CC BY
88
Вестник Челябинского государственного университета. 2011. № 9 (224). История. Вып. 44. С. 37-43.
М. М. Леонов
ДОВЕРИТЕЛЬНО-ПАТЕРНАЛИСТСКИЕ ОТНОШЕНИЯ В ПОЛИТИЧЕСКИХ САЛОНАХ ПЕТЕРБУРГА КАК ИНСТРУМЕНТ ЛОББИРОВАНИЯ КАРЬЕРНЫХ ИНТЕРЕСОВ БЮРОКРАТИИ. РУБЕЖХ1Х-ХХВЕКОВ
Статья посвящена проблеме установления доверительных отношений между патронами и посредниками в петербургских салонах рубежа веков. Основываясь на материалах переписки, автор очертил стратегии репрезентации хозяев салонов, исследовал их методы воздействия на эмоциональную сферу корреспондентов. Автор пришел к заключению, что доверительные отношения были в равной степени необходимы обеим сторонам: они открывали заманчивые перспективы взаимовыгодного сотрудничества между представителями власти и образованного общества.
Ключевые слова: доверие, посредник, патрон, клиент, салон, протежирование, карьера,
корреспонденция, бюрократия, неформальные
Взаимодействие общества и власти относится к числу наиболее значимых проблем истории России второй половины XIX - начала XX в. Российская власть не заботилась о своем публичном обосновании и не искала взаимопонимания с политически активным обществом. В пореформенную эпоху она, в целом, сохраняла патриархальные черты. Между тем, растущее социальное напряжение, подогретое распространением враждебных самодержавию политических учений, подталкивало к изменениям традиционной модели управления страной. Игнорировать общественное мнение становилось невозможно.
Смена политической конъюнктуры открыла новую главу в истории салонов. Отдельные гостиные приобрели явно выраженную политическую окраску. Они выступали центрами кристаллизации общественного мнения, выдвигали кандидатуры на руководящие должности, стремились к участию в формировании курса правительственной политики. Представители администрации стали частыми гостями в салонах. Их контакты с так называемой «общественностью» осуществлялись на неформальном уровне, посредством межличностной коммуникации.
В отечественной и зарубежной историографии имеются работы, фрагментарно освещающие деятельность салонов и кружков, главным образом, в связи с придворными интригами и назначениями на министерские по-сты1. В этих исследованиях установлены факты сотрудничества видных должностных лиц
связи.
с различными общественными объединениями. Достижения историографии прежних лет позволяют поставить задачу комплексного изучения взаимодействия тех представителей власти и образованного общества, которые были интегрированы в салонные сети.
Рассмотрим, как выстраивались отношения наиболее влиятельных членов локальных сетей: с одной стороны, хозяев салонов, с другой - правительственных чиновников и видных общественных деятелей. Объектом изучения станут салоны, принимавшие участие в политической жизни страны и имевшие прочные связи с чиновниками высшего звена. Основное внимание будет отдано тем приемам, с помощью которых посредники и патроны (хозяева салонов и наиболее значимые посетители) устанавливали контакт и выстраивали доверительные отношения.
Салоны привлекали государственных служащих как популярные площадки для отдыха и интеллектуального досуга, но вместе с тем - и как источники новых знакомств. Интеграция в локальную сеть позволяла им приобщиться к сетевым ресурсам, которые отличались разнообразием: хозяева салонов могли переписываться с императором, поддерживать дружеские отношения с министрами, владеть самой свежей информацией из тайников правительственного мира, издавать газеты и иную печатную продукцию. Как следствие, чиновник, наладивший контакт с хозяином престижного салона, мог обрести существенные преимущества перед сослуживцами: влиятельные «друзья» были
в состоянии порекомендовать его вниманию высокого начальства, защитить от критики, оказать материальную поддержку. Сила локальной сети сказывалась и в том, что вовлеченные в нее люди, действуя сообща, могли существенно осложнить жизнь любому противнику. Политические салоны были приютом многих публицистов, которые разворачивали газетные кампании, направленные на дискредитацию того или иного должностного лица. Боязнь информационных атак, а в отдельных случаях - желание погасить начавшуюся травлю, также подталкивали чиновников к сотрудничеству.
В Петербурге рубежа веков существовало несколько политических салонов, центров притяжения правительственных чиновников. Первые места в этом ряду занимали собрания у князя В. П. Мещерского, генерала Е. В. Богдановича, графа Н. П. Игнатьева, сенатора А. А. Татищева. Время от времени там появлялись министры и другие высокопоставленные особы. В частности, в салоне Е. В. Богдановича в разное время бывали министр внутренних дел В. К. Плеве, дворцовый комендант В. А. Дедюлин, военный министр В. А. Сухомлинов, министр двора В. Б. Фредерикс и др.; в салоне князя В. П. Мещерского гостили министр финансов И. А. Вышнеградский, министр внутренних дел И. Н. Дурново, государственный контролер Т. И. Филиппов. Обращает на себя внимание тот факт, что высокопоставленные чиновники зачастую не ограничивались посещением одного салона. Одни и те же лица бывали у В. П. Мещерского, Н. П. Игнатьева и А. А. Татищева2.
Возможность повстречать министра привлекала в салоны чиновников рангом пониже. Так, А. А. Половцов в своем дневнике рассказал историю о пермском губернаторе
В. В. Лукошкове, который приезжал в столичный салон с целью завязать знакомство с министром И. А. Вышнеградским и добился желаемого3. Частыми гостями салонов являлись черниговский губернатор А. К. Анаста-сьев и пензенский губернатор А. А. Татищев.
Обстановка застольной беседы располагала к неформальному общению куда больше, чем атмосфера служебного кабинета. Практика оказания взаимных услуг сплачивала завсегдатаев салонов. Получив поддержку, некоторые из посетителей делали блестящую карьеру. С. Ю. Витте начал посещать столичные салоны накануне своего стремительного
взлета. Поначалу «элегантные сановники» косились на его «длиннополый, неуклюжий сюртук провинциала»4. Став министром, Витте сам превратился в приманку для гостей салонов.
Подчеркну: сам факт присутствия высокопоставленного чиновника в салоне, при всей его важности, еще не был свидетельством интеграции нового патрона в локальную сеть. Для организации успешного сотрудничества требовалось, по определению Дж. Бойссвей-на, открытие «канала коммуникации», то есть установление особых, доверительных отношений между чиновником и лидерами салонного общества (чаще всего - хозяевами салона). Значение доверия в системе неформальных связей неоднократно отмечалось в историографии. В фундаментальном исследовании С. Айзенштадта и Л. Ронигера показано, что в основе отношений патроната лежал не только обмен ресурсами, но и удовлетворение потребности в доверии5. Поэтому изучение неформальных связей предполагает поиск ответа на вопрос о том, как доверие конструировалось в социальном порядке6.
Хозяева политических салонов были заинтересованы в вовлечении в свою сеть максимального количества правительственных чиновников, видных общественных деятелей, и шире, авторитетных и влиятельных людей. Если патрон демонстрировал заинтересованность в сотрудничестве, хозяин салона мог нанести ему визит вежливости и ожидать возвращения визита. При первом посещении салона желанного гостя окружали заботой и вниманием. Иногда для него проводили отдельное застолье в узкой кампании интересных людей. Современники отмечали, что хозяева искусно создавали раскрепощенную атмосферу. Особенно хорошо это удавалось женщинам. Так, супруга Е. В. Богдановича, Александра Викторовна, славилась своим радушием и умением очаровать самого требовательного гостя. Эта полная женщина ординарной внешности держалась в тени мужа и выглядела послушной исполнительницей его воли. Один из посетителей салона, товарищ министра внутренних дел В. Ф. Джунковский, по собственному признанию, «преклонялся» перед «святой женщиной», «удивительной по кротости и любви к ближнему», умевшей «согреть своей русской лаской и большого, и маленького человека»7. Очевидно, что цель хозяев состояла в том, чтобы сделать встречи
с нужным человеком регулярными, вовлечь его в орбиту салона. Поэтому его не донимали просьбами, не беспокоили по пустякам прежде, чем он станет «своим». Напротив, хозяева сами стремились оказать ему одолжение, если это было в их силах.
Радушие хозяев, зачастую, оказывалось маской, подходящей для деликатной процедуры установления контакта. В мемуарах современников есть указания на то, как через некоторое время магическое обаяние развеивалось. Тот же В. Ф. Джунковский констатировал, что разочаровался в А. В. Богданович, когда после ее смерти был частично опубликован ее дневник8. В чем было дело? Вряд ли здесь имела место личная обида: бывший товарищ министра упоминался в книге только раз, в нейтральном контексте. Вероятно, перед В. Ф. Джунковским открылась склонность «святой женщины» к накапливанию разного рода пикантных и компрометирующих сведений. А. В. Богданович предстала не добродушной хозяйкой, чей кругозор ограничивался заботами о муже и его гостях, но самостоятельной фигурой, манипулятором, держащим в руках два ценнейших ресурса локальной сети: информацию и связи.
Доверительные отношения, возникавшие между хозяевами салонов и их посетителями, не всегда были бескорыстны. Хозяин салона являлся, своего рода, предпринимателем, оперировавшим связями с людьми. Установление прочного психологического контакта с визави способствовало повышению эффективности его посреднической деятельности.
Для того, чтобы прочно привязать патрона к своему салону, одного гостеприимства было недостаточно. Необходимо было наладить взаимовыгодное практическое сотрудничество. Именно такое сотрудничество, в большинстве случаев, лежало в основе «дружеских», по виду, салонных отношений, именно оно побуждало стороны демонстрировать приязнь и доверие.
Рассмотрим в качестве примера отношения супружеской четы Богдановичей с издателем влиятельной газеты «Новое время» А. С. Сувориным. Сам род занятий Е. В. Богдановича побуждал щепетильно относиться к вопросам репутации. Если в русской, а тем более зарубежной периодике появлялись заметки
о его религиозно-патриотических брошюрах и картинах, это способствовало их лучшему распространению, помогало найти спонсо-
ров, наконец, привлекало общее внимание к семейству Богдановичей и делало их салон еще более популярным. Все это заставляло искать влиятельные знакомства в мире журналистики, и Александра Викторовна продемонстрировала незаурядные способности на этой ниве. Она поддерживала тесные связи с редакторами столичных газет и мастерски обеспечивала столь нужные отклики печати на работы ее мужа. Так, чтобы склонить к сотрудничеству издателя газеты «Гражданин» князя В. П. Мещерского, она распространяла подписку на это издание, ежегодно добавляя газете несколько десятков подписчиков9.
Желанными гостями салона Богдановичей стали многие известные журналисты, особое место среди которых занимал А. С. Суворин. Издатель «Нового времени» сделался близким другом семьи, вел обширную переписку с обоими супругами. Эта переписка свидетельствует, что поводом для обращения к Суворину мог служить выход из печати очередной брошюры или отзыв о ней высокопоставленного лица. Александра Викторовна акцентировала внимание корреспондента на том, что Александр III лично «благодарил»10 мужа, а Николай II высказывал «большое удовольствие» по поводу его трудов11. Ссылаясь на авторитеты, Богдановичи, в то же время, подчеркивали уважение к мнению Суворина. Редакция «Нового времени» значилась вторым номером в негласном списке рассылки брошюр, следом за Зимним дворцом. Отправляя Суворину свое очередное сочинение, Е. В. Богданович сообщал: «...первый экземпляр сей новинки представлен вчера пока 12
только государю»12.
Суворин, в свою очередь, шел Богдановичам навстречу. Источником, долгие годы питавшим его интерес к салону, была приватная информация о планах правительственной политики, кадровых вопросах, а также частной жизни отдельных лиц. Связи генерала Богдановича при дворе и министерствах позволяли ему в числе первых узнавать свежие новости; общительная и гостеприимная А. В. Богданович была в курсе множества столичных слухов.
Настоящим подарком для Богдановичей стала супруга А. С. Суворина, Анна Ивановна. Она неоднократно приезжала на обеды вместе с мужем. В отличие от тех салонов XIX в., где избранная женщина, хозяйка, царила в окружении мужчин, у Богдановичей
охотно принимали гостей с домочадцами. Создать по-настоящему семейную атмосферу помогала родственница А. В. Богданович, Лидия. А. И. Суворина близко сошлась с обеими женщинами. Теплые отношения между ними периодически подогревались подарками: корзинкой вина, индейкой, пудом яблок13. В письмах, адресованных А. И. Сувориной, хозяева салона не скупились на любезные выражения: «милая Анна Ивановна», «голубушка», «целую вас крепко», «душевно вас любящая А. Богданович»14. Столь трогательная забота была не совсем бескорыстна, однако просьбы об ответных любезностях, как правило, имели вид пустяков: узнать расположение духа издателя «Нового времени» или представить ему просителя.
Доверительные отношения с Анной Ивановной позволяли хозяйке салона быть в курсе домашней жизни издателя влиятельной газеты. Имеется документальное подтверждение того, что А. В. Богданович прибегала к услугам своей подруги в весьма деликатных вопросах. Так, однажды Анна Ивановна, получила письмо с просьбой «порыться на столе» А. С. Суворина и изъять одну рукопись15. Дело было серьезное: Анну Ивановну подбивали на хищение бумаг у собственного мужа. Разумеется, А. В. Богданович не могла не понимать, что толкает подругу на неприглядный поступок. В своем дневнике она прямо назвала «кражей» очень похожий эпизод с исчезновением документов со стола императора Вильгельма16. Однако деловые интересы заставляли забыть о щепетильности; в письме к Сувориной прозвучала обтекаемая формулировка «постарайтесь получить». Явный нажим («ради бога», «необходимо исполнить просьбу») побуждал Анну Ивановну к действию, а срочность дела (посыльному Павлу было приказано ожидать) не оставляла времени на размышления о моральной стороне вопроса. Удался ли план? Это весьма вероятно, несмотря на отсутствие ясных указаний в корреспонденции. В пользу этой гипотезы говорят сердечный тон следующего письма, дальнейшие обращения с личными просьбами, а также особое расположение хозяйки салона, которым А. И. Суворина пользовалась долгие годы. «Теперь в приеме мы делаем большие исключения, - писала А. В. Богданович после того, как ее муж перенес операцию, - но Вам, милая Анна Ивановна, двери наши откроют»17.
Итак, доверие человека, вовлеченного в салонную сеть, открывало колоссальные возможности для манипуляции. Вот почему хозяева салонов так стремились к конфиденциальным отношениям. Если А. В. Богданович имела основания ожидать, что А. И. Суворина будет действовать за спиною мужа в ее интересах, то логично предположить, что и другие члены локальной сети, связанные нитями доверия и партнерства, могли на время оставить в стороне формальные правила и ограничения, чтобы оказать личные услуги «друзьям».
Подтверждение этой гипотезы несложно отыскать в истории других салонов. Так, например, М. К. Морозова завела тесные, можно сказать, романтические отношения с министром А.В. Кривошеиным. «Вы были такая простая, милая, человечная», - писал Кри-вошеин, вспоминая одну из встреч с ней18. Морозова неоднократно обращалась к нему с просьбами, касавшимися устройства ее сына в Морской корпус, осуществления подготовленных ей изданий и т. д. Кривошеин охотно помогал во всем, не скрывая симпатии: «. мне было отрадно и дорого получить Ваши несколько слов вчера, слов сердечных и простых, которые проникают в душу и находят в ней <.> глубокий отклик»19.
Среди мужчин также находились мастера по выстраиванию отношений. В частности, князь В. П. Мещерский не скупился на сердечный тон и пылкие признания, переписываясь с гостями своего салона. Он «всей душою полюбил» С. Ю. Витте, признавался в «прочной любви» к В. К. Плеве и называл Д. С. Сипягина «главным интересом» своей жизни20. Себя самого Мещерский представлял в образе ранимого человека, «со своими идеальными мечтаниями и со своими страданиями»21. Надо отметить, что пространные «мечтания» и «страдания» занимали много места в его корреспонденции. На первый взгляд они кажутся пустыми, скучными длиннотами, разбавляющими содержательную часть письма, - однако при ближайшем рассмотрении обретают смысл и по-новому освещают характер контактов с высшей бюрократией. Растянутые на многие страницы рассказы о душевных терзаниях превращали деловое письмо в исповедь и тем самым подчеркивали доверительный характер корреспонденции.
Это хорошо видно на примере переписки с
С. Ю. Витте. При подчеркнуто близких и рав-
ных в целом отношениях В. П. Мещерский охотно льстил министру, изображал его в окружении «врагов и мнимых друзей», «непонятым одними, обманываемым другими, травимым третьими»22. Отнюдь не всегда «враги» назывались поименно; как правило, эксплуатировался собирательный образ. Зато о целях «врагов» говорилось прямо: «. врагам России и Государя нужно прежде всего Вас обессилить»23. Наперекор «врагам», Мещерский действовал в интересах «моего старого Витте» и предлагал себя в качестве лоцмана, способного указать правильный путь в мутной воде российской политики. Было бы опрометчиво принимать за чистую монету заверения Мещерского в том, что он пошел в советчики лишь ради Витте и «всецело думая» о нем. Похоже, что и сам Витте не заблуждался на этот счет; во всяком случае, в мемуарах он обвинял Мещерского в умении «подделываться». Объяснение декларациям дружбы и бескорыстной помощи надо искать, по-видимому, в том, что они делали общение более комфортным: вмешательство посредника в служебные дела министра, оформленное как забота о судьбе последнего, не выглядело оскорбительным.
Развивая отношения в доверительном формате, Мещерский охотно рассуждал о душевном мире своих корреспондентов. Он находил, что в Витте уживались два разных существа: «духовный человек» и функционер, исполняющий предписанную роль. Огромные возможности министра вели к обольщению властью и доминированию второй ипостаси над первой: «решительно все, что Вы выигрываете в славе и в успехе <.> как государственный человек, гнетет Вас как духовного человека, гложет Вас и жжет и потачивает в Вас жизнь человека»24. Мещерский считал себя союзником «духовного человека», иначе говоря, отводил себе место во внутреннем мире Витте, потаенном от тех, кто соприкасался с ним по службе. Он утверждал, что «официальный мир» полон «гадости и подлости людей», которые своим «духовным ядом» разрушают «духовный организм»; в отличие от прочих, он стремится лишь к бескорыстной роли «душевного собеседника» и надеется, что Витте оценит в нем друга25.
Общение в схожем ключе Мещерский практиковал и с другими корреспондентами, например, с министром внутренних дел Д. С. Сипягиным. Сипягин приходился ему
родственником, однако, когда Мещерский обращался к нему на «ты», он апеллировал скорее к дружеским чувствам, чем кровному родству. В одном из писем слышны отголоски знакомых фраз о двух мирах: «духовном» и «общественном». Мещерский сообщал, что в нем «создался культ» к «общественной личности» Сипягина. Этот культ окрасил переписку в сентиментальные тона: «.пока я для тебя был далеким приятелем, ты для меня, ничего не зная о моем духовном мире, в котором я жил, был одним из самых близких существ»26. Доверительный настрой, излучаемый письмом Мещерского, гармонично сочетался с признанием, передававшим суть его стремлений: «То, к чему я рвусь, не есть местечко в твоей гостиной, или в твоей столовой, или в твоем кабинете, а тихая услада, когда никого нет, кроме Бога над тобою, и твоего доброго гения при тебе, находить местечко в твоей душе, чтобы говорить о том, что правдиво и вовремя сказанное, может тебе пригодиться!»27
Основываясь на приведенных примерах, здесь будет уместно высказать несколько соображений о способе строительства каналов коммуникации и вербовки союзников. Искушенный посредник умел быстро сойтись с интересным ему человеком. Его действия могут быть интерпретированы как нарушение границ индивидуального пространства и вторжение в приватную сферу корреспондента. Главные усилия направлялись на преодоление барьера «официальности», с тем, чтобы раскрепостить партнера и перевести отношения на дружеские рельсы. Пользуясь плодами «дружбы», посредник мог расширять свою личную сеть, подыскивая в ведомстве «друга» места для протеже.
Фокусируя внимание на приемах посредника, важно иметь в виду, что «дружба» была немыслима как односторонний процесс. Если один из участников отношений не позволял перейти границы официального общения, «дружба» не клеилась. Это подводит к мысли, что чиновники, сближавшиеся с посредником, не были пассивными объектами воздействия, но предпринимали встречные шаги, сигнализировавшие об их готовности к сотрудничеству. Что же толкало их в салоны?
На мой взгляд, рациональным основанием для «дружбы» выступали обширные связи хозяев салонов в обществе и при дворе. Крупные чиновники были заинтересованы в
поиске союзников и получении свежей информации, что потенциально могло сделать их положение более стабильным; служащие низшего и среднего звена, а также посетители, не занятые на государственной службе, как правило, стремились обрести покровителя и добиться карьерного роста или иных благ. Манипулируя своими социальными связями, опытный посредник мог достичь впечатляющих результатов, ведь действовал он не в одиночку, а совместно с «друзьями». Чем больше влиятельных «друзей» удавалось вовлечь в локальную сеть, тем больше был кредит посредника и тем большую силу он обретал в мире неформальных отношений. Видимость могущества, в свою очередь, привлекала к нему новых знакомых.
Подведем итоги. К разряду самых ценных представителей салонной сети относились люди, которые добились успеха и признания на своем поприще или по праву рождения обладали высоким социальным статусом. Анализ корреспонденции хозяев салонов и крупных должностных лиц позволяет сделать заключение о том, что условием их успешного взаимодействия была интеграция в салонную сеть, осуществлявшаяся посредством открытия «канала коммуникации», то есть строительства доверительных отношений. Хозяева салонов стремились найти индивидуальный подход к своим корреспондентам, выявить и использовать их интересы, привязанности, слабые стороны. Расширение локальной сети за счет приобщения к ней нового патрона повышало престиж салона, привлекало в него новых посетителей и давало хозяину прекрасные возможности для реализации своих посреднических дарований.
Примечания
1 Зайончковский, П. А. : 1) Российское самодержавие в конце XIX столетия (политическая реакция 80-х - начала 90-х гг.). М., 1970; 2) Правительственный аппарат самодержавной России в XIX в. М., 1978; Соловьев, Ю. Б. Самодержавие и дворянство в конце XIX в. Л., 1973; Дякин, В. С. Самодержавие, буржуазия и дворянство в 1907-1911 гг. Л., 1978; Чернуха, В. Г. Внутренняя политика царизма с середины 50-х до начала 80-х гг. XIX в. Л., 1978; Твардовская, В. А. Идеология пореформенного самодержавия (М. Н. Катков и его издания). М., 1978; Стогов, Д. И. Правомо-
нархические салоны Петербурга-Петрограда (конец XIX - начало XX в). СПб., 2007.
2 См: Стогов, Д. И. Правомонархические салоны. С.51-52.
3 Половцов, А. А. Дневник государственного секретаря : в 2 т. М., 2005. Т. 1. С. 473.
4 Баян (Колышко, И. И.) Ложь Витте. Ящик Пандоры. Берлин, б/д. С. 5.
5 Eisenstadt, S. N. Patrons, clients and friends : interpersonal relations and the structure of trust in society / S. N. Eisenstadt, L. Roniger. Cambridge, 1984.
6 Ibid. P. 29.
7 Джунковский, В. Ф. Воспоминания : в 2 т. Т. 2. М., 1997. С. 172, 405.
8 Там же. С. 172.
9 Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 1620. Оп. 1. Ед. хр. 188. Л. 1-7 об. В. П. Мещерский - А. В. Богданович, 1909-1912 гг.
10 Российский государственный архив литературы и искусств (РГАЛИ). Ф. 459. Оп. 1. Ед. хр. 416. Л. 3. А. В. Богданович - А. С. Суворину, 1894 г.
11 Там же. Л. 113. А. В. Богданович - А. С. Суворину, 10 января б/г.
12 РГАЛИ. Ф. 459. Оп. 1. Ед. хр. 414. Л. 5. Е. В. Богданович - А. С. Суворину, 13 февраля 1900 г.
13 РГАЛИ. Ф. 459. Оп. 2. Ед. хр. 1152. Л. 1, 2. А. В. Богданович - А. И. Сувориной; РГАЛИ. Ф. 459. Оп. 1. Ед. хр. 416. Л. 29, 48 об.
А. В. Богданович - А. С. Суворину.
14 РГАЛИ. Ф. 459. Оп. 2. Ед. хр. 1152. Л. 1-10. Письма А. В. Богданович А. И. Сувориной, 1890-1900-е гг.
15 Там же. Л. 3.
16 Богданович, А. В. Три последних самодержца. М., 1990. С. 89-90.
17 РГАЛИ. Ф. 459. Оп. 2. Ед. хр. 1152. Л. 10.
А. В. Богданович - А. И. Сувориной, 4 марта 1909 г.
18 Научно-исследовательский отдел рукописей Российской государственной библиотеки (НИОР РГБ). Ф. 171. Карт. 1. Ед. хр. 36 а. Л. 8 об.-9. А. В. Кривошеин - М. К. Морозовой, б/д.
19 Там же. Л. 8.
20 РГИА. Ф. 1622. Оп. 1. Ед. хр. 450. Л. 1, 4 об. В. П. Мещерский - С. Ю. Витте, 19 мая 1895 г.; Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 586. Оп. 1. Ед. хр. 904. Л. 17. В. П. Мещерский - В. К. Плеве, 9 октября 1903 г.; РГИА. Ф. 721. Оп. 1. Ед. хр. 65.
Л. 6. В. П. Мещерский - Д. С. Сипягину, 1900 г.
21 РГИА. Ф. 1622. Оп. 1. Ед. хр. 450. Л. 1.
В. П. Мещерский - С. Ю. Витте, 19 мая 1895 г.
22 Там же. Л. 2.
23 Там же. Ед. хр. 433. Л. 2. В. П. Мещерский - С. Ю. Витте, 2 октября 1901 г.
24 Там же. Ед. хр. 450. Л. 1 об. В. П. Мещерский - С. Ю. Витте, 19 мая 1895 г.
25 Там же. Л. 2, 2 об.
26 РГИА. Ф. 721. Оп. 1. Ед. хр. 65. Л. 2 об.
В. П. Мещерский - Д. С. Сипягину, 1900 г.
27 Там же. Л. 1 об.
