CC BY
96
не только в течение выступления, но продолжается репрезентативно через аудио и видео материал либо через воспоминание о выступлении и влияет на внутренний мир реципиента. Посредством коммуникации происходит воздействие импровизатора на культуру и её преобразование. Соответственно, импровизация, как и гений, способна выходить за пределы своего времени, значит, она могла бы дополнить качества гения, обозначенные Г. В. Ф. Гегелем.
УДК 316.75
девиация и норма как проблема философии
В статье рассматриваются понятия «норма» и «девиация» в философии. Основная цель - исследовать собственно философскую позицию относительно данных понятий, выявить их онтологическую сущность.
Ключевые слова: норма, девиация, сущность, онтологическая сущность, жизненное призвание, отклонение от человеческой сущности, образа божьего.
1. Философский словарь. 3-е изд. / под ред. М. М. Ро-зенталя. М., Политиздат, 1972. 496 с.
2. Гегель Г. В. Ф. Эстетика: в 4 т. М.: Искусство, 1968. Т. 4. 312 с.
3. Ницше Ф. По ту сторону добра и зла: Сочинения. М.: ЭКСМО-пресс; Харьков: Фолио, 2002. 848 с.
© Новикова Е. Б., 2014
Н. В. Федорова N. V. Fedorova
DEViATioN AND NoRM
as a philosophical problem
The article considers the concepts "norm" and "deviation" in philosophy. The main objective is to investigate philosophical attitude to these concepts, to reveal their ontologic essence.
Key words: norm, deviation, essence, ontologic essence, life mission, deviation from human essence, God's image.
Древнегреческая философия возникла почти два с половиной тысячелетия назад, однако многих мыслителей последующих поколений удивлял тот факт, что греческие философы так или иначе затронули практически все актуальные философские вопросы, а самое главное - обозначили направления основных ответов на них.
Нас, в рамках нашего исследования, интересуют вопросы, касающиеся нормального и ненормального (де-виантного) поведения людей. Эти вопросы оформились в особую область философского знания, называемую этикой или моральной философией. Однако сами этические учения упираются в представления о человеческой природе. Рассмотрим лишь два из крупнейших этических учений Античности, предопределивших дальнейшее развитие этической мысли.
Этическая концепция Сократа предполагала взгляд на человека, как на существо, обладающее двойственной природой. С одной стороны, человек подобен животным во всем, что связано со страстями, телесными желаниями и влечениями. С другой стороны, человек имеет разум - божественную способность постигать суть вещей - то, чего лишены животные. Нормальным для человека Сократ считал максимальное развитие разумного начала и полный контроль разума над телесной природой. Это должно было обессмертить «разумную душу». Таким образом, Сократ заложил основы этики долга, ориентированной на самоконтроль во имя какой-то высшей цели.
Противоположного взгляда на человека придерживался софист Протагор. Ему принадлежит выражение «Человек - мера всех вещей». Человек, согласно Протагору, сам для себя есть высший авторитет и моральный судья.
Человек вправе делать то, что считает нужным, не обращая внимания на окружающих. Его личное счастье - превыше всего. «Что толку связывать себя каким-то долгом, обязательствами, если завтра мы умрем. Нужно жить сейчас и жить успешно» - такова основная идея этого направления моральной мысли, которое иногда называют этикой успеха или эффективности [1; 2].
Можно соглашаться с Сократом или Протагором, но мы должны отдавать себе отчет в том, что, вставая на любую философскую позицию, мы принимаем строго определенную точку зрения на проблему девиантного поведения. То есть если мы соглашаемся с Протагором, то мы не можем считать нормальным человека, который имеет возможность безнаказанно украсть и не делает этого из моральных принципов. Это противоречит принципу успеха.
Однако если мы согласимся с Сократом, то мы не можем считать нормальным человека, который свободное время посвящает обжорству и сексуальным развлечениям. Это противоречит принципу самоограничения. Таким образом, напрашивается вывод: любое представление о норме или отклонении уходит своими корнями в философию: считая, что действия людей девиантны, мы тем самым занимаем философскую позицию.
Отсюда следует, что в основе девиантологии лежат основы философских морально-этических учений. Философские вопросы принято считать вечными, но люди всегда по-разному отвечали на них в разные исторические эпохи. Однако любой ответ сразу задает координаты проявлений девиантности, очерчивает круг того, что делать или думать нельзя. Нам в нашем исследовании пригодит-
ся знание прошлого, которое всегда дает повод для размышления о настоящем.
На современном этапе развития науки проблема девиации может и должна иметь философское измерение.
Во-первых, понятие девиации является попыткой предельного обобщения, оно является выходом из сферы конкретно-социологической фиксации отдельных нестандартных (негативных прежде всего) общественных проявлений на уровень анализа общей динамики самораскрытия человеческого бытия. Уже не специфические причины и закономерности тех или иных вариантов отклоняющегося поведения являются предметом мысли, а сам факт некоего отклонения от неких норм. Более того, невозможно говорить лишь о «видах девиации», не осмысляя девиант-ность вообще, как таковую, иначе и само понятие девиации делается излишним, и рассмотрение этих «видов» сводится к нагромождению фактов и не может возвыситься до понимания сущности.
Таким образом, мы имеем дело с вечной проблемой «герменевтического круга»: знание целого достижимо лишь через знание частей, а знание частей невозможно без знания целого. Формирование общего понятия девиации возможно только из обобщения конкретных девиант-ных проявлений, но по-настоящему понять эти проявления удастся, только поняв смысл «девиантности вообще». Это означает, что философский анализ девиантности необходим.
А во-вторых, понятие «девиация» имеет и собственно философский потенциал. Раскрытие этого потенциала, на наш взгляд, способно придать теме девиантности глубокий философский смысл. Девиантность не есть просто один из внешних поводов для философского мышления, здесь открывается возможный способ постижения и выражения глубинного характера человеческого присутствия в мире. Мы не можем, конечно, рассчитывать в рамках данной статьи решить указанные задачи, однако постараемся по крайней мере их ясно поставить и очертить их внутреннюю логику.
Социологическое понятие девиации вытекает из социологического же понятия социальной нормы, которая, по мнению Я. И. Гилинского, мыслится как то, что «определяет исторически сложившийся в конкретном обществе предел, меру, интервал допустимого (дозволенного или обязательного) поведения, деятельности людей, социальных групп, социальных организаций» [3, с. 72]. Социолог, таким образом, всегда имеет дело с возникновением и отмиранием социальных норм, с постоянным переходом определенных действий из сферы девиантного в сферу нормального и обратно. «Девиация» в рамках социологии является, по определению, понятием относительным, чему способствует и логическая природа самого понятия: говоря об «отклонении», надо уточнять от чего.
Образно говоря, если вспомнить, что deviatio - это уклонение devia от дороги, то в социологическом смысле не существует той единственной дороги, которая была бы раз навсегда данной нормой, и степенью удаления от которой измерялась бы степень девиации. Социологически подходя к общественной жизни, видимо, надо принимать тезис Я. И. Гилинского о всепроникающем характере
девиаций, о «господстве девиации». По существу, ведь оказывается, что девиантен любой путь, нормы в полноте смысла этого слова вообще нет, есть большая или меньшая степень девиации. То, что считается «социальной нормой», - это лишь «причесанная» девиация [3; 4].
Весьма, однако, показательно, что даже такая позиция совершенного релятивизма предполагает высказывание некоторых оценок. Как правило, понятие девиации относят к различным социальным патологиям, благодаря чему оно приобрело уже устойчивый негативный смысл. Однако социология не может игнорировать и того факта, что от «нормы» в ее социологическом смысле отклонения возможны как «вниз», так и «вверх». Гениальность, героизм, святость, а порой даже просто одаренность, честность и совестливость вполне могут быть рассмотрены как «позитивные девиации». Именно на исследовании позитивных девиаций и возможных путей переключения социальной энергии из отрицательно девиантного в положительно девиантное русло считает необходимым сконцентрировать усилия социологов упомянутый классик российской девиантологии Я. И. Гилинский. И вот в свете этого неизбежен вопрос: а по отношению к чему девиация оценивается положительно или отрицательно? Рассматривают обычно два критерия оценки: общественное одобрение или общественная польза [3, с. 72-78].
Социальное одобрение есть вполне замеряемая социологическими средствами величина, однако вряд ли возможно принять его в качестве показателя положительности девиации: очень редко какая девиация оценивается положительно в массовом сознании. В определенном смысле социологическое понятие девиации и социологически фиксируемое «социальное одобрение» являются противоположными характеристиками социального действия: социологическая норма, от которой отклоняется девиант, как раз и определяется социальным одобрением. В тех же редких случаях, когда некое отклонение оценивается позитивно в массовом сознании, это одобрение вовсе не гарантирует того, что мы имеем дело с «позитивной девиацией». Так, например, весь быт и нравы сегодняшнего шоу-бизнеса есть, несомненно, отклонение от социальных норм, притом это отклонение оценивается в массовом сознании позитивно, но назвать это «положительной девиацией» вряд ли возможно. Если же массово одобряется действительно положительная девиация, то речь идет, как правило, о «положительных девиантах» прошлого, о тех уже не опасных ныне безумцах прошлого, плодами безумств которых мы теперь активно пользуемся. И в этом случае, по существу, девиация не столько одобряется, сколько извиняется тою пользой, которую она привнесла.
Социальная польза есть более устойчивый ориентир. Такой критерий мог бы, кажется, надежно отделить позитив от негатива в сфере девиаций, но - опять-таки в отличие от «одобрения» - общественная польза есть феномен неуловимый для научной, эмпирической социологии. То есть, беря за основу социальное одобрение, социолог вынужден для устойчивости привлекать понятие социальной пользы, пытаясь же опереться на эту самую пользу, он не имеет другого способа ее исследовать, как только ориен-
тируясь на одобрение общества. Этот порочный круг не может дать настоящей основы для теоретического осмысления девиантного поведения [5; 6].
Гуманитарное знание, как правило, предполагает соотнесение с абсолютными ценностями. Люди и социальные группы различаются в своих установках степенью значимости для них тех или иных ценностей, и, следовательно, имеют различающиеся иерархии ценностей. Может различаться приложение ценностей к реальности, готовность выстраивать свою жизнь сообразно ценностной системе, но сами ценности при этом сохраняют тождественную смысловую значимость.
Люди имеют много разногласий, что считать истиной, но значимость самой истины, как гносеологической ценности несомненна. Можно какие-то ценности ставить выше истины, но истина значит при этом, то же самое, что и всегда. Разногласий по поводу красоты, споров о том, что красиво, а что нет, значительно меньше, чем по поводу истины. Разногласий по поводу добра у людей просто нет. Если отделить нравственную оценку от различных примесей: от обычаев, соображений пользы, если выделить в чистом виде именно нравственную мотивацию, как самоопределение в отношении к нравственному добру, - то станет очевидно, что добром все люди во все времена называют одно и то же. Другое дело, что в подавляющем большинстве случаев для человека более значимыми оказываются другие, мотивы: обычаи, приличия, корысть, эмоции, идеология [3, с. 72-78].
Однако неокантианская привязка человеческого бытия к миру ценностей является лишь подступом к настоящему пониманию этого бытия. Понятие ценности не может быть прочным фундаментом хотя бы потому, что, с одной стороны, необходимо предполагать их внеисторическую, «безотносительную» значимость, а с другой - эта самая значимость есть ведь соотнесенность ценности с человеческой жизнью. Более того, если следовать классическому фрайбургскому неокантианству, не вполне верно говорить, что ценность существует, она не существует, она значит, и это единственный способ ее присутствия. Ценность, таким образом, определяется только через свою значимость для человека, и в то же время, тоже по определению, должна мыслиться как от человека независимая.
По существу, ценности в этом случае понимаются как «трансцендентальные способности разума» (разума в широком кантовском смысле), т. е. выходящие за пределы применимости разума, но присутствующие в разуме основания деятельности разума. Однако и такая формулировка характера их присутствия не может решить противоречий. Ценности общезначимы, но человек имеет свободу самоопределения по отношению к ним. Если они - трансцендентальные основания, то разум не может определять того, как ему на них основываться. Если же разум имеет свободу ценностного самоопределения, то, значит, он сам выстраивает свое отношение к ним, и они, таким образом, вовсе не трансцендентальны.
Ценности, действительно, общезначимы и человек свободен в определении своей жизни по отношению к ним. Такое возможно только в том случае, если у чело-
века есть более высокая опора, чем эти ценности, если, помимо отношения к «абсолютным» ценностям, человек находится в отношении и к абсолютному бытию. Именно это отношение задает наиболее глубокую определенность человеческой жизни, характер отношения является основанием принципиальных характеристик человеческого бытия [7].
Таким образом, проблема девиантного поведении не является случайным и преходящим феноменом, она должна быть понята как выражение некоего фундаментального характера присутствия человека в мире. Онтологическая девиантность человека должна быть осознана и понята в своем существе для того, чтобы стало возможным придать реальный, устойчивый смысл социологической девиации.
Прежде всего необходимо сказать, что онтологическое измерение девиации имеет в виду уклонение человека от полноты собственной человечности, от самореализации, от собственного призвания. «Жизненное призвание» должно не просто присутствовать как слово в лексиконе, оно должно быть некоторой реальностью жизненного мира человека для того, чтобы человек мог жить по-человечески. Это понятие не может иметь реального смысла для атеиста, ибо явно обозначает не то, что хочется, и не то, что получается, а то, что ты должен делать в жизни. Понятие это чисто религиозное и понято может быть только буквально: как призыв свыше.
Для того чтобы в полной мере жить человеческим образом, необходимо предполагать, что жизнь человеку, действительно, дана, что тот, кто жизнь человеку дал, к чему-то его предназначил и, более того, настойчиво призывает человека это предназначение исполнить. А предназначен и призван каждый человек к обретению полноты бытия, к обретению себя через самореализацию. Свое призвание расслышать, на него откликнуться и быть ему верным, это и означает - пойти по тому пути, на котором ты сможешь обрести себя. Измена жизненному призванию, измена призыву свыше, обращенному к твоему лично сердцу, - это измена себе самому, это утрата смысла жизни, это корень всякой девиации в смысле внешнего проявления.
Уклонение от своего жизненного призвания опустошает человека, выхолащивает его жизнь, и даже в том случае, когда еще отсутствуют социально-деструктивные проявления, основа для них уже есть. Слишком часто вполне благополучные внешне люди вдруг удивляют окружающих своим поступком [8, с. 183-189]. Возникает вопрос: а не были они онтологически девиантны уже и до своих экстравагантных поступков?
Аномия в социологическом смысле, безусловно, является важным фактором, определяющим уровень де-виантности в обществе, но в каждом конкретном случае девиантный поступок есть продукт некой «личностной аномии». При этом на социологическом уровне очень малое значение имеет содержательная сторона норм: были бы они прочны, и заслон для девиантности уже имеется. В личностном же плане, когда мы имеем в виду онтологическое измерение девиации, принципиально важна не только прочность норм и правил жизни, но и их правиль-
ность. Человек, хотя бы и имеющий весьма определенные жизненные устои, но изменивший своему призванию, живет в состоянии личностной аномии и является онтологическим девиантом. «Личностная аномия» обозначает тот факт, что, несмотря на наличие ясных внешних правил поведения, жизнь человека лишена внутреннего закона, что он, образно говоря, живет «без скелета» [7].
Таким образом, смысл онтологической девиации на личностном уровне заключается в том, что она есть уклонение от личностного жизненного призвания, от своего пути. «Нет на свете печальней измены, чем измена себе самому», - писал поэт. Как это ни кажется странным, даже абсурдным, - человек имеет задачу: быть верным себе, он имеет и возможность себе изменить. Формально в этих словах заключена нелепость: как может мой поступок быть моей изменой мне же? Однако только в тех перспективах, которые открываются этой внешне нелепой формулой, возможно обретение полноты человеческого бытия.
А потому верность призванию свыше - это и есть верность себе, поскольку только так человек обретает, выстраивает собственную сущность, человек становится в качестве себя самого. Природа человека нуждается в возделывании, она есть почва, дающая жизнь, но она не содержит в себе руководящего начала, которое бы эту жизнь организовывало. Поэтому если человеческая личность вместо возделывания, культивирования своих природных качеств и задатков, вместо руководства своей природой, слепо идет на поводу природных желаний, т. е. сама руководит стихийной игрою своих природных сил, то она тем самым жизнь человека подчиняет этой игре. Природа человека в этом случае, будучи лишена целостного строя, будучи лишена организующего принципа, подвергается распаду.
Руководя сама собою, руководя жизнью человека, человеческая природа не способна сохранить себя. Этот странный факт говорит о некой ее кардинальной поврежденности. Природа человека содержит в себе некий неискоренимый разлад, именуемый в традиционном языке грехом. Грех - огрех, погрешность, греческая атагНа - промах мимо цели, это и есть наиболее глубокий уровень онтологической девиации, это и есть девиация в собственном, истинном смысле этого слова. Точнее сказать, грех в качестве поврежденности природы человека, есть и продукт, и выражение наиболее глубокой девиант-ности человека [7].
Девиантность в контексте философских размышлений о человеке означает, таким образом, не только отклоняющееся поведение на внешнем социальном уровне, но и - прежде всего - отклонение человека от полноты своей человечности. И в наиболее глубоком смысле девиант-
ность человека означает отклонение от образа Божьего, являющегося конституирующим человеческое бытие фактором, искажение в себе этого образа. Отклонение данного конкретного человека от своего жизненного призвания есть форма выражения этой фундаментальной девиации, - это есть отказ от полноты личностного бытия в пользу безличных стереотипов массового сознания и подчинение разноголосице своей внутренне поврежденной природы.
Норма в этом предельно глубоком смысле есть святость, т. е. собирание и просветление человеческой личностью сил и способностей своей природы через верность призванию свыше, через согласование своей жизни с Божьим замыслом о ней, обретение себя через реализацию этого замысла. В таком фундаментальном смысле понимаемая норма есть не факт, но акт, не состояние, а движение: движение к самому себе. Это и есть онтологическая норма, в соотнесении с которой выстраивается человеческое бытие. Отклонение от этой нормы - это и есть та онтологическая девиация, которая образует исток и смысл всякой человеческой девиантности.
1. Карасев Л. В. Знаки покинутого детства («постоянное» у Платонова) // Вопросы философии. 1990. № 2. С. 33-38.
2. Новая философская энциклопедия. URL: http://www. iph.ras.ru/elib/2474.html (дата обращения 02.11.2013)
3. Гилинский Я. И. Девиантология. СПб.: Юридический центр Пресс, 2004. 253 с.
4. Энциклопедия социологии / сост. А. А. Грицанов, В. Л. Абушенко, Г. М. Евелькин [и др.]. М.: Книжный Дом, 2003. 1312 с.
5. Кетле Л. Социальная система и законы, ею управлявшие. URL: http://www.evcppk.ru/sociologiya-prava/2398-rol-osnovopolozhnikov-sociologii-a-ketle-o-konta-g-spensera-v-processe-stanovleniya-sociologii-prava.html (дата обращения 02.11.2013)
6. Яценко Н. Е. Толковый словарь обществоведческих терминов. URL: http://www.slovarnik.rU/html_tsot/s/ social5na8-norma.html (дата обращения 02.11.2013)
7. Мертон Р. К. Социальная структура и аномия. Социология преступности. URL: http://www.gumer.info/ bibliotek_Buks/Sociolog/Article/mert_soc.php. (дата обращения 09.11.2013)
8. Боков Г. Е. Феномен контркультуры и его религиозные аспекты в свете философской и теологической рефлексии // Государство, религия, церковь. М., 2010. 213 с.
© Федорова Н. В., 2014
