CC BY
28
Внешняя политика
современной России
А. В. Любачев
ДИНАМИКА ИЗМЕНЕНИЯ МЕСТА И РОЛИ КОНТРТЕРРОРИСТИЧЕСКОГО НАПРАВЛЕНИЯ ВО
ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКЕ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
(1992-2006 гг.)
Проблемы противодействия терроризму занимали во внешней политике Российской Федерации не всегда одинаковое место и имели различную степень приоритетности в зависимости от того, о каком периоде времени идет речь. Место и роль антитеррористического направления в российской внешнеполитической деятельности зависят, с одной стороны, от того, какое место занимает борьба с международным терроризмом в мировой политике в целом, а с другой стороны, от того, в какой степени террористическая угроза проявляется внутри страны. С этой точки зрения, по нашему мнению, во внешней политике современной России можно выделить несколько периодов. Первый период охватывает приблизительно 1992-1994 годы; второй период — 1995-1998 годы; третий — 19992001 годы; четвертый период — 2001-2005 годы; пятый период начался в 2006 г. и продолжается по сей день. В эти временные промежутки подходы российской дипломатии к проблеме борьбы с терроризмом существенно различались между собой. Отношения России с зарубежными странами по вопросам сотрудничества в этой борьбе складывались по-разному.
Первый период (1992-1994) пришелся на первые годы существования Российской Федерации в качестве самостоятельного международного актора, имевшего статус преемника СССР с точки зрения международного права, но одновременно пытавшегося найти свое собственное место в мировой политике. В этот период непосредственной угрозы терроризма в самой России не наблюдалось. Отдельные террористические вылазки чеченских сепаратистов в то время носили уголовный характер, а саму проблему Чечни российское руководство стремилось игнорировать. Левые и правые экстремисты проявляли склонность к использованию насилия, но попытки террористических актов с их стороны ни в этот период, ни в последующем серьезной угрозы для безопасности российского общества не представляли. В международных отношениях терроризм также был в начале 1990-х годов маргинальной проблемой.
© Любачев А. В., 2007
Изменение подходов российской внешней политики к проблемам борьбы с терроризмом было связано с началом в 1994 г. первой чеченской войны. В период этой войны чеченские сепаратисты неоднократно прибегали к террористическим акциям. И хотя терроризм не рассматривался еще российскими властями в качестве главной угрозы национальной безопасности, но представлял собой серьезную внутреннюю проблему. Эта проблема имела и международный аспект. Дело в том, что первая чеченская война в мире воспринималась неоднозначно. В западных странах действия российских властей рассматривались как массовое нарушение прав человека. Официальные власти многих государств стремились проявлять сдержанность в оценке ситуации в Чечне, хотя их действия не всегда носили дружественный характер. Особенно это касалось Балтийских государств и некоторых стран Центральной и Восточной Европы, где находились различные представительства и информационные центры «независимой Ичкерии».
Руководство крупнейших стран Запада, поддерживавшее тесные контакты с Б. Ельциным, первоначально стремилось игнорировать конфликт в Чечне, но, под воздействием общественного мнения в своих государствах, демонстрировало несогласие с действиями России. Для улучшения международного имиджа России, преодоления негативного отношения к ее действиям по обеспечению собственной безопасности важно было подчеркнуть наличие террористической угрозы со стороны чеченских сепаратистов. Кроме того, необходимо было специально акцентировать внимание на международном аспекте проблемы терроризма, которая в мировом сообществе представлялась актуальной.
Дискуссия по вопросам сепаратизма и терроризма в Чечне испортила отношения Российской Федерации с такими международными организациями, как Совет Европы и ОБСЕ. Первоначально российские власти приветствовали появление и деятельность миссии ОБСЕ в зоне чеченского конфликта, но затем быстро разочаровались в позиции, которую заняли многие представители этой миссии. Это разочарование положило начало охлаждению взаимосвязи между РФ и ОБСЕ и пересмотру российского восприятия перспектив данной организации в негативно-пессимистическом духе (см.: Петраков, 2001; Шелепин, 2000). Присоединение России к Совету Европы, первоначально планировавшееся на 1995 г., было отложено из-за начала первой чеченской войны. Только когда она завершилась, Российская Федерация стала полноправным членом этой старейшей европейской организации.
Вступление в Совет Европы в определенных российских кругах вызвало эйфорию (см.: Лукин, 1996), которая, однако, быстро про-
шла после начала второй чеченской войны. В первые месяцы этой войны обсуждение «неадекватных действий» российских властей стало излюбленной темой на заседаниях Парламентской ассамблеи Совета Европы. В Москве это вызвало раздражение не меньшее, чем позиция миссии ОБСЕ, которая во время второй чеченской войны вообще не была допущена в зону боевых действий. С российской точки зрения, восприятие второй чеченской войны на Западе было еще более неадекватным, чем восприятие первой. Во-первых, полномасштабные военные действия в Чечне в этом случае начались после чудовищных террористических актов в Волгодонске и Москве, унесших жизни сотни ни в чем не повинных людей. Во-вторых, действия федерального центра были лишь ответными мерами на нападение чеченских боевиков, среди которых были иностранные наемники, на Дагестан. В отличие от первой чеченской войны, официально именовавшейся «восстановлением конституционного строя в Чеченской Республике», вторая с самого начала квалифицировалась как «контртеррористическая операция». Хотя поначалу действия чеченских террористов в большинстве стран осуждались, затем на Западе вновь взяла верх тенденция обвинения российских властей и российской армии в «неадекватном применении силы».
Два года — с начала осени 1999 до начала осени 2001 г. — акцентирование опасности со стороны международного терроризма в связи с событиями вокруг Чеченской Республики было одним из важных направлений внешней политики Российской Федерации в ее отношениях со странами дальнего зарубежья. И если у правительств тех стран, которые непосредственно в этот момент сталкивались с террористическими угрозами, позиция России находила понимание, то о руководстве ведущих стран Запада этого сказать было нельзя. В целом наличие угрозы международного терроризма признавалось, как признавалась и необходимость международного сотрудничества в борьбе с этой угрозой, но на ситуацию в Чечне это признание не распространялось.
Двойные стандарты в подходах Запада к проблеме терроризма проявлялись на различных уровнях. Например, во время дискуссии по проблемам международного сотрудничества в борьбе с терроризмом, проходившей в декабре 2000 г. в Дипломатической академии МИД Российской Федерации, один из российских чиновников, работавший в Управлении международной безопасности аппарата Совета безопасности России, признавая некоторый прогресс в антитеррористическом взаимодействии на международной арене, констатировал: «Однако эффективность реализации многих между_ 123
ПОЛИТЭКС- 2007. Вып. 3. №3
народных антитеррористических договоренностей пока оставляет желать лучшего. Кроме того, налицо четко выраженная политическая избирательность при подходе к оценке террористических проявлений в различных регионах мира. Например, по Чечне желаемого сотрудничества с Западом не получается, и более того, чеченские события постоянно используются для дискредитации России на международной арене, выдвижения обвинений в "неадекватном" применении силы, в нарушении прав человека и т. д.
В политическом лексиконе государственных и общественных деятелей США и Европы применительно к боевикам в Чечне, невзирая на их национальную принадлежность, больше фигурируют слова "борец за свободу" или "борец за веру", чем террорист. Террористические акции чеченских бандформирований именуются национально-освободительной борьбой. Мы как бы поменялись с Западом местами. Бывший СССР поддерживал национально-освободительные движения по всему миру, абстрагируясь от тех методов, зачастую террористических, которые использовали эти движения. Теперь Запад, исходя из своих стратегических интересов, может квалифицировать, по сути, одни и те же движения по-разному» (Международное сотрудничество, 2001, с. 80-81). Другой участник той же дискуссии добавлял: «Мы неоднократно повторяем, что Запад не должен недооценивать угрозу мирового терроризма. Долг международного сообщества — воспрепятствовать потоку долларов и наемников в зоны конфликтов, в том числе в Чечню, равно как пресечь ложь, которая льется на общественность» (Международное сотрудничество, 2001, с. 83-84). Однако до 11 сентября 2001 г. добиться от западных партнеров большего внимания к проблеме международного терроризма вообще, и к ситуации вокруг Чечни в частности, российской дипломатии так и не удалось.
11 сентября 2001 г., как уже было отмечено, изменило видение проблемы противодействия терроризму в мировой политике кардинальным образом. Неудивительно, что руководство России, напрямую сталкивавшееся с вызовами со стороны исламистских террористических структур, оперативнее, чем руководство большинства других государств мира среагировало на теракты в Нью-Йорке и Вашингтоне. Президент В. Путин оказался первым из зарубежных лидеров, кто лично выразил соболезнование Дж. Бушу и Соединенным Штатам Америки в целом в связи с этими трагическими событиями. Более того, Россия поддержала решение США о проведении контртеррористической операции против движения талибан и «Аль-Каида» в Афганистане. Здесь, правда, следует подчеркнуть, что ситуация в Афганистане беспокоила Россию больше, чем страны Запада, включая США. Если Соединенные Штаты были в определен-
ной степени причастны к появлению в свое время движения талибов, то Россия изначально видела в них угрозу своим интересам в Центрально-Азиатском регионе. С нарастанием террористической угрозы на Северном Кавказе в России стали обращать внимание на то обстоятельство, что на территориях, подконтрольных талибану, располагались лагеря по подготовке террористов. Со стороны России с конца 1990-х годов раздавались призывы к странам Запада и к США предпринять совместные усилия по нейтрализации исходящих от движения талибан опасностей. Еще за год до трагических событий 11 сентября 2001 г. российский дипломат Н. И. Козырев писал в одной из своих статей следующее: «Захватившие до 90% территории Афганистана талибы отбросили страну в средневековье, введя деспотическое военное правление, замешанное на догмах шариата, и уничтожив все мало-мальски оставшиеся там признаки современной цивилизации. Фактически запрещена музыка, кино, развлекательные программы на телевидении, женщинам нельзя учиться и работать, они могут появляться на улицах лишь в сопровождении мужчины и закутанные с головы до ног в паранджу.
Даже иранские духовные лица, наиболее верные последователи Хомейни, отличающиеся своим исламским экстремизмом, и те признают, что их афганские ученики превзошли учителей и хватили, что называется, через край. Вдобавок талибы превратили Афганистан в базу международного терроризма и наркобизнеса, и это обстоятельство угрожает не только пограничным с Афганистаном странам, в том числе России, но и Европе, и США. Отсюда напрашивается вывод: необходимо объединить усилия, особенно тех, на ком лежит наибольшая ответственность за создание нынешней ситуации, с тем чтобы положить конец режиму беззакония, насилия и попрания прав человека в Афганистане, загнавшему страну в тупик и создавшему условия для процветания торговли наркотиками и экспорта терроризма» (Козырев, 2000, с. 56).
Правда, надежды на урегулирование внутриафганской ситуации Н.Козырев связывал с возможностями США оказать влияние на талибов. «До последнего времени и у нас, и особенно в США, — продолжал он, — существовала недооценка важности афганской проблемы, решение которой уже нельзя дальше откладывать. Можно, конечно, сослаться на объективные причины, как-то: Косово (для США), Чечня (для России), однако это не оправдание. Более того, игнорирование афганского фактора является большой ошибкой, так как идеологическая и военная подпитка экстремизма косовских албанцев, равно как и чеченских сепаратистов, их питательная среда — это нынешний Афганистан, существующий там режим талибов. От_ 125
ПОЯИТЭКС- 2007. Вып. 3. №3
сюда вывод о том, что Россия и США как наиболее вовлеченные в эти события и имеющие рычаги воздействия на талибов (США) и Северный альянс (Россия) должны выступить коспонсорами афганского урегулирования по типу ближневосточного, но с более весомым и реальным участием России» (Козырев, 2000, с. 57). В реальности же США, не сумев добиться от талибов удовлетворения своих требований, решились на проведение военной операции по свержению их режима и ликвидации баз «Аль-Каиды» на территории Афганистана.
Россия не могла не поддержать эти действия, тем более что в начале сентября 2001 г. ситуация на севере Афганистана стала, с точки зрения интересов России, еще более угрожающей. Был убит лидер противостоявшего талибам «Северного альянса» Ахмед Шах Масуд и появилась реальная угроза выхода движения талибан к границам среднеазиатских республик СНГ. Возможностей предотвратить подобный ход событий у России было крайне мало, поэтому американская операция против талибов нашла поддержку в Москве. Причем, в отличие от общих заверений большинства союзников США, Россия оказала реальную помощь. Были осуществлены поставки крупных партий оружия, боеприпасов и другого снаряжения «Северному альянсу», сыгравшему решающую роль в наземной части контртеррористической операции. Сами американцы получили от российской стороны разведывательные данные, необходимые им для действий против талибов и «Аль-Каиды». Такой помощи не смог оказать США ни один из их официальных союзников по НАТО. Без негласного одобрения России США было бы трудно получить доступ к воздушному пространству центральноазиатских государств СНГ, и тем более создать на их территории свои военно-воздушные базы. В свою очередь, Соединенные Штаты после событий 11 сентября 2001 г. несколько скорректировали свою позицию по поводу ситуации в Чеченской Республике. Взаимное признание серьезности угрозы международного терроризма, практические совместные шаги в борьбе с этой угрозой стали импульсом для улучшения российско-американских отношений в целом.
Параллельно улучшению отношений между Россией и Соединенными Штатами Америки произошло ее сближение с другими государствами Запада и такой международной организацией, как НАТО. Несмотря на то, что еще в 1997 г. был подписан основополагающий Акт Россия-НАТО, заложивший политические и организационные основы двусторонних отношений нового типа, после натовской бомбардировки Югославии они были заморожены. Сближение России с Западом позволило не только их разблокировать, но и поднять на еще более высокий уровень. Был создан Совет Россия-
НАТО, который, в отличие от прежних двусторонних отношений, обладал компетенцией принятия совместных решений по целому ряду вопросов.
Антитеррористическое направление сотрудничества между Россией и Североатлантическим альянсом приобрело особое значение и стало динамично развиваться. Это особо отметил тогдашний генеральный секретарь НАТО Дж. Робертсон (см.: Робертсон, 2003). Однако в условиях эйфории, вызванной сближением позиций России, США и Запада в целом по вопросам борьбы с международным терроризмом, высказывались и опасения в том, что у этого сближения отсутствуют достаточно прочные позиции (см.: Примаков, 2002). Как показали события вокруг Ирака, такие опасения были не напрасными.
Американское вторжение в Ирак положило конец короткому периоду эйфории в российско-американских отношениях, но общие интересы России и США в сфере борьбы с терроризмом сохранились, как сохранились и проблемы взаимодействия двух стран в данной сфере. Характеризуя эту ситуацию и положение России на международной арене, российский политолог А. Крылов пишет: «После иракской войны характер отношений между Россией и США коренным образом изменился, но было бы неправильным утверждать, что оба государства оказались на пороге новой холодной войны. Хотя Россия и сохранила унаследованный от СССР статус ядерной сверхдержавы, такая война ей явно не по силам. А главное, она противоречит российским государственным интересам. США обладают беспрецедентным в современном мире экономическим и военным потенциалом, и это во многом определяет их ведущую роль в решении вопросов международной безопасности. Поэтому для современной России именно Соединенные Штаты являются естественным союзником в борьбе против международного терроризма и других угроз безопасности. Но главная проблема для РФ, да и всего мирового сообщества, состоит в том, что американская политика слишком заидеологизирована и часто не адекватна реалиям. Поэтому она может влиять на ситуацию не только в позитивном плане — Афганистан, но и в сугубо негативном — Ирак» (Крылов, 2006, с. 92).
Первые два года, прошедшие после начала американской военной кампании в Ираке, борьба с терроризмом оставалась наиболее важной проблемой обеспечения национальной безопасности России в сфере внутренней политики, и это не могло не сказаться на ее внешней политике. На этот период пришлись несколько громких террористических актов на Северном Кавказе, в Москве и дру-
гих местах Российской Федерации, включая чудовищное преступление в Беслане. Это требовало сотрудничества со всеми партнерами, несмотря на имеющиеся разногласия. Антитеррористическое взаимодействие продолжалось и продолжается в разных форматах, включая «большую восьмерку» (см.: Змеевский, 2006), а также сотрудничество по линии Россия-НАТО (см.: Беблер, 2006). Правда, отношения с Североатлантическим альянсом стали вновь усложняться. Помимо традиционной проблемы расширения блока на восток возникла проблема эффективности контртеррористической деятельности НАТО в Афганистане. После того как США сосредоточили свои усилия на Ираке, иностранное военное присутствие в Афганистане стало в большей степени коалиционным. В составе международного военного контингента здесь сегодня преобладают не американские войска, а военнослужащие стран-союзников США по НАТО. Если свержение режима талибов полностью соответствовало интересам национальной безопасности Российской Федерации, то дальнейшее развитие событий в Афганистане вновь поставило эту безопасность под угрозу.
Афганистан уже давно превратился в один из главных мировых центров производства наркотического сырья, поскольку никакой эффективной государственной власти в стране долгое время не было. Там появились и укрепились центры по производству наркотиков, сформировались маршруты их транспортировки за рубеж. Большая часть этих маршрутов проходит через территорию постсоветских государств Центральной Азии, а затем попадает на территорию России. В нашей стране данную ситуацию воспринимают с беспокойством. Режим талибов, при всей его одиозности, пусть и по религиозным причинам, все же пытался бороться с наркотиками, правда, без заметных успехов. После свержения этого режима положение в сфере производства и транспортировки наркотиков не улучшилось, а еще более ухудшилось. Администрация президента Карзая не способна контролировать всю территорию Афганистана, а силы НАТО не предпринимают достаточных мер по пресечению наркопроизводства и наркотрафика, поскольку опасаются еще больше испортить отношения с местным населением и многочисленными «полевыми командирами», контролирующими ситуацию на местах. Такое положение не устраивает Москву, но ее озабоченность не находит должного отклика у западных партнеров. В последнее время в дополнение к прежним опасениям добавились опасения по поводу возможного изменения внутриполитической ситуации в пользу талибов и поддерживающих их представителей международных террористических структур исламского толка (см.: Козырев, 2007).
Причина неблагоприятной для Российской Федерации, да и для
всего мира динамики развития событий в Афганистане заключается в неэффективности действий сил НАТО в этой стране. Это обстоятельство вместе с другими негативными для России факторами во внешней политике стран Запада («цветные революции», расширение НАТО, планы размещения ПРО в Восточной Европе) отражаются, на наш взгляд, и на взаимодействии в сфере борьбы с терроризмом. Изменения в подходе к проблеме противостояния террористической угрозе во внешней политике России наметились в 2006 г. Этот год был ознаменован не только формальным председательством России в «большой восьмерке», но фактическим возвращением ей статуса одного из важнейших центров всей системы международных отношений. Тем более, что структура этой системы все отчетливее эволюционирует в сторону ярко выраженной многополярности. Все это стало предпосылкой формирования новых подходов российской дипломатии к ряду старых вопросов мировой политики, в том числе и к вопросам урегулирования конфликтов и противоборства с терроризмом. Кроме того, ослабление непосредственной угрозы терроризма внутри самой России во многом способствовало активизации российской внешней политики и в международных аспектах борьбы с этой угрозой.
Широкий резонанс вызвали такие события, как визит в Москву делегации победившего на выборах в Палестинской национальной автономии движения Хамас, а также роль, которую сыграла Россия в урегулировании летнего кризиса вокруг Ливана (см.: Сатановский, 2006; Озеров, 2006; Тройной кризис, 2007). Все эти факты свидетельствуют о несомненном возрастании степени самостоятельности России в международных делах и ее стремлении играть более заметную роль в мировых событиях в целом и в решении региональных проблем Ближнего Востока, вновь становящегося приоритетным направлением российской внешней политики (см.: Исламский мир, 2005; Современный мир, 2007). В то же время эти факты еще раз демонстрируют всю политическую сложность и неоднозначность такого феномена, как терроризм.
Особенно это заметно на примере ситуации, сложившейся вокруг движения Хамас. Как большинство других палестинских организаций, Хамас был причастен к терроризму. И в СССР, и затем в России, и в США, и в других странах в научной и публицистической литературе эту организацию традиционно причисляли к террористическим. Однако в США, кроме этого, существует официальный список группировок, причастных к терроризму, куда уже давно включен тот же Хамас. В России есть аналогичный список, составленный Верховным судом Российской Федерации. Но Хамас среди
террористических организаций в нем не упомянут (см.: Российская, 2006). Это обстоятельство позволило российской дипломатии оправдать сам факт приглашения делегации Хамас в Москву тем, что он не является террористической организацией. И дело заключается не только в этом. Хамас был причастен к терроризму, так же как и противостоящая ему организация ФАТХ. Но, в отличие от Хамас, ФАТХ и его лидеры уже давно имели прямые контакты не только со странами Запада, но и с руководством Израиля. Пока ФАТХ находился у власти в Палестинской национальной автономии, эта автономия получала от США, от других стран Западной Европы и даже от Израиля немалую помощь. После победы Хамас на выборах эта помощь была прекращена.
Однако изоляция Палестинской национальной автономии сама по себе не может решить сложных проблем арабо-израильского урегулирования. Именно из этого исходили в Москве, приглашая представителей Хамас. Конечно, нынешние позиции руководства этого движения неприемлемы не только для Израиля, США, стран Западной Европы, но и для России. Но российская дипломатия, видимо, надеялась на эволюцию этих позиций, как это произошло с руководством Организации освобождения Палестины. Еще несколько лет назад такой смелый шаг России навстречу исламской группировке Хамас был бы невозможен из-за ситуации, складывающейся в Чечне. Теперь же рамки действий российской дипломатии как на палестинском направлении в частности, так и на ближневосточном направлении в целом, как уже отмечалось, раздвинулись. Активная и самостоятельная роль России в ближневосточных делах, очевидно, улучшила ее имидж в арабо-мусульманском мире.
Одновременно существует опасность не только ухудшения отношений с Израилем, но и новых сложностей в отношениях с США. Вот как пишет об этом российский политолог Н. Загладин: «Политика России на Ближнем Востоке, в частности ее отказ признать Хамас террористической организацией, рассматривается как недружественная акция в отношении близкого союзника США — Израиля. Как отмечалось в американской печати, продажа ракет земля-воздух Сирии и приглашение в Москву руководства «Хамас» в правящих кругах Израиля расценили как удар в спину. Отсюда следовал вывод — произраильское лобби в США будет негативно настроено по отношению к России. Данная оценка, возможно, и не отражает позицию американской еврейской общины, но, видимо, должна приниматься во внимание» (Загладин, 2007, с. 75).
Как видно из всего вышесказанного, несмотря на то, что и в России, и в других ведущих странах современного мира борьба с международным терроризмом декларируется в качестве важней-
шей внешнеполитической проблемы, на практике подходы к решению реальных задач этой борьбы зависят и от степени актуальности террористической угрозы для каждого государства в данный момент, и от текущей ситуации в мировой политике. Двойные стандарты в оценке террористов и террористических организаций, вытекающие из самой природы политики как общественного явления, время от времени дают о себе знать. В отношениях между Россией и странами Запада за последние десять лет это нередко можно было наблюдать как с одной, так и с другой стороны.
Литература
Беблер А. НАТО и транснациональный терроризм // Мировая экономика и международные отношения. 2006. № 10.
Загладин Н. Политика США в отношении России: факторы формирования и динамика // Мировая экономика и международные отношения. 2007. № 3. С. 75.
Змеевский А. Антитеррористическое партнерство «восьмерки» // Международная жизнь. 2006. № 8.
Исламский мир и внешняя политика России // Международная жизнь. 2005. № 5.
Козырев Н. Афганистан. Вернутся ли талибы? // Международная жизнь. 2007. № 3.
Козырев Н. Размышления об афганских делах // Международная жизнь. 2000. № 10.
Крылов А. Новые перспективы России на международной арене // Мировая экономика и международные отношения. 2006. № 7. С. 92.
Лукин В. Вот мы и в Совете Европы // Международная жизнь. 1996. № 3.
Международное сотрудничество в борьбе с терроризмом. // Международная жизнь. 2001. № 3.
Озеров О. Жаркое лето на Ближнем Востоке // Международная жизнь. 2006. № 11.
Петраков В. «Учителя» и «ученики» в ОБСЕ? // Международная жизнь. 2001. № 5.
Примаков Е. Долговечно ли сближение с США? // Международная жизнь. 2002. № 11.
Робертсон Дж. Ядро коалиции составляют НАТО и Россия // Международная жизнь. 2003. № 1.
Российская газета. 2006. 28 июля. № 4130.
Сатановский Е. Большая игра — XXI век // Международная жизнь. 2006. № 3.
Современный мир и Россия // Международная жизнь. 2007. № 1-2.
Тройной кризис на Ближнем Востоке // Мировая экономика и международные отношения. 2007. № 4.
Шелепин М. Равная безопасность для стран ОБСЕ // Международная жизнь. 2000. № 2.
ПОЯИтЭКС. 2007. Вып.. 3. №3
