CC BY
73
ДИСКУРС УРЕГУЛИРОВАНИЯ КАРАБАХСКОГО КОНФЛИКТА: ОБРАЗЫ ВРАГА И ПАРТНЕРА
Лаура БАГДАСАРЯН
директор Исследовательского центра журналистов-расследователей Армении «Регион» (Ереван, Армения)
Конфликты на Кавказе принято считать основным препятствием на пути становления региона как целостной геополитической единицы, спо-
собной связывать Восток и Запад, Север и Юг Евразийского пространства. Кому больше нужна такая геополитическая целостность (самим государствам и государ-
ственным образованиям региона, международным организациям, главным геополитическим силам на Кавказе и т.д.) и возможно ли вообще ее достижение? Эти вопросы в странах региона обсуждают от случая к случаю: они могут показаться чрезмерно политизированными или даже конъюнктурно вымышленными. Ибо процессы, происходящие ныне на этой территории и вокруг нее, свидетельствуют об обратном — об установлении двусторонних отношений по режиму, причем вопреки точке зрения третьей стороны. Если абстрагироваться от современного состояния региональных отношений, то на приведенные выше вопросы однозначно можно ответить, что сотрудничество и интеграция стран Южного Кавказа отвечают прежде всего интересам этих государств, исходя хотя бы из насущной необходимости их динамичного экономического развития и долгосрочной внутренней стабильности.
По довольно распространенному мнению, главный барьер на пути развития региона — карабахский конфликт, ибо ни в абхазском, ни в южноосетинском, ни в чеченском противостоянии нет столь ощутимого геополитического компонента, какой был (и есть) в карабахском. Так довольно часто утверждают не только зарубежные политологи, но и армянские, азербайджанские специалисты. Однако в силу происходящих за последний период процессов очевидно, что к данному утверждению уже не следует относиться столь категорично, наоборот, нужно признать, что сегодня главные причины, сдерживающие региональное сотрудничество, — неурегулированность армяно-турецких и грузинороссийских связей. Ведь геополитический
компонент в российско-грузинских отношениях со временем не только не уменьшился, но за последние годы стал более очевиден. К тому же эта тенденция усиливается, что обусловлено не особой заинтересованностью России в исходе грузиноабхазского конфликта. Уверенно можно говорить и о все большей геополитизации армяно-турецких отношений (из-за актуализации вопроса вступления Турции в ЕС). До того геополитика в их взаимоотношениях проявлялась не столько в блокировании Турцией своей границы с Арменией (из-за карабахского конфликта), сколько в вопросе о признании геноцида армян 1915 года другими странами и реакцией Анкары на это.
Однако если и нужно выделять карабахский конфликт, то лишь с учетом того, что с годами он все больше приобретает атрибуты затяжного противостояния с вытекающими отсюда последствиями. Однако — в отличие от других конфликтов в регионе — стороны уже свыше 10 лет сохраняют режим прекращения огня, причем без вмешательства международных миротворческих сил, которые, собственно, никогда и не стояли между ними. Эта особенность считается единственным положительным результатом всего переговорного процесса.
Говоря об особенностях конфликта, мы также вынуждены констатировать, что его участники подходят к урегулированию проблемы с диаметрально противоположных позиций. В частности, имеют место разночтения в вопросе субъектов и объектов, сторон конфликта, неадекватное восприятие его политической природы, следовательно, — главной цели урегулирования.
а) Разночтения в вопросе субъектов и объектов, сторон конфликта
В разные периоды урегулирования ответственность за принятие решения возлагалась то на лидеров конфликтующих сторон, то на их политические элиты, а в последние годы — на народы и общества в целом. Более того, до сих пор армянская и азербайджанская стороны (а заодно и посредники) не могут прийти к взаимоприемлемому решению
относительно участия самого Нагорного Карабаха в процессе урегулирования. В Баку распространен тезис о том, что любые его контакты с лидерами Карабаха будут истолкованы как признание государственной независимости НКР. В связи с этим вряд ли нужно объяснять причины столь ревностного отношения официального Баку даже к маршруту поездок международных посредников в Нагорный Карабах не по территории Азербайджана (затем по буферной зоне — минными полями через линию фронта), а из Армении по Лачинскому коридору прямо в Карабах.
б) Неадекватное восприятие политической природы конфликта, следовательно, — главной цели урегулирования
Азербайджан считает карабахский конфликт территориальным, значит, нужно полагать (и об этом свидетельствуют многочисленные заявления, звучащие по этому поводу в Баку), его разрешение должно предусматривать восстановление территориальной целостности страны. Другие вопросы (установление доверия, гарантии безопасности жителей Нагорного Карабаха под юрисдикцией Азербайджана и статус Нагорного Карабаха), от разрешения которых зависит его долгосрочное урегулирование, официальный Баку сейчас просто не рассматривает. А для Еревана (здесь мнения представителей Армении и самого Нагорного Карабаха совпадают) это проблема самоопределения, то есть правовой вопрос.
Приведенные выше разночтения и обуславливают дискурс урегулирования противостояния. Анализ этого дискурса позволяет нам утверждать, что карабахский конфликт все больше приобретает межэтнический характер с вытекающими отсюда последствиями: распространением в обществе соответствующих этнофобий и стабильной пропаганды образа врага в лице противоположной стороны. А они, как известно, отличаются удивительной живучестью на подсознательном уровне и т.д. и т.п.
На перепутье «ни мира, ни войны»
В классическом понимании урегулированием конфликтов принято считать переговорные процессы, подразумевающие политические методы удовлетворения требований противоборствующих сторон, причем начатые сразу после установления режимов прекращения огня при участии института международных посредников. Понятно, что компромисс — безальтернативный путь такого урегулирования, то есть сделанные (или предлагаемые) уступки не только взаимны, но и воспринимаются как равноценные. Но это в том случае, если конечная цель — долгосрочное урегулирование и решение всех спорных вопросов после подписания определенных соглашений. Только при таком режиме и таком восприятии урегулирования возможна трансформация формулы недоверия «если хорошо для них, значит, плохо для нас» (характерной для дискурса конфронтации) в формулу сотрудничества «если плохо, значит, плохо всем». Однако это лишь теория, которую трудно использовать в урегулировании карабахского конфликта в силу непреодоленных и взаимосвязанных внешне- и внутриполитических, психологических и социальных обстоятельств, а также их все большего усугубления. Такую теорию можно воплотить в жизнь только в том случае, если у противоборствующих сторон реально возникнет другая, не связанная друг с другом опасность. Это, естественно, самый нежелатель-
ный вариант сближения Еревана и Баку, ибо помимо того, что таким путем долгосрочного урегулирования не достигнуть, стороны будут вынуждены смириться с решениями, которые не удовлетворят ни одну из них.
Десятилетний режим «ни мира, ни войны», официально закрепленный в 1994 году Бишкекскими соглашениями о прекращении огня по всему периметру боевых действий за Карабах, был шансом выработать формулу компромисса. Кажется, уже пройдены все этапы конфликта, а продолжение боевых действий не было на руку никому: ни победившей стороне, ни побежденной, ни геополитическим игрокам в регионе. Однако, судя по ожесточенному ведению информационной войны, направленной сторонами друг против друга и на поддержание определенной воинственной кондиции своих обществ, этот шанс до сих пор осознается мало. Ведь для долгосрочного урегулирования необходимо не просто подписать соглашение, но и интенсивно вести соответствующую пропаганду в своих обществах. Другими словами, в первую очередь требуется достичь понимания идеи взаимных уступок.
По сути своей логика режима «ни мира, ни войны» — перекресток, с которого, сделав лишь один шаг, можно начать войну или встать на путь мира, — диктует необходимость двойной пропаганды. Если война, то общество должно воспринимать эту идею и в достаточной степени быть готовым к ней (пропаганда и насаждение образа врага). Если мир, то общество должно быть готовым скорее не к миру, а к его сохранению в дальнейшем (пропаганда взаимных уступок, а самое главное — их равноценности). Собственно, заявления представителей сторон по поводу урегулирования конфликта в первые годы отражали это двусмысленное состояние. (Для внешней аудитории, в основном для международных кругов, говорили о готовности и намерении решить проблему дипломатическими способами, а для «внутреннего пользования» — о готовности продолжить войну, если такая необходимость возникнет.) Для Азербайджана эта необходимость заключалась в незамедлительном изменении сложившейся послевоенной ситуации, для Армении — в скорейшем ее закреплении на международно-дипломатическом уровне.
Собственно, суть официальной позиции Баку состоит в том, что если не удастся вернуть Карабах мирными методами (имеется в виду не только взаимоприемлемое соглашение, но и любые формы дипломатического решения, включая «принуждение к миру»), то Азербайджан будет вынужден это сделать военным путем. А такой путь обуславливает двоякое поведение сторон. Между прочим, ответ на вопрос о том, почему о военном варианте решения конфликта стали говорить в Азербайджане именно с 1999 года (в период, когда президентом страны был Гейдар Алиев), можно найти и в высказывании руководителя Народного фронта Азербайджана Али Керимли. В ходе интервью с нами он, в частности, отметил: «Азербайджан — государство, в котором вопрос войны и мира не является предметом дискуссий. Народный фронт Азербайджана официально придерживается курса на освобождение наших земель. Вариантов — несколько, спектр — огромный. Пока что мы приветствуем попытки сопредседателей Минской группы ОБСЕ примирить стороны путем дипломатических переговоров. Однако не стоит забывать, что по обе стороны фронта растет новое поколение. В Карабахе — армянские дети, не знающие, что такое юрисдикция Азербайджана, на остальной части страны — будущие граждане, для которых лет через 10 лет слово Карабах будет звучать как нечто абстрактное. Мы не должны допустить подобный расклад. Он ведет к проигрышу в стратегическом плане. За что будут воевать наши дети? А нам — есть за что... Однако естественнее выглядит модель мирного решения конфликта — исключительно за столом переговоров, с учетом интересов и приоритетов обеих стран и их стратегических союзников. Словом, все зависит от доброй воли армянских политиков. Если они будут спекулировать смертью офицера (опять заявляю, что нужно сначала разобраться в мотивах преступления), это приведет к
затягиванию процесса. Нельзя затягивать бесконечно долго. Сначала расстрел парламента, теперь — смерть офицера от рук азербайджанского сослуживца. Напряжение на пределе, и если опять начнутся проволочки, наша партия однозначно заявит об этом. Тогда мы будем требовать решительных мер, и общество нас поддержит»1.
Для сравнения приведем выдержку из интервью государственного министра Грузии по урегулированию конфликтов Георгия Хаиндрава, в котором отражено видение официальным Тбилиси проблемы урегулирования. Напомним, что для официального Тбилиси разрешение абхазской или южноосетинской проблем (как для Азербайджана проблемы Нагорного Карабаха) — вопрос восстановления территориальной целостности своего государства и возвращения Абхазии и Южной Осетии под юрисдикцию Грузии. И что принципиально важно, сегодняшние власти страны считают абхазский конфликт межэтническим. «Основная ошибка прежнего руководства заключалась в том, что оно обратилось к силовому решению вопроса. Мы же ратуем за конструктивный, главное — за мирный диалог. Силой можно решить только проблему возврата территорий, но не урегулирования конфликта. Мы же пытаемся устранить то непонимание и неприятие, которое существует между грузинами и абхазами. Думаю, не надо стесняться признавать свои ошибки. И с этого должны начать мы. Мы являемся представителями большинства населения Грузии, с нас и спрос больше»2.
Мы и наши враги
К исследованию дискурса урегулирования карабахского конфликта Исследовательский центр «Регион» приступил в июне 2004 года (совместно с Азербайджанским институтом мира и демократии, при поддержке Ереванского офиса Европейской комиссии в Грузии и Армении). Эту работу мы проводим по двум направлениям: анализ пропагандируемых в армянских и азербайджанских СМИ стереотипов образа врага и партнера, а также реальных стереотипов, утвердившихся в армянском и азербайджанском обществе.
Необходимость такого исследования продиктована не потребностью фактологически и научно доказать то, что, кажется, ясно и без этого и о чем в последнее время уже не в первый раз заявляют сами посредники. А именно, что между противоборствующими сторонами есть серьезная неприязнь, ненависть и т.д. А если решение вопроса «буксует» и процесс урегулирования периодически возвращается на круги своя, то налицо взаимоисключающие поведенческие, идейные, психологические параметры и точек соприкосновения становится все меньше. А если они и есть, то обусловлены скорее не подходами самих сторон, а не зависящими от них обстоятельствами. Более того, на фоне распространенных в Азербайджане разговоров о войне как о единственно верном выходе из затяжного состояния, вроде бы должно быть понятно, кто считается врагом в Ереване, а кто в Баку.
Однако не все так однозначно, как может показаться, что мы и предполагали до начала исследования. Ведь кроме чисто исследовательского интереса о том, как оценивает тебя противоположная сторона, важно понять, почему, на основании каких постулатов она делает свои выводы, насколько они убедительны, как при этом она оценивает сама себя и т.д. Не менее значимо для исследования стереотипов врага и партнера сравнение адекватности подходов и аргументов, уровня мотивации отрицательных и положительных установок о врагах и партнерах, о самих себе и т.д. и т.п.
1 Интервью с А. Керимли, 20 февраля 2004 г. [www.caucasusjournalists.net].
2 См.: Право на автономию // Красная звезда, 23 апреля 2004.
Для изучения пропагандируемых в Армении и Азербайджане стереотипов врага и партнера проанализирована только печатная периодика (по шесть газет в каждой стране). Такой выбор обусловлен тем, что, хотя их электронные СМИ опережают прессу (с точки зрения доступности, а значит, широты охвата аудитории), они, как правило, не отражают весь спектр мнений, существующих в политическом дискурсе Еревана и Баку. Иными словами, именно в печатных изданиях этих стран можно проследить за мнениями различных политических сил (в их динамическом развитии).
Методология исследования заключалась в следующем:
■ выявление динамики интенсивности негативных и положительных стереотипов (насколько они постоянны);
■ степень их мотивации (какие формулировки о врагах или партнерах обосновываются, какие высказаны категорично, т.е. как аксиома);
■ тематическая градация стереотипов (какие внутренние или внешние силы, какие страны, международные организации выступают в качестве партнеров при достижении цели);
■ определение вида стереотипов (насколько конкретен негативный стереотип — определенный и неопределенный враг, недруг) и их соотношение (сравнение количества положительных, негативных или нейтральных описаний о противоположной стороне, о силах, вовлеченных в урегулирование и т.д.);
■ выявление основных источников этих стереотипов, то есть определение политической направленности «архитекторов»/»соархитекторов» этих установок (властные структуры, оппозиционные партии, общественные деятели — свои, зарубежные и т.п.).
Особо хотелось бы сказать об одном «рабочем» обстоятельстве, возникшем на первом этапе нашего дискурса, которое не могло не стать своеобразным сигналом, свидетельствующим о практической значимости такого исследования вообще. Речь идет о степени «стереотипизированности» самих членов группы мониторинга, которая проявилась при определении знаковых параметров стереотипов. Особенность подобных исследований, когда по совместно разработанной методике в двух странах параллельно проводят мониторинг СМИ для сравнения полученных результатов, — максимально возможная формализация контент-оценок и соблюдение обговоренных исследовательских параметров (что и было сделано). Тем не менее в первые две недели работы мы, например, сталкивались с такими формулировками: «с агрессорами (т.е. армянами. — Л.Б.) договариваться нельзя», «Азербайджан никогда не уступит врагу», «Турция не откроет границу (армяно-турецкую. — Л.Б.), пока не будут удовлетворены требования Азербайджана». Бакинские члены группы мониторинга отмечали в таблицах эти мнения знаком плюс. Таким же плюсом были обозначены формулировки, взятые из армянской прессы представителями группы мониторинга в Ереване: «У Турции нет шансов войти в состав ЕС», «Мерзляков (сопредседатель Минской группы ОБСЕ от России. — Л.Б.) сказал, что СМИ Азербайджана приписывают ему заявления, которые он не делал», «Россия не уступает своих позиций в регионе» и т.д. Однако в дальнейшем подобных случаев становилось все меньше.
Чтобы не утомлять читателей количественными показателями исследования, остановимся на принципиальных тенденциях, характерных для пропагандируемых в Армении и Азербайджане стереотипов. В целом дискурс СМИ обеих стран строится на негативе. Это касается и так называемых «описаний по внутренним взаимоотношениям» (внутриполитическим, внутриобщественным, межличностным), и мнений противоположной стороны конфликта относительно стран, вовлеченных в посреднические миссии. Поло-
жительные оценки отмечены лишь в декларативных заявлениях о готовности той или иной страны к сотрудничеству и в своего рода рекламных материалах, в которых чувствуется определенная политическая ангажированность. Например, когда о роли международных организаций в достижении сотрудничества между государствами региона говорят представители этих же организаций. Или когда положительные оценки властям/оппозиции, которые в силах разрешить конфликт, проблемы внутреннего развития и внешнеполитические противоречия, дают они сами (властям — представители власти, оппозиции — ее представители).
Однако бесспорными лидерами «авторов» положительных и негативных установок, распространяемых прессой обеих стран, выступают журналисты. Даже такой в принципе нейтральный жанр, как сообщение, занимает первое место по количеству положительных и негативных оценок в ряду других оценочных жанров (интервью, аналитическая статья). Неудивительно, что полученные результаты свидетельствуют: журналисты — основные распространители образа врага в лице армянина — в азербайджанской прессе, турка — в армянских СМИ.
Пропагандируемый образ внешнего врага конкретен. Такие формулировки, как «внешние силы, пытающиеся дестабилизировать ситуацию в стране», «сильные мира сего, преследующие свои личные интересы в вопросе урегулирования конфликта» (категория «неопределенный враг») и т.д., встречаются намного реже, нежели более адресные негативные описания-установки: «Армяне-агрессоры», «На Азербайджанскую землю не ступит нога врага»3, «Азербайджанцы ничем не отличаются от турок», «Турок остается турком»4 и т.д. Однако этот образ теряет свою конкретику, когда речь идет о внутренних силах, которые «тянут страну назад к пропасти», «оккупировали страну как наши враги», «распространяют атмосферу страха и безнаказанности», «фиктивно борются с коррупцией», «озабочены лишь своим личным обогащением и благоденствием» и т.д. (собирательный образ внутреннего врага в лице власть имущих). Аналогичная ситуация отмечается, когда СМИ пишут о структурах (или деятелях), которые «послушно выполняют указания своих боссов», «позорят страну и наносят вред имиджу государства и всего народа», «действуют на руку врагу», «парализуют страну из-за своих узкополитических интересов, когда над страной нависла угроза существования государства в целом « и т.д. (собирательный образ внутреннего врага в лице оппозиции). Приведем типичные примеры. «В жилах этих людей (в данном случае речь идет о судьях, вынесших приговор активистам азербайджанской Организации освобождения Карабаха, которые пытались ворваться к армянским участникам учений НАТО в Баку. — Л.Б.) течет армянская кровь»5. «В Азербайджане есть предатели, которые хуже армян»6, «Мы (армянская делегация в ПАСЕ. — Л.Б.) единственная после албанской, в которой члены оппозиции дискредитируют в глазах Ассамблеи свою страну»7, «Наш (армянский. — Л.Б.) народ глубоко некультурный, необразованный. Ужасно, но иногда кажется, что наш народ полностью живет по-азербайджански. Как знать, если бы 100 лет назад мы были такими, как сейчас, то турки бы нас не уничтожили»8.
Пропаганду образа врага в Азербайджане и в Армении отличает ее адресность и интенсивность. Так, читателям азербайджанских газет должно быть понятно, что враги —
3 Наиболее распространенные выражения, которые встречались в исследуемых азербайджанских газетах в период организации учений НАТО в Баку летом 2004 года.
4 В нескольких номерах подряд армянская газета «Айоц ашхар» публиковала под такими заголовками информационные сообщения о пикетах перед гостиницей в Баку, где проживали армянские офицеры, в июле 2004 года приехавшие на учения НАТО.
5 Там же, 3 сентября 2004.
6 Ени Мусават (Баку), 23 июня 2004.
7 Новое время (Ереван), 28 сентября 2004.
8 Айоц ашхар, 2 сентября 2004.
армяне, все армянское — вражеское, даже если оно проявляется во внутриполитической жизни страны. Любой гражданин Азербайджана (с какой-то частью армянской крови) — потенциальный враг, способный предать страну. («Находящиеся у власти пусть знают, что дети, которых им родили ахчи (просторечное обращение к женщине на армянском языке. — Л.Б.), сдали земли Азербайджана...»9.) А читателям армянских газет должно быть очевидно, что азербайджанцы — такие же враги, как турки, и делают все для возобновления войны, а турки никогда не признают геноцид армян, они все коварны и не будут цивилизованней даже после того, как станут европейской нацией. («Изменилась ли суть Турции? Нет, не изменилась и в программе «Великого Турана» ничего не изменилось»10, «Все европейские и армянские чиновники, которые верят, что после вступления в ЕС Турция станет более демократичным государством, должны объяснить, почему ее власти предусматривают арест граждан страны, которые заговорят о геноциде армян»11.)
Если суммировать описания каждой из сторон, то для армянской прессы характерен резкий скачок негативных показателей на фоне определенных событий (реакция на заявления деятелей Азербайджана, на митинги и пикеты по поводу участия армянских военных в учениях НАТО в Баку и т.д.). Причем, эти негативы даны как с мотивацией, так и в категоричных формах. В периоды «затишья» армянская пресса может занимать нейтральную позицию не только в материалах об Азербайджане, не затрагивающих вопросы карабахского урегулирования, но и в сообщениях, информирующих о категоричных, даже ультимативных заявлениях Баку в адрес Еревана.
Картина с азербайджанской прессой явно иная. Негативные описания здесь характерны для подавляющего большинства публикаций об армянах, Армении вообще и всем армянском. Такой стабильный негатив преподносится, за редким исключением, без мотивации, что позволяет говорить о сформировавшемся на пропагандистском уровне образе врага (в лице армян). Примеров этого классического образа множество — армянин как человек наделен всеми возможными отрицательными качествами, все свое умение он может применить лишь в коварных целях, направленных против Азербайджана. Вот типичный образец подобных публикаций: «Армения — пример умения преподносить все в такой форме и так быстро, что азербайджанской стороне приходится или молча глотать продукты ювелирной пропагандисткой работы армян, или оказаться в положении разъясняющего все задним числом»12. В контекстуальном плане положительные качества армян («упорны и целенаправленны», «умеют убеждать людей», «хорошо организованы за рубежом» и т.д.) в азербайджанской прессе упоминаются лишь в материалах, где говорится или о консолидации общества, или о том, что этих их качеств необходимо остерегаться.
О положительных качествах турок («турки — хорошие дипломаты», «изворотливы» и т.д.) армянские СМИ пишут меньше, нежели об отрицательных. Однако, если говорить языком цифр (по количественным показателям), стабильно негативный ранее образ турка, многие десятилетия не желающего признавать факт геноцида армян, а ныне отгородившегося от Еревана уже и по причине карабахского конфликта, в последнее время в категоричной форме упоминается лишь для представления образа азербайджанцев. Хотя в целом материалов о Турции (турках) с негативными оценками по-прежнему больше, чем с положительными или нейтральными, они в основном публикуются с обоснованием (мотивацией). Негатив без мотивации, в категорично-аксиоматической форме встречается при представлении азербайджанцев в образе врага.
9 Ени Мусават, 26 июля 2004.
10 Айоц ашхар, 9 сентября 2004.
11 Азг (Ереван), 7 октября 2004.
12 Айна-Зеркало (Баку), 11 сентября 2004.
Вообще представления образа сравнительно нового врага с помощью хорошо знакомого старого используют и азербайджанские СМИ. Армянский почерк, характер, сепаратизм описывается, например, в материалах о странах, в которых есть сравнительно многочисленная армянская диаспора (о Грузии, России, США и т.д.).
Отдельное место занимает образ потенциального недруга, способного содействовать врагу. Как правило, он сопровождается обобщенной мотивацией: «Наш партнер — враг нашего врага, или партнер нашего врага — наш враг». Это материалы о международных организациях, принимающих те или иные решения, формулировки о нынешнем состоянии карабахского урегулирования, о странах, вовлеченных в переговорный процесс, а также о сопредельных государствах, пытающихся активизировать свои отношения с одной из сторон. В целом, в армянских СМИ часть материалов о Турции, в которых содержатся негативные установки, посвящена увязыванию вопроса о нормализации армяно-турецких отношений с карабахской проблемой. И наоборот, именно этим обосновываются положительные установки о Турции, встречающиеся в части публикаций в азербайджанских СМИ. По такому же принципу обосновываются встречающиеся негативные или положительные установки в публикациях об Иране, России, США, Франции и т.д.
В обеих странах отмечается разный подход к вопросу об отношении к международным организациям. В азербайджанских газетах знаковые параметры материалов о международных посредниках и организациях напрямую связаны с карабахской проблемой, в том числе с тем, кто какое сделал заявление (с их точки зрения, проазербайджанское или проармянское). «Армяне наши заклятые враги, почему НАТО открыто навязывает их нам в гости?»13, «У нас есть явный враг — Армения, следовательно, мы не можем соответствовать военным стандартам НАТО»14, «Если они действительно хотят нашего сотрудничества, то в качестве первого шага НАТО должна помочь нам освободить наши земли»15. В армянских СМИ положительные или негативные описания обусловлены проблемой отношения международных организаций к внутриполитическим вопросам, уровнем демократических свобод, а также институциональным становлением демократического общества в стране. В принципе мы ожидали такой результат нашего исследования, ибо в периоды обострения отношений между правящими кругами и оппозиционными силами в Армении традиционно редко затрагивается проблема карабахского конфликта (пожалуй, за исключением событий 1998 г.).
В ы в о д ы
1. В целом стереотипы, пропагандируемые в армянских и азербайджанских СМИ, строятся на негативе, что говорит о некоем напряженно-агрессивном настрое общественно-политических элит Еревана и Баку. Причем это касается не только двусторонних, но и внутренних отношений. Судя по пропагандируемым клише (внешне- и внутриполитическим), в обеих странах стабильно сохраняется «режим принуждения», характерный для периодов «горячих войн».
2. По интенсивности и контент-параметрам карабахский конфликт занимает в азербайджанских СМИ в рассматриваемом негативе большее место, нежели в армянских. Это говорит о том, что в Баку все вопросы настоятельно связывают (и объясняют) неурегулированностью карабахского конфликта.
13 Там же.
14 Эхо (Баку), 19 июня 2004.
15 Ени мусават, 1 июля 2004.
3. В азербайджанской прессе, на фоне ее интенсивных упоминаний о возобновлении военных действий, насаждается комплекс жертвы, которая в принципе должна быть готовой к реваншу. Но, с другой стороны, это может негативно сказаться на воинственности духа в будущем.
4. В армянских СМИ проявляется синдром победителя, который может позволить себе роскошь не увязывать внутренние проблемы с неурегулированностью карабахского конфликта до той поры, пока нет малейшего движения по вопросу об изменении статус-кво.
5. Пропаганда стереотипов образа врага, включая сферу внутренних отношений (как в Ереване, так и в Баку), направлена именно на внутреннюю аудиторию, что говорит о двойных стандартах, применяемых в обеих странах к вопросу о компромиссе в переговорном процессе по карабахскому урегулированию и строительству открытых гражданских обществ.
