CC BY
119
ИСТОРИЯ
Вестн. Ом. ун-та. 2014. № 4. С. 137-141.
УДК 141 А.В. Хряков
«ДОРОГОЙ РЫЦАРЕЙ».
НЕМЕЦКИЙ ОРДЕН В ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВЕ ИСТОРИКА Э. МАШКЕ (1900-1982)
Исследуется образ средневекового Немецкого ордена, сложившегося в немецкой исторической науке периода Третьего рейха. Показана роль орденской проблематики в работах основных идеологов национал-социализма (А. Гитлера, А. Розенберга, Г. Гиммлера). На примере работ историка Э. Машке продемонстрирована роль немецких медиевистов в легитимации властных притязаний нацистской Германии, прежде всего в Восточной Европе.
Ключевые слова: история народа, медиевистика, Немецкий орден, Эрих Машке, Третий рейх.
Общественно-политическую актуальность средние века приобрели задолго до прихода нацистов к власти в 1933 г. С конца XIX в. европейское средневековье становится предметом широкого общественного интереса, выходит за узкие рамки профессиональной историографии в мир искусства, философии, поэзии (см. об этом ряд работ О.Г. Эскле [1]). Но если первоначально очарование средневековьем было вызвано разочарованием в модернизации и ее последствиях, то после поражения в Первой мировой войне и «позорного» Версальского мира, средневековье стало синонимом антиреспубликанизма и антизападничества. Однако как в первом, так и во втором случае, по словам О.Г. Эксле, «средневековье, воображаемое средневековье, осмысливалось в его соотношении с современностью и было предназначено для отрицания современности» [2]. Значительную роль в процессе мифологизации средних веков сыграли в том числе немецкие историки, предложившие обществу собственный вариант прошлого. Несмотря на свою мнимую аполитичность, медиевисты жили и работали никак не в «башне из слоновой кости», они не только непосредственно участвовали в политической жизни страны, но и влияли на формирование общественно-политического дискурса своего времени, используя для этого легкоузнаваемые образы немецкой истории.
Одним из таких образов, к которому историки обращались в своих научных и публицистических работах, был образ Немецкого ордена -необычайно популярного на рубеже XIX-XX вв. и являвшегося олицетворением «особого немецкого пути», всегда отличавшего Германию с ее «культурой» от остальной западной «цивилизации» [3]. Присущий ордену коллективизм воплощал такие немецкие «добродетели», как «порядок», «служение», «подчинение». Исторически эти ценности возводились к Прусскому государству и его предтече в лице Немецкого ордена, основанного в конце XII в. и обосновавшегося в Восточной Пруссии.
Популярность «орденского дикурса» была связана прежде всего с немецкой молодежью, стремившейся в начале ХХ в. преодолеть доставшиеся в наследство от буржуазного XIX века формы совместного существования в обществе и вместо этого вернуться к «общинным» недоговорным формам социальной организации, таким, например, как «союз». Понятие «союза», как и понятие «общности», в традициях политического и гражданско-правового языка Германии существовало довольно давно, но как социальная категория на протяжении XIX в. практически не использовалась. Лишь на рубеже веков идея «союза» активно пробила себе дорогу к практическому воплощению, на что указал современник - философ
© А.В. Хряков, 2014
138
А.В. Хряков
Г. Шмаленбаха. Именно он в 1922 г., отталкиваясь от тённисовской дихотомии «общности» и «общества», ввел в социологию категорию «союз» - объединение, возникающее между молодыми людьми, покинувшими родительский дом [4]. Благодаря этой встрече рождается один из мощнейших не кровных, но в то же время чувственно окрашенных симбиозов. Эмоциональные переживания вообще являлись для немецкого социолога конститутивными в определении «союзнических» (bundisch) связей. Этот эмоциональный компонент новой формы мужского братства романтически и квазирелигиозно преувеличивался, кроме того, в отличие от других, более рациональных форм общежития, «союз» требовал «совершеннейшей преданности», «готовности к пожертвованию» и способности безоговорочно и без остатка «отдать себя». Распространившись в конце XIX в., молодежные организации «союзнического» характера достигли пика своей популярности после окончания Первой мировой войны. Именно в многочисленных правых организациях, группах, кружках, боевых союзах молодые юноши, выпускники гимназий и университетов проходили социализацию.
Надо признать, что внимание к орденской проблематике не было нацистским изобретением, схожий характер мыслей присутствовал среди националистически ориентированных писателей и в предвоенную эпоху, и в эпоху первой немецкой демократии [5], что подтверждает сооруженный в Германии в годы республики грандиозный памятный комплекс в Танненберге, как бы связавший воедино события средних веков и современности (1410 и 1914 гг.), ставший звеном в формировании одного из немецких «мест памяти» [6]. Легкоузнаваемый образ Немецкого ордена в силу богатства и разнообразия самой орденской метафоры мог с легкостью быть использован в интересах любых политических режимов, в том числе и тоталитарного нацистского.
Бросается в глаза, какое большое значение в нацистском мировоззрении играло понятие «ордена» и «орденского государства». Можно вспомнить не только многочисленные высказывания нацистских бонз по поводу исторического Немецкого ордена, но и разнообразные попытки практического воплощения орденской тематики в Третьем рейхе, прежде всего в виде орденсбургов. Конечно же, национал-социализм не являлся исключительно нигилистическим учением, как утверждали немецкие историки - сторонники функционализма [7]. Национал-социалисты располагали крепко сколоченной идеологией или, как они предпочитали говорить, «мировоззрением», носящим не
только оппортунистический и инструментальный характер [8].
Надо признать, что среди нацистских идеологов не существовало единства по поводу использования орденского дискурса, каждый из них отдавал дань какому-то «своему» пониманию Немецкого ордена. Для
А. Гитлера орден являлся прообразом активной немецкой завоевательной политики на Востоке и прежде всего в России. Уже в «Mein Kampf» немецкий фюрер писал: «Приняв решение раздобыть новые земли в Европе, мы могли получить их в общем и целом только за счет России. В этом случае мы должны были, препоясавши чресла, двинуться по той же дороге, по которой некогда шли рыцари наших орденов. Немецкий меч должен был бы завоевать землю немецкому плугу и тем обеспечить хлеб насущный немецкой нации» [9]. В своей политике борьбы за «жизненное пространство» Третий рейх принципиально отличался от практики и целей политиков и идеологов кайзеровской Германии и Веймарской республики. Гитлеровское движение по «дороге рыцарей» было направленно не на капиталистический захват рынков сырья и сбыта, не на создание многочисленных союзов для контроля над малыми народами Восточной Европы, а на прямой захват этих территорий и уничтожение местного населения.
В свою очередь, рейхсфюрер СС Г. Гиммлер употреблял ссылку на Немецкий орден для того, чтобы укрепить свои претензии на исключительное положение среди конкурирующих друг с другом национал-социалистических фюреров. Чтобы придать руководимым им отрядам СС особое положение среди других организаций, он обозначил ее как «новый орден» [10], «солдатский орден»
[11], стремясь тем самым дистанцироваться с помощью таких ассоциаций от других вождей Третьего рейха.
Одним из постоянных конкурентов Гиммлера за власть являлся А. Розенберг, также использовавший ссылку на Немецкий орден в своих интригах и борьбе за власть. «Мы знаем, с помощью каких сил в 1933 г. так называемое государство ноября 1918 г. было заменено Германским рейхом. Много лет мы знали человека, который водрузит новое знамя на башнях немецких городов... Задачей этого основателя нового государства является создание мужского союза, скажем, германского ордена, составленного из личностей, которые играют ведущую роль в деле обновления немецкого народа» [12]. Борясь за сохранение своего влияния в партии, которое стремительно сокращалось, Розенберг обратился к развернутому раскрытию орденской тематики. В ходе многодневной поездки по отдаленным восточным провинциям в апреле 1934 г. он побывал в Кенигсберге и Мариенбурге, где произнес свою речь «Немецкое орденское государство» [13], призывая создать по итальянскому образцу «Большой фашистский совет».
«Дорогой рыцарей». Немецкий орден в жизни и творчестве историка Э. Машке (1900-1982) 139
Опасаясь высказываться открыто, он прибег к эзопову языку, используя в качестве исторического примера Немецкий орден. Не считая гиммлеровские СС родоначальником современной немецкой элиты, а стремясь понизить ее значение до уровня полиции, он сам стремился заручиться поддержкой такого мощного исторического образа, как Немецкий орден. Все это очень важно для понимания мариенбургской речи, где он попытался представить Немецкий орден и его государство идеологическим образцом Третьего рейха. Более решительно, чем Гитлер или Гиммлер, Розенберг отстаивал мысль о наличии непрерывной национально-исторической линии, соединившей орденское государство через посредничество Прусской монархии с новым национал-социалистическим режимом.
Этой же «дорогой рыцарей» следовал один из выдающихся немецких медиевистов 30-80-х гг. ХХ в. Эрих Машке (1900-1982) -профессор Йенского, Лейпцигского и Гейдельбергского университетов. Он принадлежал к поколению немцев, принявших в силу возраста участие лишь в заключительном акте Первой мировой войны - капитуляции. Менталитет Машке и его поколения был сформирован не столько фронтовыми переживаниями, сколько осознанием поражения в войне и более всего принадлежностью к различным добровольческим объединениям, возникшим в послевоенной Германии. Эта молодая поросль, пережившая войну в детском и юношеском возрасте, была убеждена, что улучшение их жизненных перспектив связано лишь с ревизией Версальского договора и возрождением былой мощи немецкого государства. Общество предлагало молодым студентам и выпускникам гимназий на пространстве от Кенигсберга до Мюнхена огромный выбор разнообразных форм участия и применения своей энергии в деле [14]. По большей части сторонники этих организаций были впутаны в ожесточенную борьбу против «молодых наций» Восточной Европы. Именно в этих объединениях они окрепли во мнении, что, несмотря на поражение в войне, собственно на востоке немцы остались непобежденными.
После окончания Первой мировой войны по примеру отца, врача-офтальмолога, Машке учился медицине, но в 1923 г. резко сменил сферу своих интересов, обратившись к истории и географии. Из его собственных воспоминаний следует, что к истории он пришел благодаря участию в молодежном движении, в Союзе немецких бойскаутов, сразу же после войны [15]. Со своими соратниками он совершил ряд путешествий в знаменитое Семиградье (области Румынии и Венгрии, населенные со времен средневековья немцами). Но, пожалуй, наибольшее влияние на молодого Машке оказала его поездка в Восточную Пруссию,
где он впервые воочию увидел сохранившиеся деяния Немецкого ордена. Вернувшись из этого путешествия, он решил прекратить свои занятия медициной и занялся историей. Именно в этой части Германии, отделенной от своей метрополии «польским коридором», молодые люди, по словам Машке, «нашли... собственное историческое отражение: Немецкий рыцарский орден. Спустя семь столетий братья Немецкого ордена были нашими братьями. Не случайно журнал нашего союза назывался “Белый рыцарь” (Weifee Ritter)» [16]. Машке являлся редактором этого журнала, для которого он и написал свои первые статьи, посвященные территориальной проблематике, немецкой культуре, народу как основному субъекту истории и прежде всего роли немцев в освоении Восточной Европы. Уже в этот ранний период своей публицистической деятельности будущий историк рассматривал научную деятельность как действенное оружие в территориальной борьбе [17].
Историческое образование Машке получил в Кенигсберге - центре Восточной Пруссии, с которой будущий историк решил связать не только свою будущую жизнь, но и научную карьеру. В это время в местном университете вокруг профессора Г. Рот-фельса сложился круг учеников, ориентировавшихся на актуальные историко-политические исследования [18]. Самому восточному университету Германии отводилась роль «пограничного университета», «форпоста», «головы империи», на который возложена миссия стать связующим звеном между заграничными немцами и немцами империи [19]. Все это соответствовало убеждениям молодого человека, и он стал активным участником ревизионистского движения, развернувшегося по всей послевоенной Германии и выступавшего за пересмотр государственных границ, сложившихся в результате Первой мировой войны, прежде всего границ с Польшей.
За время пребывания в Кенигсберге сформировались и основные тематические предпочтения историка, которым он оставался верен до последнего. К проблемам, интересовавшим Э. Машке, относились европейское средневековье в целом и история Немецкого ордена в частности (см. список публикаций Э. Машке, составленный К. Дрол-лингер [20]). С самого начала Э. Машке в центр своих исторических исследований поставил немецкий народ, который он представлял как величайшего культуртрегера Восточной Европы, тогда как славянские народы рассматривались им как «реципиенты немецкой культуры» [21]. Одной из особенностей работ немецкого историка являлась постоянная проекция современных представлений, мыслей и мотиваций в прошлое и обоснование тем самым идей и аспектов настоящего сомнительным историче-
140
А.В. Хряков
ским континуитетом. Его высказывания характеризуются откровенно националистическим характером мысли, нацистскими клише, ревизионистскими требованиями, а также восхвалением А. Гитлера.
Работы Э. Машке по рыцарской истории вполне годились для того, чтобы подвергнуть политической идеологизации образ Немецкого ордена и, установив между рыцарями ордена и нацистами историческую связь и преемственность, легитимировать власть последних. Одно из самых значительных произведений немецкого историка этих лет - «Государство Немецкого ордена. Портреты великих магистров» - отмечено попыткой провести актуальные политические параллели. Он пишет: «...то, что вот-вот обретет форму в наше время, глубоко сродни прежнему Ордену немцев по сути своей и назначению». Имея в виду Гитлера, историк пишет: «. солдат и государственный деятель нынче снова едины. Снова господствует идея ордена, когда речь идет о том, чтобы дать германскому государству путем строжайшего отбора и глубочайшего сплочения правление его ведущего слоя, и чтобы он, связанный кровью и общим делом, поднялся в своей верности фюреру и народу до уровня аристократии глубочайшего служения и действенности, пополняясь грядущими поколениями и став в будущем гарантом жизни и величия народа на все времена. Таково политическое требование нашего времени, и ему отвечает лишь один исторический символ - Немецкий орден: офицерский корпус, служащий прусскому государству, руководящий политический слой, общность людей, объединенных одной идеей» [22].
Э. Машке очень чутко реагировал на изменение политической ситуации и следил за высказываниями нацистских лидеров, демонстрируя это не только своими публицистическими произведениями, но и теми, которые представлялись им в качестве научных. В его интерпретации истории Немецкого ордена легко угадываются параллели с взглядами Гитлера и Розенберга. Вслед за нацистским фюрером он утверждал, что «орденский меч лишь прорубал путь к историческому праву немецкого народа на прусские земли. Но затем рыцари ордена заботливо приняли страну под защиту своего административного искусства. так создавался ландшафт, который по сути своей был исконно немецким, поскольку иного культурного ландшафта в подлинном смысле слова в этой стране еще не было»
[23]. Аналогично Розенбергу немецкий историк видел в ордене «сплоченную обетом мужскую общину», узкую организацию «посвященных», оберегающих свой элитарный характер. В понимании причин крушения ордена историк Машке и нацист Розенберг также были едины: окружение извне и из-
мена внутри. «Монашеский обет целомудрия», по словам Машке, не позволил ордену соединиться с немецким населением Пруссии. «Судьбе было угодно, чтобы эти противоречия между орденом. и сословиями. трагическим образом совпали с угрозой извне. Уния, заключенная между Польшей и Литвой в 1386 г. и принесшая великому князю литовскому польскую корону, окружила орденское государство вражеским кольцом, давлению которого оно тщетно пыталось противостоять» [24]. Образ Немецкого ордена, представленный Э. Машке в его произведениях, настолько совпадал с основными положениями нацистской идеологии, что его транслировали в партийной прессе, в частности, в так называемых «Учебных посланиях» (Schulungsbrief), редактором которых являлся А. Розенберг [25].
Конец войны Машке встретил в Лейпциге и, после того как в 1945 г. в город вошли советские войска, был арестован и обвинен в шпионаже против СССР. «Дорога рыцарей» привела немецкого историка в советские лагеря, где он провел восемь лет, вернувшись домой лишь в сентябре 1953 г. [26].
Интенсивная вовлеченность Э. Машке в ревизионистскую и пропагандистскую деятельность, членство в НСДАП указывают на его идентификацию с ревизионистскими и национально-политическими целями национал-социализма. Он добровольно встал на службу нацистскому государству, предложив новым властям свои услуги ученого-историка. В работах Машке присутствовало восхваление германцев, антиримская и антицерковная направленность, упор на
немецкое культурное превосходство, антиславянизм. Для него разработка историконаучных проблем в целях решения политических задач составляла существенную часть его работы историка.
Пример Э. Машке и ряда других немецких историков продемонстрировал, как националистические представления, строящиеся вокруг идеала единой нации и ориентирующиеся на конфронтацию с другими народами, прежде всего Восточной Европы, фактически слились воедино с идеологией и преступной практикой нацистского государства. Эту позицию характеризуют особые представления о ценностях и порядке, национально-политические амбиции, оп-портунистская близость к господствующей элите, расчетливый компромисс с деятельностью властей [27]. Формируя восприятие немецким обществом своего народа и своих восточно-европейских соседей, историки, в том числе и Э. Машке, без сомнения, оказывали влияние на реальную историю взаимоотношений немцев со своим окружением.
ЛИТЕРАТУРА
[1] Oexle O.-G. Die Moderne und ihr Mittelalter. Eine
folgenreiche Problemgeschichte // Mittelalter und
«Дорогой рыцарей». Немецкий орден в жизни и творчестве историка Э. Машке (1900-1982) 141
Moderne. Entdeckung und Rekonstruktion der mit-telalterlichen Welt / Hrsg. von P. Segel. Sigmarin-gen : Thorbecke, 1997. S. 307-364 ; Oexle O.-G. Das Mittelalter und das Unbehagen an der Moderne. Mittelalterbeschworungen in der Weimar Republik und danach // Spannungen und Wider-sprQche. Gedenkschrift fQr Frantisek Graus / Hrsg. von S. Burghartz. Sigmaringen : Thorbecke, 1992. S. 125-153.
[2] Эксле О. Г. Немцы не в ладу с современностью. «Император Фридрих II» Эрнста Канторовича в политической полемике времен Веймарской республики // Одиссей. Человек в истории. 1996. С. 215.
[3] Faulenbach B. Ideologie des deutschen Weges. Die deutsche Geschichte in der Historiographie zwischen Kaiserreich und Nationalsozialismus. MQnchen : Beck, 1980.
[4] Schmalenbach H. Die soziologische Kategorie des Bundes // Die Dioskuren. Jahrbuch fQr Geis-teswissenschaften. Jg. 1. MQnchen, 1922. S. 35105.
[5] Бокман Х. Немецкий орден: двенадцать глав из его истории / пер. с нем. В. И. Матузовой. М. : Ладомир, 2004. С. 203.
[6] Schenk F. B. Tannenberg-GrQnwald // Deutsche Erinnerungsorte Bd. I / Hrsg. von E. Franpois und H. Schulze. MQnchen : Beck, 2009. S. 438-454.
[7] Bollmus R. Das Amt Rosenberg und seine Geg-ner. Zum Machtkampf im NS-Herschaftssystem. Stuttgart : Deutsche Verlags-Anstalt, 1970.
[8] Kroll F.-L. Utopie als Ideologie. Geschichtsdenken und politisches Handeln im Dritten Reich. Pader-born : F. Schoeningh, 1999.
[9] Hitler A. Mein Kampf. 172-173. Aufl. MQnchen : Eher, 1936. S. 154.
[10] Himmler H. Geheimreden 1933-1945 und andere Ansprachen. Frankfurt am Main ; Berlin ; Wien, 1974. S. 100.
[11] Нольте Э. Фашизм в его эпохе / пер. с нем. ; предисловие Л. Гинцберга. Новосибирск : Сибирский хронограф, 2001. С. 402.
[12] Rosenberg A. Der Mythus des 20 Jahrhunderts. Eine Wertung der seelischgeistigen Gestalten-kampfe unserer Zeit. 143-146. Aufl. MQnchen : Hoheneichen, 1939. S. 546.
[13] Rosenberg A. Der deutsche Ordensstaat // Rosenberg A. Gestaltung der Idee, Blut und Ehre. Bd. II. Reden und Aufsatze von 1933-1935 /
Hrsg. von Th. von Trotha. 10. Aufl. MQnchen : Eher, 1939. S. 70-89.
[14] Reulecke J. «Hat die Jugendbewegung den Nationalsozialismus vorbereit?» Zum Umgang mit ei-ner falschen Frage // Politische Jugend in der Weimarer Republik / Hrsg. von W. R. Krabbe. Dortmund, 1993. S. 222-243.
[15] Maschke E. Stadte und Menschen. Beitrage zur Geschichte der Stadt, der Wirtschaft und der Ge-sellschaft. 1959-1977. Wiesbaden : Franz Steiner, 1980. S. VII.
[16] Ibid. S. VIII.
[17] Schneider B. Geschichtswissenschaft im Nationalsozialismus. Das Wirken Erich Maschkes in Jena // Historisches Denken und gesellschaftli-cher Wandel. Studien zur Geschichtswissenschaft zwischen Kaiserreich und deutscher Zweistaat-lichkeit / Hrsg. von T. Kaiser, St. Kaudelka, M. Steinbach. Berlin : Metropol, 2004. S. 93.
[18] Etzemuller Th. Sozialgeschichte als politische Geschichte. Werner Conze und Neuorientierung der westdeutschen Geschichtswissenschaft nach 1945. MQnchen : Oldenburg, 2000. S. 21-24.
[19] Rothfels H. Die Albertina als Grenzlanduniversitat // Ostraum. PreuUentum und Reichsgedanke. His-torische Abhandlungen. Vortrage und Reden. Leipzig : Hinrichs, 1935. S. 129-145.
[20] Aus Stadt- und Wirtschaftsgeschichte SQdwest-deutschlands. Festschrift fQr Erich Maschke zum 75. Geburtstag. Stuttgart : Kohlhammer, 1975. S. 284-290.
[21] Maschke E. Das Erwachen des NationalbewuUt-seins im deutsch-slawischen Grenzraum. Leipzig: Hinrichs, 1933. S. 9.
[22] Машке Э. Государство Немецкого ордена. Портреты великих магистров // Машке Э. Немецкий орден / пер. с нем. В. Соловьевой СПб. : Евразия, 2003. С. 95.
[23] Машке Э. Немецкий орден и его прусское государство // Там же. С. 24.
[24] Там же. С. 23.
[25] Maschke E. Hanse und Ritterorden im Zug nach Osten // Der Schulungsbrief. 4. 1936. S. 130-146.
[26] Schneider B. Op. cit. S. 113-114.
[27] Mommsen H. Der faustische Pakt der Ostfor-schung mit dem NS-Regime. Anmerkungen zur Historikerdebatte // Deutsche Historiker im Nationalsozialismus / Hrsg. von W. Schulze und O. G. Oexle. Frankfurt am Main : Fischer, 1999. S. 271.
