CC BY
138
УДК 821.161.1.09
М. П. Качалова
«Дневники» М. М. Пришвина: от географического прототипа к художественному образу
В статье описываются результаты исследования перехода географического прототипа в художественный образ природы в «Дневниках» М. М. Пришвина, опубликованных с 1991 по 2010 годы.
We are introducing the findings of a study of transformation geographical prototype into artistic image of nature of Prishvin’s «Diaries», published in 1991-2010.
Ключевые слова: М. М. Пришвин, географический прототип пейзажа, художественный образ.
Key words: M. M. Prishvin, geographical prototype, artistic image.
«Дневники» М. М. Пришвина - огромный поток публикуемых в полном объеме текстов. Изданы 11 книг, в которые вошел период с 1905 по 1939 годы. В «Дневниках» этого периода отражены факты биографии, духовные искания, творческие размышления сложного представителя русской интеллигенции на фоне истории России первой половины ХХ века: Первая мировая война, революция 1917 года, гражданская война, укрепление Советского государства, становление индустриальной страны. Дни за днями запечатлены такими, как они виделись неординарному человеку, сочетающему в себе дар ученого, художника и мыслителя.
Среди многочисленных тем одной из обусловивших самобытность «Дневников» Пришвина стала тема природы. В ежедневных записях она разрастается до весьма заметного объема. Картины мощных «спелых» лесов, неохватных глазом степей, многоводных рек и озер, а также истории их обитателей располагаются мотивированно и вольно. Писатель побывал во многих краях великой России: Север, Средняя Азия, Крым, центральная часть страны, Урал, Дальний Восток, Кабардино-Балкария. В результате в «Дневниках» появился достоверный живописный портрет многоликой природы.
Для литературоведов ежедневные записи Пришвина - бесценный материал, уточняющий факты жизни автора, его мировоззрение, основные принципы повествования. Благодаря дневниковым записям можно проследить преобразование реальности, - в теме природы назовем ее географическим прототипом, - в художественный образ в контексте эстетических комментариев писателя. Документальность - ключевая черта всего наследия автора. Известны слова Пришвина: «... все хорошо, что написано под
непосредственным воздействием жизни, чуть “надстройка” - все неудачно, непонятно, претенциозно» [3, с. 16]. В «Дневниках» среда, место действия и, в целом, многомерный портрет России созданы на достоверной основе. Все географические пространства и ближние планы воспроизведены правдиво, в мельчайших деталях. Далее постоянная опора на действительность в художественном повествовании не теряется.
Рассматривая переход географического прототипа в художественное явление, автор данной статьи опирается на теоретические суждения о сущности образа. Образом принято называть сконцентрированную жизнеподобную картину, показанную в конкретно чувственном обличии и имеющую эстетическое значение. Из всех известных на данный момент в теории литературы признаков, обеспечивающих восприятие документа как основы художественного явления, выберем некоторые, на наш взгляд, наиболее показательные для стиля Пришвина варианты. Назовем их: 1) «сиюминутные» образы, родившиеся «готовыми», выражающие эстетическую ценность естественного вида природы конкретного дня и не требующие, по-видимому, дальнейшей художественной обработки; 2) спонтанные образы, также появляющиеся на основе свежих впечатлений дня, но эти образы, изначально многосложные, метафоричные, в краткий срок записей щедро насыщаются материалами давнего биографического опыта; 3) «долговременные» образы, созданные путем последовательной проработки деталей материальной достоверности внутри больших сроков повествования. Они обогащены чувствами автора, антропоморфностью, идеями философского общежизненного значения. В конечном итоге это - символы.
Обратимся к первому варианту - к образам, выражающим художественные черты природы, видимой каждый день. Такие образы создаются тщательной прорисовкой материи, дополнением ее световыми, цветовыми и звуковыми характеристиками, собиранием «портретов» отдельных существ в единство эмоциональным участием автора. Данный путь рождения художественного явления предлагает лирико-философская миниатюра 1 июля 1914 года [1, с. 83]. В ней читаем типичные признаки середины лета в Новгородской губернии: желтое поле ржи с налитыми колосьями, спелый лен, зрелая бузина. Приметы плодородной природы дополнены голосами ее обитателей: далеко-далече собирается гроза, а вблизи - каждый колос звенит колокольчиком, свистят птицы, стрекочут кузнечики. Картина сохраняет достоверность географического прототипа. В целое пейзаж объединяет восхищение автора прелестью всего земного. Восторг выражается тем, что время летит незаметно: «пришел на минутку - прошел целый час». Такие пейзажи из сиюминутного вида возвышаются до образа просторной, сильной, богатой природы России.
Среди образов, «сиюминутно» родившихся на основе впечатлений бегущего дня, немало таких, истоком которых являются мысли автора, находящие отражение в материи природы. В миниатюре 7 июня 1925 года
говорится о разнице между сознанием и интуицией. Философскую проблему иллюстрирует вид извилистой тропинки: бугорки, густая трава, ручейки остаются непримятыми, неосознанно человек обходит такие препятствия [4, с. 304-305]. Идея миниатюры: нередко ответ легче найти в наблюдении материального мира, чем в сложных умозрительных выводах. Сопоставление жизни человека и природы помогает писателю проникнуть в загадки бытия. Пришвин говорил: «Выходи в природу с той мыслью, которая закружит тебе голову, и природа выпрямит мысль и покажет ее тебе самому в своих образах» [8, с. 304].
Пришвин свободно поднимает на уровень общечеловеческих чувств первоначальные «портреты» существ из мира природы. Таким способом художник выражает идеи единства мира, бытия всего сущего, родственного внимания к натуральной среде. Во всех видах становления образа активному сближению человека и природы способствует антропоморфная типизация, проявляющаяся в текстах от выбора лексики и выразительных средств языка (хмурый день, своевольная речка) до сюжета (прорисован портрет, черты характера природных персонажей, рассказано об их судьбе). При этом автор подчеркивает, что он «не очеловечивает природу, а находит в ней общие черты с человеком, понятные в силу родства» с природой [8, с. 304].
Обратимся ко второму варианту создания образа - к переходу от географического прототипа к художественному явлению путем насыщения реального факта дня давними мотивами и сюжетами из биографии автора. Эта типизация особенно характерна для образов, возникших во время поездки по Дальнему Востоку и вошедших в повесть «Жень-шень» (1933). По словам Пришвина, произведение написано на одном дыхании. Действительно, командировка в Уссурийский край длилась с июля по октябрь 1931 года. Первые зарисовки к повести появились в этот период. Основная работа над текстом идет осенью 1932 года, в начале следующего повесть «Жень-шень» завершена. О растительном и животном мире, ландшафтах Приморья точно, подробно, живописно писал В. К. Арсеньев в книге очерков «В дебрях Уссурийского края» (1926). Пришвин был знаком с этим произведением. В образе мудрого гольда Дерсу Узала, с любовью и заботой относящегося ко всем живым существам, Пришвин находил близкие себе идеи родственного внимания к природе. Встреча двух авторов состоялась 9 октября 1928 года. Они беседовали об экзотических животных и растениях, сохранившихся у восточных рубежей великой России. А также говорили о жанре дневника, который позволяет писателю почувствовать рождение поэзии «в ритмическом движении природы» [6, с. 278].
Дальневосточный дневник Пришвина - это накопление фактов, впечатлений о незнакомом, удивительном натуральном мире Дальнего Востока. В плане становления образов, ставших ключевыми в повести «Женьшень», во время поездки автор пишет материальные приметы Уссурийско-
го края, портреты реликтового «корня жизни», изящного «оленя-цветка». Портрет природы края вобрал в себя множество примет конкретных дней. В «Дневниках» Пришвин часто перечисляет незнакомые ему виды представителей флоры и фауны Дальнего Востока - пятнистые олени, ночная сова тоито, маньчжурский орех, жень-шень, лотос и многие, многие другие. В таких записях Уссурийский край показан как естественная среда, наполненная великим разнообразием жизни многоразличных существ. Пришвин удивлен видом природных обитателей: огромные листья дуба, громадные ирисы, просторные поляны Иван-чая, муравьи и те намного больше европейских. Автор внимателен к новым для себя явлениям погоды: на Дальнем Востоке из-за сильных ветров туманы не в силах напитать влагой землю, растительность на южных склонах сопок выжжена солнцем, постоянно моросит незнакомый европейцам «бус» - «нечто среднее между дождем и туманом» [7, с. 412]. Записи путешествия насыщены практическими мотивами: как ищут жень-шень; сколько он стоит; как разводят оленей в питомниках; какие панты считаются ценными. Фактический материал поездки нашел отражение в книге «Золотой рог» («Дорогие звери»).
По мере развития повествования в «Дневнике» создаются завершенные образы природы конкретного дня: Малиновый ручей, океанский прибой, Плачущая гора, пятнистые олени, чудодейственный жень-шень, серебристый тополь, мужественно противостоящий буре, растения, поселившиеся на скалах рядом с морем. Переход от прототипа к образу происходит быстро. Например, 5 августа Пришвин отмечает журчание Малинового ручья, который пробивает себе дорогу сквозь камни и корни растений [7, с. 416]. Автор добавляет, что вокруг местность густо населена: ручей щедро поит водой многих животных. 17 октября писатель конкретизирует портрет «героя» цветовой характеристикой: осень окрасила деревья по берегам в красные, розовые тона [7, с. 518]. Живописный Малиновый ручей утверждает естественную красоту и пользу.
«Характер» Уссурийского края Пришвин раскрывает и через «музыку» в природе. Упоминание о прибое, о равномерном спокойном шелесте волн читаем 27 августа [7, с. 431]. Слушая море, автор философски размышляет о краткости жизни человека на фоне «вечного» существования планеты. Волны перекатывают морскую гальку: дыхание водных просторов становится наглядным и одновременно вид расширяется до огромного раскачивающегося океана [7, с. 463]. Его близкое присутствие рождает впечатление, что и Уссурийский край такой же вечный и безграничный. Г еографические прототипы заставили художника давать картины в непрестанном движении. Под натиском сильного тайфуна серебристый тополь взмахивает кроной [7, с. 432], трепещет последний листок на лиане [7, с. 437]. С гор скатываются огромные камни. Активные изменения облика ландшафтов, непредсказуемая погода, мощные ветры укрепляют образ
энергичного, бунтующего края «вследствие особенной силы напряжения <...>» [7, с. 432].
В позднем «Дневнике» Пришвин вспоминает, что прототипом женщины с прекрасными глазами из повести «Жень-шень» стала незнакомка, встреченная во Владивостоке [10, VI, с. 463]. Ее глаза напомнили ему грациозных быстрых чутких оленей. Через образы таинственной незнакомки и изящных животных к нему вернулись воспоминания о несостоявшемся счастье. В результате, рождается сюжет лирико-философской повести «Жень-шень».
Обратимся к центральному образу повести - к растению жень-шень. Пришвин скрупулезно, по очерковой и научной литературе прорабатывает материальную основу образа: по книгам путешественника В. К. Арсеньева и профессора химии А. А. Байкова отмечена длина стебля, форма листьев, внешний вид плодов и корня [3, с. 485-487]. Пришвина поразило сходство растения с фигурой человека: у корня есть голова, руки, ноги, пальцы, волосы [7, с. 466]. Облик Жень-шеня дополнен описанием его среды жизни: особенно подчеркнута тишина, которую не в силах нарушить ни журчание реки, бегущей через камни, ни стрекот кузнечиков, ни кукование кукушки. Параллельно Пришвин знакомится с легендами местных жителей о растении. В народных сказаниях Жень-шень представлен существом живым, нежным. Показаться он может только человеку с чистыми намерениями. Все это способствует укреплению образа в качестве носителя справедливости и добра, «эмблемы равновесия творческих сил природы и воплощения высшего существа вселенной» [7, с. 488].
В «Дневниках» тщательно разработан план, не вошедший в дальнейшем в повесть, представляющий корень социальным явлением. На наш взгляд, этот аспект выступает яркой характеристикой трудностей, которые приходится преодолевать искателям Жень-шеня: браконьерство, хищные звери, опасные болезни. Эти моменты можно рассматривать как подготовительный этап центрального образа в повести. В результате, Жень-шень объединил прагматическую картину выращивания ценного лекарственного растения на Дальнем Востоке, тему мощной жизнетворящей уссурийской природы, мотив внимания к незнакомке во Владивостоке, сюжет о несо-стоявшемся счастье с В. П. Измалковой.
Третий вариант перехода географического прототипа в художественной образ представляет собой долгий творческий путь накопления примет материальной действительности, обогащение прототипа отношением автора и его идеями. Именно такой путь рождения характерен для образов-символов: весна света, весна воды, ручей, бегущий в океан, природное и философское единство света и тени. Подобного типа образы создаются наращиванием эстетических качеств на протяжении дневниковых записей всех лет. Обратимся к одному из наиболее устойчивых и разнообразных по содержанию образу символу - к весне света.
Интерес Пришвина к первым признакам весны наблюдается в «Раннем дневнике» [9, с. 581]. В начале февраля 1911 года он рисует яркое голубое небо, блеск снега, отражение красного заката на верхушках деревьев. Это - материальный план будущего образа. Автор особо подчеркивает приметы возрождения природы: «небо оттаяло», деревья оживают, появилась первая капель. Через год Пришвин дополнит материальные признаки весны света городскими приметами: сверкают на солнце дворцы вдоль набережной Невы, и Петербург предстает «волшебным, прекрасным» [9, с. 36]. Далее, природные реалии заметно обогащаются эмоциональным отношением к ним автора. Так, в «Раннем дневнике» Пришвин разъясняет причины внимания к весеннему свету. Природное явление связано с воспоминанием о встрече с В. П. Измалковой в весеннем залитом солнечными лучами Париже [9, с. 156-157]. На долгие годы Пришвин сохранил ощущение нерасторжимой связи весны и любви человека: «у каждого была своя весна, но не каждый сохранил о ней живое воспоминание» [9, с. 424]. Непривычное отсутствие радости во время весны, равнодушие к «младенческому» свету писатель отмечает в «Дневнике» 23 февраля 1915 года [1, с. 138]. Пейзажная деталь появляется в повествовании о гибели людей на фронтах Первой мировой войны. Помимо выражения эмоционального состояния автора, деталь отражает общечеловеческие взгляды художника: лаконичный пейзажных штрих на фоне общественных драм отражает контраст естественного и социального, жизни и смерти, мира и войны. Весна света утверждается в значении символа жизни.
Как известно, в художественном повествовании своеобразие одних портретов, характеров, ситуаций постигается через другие. В драматичном 1919 году, потеряв родную усадьбу, не понимая, как зарабатывать на жизнь в новом советском государстве, Пришвин сближает свою судьбу с судьбой растения, погребенного под великими массами снега, но готового откликнуться на весенние лучи и снова воскреснуть к жизни [2, с. 230]. Присутствие солнца спасает рисуемую ситуацию от безысходности, передается мысль о жизнеспособности природы и человека.
По мере развития повествования заметно совершенствование материальных признаков весны света. Пришвин внимательно прорабатывает цветовую характеристику явления: голубое небо, голубые тени на снегу, золотые дни, сверкающий лед, серебряный наст. Параллельно идет накопление примет-откликов на яркий, теплый свет солнца других естественных персонажей: сосны молодеют, появились первые капли. Образ весны света дополняется звуковыми приметами: весело зачирикали воробьи, раздались крики перелетных птиц в небе. Образ весны света, поднятый до символа, становится героем одноименного рассказа, опубликованного в 1938 году. Весна света укрепляется в значении торжества жизни.
Преобразование географического прототипа в художественное явление в «Дневниках» Пришвина показывает, что писатель особым образом
отбирает явления реальности. Из огромной массы наблюдений, впечатлений, запомнившихся картин природы он отмечает преимущественно те, которые соответствуют его эстетическим представлениям, рассказывают о гармонии и красоте естественной жизни. На протяжении всего творческого пути Пришвин утверждал объективность красоты натурального мира, полагаясь и на народное сознание, и на естественнонаучные знания, и на собственный опыт путешественника. Писатель не ограничивает красоту внешними (портретными) чертами. Вся жизнь в природе прекрасна. Прорастание, развитие, цветение, плоды, круговорот жизни - все это возможность и реальность проявления красоты.
В художественном мире Пришвина эстетика связана с этикой: категория прекрасного сливается с пониманием добра. По мысли автора, не стоит усиливать возможностями искусства злые, отрицательные стороны жизни. Они недостойны талантливого живописания. Задача художника - изображать добрые явления, результаты родственного внимания человека к миру.
Отметим непривычные для читателя в наследии Пришвина образы естественного мира, содержащие отрицательные стороны. Мотивы зла, нежизнеспособности в природных явлениях автор пишет, как правило, для иллюстрации общественно-исторических проблем. Непривычный вариант становления непривлекательного образа на основе естественного прототипа демонстрируют «Дневники» драматичного периода (1914-1919). Например, среди записей 1916 года есть упоминание об оврагах, пересекающих плодородные пашни: они - глубокие, глиняные, словно «злобная гримаса» на поле. В картине заметна перекличка с текстами И.С. Тургенева, также не обошедшего вниманием в описании мест Орловской губернии драматического состояния земли, страшных и безжизненных оврагов, зияющих, как бездна. У Пришвина «трещины»-овраги наделены метафорическим смыслом: подразумевается не только запущенное земледелие, но и расслоение всего российского общества - от города до деревни.
В случаях обращения к общественным проблемам природа может терять прекрасные черты. В частности, реальное болотце Чистик в Смоленской губернии в «Дневнике» 1921 года - живописное, круглое, озаренное лунным светом; вокруг растут мощные дубы; выводят птенцов птицы [7, с. 168]. Переходя прототипом в повесть «Мирская чаша» (1922), в которой Пришвин не приемлет драматизма гражданской войны, Чистик изображен безрадостным и бесцветным, он - символ страдания. Прекрасный натуральный Чистик принципиально отличается от образа Чистика в «Мирской чаше».
Итак, в теме природы, которая разворачивается «Дневниках» М.М. Пришвина богато и живописно, можно проследить многоразличные варианты рождения художественного образа на основе географического прототипа. Эстетическим явлением может стать деталь природного суще-
ства, ситуация дня, естественный сюжет, состояние атмосферы, восход или заход солнца, луны, стихии. Первоначальные факты, свежие впечатления, точные описания наполняются опытом предшествующих наблюдений, мотивами биографии, натурфилософией, настроением писателя, и далее эти уже готовые образы могут пройти путем долгой доработки. Наблюдения над рождением образа из географического прототипа в теме природы М.М. Пришвина подтверждают возможности жанра дневника включать совершенство художественного повествования.
Список литературы
1. Пришвин М. М. Дневники. 1914-1917. - М.: Московский рабочий, 1991.
2. Пришвин М. М. Дневники. 1918-1919. - М.: Московский рабочий, 1994.
3. Пришвин М. М. Дневники. 1920-1922. - М.: Московский рабочий, 1995.
4. Пришвин М. М. Дневники. 1923-1925. - М.: Русская книга, 1999.
5. Пришвин М. М. Дневники. 1926-1927. - М.: Русская книга, 2003.
6. Пришвин М. М. Дневники. 1928-1929. - М.: Русская книга, 2004.
7. Пришвин М. М. Дневники. 1930-1931. - СПб.: Росток, 2006.
8. Пришвин М. М. Дневники. 1938-1939. - СПб.: Росток, 2010.
9. Пришвин М. М. Ранний дневник. - СПб.: Росток, 2007.
10. Пришвин М. М. Собр. соч.: в 6 т. - М.: Гослитиздат, 1957.
