CC BY
322
А. Н. Муравьёв
ДИАЛОГИ ПЛАТОНА КАК ВВЕДЕНИЕ В ИЗУЧЕНИЕ КЛАССИЧЕСКОЙ ФИЛОСОФИИ
Уже при первом знакомстве с историей философии среди участвующих в ее действии философов нельзя не заметить две исполинские пограничные фигуры — Платона и Гегеля. От учений тех, кто философствовал до Платона, история сохранила лишь фрагменты и свидетельства, как о досократиках, или воспоминания, как об устном философствовании Сократа. То, что не без претензии называется «современной философией», представляет собой нечто аналогичное, то есть, конечно, гораздо более обширное, но столь же фрагментарное. Как правило, это либо записи устных выступлений (курсов лекций или докладов), либо не опубликованные самими авторами наброски. Таковы, например, «Философия мифологии и откровения» надолго пережившего свое время позднего Шеллинга, «Философские крохи» и «Христианские речи» Сёрена Кьеркегора, «Курс позитивной философии» Огюста Конта, «Воля к власти» Фридриха Ницше, «Бытие и время» Мартина Хайдеггера, «Картезианские размышления» и «Кризис европейских наук» Эдмунда Гуссерля и подавляющее большинство других работ, вышедших после Гегеля. Кроме того, можно заметить, что учения двух названных великих философов по своему характеру и назначению противоположны друг другу. Тщательно написанные диалоги Платона составляют пролегомены к его неписаным лекциям о благе, на которые при анализе платоновского учения опирался в «Метафизике» Аристотель, и вместе с тем весьма живописный вход, введение в историю философии. Система Гегеля, изложенная им в «Энциклопедии философских наук» в виде учебного пособия к его лекциям для студентов, есть, напротив, выход, точнее, исход истории философии в философию как науку, первым и пока последним образцом которой выступает его «Наука логики» — единственное произведение Гегеля, написанное им für Ewigkeit, то есть для вечности. Остальные писались им или только для себя, как ранние работы, или для себя и для публики, как работа о различии систем Фихте и Шеллинга, «Феноменология духа», «Энциклопедия философских наук» и «Философия права», или только для публики, как вся гегелевская публицистика, а лекции по философии истории, философии искусства, философии религии и истории философии, которые составляют теперь большую часть собрания сочинений Гегеля, из-за своей популярной формы вовсе не предназначались им для печати. В предисловии
Вестник Русской христианской гуманитарной академии. 2013. Том 14. Выпуск 3
261
ко второму изданию «Науки логики» Гегель вспоминает тщательную работу Платона над книгами «Государства» и замечает, что в новое время более глубокий принцип, возросшая трудность предмета и увеличившийся объем материала философской науки требуют от философа уже не семикратной переработки текста, как от Платона, а семидесятисемикратной1. Это замечание заслуживает особого внимания, ибо такова та степень, которой может быть интенсивно выражено историческое развитие философии от Платона до Гегеля, ибо именно это развитие дало возможность Гегелю написать наконец о том, что Платон еще не считал возможным сообщать письменным способом. Недаром одной из проблем, постоянно занимавших Платона, была проблема различия устной и письменной форм изложения философского содержания, а перед Гегелем эта проблема уже не стоит. Между Платоном и Гегелем простирается, таким образом, вся история философии в ее аутентичном виде (за исключением закономерного рецидива доплатоновского состояния философского наследия греческих стоиков, Эпикура, Пиррона и Аммония Саккаса) — история, которая экстенсивно длилась две тысячи триста лет и, таким образом, уже довольно давно вступила в свое третье тысячелетие.
Человечество, к сожалению, пока не поспевает за своими гениями — великими философами. Поэтому и встает ныне вопрос: как относиться к истории философии нам — тем, кто живет в начале третьего тысячелетия христианства, основоположник которого провозгласил познание истины источником свободы людей? Отбросить эту историю как нечто прошедшее и потому ненужное, предоставив археологам мысли копаться в деталях, интересных только им? Вырвать из истории философии какое-то одно милое нашему уму и сердцу учение, объявив его единственно истинной философией, а все остальные — только подступами к этому учению или отступлениями от него? Или посчитать, что все серьезные философские позиции уже высказаны, а наш удел — лишь играть в философию на постмодернистский манер, вчитывая в классические философские тексты себя со всеми своими комплексами и идиосинкразиями? Но хотя эти отношения превалируют сегодня в России и за ее рубежами, ни одно из них не идет дальше поверхности истории философии и не адекватно ее сути. Дело в том, что история философии не является лишь случайной временной последовательностью многих учений, допускающих произвольные реконструкции или деконструкции. По своей сути она есть единый процесс становления философии логической наукой, процесс отнюдь не хронологический, а логический, по необходимости несущий в себе из прошлого в будущее познание истины — настоящую, то есть вечно современную, философию.
В лекциях по истории философии Гегель сказал, что произведения Платона — «один из прекраснейших подарков, которые судьба сохранила для нас от древнего времени»2. Это чистая правда, нисколько не потускневшая за сто восемьдесят лет. Однако Гегель, во-первых, не сказал о том, зачем нам нужен этот подарок. Во-вторых, он, конечно, не мог тогда определить, кому такой дар судьбы нужен в наши дни. Действительно, для чего сегодня, когда лишь недавно ушли из жизни такие гораздо более современные авторы, как Мераб Мамардашвили, Жиль Делёз и Ричард Рорти, необходимы произведения столь древнего мыслителя? Какова ныне целевая аудито-
1 См.: Гегель Г В. Ф. Наука логики. СПб.: Наука, 1997. С. 32.
2 Гегель Г. В. Ф. Лекции по истории философии. Книга вторая // Гегель. Сочинения. Т. Х. М.: Партийное издательство, 1932. С. 129.
рия диалогов Платона? Попытаемся дать ответы на эти вопросы, опираясь на то, что Гегель знал, и то, чего он в свое время не мог знать.
Кто смотрит на историю человеческой культуры не сугубо историческим, а хотя бы отчасти философским взглядом, видит, что различные способы духа в ходе нее не только разнообразно сочетаются, образуя как бы ризому, запутанный клубок корней различных духовных явлений, но и, возникая друг за другом, в определенном порядке доминируют в целом культуры, по очереди определяя собой целые эпохи ее исторического развития. Если обратиться к гегелевской философии духа, которая до наших дней сохраняет статус наиболее разработанной по форме и содержанию философии культуры, то можно уверенно утверждать, что в ней Гегелю удалось открыть, помимо прочего, закон смены различных эпох всеобщей истории образования духа. Согласно великому философу, абсолютный дух есть истина субъективного и объективного духа, которые, как известно, включают в себя антропологический, феноменологический, психологический, правовой, моральный и нравственный способы духа, последний из которых завершается мировой историей3. Поэтому способы абсолютности духа, т. е. искусство, религия откровения и философия, выступая друг за другом в строгой логической последовательности, составляют основу всемирно-исторического процесса образования человечества. Искусство пронизывает и определяет собой всю древнюю, античную эпоху истории всеобщей культуры, формируя как символическое искусство дух народов Востока и обретая классический вид в древней Элладе. Религия откровения в форме христианства доминирует в новую эпоху исторического развития человечности людей — в эпоху модерна, представленную духом романо-германских народов. После этого наступает третья, новейшая эпоха истории мировой культуры, требующая утверждения в качестве основания и результата всей системы образования духа философии, которая возникла в ее первую эпоху и достигла логической зрелости во вторую. Мир уже около века живет в это небывалое, рискованное и мучительное время конца религиозной и начала философской эпохи истории человечества — время отрицательной свободы, когда над решением задачи своего философского образования самоотверженно трудится дух русского народа. В этом отношении наш народ, вопреки видимости, и сегодня находится, по словам из известной песни, впереди планеты всей, а вовсе не плетется в хвосте так называемых развитых стран. Не случайно, стало быть, Андрей Платонов первоначально хотел назвать свою написанную весной 1927 г. повесть о сокровенном русском человеке «Страна философов». Речь в ней шла, разумеется, не о том, чтобы все граждане революционной России, забросив другие дела, занялись одной философией, а о том, что они более или менее осознанно испытывают нужду в ней как единой основе образования своего духа. Наш великий писатель понял, что они чувствуют эту нужду потому, что им необходимо сообща заново выстроить свою жизнь на разумных началах, которые хотя и были впервые популяризированы как общественный идеал христианством, в наиболее свободной форме издавна постигались именно философией в лице великих философов.
Поскольку марксистско-ленинская философия, в советскую эпоху догматически утверждавшаяся у нас в качестве единственной истинной, была предана забвению большинством отечественных деятелей философской культуры, постольку перед русским духом вновь встала проблема отыскания настоящей, истинной философии. Как бы
3 См.: Гегель Г. В. Ф. Энциклопедия философских наук. § 378-577 // Гегель Г. В. Ф. Энциклопедия философских наук. Т. 3. Философия духа. М.: Мысль, 1977. С. 38-408.
и кому бы этого ни хотелось, но русский народ уже не может вернуться вспять, в допетровские времена умозрения в красках, т. е. только к художественно-религиозному воспитанию духа, а дополнять этот приведший его к зрелости способ образования ныне терпящей явное фиаско даже на родной ей почве прозаической мирской мудростью англосаксонского рассудка, что ему сегодня навязывает власть, для него нисколько не органично. Но где же ему найти, откуда взять истинную, настоящую философию? Ведь так называемая современная философия не уверена в себе самой и видит истину не в философии, а, например, в религии, как неотомизм и превозносимая сегодня у нас до небес русская религиозно-философская мысль Серебряного века, или в литературе, как структурализм, или в положительных науках о природе и духе, как представители аналитической философии, или вообще ни в чем, как мыслители постмодерна, эти скептические противники всякого, в том числе и философского, пафоса. Однако та тяжелая ситуация, в которой оказался теперь русский дух, отнюдь не является безвыходной. Напротив, она сама несет в себе свое разрешение. Единственный выход из лабиринта плюрализма мнений состоит в поиске истинной, т. е. по-настоящему современной философии там, где всегда находился ее источник, — в истории классической философии. Чтобы обрести ее, нам необходимо осознать, что историческое развитие философского способа мышления от Фалеса, Пифагора и Парменида до Шеллинга и Гегеля есть тот предмет, надлежащее изучение которого в высшей школе (прежде всего на философском, а затем и на других ее факультетах) в состоянии сформировать действительно современный логический метод мышления, способный дать возможность найти верное решение стоящих перед русским народом проблем, в том числе проблемы его разумного отношения к природе и к другим народам.
Всё образование русского народа остро нуждается в преобразовании на основании этого высшего результата исторического развития философии. Наша система образования должна строиться так, чтобы с самого своего начала шаг за шагом вести его дух к этой абсолютной вершине. Именно поэтому нам сегодня, как никогда, необходим и всегда будет необходим Платон. Ясно, что он необходим нам отнюдь не сам по себе, взятый изолированно от Фалеса и Гегеля, а как звено в истории классической философской мысли, связавшее их друг с другом в нераздельное единство начала и конца этой вечной истории, между которыми располагаются, занимая каждый свое определенное место, все другие великие философы. Учение Платона, возникшее благодаря Сократу и досократикам, определило историческое развитие философии на две тысячи лет вперед, от Аристотеля до Гегеля включительно, и решить проблему его понимания невозможно вне самой широкой историко-философской перспективы. Рассмотренные с такой точки зрения, диалоги Платона представляют собой более или менее необходимые шаги разработки им сути своего учения — диалектики, или диалектического метода. Вслед за учением Гераклита о логосе этот метод был предшественником того, что Гегель назвал логическим методом, впервые исследованным им в «Науке логики», а затем примененным к познанию природы и духа в «Энциклопедии философских наук». Диалектика Платона имеет поэтому, прежде всего, научно-философское и лишь затем — политическое и все иные свои значения.
Итак, произведения Платона нам необходимо изучать как одно из важнейших звеньев в истории классической философии. Если подходить к ним с такой установкой, то можно увидеть и показать в их череде первую дошедшую до нас во всех своих деталях экспозицию принципиальных моментов философского способа образования духа, судя по всему, лежавшего когда-то в основании учебного процесса его Академии
и позднее развитого другими великими философами. Этот подход определяет порядок изучения диалогов Платона, в котором те из них, которые нельзя пропустить без ущерба для понимания его учения и дальнейшего исторического развития философии, идут один за другим примерно следующим образом.
Открывают их ряд так называемые «сократические» диалоги Платона, прослеживающие путь самого Платона к своему учению от учений досократиков и Сократа. Начать изучение можно с его «Апологии Сократа», а от нее перейти к «Критону», «Евтифрону», «Лахету», «Гиппию большему», «Лисиду», «Иону», «Кратилу», «Ев-тидему», «Гиппию меньшему», «Алкивиаду II», «Хармиду», «Горгию», «Протагору» и «Менону», в котором мы впервые встретим представление об анамнезисе4. Затем следуют «Пир», «Федон» и «Федр», где Платон излагает свое учение в образно-мифологической форме. В «Пире» речь Сократа резюмирует проведенное до нее исследование природы любви, кратко описывая процесс рождения философского знания. «Федон» дает выразительный ответ на вопрос, какое отношение к бессмертию души имеет философия как наука умирать, а «Федр» содержит анализ сущности и понятия души, завершающийся предварительным определением диалектики. Замыкает круг этих популярных по форме диалогов, делая из их теоретического содержания практически-политические выводы, «Государство» со знаменитым мифом о пещере, подробным исследованием воспитания философов и описанием диалектического метода познания в VI и VII его книгах. В «Теэтете» Платон, почти не используя образы, путем размышления ставит проблему истинного знания, последовательно рассматривая ощущение и все разновидности мнения, которое непосредственно связано с ощущением как исходным пунктом познания. Этот диалог — последний из пропедевтических диалогов Платона. Имея в виду «Феноменологию духа» Гегеля, их можно назвать и феноменологическими, т. е. по необходимым явлениям вводящими читателя в логическую суть учения Платона — в его диалектический метод. Представление о диалектике движения и покоя составляет центральный пункт логически следующего за «Теэтетом» диалога «Софист», задача которого состоит в разоблачении мнимой софистической мудрости, отличной от благородной софистики Сократа. Этот отрицательный результат ведет к «Филебу», где Платон положительно излагает диалектику единого и многого и подробно исследует необходимые предпосылки ее уяснения философом. После анализа действительного отношения идей и вещей, которому посвящена вводная часть «Парменида», следует труднейшее упражнение в разумном мышлении идеи единого и ее эдейтических определений, изложенное уже чисто диалектическим способом. Этот диалог может служить для изучающих Платона проверкой того, насколько ими было усвоено содержание предшествующих диалогов. Наконец, применение диалектического метода к природе дает Платону возможность достичь ее вполне правдоподобного познания в «Тимее», по существу завершающем изложение всего платоновского учения5.
4 Содержательный анализ этих ранних платоновских диалогов см.: Волжева Е. А. Проблема Сократа // АКАДНМЕ!А: Материалы и исследования по истории платонизма: Сб. статей / Отв. ред. А. В. Цыб. Вып. 6. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2005. С. 20-47.
5 Подробнее о логическом содержании зрелых диалогов Платона см.: Муравьёв А. Н. Логос и диалог: Платон о начале и методе познания // АКАДНМЕ!А: Материалы и исследования по истории платонизма: Межвузовский сборник / Под ред. д-ра филос. наук Р. В. Светлова, А. В. Цыба. Вып. 1. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1997. С. 56-73.
Однако на этом изучение Платона не заканчивается, ибо оно с необходимостью должно быть продолжено изучением Аристотеля и всей дальнейшей истории классической философии до Гегеля включительно. После Гегеля следует вернуться к Платону и пройти круг истории философии минимум еще раз. Не приходится сомневаться, что результаты такой работы обеспечат вклад того, кто ее проделает, в дальнейшее развитие русского духа, каким бы делом, полезным своему народу, он затем специально ни занимался.
ЛИТЕРАТУРА
1. Волжева Е. А. Проблема Сократа // АКАДНМЕІА: Материалы и исследования по истории платонизма: Сб. статей / Отв. ред. А. В. Цыб. Вып. 6. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2005.
2. Гегель Г. В. Ф. Лекции по истории философии. Книга вторая // Гегель. Сочинения. Т. Х. М.: Партийное издательство, 1932.
3. Гегель Г. В. Ф. Наука логики. СПб.: Наука, 1997
4. Гегель Г. В. Ф. Энциклопедия философских наук. Т. 3. М.: Мысль, 1977.
5. Муравьёв А. Н. Логос и диалог: Платон о начале и методе познания // АКАДНМЕІА: Материалы и исследования по истории платонизма: Межвузовский сборник / Под ред. д-ра филос. наук Р. В. Светлова, А. В. Цыба. Вып. 1. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1997.
