CC BY
28
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
УДК 821.161.1
ДУХОВНОЕ ПРОСТРАНСТВО РОССИИ В КНИГЕ С.П.ШЕВЫРЕВА «ПУТЕШЕСТВИЕ В КИРИЛЛО-
БЕЛОЗЕРСКИЙ МОНАСТЫРЬ»
О.Н.Александрова-Осокина
SPIRITUAL SPACE OF RUSSIA IN THE BOOK BY S.P.SHEVYREV "JOURNEY TO THE ST. CYRIL-
BELOZERSKY MONASTERY"
O.N.Alexandrova-Osokina
Тихоокеанский государственный университет, osokina-11@mail.ru
На примере сочинения С.П.Шевырева «Путешествие в Кирилло-Белозерский монастырь» рассматривается ряд художественных и ценностно-содержательных аспектов духовной прозы XIX в.: вариативность жанрово-стилевых воплощений духовной прозы, содержание понятия «духовный реализм», поэтику образа «духовное пространство», формы художественного воплощения духовного содержания, содержание понятий «иеротопический пейзаж» и «религиозный экфрасис». Соединение бытового и бытийного стало основой художественного метода С.П.Шевырева и позволило в форме очеркового повествования создать историософское повествование о духовном потенциале России.
Ключевые слова: духовный реализм, пространство, иеротопический пейзаж, религиозный экфрасис, религиозно-духовная преемственность культуры
The article examines some issues of poetics as well as axiological and artistic aspects of spiritual prose of the 19th century: genre and stylistic peculiarities of the spiritual fiction, such concepts as "spiritual realism", "hierotopical landscape" and "religious ecphrasis". These categories of spiritual poetics are studied in S.P.Shevyrev's "Journey to the St. Cyril-Belozersky Monastery". The unity of the profane and sacred became the basis of artistic method of the S.P. Shevyrev and helped to create an artistic synthesis of essays and philosophical prose, telling us a story about the spiritual perspective of Russia.
Keywords: spiritual realism, space, hierotopical landscape, religious ecphrasis, religious and spiritual cultural tradition
Задача всестороннего изучения эстетики духовного реализма русской литературы XIX в. побуждает обратить внимание на многообразие художественных форм этого явления: так, например, книга С.П.Шевырева «Путешествие в Кирилло-Белозерский монастырь» (1850) соединила очерковые принципы изображения и жанры древнерусской словесности (жития, хождения, патерика, проповеди). Очерковое, в духе физиологического очерка, начало своего произведения декларировал и сам писатель: «Мыслящая беседа с замечательным человеком, живые речи простолюдинов, местность природы, впечатления городов и сел, памятники Древней Руси, монастыри, храмы, иконы и хартии, деятельность России новой, обычаи и нравы, предания, язык народный и его фи-зиогномия — все взойдет в мой рассказ, без строгого порядка и связи, все, как случилось» [1. с. 9]. Однако преодолевая ограниченность и эклектичность очеркового изображения, писатель создает историософское произведение о путях русской истории.
Можно сказать, что антропологическая триада православной культуры (тело — душа — дух) проецируется в книге С.П.Шевырева на образ всей русской культуры: за бытовым, «телесным», «простым» автор ищет бытийного, духовного, «высокого». Показательно следующее размышление автора: «Скучен, грязен, плох показался мне Грязовец снаружи. Но
когда я <...> раскрыл лучшую сторону внутренней жизни его, тогда признаюсь, я стал вспоминать об этом городке с чувством уважения» (очерк «Дорога в Вологду. Грязовец») [1. с. 126]. Стремление увидеть идеальный, высший мир в приметах реальной действительности было не только чертой индивидуального авторского мировосприятия, но и исследовательской методологией Шевырева как ученого, именно такой подход был осуществлен им при изучении древней русской словесности в курсе «История русской словесности, преимущественно древней» (1846) [см.: 2].
Писатель видел различие очерковой и художественной литературы, в том, что источник первой есть «богатое разнообразие мира внешнего, все яркие и пестрые картины жизни с их интересными подробностями» а источником другого мировосприятия есть «богатство чувств, добытых из глубокого сокровенного кладезя, каково есть сердце человеческое» [Цит. по: 3, с. 78]. В книге «Путешествие в Кирилло-Белозерский монастырь» очерковая форма стала для автора основой для рассказа о «внутренних сокровищах души» русской культуры, был реализован принцип «какую бы жизнь не избрал ты предметом искусства, черпай ее до дна» [Цит. по: 4], творческой установкой стал принцип соединения «историко-культурного, религиозно-мистического и морально-этического компонентов».
Средствами создания духовного пространства России становятся иеротопический пейзаж и религиозный экфрасис, портреты русских духовных подвижников, евангельский и святоотеческий контекст, обращение к памятникам древнерусской словесности, внимание к духовной составляющей народной культуры.
Иеротопический (священный) [см.: 5] пейзаж воссоздает русское пространство целостно, в единстве природного и религиозного. Узнаются детали национального пейзажа, характерные для природы средней полосы и Севера России: черты рельефа, растительность, цветовая палитра, топонимы. Вместе с тем подчеркивается незримое присутствие духовного начала: ключевыми являются слова со значением красоты, пространства, света, высоты; очертания монастыря, храма, поклонного креста являются неотъемлемым элементом пейзажа: «на левом берегу Шексны Воскресенско-Горицкий девичий монастырь, которого главы едва мелькают из-за гор. <...> Когда подниметесь на гору, вид открывается великолепный на монастырь и на Шексну, которая широко извивается по горам и долинам <...> Красота природы окружает красоту храма Божия» [1, с. 265]. «Мы ехали от Углича к Калягину. <.> Кругом меня со всех сторон, во всю высоту небес поднимались чудные, белые соборные храмы с своими золотыми главами, <...> как будто вся наша бесконечная Россия соединяла от всех концов свои храмы <...> в один неизмеримый» [1, с. 360]. Духовная (сакральная) география России [см.: 6, с. 151] неразрывно связана с паломничеством «тот с Воробьевых гор, другой из-под Боровска, этот из Ряжска» [1, с. 15]; приводятся портреты богомольцев, записываются особенности их речи, где специфическими чертами являются афористичность и поэтичность.
Элементом иеротопического пространства становится религиозный экфрасис, в котором соединяются статические, динамические и толковательные элементы (описываются интерьеры храмов, сокровищницы монастырских ризниц, богослужения, особенности иконописных школ, цитируются песнопения богослужений и проповедей). Шевырев видит важную роль иконописи и храмовой росписи как средства религиозного просвещения: «при объяснении духовных картин сколько полезных истин Церкви можно передать народу» [1, с. 23]; «живопись наша, как и духовная поэзия народа, одушевлялась словом проповедников Церкви» [1, с. 34]; «Благолепия и неистощимая глубина церковного богослужения во всяком русском храме поразительны» [1, с. 12].
Облик храма и монастыря в пространственном и культурном ландшафте России воспринимаются автором как символы, отражающие саму суть русской православной культуры. Если средневековый рыцарский замок воплощает собой тип католической культуры, несет на себе «следы развития грубой одинокой личной силы», то православный монастырь воспринимается как духовное пространство, «где личная сила избранных мужей не развивалась произвольно, а напротив — в молитве, посте, нищете, смирении подчинялась силе Божьей и примером своим учила этому подчинению и власти, и народ» [8, с. 199].
Духовное пространство России в художественной концепции писателя в концентрированном виде содержит память о событиях русской культуры (это и история, и словесность, и духовное творчество русских подвижников). В повествование вводятся элементы древнерусских житий, разрабатывается форма «житийного портрета». Создавая образы Святых подвижников, писатель подчеркивает духовно-нравственный смысл их подвига, роль в исторических судьбах и событиях России, значимость их деятельности в исторической перспективе русского пути. Композиция житийных портретов (Сергий Радонежский, Кирилл Белозерский, Кирилл Новоезерский, Нил Сорский и другие русские святые) создает в «Путешествии» духовную географию распространения русской православной веры от Свято-Троицкой Сергиевой Лавры на Север.
Внимание к древнерусской и церковной словесности (главы «Кириллов монастырь», «Троица», «Нилосорская пустынь», «Горицы», «Белозерск», «Кирилло-Новозерская обитель», «Крохин посад») у Шевырева обусловлено не информационными задачами, но ценностными. Церковная книга — для писателя это, прежде всего, сохранение культурной памяти: так, читая синодик Белозерского монастыря, он воссоздает образы ушедших людей. Интересы ученого всегда были связаны с древней словесностью, историческая интерпретация литературы означала у писателя установление ее связи с мировоззрением и психологией народа, его культурой и общественной жизнью (с религиозными основами, прежде всего). Литература видится как одно из проявлений духа нации: «Сначала стараюсь я начертать характер образования какого-нибудь народа, стихии, из которых сложилась <.> его духовная жизнь; уловив, таким образом, идею народа, я применяю потом это воззрение к его поэзии» [Цит. по: 3, с. 22].
С темой культурного пространства России неразрывно связана тема образования и духовного просвещения. Показательны названия глав: «Библиотека Академии и Лавры» (Троицкая Лавра); «Уездное училище» (Александров); «Житие Никиты Переславско-го, слышанное из уст неграмотного мещанина»; «Училища» (Переславль-Залесский); «Училища» (Ростов); «Русские кругозоры», «Разговор с мещанином», «Любитель старины», «Грамоты в монастыре» (Ярославль); «Законоучитель гимназии
Н.В.Васильевский» (Вологда) и т. д. Созданные в книге портреты русских педагогов (Ф.Н.Фортунатова, А.В.Горского, Ф.А.Голубинского, П.С.Казанского), встречи с которыми стали для Шевырева «лучшим духовным приобретением» [1, с. 31] не только несут информацию биографического характера, но и раскрывают педагогические представления писателя. В личности педагога для Шевырева приоритетным является эмоциональный контакт, сердечность и искренность, в слове учителя должна звучать «не одна отвлеченная теория, а голос жизни и лучших убеждений душевных, душа должна проглядывать во всем» [1, с. 135].
Подчеркивая высокую миссию наставника, писатель сравнивает деятельность педагогов с апо-
стольским служением: «Да просветится свет ваш перед человеки, яко да видят ваши добрые дела и прославят Отца вашего, иже на Небесех», — сказал Спаситель ученикам, а в лице их сказал сказал и нам, всем — наставникам и воспитателям» [1, с. 136]. Учитель в высоком смысле этого слова должен являть 2.
«пример трудолюбия в соединении со смирением, не признающим своей личности» [1, с. 26].
Духовное пространство России раскрывается у писателя как культурное единство, объединяющее бытовое и бытийное, природное и социальное, совре- 3.
менное и вечное. Оно противостоит культурному 4
пространству европейской культуры. Ранее, в статье «Взгляд русского на современное образование Евро- 5.
пы» (1841), Шевырев уже ставил этот вопрос: «Запад и Россия стоят друг перед другом, лицом к лицу! <...> Пойдем ли мы в придачу к его образованию? 6.
<...> Или устоим мы в своей самобытности? <...> Каждый, кто только призван на какое бы то ни было значительное служение в нашем Отечестве, должен начать решением сего вопроса» [7, с. 220]. В «Путе- 7.
шествии в Кирилло-Белозерский монастырь» писатель развивает эти идеи и историческую миссию России видит в примирении западного и национального пути: «побеги западной цивилизации», привитые к основам русской религиозной, православной культуры должны дать плоды истинного просвещения; «начало веры Россия<...> вынесла из древней жизни. Всюду, где это святое начало приходило в согласие с новым развитием, государственным или ученым <.> 2.
плоды этого соединения были прекрасны» [1, с. 278].
Шевырев пишет о значимости духовной, религиозной стороны в жизни России, указывает смысловые опоры культуры, связанные не с культом рацио -нального знания, силы, индивидуального своеволия, честолюбия, а ценности, основывающиеся на христианских, православных традициях, в которых важными становятся такие категории, как вера, любовь, терпение, смирение. «Много расточено великих и прекрас- 4. ных сил по нашему отечеству, которые не сознаны, много светильников, таящихся под спудом, а не горящих на свечнике. Русское смирение часто укрывает таланты» [1, с. 36].
Включение книги Шевырева в контекст русской литературы середины XIX в. позволяет дополнить информацию о жанрово-стилевом составе прозы 6. духовного реализма, осуществлявшего «художественное освоение духовной реальности, реальности духовного уровня мироздания и духовной сферы бытия человека» [8, с. 27]. Также произведение расширяет представление о содержании и поэтике русского очерка XIX в. Русский мир воссоздан в книге С.П.Шевырева в единстве природного, материального и духовного. За пестротой очерковых наблюдений открылась цельная картина внутренней, скрытой от 8. поверхностного взгляда, жизни русской провинции, где «главными» оказывалось не «реальное» и быстротечное, а «вневременное» и «вечное».
Шевырев С.П. Поездка в Кирилло-Белозерский монастырь. М.: «Индрик», 2009. 368 с.
Молодык Д.Д., Щеблыкин С.И. Своеобразие исследовательской методологии С.П.Шевырева в изучении житий святых в курсе лекций «История русской словесности, преимущественно, древней» // Известия высших учебных заведений. Поволжский регион. Гуманитарные науки. 2006. № 3. С. 205-212.
Шевырев С.П. Об отечественной словесности. М.: Высш. шк., 2004. 304 с.
Маркович В.М. Уроки Шевырева // Шевырев С.П. Об отечественной словесности. М.: Высш. шк., 2004. С. 13. Лидов А.М. Иеротопия. Создание сакральных пространств как вид творчества и предмет исторического исследования // Иеротопия. Создание сакральных пространств в Византии и Древней Руси. М., 2006. С. 9-31. Сафатова Е.Ю. Сакральная география Руси-России: семиотика пространства (на материале «Путешествия по святым местам русским» А.Н.Муравьева) // Вестник Томского государственного педагогического университета. 2009. № 9 (87). С. 151.
Шевырев С.П. Взгляд русского на современное образование Европы // Москвитянин. 1841. № 1. С. 219-296. Любомудров А.М. Духовный реализм ХХ века: эстетические особенности и перспективы изучения // Проблемы духовности в русской литературе и публицистике. Ставрополь: Изд-во СГУ, 2006. С. 23-31.
References
Shevyrev S.P. Poezdka v Kirillo-Belozerskiy monastyr' [A trip to the St. Cyril-Belozersky Monastery]. Moscow, 2009. 368 p.
Molodyk D.D., Shcheblykin S.I. Svoeobrazie issledovatel'skoy metodologii S.P.Shevyreva v izuchenii zhitiy svyatykh v kurse lektsiy "Istoriya russkoy slovesnosti, preimushchestvenno, drevney" [The originality of research methodology of the S.P.Shevyrev in the study of the lives of saints in the course of lectures "History of Russian literature, especially, the ancient"]. Izvestiya vysshikh uchebnykh zavedeniy: Povolzhskiy region, ser. "Gumanitarnye nauki", 2006, no. 3, pp. 205-212.
Shevyrev S.P. Ob otechestvennoy slovesnosti [On Russian literature]. Moscow, 2004. 304 p.
Markovich V.M. Uroki Shevyreva [The things Shevyrev teaches us]. Shevyrev S.P. Ob otechestvennoy slovesnosti. Moscow, 2004, p. 13.
Lidov A.M. Ierotopiya. Sozdanie sakral'nykh prostranstv kak vid tvorchestva i predmet istoricheskogo issledovaniya [Hierotopy. Creating sacred spaces as a form of art and a subject of historical research]. Ierotopiya. Sozdanie sakral'nykh prostranstv v Vizantii i Drevney Rusi. Moscow, 2006, pp. 9-31.
Safatova E.Yu. Sakral'naya geografiya Rusi-Rossii: semiotika prostranstva (na materiale "Puteshestviya po svyatym mestam russkim" A.N.Murav'eva) [The sacred geography of the Russia: the semiotics of the space (based on "Journey to the holy places Russian" of A.N.Muravyov)]. Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta, 2009, no. 9 (87) , p. 151.
Shevyrev S.P. Vzglyad russkogo na sovremennoe obrazovanie Evropy A look of Russian at the modern European education]. Moskvityanin, 1841, no. 1, pp. 219296.
Lyubomudrov A.M. Dukhovnyy realizm XX veka: esteticheskie osobennosti i perspektivy izucheniya [Spiritual realism of the 20th century: the aesthetic characteristics and prospects of studying spirituality]. Problemy dukhovnosti v russkoy literature i publitsistike. Stavropol', 2006, pp. 23-31.
