовековой процесс индоевропеиза-ции обществ Европейского континента (ЗтЬ^аэ 1994: 89 и след.).
Известно, что отношение разнопрофильных специалистов к концепциям М.Гимбутас было различным — от крайне положительного до крайне отрицательного. Но бесспорным остается одно: благодаря оригинальности, многолетнему и плодотворному творчеству и, что показательно, последовательности в убеждениях, взгляды этого автора на протяжении почти полувека буквально довлели над каждым из специ-алистов-преисториков, обратившихся к рассматриваемой тематике, вынуждая их гласно или негласно определить собственную научную позицию по каждому из обозначенных, а точнее говоря, по заданным М.Гимбутас параметрам исследования; соотнести, сопоставить, соизмерить собственные оценки и интерпретации с
мнением М.Гимбутас. Анализ научного творчества М.Гимбутас, убежден, — дело будущего. Моя же задача в данном случае иная.
Отчасти в силу отмеченных обстоятельств, т.е. влияния взглядов М.Гимбутас и, вне сомнения, как результат самостоятельного осмысления огромного, постепенно накапливавшегося фонда источников, на протяжении 70-х и вплоть до конца 80-х годов среди ведущих специалистов как степного скотоводческого ареала, так и специалистов ареала раннеземледельческих цивилизаций Карпато-Подунавья и Балкан, определенно прослеживается единогласие по двум изначально заданным М.Гимбутас параметрам или мигрирующим на запад волнам скотоводческого населения.
С наименьшими дебатами и одной из первых была воспринята идея о миграционной волне носителей позднеямной культуры (третья волна, по М.Гимбутас). Оно и понятно. Сотни курганов, тысячи погребений, идентичных по всем основным показателям степным комплексам Восточной Европы, открытые и исследованные на самой периферии древнеземледельчес-кого ареала — в Северо-Западном Причерноморье (Шмаглий, Черняков 1970), чуть позже и на территории Молдавии (Дергачев 1986), а также непосредственно во внутренних районах самого раннеземледельческого ареала — на территории Румынии,1 Болгарии (Панайотов 1989), Венгрии (КаНсЕ 1968; ЕсэеСу 1979) и Югославии (Вгикпег, ис^апсмс, Таэю 1974: 175 и след.), делали этот процесс абсолютно очевидным. С другой стороны, столь же очевидным выступал и характер катастрофического последствия этого процесса. Ибо простое картографирование и хронологическое противопоставление археологических комплексов воочию демонстрировало, что с распространением степных курганных погребений комплексы предшествующих им земледельческих культур полностью прекращают свое развитие.
Фактически полностью были проигнорированы идеи М.Гимбутас относительно второй миграционной волны, связанной с влияниями кавказского импульса. Хотя, если абстрагироваться от лингвистических построений этого автора и рассматривать эту проблему лишь с уровня приводимых ею археологических реалий, эти идеи вполне подтверждаются, по крайней мере, для территории Украины, исследованиями А.Л.Нечитайло (1991). Эти и другие обстоятельства дают мне основание полагать, что весьма продуктивная идея М.Гимбутас о роли кавказского фактора в культурном развитии Юго-Восточной Европы просто не была востребована.
1 К сожалению, применительно к территории Румынии проблема степных курганных культур так и не получила сколько-нибудь полного монографического освещения. Отчасти она отражена в устаревшей статье Зирра В. (1960). Из новых региональных исследований можно указать на работу: СшдиСеап 1996.
Несколько иначе сложилось отношение спе-циалистов-преисториков к идее о первой, по М.Гимбутас, волне скотоводческого населения, мигрирующего на юг и запад. Начиная с 60-х и вплоть до конца 80-х годов, эта идея постепенно была воспринята подавляющим большинством ведущих специалистов по проблемам и раннескотоводческих, и раннеземледельческих культур. В весьма сдержанных оценках идея о ранней миграционной волне скотоводов непременно присутствует во всех основных работах Н.Я.Мерперта (1965; 1974; 1980; 1982; 1984 и др.). Прямолинейно, в стиле М.Гимбутас, она фигурирует в работах В.Н.Даниленко (Данилен-ко, Шмагглй 1972; Даниленко 1974: 85 и след.). С некоторым запаздыванием, если не ошибаюсь, эта идея была полностью воспринята и Н.Я.Телегиным (1990: 10 и след.; 1993: 17 и след.).
Об инфильтрации или проникновении степных скотоводов, носителей культуры Средний Стог II или памятников Новоданиловского типа, в ареал Трипольской культуры и далее на юг, в Подунавье и на Балканы, в разные годы и в разных формах писало большинство специалистов по древнеземледельческим культурам Украины и Молдовы (Мовша, Чеботаренко 1969; Мовша 1981: 71 и след.; 1993: 39 и след.; Массон, Черныш 1982: 204; Збенович 1973; Сорокин 1993: 86-87; Субботин 1983 и след.). Эта идея непременно присутствует во всех основных обобщающих работах по преистории Румынии (Pippidi, Berciu 1965: 51-55; Dumitrescu, Balomey, Mogoçanu 1983: 116 и след.; 127 и след.; Dumitrescu, Vulpe 1988: 39-40; Com§a 1987: 156; Petrescu-Dîmbovita, Daicoviciu и др. 1995: 53,5657) и Балкан (Тодорова 1979: 70-71; 1986: 221227; Garasanin 1971; 1974; Tasic 1989: 29-33; 1995. 43 и след.) и многих, многих иных.
Не могу не отметить, что к этой идее на определенном этапе приобщился и автор этих строк (Дергачев 1986: 65-74; Дергачев, Сорокин 1986).
Между тем, следует обратить внимание, что с источниковедческой точки зрения эта первая миграционная волна скотоводческого населения проступала не столь очевидно, как третья, ранее упомянутая. Если последняя хорошо документировалась сотнями, тысячами степных комплексов, относительно равномерно или отдельными компактными группами зафиксированными во всем древнеземледельческом ареале от Южного Буга до Карпат и далее до Центральных Балкан, Баната и Потисья, то энеоли-тические погребальные комплексы вплоть до 90-х годов (да и сейчас, если не считать Северо-Западное Причерноморье) были и остаются единичными. Причем все они разбросаны на сотни километров один от другого (Кэйнарь — Центральная Молдова; Касимча, Суворово — устье Дуная; Деча Мурешулуй — Центральная Трансильвания; Чонград — низовья Тисы). Одни
специалисты, в частности, по культуре Кукутень-Триполье, видели этот процесс в появлении или, точнее, во внедрении в культуру Кукутень А-Три-полье В1 керамики с примесью ракушки. Но определение культурных истоков ракушечной керамики неоднократно корректировалось и продолжает дискутироваться. В аргументации этой миграционной волны немалую роль сыграл ряд специфичных категорий находок, как-то: зооморфные скипетры в виде лошадиных голов; крестовидные булавы мариупольского типа; своеобразные подвески с ушком, интерпретируемые В.Н.Даниленко как псалии; дисковидные украшения из раковин Unio и другие. Но при этом, скажем, скипетры в большинстве своем представляют случайные находки или находки без четко зафиксированного археологического контекста. Более того, как ныне хорошо известно, многие из перечисленных изделий имеют чрезвычайно широкий ареал распространения и встречаются от Среднего Поволжья и Кавказа до Центральных Балкан и верховьев Тисы.
Все это вместе взятое делало идею о первой волне мигрирующего на юг и запад скотоводческого населения весьма уязвимой для критики. И критика эта казалась вполне убедитель -ной (Häusler 1981; 1982).
К сожалению, случилось так, что даже перечисленные выше и иные, упомянутые во многих работах, категории источников или отдельных типов изделий, «работающих» на рассматриваемую проблему, так и не были подвергнуты надлежащему единому исследованию с соответствующим анализом каждой и всех вместе взятых. Еще во второй половине 80-х годов в связи с разрабатывавшейся тогда темой контактности Карпато-Поднестровья автором было обнаружено, что процесс проникновения скотоводческих племен в среду древнеземледельческих энеолитических обществ « надежно документируется тремя самостоятельными и, что принципиально важно, взаимокоррелирующими разновидностями источников», с конкретными расшифровками некоторых из моментов этого заключения. Однако в силу различных причин именно эта часть диссертационной работы (Дергачев 1989: 250) долгое время оставалась неопубликованной. Обнародованные же в сжатом виде спустя десять лет, где опять-таки курсивом повторяется вышеприведенная цитата (Дергачев 1999: 192)2, разработки и аргументы автора не могли возыметь своевременный эффект. Момент был упущен. А сам материал, лишь отчасти обновленный, явно страдает мно-
2 В сокращенном без ведома автора виде, с многими пропусками и неточностями в переводе, эта статья была также опубликована в томе, подготовленном под редакцией Hänsel B. и Machik Ja. под названием «Das Karpatenbecken und die osteuropäische Steppe», изданном в серии Südosteuropa-Schriften. B.20. Prähistorische Archäologie in Südosteuropa. B.12. München-Rahden/Westf. 1998. 27-64.
гими анахронизмами.
Иными словами, если обратиться к литературе периода 80-х — начала 90-х годов, вполне отчетливо обнаруживается своеобразная ситуация, когда все исследователи, излагая идею о проникновении степных скотоводов в среду раннеземледельческих цивилизаций и катастрофических или кардинальных культурно-исторических последствиях этого процесса, исходят как бы из окончательно и бесспорно установленного факта, апеллируя к одним и тем же разрозненным единичным погребениям, комплексам или разнофункциональным типам изделий. Отсутствие сколько-нибудь новых, значимых подтверждений и аргументации столь масштабного по времени и пространственному охвату культурно-исторического процесса, мне представляется, невольно привело к своеобразному психологическому эффекту. Все сказано, все обсуждено, но вместе с тем все шатко, противоречиво и ничего нового не скажешь. Самым простым и вполне логичным выходом из этой неопределенности могло быть одно: объявить ставшую уже традиционной (читай — набившей оскомину) идею о роли восточноевропейских скотоводческих племен в культурном переоформлении Южной и Западной Европы несостоятельной, ошибочной и предложить свое оригинальное, хотя бы в силу новизны, объяснение. Что, собственно, и произошло на протяжении 90-х гг.
В подтверждение сказанному, думаю, достаточно сослаться на работы А. Хойслера (Häusler 1994; 1996) и Я. Маккай ( Makkay 1994), хотя таких работ, особенно на Западе, ныне много. Однако для меня в данном случае гораздо важнее работы двух авторов, представляющих восточноевропейскую археологию, т.е., выступающих как бы из исходного эпицентра событий и взявших на себя смелость разработать — с их точки зрения — фактологическую базу этого нового антимиграционного направления. Речь идет о работах Ю.Я.Рассамакина и И.В.-Манзуры.
Взгляды Ю.Я.Рассамакина хорошо известны, благодаря объемной публикации, реализованной во втором номере журнала Baltic-Pontic Studies (1994) и в соответствующих разделах «Древней истории Украины» (Рассамакш 1997). Но в наиболее полном, практически монографическом, объеме взгляды этого автора изложены в коллективной монографии, изданной в Кембридже (Rassamakin 1999). Во всех этих работах Ю.Я.Рассамакин выступает резким противником миграционной теории, объясняя взаи-
мовстречаемость тех или иных материалов скотоводческих культур в среде раннеземледельческих обществ и, наоборот, как естественный процесс культурно-исторического взаимодействия, основанный на взаимовыгодном обмене и торговле (Раээатакт 1994: 29 и след.; 1999: 69, 100 и след. 112,154; Рассамакш 1997: 277 и след.). Сходную позицию по обоим оговоренным вопросам демонстрирует в своих последних работах и И .В. Манзура (Lev¡t кП, МапЕига, Оетсепко 1996: 77 и след.; МапЕига 1999: 102 и след.; 145 и след.), хотя еще каких-нибудь шесть-семь лет назад этот автор придерживался традиционных взглядов (МапЕига 1993; Bogataja, МапЕига 1994; МапЕига, Sava 1994 и др.).3
Я не собираюсь подвергать работы этих авторов критическому анализу.4 Причиной тому два обстоятельства. Во-первых, ни один из этих авторов ни в одной из своих работ не анализировал проблему культурного соотношения и взаимодействия энеолитических раннескотовод-ческих и раннеземледельческих культур. Они критиковали других авторов, рассуждали и высказывали свои мнения по поводу этой проблемы, но сама проблема не стала предметом специального исследования. А это немного разные вещи. Второе обстоятельство. Как хорошо известно каждому исследователю и на западе, и на востоке, критика ничем, кроме испорченных личных отношений, не заканчивается. Крайне редки случаи, когда критика стимулировала продуктивные дискуссии, а сама по себе — так сказать, в чистом виде, — никогда не сопровождалась новыми позитивными результатами. Именно поэтому мне предпочтительнее перевести рассуждения в несколько иную плоскость и обратиться к вопросу об археологической процедуре.
3 Ссылаясь на последние работы И.В.Манзуры, опубликованные самостоятельно или в соавторстве с иными коллегами, не могу не предупредить читателя, что они, по сути, представляют рефлексии или свободное изложение ряда несвоевременно обнародованных мною разработок по контактности Карпато-Поднестровья (о чем сказано выше). В отдельных случаях они включают конспективное изложение ранее опубликованных мною материалов (Дергачев 1980; 1986). Из этих работ целиком или с незначительными переработками заимствован, также без надлежащей оговорки, ряд системных, подчеркиваю — системных иллюстраций.
4 Свое мнение по поводу последней из работ Ю.Я.Рассамакина я уже высказывал официально (йегдасЬ^ 1999: 64). Могу лишь добавить, что изложенная в этой работе оценка в равной степени касается и работ И.В.Манзуры.
О процедуре археологического исследования
«Спросим себя, ответ зависит от вопроса или вопрос зависит от ответа. Это то другой вопрос, нет, тот же самый»
Эжен Ионеско. «Бред вдвоем».
Одной из отличительных особенностей археологии послевоенных десятилетий было, казалось бы ныне, с уровня конца столетия, невероятное, перманентное, порой взрывоподобное, наращивание фонда археологических источников, обеспечивавшего и, вместе с тем, стимулировавшего интенсивные дискуссии и позитивные разработки по всем разделам пре- и протоистории, античного и средневекового периодов. Но ни для кого из специалистов не секрет, что одновременно и параллельно с полевыми исследованиями, исследованиями по осмыслению культурно-исторических явлений прошлого и на западе (начиная еще с 40-х годов), и на востоке — в рамках бывшего Советского Союза (преимущественно с 60-х годов) с не меньшей интенсивностью и остротой обсуждались и разрабатывались вопросы самих теоретических основ археологической науки: ее гносеологические возможности; методология и методы конкретного археологического исследования, разнообразные аспекты сугубо процедурного характера и т.д. (См.: Клейн 1993: 48-54). Различным было отношение археологов-практиков к теоретическим разработкам горстки лидирующих специалистов. Вспомним для примера хотя бы реакцию на «Аналитическую археологию» Д.Кларка и вообще на работы представителей «новой археологии». Но очевидным остается одно. Привлечение и внедрение в археологию принципа структурализма, а затем и системного или системно-функционального анализа, влияния и заимствования многих из методов естественнонаучных дисциплин, так или иначе, сопровождалось постепенной выработкой целого ассортимента методико-методологических рекомендаций и касательно возможностей и условий применения объективных методов и приемов анализа археологических источников, и касательно основных этапов и последовательности реализации любого археологического исследования на предмет раскрытия тех или иных культурно-исторических явлений и процессов прошлого. Подтверждением сказанному могут служить коллективная монография И.С.Каменецко-го, Б.И.Маршака и Я.А.Шера (1975), книги Л.С.Клейна (1978/1995; 1991), а на западе — книга-учебник К.Ренфрю и П.Бан (Renfrew, Bahn 1993) и другие. Но что примечательно, эти рекомендации не остались незамеченными, ибо на протяжении 70-х — начала 90-х годов и на западе, и на востоке появляется целая серия обстоятельных классификационных, системати-зационных или интерпретационных исследований по самым различным проблемам археоло-
гии и древней истории (Бунятян 1985; Щукин 1994; Hansen 1991; 1994; Parzinger 1994; Kristiansen 1998) и многие-многие другие.
Следует, однако, отметить, что непосредственно интересующая нас тема — процедура археологического исследования, судя по краткому перечню (пять наименований) статей, приведенного под соответствующей рубрикой в книге Л.С.Клейна (1995: 287), довольно редко рассматривалась в специальных работах. Но в этом случае нельзя не учитывать, что, по крайней мере, на взгляд автора, эта тема вбирает в себя все основные требования и принципы, предъявляемые ко всем составляющим и в целом к археологической систематике (Бочкарев 1975; Клейн 1975; 1995: 274). И к главным из требований я бы отнес следующие:
1 — четкая формулировка задачи исследования;
2 — отбор источников, адекватно соответствующих поставленной задаче (их внешняя и внутренняя критика);
3 — анализ (классификация, картографирование и пр.) источников методами, адекватными сформулированной задаче;
4 — выявление общих тенденций или закономерностей поведения анализируемых источников (систематизация — выстраивание се-риаций);
5 — интерпретация полученных результатов: культурная, историческая, социологическая и пр. (в соответствии со сформулированной задачей).
Что же касается принципов выполнения этих требований, то я бы назвал один главный — обязательное, жесткое, строго последовательное прохождение этапов исследования, не до-пускающеего их подмену или смещение, от сформулированной задачи до ее объяснения.
С учетом изложенного, за неимением готовой формулы, я бы предложил следующее определение. Археологическая процедура — это система нормативных, обязательных, иерархически взаимосвязанных, строго последовательно выполняемых этапов исследования, ориентированных на решение конкретно поставленной задачи сугубо археологического или культурно-исторического свойства.
Главной отличительной особенностью этой жесткой процедуры является то, что корректное выполнение ее требований и условий как бы выступает гарантом аргументированности полученных выводов. Ибо последние, по сути, логически, с необходимостью, вытекают из объяснений выявленных объективных закономерно-
стей соотношения разнокачественных археологических реалий.
Между тем, несмотря на очевидные преимущества, многие из археологов определенно избегают этой жесткой процедуры, предпочитая ей нечто среднее между стилем французских анналистов и тоже французских, но — романистов. Я бы назвал это повествовательным стилем исследования.
Не могу заподозрить этих авторов в незнании методики. За истекшие десятилетия в археологии разработан буквально неисчерпаемый арсенал методов и приемов анализа археологических источников. Возможно, некоторых из этих археологов-практиков отпугивают сами условия — жесткость процедуры, психологически как бы сковывающие свободу изложения, мысли, да и всего творчества. Куда проще повествовательное исследование: полная свобода, никаких ограничений.
Правда, исследование, проведенное по жестким правилам, неизбежно связывается еще с одним условием, а именно — колоссальный по объему, изнурительный труд, зачастую не самого приятного, технического свойства. Ведь формулировка всего лишь одной из задач на уровне хотя бы одной из культур или одной из ее подструктур уже автоматически предполагает полный или почти полный охват всех памятников этой культуры. А многие из культур или их субструктуры, как известно, включают сотни, а часто тысячи памятников. А последние, в свою очередь, объединяют сотни комплексов с тысячами единиц разнофункциональных категорий материалов. И вы еще должны их очистить (внешняя критика), отобрать после длительных процедур именно те из них, которые работают на поставленную вами задачу (внутренняя критика). Затем их еще следует типологизировать, анализировать, скоррелировать... и, в конце концов, интерпретировать. И все это еще надо оформить в виде рукописи, с обязательным привлечением фонда источников (чтобы каждый читатель мог вас проверить), описанием всего хода исследования, подготовкой и оформлением соответствующих таблиц и иллюстраций, аргументирующих все ваши выкладки. Вот и получается — год работы, а все ради 15-20 страниц аргументированного объяснения сформулированной вами задачи.
Иное дело повествовательное исследование. Автор может свободно сослаться на тот или иной, как бы подтверждающий его мысль, материал; тут же может проводить словесное сопоставление этих материалов (читай: анализ) и тут же одновременно высказывает свою оценку — «интерпретацию». И все это в сопровождении серии иллюстраций, наиболее репрезентативных, эффектных (все ведь не включишь) конкретных материалов, в сочетании с не менее эффектными рисунками или схемами, якобы отражающими структурные связи материалов.
Все это легко пишется, легко оформляется и в результате — объемная, обстоятельная на вид статья или монография, но каков научный эффект?
И еще одно различие этих подходов. При жесткой процедуре автор, сформулировав задачу, далее уже следует за материалом. Последний буквально ведет автора, вынуждая его постоянно возвращаться к исходным данным, корректировать свои возникающие по ходу исследования впечатления и ассоциации. И, в конечном счете, он формирует вывод, который ему навязывает закономерность поведения самих материалов. И именно поэтому вывод этого автора всегда будет более реалистичным, более объективным.
Иное дело повествовательный стиль исследования, когда автор, следуя какому-то априорно возникшему впечатлению, постепенно и незаметно как бы подтягивает, навязывает, подминает под свои впечатления легко поддающиеся этому материалы. Как это происходит, знает каждый из нас: оговаривая недостаточность источников, сложность ситуации, одно умалчивается, другое (нужное) выпячивается и т.д. и т.п. Но именно поэтому конечные результаты подобной стилистики носят в себе субъективистический отпечаток.
Сталкиваясь с подобной работой, читатель постоянно вынужден обращаться то к одной, то к другой из указанных автором работ, дабы удо -стовериться в точном соответствии материала или мысли; читатель должен постоянно самостоятельно додумываться до причинно-следственных связей, приведших автора работы к тому или иному выводу или высказыванию; и, в конечном счете, читатель оказывается просто перед дилеммой: принять — не принять, поверить — не поверить? Ибо есть рассуждения, есть впечатления, есть мнение автора, но, в то же время нет надлежащей аргументации и — не убеждает. А не убеждает, поскольку сам автор не уверен в своих выводах.
Да простит меня читатель, но чтобы не выглядеть голословным, ситуация обязывает привести тому доказательства. Пожалуйста, два примера. Первый — из работ автора «новой модели» развития пастушеских обществ Севе-ро-Причерноморских степей. На рисунке 1 представлены три схемы, опубликованные Ю.Я.Рас-самакиным с незначительными интервалами — первая в 1993 г. (Рассамакин 1993: 28, Рис.15), вторая — в 1994 г. (Раээатакт 1994: 51, Fig.11) и третья — в 1999 г. (Раээатакт 1999: 73, F¡g.3.5.). Эти схемы, согласно автору, отражают квинтэссенцию «новой модели» структурных и хронологических связей курганного обряда культур причерноморских степей. Но вглядитесь в эти схемы — они совершенно различны и по взаиморасположению обряда погребения, и, в особенности, по их хронологическим параметрам. Обращает, скажем, на себя внимание об-
Рис. 1. Три схемы, три концепции «новой модели» Ю.Я. Рас-самакина А — Рассамакин 1993; В — Навватак!п 1994; C — Rassamakin 1999.
ряд вытянутого положения в версии 1993 г. — он как бы лимитирован периодом Триполье В2-С2 (Рис.1, А); в версии 1994 г. этот же обряд экстраполируется на весь период энеолита и ранней бронзы (Рис.1, В), а в версии 1999 г. тот же обряд снова лимитируется периодом преимущественно Триполье В2/С1-С2 (Рис. 1, С). Вот и возникает вопрос, какую же из версий следует принять, какая из них хотя бы приближенно соответствует реальности. Ведь, скажем, в случае с вытянутым обрядом хронологические различия достигают полутысячи и более лет.
Разумеется, любой автор имеет право и даже обязан непрерывно корректировать свои взгляды и концепции. Но такие существенные корректировки возможны лишь в двух случаях. Во-первых, при резком возрастании общего фонда источников, и во-вторых, при новом более обширном и углубленном анализе известных и/или вновь накопленных материалов.
Соответственно в случае с работами Ю.Я.Рассамакина возникают два вопроса: изменилось ли за последние 6-7 лет, отделяющих первую и третью версии, что-то радикальное в объеме фонда источников по рассматриваемым культурам? Ответ один — нет. Приведены ли этим автором более широкие и углубленные аналитические исследования? Как будто бы нет, а если да, то почему не обнародованы в последней монографической работе. Вывод один. Различия в системных схемах, а соответственно и в концепции «новой модели» этого автора объясняются его неуверенностью в собственных убеждениях.
Подобной же неуверенностью отличается и другой представитель восточноевропейской археологии, И.В.Манзура, который еще в 19931994 гг. (МапЕига 1993: 93-95; МапЕига, Sava 1994: 146-147) явно еще воспринимал идею о проникновении степных скотоводов в ареал раннеземледельческих культур, но который уже в 1996-1999 гг. категорически высказывается против так называемой «степной инвазии» (Lev¡tk¡, МапЕига, йетсепко 1996: 78; МапЕига 1999: 102). И опять-таки мы вправе задать этому автору два вопроса: изменилось ли за эти шесть лет что-то существенное в объеме материалов по культурам скотоводческих и, добавим, раннеземледельческих культур Восточной Европы и Карпато-Подунавья? Ответ один — нет. Провел ли И.В.Манзура сколько-нибудь углубленный анализ этих материалов на предмет верификации идеи степной инвазии? Ответ тот же — нет.5 Но, тогда где же, коллега И.В.Ман-
5 Возможно, И.В.Манзура полагает,что такой анализ изложен им в коллективной монографии, изданной в 1996 г. (Lev¡tk¡, МапЕига, йетсепсо 1996), где он на более чем 20 страницах рассматривает энеолити-ческие погребения Суворовской группы и так называемого бессарабского варианта культуры Чернавода I
зура, грань между «scholary tradition», в которой Вы с такой легкостью упрекаете несколько поколений предшествующих Вам специалистов, и обещанным Вами «real research approach» ^nzura 1999: 102)?
Думаю, сказанного достаточно. Ведь все изложенное в этом параграфе можно свести к од-ному-единственному предложению. Признание или неприятие идеи М.Гимбутас о первой миграционной волне скотоводов упирается не в недостаточность источников, а в неадекватность применяемых методов исследования.
И чтобы написанное не звучало голословной декларацией, осмелюсь предложить возможное решение этой проблемы с позиции жесткой процедуры, но необходимо предварительно сделать две маленькие оговорки.
1. Естественно, за короткий срок6 я не могу «поднять» это проблему в целом. Она огромна, и в одиночку это мало кому под силу. Поэтому для начала я предлагаю всего лишь два этюда, включающих анализ трех-четырех культурных параметров.
2. Исследование основано на материалах культуры Кукутень-Триполье, которая, если следовать приверженцам миграционной теории, в меньшей степени, нежели культура Гумельни -ца-Караново VI-Варна, испытала на себе катастрофические последствия степной инвазии. Если это действительно было так, то из этого следует, что гипотетически предполагаемые в культуре Кукутень-Триполье следы отмеченных событий заведомо должны быть не столь яркими и выразительными, чем если бы мы подвергли анализу материалы культуры Гумельница-Караново VI-Варна. И все же...
(1996, 59-83). Вынужден предупредить читателя, что идея этого автора о бессарабском варианте культуры Чернавода I (См.: Manzura 1994: 95 и след.; 1999: 116 и след.) представляет собой просто голую фикцию, так как автор искусственно отторгает небольшую группу погребальных комплексов с вытянутыми костяками от единого культурного массива, свойственного степной и лесостепной зонам Восточной Европы от Нижнего Дуная до Дона (Телегин 1985) и далее до Предкавказья. На это обсторятельство справедливо обращает внимание и Ю.Я.Рассамакин (Rassamakin 1999: 114 и след.).
6 Этот материал готовился по просьбе C.Renfrew к симпозиуму «Late prehistoric exploitation of the Eurasian Steppe» (Cambridge 12-16 January 2000), и в распоряжении автора имелось всего четыре месяца. Выполнение исследования было усложнено еще и тем, что на протяжении последних 10 лет автор занимался главным образом проблемой преисторическо-го металла, но не энеолитическими культурами.
Этюд I.
О «ГРАЖДАНСКОМ» СОСТОЯНИИ КУКУТЕНЬ-ТРИПОЛЬСКОГО ОБЩЕСТВА
Задача исследования. Абстракции
Задача нашего исследования вытекает из вводной части работы. Она заключается в верификации состоятельности или несостоятельности идеи М.Гимбутас о степной инвазии, которую якобы испытали на себе носители культуры Кукутень-Триполье. Время этих событий как будто бы приходится на периоды Кукутень А-Триполье В1.
Примем эту идею за чисто рабочую гипотезу. Предположим, что М.Гимбутас права в том, что, действительно, где-то на протяжении периода Кукутень А-Триполье В1 носители этой культуры испытали на себе нашествие степных скотоводов, которое сопровождалось военными столкновениями, масштабными разрушениями и которое привела к кардинальным последующим изменениям в этой культуре, продолжавшей свое развитие.
Если это утверждение соответствует реальным историческим событиям, то из него следует, что эти масштабные катастрофические события не могли не отразиться в столь же масштабных пропорциях на самой материальной культуре этого общества в целом, и в особенно-
сти, в период предполагаемых событий (Кукутень А-Триполье В1) и/или в период, непосредственно следовавший за этими событиями (Кукутень АВ-Триполье В2). А если это действительно так, то, в свою очередь, можно предположить, что даже на самом обобщенном уровне анализа памятников трипольской культуры мы вправе ожидать наличия в памятниках периода Кукутень А-Триполье В1 и/или на переходе к периоду Кукутень АВ-Триполье В2 каких-то глобальных или, по крайней мере, весьма значимых неординарных культурных сдвигов — качественных изменений.
Это предположение — на самом обобщенном уровне — можно проверить путем анализа общего хода развития означенной культуры в целом или, иными словами, путем определения общей динамики пространственно-временного ее развития. Ибо, следуя изложенным соображениям, многовековое развитие этой культуры определенно должно обнаружить какие-то культурные сдвиги на этапе Кукутень А-Три-полье В1 или на переходе к последующему периоду.
Динамика развития культуры Прекукутень-Кукутень-Триполье
Для раскрытия динамики общего развития этой культуры автором привлечено 2017 памятников — поселений,7 которые по нашим расчетам составляют около 2/3 от всех ныне известных памятников этой культуры.8 Эта выборка вполне пропорционально представляет все периоды развития культуры Прекукутень-Кукутень-Триполье и все зоны ее распространения от Верховьев Олта (Ариушд) до киевского левобережья Днепра. Иными словами, выборка вполне представляет культуру в целом и неминуемо должна включить в себя основные тенденции пространственно-временного ее развития со всеми ее катаклизмами. К сожалению, привести полный список этих памятников просто невозможно из-за большого объема. Перечень памятников и их хронологическое определение9 заимствовано
7 Могильники (грунтовые, курганные) свойственны лишь для финальных этапов Триполья и в данном случае не учитываются.
В случаях многослойных памятников каждый из культурных слоев принят за отдельный памятник.
8 Учитывая публикации последнего десятилетия, эти данные об общей численности памятников рассматриваемой культуры вполне согласуются с цифрой, названной нами почти 10 лет назад — 2500 и независимо определенной совершенно по другому поводу (Deгgacev 1993: 101).
9 Выражаю искреннюю признательность коллеге
из следующих основных источников:
— для периода Прекукутень-Триполье А — работы: Маркевич 1973; Marinescu-Bílcu 1974; Збенович 1989 с незначительными дополнениями;
— для культуры Кукутень А, АВ, В территории Румынии — сводная работа: Monah, Cuco§ 1985 с редкими дополнениями;
— для среднего Триполья Молдовы — работы: Маркевич 1973; Виноградова 1983; Sorokin 1997, со многими новыми дополнениями;
— для среднего Триполья Украины — работы: Виноградова 1983; Круц 1977; 1989; Круц, Рыжов1997)10; Рыжов 1999; Гусев 1995; Колесников 1993; Гудкова и др. 1991; Sorokin 1997 и другие, менее значительные;
— для позднего Триполья — в целом — работа: Дергачев 1980 со многими дополнениями.
Рассмотрим временной аспект соотношения
B.Я.Сорокину, оказывавшему неоднократные консультации в хронологическом определении памятников среднего Триполья.
10 Считаю долгом выразить свою признательность
C.М.Рыжову, предоставившему в мое распоряжение полную рукопись своей диссертации, в которой приводится один из наиболее полных списков (191 наименование) памятников среднего Триполья Буго-Дне-стровского междуречья.
Табл.1. Количественное распределение памятников культуры Прекукутень-Кукутень-Триполье по периодам.
Периоды Число памятников В % Временной интервал периода в столет. по хронологии Бурдо/Видейко Среднее арифм.число памят-ков по столетиям согласно Бурдо/Видейко Временной интервал периода в столет. по хронологии К.-М.Манту (Mantu 1998) Среднее арифм.число памят-ков по столетиям согласно К.-М.Манту
1 2 3 4 5 6 7
Прекукутень-Триполье А 176 8,72 5 35,2 4,5 39,11
Кукутень A-Триполье В1 679 33,66 2 339,5 5,5 123,45
Кукутень AB-Триполье В2 357 17,69 2 (+1) 178,5 (119) 3 119
Кукутень B-Триполье С1 547 27,11 4 (+1) 136,75 (109,4) 3,5 156,28
Хор/Фолтешть-Триполье С2 258 12,79 4,5 57,33 3,5 73,71
ВСЕГО 2017 100%
этих памятников. Полные данные о количественном распределении памятников по разновременным периодам культуры Прекукутень-Ку-кутень-Триполье представлены в Таблице 1. Как следует из нее, на период Прекукутень-Трипо-лье А приходится 176 памятников или 8,72% от всей выборки; на период Кукутень А-Триполье В1 — 679 или 33,66%; на период Кукутень АВ-Триполье В 2 — 375 или 17,69%; на период Кукутень В-Триполье С1 — 547 или 27,11% и на период Хородиштя-Фолтешть-Триполье С2 — 258 или 12,769%.
Итак, если следовать хронологической последовательности эволюции рассматриваемой культуры на основании численности ее памятников, совершенно очевидно обнаруживается, что ее максимальный пик развития падает на
700 -+-
400 —
100
II III
IV
V
раф. 1. Количественное распределение памятников (поселений) культуры Прекукутень-Куку-тень-Триполье по периодам.
I — перод Прекукутень-Триполье А; II — период Кукутень А-Триполье В1; III — период Кукутень AB-Триполье В2; IV — период Кукутень B-Триполье С 1;V — период Хородиште-Фолтешть-Триполье С2.
период Кукутень А-Триполье В1 — 33,66% памятников, вслед за которым она определенно испытывает какие-то кризисные явления, обнаруживающиеся в резком, фактически двойном, уменьшении численности ее памятников в период Кукутень АВ-Триполье В2 — 17,69%. Затем, на этапе Кукутень В2-Триполье С1 эта культура демонстрирует прогрессирующее развитие, проявившееся в росте численности поселений — 27,11% с последующим постепенным угасанием на финальном периоде — 12,79%. Все как будто бы хорошо и наше предположение вроде бы подтверждается, ибо на этапе перехода от периода Кукутень А-Триполье В1 к периоду Кукутень АВ-Триполье В2 явно обнаруживаются какие-то существенные кризисные сдвиги (Граф. 1).
Но не будем спешить. Ибо здесь нужны некоторые коррективы. Дело в том, что периоды развития культуры Прекукутень-Кукутень-Три-полье имеют разную продолжительность, разные интервалы развития. Обратимся к тем специалистам, которые занимались уточнением абсолютной датировки этой культуры и ее отдельных периодов. Вот две свежие работы: специальная статья киевских коллег Н.Б.Бурдо и М.Ю.Видейко (1998) и раздел монографии К.-М.Манту (МапШ 1998, 93 и след.). К сожалению, хотя радиокарбонный метод — детище точного естествознания, конечные результаты абсолютного датирования и у упомянутых, и у иных авторов весьма различны. Согласно К.-М.Манту, общая продолжительность культуры по калиброванным датам определяется приблизительно в 1600 лет (Табл. 1, столб.6), из которых на период Прекукутень-Триполье А отводятся 4,5 столетия, на период Кукутень А-
Триполье В1 — 5,5 столетия, на период Куку-тень АВ-Триполье В2 — 3,0 столетия, на период Кукутень В-Триполье С1 — 3,5 столетия и на финальный период — 3,5 столетия (МапШ 1998, 166). Следуя Н.Б.Бурдо и М.Ю.Видейко (1998, 26-27, Рис.2), эта же культура развивается порядка 2000 лет (Табл.1, столб. 4), из которых на ранний период приходится 5,0 столетий, на Кукутень А-Триполье В1 — 2,0 столетия, на период Кукутень АВ-Триполье В1/В2 — 2,0 столетия, на период Кукутень В (? — В.Д.)-Триполье В2 — 2,0 столетия, на период Кукутень В (?)-Триполье С1 — 4,0 столетия и на финальный период Триполья С2 — около 4,5 столетия. Обращает на себя внимание, что в последнем случае авторы подразделяют памятники Триполья В1 на два подэтапа, часть из которых относят к переходным, соответствующим периоду Кукутень АВ (Триполье В1/В2), а часть — к периоду Кукутень В (Триполье В2). Такое выделение правомерно, но в данном случае оно затрудняет наш анализ, ибо мы, как и К.-М.Манту, исходили из подразделения культуры на пять периодов. Для преодоления этого препятствия отнесем отведенные этими авторами на период Триполье В2 -2,0 столетия поровну, по столетию, в одном случае на предшествующий, а в другом — на последующий периоды (Табл.1, столб.4).11 Такая условность допустима, так как она не может принципиально повлиять на общую тенденцию.
Все эти данные приведены в Таблице 1, столбцы 4,6, вслед которым дается среднеарифметическое число памятников, приходящихся на каждое столетие того или иного периода культуры (Табл.1, столб. 5,7).
Количественное соотношение разновременных памятников, с учетом их среднестатистического распределения по каждому из столетий, представлены на Графиках 2 и 3. Первый из них — Граф.2 — составлен следуя, абсолютным датировкам Н.Б.Бурдо и М.Ю.Видейко. Второй — по хронологической версии К.-М. Манту. Как следует из этих графиков, количественное соотношение памятников разное. В первом случае наибольший пик развития культуры приходится на период Кукутень А-Триполье В1, после чего наблюдается постепенное последовательное уменьшение численности памятников.12 Во втором случае, Граф.3, обнаруживаются два пика. Первый из них приходится на период Куку-
11 В Таблице 1, столбце 4, в соответствующей ячейке эта условность обозначена в скобках.
12 Обращаю внимание читателя, что тенденции, наблюдаемые на указанных графиках, никоим образом не должны ассоциироваться с динамикой демографического развития рассматриваемой культуры. Кукутень-Триполье столь разнообразно, что один памятник периода Триполья С1 (поселения-гиганты) по демографическим параметрам может перекрыть десятки, а порой и сотни памятников, к примеру, раннего Триполья (См.: Deгgacev 1993).
Граф. 2. Среднестатистическое распределение памятников по столетиям, следуя абсолютной датировке Н.Б.Бурдо и М.Ю.Видейко (1998).
Граф. 3. Среднестатистическое распределение памятников по столетиям, следуя абсолютной датировке К.-М.Манту (1998).
тень А-Триполье В1, после чего численность памятников заметно падает, а затем снова возрастает в период Кукутень В-Триполье С1. Но в нашем случае главное другое: то, что и первый, и второй график определенно обнаруживают какие-то кризисные явления на переходе от периода Кукутень А-Триполье В1 к периоду Кукутень АВ-Триполье В2. На первом графике оно выделяется очень резко. Во втором случае оно обозначено слабо, но оно есть.
Итак, если вернуться к нашему исходному предположению, можно констатировать, что, действительно, следуя количественному распределению памятников по периодам, на этапе перехода от периода Кукутень А-Триполье В1 к периоду Кукутень АВ-Триполье В2 рассматриваемая культура более или менее четко, но вне сомнения, демонстрирует какие-то качественные сдвиги кризисного характера.
Таков результат, напрашивающийся из анализа хронологического аспекта динамики развития рассматриваемой культуры.
Обратимся к пространственному аспекту этой же проблемы. Возможно, именно здесь обнаружится нечто существенное, подтверждающее или опровергающее выдвинутую ранее рабочую гипотезу. С этой целью на Картах 1-5 были скартированы все памятники культуры Прекукутень-Кукутень-Триполья в объеме оговоренной выше выборки (2017), по каждому из основных периодов ее эволюции. На картах, помимо поселений (а в случае с двумя последними периодами — Карта 4,5 — грунтовые и курганные могильники) стрелками показаны общие
направления расселения носителей этой культуры в каждом из ее периодов. Обращаю внимание, что эти направления нанесены не произвольно, а заимствованы у соответствующих специалистов, которые, в свою очередь, определили их в результате типологических сопоставлений. Иными словами, они в большей или меньшей степени документированы специальными исследованиями.
Рассмотрим каждую из этих карт, обратив особое внимание на карты интересующих нас в данном случае периодов — Кукутень А-Триполье В1 (Карта 2) и Кукутень АВ-Триполье В2 (Карта 3).
Зрительно сопоставив эти карты между собой, отчетливо можно увидеть, что в период Кукутень А-Триполье В1 наивысшая плотность поселений (пусть даже как бы спрессованных во времени) определенно приходится на Прикарпатскую зону — верховья Олта, бассейн Си-рета, Правобережье Прута и, в меньшей степени, среднее течение Днестра. Причем, что важно, эти зоны, как бы сейчас выразился любой националист, являются исконной территорией формирования и разворачивания этой культуры в предшествующем раннем периоде (Карта 1) Между тем, что мы наблюдаем для периода Кукутень АВ-Триполье В2 (Карта 3). Наивысшая плотность поселений явно смещается к северу и приходится, главным образом, на междуречье среднего и верхнего течения Прута и Днестра и, отчасти, Побужья. В то время как верховья Олта, Посеретье и правобережье среднего Прута, т.е. исконные земли, фактически остаются полупустыми. Оба периода, по мнению специалистов, демонстрируют расселения носителей этой культуры на север и северо-восток. Но из наблюдаемых на картах резких смещений общего массива и плотности населения из Прикарпатской зоны в междуречье верховьев Прута и среднее Поднестровье определенно напрашивается вывод о том, что это было не столько расселение, а скорее массовое переселение. Как бы то ни было, в последующий период (Карта 4) ситуация как бы реанимируется. Несмотря на продолжающееся расселение носителей этой культуры в Среднее Поднепро-вье, заметно возрастает плотность поселений в Южном Побужье и, что показательно, в бас-
сейне Сирета и на Правобережье Прута, т.е. в той самой зоне, которая в предшествующем периоде выглядит полупустой (Карта 3). Далее, хотя эта культура продолжает распространяться в новые районы (Северо-Западное Причерноморье, Волынь, Киевское Заднепровье), общая численность памятников явно падает, рассредоточившись отдельными, относительно изолированными компактными группами (Карта 5).
Подведем итоги и по хронологическому, и по пространственному аспектам анализа общей динамики развития Прекукутень-Кукутень-Три-польской культуры. Исследование количественного соотношения памятников этой культуры на всем протяжении ее развития и в хронологическом, и в пространственном аспекте обнаруживает весьма существенные качественные сдвиги, достаточно отчетливо прослеживающиеся на этапе перехода от периода Кукутень А-Три-полье В1 к периоду Кукутень АВ-Триполье В2. Эти качественные сдвиги определенно носят кризисный характер, так как в первом случае — в хронологическом плане — они выражаются в заметном уменьшении численности поселений (при равных условиях сопоставления), а во втором — в очевидном массовом смещении эпицентра плотности памятников из исходной для культуры зоны к северу. Хотя уже в последующем периоде (Кукутень В-Триполье С1) эта культура вновь демонстрирует прогрессирующее развитие — рост численности памятников; возрастание численности и плотности памятников во временно опустевшей зоне Прикарпатья.
А сейчас сравним эти напрашивающиеся выводы с гипотетически принятыми предположениями, изложенными в начале этого параграфа. Следуя логике, напрашивающийся вывод один. Проведенное исследование полностью подтверждает идею М.Гимбутас, по крайней мере, в том, что на протяжении периода Куку-тень А-Триполье В1 носители этой культуры испытали на себе какие-то события, приведшие к кризису культуры в целом, хотя впоследствии этот кризис явно был преодолен. Однако мы еще не знаем, какого рода обстоятельства вызвали этот кризис. Поэтому усложним наше исследование и обратимся к более конкретным категориям археологических материалов.
О «гражданской обороне» Кукутень-Трипольского общества
Согласно М.Гимбутас, главная причина гибели культуры Гумельница-Караново У!-Варна и временного кризиса культуры Кукутень-Трипо-лье была степная инвазия, носящая характер военного вторжения. Следуя элементарной логике, здесь мы должны обратиться к средствам войны, для начала — средствам защиты. Проверим эту идею как бы с точки зрения состояния «гражданской обороны» Кукутень-Триполь-ского общества, тем более, что, как ныне хоро-
шо известно каждому студенту постсоветского пространства, древнейшие фортификационные сооружения Восточной Европы связаны именно с культурой Кукутень-Триполье.
Напомним, что первые археологически задокументированные случаи наличия Кукутень-Трипольских поселений с искусственными фортификациями были зафиксированы Ф.Ласло (Сф. Георге, Ариушд) еще в начале века, но эти открытия остались незамеченными (1_аз2!6 1993:
Карта 1. Памятники периода Прекукутень-Триполье А и направления расселения племен (по Е.К.Чер-ныш и В.Г.Збенови-чу)
Карта 2. Памятники периода Кукутень А-Триполье В1 и направления расселения племен (по Е.В.Цвек и В.Я.Сорокину).
Карта 3. Памятники периода Кукутень AВ-Триполье В2 и направления расселения племен (по Е.В.Цвек и В.Я.Сорокину).
Карта 4. Памятники периода Куку-тень В-Триполье С1 и направления расселения племен (по Е.В.Цвек и В.А. Круц).
Карта 5. Памятники периода Хородиш-тя-Фолтешть-Триполье С2 и направления расселения племен.
33 и след.). В настоящее время поселения с фортификационными сооружениями зарегистрированы для всех периодов этой культуры и во всех основных регионах ее распространения.
Данные о фортифицированных поселениях первоначально складывались из результатов археологических раскопок. Однако на протяжении 60-80-х гг. выяснилось, что многие из фортификаций (рвы, валы) вполне отчетливо прослеживаются на современном рельефе. Из личной полевой практики и я, и многие специалисты знают, что в отдельных случаях перепад высот рвов и валов, даже поселений периода Три-полье В1 иногда достигают двух-четырех метров. Проблеме искусственно и/или естественно укрепленных поселений этой культуры посвящена достаточно обширная литература. Напомню лишь некоторые из работ: (Шмаглий 1960; Збе-нович 1975; Ногеэси 1966; Маппеэси-ВИси 1976; Маркевич 1981; Ь^о 1993 и др.).
Полные данные о фортифицированных памятниках культуры Прекукутень-Кукутень-Три-полье представлены в Приложении 1 (столбец 4), где достоверные или относительно достоверные случаи этого качества обозначены значком «+», а его вероятность — «?». Там же, в Приложении (столбец 7), указаны и источники инфор-
13 Следует учитывать, что в ряде случаев источник может относиться к иному, более значимому в этом исследовании качественному признаку.
мации.13
Следует отметить, что перечень памятников из Приложения 1 составляет «выжимку» из ранее оговоренной нами выборки из 2017 поселений. Поэтому приведенные в приложении данные об оговоренных качествах отражают ситуацию для всей культуры в целом, включительно все хронологические периоды на всем протяжении ее ареала. Должен также оговориться, что при регистрации этих качеств автор крайне критически относился к исходной информации.
Сводные данные о фортифицированных или предполагаемо укрепленных поселениях рассматриваемой культуры с их попериодным распределением даны в Таблице 2.
Как следует из таблицы, нами зарегистрировано 90 относительно достоверных случаев искусственно защищенных трипольских поселений. Обратим внимание на их количественное распределение по периодам. На ранний период культуры приходится два случая (2,2%); на период Кукутень А-Триполье В1 — 40 случаев (44,9%); на период Кукутень АВ-Триполье В2 — 8 случаев (8,9%); на период Кукутень В-Триполье С1 — 12 случаев (13,3%) и на финальный период 28 случаев (31%). С другой стороны, нами зарегистрировано 105 предположительных случаев. Сравнивая эти данные, можно заметить, что, при некоторых различиях в количественном отношении, их значения почти совпадают как по горизонтали, так и по вертикали (Таблица 2,
Граф. 4. Количественное распределение фортифи-цированных (заштриховано) и предположительно фортифицированных поселений по периодам.
столбцы 2,3). Иными словами, они обнаруживают единую тенденцию (График 4). А это означает, что предположительные случаи достаточно реалистичны, и эти выборки по достоверным и предполагаемым случаям вполне можно просуммировать (Таблица 1, столбец 4).
Между тем, уже на этом этапе мы должны были бы ввести в отмеченные количественные показатели некоторые поправки. Эти коррективы напрашиваются из отмеченного ранее обстоятельства (Примечание 7), что в случае много-слойности памятника каждый из его слоев принят за отдельный памятник. А это означает, что
в последнем случае каждый из таких памятников вбирает в себя качество (фортифицирован-ность или предположительная укрепленность), которое в реальности относится к предшествующему или последующему во времени культурному слою. И такие случаи известны. Скажем, искусственно защищенное поселение Кукутень-Бэичень включает несколько культурных слоев. Но документально установлено, что фортификационные сооружения относятся к горизонту Кукутень А. В период Кукутень АВ поселение продолжает существовать, но слой носит спорадический характер, а в период Кукутень В фортификационные сооружения застраиваются, и поселение развивается и за пределами этих сооружений (Monah, Cuco§ 1985: 82-84). С учетом этих оговорок, мы должны сохранить качество (фортифицированность) для поселения периода Кукутень А, но изъять его у поселения периода Кукутень АВ, а тем более у поселения периода Кукутень В. И хотя таких случаев, со сходными оговорками, немного, но они есть (Тырпешть, Траян — Дялул Фынтынилор, По-дурь, Бодешть-Фрумушика и др.). Такие поправки позволили бы несколько конкретизировать, усилить выявляемые тенденции, но они не могут существенно повлиять на общую тенденцию в целом.
Отмеченное обстоятельство в равной степени относится и к возможной корректировке количественных данных на хронологические интервалы бытования культурных периодов, т.е.
Табл. 2 Количественное распределение фортифицированных, предположительно укрепленных поселений и значимых топонимов по периодам.
Периоды Достоверно укрепленные послеления (в % от выборки) Предположительно укрепленные (в % от выборки) В сумме Значимые топонимы (в том числе совпадающие) Не совпадающие В сумме Из расчета на число памятников
1 2 3 4 5 6 7 8
Прекукутень-Триполье А 2 / 2,20% 5 / 4,8% 7 5 / 4 1 8 1 : 22
Кукутень A-Триполье В1 40 / 44,9% 32 / 30,5% 72 90 / 47 43 115 1 : 5,9
Кукутень AB-Триполье В2 8 / 8,9% 11 / 10,5% 19 27 / 9 18 37 1 : 9,64
Кукутень B-Триполье С1 12 / 13,3% 26 / 24,7% 38 56 / 26 30 68 1 : 8,04
Хор ./Фолтешть-Триполье С2 28 / 31,1% 31 / 29,5% 59 66 / 42 24 83 1 : 3,1
ВСЕГО 90 / 100% 105/ 100% 195 244 / 128 116 311
учет среднестатистического распределения в пределах периодов по столетиям. Но опять-таки подчеркиваем, что в нашем конкретном случае эти корректировки не могут повлиять на общую выявленную тенденцию. Подтверждением тому служат Графики 4,5, которые, следуя количественному соотношению рассматриваемых качеств, демонстрируют одну и ту же общую закономерность. Поэтому, ограничимся этим примером. В дальнейшем же, в целях экономии времени и листажа, не будем вводить эти поправки, которые были бы обязательны при решении иных конкретных задач.
Обратимся к осмыслению выявленных данных и их количественному проявлению на протяжении эволюции культуры.
Обращает на себя внимание редкость фортификационных сооружений для раннего периода культуры — два поселения (Тырпешть, Тра-ян — Дялул Вией). Причем, учитывая незначительную глубину и/или ширину зафиксированных на этих поселениях рвов, сама С.Маринес-ку-Былку (Marinescu-Bîlcu 1974: 21) склонна считать их сооружениями хозяйственного значения (ограды от диких животных), а не как средство военной защиты. Под вопросом остается наличие искусственных сооружений на предположительно защищенных поселениях Бэдень, Пятра Шоймулуй-Калу, Костиша, Подурь, Вэлень (см. Приложение 1), так как все они многослойны, и, вероятнее всего, присваемые этим памятникам качества относятся к более поздним культурным горизонтам. Но, так или иначе, примем эти данные.
Что наблюдается далее (Граф. 4,5)? Резкое увеличение общей численности искусственно укрепленных или предположительно укрепленных поселений на этапе Кукутень А-Триполье В1, последующее резкое сокращение в период Ку-кутень АВ-Триполье В2; затем заметный рост численности — на этапе Кукутень В-Триполье С1 и снова резкое увеличение их численности в финальный период, за которым следует исчезновение самой культуры.
Возникает вопрос, что же скрывается за наблюдаемыми для периодов Кукутень А-Три-полье В1 и периода Хородиштя-Фолтешть — Триполье С2 резким возрастанием численности искусственно защищенных поселений? Оставим пока вопрос о возможных внутренних социальных причинах, а именно, обострение социальных отношений. Всем специалистам известно, что повсеместное распространение искусственно защищенных поселений в финальных периодах культуры вызвано, с одной стороны, угрозой степной инвазии со стороны носителей ямной культуры, а с другой, со стороны носителей культуры шаровидных амфор, которые, в конечном счете, преодолев носителей трипольской культуры, разделили ее ареал почти поровну. Известно, что трипольская культура в северных районах (лесная зона от Карпат
до Киевского Поднепровья) непосредственно сменяется культурой шаровидных амфор, а в степной и лесостепной зоне (опять таки от Карпат до Днепра) — позднеямной культурой степных скотоводов (Дергачев 1999: 205, 206. Рис.25, 26).14 В последнем случае, разумеется, речь идет о третьей волне степной инвазии ( по М.Гим -бутас), которая, как ранее отмечалось, никем не оспаривается. Следовательно — инвазия. Но если подобный взрыв численности искусственно укрепленных поселений финального Трипо-лья объясняется угрозой и инвазией инокуль-турных обществ, то почему не менее значимый по количественному проявлению взрыв численности фортифицированных поселений периода Кукутень А-Триполье В1 нельзя объяснить теми же обстоятельствами? Иначе говоря, следуя принципу «по аналогии», напрашивающееся объяснение ситуации однозначное — инвазия. И в таком случае получается, что идея М.Гим-бутас о первой волне степных скотоводов вполне подтверждается.
Обратимся к пространственному проявлению этих же рассматриваемых качеств.
На Картах 6-10 на фоне местонахождений поселений (мелкие точки) соответствующих периодов наложены все случаи достоверных или предположительно фортифицированных поселений. Как следует из этих карт, за исключением финального периода (Карта 10), фортифи-цированные поселения с незначительными различиями приходятся, главным образом, на западную часть ареала культурных периодов (Карты 7-9) — на Прикарпатскую зону и Правобережье Прута, включая на севере его верховья с выходом на Поднестровье. За редкими единичными случаями, фортифицированные или предположительно укрепленные поселения отсутствуют в Среднем Поднестровье, и тем более, для периода Кукутень В-Триполье С1, в Поднеп-ровье, хотя число памятников в этих регионах значительно.
Учитывая пространственное распределение укрепленных или предположительно укрепленных поселений, можно сформулировать один принципиальный вывод. Многочисленность искусственно фортифицированных поселений не может быть объяснена за счет внутренних социальных противоречий. Ибо, если бы таковые и были присущи трипольскому обществу, то в большей или меньшей степени они должны были проявиться на всем протяжении его ареала. Следовательно, широкое распространение фортификационных сооружений могло возник-
14 Культурная ситуация на этапе смены культуры позднего Триполья культурой шаровидных амфор недавно рассмотрена и в работе: Раге^ег 1998: 465, 467, ДЬЬ.5,7. Однако из-за того, что автор односторонне использовал лишь украинские источники, ареал памятников культуры шаровидных амфор отражен неполно, ибо эти памятники в Прикарпатской зоне опускаются до среднего течения Сирета и Прута.
Карта 6. Период Прекуку-тень-Триполье А. 1 — укрепленные, 2 — предположительно укрепленные поселения.
Карта 7. Период Кукутень А — Триполье В1. 1 — укреплен ные, 2 — предполо жительно укрепленные поселения.
Карта 8. Период Кукутень АВ — Триполье В2. 1 — укрепленные, 2 — предположительно укрепленные поселения.
Карта 9. Период Кукутень В — Триполье С1. 1 — укрепленные, 2 — предположительно укрепленные поселения.
\ ^
у
Карта 10. Период Хоро-диштя-Фолтешть —Триполье С2. 1 — укрепленные, 2 — предположительно укрепленные поселения.
нуть из потребности защиты от какого-то внешнего фактора, чьей-то угрозы. Причем, эта угроза, если учитывать локализацию фортифицированных памятников, определенно сильно выражена именно в юго-западной, Прикарпатской, части ареала — на границе со степью, и практически не просматривается в северной — лесостепной части ареала — в Днестровско-Бугс-ком и Днепровском междуречьях.
А сейчас, учитывая количественное и пространственное распределение укрепленных памятников, посмотрим на этот процесс как бы в развитии от периода к периоду
Ранний период — относительно равномерное распределение памятников по ареалу (Карта 1). Появление одиночных памятников, окруженных с напольной стороны рвами, вероятнее всего, хозяйственного назначения (Карта 6). Как будто бы никакой внешней угрозы.
Период Кукутень А-Триполье В1 — резкое повсеместное распространение в Прикарпатской зоне, характеризующейся наивысшей плотностью памятников (Карта 2), многочисленных фортифицированных поселений. Учитывая соотношение укрепленных и неукрепленных поселений (см. далее), создается впечатление (Карта 7), что в этой зоне общество буквально находилось на осадном положении.
Период Кукутень АВ-Триполье В2 — резкое сокращение численности памятников, смещение наибольшей их плотности к северу и опустошение южных районов Прикарпатской зоны
(Карта 3) при одновременном резком сокращении численности укрепленных поселений (Карта 8). Получается, что после каких-то катаклизмов, приведших к смещению эпецентра плотности памятников к северу, одновременно снимается и осадное положение или военная угроза.
Период Кукутень В-Триполье С1 — повсеместное возрастание плотности памятников и в восточной, и в западной, включительно ранее отчасти опустевших, зонах (Карты 4), и все это при относительно низкой численности укрепленных поселений (Карта 9).Такое соотношение может быть объяснено лишь общей стабилизацией ситуации, приведшей к очередному пику развития этой культуры в данном периоде. Обращает на себя внимание расположение фортификационных памятников как бы дугой — с севера, с верховьев Прута, на юг, вдоль предгорий Восточных Карпат до верховьев Олта (Карта 9). Но если напомнить, что именно в точках концентрации этих укрепленных поселений проходят основные межгорные дороги, соединяющие Прикарпатскую зону с Центральной Трансильва-нией. Там же, в верховьях Олта, Бистрицы и р.Молдова находятся крупнейшие залежи меди (Дергачев 1999: 170-171). Там же, в верховьях Си-рета находятся крупнейшие залежи поваренной соли (МопаИ 1991). Так что такая линия укреплений кажется вполне логичной.
И, наконец, финальный период культуры, когда одновременно наблюдается общее сокращение численности поселений, концентрирую-
щихся в междуречье верховьев Прута и Днестра и на Волыни (Карта 5), и одновременно резкое возрастание в этих зонах численности фортифицированных поселений (Карта 10). Но мы уже знаем, и это никто не оспаривает, что в первом случае (Карпато-Поднестровье) это период угрозы и проникновения ямной скотоводческой культуры. А на севере — Волынь — это период угрозы и проникновения носителей центрально-европейской культуры шаровидных ам-
фор. Полное спокойствие наблюдается только в Киевском Поднепровье, где, несмотря на значительное число памятников, известно лишь одно искусственно укрепленное поселение (Ка-заровичи).
Воздержимся пока от общего вывода в оценке пространственно-временного анализа фортифицированных поселений и обратимся еще к одному качественно совершенно независимому источнику — топонимии.
Память народов
В процессе отбора фортифицированных или предположительно укрепленных поселений автором еще в 80-х гг — на стадии разработки темы контактности Карпато-Поднестровья — было замечено, что эти памятники зачастую сопровождаются топонимами, также означающими укрепленные местности. Учитывая полную автономность топонимии по отношению к археологическим источникам, было решено полностью и самостоятельно проанализировать и этот параметр.
Для этой цели из общей выборки памятников культуры Прекукутень-Кукутень-Триполье (2017) были отобраны все памятники, сопровождающиеся значимыми, с нашей точки зрения, топонимами. Полные данные об этих топонимах представлены в Приложении 1, столбец 3. Обращаю внимание, что в этом столбце для наглядности даны лишь значимые, с нашей точки зрения, топонимы.
По сути, все выбранные топонимы подразделяются на две большие группы.
Первая группа — топонимы, обозначающие естественно отгороженные, трудно-доступные места. К примеру, румынские обозначения: Chisc/Pisc; Corhan/Gorgan/Movila15; Cap de Deal/ Coada Dealului; Magura; Dоmb; Stînca; Culme; Pod, Ruptura и др. или древнеславянские или украинские обозначения: Остров, Замка (запруда), Скала, Гора, Холм, Риф, Щовб, Горб, Гряда, Товдры, Клин и др.
Вторая группа — топонимы, обозначающие искусственно укрепленные места. К примеру, венгерское — Уб ra; румынское — Cetate/ Cetatuie, La Çanturi и, главным образом, топонимы древнеславянского происхождения: Horodiçte/Городище, Замок/Замчище, Мисто/ Мистичко и пр.
В общей сложности автору удалось выбрать 244 памятника с подобными топонимами, которые, обращаю внимание, представляют все периоды рассматриваемой культуры на всем протяжении их ареала. Сводные данные о количественном распределении топонимов по периодам представлены на Таблице 2, столбец 5.
15 Речь идет о курганообразных естественных возвышениях. Но достаточно часто топоним происходит от курганной насыпи, находящейся на территории поселения. Подобные случаи не учтены.
Рассматривая хронологическое распределение численности поселений со значимыми топонимами, можно заметить, что они распределяются от периода к периоду приблизительно в тех же пропорциях, что и ранее рассмотренные фортифицированные и/или предположительно фортифицированные поселения. Это видно и из цифровых данных (Таблица 2), и из сравнения представленных графиков количественного их распределения (График 4-6). Более того, обращает на себя внимание частая взаимовстречаемость этих качеств, т.е. выделенных топонимов с фортифицированностью или предположительно фортифицированными поселениями (Граф 7). Так, на примере (Табл.2, столбец 5) для периода Прекукутень-Триполье А из 5 поселений с выделенными топонимами 4 — укреплены или предположительно укреплены; для периода Кукутень А-Триполье В1 — из 90 поселений со значимыми топонимами 47 — укреплены или предположительно укреплены; для периода Кукутень АВ-Триполье В2 — соответственно из 27 поселений с топонимами 9 — укреплены; для периода Кукутень В-Триполье С1 на 56 топонимов приходится 26 укрепленных поселений и для финального периода на 66 топонимов приходится 42 действительно укрепленных или предположительно укрепленных поселения.
Отмеченное совпадение этих, отмечу еще раз, абсолютно автономных по своей природе источников и их взаимное относительно пропорциональное распределение во времени от периода к периоду культуры, позволяют сформулировать два принципиально важных вывода.
1. Топонимия совершенно самостоятельно и независимо от археологических источников отражает те же реальные исторические процессы, что и ранее рассматриваемые качества — укрепленность или предположительную укреп-ленность поселений.16
16 Не могу не обратить внимение на это обстоятельство специалистов-лингвистов. Объективность топонимики для памятников культуры Кукутень-Трипо-лье подтверждается и многими, не оговоренными здесь обстоятельствами. А ведь речь идет о самом раннем для Восточной Европы пласте фортифицированных поселений, древность которых определяется 5-3 тысячелетиями до н.э. Каков механизм передачи и сохранения в памяти народов событий 5-7 тысячелетней давности? Просто не укладывается в голове!
Граф. 5. Среднестатистическое распределение фортифицированных (заштриховано) и предположительно фортифицированных поселений по столетиям, следуя абсолютной датировке К.-М.Манту (МаМи 1989).
Граф. 6. Количественное распределение топонимов, обозначающих естественно или искусственно укрепленные места по периодам.
Граф. 7. Сводные данные о количественном распределении по периодам поселений: 1 — фортифицированных, 2 — фортифицированных со значимыми топонимами, 3 — предположительно укрепленных, 4 — предположительно укрепленных со значимыми топонимами, 5 — со значимыми топонимами.
2. Все ранее сказанное о проявлении или тенденциях, обнаруживающихся в хронологическом анализе фортифицированных или предположительно фортифицированных поселений, в равной степени относится и к топонимам, ибо отражает один и тот же историко-культурный процесс.
Важно обратить внимание, что оба эти сформулированных вывода полностью подтверждаются, или наоборот, независимо вытекают из пространственного анализа топонимики в сопоставлении с ранее рассмотренными качествами — пространственным соотношением укрепленных или предположительно укрепленных поселений.
На Картах 11-15 прокартированы все значимые, с нашей точки зрения, топонимы, обозначающие естественно или искусственно укрепленные памятники. Сравните эти карты между собой и сопоставьте их с ранее приведенными соответствующими картами локализации фор-тифицированных или предположительно фортифицированных поселений (Карта 6-10). Наблюдаемая тождественность ситуаций очевидна. Подобно фортифицированным или предположительно фортифицированным поселениям периода, скажем, Кукутень А-Триполье В1 (Карта 7) топонимы, означающие естественно или искусственно укрепленные места (Карта 12), сосредоточены в Карпато-Прутском регионе при полном их отсутствии в восточной части ареала. Сходная картина наблюдается для периода Кукутень АВ-Триполье В2 (сравни карты 8 и 13) и для периода Кукутень В-Триполье С1 (сравни карты 9 и 14). Совершенно иную ситуацию обнаруживает распределение фортифицированных поселений финального периода культуры (Карта 10). Но эта ситуация абсолютно адекватна распределению топонимов этого периода, локализующихся, с одной стороны, в Верховьях Прута и Днестра, а с другой — на территории Волыни (Карта 15).
Все вышеизложенное дает полное основание объединить количественные показатели по всем трем рассмотренным качествам (достоверно и предположительно фортифицированные поселения плюс поселения со значимыми топонимами, за вычетом взаимно совпадающих), сумма которых, по сути, и будет отражать состояние «гражданской» обороны Прекукутень-Кукутень-Три польского общества в разных периодах его развития. Эти цифровые данные приводятся в той же Таблице 2, столбец 7. При несложной арифметической операции (общее число памятников по каждому периоду — Табл.1, разделенное на число определенно естественно или искусственно укрепленных памятников) можно обнаружить как бы общую степень защищенности этого общества в каждом из ее периодов (Табл .2, столбец 8). А выражается она в следующих пропорциях: период Прекукутень-Триполье А — одно естественно или искусст-
Карта 11. Период Прекуку-тень — Триполье А. 1 — поселения с топонимами, обозначающими естественно или искусственно укрепленные места.
Карта 12. Период Куку-тень А — Триполье В1. 1 — поселения с топонимами, обозначающими естественно или искусственно укрепленные места.
Карта 13. Период Кукутень АВ — Трипо-лье В2. 1 — поселения с топонимами, обозначающими естественно или искусственно укреп ленные места.
Карта 14. Период Куку-тень В — Триполье С1. 1 — поселения с топонимами, обо значающими есте ственно или искус ственно укреплен ные места.
Карта 15. Период Хородиштя-Фолтешть — Триполье С2. 1 — поселения с топонимами, обозначающими естественно или искусственно укрепленные места.
венно укрепленное поселение на каждые 22 памятника; период Кукутень А-Триполье В1 — одно укрепленное поселение на каждые 6 памятников (5,9); период Кукутень АВ-Триполье В2 — одно укрепленное поселение на каждые 10 памятников (9,64); период Кукутень В-Триполье С1 — один укрепленный памятник на каждые 8 (8,04) поселений; и для финального периода — один укрепленный памятник на каждые три (3,1) поселения.
Обращаю внимание, что все эти расчеты даются без учета возможных корректировок в случаях многослойных памятников, о чем сказано ранее. Если бы такие корректировки проводились, то различия были бы еще более разительными и выражались бы в еще большей «форти-фицированности» периода Кукутень А-Триполье В, и в меньшей степени — для периода Прекуку-тень-Триполье А или периодов Кукутень АВ-Три-полье В2 или периода Кукутень В-Триполье С1.
Сводные данные о численности естественно или искусственно укрепленных поселений (с учетом каждого качества) в их хронологической последовательности от периода к периоду даны на Графике 7, а в их пространственном выражении на Картах 16-20.
Напомним сформулированный в начале предшествующего параграфа вопрос — испытали ли носители рассматриваемой культуры в период Кукутень А-Триполье В1 какое-то военное нашествие или инвазию? Ответ напрашивается однозначный — да, испытали. Это нашествие отражено в резком (по сравнению с ранним периодом — Табл. 2) повсеместном рас-
пространении в указанный период естественно или искусственно укрепленных поселений — один укрепленный памятник из каждых шести.
Это нашествие, или инвазия, коснулось, в первую очередь и главным образом, Карпато-Попрутья, т.е. исторический эпицентр многовекового развития этой культуры (Карта 17). Направленное на эту зону, нашествие очевидно и вызвало резкое смещение населения или, вероятно, переселение части населения на север и северо-восток в менее опасные зоны, что отчетливо прослеживается в смещении плотности памятников на этапе перехода от периода Кукутень А-Триполье В1 (Карта 2) к периоду Кукутень АВ-Триполье В2 (Карта 3).
Период Кукутень АВ-Триполье В2 демонстрирует незначительное сокращение памятников (График 1-3), но одновременно и резкое сокращение численности естественно и искусственно укрепленных поселений (График 7). А такое соотношение может быть интерпретировано лишь как снятие военной ситуации и наступление относительно мирных времен (одно укрепленное поселение из каждых 10).
Это состояние подтверждается и данными для периода Кукутень В-Триполье С1 (График 14), когда при некотором увеличении численности естественно и искусственно укрепленных поселений, резко расширяется ареал культуры, возрастает плотность памятников по всему ареалу, а соотношение укрепленных и неукрепленных поселений достаточно близко предшествующему (одно укрепленное поселение из восьми).
И снова ситуация резко обостряется на фи-
Карта 16. Период Пре-кукутень- Триполье А. 1 — укрепленные, 2 — предположительно укрепленные поселения, 3 — поселения со значимыми топонимами, 4 — укрепленные или предположительно укрепленные поселения со значимыми топонимами.
\ \
Карта 17. Период Куку-тень А — Триполье В1. 1 — укрепленные, 2 — предположительно укрепленные поселения, 3 — поселения со значимыми топонимами, 4 — укрепленные или предположительно укрепленные поселения со значимыми топонимами.
Карта 18. Период Кукутень АВ — Трипо-лье В2. 1 — укрепленные, 2 — предположительно укрепленные поселения, 3 — поселения со значимыми топонимами, 4 — укрепленные или предположительно укрепленные поселения со значимыми топонимами.
Карта 19. Период Куку-тень В — Триполье С1. 1 — укрепленные, 2 — предположительно укрепленные поселения, 3 — поселения со значимыми топонимами, 4 — укрепленные или предположительно укрепленные поселения со значимыми топонимами
Карта 20. Период Хоро-диштя-Фолтешть — Триполье C2. 1 — укрепленные, 2 — предположительно укрепленные поселения, 3 — поселения со значимыми топонимами, 4 — укрепленные или предположительно укрепленные поселения со значимыми топонимами.
нальных периодах культуры, причем это происходит одновременно и в Пруто-Днестровском регионе (Верховьях), и на территории Волыни (Карта 20), когда каждый из трех памятников естественно или искусственно укреплен.
Итак, испытало ли трипольское общество и культура военное нашествие на этапах периода Кукутень А-Триполье В1? Следуя двум авто-
номным взаимокоррелирующим категориям источников — топонимики и данным археологии о фортифицированности поселений этой культуры — ответ для меня однозначный — да, испытало. И в этом случае мнение М.Гимбутас по этому вопросу верно.
Но обратимся еще к одной категории источников — к орудиям войны.
Орудия войны
Одно из подтверждений военной инвазии степных племен М.Гимбутас и другие специалисты видели в широком распространении в ареалах древнеземледельческих цивилизаций Карпато-Подунавья специфичного для степной зоны оружия, как-то: треугольных наконечников стрел, удлиненных ножевидных пластин, под-треугольных топоров с суживающимся закругленным основанием и пр. Особое внимание на эти формы изделий уделили в своей работе Я.Лихчардус и М.Лихардус-Иттен, составившие для некоторых из них карту их распространения в ареале культуры Гумельница-Караново VI-Варна и отчасти для культуры Кукутень-Трипо-лье (ЫсИапСиэ, исИагСи8-1Иеп1993: 39, АЬЬ.13).
Обратимся и мы к одной из этих разновидностей и рассмотрим ее «поведение» в рамках культуры Прекукутень-Кукутень-Триполье. Речь идет о наконечниках стрел для лука или дротиков. В данном случае нас не интересует их типология. Важно проследить общую тенденцию
развития этой разновидности, как возможно составляющей одно из главных орудий войны, что еще предстоит доказать.
Отбор материалов осуществлялся по всем основным, наиболее полно раскопанным памятникам, а в остальном — по принципу случайной выборки. Статистика есть статистика. Условие — репрезентативность выборки по каждому из периодов культуры с охватом всех ее территориальных подразделений.
Полные данные о собранных наконечниках представлены в Приложении 1, столбец 5, где числитель означает число наконечников стрел, а знаменатель, в случаях наличия информации, общее количество кремневых изделий с данного памятника. К сожалению, за исключением раннего периода культуры (Прекукутень-Трипо-лье А) выборка последнего параметра недостаточно репрезентативна, и мы не будем проводить возможный их дополнительный анализ. Но для наглядности визуального сопоставления
Табл. 3. Количественное распределение наконечников стрел и костей диких
животных по периодам
Периоды Число памятников Число наконечников стрел Наконечников из расчета на один памятник В % от выборки Дикие животные. Число памятников Среднестатист. на один памятник в %
1 2 3 4 5 6 7
Прекукутень-Триполье А 22 30 1,36 3,93% 16 44,3%
Кукутень А-Триполье В1 41 445 10,85 58,40% 7 33,1%
Кукутень АВ-Триполье В2 23 165 7,17 21,65% 11 29,8%
Кукутень В-Триполье С1 23 73 3,17 9,58% 18 29,12%
Хор./Фолтешть-Триполье С2 19 49 2,57 6,43% 15 35,7%
ВСЕГО 128 762 100% 67
8 7 6 5 4 3 2
11 10 9 XX ** X
И И
З Г" > ■■ ** 1 1 З
Ж Л л Я Ж
Е 1 1 х« Vх \х\ Е
Д 1 1 х* X, х у Д
Г ¿г . J 1 V" ух X Г
В л 7 6 5 4 3 2
х
Б Б ^ С
А X А
П х П
Р 1 1 у ~~/ 1 Р
С 1 1 1 1 1 С
Т / 1 1 1 1 1 Т |_ J - 1
У 1 1 ■ / 1 У /* — 2
Ф Ф Рис. 2. Планиграфия наконечников стрел поселения Друто 1: 1 — контуры жилищ; 2 — находки наконечников стрел. (По: Рындина Н.В,Эн-
Х Х
12 11 10 9 8 говатова А.В. 1990). на 2 метрам. Сторона квадрата рав-
-
. I II III IV V
--
1 1, .1 1
Граф. 8. Количественное распределение наконечников стрел по периодам.
считаем целесообразным привести эти данные. Может, кому и пригодится.
В случаях, когда число наконечников в публикациях указано в относительных числах (единичные, несколько, очень много, менее полсотни и пр.), такие данные переведены условно в абсолютные числа, которые, однако, взяты в скобки. Если при публикации материалов многослойных памятников не указана послойная привязка наконечников, то их число поровну поделено по слоям.
И еще две оговорки. Для памятников раннего периода культуры Прекукутень-Триполье А свойственны наконечники стрел в форме под-ромбовидных микролитов, на которые впервые обратил внимание В.И.Маркевич (1974: 32, Рис.1,1-19). Данные (неполные) об этих наконечниках включены в Приложение 1, столбец 5, и приводятся в сопровождении аббревиатуры «т», но в дальнейших расчетах не учитываются. Это объясняется тем, что их функциональное определение носит интерпретатированный характер, а нас интересуют бесспорные, очевидные формы.
И последнее. В эту нашу выборку не включены данные по позднетрипольским могильникам, зачастую содержащие наконечники стрел (Усатово, Софиевка, Чернин и др.). Объясняется это тем что, как известно, могильники характерны только для позднего периода культуры и сопоставление их данных с поселенческими материалами неправомерно или же требует специальной корректировки.
Сводные данные о численности наконечников стрел, представляющих их памятниках и их распределении по разновременным периодам культуры представлены на Таблице 3.
Думаю, эти цифры и приводимые расчеты достаточно показательны.
Период Прекукутень-Триполье А — практически полное отсутствие наконечников стрел. На каждый учтенный памятник в среднем приходится 1,36 наконечника (Табл.3, столб.4). А между тем, в эту выборку включены многие почти или полностью раскопанные памятники, каждый из которых дал по несколько сот (Александровка 1, Гребенюков Яр, Окопы, Путинешть I, Тыргу-Фрумос, Траян-Дялул Вией), а в ряде случаев
— от одной до более четырех тысяч (Ленковцы, Лука Врублевецкая, Флорешть I, Бернашовка) кремневых изделий (См.: Приложение 1).
Период Кукутень А-Триполье В1 — резкое количественное возрастание численности наконечников стрел, составляющих в среднем на один памятник по 10,85 единиц, или около 60% от всей выборки (Табл. 3, столб. 4,5).
Период Кукутень АВ-Триполье В2 — относительно резкое сокращение численности наконечников стрел, составляющих в среднем 7,17 единиц на каждый памятник или 21,65% от всей выборки (Табл. 3, столб. 4,5).
Период Кукутень В-Триполье С1 и период Хородиштя-Фолтешть-Триполье С2 — постепенное последовательное уменьшение численности наконечников стрел (Табл.3, столб. 4,5).
Для наглядности, количественное распределение наконечников стрел по периодам культуры дано на Графике 8. Сравним визуально этот график с графиками количественного распределения ранее рассмотренных качеств: графики 1-7, и мы увидим, что все они для первых трех периодов обнаруживают единую тенденцию — слабо выраженные качества для периода Прекукутень-Триполье А; резкое его количественное увеличение в период Кукутень А-Три-полье В1, затем относительно резкое его сокращение в последующем периоде — Кукутень АВ-Триполье В2.
Единство тенденций означает, что эти качества коррелируют между собой. А если обратиться к исходной сформулированной нами задаче, то это означает, что, как и предшествующие качества, наконечники стрел характеризуют культуру периода Кукутень А-Триполье В1 как культуру глубоко « военизированного» общества. Причем, состояние это не характерно ни для предшествующего, ни для последующего периода этой культуры.
Заметные различия обнаруживаются при сопоставлении графика (8) количественного распределения наконечников стрел в сравнении с количественным распределением иных качеств
— Графики 4-7 — применительно к последнему
— позднему периоду культуры. Здесь я себе позволю две ремарки. Во-первых, не следует забывать, что нас в данном случае интересуют именно первые три периода. Этим напоминанием автор мог бы отказаться от любых возможных объяснений. И был бы прав.
Но, если говорить по сути, вопрос принципиальный, ибо при резком разрастании естественно и искусственно укрепленных поселений в поздний период культуры (Графики 4-7) одновременно наблюдается заметное сокращение численности наконечников стрел (Граф. 8). Нет ли здесь какого-то методического противоречия? Думаю, что нет, если учесть несколько важных обстоятельств.
Период Кукутень А-Триполье В1 — это один из ранних этапов эпохи энеолита. Период Хоро-
Карта 21. Период Пре-кукутень-Трипо-лье A. Поселения с наконечниками стрел.
Карта 22. Период Кукутень А — Трипо-лье В1. Поселения с наконечниками стрел.
Карта 25. Период Хородиштя-Фол-тешть-Триполье С2. Поселения с наконечниками стрел.
диштя-Фолтешть-Триполье С2 — это ранний период эпохи бронзы. Мы имеем дело с культурами и обществами двух различных исторических эпох, что предполагает качественные отличия не только по набору орудий труда, но и по средствам и тактике ведения войны.
Основные, базовые элементы фортифици-рованных поселений как средства защиты носят как бы общеисторический характер. Единожды возникнув в эпоху энеолита, они без существенных изменений практиковались до весьма неотдаленных времен. Да, различной была толщина или высота стен, различной была техника и технология их сооружения, различным было внутреннее обустройство, но на протяжении всей истории они неминуемо включали в себя такие базовые элементы, как естественно укрепленное место (высотное или окруженное петляющей рекой и пр.); глубокий ров или вал, отделяющие естественно укрепленное место от открытой, доступной местности; стены из часто-
т II III IV V
Граф. 9. Количественное распределение (в процентах) наконечников стрел (сплошная линия) и костей диких животных (прерывистая линия) по периодам.
кола или камня, защищающие отгороженное место с отдельных опасных сторон или по всему периметру.
Иное дело средства ведения войны, которые постоянно совершенствовались по мере совершенствования самого комплекса орудийного производства. Применительно к нашему случаю, в подтверждение сказанному, можно сослаться на целый набор новых видов оружия, в массе появившегося в позднем периоде рассматриваемой культуры. Я имею в виду боевые, вне сомнения, топоры из рогов оленя с тщательно отделанной поверхностью, с имитацией литейного шва, костяные кинжалы, десятками (многими десятками) встречающиеся на каждом из укрепленных поселений (при единичности кремневых наконечников стрел) позднего Триполья (Маркевич 1981: 90 и след.). Подтверждением тому является также относительно широкое внедрение в этот период металлических (медные или из мышьяковистой бронзы) кинжалов, сполна представленных на памятниках Софиевско-го или Усатовского типов.
Глубоко убежден, что отмеченные обстоятельства неминуемо связаны и с изменившимися (по сравнению с периодом Кукутень А-Три-полье В1) правилами ведения войны или тактикой боя. Но о них мы ничего не знаем, и кто возьмется всерьез разрабатывать эту тему? Однако мы сильно отвлеклись.
Обратимся к пространственному проявлению тех же наконечников стрел. На Картах 2125 скартированы все выбранные нами наконечники стрел. Для усиления наглядности их локализации, количественные показатели переданы разномасштабными значками.
Нет необходимости подробно комментиро-
вать эти карты, так как они самостоятельно подтверждают те же закономерности, что и данные по естественно или искусственно укрепленным поселениям (Карты 6-10) или по данным топонимики (Карты 11-15).
Период Прекукутенть-Триполье А — редкие находки наконечников, разбросанные по всему ареалу (Карта 21), — орудия охоты мирного периода.
Период Кукутень А-Триполье В1 — местонахождения с многочисленными экземплярами, концентрирующимися по всей восточной периферии ареала (обращенной к степной зоне!) и, в особенности, в Карпато-Прутской зоне (Карта 22), т.е. в зоне наибольшей концентрации естественно и искусственно укрепленных поселений (Карта 17). Каков вывод? Состояние войны, угроза со стороны степей, наконечники стрел — одно из главных средств войны.
Период Кукутень АВ,В-Триполье В2,С1 — относительно редкие местонахождения с малым числом наконечников, относительно равномерно разбросанных по всему ареалу (Карта 23, 24) — мирная ситуация, наконечники — орудия охоты.
Финальный период культуры (Карта 25) — редкие местонахождения с малым числом экземпляров, но в зонах сосредоточения естественно и искусственно укрепленных поселений (Карта 20). Военная ситуация, наконечники стрел — одно из орудий войны.
Обращаем внимание, что прокомментированные карты включают весьма ограниченные выборки. Иными словами, они лишь намечают тенденцию, которая выглядела бы гораздо очевиднее, если увеличить выборки (правила статистики).
На всем протяжении этого параграфа, в особенности, когда речь шла о периоде Кукутень А-Триполье В1, мы писали о наконечниках стрел как об оружии или орудиях войны. Правомерно ли такое утверждение, ведь зачастую они трактуются, главным образом, как орудия охоты? Этого мнения, в частности, придерживается и один из ведущих специалистов-трасологов Г.Ф.Коробкова (1987: 173 и след.). Можно ли проверить это положение? Можно.
Элементарная логика подсказывает, что в случае, если наконечники стрел выступали, главным образом, в качестве орудия охоты, то резкие количественные колебания этих изделий обязательно должны отразиться в колебаниях численности остатков дикой палеофауны — объекта охоты. Благо, таких определений мы имеем достаточно.
Данные о численности (в процентном отношении) дикой палеофауны с памятников культуры Прекукутень-Кукутень-Триполье даны в Примечании 1, столбец 6, с соответствующими литературными расшифровками (столбец 7). Как и прежде, здесь мы следовали принципу максимального охвата всех периодов культуры
и всех ее территорий. Сводные данные о численности привлеченных нами памятников и среднестатистические данные о численности дикой палеофауны по каждому из периодов рассматриваемой культуры представлены на Таблице 3, столбцы 6-7.
Сравним среднестатистические данные о численности дикой палеофауны по периодам (Таблица 3, столбец 7)17 с процентным соотношением численности наконечников стрел (Таблица 3, столбец 5). Для наглядности эти противопоставления оформлены графически — График 9. Как следует из этого графика, количественное распределение наконечников стрел и количественное распределение дикой палеофауны демонстрируют две противоположные тенденции. Особенно это наглядно на уровне первых трех интересующих нас периодов, когда резкое увеличение численности наконечников стрел на переходе от периода Прекукутень -Триполье А к периоду Кукутень А-Триполье В1 сопровождается заметным резким сокращением численности костей дикой фауны. Эти различия хорошо просматриваются и на переходе от периода Кукутень А-Триполье В1 к периоду Кукутень АВ-Триполье В2, когда продолжающееся медленное сокращение численности костей дикой фауны совпадает с одновременным резким сокращением численности наконечников стрел.
Из выявленных соотношений этих двух качеств с необходимостью напрашивается один единственный вывод — резкое увеличение численности наконечников стрел в период Кукутень А-Триполье В никак не связано с изменениями хозяйственной деятельности носителей этой культуры. Единственно возможное альтернативное объяснение — наконечники стрел, по крайней мере, для рассматриваемого периода, выступают в качестве оружия или иными словами — орудием войны.
Между тем, о функции рассматриваемых здесь изделий и их широком применении в военных целях нагляднее всего свидетельствует конкретный пример из той отдаленной эпохи. Речь идет о небольшом участке раскопанного Н.В.Рындиной поселения периода Триполье В1 у с.Друцы в Молдове, где были выявлены остатки трех различных жилищ и 100 кремневых наконечников стрел. Так вот, благодаря точной фиксации и составленной планиграфии, выяснилось, что, за единичными случаями, все наконечники найдены по периметру жилищ, вдоль стен (Рындина/Энговатова 1990: 110. Рис.2). И эта картина, которую мы приводим с некоторыми сокращениями, говорит сама за себя (Рис.2).
17 Эти данные самостоятельно выведены В.О.Круц (1998: 141. Табл.6). При некоторых отличиях, обусловленных различиями в охваченных памятниках (нами учтен ряд новых данных по Молдове и Румынии), наши расчеты и расчеты В.О.Круц обнаруживают одну и ту же тенденцию.
* * *
Итак, мы проанализировали четыре относительно автономных вида источников — общий фонд памятников, фортифицированные поселения, топонимику и наконечники стрел. Следуя пространственно-временному анализу каждой из этих категорий и всех вместе взятых, выявляется, что, действительно, в период Кукутень А — Триполье В эта культура и ее носители, во первых, испытали на себе какое-то сотрясение, приведшее к временному кризису культуры на последующем этапе (период Кукутень АВ-Три-полье В2) ее развития, и во-вторых, это сотрясение сопряжено с каким-то нашествием со стороны, и, в-третьих, последствия этого разрушительного нашествия более всего прослеживаются на южной (низовья Сирета и Прута — Карта 2,3; 7,8; 12,13; 17,18) или юго-восточной периферии культуры (Карта 22), т.е. в зоне, обращенной к степям Восточной Европы. И главное, по отдельности или в сумме, все эти данные подтверждают идею М.Гимбутас об испытаниях, выпавших на долю носителей культуры в рассматриваемый период.
Предложенный анализ можно было бы продолжить и применительно ко многим из категорий орудийного комплекса и комплекса оружия (включительно металлических); и применительно к символике боевого оружия (глиняные модели боевых топоров); и применительно к кера-
мике, в частности, керамике с примесью ракушки; и применительно к погребальному обряду — так называемые культовые захоронения; и применительно к культовой антропоморфной пластике, в частности мужских статуэток и символике мужского начала — фаллосы; и применительно к украшениям (подвески из раковин ип1о, роговые подвески с ушком — так называемые псалии,18 и многие другие). Иначе говоря, речь идет обо всех основных категориях археологических источников, отражающих материальную, духовную и социальную жизнь носителей культуры Прекукутень-Кукутень-Триполье.
Так вот, если бы продолжить углубленный анализ всех этих категорий, то мы обнаружим те же тенденции, те же закономерности, что и проанализированные выше категории. Ибо потрясения и последствия этого военного нашествия были столь значительными, что они, действительно, отразились на всем облике этой культуры, материализовавшись во всех и каждой из присущих ей категорий археологических источников. Поэтому, если приведенные мною примеры не убеждают, остается лишь призвать желающих проверить мои выводы на названных категориях. Желательно лишь, чтобы эта проверка хотя бы приближенно основывалась на принципах жесткой процедуры, а не на голых декларациях.
Визитная карточка непрошеного гостя
В предшествующих параграфах автор, надеюсь, сумел обосновать, что культура периода Кукутень А-Триполье В1, действительно, испытала на себе какое-то потрясение (анализ общей динамики развития культуры) и что это потрясение определенно вызвано каким-то внешним нашествием (анализ фортификационных поселений, топонимики и наконечников стрел) и что как будто бы эта угроза исходит со стороны степной зоны (все категории). Следуя логике, пора бы окончательно определиться с вопросом, кто же были носители этой внешней угрозы, носители войны?
Здесь можно было бы позволить себе некоторые общие рассуждения о вполне очевидных для автора обстоятельствах. Но будем конкретными, с одной только оговоркой.
К сожалению, отведенное время и объем этой «статейной» работы не дают возможности детального изложения анализа и аргументации. Поэтому я вынужден, как и многие другие, перейти на повествовательный стиль. Но с той лишь разницей, что изложенные ниже утверждения выношены в результате многолетнего анализа разных материалов, а не предшествуют ему.
В качестве «визитной карточки» непрошеных
гостей я бы назвал следующие основные категории или разновидности материалов.
1. Оружие в целом как самостоятельная категория со всеми ее составляющими, которое изготовлялось в степных и лесостепных зонах Восточной Европы еще на раннем этапе энеолита (Мариупольская культурно-историческая общность), и большинство конкретных типов которого распространяются в ареале культуры Кукутень А-Триполье В1 вместе с инвазией степных племен или же воспринимаются раннеземледельческой культурой в целях самозащиты. Назовем лишь некоторые из них достаточно стандартные наконечники стрел или дротиков удлиненно-треугольной формы с прямым основанием; длинные кремневые ножи-пластины; топоры подтреугольной формы с закругленным обушком; каменные булавы — крестовидные — мариупольского типа — Карта 26, 4, но возможны и иные формы; дротики с прорезными кос-
18 Попутно отмечу, что использование этих роговых изделий в качестве псалиев исключается, так как при измерениях выяснилось, что отверстия ушек обычно не превышают трех миллиметров и никакие, даже специально обработанные, кровеносные сосуды или сухожилия не выдержали бы предполагаемой нагрузки.
Карта 26. Находки степных восточноевропейских изделий в ареале культуры Сиси(вп1-Триполье. 1 — схематические скипетры (1 — Мого-шешть, 2 — Руджиноаса, 3 — Бырлэлешть, 4 — Обыршень, 5 — Жора де Сус, 6 — Березовская ГЭС); 2 — реалистические скипетры (7 — Феде-лешень, 8 — Фитионешть, 9
— Ариушд, 10 — Суворово); 4
— крестовидные булавы мариупольского типа (3 — Быр-лэлешть, 6 — Березовская ГЭС, 11 — Радоая, 12 — Ве-ремье); 5 — ареал культуры периода Кукутень А-Триполье В1; 6 — ареал культуры периода Кукутень АВ-Триполье В2.
Рис. 3. Зооморфные скипетры в виде голов лошади из ареала культуры Кукутень A — Триполье В1 (кроме 1).
1 — Суворово, 2 — Феделе-шень, 3 — Фитионешть, 4 — Бырлэлешть, 5 — Могошешть, 6-7 — Обырш ень, 8 — Жора де Сус, 9 — Руджиноаса. (18 — по Govedarica В., Kaiser E.; 9 — по Mantu C.-M.)
тяными наконечниками с кремневыми вставками типа Дереевки или Джурджулешть и иные.
2. Конечно же, скипетры (схематические и реалистические), которые, несмотря на их количественное преобладание в раннеземледельческом ареале, включительно Кукутень А-Три-полье В1 (Рис.3, Карта 26, 1-3), вне сомнения, происхождением связаны со степной зоной, ибо они символизируют лошадь, причем взнузданную верховую лошадь. Подчеркиваю это обстоятельство, так как для обоснования этого положения вовсе не обязательно заглядывать «в рот» дереевской лошади, вызвавшей столько бесплодных дискуссий.
3. Визитной карточкой степных или лесостепных восточноевропейских племен сама по себе является керамика с примесью ракушки, которая впервые появляется в период Кукутень А-Триполье В1, а затем внедряется в керамический комплекс последующих этапов развития этой культуры. Можно оспаривать конкретные истоки этой керамики — среднестоговские или скелянские (по Ю.Я.Рассамакину), но они оттуда — восточноевропейские, степные или лесостепные.
4. Погребения в вытянутом положении, появившиеся «неожиданно» в период Кукутень А-Триполье В1 (Скынтея) и встречающиеся впоследствии на более поздних этапах (Траян, Не-
звиско, могильник Чапаевка), и которые по антропологическим данным обнаруживают сходство с восточноевропейскими днепро-донецки-ми или мариупольскими материалами.
5. Антропоморфные мужские статуэтки и фаллосы, которые появляются в самом конце раннего периода культуры, в массе — в период Кукутень А-Триполье В, а затем встречаются и на последующих этапах и, которые определенно символизируют мужское начало или патриархальные отношения, изначально свойственные степным скотоводческим обществам.
6. Специфичные украшения из раковин Unio — тип Мариуполь, Деча Мурешулуй, которые не следует путать со сходными подвесками, свойственными культурам энеолита или ранней бронзы Венгрии или Польши.
7. Возможно, со временем в этот список можно будет включить и ранние свидетельства колесного транспорта (Пурикань и др.), о которых в последней из посвященных этой теме статье почему-то ничего не сказано (Bakker и др. 1999).
Думаю, что если даже отбросить последний пункт, данных для утверждения, что военная инвазия связана со степными скотоводами Восточной Европы предостаточно. Спросите только материал, и он вам ответит. И, по сути, получится, что М.Гимбутас была права.
Этюд 2. О ПОБЕДИТЕЛЯХ (следует)
ПРИЛОЖЕНИЕ 1.
Сводные данные о памятниках культуры Precucuteni-Cucuteni-Триполье.
№/№ Памятники Топонимы (значимые) Фортификации Нако-нечни- ки стрел Кост дик. животных в% Литература
1 2 3 4 5 6 7
ПРЕКУКУТЕНЬ — ТРИПОЛЬЕА
1 Александровка - - 2/ Сов.Археология. 1.1978.15
2 Александровка 1 - - 0/601 АИМ(1970-71) 1973. 52
3 Багринешть VII - - 0/114 АИМ (1986) 1992 . 45
4 Бернашовка - - 0/ 4452 59,2 Коробкова 1987
5 Берново-Лука - - 3/752 59,3 Збенович 1989.60
6 Бэдень* Мов. Грэдишт ? МаппеБси-ВПси 1974. 154
7 Вэлень* Четэцуя ? 0/ МаппеБси-ВПси 1974. 47
8 Голеркань - 1/ 58,1 Пассек 1961.75
9 Гребенюк. Яр. - - 1т/568 Шмаглий,Видейко.1987. 91
10 Греновка - - 1/ АП УРСР. IV. 1952.89
11 Кормань - - - 56,8 Археолог!я..4.1996.140
12 Костиша* Четэцуя ? МаппеБси-ВПси 1974.157
13 Кошерница I - - 2т/319 15 АИМ (1986) 1992. 28
14 Ленковцы - - 1/1550 48,3 Збенович 1989. 60
15 Лука Врублевецкая - - 50437 53,4 Збенович 1989. 60
16 Окопы - - 0/800 38,1 Збенович,Шумова.1989.99
17 Перерыта* Замка Маркевич 1973. N 22
18 Подурь* ? Ма1епа1е. XIV.1980.86
19 Путинешть I - - 0/ 730 49,8 АИМ (1970-71) 1973. 58
20 Пятра Шоймулуй Калу* Хородиште ? МаппеБси-ВПси 1974.156
21 Рогожень I - - 6т/ 45,6 АИМ (1972) 1974.26
22 Русештий Ной* - (2)/ 38,8 КСИА 123.1970. 56
23 Сабатиновка II - - 1/590 48,8 АП УРСР. 4.1952. 89
24 СолонченьI - - 4/ 46,6 Пассек 1961.61
25 Траян — Дялул Вией - + 0/244 29,4 РаипеБси 1970. 168
26 Тыргу-Фрумос - 10/603 АгИ. Moldovei.17.1994. 157
27 Тырпешть* - + 1/ 13,8 МаппеБси-ВПси 1974.47
28 Флорешть I - - 2+3т/ 2450 47,9 Коробкова 1987.260
ВСЕГО -28 5 + - 2 ? - 5 30/с 22 пам-ков 16/44,3
КУКУТЕНЬ А — ТРИПОЛЬЕ В1
29 Алдешть - + МопаИ, Сисо§ 1985. N 7
30 Алексэндрень IV - - -3 Маркевич 1973. N227
31 Ариушд* + 2/ 1^16 1993. N2.2
32 Бадраджий Векь IX Остров + Маркевич 1973. 59
33 Бадраджий Ной II. - + Маркевич 1981. 72
34 Березовская ГЭС - 51/381 50,6 МАСП 7.1971.187
35 Берлинцы* Скала Мот вогойп 1997.М.3
36 Биказ - - 2/ Materiale 8. 1959. 53
37 Биксад Четатя Сеа + 1^16 1993.N 2.3
38 Блага Ла Четате МопаИ,Сисо§ 1985. N108
39 Бод Горган МопаИ,Сисо§ 1985. 117
40 Бодешть, Фрумушика* Четэцуя + (9)/ Matasa 1946
* — многослойные памятники
Приложение 1 (продолжение)
№/№ Памятники Топонимы (значимые) Фортификации Нако-нечни- ки ст рел Кост дик. животных в% Литература
1 2 3 4 5 6 7
41 Божура - + Monah,Cucos 1985. N 35
42 Бонцешть ? 1 Dacia 3-4.1927-1932.. 95
43 Борлешть* Капул Дялулуй ? Monah,Cucos 1985. N134
44 Борлешть* Четэцуя -"- N 136
45 Борошнеул Мик Четатя Б. + Laszlo 1993 N 2.4
46 Боурень* Мэгура Ч. Monah,Cucos 1985. N 152
47 Брад Четэцуя Monah,Cucos 1985.N 155
48 БриченьI Л.Гора ? Маркевич 1973. N 2
49 Брынзень IV * - ? Sorokin 1997.XVIII.4.3
50 Бутешть I Риф + Макевич 1981. 70
51 Бухалница* Четэцуя ? Monah,Cucos 1985 .N 176
52 Бухэчень Холм -"- N 177
53 Бырлэлешть Четэцуя Monah,Cucos 1985.N 97
54 Бырлэлешть, Стурдз - + 13/ Coman 1980.XXVIII.9
55 Бэдень Дялул Грэдиштей -"- N 49
56 Бэлтень Д.Чир. - ? 7/ Maxim-Alaiba,Marin.1987-89.226
57 Бэлций Ной 1. - - -5 Маркевич 1973. N 237
58 Бэчешть Киск Monah,Cucos 1985 .N 41
59 Бэчешть Писк. Чорхан -"- N44
60 Васильевка - (3)/ Збенович,Шумова. 1989.101
61 Вермешть* Четэцуя ? Monah,Cucos 1985.N1116
62 Вила Яруская Щовб Sorokin 1997. X.XII.43
63 Вылчеле М.Четэций -"- N 1121
64 Вэлень* Четэцуя ? Monah,Cucos 1985.N1106
65 Гавриловцы Стынка Sorokin 1997. H.VIII.5
66 Гелэешть, Нед.* Коада Писк Monah,Cucos 1985.N440
67 Георге-Георгиу-Деж * Ла Четэцуе -"- N 441
68 Городница* Городище ? Кравець.1954. 49
69 Гырбешть Четэцуя -"- N 469
70 Дарабань* Замчиско Sorokin 1997. B. II.3
71 Доамна - + Monah,Cucos 1985.N 340
72 Добосень* Коада Дял ? -"- N 343
73 Домэнешть-Сат Четэцуя -"- N 353
74 Друцы I - ? 100/65 2 Рындина,Энговатова.1990. 108
75 Дрэгушень* Остров + 15/65 Crismaru 1987.17
76 Дуруитоаря I - ? -45 МИАЭ МССР 1964. 265
77 Ербичень - + Monah,Cucos 1985. N398
78 Ербичень ын Куркан Курган + -"- N 399
79 Жора де Сус - - 3/104 Сорокин 1991. 20
80 Заподия Ла Мовилэ - - Monah,Cucos 1985.N1148
81 Зарубинцы - - 16072 Коробкова 1987.264
82 Иджешть - - 11018 - Coman 1980. 76
83 Извоаре II* - - 3/ Vulpe 1957.223
84 Илисень Ла Холм Monah,Cucos 1985.N 572
85 Каплевка I Лысый Горб ? Sorokin 1997 B. II.4
86 Комарив-Стривка - ? 1 Пассек 1961.23
87 Концешть Четэцуя ? -"- N 249
Приложение 1 (продолжение)
№/№ Памятники Топонимы (значимые) Фортификации Нако-нечни- ки стрел Кост дик. животных в% Литература
1 2 3 4 5 6 7
88 Костешть - ? 1/ Dacia 7-8.1937-1940. 73
89 Костиша* Четэцуя ? Monah,Cuco? 1985.N 266
90 Красноставка - - 45689 Коробкова 1987. 265
91 Куконештий Векь - + Маркевич 1981.72
92 Кукутень В.* Четэцуя + 23 Monah,Cuco§ 1985 N 303
93 Кукутень В.* Димбул Б. + 14/ Bib.Mem.Antiqvitatis 2.1996.305
94 Лет* Дялул Четэций ? Monah,Cuco§ 1985.N 589
95 Малнаш Кулме Н. + László 1993 N 3.1
96 Мастакан Мэгура Monah,Cuco? 1985. N 628
97 Мерешовка* Четэцуе + (2)/ АИМ (1979-80) 1983.102
98 Мирное - - 1/ Бурдо,Станко. 1981.21
99 Мирчешть Делул Маре ? Monah,Cuco? 1985. N 659
100 Миток* Ла Киск Monah,Cuco? 1985.N663
101 Мэгуреле М.Мэгурей Маркевич 1973 N 125
102 Мэнэстиоара* Четэцуя Monah,Cuco? 1985.N 637
103 Мэрджинень* Четэцуя + Materiale. 13. 1979. 79
104 Обыршень Четэцуя + -"- N 715
105 Обыршень, Стухарие - - (30)/ Coman 1980. 270
106 Олтень Четатя Ф. + László 1993 N 2.7.2
107 Олтень Д. Четэций + -"- N 2..7.1
108 Олтень - + -"- N 2.7.3
109 Оноприевка - - 1/ Полевой Семинар - 1.121
110 -'"- Панское Кр. + АО (1974)1975.327
111 Перерыта* Замка Sorokin 1997. IV. 20.1
112 Перковцы Мотуз ? Sorokin 1997.B.III. 15
113 Перкю* Мэгура ? Monah,Cuco? 1985.N 760
114 Печера* АСГЭ 1. 1959. 166
115 Подурь* - ? -''- N 794
116 Поенешть Мэгура ? -"- N 806
117 Покряка* Четэцуя + -"- N 783
118 Поливанов Яр + 47/583 Пассек1961. 105
119 Пояна ку Четате Ла Четате + -"- N 800
120 Преутешть Четэцуя + -"- N 823
121 Преутешть, Дялул Стоуешть - - 3/ Suceava 8. 1981.173
122 Прэжешть Пе Тапсан Monah,Cuco? 1985.N 822
123 Путинешть II* - - (3)/ Sorokin 0тчет.1990; 1997.63
124 Путинешть III - - -''-
125 Пынчешть Ла Четэцуе -"- N 758
126 Пырковач Четэцуя Monah,Cuco§ 1985.N 774
127 Пэринча Гытул Г. + Monah,Cuco? 1985. N 746
128 Пэулень-Чук Дялул Четэций + -''- N 759
129 Пятра Шоймулуй Калу* Хородиштя + 2/ Dacia 7-8. 1937-1940. 15.47
130 Рафаилэ* Ла Шанцурь ? Cihodaru 1934.4
131 Редиу Алдень Холмул М. -"- N 881
132 Руджиноаса - ? (5)/55 Dacia .3-4.1927-1932.56
133 Русень* Ла Стынчь Monah,Cuco? 1985. N 898
134 Русештий Ной* - - (1)/ 31,8 КСИА 123. 1970.140;
135 Рэдэшень* Четэцуя + Monah,Cuco? 1985. N 846
Приложение 1 (продолжение)
№/№ Памятники Топонимы (значимые) Фортификации Нако-нечни- ки стрел Кост дик. животных в% Литература
1 2 3 4 5 6 7
136 Рэучешть* Мунтень ? -"- N 857
137 Сабатиновка I* - - (3)/ 30,8 АП УРСР. 4.1952 .83
138 Садовень* ? МопаИ,Сиоо? 1985^ 902
139 Сату Ноу С. Четэций -"- N 905
140 Скинень Ла Четэцуе МопаИ,Сиоо? 1985^ 914
141 Скынтея - - 8/289 10,4 А1+1. МоИоуек 18.1995.115
142 Слобозия* Четэцуя МопаИ,Сиоо? 1985. N 944
143 София III - + Эогокт 1997.ХУ!. 19.1
144 Сохород Суб Четэцуе -"- N 958
145 Стэучень Холм МопаИ,Сиоо? 1985. N 971
146 Сулица Дялул Кискулуй ? -"- N 987
147 Сучава Четат/Замка -"- N 985
148 Сфынтул Георге Четатя Ч. + 1/ Ьавг^ 1993. N 2.1
149 Топиле - + -''- N 1040
150 Тофля Четэцуе МопаИ,Сиоо? 1985.Ж036
151 Трушешть* Тидие!а + 15/205 49,3 Раипевои 1970.185
152 Тыргу-Берешть - - 8/ йгадот1г 1996.85
153 Тырпешть* - + 1/ Маг1пе8ои-БТ!ои 1974.47
154 Урекешть - ? МопаИ,Сиоо§ 1985.N 1086
155 Феделешень - - SCIV. 5. 1954. 542
156 Фелдиоара* Дялул Четэций МопаИ,Сиоо§ 1985. N 416
157 Фитионешть* Четэцуя -"- N 417
158 Фрумоаса Четэцуя Т. -"- N 429
159 Фунду Херцей* Ла Редута ? -"- N 432
160 Хородка I Четэцуя ? Маркевич 1973. N 310
161 Хэбэшешть* Холм + 17/400 НаЬа§е§й 1954
162 Цигэнешть* Четэцуя ? 2/ А|+1.Мо!с1оуе1.6.1969.256; Сагр1оа 25.1994. 9
163 ЦипордейI - - (10)/ Маркевич 1973. 116
164 Чернат* Димбул Б. + Ьавг^ 1993 N 2.5
165 Четэцуя Четэцуя МопаИ,Сиоо? 1985. N 212
166 Шербешть - 1/ А|+1. Мо!с1оуе1. 6. 1969. 222
167 Шкаривка - 35,7 Археолопя. 4. 1998. 140
168 Яссы Четэцуя МопаИ,Сиоо? 1985. N 554
ВСЕГО -140 90 + - 40 ? - 32 445/с 41 пам-ков 7/ 33,1%
КУКУТЕНЬ АВ — ТРИПОЛЬЕ В2
1 2 3 4 5 6 7
169 Александровка II - - 1 Маркевич 1973. N 183
170 Александру чел Бун - - 1 Маркевич 1973.84
171 Андриивка - - - 26,7 Археолопя.4.1998.140
172 Бабино - ? 10/105 АП УРСР. VI.1956.145
173 Борлешть* Дл. Четэцуя МопаИ,Сиоо? 1985^ 136
174 Брад* Четэцуя -"- N 155
175 Веселый Кут - - 6/346 Коробкова 1987.270
176 Вишенки II - ? -"-
177 Вишенки I - ? Гусев 1995. Рис.1. N 15
178 Владимировка - - 3/ 18,3 Пассек 1949. 102
179 Гарбузин - - - 47 Археолопя 23.1970.125
Приложение 1 (продолжение)
№/№ Памятники Топонимы (значимые) Фортификации Нако-нечни- ки стрел Кост дик. животных в% Литература
1 2 3 4 5 6 7
180 Георге-Георгиу-Деж* Ла Четэцуе Мопа1"1,Сисо§ 1985 N 441
181 Городище I Городище Гусев 1995 N 11
182 Городника /п.й. Городника Виноградова 1983. N 45
183 Городника п.7. Городника Виноградова 1983. N 46
184 Гривица Дл. Пискулуй Мопа11,Сисо§ 1985^ 477
185 Гура Кэинарь 5/ 165 Сорокин 1991. 43
186 Дрэгушень Мовила С. ? 1/ Сп§таги 1987. 106
187 Дрэгушень Окоале - - 1/ "НегаБиБ" 1. 1974.161
188 Дрэгушень* Остров + Сп^таги 1987.17
189 Екимауць I. Ла Четэцуе ? Маркевич 1973. N 252
190 Захорень* Пе Холм Мопа11,Сисо§ 1985.Ш145
191 Клищев - - 19/185 20 Заец, Рыжов 1992.139
192 Коломийщина II - - 0/ 16 Пассек 1949. 55
193 Комаров-Крин.1 - ? 1/ АП УРСР IV.1952.190
194 Кривешть Холм -"- N 295
195 Кукутень* Четэцуя + 11,6 -"- N 303
196 Кымпень Ла Холм -"- N 234
197 Лисичники* Горб ? - АО (1974) 1975. 319
198 Мирополье - - 3/141 37,5 Коробкова 1987. 271
199 Мовилень Мовила С. -"- N 682
200 Мындрешть - + МЬпаЬ,Сисо§ 1985.N 669
201 Мэрджинень* Четэцуя Мопа1"1,Сисо§ 1985. N 639
202 Незвиско* - 5/ МИА 102.1962. 53
203 Немиров Городище Гусев 1995 N 39
204 Нэнешть* Горган -"- N 696
205 Подурь* - ? -"- N 794
206 Покряка* Четэцуя + МЬпаЬ,Сисо§ 1985.N783
207 Поливанов Яр* - + 5/129 Пассек 1961.105
208 Преутешть* Четэцуя МЬпаЬ,Сисо§ 1985^ 823
209 Пятра Шоймулуй* Хородиштя + МЬпаЬ,Сисо§ 1985.N768
210 Раковэц - - 4/ 329 Коробкова 1987.272
211 Рафаилэ* Ла Шанцурь ? СЬМаш 1934.4
212 Слободзия* Четэцуя МЬпаЬ,Сисо§ 1985. N 944
213 Солончень II* - ? 7/ 41,8 ЗОАО 1(34) .231
214 СусленьI - 1/ АИМ (1977-78).1982. 190
215 Траян — Дялул Фынтынилор - + 27/520 41,5 РаипеБси 1970.188
216 Тырпешть* - + Мопа11,Сисо§ 1985. N 1028
217 Хэнешть Ла Мовилица МЬпаЬ,Сисо§ 1985^ 499
218 Цигэнешть* Четэцуя ? 1/ Aгh.Moldovei.6.1969.256
219 Шипка II - - 1/ Маркевич 1973.123
220 Шкаривка - - - 35,7 Археолопя.4.1998.140
221 Щербанивка Б. Гора Колесников 1993. N 3
222 ЯблонаI - - 52/1445 31,6 Soгokiп 1991а. 401
223 Яблона XIII - - 2/ АИМ (1973) 1977. 46
224 Яблона XV - - 9/ 123 Сорокин 1991. 92
ВСЕГО- 56 27 + - 8 ? - 11 165/ с 23 пам-ков 11/ 29,8
Приложение 1 (продолжение)
КУКУТЕНЬ В — ТРИПОЛЬЕ С1
225 Безрадничи Ст. - - 0/ 52,9 Круц 1998.141
226 Бодаки Гора Бук. 0/103 ЗОАО 2(35) 1967. 175
227 Бодешть-Фрумушика* Четэцуе + Monah,Cuco§ 1985 N 121
228 Борлешть* Капул Дял ? -"- N 134
229 Боурень* Мэгура К. -''-. N 152
230 Брынзень IV* - ? 4/ 27 Маркевич 1981.14
231 Брынзень VIII - 18,7 Сорокин 1991. 121
232 Брэтулень Дл. Холм -"- N 164
233 Будень - - 2/ Suceava. 5. 1978. 142
234 Валя Сосий - ? -"- N 1097
235 Варваровка VIII. - - -/ Маркевич 1981.22
236 Варваровка XV -/ Маркевич 1981. 26
237 Вермешть Мостакан ? -"- N 1119
238 Вермешть* Четэцуя ? Monah,Cuco§ 1985.N1116
239 Вермешть* Пискул Ч. -"- N 1118
240 Ворошиловка Мисто 15/568 43,3 Гусев 1993.
241 Вэлень* Четэцуя ? -/ Cuco§ 1999. 63
242 Гарбузин - - 0/40 47 Коробкова 1987.274
243 Гелэешть, Нед.* Коада Писк. 8/ 14,2 Cuco§ 1999. 63
244 Георге-Георгиу-Деж* Ла Четэцуе Monah,Cuco§ 1985. N 441
245 Городиште 2 Городище Гусев 1995. N 12
246 Городницэ* Городище ? Кравець.1954. 49
247 Добошень* Коада Дялулуй ? -"- N 343
248 Дрэгушень Четэцуе ? 2/ Dacia 3-4.1927-1932.115
249 Ербичень Пе Писк Monah,Cuco§ 1985.N 397
250 Заподия Ла Мовила -"- N 1148
251 Захорень* Пе Холм Monah,Cuco§ 1985.N 1145
252 Кирилловка - - 1/ Гудкова и др. 1991. Рис.3
253 Коломийщина I - 3/ 11,8 Пассек 1949. 145
254 Коржеуць I Стынка Г. ? Маркевич 1973. N 16
255 Кременчуг III ? -"-N 163
256 Кубань I Стынка Г. ? -"- N 84
257 Кукутень В.* Четэцуя + 22,5 Monah,Cuco§ 1985. N 303
258 Кунисовцы - - - 26,7 Архeoлогiя.4.1998.141
259 Куриливка - ? 1/144 Гусев 1995. N 5
260 Кырничень Пе Холм Monah,Cuco§ 1985 .N 241
261 Лец* Дл.Четэций ? Monah,Cuco§ 1985.N 589
262 Лисогирка Л. Гора ? Гусев 1995. N 6
263 Майданецкое - - 3/ Археолопя .60. 1987.62
264 Мерешовка * Четэцуе + - 42,3 АИМ (1979-80) 1983.102
265 Миоркань* Замка ? -"- N 656
266 Миток* Ла Киск -"- N 663
267 Миховень - ? Monah,Cuco§ 1985.N 647
268 Мунчелу Четэцуя + -"- N 689
269 Мэрджинень* Четэцуя 4/ Cucoç 1999. 63
270 Негрешть Четэцуя ? -"- N 699
271 Негрешть Илисень Мэгура Ил. -"- N 700
272 Незвиско Червона Гора ? Круц, Рыжов 1997. 25
273 Немиров - - 37,5 Гусев 1995. 169
Приложение 1 (продолжение)
№/№ Памятники Топонимы (значимые) Фортификации Нако-нечни- ки стрел Кост дик. животных в% Литература
1 2 3 4 5 6 7
274 Нэнешть* Горган -"- N 696
275 Перкю* Мэгура ? Мопа1п,СисоБ 1985^ 760
276 Поглец Ла Четэцуе -"- N 795
277 Подурь* - ? -"- N 794
278 Преутешть* Четэцуя -"- N 823
279 Прохозешть, тел. - ? -"- N 829
280 Пятра Шоймулуй * Хородиштя + -''- N 768
281 Пятра Шоймулуй * Пе Горган -"- N 769
282 Русень* Ла Стынчь -''- N 898
283 Рэдэшень* Четэцуя + -''- N 846
284 Рэзбоень Четэцуя -"- N 866
285 Сирет Хород/Замк -"- N 932
286 Слобозия Ла Подяк + -"- N 943
287 Солка Стынка -"- N 973
288 Солка Стынка Дялулуй -"- N 974
289 Сорока-Яз - ? 0/83 Коробкова 1987. 273
290 Сосны ? 0/17 16,7 Гусев 1995. 169
291 Стина - - - 36,8 Археолопя.4.1998.141
292 Стрэоане Четэцуя Мопа1п,СисоБ 1985 ^ 977
293 Сускивка - - - 15 Археолопя.4.1998.141
294 Сухостав - - - 12,5 Археолопя.4.1998.141
295 Сучава* К.Шанцурь -"- N 983
296 Сэрата-Монтеору* Четэцуя + -"- N 910
297 Тальянки - - - 3,1 Археолопя.4.1998.141
298 Торкив - ? Гусев 1995. N 62
299 Тринка Ла Шанцурь + Левицкий О.Г.-раскопки 1999 г.
300 Трушешть* Тидие1а + Мопа1п,СисоБ 1985.N 1046
301 Тыргу Окна Подей ? 23(+70) ДгИ. Moldovei.2-3. 1964.22
302 Тырпешть* - + Мопа1п,СисоБ 1985 N 1028
303 ФлорештьУ - - 10990 АИМ (1986) 1992 . 58
304 Хлипичень Ла Мовила -"- N 522
305 Хэнешть Ла Мовилица МопаИ,СисоБ 1985.N 499
306 Цибукань Четэцуя Б. -"- N 1064
307 Цигэнешть* Четэцуя -"- N 1073
308 Чапаевка - - 31107 83 Круц 1977.64
309 Чернат* Дымбул Б. + ЬаБ^о 1993 N 2.5
310 Чечельник - - 1/ Полевой Семинар -1.200
311 Чечеркозивка - - - 13,3 Археолопя.4.1998.141
312 Шуры I - - 43101 АИМ (1984)1989. 50
ВСЕГО-88 56 + - 12 ? - 26 73/с 23 пам-ков 18/ 29,1%
Приложение 1 (продолжение)
ХОРОДИШТЕ-ФОЛТЕШТЬ-ТРИПОЛЬЕ С2
313 Белиловка* Скала ? Шмаглий 1960. 306
314 Бильче-Злоте* Ревсег^ег! + -"-. 302
315 Бобрик - ?
316 Богдановка Гард -"- N 195
317 Брынзень Б349Ш - + 9/ 942 25,3 Маркевич 1981. 34
318 Брынзень VI Стынка ? - Дергачев 1980.Ы 17в
319 Быстрик Гора -"- N 276
320 Варатик III Холм -"- N 24б
321 Вертюжень IV - ? -"- N 121
322 Волошское Горбы ? -"- N 106Ь
323 Волчинец Клин -"- N 109
324 Ворвулицы* Гора АИУ (1968) 1969. 132
325 Голодьки - ? Шмаглий 1960. 302
326 Голышев* Замчище АО (1973) 1974. 326
327 Городиштя II* Городище + Маркевич 1973. N 251
328 Городищевка Городищевка Дергачев 1980. N 285
329 Городск II* Черв. Гора + 19419 37,5 ТК 1.1940. 339. 383
330 Городск III Городище Дергачев 1980.Ы 263Ь
331 Гоща* Городище + КСИИМК 72.1958. 84
332 Гусятин Фонд. Гора -"- N 87
333 Дарабаны II Горб Дергачев 1980.Ы 89Ь
334 Деревичи* Замчиско + Шмаглий 1960. 304
335 Деревичи* Горб ? -"-
336 Дуруитоаря V. II ? Дергачев 1980. N 25.
337 Евминка I - - 2/ 51,1 Круц 1977. 106
338 Ербичень Пе Писк -"- N 39а
339 Жванец Щовб + 55,9 КСИА 123. 1970. 84
340 Жванец Лыс. Гора + 41,5 Полевой Семинар -1. 136
341 Житомир Сок. Гора Дергачев 1980.Ы 266
342 Жорнов* Замчиско + - -"-Ы 215
343 КазаровичиI - + Круц 1977.111
344 Каленське Моства -''-
345 Карабчиево - ? -"-
346 Каракушений Векь III* Риф ? -"- N 8а
347 Кетрошика ? -"- N 22
348 Китай-Город Город Дергачев 1980. N 95
349 Колодязное* Ивас. Гора ? Шмаглий 1960. 304
350 Коржеуць Стынка Г. -"- N 10
351 Коробчеев Замчище + Дергачев 1980. N 287
352 Косиливцы* Товдры ? Шмаглий 1960. 306
353 Костешть IV Стынка Ч. + (5+)/ 47,5 Маркевич 1981.42
354 Кременчуг I* Каска + Маркевич 1973. N 160
355 Кристинешть Дялул Мукьос Дергачев 1980.И 31а
356 Кубань Стынка ? -. МИ АЭ МССР.81
357 Кукутень Б.* Четэцуя + -"- N 37
358 Лисичники* Замчище АИУ (1968) 1969. 132
359 Листвин* Гострый Горб ? (3)/ АО (1975)1976. 376
360 Лозы* Городище + Археолопя.11. 1973.55
361 Лозы* Зимно Дергачев 1980.И 231Ь
362 Ломачинцы Плита + Дергачев 1980.И 104
Приложение 1 (окончание)
№/№ Памятники Топонимы (значимые) Фортификации Нако-нечни- ки стрел Кост дик. животных в% Литература
1 2 3 4 5 6 7
363 Лопатник* Остров ? -"- N 14
364 М. Дорогостай* - 1/825 Полевой семинар -1. 208
365 Маяки - + 2/ 11,6 Збенович 1974. 22
366 Мерешовка* Четэцуе + (2)/ АИМ (1981) 1985.58
367 Мирополь Новый* Городище + Дергачев 1980^ 245
368 Мирополь Старый Городище -"- N244
369 Миток* Ла Стынка ? -"- N 32
370 Низгурцы Великие Треугольник -"- N 278
371 Ново-Чарторыя Горбовица ? АП УРСР. 6. 1956. 130
372 Ожево - ? Дергачев 1980^ 105
373 Паволочь - + 2/ 41,4 АП УРСР. 4. 1952. 96
374 Перерыта* Замка Дергачев 1980^ 11
375 Печора* Замчище ? (2)/ АСГЭ. 1. 1959. 196
376 Пидгорцы I - - 0/ 42,4 Круц 1998. 141
377 Пидгорцы II - - 0/ 18,8 Круц 1998. 141
378 Поливанов Яр* - + Дергачев 1980^ 102
379 Привитов - ? Шмаглий 1960. 304
380 Райки Круг. Гора Дергачев 1980^ 272
381 Рудни Городище ? Шмаглий 1960. 302
382 Сандраки* Пагубок + 34060 52,6 АП УРСР. 6.1956. 118
383 Слободище Дурч.Гора ? Шмаглий 1960. 302
384 Слободище Скала ? -"-
385 Сокол Щовб ? Дергачев 1980^ 91
386 Солончень II* - ? КСИА 105. 1965.98
387 Солончень III - ? Маркевич 1973^ 272
388 Стина Стина Дергачев 1980^ 115
389 Стойкань* Четэцуе + -"- N 49
390 Сырец - - 0/ 20,8 Круц 1998. 141
391 Троянов Орех. Гора ? 37 -"- 302
392 Усатово В.К. - - 9/341 8,9 Збенович 1974.115
393 Ушица Старая* Городище ? Дергачев 1980^ 100
394 Фолтешть Руптура + 1/ 42,9 йааа 18.1974.19
395 Хординешть I - - 1/ Маркевич 1973. 63
396 Хординешть II Стынка Гоалэ + - АИМ (1970-71) 1973.90
397 Хородиште* Хородиште + Дергачев 1980^ 30
398 Хэбэшешть* Холм + -"- N 38
399 Цвикловцы Гряда ? 2/ Археолопя. 23 1970. 133
400 Швайковка - ? Шмаглий 1960. 304
401 Ягнятин Замчище + 1/. Шмаглий 1960. 302
ВСЕГО- 89 66 + - 28 ? - 31 49/с 19 пам-ов 15/ 35,7 %
ЛИТЕРАТУРА
Бочкарев В.С. 1975. К вопросу о системе основных археологических понятий. // Предмет и объект археологии и вопросы методики археологических исследований. Л. С. 34-42.
Бунятян Е.П. 1985. Методика социальных реконструкций в археологии. На материале скифских могильников IV-III вв. до н.э. Киев.
Бурдо Н.Б., Вщейко М.Ю. 1998. Основи хронологИ Триптля-Кукутенк // Археолопя. 2. С. 17-29.
Бурдо Н.Б., Станко В.Н. 1981. Энеолитические находки на стоянке Мирное. // Древности Северо-Западного Причерноморья. Киев. С. 17-22.
Виноградова Н.М. 1983. Племена Днестровско-Прут-ского междуречья в период расцвета трипольской культуры. Кишинев.
Гудкова А.В. и др. = Гудкова А.В., Охотников С.Б., Субботин Л.В., Черняков И.Т. 1991. Археологические памятники Одесской области (Справочник). Одесса.
Гусев С.О. 1995. Триптьська культура Среднього По-бужжя рубежу IV-III тыс. до н.э. В1нниця.
Даниленко В.М., Шмаглш М.М. 1972. Про один пово-ротний момент в ¡сторИ енеол1тичного населення П1вденно1 Европи. // Археолопя. 6. С. 3-20.
Даниленко В.Н., 1974. Енеолит Украины. Киев.
Дергачев В.А. 1980. Памятники позднего Триполья (Опыт систематизации). Кишинев.
Дергачев В.А. 1986. Молдавия и соседние территории в эпоху бронзы. Кишинев.
Дергачев В.А., 1989. Молдавия и соседние территории в эпоху энеолита-бронзы. Диссертация на соискание ученой степени доктора исторических наук (рукопись). Л.
Дергачев В.А. 1999. Особенности культурно-исторического развития Карпато-Поднестровья. К проблеме взаимодействия древних обществ Средней, Юго-Восточной и Восточной Европы. // Stratum Plus. №2. Санкт-Петербург-Кишинев-Одесса. С. 169-221.
Дергачев В.А., Сорокин В.Я. 1986. О зооморфном скипетре из Молдавии и проникновении степных эне-олитических племен в Карпато-Дунайские земли. // Известия Академии наук МССР. Серия Общественных наук. 1. Кишинев. С. 54-65.
Заец И.И., Рыжов С.Н. 1992. Поселение трипольской культуры Клищев на Южном Буге. Киев.
Збенович В.Г. 1973. Енеол1т П1вн1чно-Зах1дного При-чорномор'я. // Матерели з антропологи УкраТни. 7. КиТв. С. 71-80.
Збенович В.Г. 1974. Позднетрипольские племена Северного Причерноморья. Киев.
Збенович В.Г. 1975. Оборонн спориди та зброя у племен триптьсько1 культури. Археолопя. 15. С. 32-40.
Збенович В.Г. 1989. Ранний этап трипольской культуры на территории Украины. Киев.
Збенович В.Г., Шумова В.А. 1989. Трипольская культура Среднего Поднестровья в свете новых исследований. // Первобытная археология. Киев. С. 97-106
Зирра В. 1960. Культура погребений с охрой в Закарпатских областях РНР. // Материалы и исследования по археологии Юго-Запада СССР и Румынской Народной Республики. Кишинев. С. 97-127.
Каменецкий И.С., Маршак Б.И., Шер Я.А. 1975. Анализ археологических источников (возможности
формализованного подхода). Москва.
Клейн Л.С. 1975. К разработке процедуры археологического исследования. // Предмет и объект археологии и вопросы методики археологических исследований. Л. С. 42-44.
Клейн Л.С. 1978. Археологические источники. Л.
Клейн Л.С. 1991. Археологическая типология. СПб.
Клейн Л.С., 1993. Феномен советской археологии. ФАРН. СПб.
Клейн Л.С., 1995. Археологические источники. Издание 2-е. ФАРН. СПб.
Колесников А. Г. 1993. Трипольское общество Среднего Поднепровья. Опыт социальных реконструкций в археологии. Киев.
Коробкова Г.Ф. 1987. Хозяйственные комплексы ранних земледельческо-скотоводческих обществ Юга СССР. Л.
Кравець В.П. 1954. Ранньотрип тьське поселення в Городниц на Днестре. // Матерiали i дослщження по археологи УРСР. 2. Кив. С. 49-66
Круц В.А. 1977. Позднетрипольские памятники Среднего Поднепровья. Киев.
Круц В.А. 1989. К истории населения трипольской культуры в междуречье Южного Буга и Днепра. // Первобытная археология. Киев. С. 117-132.
Круц В.0. 1998. Роль тваринництва в економiцi Триптьсьш культури. // Археолопя. 4. С. 134-143.
Круц В.О., Рижов С.М. 1997. Верхньоднтровска локальна група пам'яток триптьськой культури та новi дан про зв'язки трипть^в з населенням полгарсьш i лендельсьш культур. // Археолопя. С. 23-51.
Маркевич В.И. 1973. Памятники эпох неолита и энеолита. Археологическая карта МССР. 2. Кишинев.
Маркевич В.И. 1974. Исследования молдавской неолитической экспедиции. // АИМ. 1972 (1974). С. 26-51.
Маркевич В.И. 1981. Позднетрипольские племена Северной Молдавии. Кишинев.
Массон В.М.,Черныш Е.К. 1982. Энеолит Правобережной Украины и Молдавии. // Энеолит СССР. М. С. 165-320.
Мерперт Н.Я. 1965. О связях Северного Причерноморья и Балкан в раннем бронзовом веке. // КСИА. 105. С. 10-20.
Мерперт Н.Я. 1974. Древнейшие скотоводы Волжско-Уральского междуречья. М.
Мерперт Н.Я. 1980. Ранние скотоводы Восточной Европы и судьбы древнейших цивилизаций. // Studia РгаеЫБЬпса. 3. София. С. 65-90.
Мерперт Н.Я. 1982. Энеолит юга СССР и Евразийские степи. // Энеолит СССР. М. С. 322-331.
Мерперт Н.Я. 1984. Этнокультурные изменения на Балканах на рубеже энеолита и раннего бронзового века. // Этногенез народов Балкан и Северного Причерноморья: лингвистика, история, археология. М. С. 244-264.
Мовша Т.Г. 1981. Проблемы связей Триполья-Кукуте-ны с племенами культур степного ареала. // Studia РгаеЫБЬпса. 5-6. София. С. 61-72.
Мовша Т.Г. 1993. Взаемовщносини степових i земле-робських культур в епоху енеолпу-ранньобронзо-вого вку. // Археолопя. 3. С. 36-51.
Мовша Т.Г., Чеботаренко Г.Ф. 1969. Энеолитическое курганное погребение у ст.Кайнары в Молдавии. // КСИА. 115. С. 45-49.
Hечитайло A.n. 1991. Связи населения степной Украины и Северного Кавказа в эпоxy бронзы. Киев.
Панайотов И. 19S9. Ямната кyлтyра в Българските земи. // Pазкопки и проyчвання. XXI. София.
Пассек ТС. 1949. Периодизация трипольс^ поселений. MИA 10.
Пассек ТС. 1961. Pаннеземледельческие (трипольс-кие) племена Поднестровья. // MИA S4.
Патокова Э.Ф. и др. 19S9 — Патокова Э.Ф., Петренко В.Г., Бурдо H.Б., Полищук Л.Ю. 19S9. Памятники трипольской культуры в Северо-Западном Причерноморье. Киев.
Pассамакин Ю.Я. 1993. Энеолит степного Причерноморья и Приазовья. // The Fourth Millenium B.C. Proceedings of the International Symposium. Nessebur. 2S-30 August 1992. Sofia 1993. 5-2S.
Pассамакiн Ю.Я. 1997. In: Давня iсторiя Украiни. T.1. Киев. 1997. 273-309.
Pижов С.M. 1999. Керамка поселень трипiльськоi куль-тури Бyго-Днiпровського межириччя як юторичне джерело. Aвтореферат дисертацй кандидата iсторiчнix наук. Киïв.
Pындина H.В.,Энговатова A^. 1990. Опыт планигра-фического анализа кремневые орудий трипольс-кого поселения Друцы I. I-ый полевой семинар. Pаннеземледельческие поселения-гиганты трипольской культуры на Украине. Tальянки-Веселый Кyт-Mайданецкое. С. 10S-114.
Cорокин В. Я. 1991. Орудия труда и xозяйство среднего Tриполья Днестровско-Прутского междуречья. Кишинев.
Сорокин В.Я.,1993. К проблеме генезиса культуры Ку-кутень. // Revista Arheologicä. 1. Chiçinâu. P. S3-92.
Субботин Л.В. 19S3. Памятники культуры Гумельница Юго-Запада Украины. Киев. 19S3.
Tасиt^ H. 19S3. Jyгословенско Подунавлье од индоев-ропске сеобе до продора Скита. Hови Сад-Беог-рад.
Tелегiн Д.Я. 19S5. Культурна належнiсть i датування випростаниx енеолiтичниx поxовань степового Подыпров'я. // Aрxеологiя. 61. С. 17-30.
Tелегин Д.Я. 1990. Степное Поднепровье и Hижнее Подунавье в неолите-энеолите. // Каменный век на территории Украины. Киев. С. 6-17.
Tелегiн Д. Я., 1993. Основы перюди юторичного раз-витку населення територИ Укра'ши у V-першiй половинi IV тис. до н.е. // Aрxеологiя. 1. С. 15-23.
Здорова X. 1979. Энеолит Болгарии. София Пресс.
Здорова X. 19S6. Каменно-меднота ероxа в Бълга-рия. София.
Шмаглий H.M. 1960. О топографии поселений городс-ко-усатовского типа. // ЗОAО. I (34). С. 302-30S.
Шмаглий H.M., Видейко M^. 19S7. Pаннетрипольс-кое поселение Гребеннюков Яр у с. Mайданецкое. // Hовые исследования по арxеологиии Северного Причерноморья. Киев. С. S7-99.
Шмаглий H.M., Черняков ИТ. 1970. Курганы степной части междуречья Дуная и Днестра (1964-1966 гг.). // MA^. 6. С. 5-129.
Щукин M^. 1999. Hа рубеже эр. Санкт-Петербург.
Bakker J. и др. 1999. — Bakker J., Kruk J., Lanting A., Milisauskas S. 1999. The earliest evidence of Wheeled vechicles in Europe and the Near East. Antiquiti. 73. № 2S2. 77S-790.
Bogataja L.K., Manzura I.V. 1994. Ost-WestWechselbeziehungen im Spiegel der äneolithisch-frühbronzezeitlichen Kulturen des nordwestlichen Schwarzmeergebietes. ZfA Z.Archäol. 2S. S. 63-S6.
Brukner B., Jovanovic B., Tasic N. 1974. Praistorija
Vojvodine. Novi Sad.
Chihodaru C. 1934. Statiunea eneoliticä de la Rafaila. Vaslui.
Ciugudean H. 1996. Epoca timpurie a bronzului în centrul §i sud-vestul Transilvaniei. Bibliotheca Thracologica. XIII. Bucureçti. 1996.
Coman G. 1980. Statornicie, continuitate. Repertoriul arheologic al judetului Vaslui. Bucureçti.
Comç a E. 1987. Neoliticul pe teritoriul României — consideratii. Bucureçti.
Criçmaru A. 1987. Draguçeni. Contributii la o monografie arheologicä. Botoçani.
Cucoç Çt. 1999. Faza Cucuteni B în zona subcarpaticä a Moldovei. Piatra Neamt.
Dergacev V. 1993. Modelés d'etablissements de la culture de Tripolie. Préhistoire Européenne. 5. Liège. P. 101118.
Dergachev V. 1999. Cultural-Historical Dialogue between the Balkans and Eastern Europe (Neolithic-Eneolithic). // Late Prehistorie Exploitation of the Eurasian Steppe. Papers presented for the Symposium to be Held. 12-16 Januarie 2000. Vol.I. Cambridge. P. 54-67
Dragomir I. 1996. Monografia arheologicä a Moldovei de sud. Danubius XVI. Galati. 1996
Dumitrescu V., Balomey A., Mogoçanu F. 1983. Esquisse d'une préhistoire de la Roumanie. Bucureçti.
Dumitrescu V., Vulpe A. 1988. Dacia înainte de Dromihete. Bucureçti.
Ecsedy I., 1979. The People of the Pit-Grave kurgans in eastern Hungary. Budapest.
Florescu A. 1966. Observatii asupra sistemului de fortificare al asezärilor cucuteniene din Moldova. Arh. Moldovei. IV. 23-37.
Garasanin M.V. 1971. Nomades des steppes et autochtones dans le Sud-Est européen a l'époque de transition du néolithique a l'âge du bronz. L'etnogenese des peoples Balkaniques. Sofia. P. 9-14.
Garasanin M. 1974. Les rapports entre le sud-est Europeen et la Méditerrannéen orientale a l'époque préhistorique. Alesee III-e Congres International d'etudes du sud-est Europeen. Bucarest 4-10 septembre. Separatum.
Gimbutas M. 1956. The Prehistory of Eastern Europe. Buletin of the American School of Prehistorica Research. 20. Peabody Museum. Harvard University.
Gimbutas M. 1961. Notes on the Chronology and Expansion of the Pit-grave Culture. L'Europe a la fin de l'âge de la pierre. Acte du Symposium consacré aux problémes du Néolithique européen. Prague-Liblice-Brno 5-12 octobre 1959. Praha. P. 193-200.
Gimbutas M. 1973 a. Old Europe c.7000-3500 B.C.: The Earliest European Civilisation Before the infiltration of the Indo-European Peaples. JIES. 1: 1. P. 1-20.
Gimbutas M. 1973 b. The Beginning of the Bronze Age in Europa and the Indo-Europeans: 3500-2500 B.C. JIES. I:2. P. 163-214.
Gimbutas M. 1977. The First Wave of Eurasian Steppe Pastoralists into Copper Age Europe. JIES. 5:4. P. 277-338.
Gimbutas M. 1979. The Three Waves of the Kurgan People into Old Europe, 4500-2500 B.C. Archives suisses d'antropologie générale. 43:2. P. 113-137.
Gimbutas M. 1994. Das Ende Alteuropas. Der Einfale von Steppennomaden aus Südrußland und die Indogermanisierung Mitteleuropas. Archaeolinqua Alapitvany. Budapest. S. 13-135.
Hansen S. 1991. Studien zu den Metalldeponierungen Während der Urneufelderzeit im Rhein-Main Gebiet.
Universtätsforschungen zur Prähistorischen Archäologie. Band 5. Bonn.
Hansen S. 1994. Studien zu den Metalldeponierungen Während der älteren Urnenfelderzeit zwischen Rhonetal und Karpatenbecken.
Universtätsforschungen zur Prähistorischen Archäologie. B.21. T.1-2. Bonn.
Häusler A. 1981. Zu den Beziehungen zwischen dem nordpontischen Gebiet, Südost- und Mitteleuropa im Neolithikum und der frühen Bronzezeit und ihre Bedeutung fur das indoeuropäische Problem. Prezeglad Archeologiczny. 29. Poznan. S. 101-149.
Häusler A. 1982. Zum Problem des Vordingens früher Steppenelemente in Neolithikum Mittel- und Südosteuropas. Thracia Praehistorica. Supplimentum Pulpudeva. 3. Sofia. S. 98-118.
Häusler A. 1994. The North-Pontic Region and the Beginning of the Eneolithic in South-East and Central Europe. The Archaeology of the Steppes. Metods and Strategies. Papers from the Interenational Symposium held in Naples 9-12 Novamber 1992. Napoli. P. 123-147.
Häusler A. 1996. Invasionen aus nordpontischen Steppen nach Mitteleuropa im Neolithikum und in der Bronzezeit: Realitat oder Phantaseprodukt? Archäologische Informationen. 19(1-2). S. 75-88.
Häbä§ e§ti 1957. Häbä§e§ti. Monografie arheologica. Bucure^ti. 1954.
Kalicz N. 1968. Die Frühbronzezeit in Nordostungarn. Archeologia Hungarica. 45. Budapest.
Kristiansen K. 1998. The Construction of a Bronze Age Landscape. Cosmology, Economy and Social Organisation in the Northwestern Jutland. Mensch und Umwelt in der Bronzezeit Europas. Kiel. P. 281-291.
Laszlo A. 1993. Asezari Tntarite ale culturii Ariusd-Cucuteni in sud-estul Transilvaniei. Fortificarea a^ezärii de la Malnas Bai. Arh. Moldovei. XVI. Bucure§ti. P. 33-50.
Levitki O., Manzura I., Demcenco T. 1996. Necropola tumulara de la Sarateni. Bibliotheca Thracologica. XVII. Bucure?ti. 1996.
Lichardus J., Lichardus-Itten M. 1993. Das Grab von Reka Devnja (Nordostbulgaien). Ein Beitrag zu den Beziehungen zwischen Nord- und Westpontikum in der frühen Kupferzeit. Saarbrücker Studien und Materialien zur Altertumskunde. 2. Bonn.
Makkay J. 1994. Horses, Nomads and Invasions from the Steppe from an Indo-European Perspective. The Archaeology of the Steppes. Metods and Strategies. Papers from the International Symposium held in Napoles, 9-12 November 1992. Napoli. P. 149-165.
Mantu C.-M. 1998. Cultura Cucuteni. Evolutie, cronologie, legaturi. Piatra-Neamt.
Manzura I. 1993. The East-West interaction in the mirror of the eneolithic and early bronze cultures in the northwest Pontic. Revista Arheologica. 1. Chi^inau. 1993. 23-53.
Manzura I. 1994. Culturi eneolitice Tn zona de stepa. Thraco-Dacica. XV. 1-2. P. 93-101.
Manzura I., Sava E. 1994. Interactiuni «est-vest» reflectate Tn culturile eneolitice §i ale epocii bronzului
din zona de nord-vest a Märii Negre (Schita cultural-istorica). Mem. Antiquitatis. XIX. P. 143-192.
Manzura I. 1999. Cernavoda I culture. In: Nikolova L. The Balkans in Later Prehistory. BAR International Series. 791, 95-174.
Marinescu-Bîlcu S. 1974. Cultura Precucuteni pe teritoriul României. Bucureçti. 1974.
Marinescu-Bîlcu S. 1976. Tipurile de açezari çi sistemele lor de fortificatie în cuprinsul culturii Precucuteni. Mem. Antiquitatis. IV-V. 1972-1973. (1976). 55-65.
Maxim-Alaiba R., Marin I. 1987-1989. Cercetari de suprafata în comuna Balteni judetul Vaslui. Acta Moldaviae Meridionalis. 9-11. Vaslui. P. 222-245
Matasa C. 1946. Frumuçica. Bucureçti.
Monah D. 1991. L'exploitation du sel dans les Carpates Orientales et ses papports avec la culturre Cucuteni-Tripolye. // Le paléolithique et le néolithique de la Roumanie en contexte européen. Iaçi. P. 387-401.
Monah D., Cucoç Çt. 1985. Açezarile culturii Cucuteni din România. Iaçi.
Parzinger H. 1993. Studien zur Chronologie und Kulturgeschichte der Jundstein-, Kupfer- und Frühbronzezeit zwischen Karpaten und Mittelerem Taurus. Römisch-Germanische Forschungen. T.1-2. B.52. Meinz am Rhein. 1993.
Parzinger H. 1998. Kulturverhältnisse in der eurasischen Steppe Während der Bronzezeit. Mensch und Umwelt in der Bronzezeit Europas. Kiel. S. 457-479.
Paunescu A. 1970. Evolutia uneltelor çi armelor de piatra cioplita descoperite pe teritoriul României. Bucureçti. 1970.
Petrescu-Dîmbovita M., Daicoviciu H., Teodoru D., Bîrzu L., Preda F. 1995. Istoria României de la începuturi pîna în secolul al VII-lea. Bucureçti. 1995.
Pipidi D.M., Berciu D. 1965. Din istoria Dobrogei. V.1. Bucureçti.
Rassamakin Ju.Ja. 1994. The main directions of the development of early pastoral societies of northern Pontic zone: 4500-2450. Baltic-Pontic Studies. 2. P. 29-70.
Rassamakin Ju. 1999. The Eneolithic of the Black Sea Steppe: Dynamics of Cultural and Economic Development 4500-2300 B.C. In: Levine M., Rassamakin Ju., Kislenko A., Tatarintseva N. Late prehistoric exploitation of the Eurasian Steppe. Cambrige. P. 59-182.
Renfrew C., Bahn P. 1993. Archaeology. Theories, methods and practice. Ltd. London. Reprinted 1993.
Sorokine V.Ja. 1991. Otils de l'habitat tripolien Iablona I. // Le paléolithique et le néolithique de la Roumanie en contexte Européen. Iaçi. P. 401-419.
Sorokin V. 1997. Consideratii referitoare la açezarile fazei Cucuteni A-Tripolie B1 din Ukraina çi Republica Moldova. Mem. Antiquitatis. XXI. P. 7-81.
Tasi c N. 1989. Prehistoric Migration movements in the Balkans. // Migrations in Balkan History. Beograde. P. 29-37.
Tasi c N. 1995. Eneolithic Cultures of Central and West Balkans. Beograde.
Vulpe R. 1957. Izvoare. Sapaturile din 1936-1948. Bucureçti.