Автор воспоминания
говорящий неговорящий
Объект воспоминания Чужие воспоминания
сам рассказчик другой человек
Автобиографический Воспоминания
рассказ о других
Особым подтипом исследуемого жанра считаем коллективные воспоминания, в процессе которых два (или более) рассказчика вспоминают общие эпизоды своей жизни. В силу того, что в качестве рассказчика выступает не один, а сразу несколько человек, данный подтип отличается от трех других и особой структурой.
В свою очередь, при анализе образа адресата как не менее важного жанрообразующего параметра наиболее значимой нам представляется не степень близости рассказчика и слушателя, а способность последнего расположить говорящего к доверительному общению.
ЛИТЕРАТУРА
1. Казакова О.А. Диалектная языковая личность в жанровом аспекте. Томск: Изд-во ТПУ, 2007.
200 с.
2. Шмелева Т.В. Модель речевого жанра // Жанры речи. Саратов: Изд-во ГосУНЦ «Колледж», 1997. Вып. 1. С. 88-99.
3. Демешкина Т.А. Теория диалектного высказывания. Аспекты семантики. Томск: Изд-во Том. ун-та, 2000. 190 с.
4. Гольдин В.Е. Повествование в диалектном дискурсе // Известия Сарат. ун-та. Нов. сер. 2009. № 9. С. 3-7.
5. Волошина С.В. Автобиографический рассказ как объект лингвистического исследования // Вестник Том. гос. ун-та. 2008. № 308. С. 11-14.
6. Гынгазова Л.Г. О речевом жанре воспоминания (на материале языка личности) // Актуальные направления функциональной лингвистики. Материалы Всероссийской научной конференции «Языковая ситуация в России конца XX века» (г. Кемерово, 1-3 декабря 1997 года). Томск: Изд-во Томского ун-та, 2001. С. 167-174.
УДК 81'27(571.6) Т.И. Петрова
ДИАЛОГ В ТАЙГЕ КАК ФРАГМЕНТ ЯЗЫКОВОГО СУЩЕСТВОВАНИЯ ДАЛЬНЕВОСТОЧНИКОВ
В статье анализируется фрагмент языкового существования дальневосточников: материалом для наблюдения послужила запись живой речи в ситуации «Сбор грибов в тайге». Рассматриваются особенности данного дискурса, обусловленные такими
признаками, как «место», «тема», «роли коммуникантов». Выявляется гипержанровая природа текста; обращается внимание на его региональную специфику.
Ключевые слова: языковое существование, живая речь, гипержанр, тематическая организация текста, конситуативность разговорного диалога, ролевое поведение, региональная лингвистика.
The article studies a fragment of the Far Eastern language situation: a recording of speech situation “Picking up mushrooms in taiga ”. It considers such features of the discourse as “place ”, “theme”, “roles of communicants”. The hypergenre nature of the text and its regional specific features are revealed.
Key words: language situation, speech, hypergenre, thematic arrangement of the text, consituation of informal dialogue, role behaviour, regional linguistics.
В отечественном языкознании термин «языковое существование» появился в 50-е гг. XX в. благодаря Н.И. Конраду, который предложил его как перевод японского «гэнго-сэйкацу» и обосновал в соответствии с теорией языкового существования, изложенной японскими лингвистами [1]. В центре этой теории - ситуативно обусловленные конкретные речевые действия в процессе индивидуального использования языка. Особую значимость в связи с этим приобретает методика непрерывного наблюдения, позволяющая выявить факторы, влияющие на дифференциацию устной речи.
В таком понимании термин «языковое существование» используется и в современной отечественной социолингвистике (работы Е.А. Земской [2], Т.И. Ерофеевой [3], М.В. Китайгородской и Н.Н. Розановой [4], [5]). Активизация интереса к понятию, названному данным термином, связана с поисками разных подходов к описанию языковой личности. В частности, М.В. Китайгородская и Н.Н. Розанова одним таких подходов считают изучение записей речи говорящего в течение определенного времени, когда «исследуются особенности его речевого поведения в разных коммуникативных ситуациях, то есть по существу анализируется языковое существование личности» [4, с. 3]. Иначе говоря, языковая личность изучается на основе ее дискурса. Объектом исследования в данном случае оказывается прежде всего живая речь - неофициальное устное речевое общение в разнообразных ситуациях повседневности, представленных в контексте окружающей среды.
Материалом для нашего наблюдения послужила расшифрованная запись живой речи в ситуации «Сбор грибов в тайге» (запись сделана в сентябре 2009 г. в селе Виноградовка Анучинского района Приморского края; общий объем записи составляет около 60 минут). Участниками речевого общения были три женщины: Елена (52 года, жительница г. Арсеньева Приморского края; в Виноградовке бывает очень часто), Екатерина (50 лет, жительница г. Владивостока; школьная подруга Елены), Татьяна (50 лет, жительница г. Владивостока; подруга Екатерины). Зафиксированный в аудиозаписи дискурс анализируем с учетом следующих параметров: «место коммуникации», «тема коммуникации», «роли коммуникантов».
Ключевой, объединяющей весь записанный диалог, является тема «Поиск грибов», обусловленная местом протекания коммуникации. Отличительной особенностью данного
диалогического текста следует считать его ярко выраженную конситуативность. Прежде всего, это многочисленные речевые фрагменты, посвященные найденным грибам: А вот он гриб/ который я/ не нашла и не срезала/ и он устарел//Вот/ видите? А если б я его в тот раз нашла/ это был бы шикарный гриб...; Вот это съедобный гриб/ это подберезовик/ но он старый уже бедный/ шляпа должна быть вот такая/ вот такой он.; О! Груздь какой/ красавец! Он даже не порыжел еще.; Вот рядовки//Если они молоденькие/значит тоже очень хороший гриб// Только когда их мало./- Какой какой/Лен? - Рядовки//- Ри.../- Ря/ довки//Он несъедобный/его нельзя есть не отваривая... и т.п.
Конситуативными обстоятельствами вызван и ряд частных тем, представляющих собой своеобразные ответвления от общей темы: «Осень в Приморье» (Жарко! - Да-а-а? - Угу//
- Лето// - Ну день-то сегодня сухой/ погожий// Что такое сентябрь у нас в Приморье? Это/ утром осень/ днем лето// - А ночью? - Ночью (смеется) зима/ порой// Когда заморозки//); «Мурилов ключ» (Ой/ красота какая! - Вот/ видишь/ местами даже вот и вода есть/ местами он уходит под камни// (...) - Красота! И даже немножко шумит// -Хватит хватит/ замолчим// (молчат) А когда воды много/ его прямо далеко слышно// Шумит// - Мурилов/ ключ/ да? - Потому так и называется да/ он угрюмый такой/распадок этот глубокий... - (диалог начинается, когда выходят к ключу); «Фотографирование» (фотографируются на фоне осеннего леса: Давай/ нас с Катей// - Давай/ давай обязательно// Катюш/ покажи// (...) - На фоне да/ на фоне хотя бы./ Эй-эй листик давай наш любимый./- Красный// - Не-ет! - Не надо красненький/ надо естественно/ там на фоне красноватое Катюш.); «Встреча с огромной лягушкой» (Смотри какая жабища/у-у-жас!
- Ой какая! Катя/хочешь сфотографировать? - Я такую жабу никогда в жизни не видела!
- Я тоже не видела// - Очень крупная! (.) - Кать/ так надо рядом с кем-то ее щелкнуть/ чтоб видно было какая она большая.); «О маньчжурском орехе» (проходят мимо зарослей ореха: В детстве/ за чем только в лес не ходили/ за этим вот/ орехом./ - Это про какой ты говоришь орех/ Лен? Вот этот? - Нет/ лещина/ его было очень мало// А мы ходили вот за этим вот/ маньчжурским орехом// - За маньчжурским?(.) А вы его всё равно ведь./он не успевает вызреть/ правильно? Он же такой/ все равно/ неспелый еще// - Почему неспелый? Он же осенью падает уже// (.) мы принесем/ наложим прямо на плиту/ вот печка же топится/ зимой особенно/ поздней осенью/ печка топится/ мы положили их вот так на край плиты/ (.) то он/ как бы лопался тогда.) и т.д. В наблюдаемом дискурсе конситуацией обусловлена, как правило, «речь-комментарий текущих событий» [2, с. 22-23], но обнаруживается также - хотя и реже - «речь-сопроводитель» [2, с. 22-23] тех или иных действий. Например: (Екатерина обращается к Елене, которая укладывает собранные грибы для того, чтобы их сфотографировать) Только разверни их чашками сюда/ чтобы было видно; (Татьяна фотографирует своих спутниц фотоаппаратом Екатерины) Девочки/ чуть-чуть вправо/ шагните// (.) Вот так/ щас я еще раз/ потому что я как раз./ Вот/ вот сейчас Лена хорошо//Кать/ он не щелкает? Почему/ он не щелкает? - Держи-и//- А-а-а/ нажать и держать? - Нет/ отпусти// - И отпустить? - Загорелась кнопочка? Отпускай отпускай. ; (наблюдают за жабой) Ой/ так она идет вон как// - Она уже не прыгает/ она/ вот так вот/ знаешь/ переваливается// - Я ее сниму// - Нет/ она прямо на меня направляется/смотри-ка. и т.п.
Еще одну группу составляют темы, ассоциативно обусловленные, но так или иначе связанные с конситуативными обстоятельствами. Например, с реплики Вот там где-то поваленная береза/ она была помоложе/ но она уже тогда такая была переломанная начинается рассказ Елены о том, как в этих местах ее дочь когда-то нашла свой первый гриб: ...и тут Света орет/ «мама! А это гриб хороший?» Я так подхожу/ он у нее белый/ точёный/ красавчик/ не очень большой такой// (...) И вот я Ольге показываю/ вот это та береза/ возле которой/ Света нашла первый гриб// Это наше историческое место/ свой первый белый гриб; восклицанием Ой/ ну как мне вот это всё нравится! Это синее небо/ этот простор/ стрёкот этих кузнечиков! инициируются воспоминания Елены и Екатерины об их жизни в этих местах: Мне напоминает знаешь/ когда отец еще жив был/ на «Муравье» на этот/ на огород за речку/ да? - Да! - И назад с этим./ - Урожаем! (...) - И едешь/ и уже так вот/ солнце уже такое вот низкое...
В записанном нами диалоге следует выделить и фрагменты, объединенные частными темами метаязыкового характера: «О местном названии Серпы», «О названиях ильм и ильмак», «Об этимологии слова волок», «О местном топониме Мурилов ключ» и т. п. Но исходной для каждой из них также оказывается конситуация.
Таким образом, конситуативность является основополагающей для тематической организации анализируемого диалога. Названным обстоятельством обусловлена такая его лексико-семантическая особенность, как широкое распространение дейксиса - способа референции, служащего «для идентификации объектов, событий, отрезков времени и пространства через их отношение к речевой ситуации» [6, с. 259]. Наиболее частотными, как и обычно, оказываются классические слова персонального, пространственного и временного дейксиса: вот это лещина; я здесь вот срезала/ эти не брала; мы взяли здесь то/ что недобрали первый раз; щас холодно/ черви плохо грибы едят; вы прямо в тайге друг друга чувствуете; пойдем на ту сторону; а вот то что не найдено нами тогда; вон туда еще зайдем и т.п. Все приведенные примеры иллюстрируют первичный дейксис - дейксис диалога, полноценной коммуникативной ситуации, когда говорящему и слушающему доступен один и тот же фрагмент окружающей обстановки.
Место протекания диалогического общения - тайга - определяет специфику и ролевого взаимодействия коммуникантов. В данном случае проявляются как долговременные, так и ситуационные роли участников общения: к первому типу ролей следует отнести наличие (или отсутствие) статуса местного жителя, а также профессиональную принадлежность; ко второму - степень осведомленности относительно ситуации общения («Сбор грибов в тайге»).
Ведущая партия в диалоге принадлежит Елене, живущей в этих местах и хорошо их знающей, - именно ее речь составляет большую часть дискурса. В жанровом отношении это, прежде всего, различные виды рассказов, так или иначе связанные с данной ситуацией: рассказ-объяснение (Серпы это такое место// Я тебе объясню почему Серпы// Там дорога круто поднимается в верховье// Вот натурально вот идет вот так/ поднимаемся вот так/ я от той дороги вижу эту дорогу// И вот такими прямо этими/ складками// А Серпы/ потому что так серп и так серп/ ну как вот/ как бы серпами такими/ серпантин...); рассказ-рассуждение (Да я вообще осень обожаю/ нашу приморскую осень я вообще
обожаю// Это/мне любимое время года/ сентябрь октябрь и май//Лето я не очень люблю// Лето/ это комары/ жара// А вот это/ благодатное время такое.); рассказ-воспоминание (А вот ниже дороги/ у моего брата была пасека// - У-у/ в этом месте/ да? - Да-а/ там такое место замечательное/ знаешь/ здесь же липы много в этом распадке// Совхозная/ он же у меня совхозным/ пчеловодом был// Здесь была совхозная пасека/ совхоз ее держал/ Мишка там/ у Мишки там были домики построены/ где инвентарь весь был/ мальчишки у него там летом подрабатывали/ мой Лешка еще застал это время// На период качёвки/ нанимали пацанов/ у них это зачитывалось/ в счет практики...). Рассказ в пределах целостного дискурса, как правило, является стимулированным, то есть предполагает непосредственную реакцию слушателей: в частности, в последнем фрагменте это реплика-вопрос У-у/ в этом месте/ да?, способствующая разворачиванию воспоминания.
Доминирующей ролью Елены обусловлены характерные именно для ее речевого поведения в данных коммуникативных условиях стратегии: организующая (Щас сходим на ключ/ и пойдем назад; Вон туда еще зайдем/ и всё; Зайди еще на ту полянку/Кать/ или давай я схожу; Сходим на обрыв еще и т. п.); корректирующая (Хватит хватит/ замолчим (слушают шум воды); Чё снимать/ там гнилое дерево/ пойдем еще найдем другое место; Осторожно/ камни! и т. п.); информирующая (Вот на этих изломах/ обычно грибы не растут; Если все время забирать вправо/ рано или поздно все равно выйдешь на дорогу; Обычно грузди растут семейками и мн. др.). Показательны и экспрессивы, отражающие отношение Елены к родным для нее местам: Мы родились/ и здесь живем// Это ж вообще/ обалдеть! Столько всяких воспоминаний/всего; (рассказывает о том, как она любит ездить в тайгу за кедровыми шишками) Ой/ ну какое это счастье! Я согласна/ даже мешки кидать/ на машину// Ну просто/ красота такая/ лес/ обалденный; Ой/ ну как мне вот это всё нравится! Это синее небо/ этот простор/ стрёкот этих кузнечиков и т. п.
Маркером роли местного жителя, который хорошо владеет миром слов, обозначающих реалии этих мест, следует считать многочисленные локализмы в речи Елены.
Во-первых, это неофициальные топонимы: Мы ехали из/ Крайтопа/ я/ Толик и Васька (название поселка вблизи села Анучино, где в советские времена находился леспромхоз); Вот там где Серпы/ вот этой машиной не проедешь (название извилистого участка таежной дороги); Мурилов ключ/ вот он/ он вверх туда/ и на Муриловом ключе/ там верховье/ есть орех/ там хвойники/ и там орех есть (название одного из таежных ключей и прилегающего к нему места); На Дальнюю речку уже не успеем/ на Ближнюю разве что (названия участков реки относительно села); Чаще место это называют Шуркиной пасекой (название по имени владельца пасеки, находившейся когда-то в этих местах).
Во-вторых, это лексические единицы, называющие дальневосточные реалии: распадок («горная ложбина, седловина в горах»: Он угрюмый такой/распадок этот глубокий); излом («крутой изгиб сопки»: Вот на изломах/ обычно грибы не растут); осыпь («склон сопки, формируемый в результате разрушения скальных пород»: Это осыпь// Наверное/ какая-то скала была/ она была из более мягкой породы/ стала разрушаться/ камни осыпались осыпались/ и на этих камнях ничего не растет// Таких много среди сопок мест); качёвка (производное от «качать (мед)»: На период качёвки/нанимали пацанов).
В-третьих, в речи Елены обнаруживаются те или иные диалектно-просторечные особенности, характерные для этих мест. Например: май наступил/выбросился лист; таких много среди сопок мест/ голимые камни; спилили/ на дрова распилякали; использование слов брать, взять в значении «собирать, заготавливать»: самые хорошие грузди мы взяли две недели назад; на Серпах брали грибы; орех/ дрова в этом месте берут. Вызывает интерес диалог о значении слова ильмак:
Екатерина. Лен/а вот ильм и ильмак это одно и то же?
Елена. Да/ просто его называют ильмак//
Екатерина. Правильно называть ильм//
Елена. Ну правильно/это грамотно./
Екатерина. Ильмаками называются эти/грибы/которые на./
Елена. Нет/ ну еще ильмаки называют деревья//
Екатерина. Ну это неправильное название//
Елена. А гриб ильмачок называется// А растут/ на ильмаке// (.) Ну у нас же вот говорят/ «спили ильмак»//
Татьяна. Да// И Меланья Даниловна/ слышала Кать? Она тоже так говорила//
Из приведенного речевого фрагмента следует, что слово ильмак в селе Виноградовка встречается в двух значениях: 1) «название дерева; то же, что ильм» и 2) «название гриба, растущего на ильмах»; во втором значении используется и производное слово ильмачок. Обратим внимание еще на одно слово в диалоге Екатерины и Елены - кашка («семена ильма»): У нас/ кашка помнишь? Кашка/ кашка// - Да-а// - Эти/ семена/ или как они называются./ - Ну/ на ильмаке растут? - Вот на чем растут? - На ильмаке.
Заслуживает внимания еще один диалог:
Елена. Вот во'лок пошел// А мы зашли в лес/ вон там/ чуть-чуть ниже вон там// С этого во'лока//
Татьяна. Лен/так во'лок/это все-таки не это/а./
Елена. Нет/ это вот дорога//
Татьяна. Это дорога/ да//
Елена. А в ней расходятся./ люди ездят/ за грибами/ за лесом/ конечно/ прежде всего дорога за лесом//
Татьяна. Так во'лок/это какой-то такой./как тропы/да?
Елена. Это просто трактор прошел/ и проволок/ за собой лес// (.) Вот такие вот волока'/ их еще называют/ или поруба' еще/ потому что ну как/ вокруг лес рубили./ Вот/ видишь/ дежурный во'лок такой/ это вот недавно/ видимо что-то убирали/ тащили//
Интересно, что, например, в словаре В.И. Даля формы диалектных слов во лок и волока' имеют разные значения: волок - ‘непроезжий лес’, а волока' - приспособление ‘для выволакивания бревен из волока’ [7, с. 236]. Как видим, дальневосточный дискурс отражает определенные лексико-семантические изменения в данном случае: приобретение словом во лок особого значения (‘подобие просеки в тайге; след трактора, волочащего срубленные деревья’) и появление у него коррелята по числу: во лок (ед. ч.) - волока' (мн. ч.). Что же касается слова поруба', то оно используется в качестве синонима рассмотренного слова, причем в анализируемом дискурсе употреблена форма только множественного числа.
В речи Елены обнаружилась и такая диалектная особенность, как использование формы единственного числа конкретных существительных в собирательном значении, например: май наступил/ выбросился лист; осень/ шишка падает; здесь же липы много/ в этом распадке и т. п. (факты такого рода часто встречаются в речи жителей приморских сел). Обращает на себя внимание повторение конструкции с предлогом НА: сходим на обрыв еще; сходим еще на ключ; ильмаки ходил смотреть на ключе и т.п. В связи с диалогом «О маньчжурском орехе» нами отмечен весьма любопытный факт. Елена рассказывает о том, что ее мать называет маньчжурский орех «воловым»: У нас мама его называет воловый почему-то// - Воловый? - Воловый/ да/ ну вот/ не знаю почему//. Интересно, что это слово в сочетании воловый орех зафиксировано в словаре В.И. Даля как синоним названия «грецкий орех» [7, с. 238]. Можно предположить, что оказавшиеся на Дальнем Востоке переселенцы применили это название к похожему на грецкий ореху (заметим, что такое название маньчжурского ореха было знакомо и в других селах Приморья - в частности, украинским переселенцам в селе Архангеловка Кировского района).
Функционирование в речи Елены, метеоролога с университетским образованием, носительницы «среднелитературного типа речевой культуры» (Сиротинина О.Б.), названных выше диалектно-просторечных единиц, на наш взгляд, обусловлено исключительно особенностями конкретной ситуации общения: обращение к реалиям жизни таежной деревни предполагает переключение на соответствующий ей языковой код.
Различными в рамках данной ситуации оказываются роли коммуникантов Елены. В речевом поведении Екатерины проявляются отношения равенства, основанные на общности апперцепционной базы. Она уроженка этих мест, с детства хорошо знакома с Еленой, чем объясняется такая, например, жанровая форма их речевого общения, как воспоминание-унисон: Мне напоминает знаешь/ когда отец еще жив был/ на «Муравье» на этот/ на огород за речку/ да? - Да! - И назад с этим./ - Урожаем! - Тыквы/ эти./ - Да! -...кукурузы/ всё вот это вот/ соя там сверху/ да? - Да да да! - И лежишь на этой ка./ тачке это/ сверху./ - Во-первых поработаешь/ устанешь/ и таешь такой/ отдыхаешь уже./ - И едешь/ и уже так вот/ солнце уже такое вот низкое да? Часов шесть/ и вот это уже/ прохлада/ и стрёкот кузнечиков/ и вот эти ковыли вдоль дороги// Общность воспоминаний отражается в коллективном конструировании высказывания, например: Екатерина. И назад с этим./ - Елена. Урожаем! Обращает на себя внимание стратегия уточнения, которую использует Екатерина, дополняя рассказ Елены:
Татьяна. А как же трактор идет?
Елена. Это специально./
Екатерина. Это называется трелёвщики//
Елена. Трелёвщики//
Татьяна. Нет/ я понимаю/ но как он среди деревьев может?
Екатерина. Он такой/как танк/ Тань// Да/он подминает под себя./
Елена. Мелкие/мелкие эти поросли./
Екатерина. А сзади у него вот такие бревна/ поэтому остается волок//
Речевое же поведение Татьяны продиктовано ролью приезжего, впервые оказавшегося в этих местах, что сопровождается преобладанием речевых действий двух типов: это
экспрессивы (Как хорошо Кать! И цвет такой/ вот казалось бы ничего особенного/ но тоже красота; Как хорошо/ господи! Ой/ какие красивые! и т.п.) и многочисленные вопросы (Лена/а вот как ты узнаешь/и Катя тоже/ какие поганки/а какие нет? А вот это «чистый» лес/ да? Так волок/ это какой-то такой./ как тропы/ да? Лен/ Серпы это что/ тоже место какое-то? и т. п.).
Таким образом, диалог в тайге как фрагмент языкового существования дальневосточников представляет собой дискурс, отличительными особенностями которого являются следующие: 1) тематическая организация диалогического текста имеет ярко выраженную конситуативную природу; 2) ролевое взаимодействие коммуникантов коррелирует с жанровой дифференциацией дискурса; 3) последовательность речевых действий, обусловленных такими параметрами, как «место», «тема», «роли коммуникантов», определяет гипержанровую природу текста.
Исследование языкового существования жителей определенного региона можно считать одним из аспектов региональной лингвистики, предполагающим комплексный подход к описанию речевого материала. Такое направление представляется достаточно перспективным: «Диалоги у моря»; «Диалоги во время туров в Китай»; «Рассказы о поездках в европейскую часть России» и некоторые другие типы дискурсов - это фрагменты языкового существования именно дальневосточников, они отражают языковую картину мира жителей этого региона и могут служить источником разнообразного языкового материала.
ЛИТЕРАТУРА
1. Конрад Н.И. О «языковом существовании» // Японский лингвистический сборник. М.: Наука, 1959. С. 5-16.
2. Земская Е.А. Городская устная речь и задачи ее изучения // Разновидности городской устной речи. М.: Наука, 1988. С. 5-44.
3. Ерофеева Т.И. Опыт исследования речи горожан: (территориальный, социальный и психологический аспекты). Свердловск: Изд-во Уральского ун-та, 1991. 136 с.
4. Китайгородская М.В., Розанова Н.Н. Русский речевой портрет: Фонохрестоматия. М., 1995.
115 с.
5. Китайгородская М.В. Языковое существование современного горожанина: На материале языка Москвы. М.: Языки славянских культур, 2010. 496 с.
6. Падучева Е.В. Семантические исследования (Семантика времени и вида в русском языке; Семантика нарратива). М.: Наука, 1996. 464с.
7. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. М.: Русский язык, 1981. Т. 1.
699 с.