Доржи Банзаров в Иркутске Текст научной статьи по специальности «История и археология»

УДК 001 (571.53)

© ЕИ. Лиштованный

Доржи Банзаров в Иркутске

Статья посвящена жизни и научным исследованиям знаменитого бурятского ученого-востоковеда Доржи Банзарова в городе Иркутске.

Ключевые слова: научные исследования, ученый-востоковед, Доржи Банзаров, Иркутск, творчество и жизнь.

E.I. Lishtovanny

Dorzhi Banzarov in Irkutsk

The article is devoted to the life and scientific researches of the famous Buryat scientist-orientalist Dorzhi Banzarov in Irkutsk. Keywords: scientific researches, scientist-orientalist, Dorzhi Banzarov, Irkutsk, creative activity and life.

Летом 1848 г. Д. Банзаров возвращается из Санкт-Петербургской командировки в Казань. Вот как об этом говорится в одном из документов - письме попечителя Казанского учебного округа в правление Казанского университета: «Окончивший курс наук в Казанском университете из бурят Доржи Банзаров, вызванный в ген-варе сего года по высочайшему соизволению в С. Петербург, не может быть скоро определен на службу, за неисключением его из казачьего звания... Г. Министр народного просвещения, считая затем дальнейшее пребывание его там ненужным...» [Доржи Банзаров 1955: 246].

Эта «ненужность» скорее всего уже тогда, в 1848 г., надломила Д. Банзарова и сыграла свою роковую роль в Иркутске. А пока в Казани попечителем Казанского учебного округа ему было определено годовое жалованье в 142 р. 85,5 коп. серебром, что было для ученого крайне недостаточно. Доржи Банзаров, не имея дополнительного заработка жил впроголодь, часто болел. В письмах к своим петербургским друзьям он писал: «Теперь же я хожу заниматься, чем бы вы думали? - делами, т.е. писать доклады, отношения и проч., проч., чтобы приготовиться сколько-нибудь к будущей службе» [Петров 1975: 63].

А будущая служба Д. Банзарова фактически уже была определена. Об этом свидетельствует распоряжение помощника попечителя Казанского учебного округа от 15 ноября 1849 г., направленное в правление Казанского университета. В нем говорилось: «Г. товарищ министра нар. просвещения от 26 минувшего октября №10343 предложил мне сделать распоряжение об отправлении находящегося при Казанском университете окончившего курс наук, из бурят, Дорджи Банзарова, в распоряжение председа-

тельствующего в сенате Главного управления Восточной Сибири, с выдачею ему, по требованию моему, согласно с 1243 ст. 3 т. свода зак[онов] прогонов на две лошади и денежного пособия на изложенном в 1241 ст. того же тома основании. Вследствие того сделать распоряжение о выдаче Банзарову прогонов и пособия и об отправлении его в Иркутск...» [Доржи Банзаров 1955: 247-248].

Так подающий надежды ученый-востоковед, член-корреспондент Русского археологического общества становится чиновником особых поручений при генерал-губернаторе Восточной Сибири. Кстати, о дате отъезда Доржи Банзарова в Иркутск существуют разноречивые сведения. Например, в комментариях к четвертому тому писем Г.Н. Потанина сообщается, что Д. Банзаров «переехал в Иркутск» в 1848 г. [Письма Г.Н. Потанина 1990: 358]. Исследователь

Л.А. Петров утверждает, что, еще находясь в Казани, ученый «тяжело заболел ревматизмом и несколько зимних месяцев 1849 г. пролежал в постели» и что из Казани в Иркутск Д. Банзаров выехал 12 апреля 1850 г. [Петров 1975: 63]. Да и сам молодой исследователь в одном из своих писем из Казани от 2 февраля 1850 г. отмечал: «Я все еще собираюсь в Сибирь.» [Санжиев 1998: 105].

На приеме у генерал-губернатора Восточной Сибири Н.Н. Муравьева ему было сообщено о производстве 24 января 1950 г. в чин коллежского секретаря. Как бы то ни было, уже с 1850 г. Д. Банзаров окунается в иркутскую чиновничью жизнь, а вскоре он отправляется в длительную командировку в родные края для расследования ряда дел.

Исследователь жизни и творчества Д. Банза-рова Л.А.Петров, ссылаясь на работу И.О. Асал-

ханова «Новые материалы о служебной деятельности Доржи Банзарова» (Улан-Удэ, 1956), отмечал, что «версия, исходящая от первых биографов Банзарова, о том, что он после возвращения в Сибирь жил у родных в течение года, неверна» [Петров 1975: 73]. С этим утверждением можно, наверное, согласиться, так как командировка Д. Банзарова, начавшаяся 20 августа 1850 г. в Селенгинскую и Кударинскую степи, длилась более полугода и могла создать иллюзию длительного проживания ученого у родственников.

Нет необходимости пространно говорить об этой служебной командировке чиновника по особым поручениям, насчет этого имеется достаточно обширный материал. Стоит лишь заметить об оценке поездки самого Д. Банзарова: «. на руках у меня бывали такие дела, от которых другие толстеют; я же от них худею, потому что ездить по уездам всегда стоит мне дороже, чем жить в Иркутске. Я долго прожил между бурятами, производил следствия строго, одним словом, дела вел не политично; меня на десять дней посадили на гауптвахту, но все-таки ничего со мной нельзя было сделать. Я остался на месте и теперь с губернатором в таких же отношениях, как и прежде. Но всего того, что ему было насказано на меня теми, которым нравится мое место, не хочу описывать.» [Санжиев 1998: 95].

Что же касается действительного отношения к Д. Банзарову генерал-губернатора Н.Н. Муравьева, то по тону высказываний самого ученого и мнению большинства его биографов иркутский вельможа относился к нему ровно и уважительно. И это несмотря на все доносы, которые посылали на Д. Банзарова генерал-губернатору недоброжелатели. Известно, например, что именно генерал-губернатор поведал Д. Банзаро-ву о жизни в Селенгинске декабриста Н. Бестужева. Сам Н.Н. Муравьев трижды навещал ссыльного и во вторую поездку взял с собой и своего чиновника по особым поручениям. О том, что начальство было к Д. Банзарову благосклонно, говорит и тот факт, что 19 апре-ля1853 г. высочайшим приказом, отданным по гражданскому ведомству, ученый был произведен в титулярные советники, а в особой графе было указано: «Аттестован способным и достойным» [Петров 1975: 74].

Можно задаться и вопросом: а как жилось Д. Банзарову в Иркутске в бытовом отношении? Судя по отзывам самого ученого, жизнь была тяжелой. В Иркутске он снимал комнату в доме казачьего урядника Бутакова, недалеко от одной из центральных улиц города - им. К. Маркса (Большая). Приходится сожалеть, что дом Бута-

кова сгорел во время иркутского пожара 1879 г. и на его месте был выстроен другой дом. Относительно денежного довольствия сам Д. Банзаров замечал: «Получать в Иркутске 2000 р. жалованья то же, что получать в Казани только 300 р. сер. Такова здесь дороговизна во всем!» [Санжиев 1998: 95].

Чисто бытовые трудности иркутской жизни усугублялись и недостаточной возможностью общения с теми, с кем бы ученому было действительно интересно. Казалось, можно было бы найти отдушину в общении с коллегами из Сибирского отдела Русского географического общества. Но, как свидетельствовали современники, за все время пребывания в Иркутске Д. Бан-заров лишь дважды посетил заседания Отдела [Доржи Банзаров 1955: 30]. Вполне возможно, ученого отдаляло от Отдела и понимание того, что некоторые сотрудники из чиновников и духовенства были весьма далеки от науки, но пытались играть в этой, в принципе единственной в то время в Иркутске, научной организации ведущие роли. Скорее всего, Д. Банзаров, видя это, действительно глубоко переживал свою оторванность от круга казанских и петербургских ученых друзей.

Непростые отношения сложились у Доржи Банзарова и с архиепископом Восточной Сибири Нилом. Как свидетельствовали современники, «Высокопреосвященный Нил, знаток монгольского языка, очень хотел сблизиться с Бан-заровым и желал, чтобы он советами своими был полезен при переводе литургии на монгольский язык. Вместе с тем преосвященный пламенно желал, чтобы Банзаров принял христианство. Монгол сердился за эти попытки и перестал посещать преосвященного» [Доржи Банза-ров 1955: 29]. На наш взгляд, именно архиепископ Нил мог стать тем человеком, общение с которым, в том числе и на научную тематику, могло в какой-то степени восполнить недостающие Д. Банзарову возможности в его совершенствовании как ученого-востоковеда. Но, как видим, и этого не случилось.

В итоге целый комплекс причин привел Д. Банзарова к одиночеству и затворничеству. Правда, есть сведения, что около трех лет жизни ученого в Иркутске рядом с ним неотлучно находился его ученик Халзан Мазоев, которого тот привез из Балаганска. Отмечает Л.А. Петров: «Он был грамотным, учился у Банзарова, наблюдал последние годы его жизни, но, к сожалению, это был не тот человек, который мог бы решительно помочь Банзарову справиться с его недугом и скрасить его одиночество» [Петров 1975: 79].

О научных исследованиях Д. Банзарова в Иркутске

Если казанский и непродолжительный петербургский периоды жизни и научной деятельности Д. Банзарова изучены биографами и востоковедами достаточно основательно, то иркутский период еще требует дальнейших изысканий. Один из исследователей его научного творчества профессор Б.С. Санжиев даже сетовал на то, что некоторые авторы продолжают придерживаться представления о том, что в иркутский период Д. Банзаров отошел от научных занятий. У Б.С. Санжиева мы отметим девять положений, которые он выделил в качестве опровержения данного представления:

1) Банзаров внес много исправлений на географических картах монгольских названий: жилых мест, гор, рек, озер, но не успел завершить начатое дело; 2) отлично пояснил на карте пункты китайской границы, в соответствии с российскими и маньчжурскими данными; 3) совершил поездки в Тункинский край для исследования сойотов и их соседей урянхайцев (тувинцев); 4) занимался объяснением древних надписей Ман-гутской пещеры; 5) открыл место рождения Чингисхана в пределах России - невдалеке от «Большого острова» (Ехе арал) по р. Онон: Де-люн-Болдок, на правом берегу реки, в семи верстах выше ее течения и в трех верстах от Кочу-евского караула; 6) готовил историю перехода различных монгольских племен через границы в сторону Байкала; 7) на полях некоторых книг сделал многочисленные исправления к монголь-

ским текстам и переводам с них академика Шмидта, особенно такие исправления сделаны переводу летописи «Санан Сэцэна»; 8) исследование «Объяснение монгольской надписи на памятнике князя Исунке, племянника Чингисхана», начатое в Петербурге, закончил в Иркутске; 9) «Путешествие Зая-хамбы в Тибет» - перевел с монгольского [Санжиев 1998: 34].

Как видим, находясь в стесненных условиях чиновничьей жизни, Д. Банзаров и в Иркутске не переставал заниматься своим любимым делом. И это при нехватке специальной литературы, при невозможности восстановить тот круг научного общения, в котором ему конечно же было комфортно во время пятнадцатилетнего пребывания в европейской части России. И скорее всего, глубокая тоска и нереализованность своих возможностей как ученого привели Д. Банзарова к ранней смерти.

Можно приводить многочисленные оценки заслуг Д. Банзарова, которых он достиг на научном поприще. Мне импонируют слова, написанные ориенталистом П.С. Савельевым: «Как исследователь среднеазиатской древности, он заслужил себе место между европейскими ориенталистами; как бурят, показал, что дарования и просвещение могут быть уделом этого поколения, которое с гордостью может приводить его имя как представителя своего в области науки. Блеск примечательной личности отражается и на народе, и буряты отныне приобрели право на большое внимание потому, что из среды их вышел Доржи Банзаров [Доржи Банзаров 1955: 36].

Литература

1. Банзаров Доржи. Собр. соч. М., 1955.

2. Санжиев Б.С. Доржи Банзаров. Иркутск, 1998.

3. Петров Л.А. Доржи Банзаров. Иркутск, 1975.

4. Письма Г.Н. Потанина. Иркутск, 1990. Т.4.

Лиштованный Евгений Иванович, доктор исторических наук, профессор, г. Иркутск. Lishtovanny Evgeny Ivanovich, doctor of historical sciences, professor, Irkutsk.

УДК 397

© В.О. Очиров, И.Б. Батуева

Охотничья культура бурят

Статья посвящена изучению охотничьей культуры у бурят. Комплексно рассмотрены: охотничий быт, инвентарь, приемы и способы ведения охоты, отношение бурятского охотника к природе, а также описаны охотничьи обряды и обычаи. Ключевые слова: охотник, зэгэтэ-аба, аба-хайдак, артель, инициации.