CC BY
8
Санкт-Петербургская православная духовная академия
Архив журнала «Христианское чтение»
А.А. Бронзов
Друг или враг Христов - Толстой
Опубликовано:
Христианское чтение. 1912. № 3. С. 330-349.
@ Сканированій и создание электронного варианта: Санкт-Петербургская православная духовная академия (www.spbda.ru), 2009. Материал распространяется на основе некоммерческой лицензии Creative Commons 3.0 с указанием авторства без возможности изменений.
СПбПДА
Санкт-Петербург
2009
Другъ или врагъ Христовъ—Толстой?
^ОПРОСЪ имѣетъ въ виду яснополянскаго графа, такъ много нашумѣвшаго при жизни и даже по смерти...
Я всегда слѣдилъ за каждымъ, появлявшимся въ свѣтъ, его сочиненіемъ. Нерѣдко и откликался на его новые взгляды, на его своеобразное ученіе. Написалъ нѣсколько статей, между прочимъ, и по поводу годовщины, исполнившейся по смерти графа. Эти статьи вызвали въ почитателяхъ Толстого взрывъ негодованія и самой откровенной злобы къ автору. Какихъ только писемъ я не получилъ отъ толстофи-ловъ? Оставляя въ сторонѣ обычный неумный вздоръ этихъ моихъ корреспондентовъ, я невольно обратилъ свое вниманіе на одинъ тезисъ, всѣми ими проповѣдуемый и отстаиваемый съ рѣдкою энергіею, съ удивительной настойчивостью. Игнорировать этотъ тезисъ не желалъ бы, тѣмъ болѣе, что гг. корреспонденты требуютъ, буквально—требуютъ, чтобъ я или согласился съ ними, при томъ, во-всеуслышаніе, гласно..., или доказалъ бы ихъ неправоту, пользуясь исключительно лить собствеггными произведеніями Толстого и не прибѣгая къ чьимъ бы то ни было изслѣдованіямъ о немъ, хотя бы и самымъ авторитетнымъ.
Охотно исполняю ихъ требованіе, какъ готовъ откликнуться и на всякое другое подобное же..., еслибъ вздумали съ нимъ обратиться ко мнѣ мои достопочтенные читатели.
Тезисъ почитателей Толстого, вызвавшій появленіе настоящихъ строкъ,’-можетъ быть кратко выраженъ такъ:
Графъ Ж. Толстой—другъ Христа, исгпинный христіанинъ, а не антихристъ какой-либо, не врагъ Госпдда нашего... и, слѣдовательно, ни-мало не заслуживалъ отлученія
отъ православной христіанской Церкви, какое ему пришлось испытать и какое произвело неизреченный, молъ, соблазнъ во всѣхъ русскихъ, да и не въ нихъ только однихъ... Ею слѣдовало и похоронить-де по-христіански...
Спрашивается: состоятеленъ ли этотъ тезисъ, или нѣтъ?
Отвѣчаю, ни мало не колеблясь: совергиенно не-состояте-ленъ, всецѣло ошибоченъ... Такой свой отвѣтъ подкрѣплю ссылкой на сочиненія самого графа и только на нихъ...
Всякое общество, какого бы рода оно ни было, можетъ существовать только при томъ условіи, если члены, его составляющіе, будутъ выполнять его уставъ, останутся вѣрными тѣмъ принципамъ, какіе даютъ обществу смыслъ, опредѣляютъ отличительный его характеръ... Иначе общество распадется. Если каждый станетъ поступать по своему личному усмотрѣ-нію и произволу, не считаясь съ устоями общества, съ его основами, то получится совершенная анархія,—о какомъ-либо порядкѣ думать не придется,—о какой-либо цѣльной организаціи, о какой-либо согласной дѣятельности отдѣльныхъ членовъ и пр. говорить будетъ безусловно нельзя. Всякій членъ, попирающій и отвергающій уставы общества, уже чрезъ то самое заявляетъ дѣломъ, поведеніемъ своимъ, что болѣе не состоитъ частью данной организаціи, вышелъ изъ нея... И если прочіе члены, остающіеся вѣрными принципамъ общества, гласно скажутъ, что онъ—болѣе не принадлежитъ къ послѣднему, то они ничего новаго, ничего особеннаго въ сущности не выразятъ, а лишь только констатируютъ то, что уже произошло и, при томъ, исключительно по доброй волѣ даннаго лица.
Православная Христова «Церковь есть отъ Бога установленное общество человѣковъ, соединенныхъ Православною вѣрою, закономъ Божіимъ, священноначаліемъ и Таинствами» (см. «Пространный Христіанскій Катихизисъ Православной Каѳолической Церкви»..., «одобренный Святѣйшимъ Правительствующимъ Синодомъ»...; начало главы «о девятомъ членѣ» символа вѣры).
Всѣ, кто—вѣренъ ея уставамъ,—и являются членами Церкви. Всѣ, кто этихъ уставовъ не признаетъ, уже сами ео ipso считаютъ себя не принадлежащими къ тѣлу Церкви, къ этому, «обществу»,—какъ люди самочинные, съ ученіемъ церковнымъ не считающіеся. Въ выдающихся случаяхъ Церковь и констатируетъ это обстоятельство, въ другихъ терпѣливо и милостиво
снисходя къ заблуждающимся и ожидая ихъ покаянія, обращенія... Именно—когда это упорное заблужденіе является безнадежнымъ и—мало того—слишкомъ опаснымъ для другихъ лидъ, еще остающихся членами Церкви и соблазняющихся безчиніемъ отступниковъ,—въ этихъ случаяхъ, разумѣется, Церковь и не можетъ поступить иначе, какъ немедленно же оповѣстить о заблуждающемся всѣхъ ея вѣрныхъ членовъ,—не можетъ..., такъ какъ въ противномъ случаѣ она не стояла бы на высотѣ своего положенія, не думала бы о своей пользѣ...
Во что же Церковь вѣруетъ и во что, слѣдовательно, долженъ вѣровать и каждый ея членъ, не желающій съ нею порывать?
Отвѣтъ данъ въ «символѣ вѣры», извѣстномъ подъ именемъ «никео-цареградскаго».
Въ частности, 1) каждый изъ нихъ долженъ вѣровать въ Бога—«единаго» по существу и Троичнаго въ Лицахъ,—2) въ Бога—«Творца» міра вообще и человѣка въ частности,—3) въ «Сына Божія»—2-е Лицо Пресвятой Троицы, «воплотившагося», «страдавшаго» за грѣшное человѣчество, вкусившаго крестную смерть, «воскресшаго», вознесшагося «на небеса», «сѣдящаго» тамъ «одесную Отца» и имѣющаго придти на землю для «суда» надъ «живыми» и «мертвыми»,—4) въ «Духа Святаго»—3-ѳ Лицо Пресвятой Троицы—«глаголавшаго» чрезъ пророковъ»...,—5) во «Святую Церковь» и уея ученіе,—6) во святыя таинства,—7) въ «воскресеніе мертвыхъ» и въ «жизнь» вѣчную.
Теперь и посмотримъ: какъ и во что вѣровалъ Л. Толстой? Вѣровалъ ли онъ въ то, во что вѣровать требуется отъ всякаго члена Христовой Церкви, или нѣтъ?
Не вѣровалъ.
Въ своемъ «Письмѣ къ NN» (Geneve, 1390; 2-е издан. М. Elpidme) яснополянскій графъ горделиво и откровенно заявляетъ, что «Никейскій соборъ надѣлалъ столько зла»... (стр. 4), разумѣется, своимъ символомъ вѣры... Отсюда уже заранѣе ясно, какъ Толстой отнесется къ вышенамѣченнымъ главнымъ пунктамъ этого символа. Ясно, что отношеніе его можетъ быть только одно: отрицательное, хулительное... «Признанныя всѣми основы» христіанской «религіи, установлен-выя никейскимъ символомъ»,—цинично говоритъ этотъ прославленный хулитель,— «такъ нелѣпы и безнравственны, дове-
дены до такого противорѣчія здравому человѣческому чувству и разуму, что люди не могутъ» будто бы «вѣрить въ нихъ». «Люди», молъ, «устами могутъ повторять извѣстныя слова, но не могутъ вѣрить въ то, что не имѣетъ »-де «смысла»... (чит. Толстою: « Что такое религія и въ чемъ ея сущность?» Изд. «Свободнаго Слова», № 75. А. Tchertkoff. Christchurch, Hants, England, 1902. Стран. 19—20). He видно ли отсюда уже, какимъ членомъ Церкви является яснополянскій мудрецъ, съ •такою «сыновнею» (!!) любовію и съ такою «почтительностію» (!) и «кротостью» (!) относящійся къ «никейскому символу»?.. Да,—это всѣмъ достаточно видно, кромѣ развѣ слѣпыхъ его—графа — почитателей, которые, не имѣя понятія ни о дѣйствительномъ графскомъ ученіи, ни тѣмъ болѣе объ ученіи Церкви, съ развязностію утверждаютъ, что Толстой— истинный-де христіанинъ и «отлученія» отъ Церкви не заслуживалъ. И мы-де такіе же христіане,—съ откровенностью заявляютъ они..., съ чѣмъ ихъ и поздравляемъ, не мѣшая въ то же время имъ быть и такими же, какъ Толстой, филологами, разсуждающими «объ употребленіи ut въ условныхъ» (?!) «предложеніяхъ» (Толстого: Крейцерова соната съ Послѣсловіемъ». По исправленной рукописи изд. М. К. Элпидина; Geneve, 1890; стр. 19) и изучающими христіанскую догматику при помощи руководствъ по «литургикамъ и гомилетикамъ» (см. графскую «Критику Догматггческаго Богословія»), представляющимся графу чѣмъ-то въ родѣ «жупеловъ»... «Вѣра, которую исповѣдуетъ наша іерархія», говоритъ Толстой, «есть не только ложь, но и безнравственный обманъ. Въ православномъ вѣроученіи» будто бы имѣются, по графскому заявленію, «самыя непонятныя, кощунственныя и безнравственныя положенія, не только не допускаемыя разумомъ, но совершенно непостижимыя.и противныя нравственности» (Толстого: «Изложеніе Евангелія съ примѣчаніями»... Издай. «Свободнаго Слова», № 61. А. Tchertkoff; Christchurch, Hants, England. 1901. Стр. 105). Хорошъ, однако, христіанинъ! Впрочемъ, всѣ его эти и другія заявленія обычно остаются лишь простою клеветою, какъ ничѣмъ не подтверждаемыя и не доказываемыя, такъ какъ едва ли для кого окажется достаточнымъ однихъ голыхъ графскихъ ругательствъ и едва ли кто не потребуетъ въ данномъ случаѣ чего-либо болѣе убѣдительнаго? А этого-то послѣдняго Толстой и не собирается давать... ни здѣсь, ни послѣ.
23
Послѣ этой общей характеристики взглядовъ Толстого на вѣру Церкви, на ея значимость и цѣнность... въ его—графскихъ—глазахъ перейдемъ къ частностямъ.
1) По вопросу о Богѣ Толстой всецѣло расходится съ христіанскимъ міровоззрѣніемъ.
Троичности «Лицъ» въ Богѣ онъ уже по тому йе можетъ признать, что считаетъ Бога Существомъ безличнымъ: «я даже знаю» (откуда?) «навѣрное»,—говоритъ графъ,—«что Онъ»— Богъ—«не личенъ» (Толстого: «Мысли о Богѣ». Изд. «Своб. Слова»: № 40. А. Tchertkoff. Purleigh, Maldon, Essex, England. 1900; стр. 13). Эту мысль графъ ясно и прикровѳнно, прямо и косвенно проводитъ во многихъ мѣстахъ своихъ печальныхъ произведеній «религіозно-философскихъ» (называемыхъ такъ обычно лишь по одному, впрочемъ, недоразумѣнію) (сравн., напр., ibid., стр. 27. Чит. Толстого: «Понятіе о Богѣ нѣсколькихъ лит, одинаково понимающихъ ученіе Христа»', (гепёѵе,—М. Elpidine... 1889. Чит. также цитов. выше «Излож. Ев.», стр. 1 и мног. друг.). Пантеистическое міровоззрѣніе Толстого вообще общеизвѣстно и никѣмъ не отрицается, да и не можетъ, конечно, отрицаться,—но цѣна ему (въ глазахъ теистовъ)—меньше ломанаго гроша...
Естественно, посему, что Толстой не только самъ не признаетъ «Троичности»..., но, судя о другихъ по себѣ, увѣренъ, что не признаютъ ея будто-бы и прочіе. Такъ, въ своемъ «Обращеніи къ духовенству» (изд. «Своб. Слова», № 81. А. Tchertkoff. Christchurch, Hants, England. 1903) Толстой утверждаетъ: «вы вѣрите, что надо говорить, что вы вѣрите въ это», т. е., что «Богъ есть Троица», «но не вѣрите, что было то, что вы говорите. Не вѣрите вы, потому что утвержденіе, что Богъ одинъ и три..., не имѣетъ для васъ никакого смысла. Можно», молъ, «произносить слова, не имѣющія смысла, но нельзя вѣрить въ то, что не имѣетъ смысла»... «Нельзя вѣрить въ то, что Богъ въ одно и тоже время—и одинъ, и три»... (стр. 40). Къ этимъ положеніемъ графъ возвращается не-разъ (ib., стр. 43...). Догматъ о «Троичности» Лицъ Божества его въ высшей степени смущаетъ. Ученіе Церкви объ этомъ, по его словамъ, «не можетъ вмѣститься въ здоровую голову» (чит. Толстою «Соединеніе и переводъ четырехъ Евангелій»: изд. М. К. Элпидина; т. I; Genbve, 1892; стр. 6—7). «Богъ 1 и 3..,, чего я», говоритъ Толстой, «не могу принять, пока я не сошелъ'съ ума» («Полное Собраніе сочиненій графа
Толстою, вышедшихъ за границей». Изд. Е. В. Герцика; СПБ. 1906 г.; т. I. «Исповѣдь». «Вступленіе къ критикѣ догматическаго богословія и изслѣдованію христіанскаго ученія»; стр. 29—30). «Въ головѣ, въ которую вбитъ клинъ Троицы»...,—говоритъ графъ,—«не можетъ уже удержаться никакое разумное.... жизнепониманіе» («Обращ. къ духов.», стр. 32; ср. стр. 36). «Что можетъ быть безсмысленнѣе того»,— спрашиваетъ Толстой,—«что Богъ одинъ и три, и не. три бога, какъ Брама, Вишну и Шива, а одинъ и вмѣстѣ съ тѣмъ три» («Что гпакое религ.»..., стр. 19.)? Это-де «не представляетъ ■никакого смысла»... (стр. 20)...
Взглядъ Толстого на данный пунктъ христіанскаго ученія, такимъ образомъ, вполнѣ ясенъ, и сомнѣній на его счетъ здѣсь не остается рѣшительно никакихъ. Не способный возвыситься до христіанскаго ученія,—безусловно отождествившій непонятую имъ, притомъ, «Догматику» митроп. Макарія съ христіанскою догматикою самою по себѣ,—искавшій выясненія догматическихъ вопросовъ въ «Литургикахъ» и «Гомилетикахъ» и чуть ли не ;въ латинской Грамматикѣ... и потому естественнно сбившійся съ толку графъ имѣлъ еще дерзость,—какъ мы видѣли выше,— приписывать другимъ, напр., «духовенству», то, въ чемъ послѣднее безусловно не повинно нисколько, и что составляло собственность только больной графской головы и другихъ, ей подобныхъ! Этимъ графъ грѣшилъ вообще не мало. Не отстаютъ •отъ него и его неразумные . послѣдователи... Но, впрочемъ, наша рѣчь здѣсь не о томъ. Наша задача имѣетъ въ виду лишь констатировать дѣйствительные взгляды Толстого по существеннѣйшимъ христіанскимъ вопросамъ, чтобъ затѣмъ мы могли документально отвѣтить на вопросъ, поставленный въ надпв-саяіи нашей статьи... * *)
’) А если кто интересуется подробнымъ раскрытіемъ и обоснованіемъ христіанскихъ догматовъ ( : о Богѣ единомъ по существу и Троичномъ въ Лицахъ, о Лицѣ Іисуса Христа, о Св. Духѣ,—о Церкви и таинствахъ,—о воскресеніи мертвыхъ и будущей жизни,—о Богѣ—Творцѣ, Промыслителѣ, Судіи и Мздовоздаятелѣ и т. д.),—раскрытіемъ и обоснованіемъ,—повторяемъ,—не входящимъ въ задачу нашей настоящей статьи,—того можемъ отослать къ капитальнымъ трудамъ: о. Н. ц. Малиновскаго («Православное Догматическое Богословіе*: т. I, изд. 2-е, Серг. Пос. 1910 г.:
*Бведеніе■ Ученіе о Богѣ единомъ въ существѣ и троичномъ въ Лицахъ». Т. 2-й, Ставроп. губерн. 1903 г.: „Ученіе о Богк—Творцѣ и Промыслителѣ міра. Предустроеніе Богомъ человѣческаго спасенія*.'Т. 3-й, Серг.
23*
2) Библейское ученіе о Богѣ, какъ «Творцѣ» міра и человѣка, Толстой, въ свою очередь, отвергаетъ, какъ не вяжущееся съ его нелѣпымъ пантеистическимъ міропониманіемъ.
И здѣсь, какъ и въ другихъ случаяхъ, онъ не ограничивается обычно однимъ отрицаніемъ откровенной точки зрѣнія, но еще пытается глумиться надъ иначе мыслящими и приписываетъ имъ свои собственныя выдумки, ими ни-мало не раздѣляемыя...
По адресу духовенства (см. Толстого «.Обращ. къ духов.») графъ,—послѣ глумленій надъ «священной исторіей», надъ ея будто бы «ставшими въ противорѣчіе съ знаніемъ и пониманіемъ людей безнравственными» (?!) «разсказами», надъ «архаическими» (?) «положеніями никейскаго символа»... (стр. 45),— заявляетъ съ обычной для него категоричностью: «ни одинъ»-де «свѣжій... образованный человѣкъ, не воспитанный въ дѣтствѣ въ вашей вѣрѣ, не только не повѣритъ вамъ, но или засмѣется, или приметъ васъ за душевно-больного» (вотъ даже до чего зарапортовался яснополянскій циникъ—ругатель!), «услышавъ ваши разсказы о началѣ міра»... (стр. 46)... Не наоборотъ ли, графъ? Не Васъ ли всякій .здраво судящій человѣкъ скорѣе всего приметъ за сумасшедшаго, услышавъ, какъ Вы, не желая потрудиться понять откровенное ученіе о міро-твореніи, произносите надъ нимъ столь дикій и во-истину безумный приговоръ? Не Васъ-ли, голословно утверждающаго, что будто бы «отецъ или учитель» ребенка, обращающагося къ старшимъ съ вопросами, —всякій разъ, вопреки своемъ внутреннему убѣжденію («въ глубинѣ души признаетъ не истиннымъ»), «говоритъ..., что Богъ сотворилъ міръ въ шесть дней»... (Толстого «Христіанское ученіе»; изд. Вл. Черткова, № 10. Purleigh, Essex, England. 1898. Стр. 68)? И кто Васъ такъ тщательно познакомилъ съ убѣжденіями другихъ, измѣряемыми Вами
Hoc. 1909 г.: »0 Богѣ—Искупителѣ и Освятителѣ. О благодати Божіей. О Церкви Христовой». Т. 4-й, Серг. Пое., 1909 г.: *0 таинствахъ Церкви. О послѣднихъ судьбахъ міра'и человѣка»),—о. П. Я. Свѣтлова проф. («Христіанское вѣроученіе въ апологетическомъ изложеніи»; т. 1,, Кіевъ, 1910 г.; т. 2,—1911 г.; см. и другіе многочисленп. его труды)... Тотъ и другой авторы указываютъ обильнѣйшую литературу предметовъ и принимаютъ во вниманіе современное состояніе богословской науки,— пишутъ во всеоружіи научныхъ данныхъ... Слѣдуетъ читать также о. проф. Т. И. Буткевича „Жизнь Господа нашего Іисуса Христа“... 2-е изд. Снб. 1Ö87 г.
337
только на Вашъ собственный фальшивый аршинъ? Разъ Вашъ извращенный умъ не можетъ вмѣстить библейскаго ученія о «сотвореніи изъ ничего міра 6000» (??) «лѣтъ тому назадъ» (и еще вѣры въ «Троицу», о Которой Т. милліонъ разъ говоритъ кстати и не кстати,—такъ Она его безпокоитъ!)..., Вы уже и спѣшите со своимъ обычнымъ и всѣмъ надоѣвшимъ заявленіемъ, что этого не можетъ вмѣстить будто бы и никакой другой умъ,—иначе-де для «человѣка требованія разума» будутъ «уже не обязательны», «и такой человѣкъ не можетъ быть увѣреннымъ ни въ какой истинѣ»... (Толстого «Обращ. кг духов.-», стр. 31—32). Но почему именно «не можетъ вмѣстить» библейскаго ученія ничей-умъ,..,—на этотъ вопросъ (и на подобные ему) графъ обычно молчитъ или... пробуетъ отдѣлываться ругательствами, къ какимъ онъ такъ привыкъ и какія, конечно, никого убѣдить не могутъ. Пріемы графа всюду одинаковы... «Не говоря уже о всѣхъ нелѣпостяхъ ветхаго завѣта въ родѣ сотворенія свѣта прежде солнца, сотворенія міра 6000 лѣтъ тому назадъ»... (Толстого «Что такое религія»..., 18—19),—заявляетъ, напр., онъ, ни-мало не считаясь съ давно уже разъясненною (хотя-бы еще митроп. Филаретомъ и мн. друг.) возможностью «сотворенія свѣта прежде солнца»...,— затвердивши—механически неправильно списанную имъ цифру «6000» и пр.,—ни мало не пытаясь доказать наличности «нелѣпостей» и предполагая, вѣроятно, что всѣ повѣрятъ ему на-слово (ну, какъ-же иначе?)...
И такъ, что Богъ—«личенъ», что Онъ—«Троиченъ въ Лицахъ», что Онъ—«Творецъ» міра...,—все это не умѣщается въ «разумной» головѣ яснополянскаго графа. Послѣдній, впрочемъ, не признаетъ и самаго существованія невидимаго міра (не имѣя возможности, даже и при его безпримѣрной развязности, отрицать «видимый»)...
Толстой возмущается проповѣдью «массѣ»—«вѣры въ чертей»... («Обращ. къ духов.», стр. 34), въ «дьявола» (стр. 30)... «Дьяволы и ангелы»,—говоритъ онъ,—это—«чего я не могу принять, пока я не сошелъ съ ума» (цит. т. I «Поли. Собр. соц. Т.», изд. Герцика, стр. 29—30)... Разъ нѣтъ ни ангеловъ, ни діавола,—не можетъ быть, посему, ни «пѣнія» первыхъ «съ неба», ни какихъ-либо «разговоровъ» съ послѣднимъ < «Обращ. къ дух.», стр. 30),—не можетъ быть, разумѣется, и какого-либо творенія ни однихъ, ни другого. Иного рода сви-дѣльства слова Божія, ясныя и непререкаемыя, безконечно
многочисленныя, не укладываются въ головѣ графа, «пока» — де онъ еще «не сошелъ съ ума»... Не замѣчаетъ онъ здѣсь лишь одного,—что уже давно, видимо, онъ успѣлъ «сойти съ ума», вслѣдствіе чего и сталъ дарить обществу свои безсмысленныя религіозно-философскія бредни—однѣ за другими, выдавая ихъ хвастливо за истину, за открытія... А тѣ, кто ума еще не потеряли и кто, посему, еще могутъ понимать то, что читаютъ, обычно держатся другихъ вглядовъ на вещи при чтеніи Библіи...
3) Относительно Іисуса Христа Толстой, со свойственною ему циничною развязностью, утверждаетъ, что Господь вовсе не «2-е Лицо», что Онъ не «творилъ міра» и не «сходилъ на землю» и пр. (Толстого «Христ. уч.», стр. 68). Въ виду вы-шеотмѣченныхъ особенностей графскаго міровоззрѣнія, отрицающаго «личнаго» и «Троичнаго» Бога, конечно, все это и понятно, но какъ далеко отъ христіанскаго ученія и, слѣдовательно, отъ истины,—уже—другой, разумѣется, вопросъ...
Господь нашъ, по Толстому, не Богъ, а простой человѣкъ (ibid., стр. 77) (ср. «Излож. Евангелія», стр. 119 и др.), хотя-де «отъ мысли» о божественной Его природѣ и доселѣ еще «не могутъ отдѣлаться милліарды людей умныхъ и глупыхъ, ученыхъ и безграмотныхъ»... (ibid., стр. 119).
А такъ какъ воплощеніе Сына Божія и вся земная жизнь Богочеловѣка представляли собою сплошное доказательство противоположной графскимъ утвержденіямъ истины, по крайней мѣрѣ, для людей, еще не потерявшихъ способности разбираться въ видимомъ и слышимомъ..., то русскій антихристъ изъ Ясной Поляны, чтобы отстоять свою, противорѣчившую дѣйствительнымъ фактамъ, точку зрѣнія, раздѣлывается съ этими фактами безъ церемоніи, при помощи своихъ антинаучныхъ пріемовъ, безъ разсужденій все отрицающихъ, что хоть сколько-нибудь не отвѣчаетъ сектантскому толстовству.
Отсюда рожденіе Іисуса Христа въ представленіи графа вовсе не было «совершенно святымъ и чуждымъ грѣха» (см. «Катихиз.»—о «3-мъ членѣ»), а явилось самымъ обыкновеннымъ лишь: человѣкъ, считающій для себя «обязательными требованія разума», не можетъ-де думать иначе (Толстого «Обращ. къ духов.», стр. 31, 32,.., 43). Посему и молиться «Богородицѣ», какъ высшему какому-то будто бы существу, странно: это-де дѣло такого же «страшнаго обмана», какъ и молитва «Богу, Христу, Буддѣ, Магомету»... (Толст. «Христ.
t/ч.», стр. 77)... Этотъ христіанинъ, объ «отлученіи» коего отъ православной Церкви, какъ будто бы сапомъ несправедливомъ, столь плачутся толстовцы,—поставилъ,—какъ видите,—на одну линію съ Іисусомъ Христомъ и Будду, и Магомета! Хорошъ христіанинъ,—нечего сказать!.. Но еще хуже, пожалуй (если только можно придумать что-нибудь худшее толстовскихъ бредней), сами пресловутые плакальщики! Отчего бы имъ кстати не поплакать и по поводу отверженія Богомъ Люцифера?.. *) Вѣрный себѣ хулитель и ругатель и здѣсь не можетъ отказать себѣ въ удовольствіи поглумиться: «что можетъ быть безсмысленнѣе того, что Богородица—и мать, и дѣва»... (Толст. «.Что такое религія*..., стр. 19)..., спрашиваетъ Толстой, не желая считаться съ разъясненіями со стороны христіанской Догматики...
Разъ рождество Спасителя, по Толстому, явленіе—самое обыкновенное,—понятно, отсюда, что графъ съ усмѣшкой (за неимѣніемъ другихъ доказательствъ) относится и ко всѣмъ чудеснымъ, сопровождавшимъ этотъ безпримѣрный въ исторіи міра фактъ, обстоятельствамъ: «хожденіе звѣзды, пѣніе съ неба»... имъ отвергаются безъ всякихъ разговоровъ, при чемъ прославленный лжецъ на христіанство—графъ этотъ не прочь сочинить, что будто бы Церковь принижаетъ христіанское «нравственнное ученіе», «нагорную проповѣдь»... предъ «согласованіемъ Евангелія съ исторіей ветхаго завѣта» и т. д. (Толстого «Обращ. къ духов.*, стр. 30)... Толстой упрекаетъ здѣсь Церковь въ распространеніи будто бы «сказокъ» (стр. 30—31), но не замѣчаетъ, что о сказкахъ говорить можно лишь въ приложеніи къ его рѣчамъ—ни мало не обоснованномъ плодѣ его барской фантазіи, фантазіи празднаго человѣка,—а
’) Трудно себѣ и представить, сколько несуразностей, единственныхъ въ своемъ родѣ и неподражаемыхъ, наговорили въ посвященномъ Толстому „собраніи“ гг. Мережковскій, Михаилъ Семеновъ, а также многіе другіе! Академистъ г. К. заявилъ, что „еслибъ православная Церковь нашла возможнымъ совершить погребальный обрядъ надъ Толстымъ, то она должна-бы составить особый чинъ погребенія для сего случая, ибо въ виду великой святости Толстого тотъ чинъ, которымъ вообще погребаютъ православныхъ, не могъ быть совершенъ надъ Толстымъ, настолько къ величайшей святости сего мертвеца неприложимы тѣ покаянныя пѣснопѣнія, которыя содержатся въ погребальномъ чинѣ“... („Колоколъ“: 1912 г., 10-е февр., Jö 1753). Просто невѣроятная дичь и безсмыслица! Не могу даже повѣрить, чтобъ все это говорилъ г. Посему и не называю его фамиліи полностью... Однако, до чего мы дожили? Дальше идти некуда...
не къ повѣствованіямъ св. Евангелій, не къ ученію Церкви православной, на св. Евангеліяхъ покоящемуся и во всѣхъ своихъ частностяхъ разумно-аргументированному...
Все, что повѣствуется въ Евангеліи святомъ объ «Іоаннѣ Крестителѣ», его «зачатіи, рожденіи»..., аттестуется Толстымъ— какъ «легенды» (Толст. «Излож. Еванг.», стр. 212—213). Тѣмъ болѣе графъ не можетъ примириться съ евангельскимъ разсказомъ о крещеніи Господнемъ,—что «отверзлись небеса», что былъ слышенъ «гласъ съ небесъ глаголющій»... (Матѳ. Ill, 16—17)... «Что можетъ быть безсмысленнѣе того»,—спрашиваетъ онъ,—«что небо открылось и оттуда послышался голосъ» (Толст. « Что такое релт.», стр. 19)? «Нельзя вѣрить», говоритъ онъ же, «что разверзлись небеса, которыхъ для насъ уже нѣтъ» (Т. «Обращ. къ духов.», стр. 40—41)... Все, что не вмѣщается въ голову недалекаго россійскаго «мудреца-фило-софа», то и является-де «безсмысленнымъ»... Что проповѣдуется новѣйшими, обычно слишкомъ скоропреходящими, теоріями, то-де лишь одно и истинно! «Для насъ»,—видите ли,— небесъ «уже нѣтъ»... Еще бы! Но, во всякомъ случаѣ, преисподняя-то, адъ-то съ Веельзевуломъ еще остались и для Толстого!
Дальнѣйшія событія въ жизни Спасителя нашего, въ родѣ искушенія Его отъ діавола въ пустынѣ (Матѳ. IV, 1—11), Толстымъ понимаются въ обычномъ для него смыслѣ: «разговоръ съ діаволомъ»—«сказка» (Т. «Обращ. кг дух.», стр. 30). «Писатель», т. е., евангелистъ, здѣсь «заставляетъ говорить Христа съ самимъ соб?»ю»,—поучаетъ графъ,—«и опъ называетъ одинъ голосъ—голосомъ Іисуса Христа, а другой-то діаволомъ, т. е., обманщикомъ, то искусителемъ»... «Слова, приписываемыя искусителю»,—по Толстому,—«выражаютъ только голосъ плоти»—не больше. «Всѣ искушенія суть »-де «самыя обычныя выраженія внутренней борьбы, повторяющейся въ душѣ каждаго человѣка»—и только... (Толст. «Излож. Еванг.», стр. 125—130)... Почему такъ,—а не иначе...,—почему ясное повѣствованіе евангельское объ этомъ, событіи въ жизни Спасителя должно быть понимаемо въ толстовскомъ смыслѣ, въ противоестественномъ...,—остается загадкой. Ясно лишь одно то, что, ставъ на такую «произвольную» точку зрѣнія, можно легко перетолковать всю исторію такъ, какъ хочется кому угодпо (пресловутый Шишко у всѣхъ еще «предъ глазами»...)<—можно даже и графа Толстого, пожалуй, превратить въ «христіанина»
и чуть ли не въ «послѣдняго», послѣ котораго христіанъ уже и не осталось на свѣтѣ (см. мою статью: «Послѣдній христіанинъ»: «Церковн. Вѣсти., 1911 г., №«№ 5—6)... Все молено доказать, кромѣ... одной «правды», но «эти» господа развѣ ею интересуются?..
Уже заранѣе можно ждать, что Толстой станетъ отрицательно относиться къ многочисленнымъ чудесамъ Христовымъ и, пользуясь своимъ методомъ безусловнаго произвола въ дѣлѣ истолкованія яснѣйшихъ евангельскихъ повѣствованій, передѣлаетъ по своему даже то, искаженіе чего, казалось бы, безусловно невозможно... Все это и видимъ..., къ сожалѣнію, хотя и не къ удивленію...
Толстой увѣряетъ, что и «духовенство» «не вѣритъ» въ чудеса» (cp. Т. «Обращ. къ дух.». стр. 43...)... «Человѣкъ», по словамъ графа, якобы «не будетъ въ состояніи» даже и «познать ученіе Христа, если не освободится отъ вѣры въ чудесное, въ сверхъестественное»,—если не станетъ «признавать за ложь все то, что неестественно», что «противорѣчитъ разуму», что отсюда является лишь «людскимъ обманомъ», ка-ковы-де всѣ чудеса, о коихъ рѣчь—«въ библіи, въ евангеліяхъ, въ буддійскихъ, магометанскихъ, таосійскихъ и другцхъ книгахъ»... (Толст. «Хр. уч.», стр. 78—79). Все—-въ одну массу: и евангельскія чудеса, и «буддійскія» сказки и т. п. Только интересно было бы знать, о какихъ буддійскихъ чудесахъ графъ говоритъ? Вѣроятно, свѣдѣнія Толстого о буддизмѣ, магометанствѣ, таосизмѣ... слишкомъ «завидны»!..»
Чудеса Христовы графъ называетъ «сказкой»—и конецъ! «Сказка»: «превращеніе воды въ вино»,—«сказки»: «хожденія по водѣ», «исцѣленія», «воскрешенія людей» и пр. (Толст. «Обращ. къ духов.», стр. 30—31)...,—всѣ вообще чудесныя явленія Господни (стр. 31)..., какъ нѣчто не-примиримое съ «требованіями разума» (ibid., стр. 31—32), т. ѳ., графскаго, а не человѣческаго вообще... Напр., Господь исцѣлилъ «женщину, восемнадцать лѣтъ имѣвшую духа немощи» («она была скорчена и не могла выпрямиться»)... (Лук. XIII, 11—17). Фактъ исцѣленія былъ на-лицо и произошелъ быстро, мгновенно. Господь «возложилъ руки,—и» женщина «тотчасъ выпрямилась»... (ст. 13). «Начальникъ синагоги» выразилъ «негодованіе» на ТО, «ЧТО Іисусъ исцѣлилъ»—г&ератеоогѵ (стр. 14)... А Толстой поясняетъ: «Іисусъ сталъ лѣчить ее» (Т. «Изложен. Евангелія, стр. 7). Аористную форму глагола переводить такъ,
какъ это сдѣлалъ графъ, не станетъ, конечно, и гимназистъ, хоть сколько-нибудь изучавшій греческій языкъ (къ сожалѣнію, послѣдній и въ гимназіяхъ подвергнутъ гоненіямъ!). Не говоримъ уже о томъ, что графскій переводъ стоитъ въ противорѣчіи со всѣмъ ходомъ рѣчи евангельской... Но что графу до противорѣчій? Если станемъ «настоящее время» переводить «будущимъ» и наоборотъ,—«совершенный видъ» несовершеннымъ и т. д., смотря по нашему личному желанію, тогда, г. графъ, между оригиналомъ и переводомъ не останется уже рѣшительно ничего общаго, никакихъ точекъ соприкосновенія...
Для спасенія человѣческаго рода Господь пострадалъ отъ нечестивыхъ іудеевъ и вкусилъ крестную смерть.
Толстой никакъ не можетъ уяснить себѣ ни прародительскаго грѣхопаденія, ни его значенія, усвояемаго ему въ христіанствѣ, ни искупительнаго смысла Христовыхъ страданій и смерти крестной... Все ученіе христіанское представляется графу и страннымъ, и безсмысленнымъ, и даже «безнравственнымъ»...
«Что можетъ быть безнравственнѣе того ужаснаго ученія, по которому Богъ, злой и мстительный, наказываетъ всѣхъ людей за грѣхъ Адама и для спасенія ихъ посылаетъ своего сына на землю, зная впередъ, что люди убьютъ его»... (Толст. «Что такое религія»..., стр. 19)? Не привыкшій отступать даже и предъ богохульствомъ и обычно съ легкимъ сердцемъ издѣвающійся надъ всѣмъ, что выше его пониманія, Толстой, какъ видите, вѣренъ себѣ и здѣсь: и «ужасное ученіе», и сверхъ-безнравственное, ад «злой, мстительный Богъ», и пр.!.. Его не смущали, повидимому, такія обычныя явленія, какъ наслѣдственная—безспорная передача отъ предковъ даже къ отдаленнымъ потомкамъ различнаго рода болѣзненныхъ предрасположеній, даже самыхъ ужасныхъ, заставляющая страдать невинныхъ дѣтей, внуковъ... за грѣхи отцовъ, дѣдовъ и т. д. Онъ не взялъ на себя труда хотя бы немного вдуматься въ раскрытіе христіанскою Церковью догмата объ искупленіи,— подробностей и частностей его... Для него—графа—оказалось достаточно лишь одного: разъ онъ не понялъ, хотя и не употребилъ необходимыхъ для разъясненія дѣла средствъ,—и все прочь, все въ сторону, какъ негодное, безнравственное... Не таковы ли, напротивъ, въ данномъ случаѣ его собственные пріемы?.. «Ни—одинъ свѣжій, взрослый образованный человѣкъ»,—видите’ ли,—«не только не повѣритъ вамъ» (т. е .
духовенству), «но или засмѣется, или приметъ васъ за душевно-больного, услышавъ ваши разсказы» о «грѣхѣ Адама и искупленіи отъ него людей смертью сына Бога» .(Толст. «Обращ. къ духов.», стр. 46)... Такъ обычно аргументируетъ графъ: всюду у него лишь «душевно-больные», всюду у него лишь вещи, достойныя одного «смѣха»..., гдѣ только не хватаетъ его пониманія или даже маленькаго хотя бы желанія понять то, о чемъ онъ пишетъ... Кто вѣритъ въ ученіе о «грѣхопаденіи, Адама»..., «для такого человѣка требованія разума уже не обязательны» (стр. 31), какъ и для того, кто вѣритъ въ «искупленіе рода человѣческаго кровью Христа» (стр. 32), «въ искупительную для людей жертву его смерти» (стр< 31)... Почему, однако...,—это могъ бы сказать только графъ Толстой, которому съ безконечно большимъ правомъ можно было бы отвѣтить, что совсѣмъ «не обязательны требованія разума» для тѣхъ, кто сколько-нибудь можетъ убѣждаться безтолковыми графскими рѣчами...,—для тѣхъ именно, а не для кого-либо иного. «Искупленіе грѣха Адамова» «кровью» Христовою Толстой ставитъ на одну линію съ такими бреднями, какъ та, что «Будда улетѣлъ на небо», что «Магометъ леталъ на седьмое небо» и т. д. (Т. «Христ. уч.->, стр. 68... Ср. «Обращ. къ духов.», стр. 36 и др.)... Почему...,— однако,—это никому неизвѣстно. Не знаетъ этого, конечно, и самъ Толстой.
Несомнѣнно считая Господа нашего за своего личнаго врага (иначе не понять толстовскаго отношенія къ Спасителю), графъ не можетъ спокойно и сколько-нибудь приличнымъ не христіанину ужъ, а хотя бы культурному вообще человѣку, языкомъ говорить объ Его—Іисуса Христа—страданіяхъ и крестной смерти... «Богъ... наказалъ за» Адамовъ грѣхъ «всѣхъ людей, а потомъ послалъ своего сына... на землю съ тѣмъ, чтобы его тамъ повѣсили! Это самое повѣшеніе и служитъ для людей средствомъ избавленія отъ ихъ наказанія за» тотъ «-грѣхъ»... {Толстого: «Неужели это такъ надо?» Изд. « Своб. Слова», Л? 45. А. Tchertkoff. Christchurch, Hants, England. 1901. Стр. 26). И языкъ, и догматствованіе— одно другого стоитъ! «Повѣсили», «повѣшеніе»...—и только! Господь и явился «на землю» «съ тѣмъ, чтобъ Его повѣсили»— и конецъ! Коротко и просто..., но безконечно глупо. Или еще перлъ толстовскаго «художественнаго» языка, толстовскаго «глубокаго» богословія: «1800 лѣтъ тому назадъ явился какой-то
нищій и что-то наговорилъ. Его высѣкли и повѣсили»... (Толст. Изложеніе Еванъ.», стр. 119). «Какой-то нищій»...,— «что-то наговорилъ»,—«высѣкли», «повѣсили»!.. Невозможно и догадаться, что рѣчь идетъ но о другомъ комъ-либо, а о Самомъ безцѣнномъ для насъ Господѣ нашемъ Іисусѣ Христѣ!.. Вѣдь и злѣйшій и богохульнѣйшій языкъ, кажется, не могъ бы сказать ничого болѣе циничнаго, болѣе діавольскаго! Про какого-нибудь Будду, про какого-либо Магомета... и самъ яснополянскій хульникъ никогда такъ гнусно не выражался... До чего же онъ опустился? До какой сатанинской злобы дошелъ?.. Безпримѣрныя страданія Господни, Его крестная смерть—все это безконечно трогало даже язычниковъ, привело въ содроганіе даже природу, даже ее...,—а этотъ «христіанинъ» яко бы Толстой какой-то, какой-то безбожникъ, какой-то, по собственному его сознанію, развратникъ и циникъ... только глумится, глумится хуже Юліана Отступника, старается найти въ своемъ «художественномъ»—извощичьемъ лексиконѣ самыя отборно-бранныя слова: «нищій», да еще «какой-то», «что-то» (вѣдь это извѣстно какъ будто-бы всему міру!) «наговорилъ» (какъ первый встрѣчный уличный ораторъ!), «высѣкли»... (Толстого высѣчь, дѣйствительно, стоило бы!), «повѣсили»!.. Какъ еще не отсохла нечестивая толстовская рука, когда рѣшилась вывести на бумагѣ подобныя безпримѣрно-богохульныя ругательства?! Во-истину долготерпѣливъ Господь!
Іисусъ Христосъ умеръ на крестѣ... Съ этимъ все, по Толстому, и окончилось. Ничего дальше и не было. Точка— и конецъ всему (см. Толст. <Излож. Еванъ.», стр. 103.— Толст. «Жизнь и ученіе Іисуса». Изд. 2-е «Своб. Слова», Л» 34. А. Tchertkoff. Christchurch, Hants, England. 1903. Стр. 27). Толстой, судя о другихъ людяхъ по себѣ, убѣжденъ, что и представители христіанской Церкви «не вѣрятъ въ воскресеніе Христово» (Толст. «Обращ. къ духов.», стр. 43), послѣдовавшее въ 3-й день послѣ крестной смерти Снасителя. Это «воскресеніе» графъ называетъ излюбленнымъ имъ словомъ: «сказка» (стр. 30). Ему такъ.хочется, чтобъ дѣйствительное и документально засвидѣтельствованное событіе всѣ считали сказкой, что ради достиженія цѣли не церемонится и съ очевидцами воскресшаго Господа. «Другіе говорили»,— читаемъ у него,—«что они видѣли самого умершаго учителя» (т. е., воскресшимъ). «Они выдумывали то, чего никогда не было, и лгали»/... (Толстоъо «Возстановленіе ада»—«легенда»у
Спб. 1905 г. «Серія сочиненій, бывшихъ подъ запретомъ въ Россіи»; № 2. Стр. 7). Вы говорите, что видѣли то-то и то-то,—а графъ Толстой, которому это непріятно, голословно заявляетъ вамъ, что «выдумываете», что «лжете»...—и конецъ опроверженіямъ! He-дурны пріемы! Въ другой разъ Толстой говорилъ: «явленіе Ѳомѣ и десяти человѣкамъ и потомъ пятистамъ никакъ не могло убѣдить въ этомъ другихъ, тѣхъ, которые не видѣли этого воскресенія». «Ученики только разсказывали про воскресеніе»,—продолжаетъ графъ,—«а разсказывать можно все»... (Толст. «Изложеніе Евангел., стр. 207)... На какомъ основаніи подозрѣвается правдивость учениковъ Христовыхъ, неизвѣстно. Неизвѣстно, почему имъ приписывается способность «разсказывать все», что вздумалось бы, т. е., даже и ложь. Кажется, они ничѣмъ не заслужили такого низкаго о себѣ мнѣнія. Окружавшіе, напротивъ, знали объ ихъ добросовѣстности и правдивости и потому вѣрили ихъ разсказамъ,—убѣждались,—тѣмъ болѣе, что разсказывали не одинъ, не два—три человѣка, а цѣлая масса лицъ, которыя, какъ бы на нихъ ни смотрѣть, но могли же всѣ лгать... А чего стоитъ языкъ графа: «Ѳомѣ» (почему бы не прибавить: «Апостолу»?) «и десяти человѣкамъ» («человѣкамъ — и только!..)...,— «выдумывали», «лгали».,.? Итакъ, «воскресеніе» Христово—это нѣчто такое, по графу, «чего понять нельзя». И Толстой не жалѣетъ словъ своего «художественнаго» (!) лексикона, чтобъ, за неимѣніемъ другихъ доказательствъ,, хотя бы этимъ оружіемъ отстоять свою фальшивую точку зрѣнія: «чудо воскресенія», по графу, «прямо противно ученію Христа», Который-де «прямо отрицалъ воскресеніе»... (Т. «Излож. Еванг.і>, стр. 208). Всо у Толстого «прямо», да «прямо», а въ итогѣ выходитъ только и только криво, да лживо: графъ почему-то (приписывая Іисусу Христу то, чего Господь никогда и не говорилъ, т. е., напр., не «отрицалъ воскресенія»...) забываетъ о томъ, что Самъ же Спаситель предсказалъ Свое воскресеніе (какъ-же оно послѣ этого могло быть «противно ученію Христа», да еще «прямо»?..): Мрк. XIV, 58; Іоанн. И, 19; Матѳ. XXVI, 61, — XXVII, 40; Мрк. XV, 29... Евангельское повѣствованіе «о воскресенія» Христовомъ,—увѣряетъ Толстой, — есть «легенда»; «воскресеніе — событіе, выдуманное» де «безъ всякаго основанія» {Толст. «Излож. Ев.», стр. 209)... «Легенда есть ложь» (стр. 210) (ср. стр. 213)... и т. д. Такихъ голословныхъ заявленій
у графа—сколько угодно, но цѣна ихъ—нуль съ минусомъ— не больше. Чтобы понять смыслъ и значеніе воскресенія Христова, графъ прочиталъ бы хоть 1 Коро. XV... Самому же ему съ его испорченнымъ умомъ, съ его безконечною тенденціозностью..., конечно, не добраться до истины... Горе-богословъ! Горе-экзегетъ безъ знанія даже элементовъ греческаго языка! Но—съ апломбомъ первѣйшаго филолога!.. Отчего-бы, г. Е., не придумать для графа и особой ученой степени («doctissi-mus»...)?
Не понимая смысла «воскресенія» Господня, Толстой естественно (съ его точки зрѣнія) не понялъ и того, что произошло затѣмъ до «вознесенія» Христова,—не уразумѣлъ смысла Господнихъ явленій, наставленій, обѣтованій...,—всего того, что Господь считалъ необходимымъ сдѣлать, чтобъ завершить Свою божественную миссію на землѣ... Посему графъ и говоритъ: «воскресить-то... воскресили» «писатели» (своими «выдумками»), «но заставить его что-нибудь сказать и сдѣлать достойное его— не сумѣли» {Т. «Излож Ев.», стр. 208)... Что Господь послалъ Своихъ учениковъ «проповѣдывать Евангеліе всей твари», присоединивъ слова: «кто будетъ вѣровать и креститься, спасенъ будетъ; а кто не будетъ вѣровать, осужденъ будетъ,— что «увѣровавшіе» «будутъ изгонять бѣсовъ именемъ» Христовымъ, не потерпятъ вреда ни отъ «змѣй», ни отъ «смертоноснаго» яда, будутъ исцѣлять «недужныхъ»... (Марк. XVI, 15—18) (Матѳ. XXVIII, 19—20. Лук. XXIV, 47. 49... Іоанн. XXI, 15—23...) и пр. и пр.,—все это въ глазахъ Толстого, очевидно, не имѣетъ никакого значенія, если этотъ кумиръ безбожниковъ и безпримѣрный циникъ позволяетъ себѣ спрашивать: «для чего же было воскресать, чтобы только сдѣлать и ■сказать всѣ эти глупости?» и нр. {Т. «Изл. Ев.», стр. 208)... Все,—видите-ли,—у Толстого—«глупости»..., что не подходитъ къ его низменной точкѣ зрѣнія,—что превышаетъ его пониманіе,—все, кромѣ тѣхъ колоссальнѣйшихъ несуразностей, какія онъ изрекаетъ бездоказательно и голословно на каждомъ рѣшительно шагу... Для христіанъ же’ дѣло представляется совсѣмъ инымъ: и чрезвычайно важнымъ, и весьма необходимымъ, такъ-какъ, по ихъ представленію, «Іисусъ Христосъ по воскресеніи Своемъ» «въ теченіе 40 дней» «продолжалъ учить Апостоловъ тайнамъ царствія Божія. Дѣян. 1,3» («Еапгнхггз.»— О пятомъ членѣ»)...
Исполнивъ Свое божественное дѣло на землѣ, Господь нашъ
Іисусъ Христосъ «вознесся на небо и возсѣлъ одесную Бога» (Марк. XVI, 19).
Толстой, отрицающій «воскресеніе» Христово, разумѣется, тѣмъ болѣе неблаговолительно относится и къ факту «вознесенія» Господня. Прежде всего, графъ,, при его особой нравственной безтактности, вмѣсто термина: «вознесся» обычно употребляетъ: «улетѣлъ» (см., напр., Т. «Излож. Еванъ.», стр. 207...), подобно тому, какъ вмѣсто: «крестится» онъ говоритъ: «выкупается» (ibid.) и нр. Затѣмъ о самомъ «вознесеніи» Господа онъ заявляетъ, что «это—выдуманное ненужное чудо» (ibid.). Почему «выдуманное»..., когда оно засвидѣтельствовано св. Евангелистами (Марк. XVI, 19; Лук. XXIV, 51. Дѣян. I, 9—10, 11)..., это неизвѣстно, конечно... Почему оно— «ненужное» послѣ того, какъ Господь окончилъ на землѣ Свое искупительное дѣло, ради котораго воплотился... и пр. (ср. Ефес. IV, 10),—это опять остается неизвѣстнымъ никому, кромѣ графа,—да и онъ, разумѣется, здѣсь, какъ въ предыдущемъ и въ другихъ случаяхъ, не отдаетъ себѣ самъ отчета въ своихъ словахъ... и говоритъ на-вѣтеръ, лишь бы что-либо сказать противъ Господа нашего Ісуса Христа... Ну, развѣ не безумный лай—слова графа: «что можетъ быть безсмысленнѣе того, что... Христосъ улетѣлъ на небо»... (Т. «Что такое религія?»... Отр. 19)? Развѣ не единственное въ своемъ родѣ упрямство злого человѣка утверждать, не смотря ни на что, не смотря на факты, (ясно и основательно засвидѣтельствованные, что «улетаніе» (!) Господа «нанебо»—«сказка» {Толст. «Обращ. къ духов.», стр. 30)? И напрасно богохульникъ яснополянскій навязываетъ «духовенству» свое собственное невѣріе, невѣріе празднаго барина, отъ бездѣлья занявшагося чесаніемъ языка,— напрасно утверждаетъ, что будто бы христіанское ученіе о вознесеніи «не имѣетъ никакого смысла» для представителей Церкви (стр. 40...), которые-де, посему, и не вѣрятъ будто бы въ него (ibid.: см. также стр. 43...). На каждомъ шагу онъ доказывалъ и доказываетъ, что читать въ чужой душѣ—увы!— не въ состояніи. Тоже и здѣсь. Вмѣсто того, онъ лучше бы сдѣлалъ, еслибъ повнимательнѣе читалъ слово Божіе, толковать которое непризванный и непризнанный взялся и которому навязываетъ все, что только вздумается. Вотъ одинъ изъ безчисленныхъ примѣровъ. «Лука упоминаетъ... о вознесеніи при 500 человѣкахъ» {Толст. «Излож. Еванъ.», стр. 206)... Откуда взялъ этихъ 500 лицъ графъ Толстой? Выдумалъ, конечно,—
какъ поступалъ онъ и въ другихъ случаяхъ. Солгать для него не стоитъ ничего. Вотъ и вѣрьте ему,—его категоричнымъ и безапелляціоннымъ утвержденіямъ... Но «безсмысленнѣе» ихъ трудно и выдумать , что-либо, дѣйствительно не считающееся съ «требованіями разума»... Да! Горе съ экзегетами, не умѣющими читать по печатному и выдумывающими 'цѣлыя сотни людей (въ данномъ случаѣ 500)...
А Толстой продолжаетъ свое кликушество неизмѣнно и дальше. «Что можетъ быть безсмысленнѣе того, что... Христосъ..., сидитъ... гдѣ то одесную отца» (Т. «.Что такое религія?..». стр. 19)? Что «Христосъ»,—продолжаетъ свои богохульства графъ,—«придетъ оттуда» (съ неба) «судить воскресшихъ,— не имѣетъ» будто бы для представителей Церкви «никакого смысла»... (Толст. »Обращ. къ духов.», стр. 40)... Разъ Іисусъ Христосъ—Сынъ Божій,—разъ Онъ, выполнивъ Свое искупительное дѣло на землѣ, возвратился на небо, то гдѣ же Ему и пребывать, какъ не вмѣстѣ съ Отцомъ? Если люди всѣ воскреснутъ, то развѣ не естественно говорить о судѣ надъ ними,—развѣ не естественно потребовать отъ нихъ отчета въ ихъ поведеніи,—развѣ не безсмысленно было бы, наоборотъ, предполагать, что, по воскресеніи, на одну линію будутъ поставлены и добрые, и злые?.. И кому же блилсайшимъ образомъ всего естественнѣе судить ихъ, какъ не пострадавшему за нихъ, какъ не искупившему ихъ Христу?.. Въ концѣ коп-цовъ «смысла» обычно не оказывается лишь въ словахъ и утвержденіяхъ яснополянскаго циника и богохульника..., но не въ ученіи Евангельскомъ? не въ ученіи православной Христовой Церкви... Такъ-то!
Хорошъ, однако, членъ Христовой Церкви—Толстой! Хорошъ христіанинъ! И развѣ, уча такъ, онъ давно не вычеркнулъ себя изъ «христіанскаго» общества самъ? Развѣ еще возможны здѣсь какія-либо солидныя недоумѣнія, возраженія, гг. толстофилы?!
4) Не признающій Личнаго Бога, глумящійся надъ Іисусомъ Христомъ... яснополянскій хульникъ называетъ «лжеучителями» представителей Христовой Церкви, учащихъ о
3-мъ Лицѣ (отрицаемой Толстымъ Пресвятой Троицы)—Св. Духѣ, объ Его «сошествіи на Апостоловъ»... («Поли. собр. соч. Толст.»; изд. Герцика\ Спб. 1907 г., т. II, стр. 16.—«Воз-стан. ада», стр. 7). Говоря, «что на нихъ сошли огненные языки», Апостолы-дѳ «выдумывали то, чего никогда не было,
и лгали»... (*Возст. ада»: loco eit )-. Разъ Толстому не нраг вится ясное ученіе слова Божія о «сошествіи Св. Духа» (Дѣян. Апост., гл. 2), онъ, оставаясь себѣ вѣрнымъ, и спѣшитъ за помощью къ своему извощичьемулексикону: «выдумывали»..., «лгали»... Выругался и—конецъ! Какія еще нужны доказательства для опроверженія того, во что милліоны людей вѣрили и вѣрятъ вотъ ужъ девятнадцать вѣковъ? *)
Профессоръ А. Бронзовъ. * 24
*) Окончаніе слѣдуетъ.
24
САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ДУХОВНАЯ АКАДЕМИЯ
Санкт-Петербургская православная духовная акаде-мия — высшее учебное заведение Русской Православной Церкви, готовящее священнослужителей, преподавателей духовных учебных заведений, специалистов в области бо-гословских и церковных наук. Учебные подразделения: академия, семинария, регентское отделение, иконописное отделение и факультет иностранных студентов.
Проект по созданию электронного архива журнала «Христианское чтение»
Проект осуществляется в рамках компьютеризации Санкт-Пе-тербургской православной духовной академии. В подготовке элек-тронных вариантов номеров журнала принимают участие студенты академии и семинарии. Руководитель проекта — ректор академии епископ Гатчинский Амвросий (Ермаков). Куратор проекта — про-ректор по научно-богословской работе священник Димитрий Юревич. Материалы журнала готовятся в формате pdf, распространяются на DVD-дисках и размещаются на академическом интернет-сайте.
На сайте академии
www.spbda.ru
> события в жизни академии
> сведения о структуре и подразделениях академии
> информация об учебном процессе и научной работе
> библиотека электронных книг для свободной загрузки
