CC BY
18Развиле гендернаго равенства въ англшскомъ средневЪковомъ обществ^, отраженное въ романЪ «Сэръ Гавейнъ и Зеленый Рыцарь»
Development of gender equality in English medieval society fixed in Sir Gawain and the Green Knight
Rosamond Eileen O'Neill1
Rosamond Eileen O'Neill,
PhD (English Literature), Journalist, Galway Chronicle, Galway,
Republic of Ireland
Розамонд Эйлин О'Нил,
PhD (англмская литература), журналистъ, Голуэй крониклъ, Голуэй (Ирландiя)
Article No / Номеръ статьи: 010110110
For citation (Chicago style) / Для цитировашя (стиль «Чикаго»):
O'Neill, Rosamond Eileen. 2019. "Development of gender equality in English medieval society fixed in Sir Gawain and the Green Knight." The Beacon: Journal for Studying Ideologies and Mental Dimensions 2, 010110110.
Versions in different languages available online: Russian only. Permanent URL links to the article:
http://thebeacon.ru/pdf/Vol.%202.%20Issue%201.%20010110110%20RUS.pdf
1 Please send the correspondence to e-mail: [email protected].
Received in the original form: 2 November 2018 Review cycles: 2
1st review cycle ready: 21 December 2019 Review outcome: 3 of 3 positive Decision: To publish with minor revisions 2nd review cycle ready: 13 February 2019 Accepted: 17 February 2019 Published online: 18 February 2019
ABSTRACT
Rosamond Eileen O'fíéill. Development of gender equality in English medieval society fixed in Sir Gawain and the Green Knight. In the work, the author studies the ideological use of Celtic symbolism in the chivalric poem "Sir Gawain and the Green Knight" to depict the gender equality. It is demonstrated that "Sir Gawain" can be considered not only a novel, but a social work coining gender equality in medieval society. In "Sir Gawain" different signs play an important role, form the reader's attitude to the idea of gender equality. They also build a certain Christian ideological view of the world, communicate the religious maxims and ideological attitudes, within which the equality narration is built.
Key words: secular homiletics, religious ideology, non-canonical preaching of Christianity, Celtic symbolism, semiotics, chivalric epic, courtly romance, medieval English literature, Sir Gawain, the Green Knight, Arthurian cycle, Matter of Britain, King Arthur, Morgan Le Fay, Lady Bertilak, gender equality
РЕЗЮМЕ
Розамондъ Эйлинъ О'Нплъ. Развите гендернаго равенства въ англйскомъ средневп>ковомъ общества, отраженное въ романп, «Сэръ Гавейнъ и Зеленый Рыцарь». Въ данной ра-ботЬ изслЬдуется идеологическое использоваНе кельтскаго сумволизма въ рыцарской поэмЬ «Сэръ Гавейнъ и Зеленый Рыцарь» для изображеНя столкновеыя христанскаго и языческо-анимистическаго мровоззрЬнИ. Показано, что «Сэръ Гавейнъ» можно считать произведеыемъ средневековой свЬтской католической гомилетики. Знаки въ «СэрЬ Га-вейнЬ» играютъ важную роль, формируютъ отношеые читателя къ развитю и поворотамъ сюжета, отдЬльнымъ героямъ и выстраиваютъ определенный христанскй взглядъ на мiръ, сообщаютъ религюзныя мровоззрЬнческт и идеологичешя установки.
Ключевым слова: свЬтская гомилетика, релипозная идеолопя, неканоническая проповЬдь христанства, кельтсмй сумволизмъ, семютика, рыцарски эпосъ, куртуазный романъ, средневековая англйская литература, сэръ Гавейнъ, Зеленый Рыцарь, Артурiана, британсмй эпосъ, король Артуръ, Фея Моргана, леди Бертилакъ, гендерное равенство
ВВЕДЕН1Е
Данная работа представляетъ собой развернутое переосмыслеые нЪкоторыхъ моихъ идей, которыя я высказала частично въ своей PhD-диссертацм, а частично опубликовала на ирландскомъ языке (гэлье) въ нЪкоторыхъ публицистическихъ ир-ландскихъ изданiяхъ. Настоящую статью я написала на русскомъ языке спе^ально для журнала The Beacon: Journal for Studying Ideologies and Mental Dimensions.2
Въ средневековой ирландской, англiйской, уэльской и шотландской литературе можно найти немало произведена, выстроенныхъ на принципе противопоставлеыя христiанской и языческой идеологiй (Bloomfield 1970, 104). Здесь, конечно же, сразу можно вспомнить «Беовульфа», но не только его. «Морякъ», «Странникъ» («Скиталецъ»), «Видные на Кресте», «Волкъ и Адвакеръ», «Соломонъ и Сатурнъ», «Бивсъ изъ Хэмптона», «Цветокъ и листъ», «Мамъ и Сотсеггеръ», «Три мертвыхъ короля», «Сэръ Орфей» - все эте поэмы показываютъ намъ ситуащю въ раннесредневековыхъ обществахъ на Британскихъ островахъ, въ кото-рыхъ разворачивалась настоящая война за умы между католической церковью и старыми языческо-оккультными практиками, крайне популярными въ простонародье. Для красочнаго описаыя такой борьбы въ поэтическихъ произведеыяхъ чаще всего используются наборы с^мволовъ. Символы вступаютъ въ борьбу такъ же, какъ и идеолопи.
Въ произведенiяхъ указанной группы символизмъ используется для создаыя и хрис^ан-скихъ, и языческихъ проповЪдническихъ контекстовъ, а самъ читатель долженъ выбрать сторону. Такой прiемъ используется и въ героическомъ эпосе, и въ хрис^анскихъ элегiяхъ, и въ куртуазныхъ поэмахъ (рыцарскихъ романахъ). Жанры этихъ произведена весьма отличаются другъ отъ друга, а время написаыя можетъ разниться на шесть-семь вЪковъ, но тЪмъ не менее ихъ объединяютъ общiя стратепи применеыя религiознаго символизма, исполь-зуемаго авторами въ качестве инструмента сюжетообразоваыя, смысловой эмфазы, фило-софскаго осмыслеыя и муеографм въ создаваемыхъ ими идеологическихъ нарративахъ. Более того, въ ряде указанныхъ поэмъ релипозно-мистичесюй и муеологичесюй символизмъ можетъ являться центральной темой, при которой символы начинаютъ играть роль нарратологическихъ маркеровъ, между которыми движется сюжетъ.
О какомъ типе релипозной идеологiи мы можемъ говорить, имея въ виду произведеыя англмской литературы? Мы можемъ отнести такой типъ идеолопи къ светской хрис^анской гомилетике. Автору часто было необходимо сформировать завершенный идеологически разсказъ, подтолкнуть читателя къ воспрiятiю историческихъ, со^альныхъ, м^еологическихъ, психологическихъ и иныхъ темъ черезъ призму веры въ Бога, божественной справедливости, божественнаго откровеыя или предопределенности. Также авторъ съ помощью даннаго идеологическаго разсказа умело «направлялъ» читателя къ «добровольному» выбору хрис^анскаго варiанта мiровоззренiя и отвержеыю мiровоззренiя языческаго.
Въ данной работе я остановлюсь, темъ не менее, не на староанглмскомъ или
2 Выражаю благодарность Константину Шарову за улучшеые уровня моего русскаго языка въ данной статье и переводъ текста на традицюнный руссюй. [I appreciate Konstantin Sharov's help in enhancing the level of my Russian in the paper, as well as his work on rendering the text into traditional Russian.]
старокельтскомъ эпосе, а на произведена XIV века - рыцарскомъ романе «Сэръ Гавейнъ и Зеленый Рыцарь». Въ эпоху «Черной смерти» въ Англм вновь воскресли язычесюя воззрЪнш населенiя, вновь стали распространяться по стране оккультные и магичесюе ритуалы, при-зыванiя духовъ и гадаыя (Bercovitch 1965, 35). Авторъ «Сэра Гавейна» вполн^ могъ написать свое произведете съ идеологическими целями упрочеыя положенiя католичества въ Северо-Западной Англiи временъ Столетней войны. Это тЪмъ более вероятно, что три друпе произведенiя «Жемчужнаго поэта», автора «Сэра Гавейна», находящiеся въ томъ же манускриптЪ, написаны съ явной, а не имплицитной целью хрис^анской проповеди. Въ статьЪ будетъ использованъ среднеанглмсюй оригинальный текстъ поэмы въ редакцм и съ комментарiями Джона Рональда Руэла Толюена съ соавторами (Tolkien et al. 1967).
РЕЛИГ1ОЗНЫЕ СИМВОЛЫ ВЪ ПРОСТРАНСТВЪ ИДЕОЛОГИЧЕСКАГО НАРРАТИВА ПОЭМЫ «СЭРЪ ГАВЕЙНЪ И ЗЕЛЕНЫЙ РЫЦАРЬ»
Почему мною выбрано именно это произведена? Мнопе авторы подчеркивают^ что поэма неизвЪстнаго англмскаго автора эпохи поздняго средневековья «Сэръ Гавейнъ и Зеленый Рыцарь» - одно изъ наиболее показательныхъ литературныхъ творенiй того перiода въ плане семiотики, сочиненiе въ максимально символическое, въ которомъ символы образуютъ сложную iерархическую структуру. Знаки въ «Сэре ГавейнЪ» играютъ важную роль, формируютъ отношенiе читателя къ развитiю и поворотамъ сюжета, отдЪльнымъ героямъ и выстраиваютъ определенный христiанскiй взглядъ на мiръ, черезъ сюжетъ сообщаютъ религюзныя мiровоззренческiя и идеологическiя установки (Tolkien 1975, 7). Къ тому же, хотя романъ написанъ на среднеанглмскомъ языке, его символизмъ чисто кельтсюй. Знаки Всадника безъ Головы, Зеленаго Человека, колдовского пояса, магической долины являются хорошо узнаваемыми семютическими архетипами кельтской культуры, распространенной въ XIV веке по всемъ Британскимъ островамъ, включая Ирландю Поэтому его изследоваые поможетъ понять принципы использоваыя кельтскаго символизма въ позднесредневековыхъ католическихъ идеологическихъ разсказахъ.
Большинство изследователей поэмы согласны другъ съ другомъ въ томъ, что символизмъ поэмы - не просто нагромождеые отдельныхъ знаковъ; онъ представляетъ собой упорядоченную семютическую систему внутри сюжета произведеыя. Рядъ авторовъ полагаетъ, что символы «Сэра Гавейна» въ своемъ единстве образуютъ неюй ключъ къ правильному про-чтеыю поэмы, предоставляютъ читателю некоторые подсказки и намеки, т.е. дешифруютъ смыслъ въ техъ местахъ поэмы, где онъ неявенъ или амбивалентенъ, а длинноты между сгущенными символическими «полюсами», скорее всего, также несутъ определенный смыслъ - художественный или релипозный.
Признавая полезность обеихъ точекъ зреыя, въ данной работе я постараюсь предложить третью, несколько отличающуюся отъ той и другой. Я проанализирую знаки въ «Сэре Га-вейне и Зеленомъ Рыцаре» какъ важные семантичесюе полюса хрис^анскаго идеологи-
ческаго нарратива поэмы.
Рис. 1. Все символы, связанные съ Зеленымъ Рыцаремъ, имЪютъ ярко-зеленый цвЪтъ.
Fig. 1. All the symbols related to the Green Knight, are bright green. © Mariah Sebastiani; www.mariahspeaks.com
Сюжетъ «Сэра Гавейна» можно считать нелинейнымъ, развивающимся въ нЪсколькихъ измЪреншхъ, выходящимъ за рамки обычнаго трафарета подборки сюжетовъ рыцарской и куртуазной средневековой литературы, представляющимъ собой не просто связку нЪсколь-кихъ пересекающихся сюжетныхъ линiй, а систему iерархически связанныхъ нарративовъ. Мы увидимъ, что символы, использованные авторомъ поэмы, выстраиваютъ семiотическiй и смыслообразующм фонъ христiанской религiозной проповеди, на которомъ разворачивается сюжетъ. Мы также убедимся, что идеологическое измЪреые поэмы делится на семантическiе сегменты въ большей степени не разбiенiемъ на части и строфы, а маркируется и размЪчается символами: идеологически нарративъ быстро перетекаетъ отъ одного символа поэмы къ другому, останавливаясь именно въ тЪхъ точкахъ, где мы встрЪчаемъ упоминанiе или описаые той или иной знаковой вехи.
Обычно одинъ и тотъ же знакъ появляется въ поэме несколько разъ, образуя помимо простой денотацм все время «плывущiя», или «дрейфующiя» коннотативные семiотическiя цепочки идеологическаго нарратива, что позволяетъ автору достичь одновременно несколькихъ целей: и собственно художественной, и проповеднической, и богословско -философской, и муфографической.
РАЗВИТ1Е ИДЕОЛОГИЧЕСКАГО НАРРАТИВА «ОТЪ ЗНАКА КЪ ЗНАКУ»
Послъ м^е0Л0ГИЧЕСКАГ0 ВВЕДЕН1Я читатель немедленно (со строки 37) попадаетъ въ Камелотъ въ разгаръ святочныхъ развлеченм; а конкретно - во дворецъ короля Артура. Вместе съ рыцарями Круглаго Стола черезъ совсемъ малое время после начала рождественскаго пиршества читателю предстоитъ встретиться съ целой антолопей зна-ковъ, связанныхъ съ появившимся невесть откуда Зеленымъ Рыцаремъ (рис. 1), на которомъ надолго задерживается сюжетъ. Этотъ персонажъ - не просто означающая фигура, онъ въ буквальномъ смысле сотканъ изъ сумволовъ. О самомъ рыцаре мы поговоримъ чуть ниже, а пока обратимъ внимаые на скорость хода сюжета. Въ мгновеые ока мы перенеслись отъ осады Трои къ появлеыю Зеленаго Рыцаря (135 строкъ); почти столько же занимаетъ опи-саые сверхъестественнаго рыцаря и всЪхъ его многочисленныхъ знаковъ (послЪдующiя 114 строкъ).
Далее - опять быстрое развитю сюжета въ виде беседы короля Артура, сэра Гавейна и Зеленаго Рыцаря, и вновь существенная остановка на знаке топора, который переплетается со знакомъ обезглавливаыя. Поэтому первую часть поэмы можно было бы завершить с^мволомъ Всадника безъ головы, а не разрывомъ повЪствоваыя между частями текста. Строки 462-490 (окончаые первой части поэмы) кажутся несколько искусственными. После отъезда Всадника безъ головы читателю врядъ ли такъ ужъ интересны оставшiеся при дворе короля люди съ ихъ праздничной рутиной.
Применяя подобную логику, мы можемъ выделить несколько знаковъ, двигающихъ хрис^ансюй идеологически нарративъ поэмы. Эти символы и сменяющiя ихъ длинноты (беззнаковые фрагменты текста поэмы) напоминаютъ расположенныя въ несколькихъ измереыяхъ длинныя пружины, въ которыхъ максимальное сжатiе наблюдается въ точкахъ появлеыя знаковъ, а наибольшее разрежеые - во фрагментахъ, соединяющихъ символы.
Примерная семiотическая схема проповедническаго нарратива поэмы будетъ тогда таковой:
{Часть I} [Зеленый Рыцарь топоръ / обезглавливаые Всадникъ безъ го-ловы][кельтскiе друидскiе языческiе знаки] {часть II} [щитъ съ пятиконечной звездой замокъ квазiязыческiй алтарь въ замке Бертилака обменъ взглядами съ Бертилакомъ][магико-оккультно-каббалистичесюе знаки] {часть III} [( соблазненiе / охота) золотое кольцо съ рубиномъ зеленый поясъ три поцелуя][ магико-оккультно-каббалистическiе знаки] {часть IV} [туманъ зеленая часовня точильный камень топоръ / попытка обезглавливанiя зеленый поясъ / шрамъ на шее][кельтсюе друидскiе языческiе знаки] зеленые пояса рыцарей Круглаго Стола [хрис^ансюй знакъ покаянiя] {окончаые и хрис^анская морализацiя}
Изъ приведенной схемы мы видимъ, что большинство знаковъ поэмы въ релипозномъ отношенм не визуализируютъ хрис^ансюя темы, а наоборотъ, изображаютъ магичесюй, оккультный, герметико-каббалистичесюй мiръ либо мiръ старыхъ друидскихъ (пиктскихъ) ре-лигiй, распространенныхъ на Британскихъ островахъ еще до крещеыя ирландцевъ. Въ этомъ контексте примечательно, что Жемчужный поэтъ достигаетъ своей цели хрис^анской проповеди не черезъ использоваые хрис^анскихъ с^мволовъ, какъ онъ это делаетъ въ «Жемчужине», «Терпенм» и «Чистоте» - поэмахъ, сопутствующихъ «Сэру Гавейну» въ манускрипте Cotton Nero A.x, - а съ помощью знаковъ, противоположныхъ хрис^анству.
Интересно, что другая поэма «Зеленый Рыцарь», написанная примерно на сто пятьдесятъ - двести летъ позже «Сэра Гавейна и Зеленаго Рыцаря», совершенно лишена хрис^анскаго символизма, присущаго «Сэру Гавейну». Въ той поэме также встречается несколько вещей, съ которыми мы знакомимся въ «Сэре Гавейне» - топоръ Зеленаго Рыцаря, зеленый шелковый поясъ, Зеленая Часовня, - однако ни одинъ изъ нихъ не
является знакомъ въ законченномъ идеологическомъ разсказе. Это просто вещи, элементы повествоваыя, не включенныя въ релипозный
идеологически нарративъ.
АНАЛИЗЪ ЗНАКОВЪ
ВЪ ИДЕОЛОГИЧЕСКОМЪ НАРРАТИВЪ
ПОЭМЫ
ЩИТЪ
Щитъ Гавейна -наверное, вещь не менЪе известная въ литературовЪдЪыи, чЪмъ самъ Гавейнъ. Во второй части поэму мы видимъ длинное описаые процесса облачеыя Гавейна въ доспЪхи, занимающее добрыхъ три страницы; но смыслообразующей ре-
Рис. 2. Золотая пятиконечная звезда на красномъ фоне - с/мволъ борьбы Гавейна съ языческимъ началомъ.
Fig. 2. Golden pentangle on the red shield is the symbol of Gawain's struggle against paganism. © kunst-fuer-alle.de
лигюзной вехой здесь выступаетъ, какъ это ни странно, щитъ (рис. 2). Снаружи на щите на красномъ фоне была изображена пятиконечная золотая звезда (pentangle - пентакль); изнутри красовалось изображеые Богородицы. Авторъ тщательнейшимъ образомъ описыва-етъ семантику знака пентаграммы на щите и связываетъ ее съ Соломономъ. Какъ отмечаетъ Джеральдина Хенъ, после всехъ объясненiй все-таки непонятно, что же этотъ знакъ действительно обозначаетъ въ семютическомъ пространстве поэмы (Heng 1990, 288; 1992, 132).
Жемчужный поэтъ врядъ ли столь наивенъ, чтобы вкладывать въ одинъ изъ самыхъ яр-кихъ знаковъ ту открыто декларируемую семантику, которую онъ пространно описываетъ: какой молодецъ сэръ Гавейнъ, который обладалъ пятью совершенствами и все время, какъ правильный католикъ, вспоминалъ пять радостей Девы Март и т. п. Авторъ поэмы, жившм въ Англм въ XIV веке, не могъ не знать, что, въ отличiе отъ звезды Давида, традицюннаго iудейскаго знака, пентаграмма была магико-оккультно-каббалистическимъ знакомъ - въ Англм XIV века и классичесюя раввинистичесюе сочинеыя, и каббалистическая литература были уже широко распространены. Если использоваые шестиконечной звезды действительно восходитъ къ Давиду, то приписываые пентаграмму Соломону - исторически вы-мыселъ каббалы (Howard 1968, 53). Въ эпоху поздняго средневековья пентаграмму (пентакль) широко применяли не только еврейсюе каббалисты-колдуны, но и арабсюе заклинатели, и европейсюе алхимики. Лекари, астрологи, гадатели, оккультисты, герметисты, ворожеи, хироманты, онейроманты, создатели амулетовъ - для нихъ для всехъ пентаграмма была од-нимъ изъ главныхъ с^мволовъ, использующихся какъ въ теоретическихъ построеыяхъ гер-метическаго корпуса (обозначенiе пяти стихм мiра), такъ и въ практической «черной» и «белой» магм: въ прямой пентакль вписывался херувимъ, въ перевернутый - падшм де-монъ (Kiteley 1971, 42). Въ традицм мусульманскихъ заклинателей духовъ пятиконечная звезда действительно связывалась съ Сулейманомъ Оудейскимъ царемъ Соломономъ), какъ и написалъ Жемчужный поэтъ, а Сулейманъ въ этой традицм понимался какъ основной заклинатель джинновъ.
Приписываые знака пятиконечной звезды сэру Гавейну непонятно, если трактовать пентаграмму обычными средневековыми и современными способами. Авторъ поэмы много разъ подчеркиваетъ, что Гавейнъ - образцовый хрис^анинъ, и при этомъ этотъ рыцарь веры безъ страха и упрека зачемъ-то наноситъ на свой щитъ магико-колдовской знакъ. Пространное объяснеые автора причины, по которой Гавейнъ делаетъ это, длится 46 строкъ и напоминаетъ оправдаые своего героя, своего рода аполопю. Сама по себе эта аполопя не проясняетъ истиннаго смысла пентаграммы въ контексте семютическаго пространства поэмы. Лингвистическое нанесете пентакля на щитъ Гавейна авторомъ становится еще более странно, если мы вспомнимъ, что больше нигде, ни въ одномъ пассаже ни одного произ-ведеыя артуровскаго эпоса, мы не встретимъ этого знака на щите Гавейна; обычный гербъ Гавейна въ артуровскомъ цикле - это грифонъ (Baswell and Sharpe 1988, 73).
Создается впечатлеые, что золотая звезда на красномъ фоне въ качестве внешняго знака на гербе спещально введена съ некой неявной целью въ поэму «Сэръ Гавейнъ и Зеленый Рыцарь». Внутренняя сторона герба не менее странна и необычна: она содержитъ икону Богородицы. Какъ объясняетъ авторъ,
At ^is cause he kny3t comlyche hade
In he inore half of his scheide hir ymage depaynted,
Pat quen he blusched herto his beide neuer payred
(По этой причине рыцарь имЪлъ Ея удобное изображеые, Нарисованное на внутренней сторонЪ своего щита, На Царицу онъ смотрЪлъ, и мужество его не покидало)3.
ТЪмъ не менЪе, если мы сверимся со средневековой геральдикой, то мы вообще не обна-ружимъ традицм дЪлать на внутренней сторонЪ щита какiе-либо изображенiя. Действительно, зачЪмъ воину было отвлекаться во время битвы, глядя на нЪкое изображеые, пусть даже икону? Въ этомъ смыслЪ внутренняя сторона щита Гавейна столь же нехарактерна ни для своего времени, ни для предшествующихъ эпохъ, какъ и внЪшняя.
Рис. 3. Сходство с/мволовъ щита Гавейна и кольца леди Бертилакъ. Внешний вид кольца реконструирован по описанию, приводимому в поэме.
Fig. 3. The similarity between Gawain's shield and Lady Bertilak's ring. The ring's exterior is made on the basis of the description in the text of the poem. © sirgawainandthegreenknight.tumblr.com
Можно выдвинуть гипотезу, что щитъ Гавейна - не просто сюжетный полюсъ, знакъ-маркеръ, а своего рода символическая граница, завеса, разделяющая для Гавейна все пространство мiра на «внутри» и «внЪ». Такой прiемъ иногда используется въ иконографм и сакральной архитектуре какъ видахъ визуальной хриспанской проповЪди. Возможно, въ этомъ заключается неявный смыслъ семютичности щита въ проповЪдническомъ нарративЪ поэмы. Внутри мiра Гавейна - хриатансюй миръ. Тамъ - уверенность въ помощи Бога, по-
B Здесь и далее переводъ фрагментовъ поэмы на руссюй языкъ выполненъ Константиномъ Шаро-вымъ.
кой, твердая вера, святость и послушаые Богу; и это является означаемымъ внутренняго знака иконы Богородицы. ВнЪшнш для Гавейна мiръ - это оккультный, колдовской, кабба-листичесюй мiръ Феи Морганы и языческо-друидсюй мiръ Зеленаго Рыцаря, мiръ колдовства, демоновъ, чаръ, магм, мiръ необузданныхъ природныхъ стихiй, заклинаемыхъ съ помощью колдовского искусства. Опять-таки, одинъ изъ смысловъ пентаграммы - соединеые природныхъ стихiй мiра и подчиненiе ихъ человеку-заклинателю, напримеръ, друиду, вызывающему ураганъ, ненастье, дождь и грозу или, наоборотъ, пытающемуся расчистить небо отъ тучъ съ помощью своихъ чаръ. Въ идеологическомъ пространстве поэмы мы по-лучаемъ, такимъ образомъ, удвоеые реальности: мiръ Гавейна, короля Артура, рыцарей Круглаго Стола и Камелота, ассоцмрующмся съ хрис^анскими ценностями и образомъ жизни, и внЪшнм мiръ бушующихъ силъ природы, магiи, чаръ, колдовства, противопоставляемый Жемчужнымъ поэтомъ хрис^анству.
Въ связи съ этимъ есть основаыя предположить, что каббалистическимъ знакомъ пентакля на щите авторъ поэмы хотЪлъ показать несколько иной смыслъ, чЪмъ атрибуцiю пентаграммы самому сэру Гавейну. Гавейнъ наноситъ на свой щитъ с^мволъ пятиконечной звезды, возможно, не какъ свой собственный геральдичесюй знакъ, а какъ нЪчто чуждое себ% внешнее для себя, то, что вытесняется изъ понятнаго и логичнаго для хрис^анина мiра вовне, прочь, во враждебный и непонятный мiръ антихрис^анскаго колдовства. Ведь щитъ -это доспехъ защиты, обороны отъ оружiя врага. Знакомъ на щите Гавейна авторъ обозна-чаетъ враговъ Гавейна, а значитъ - и короля Артура, и, следовательно - враговъ Христа. Враги находятся вне щита и имеютъ со своей стороны щита свой знакъ (пентакль). Друзья Христа, жители Камелота, находятся въ пространстве внутри щита, и тоже имеютъ свой знакъ - икону Пресвятой Девы.
Антикаббалистичесюй посылъ Жемчужнаго поэта, реализованный въ томъ числе съ помощью знака щита сэра Гавейна, былъ достаточно злободневнымъ для сощальной и ре-липозной жизни общества Англм XIV в., ведь именно въ то время въ Англм началась эпоха преследована ведьмъ и чародеевъ со стороны представителей католической церкви. Читатель поэмы по знакамъ пентакля и Богородицы могъ идентифицировать мiръ католической церкви и мiръ чародейства и сделать соответствующм выборъ, къ какому мiру примкнуть.
Кольцо леди Бертилакъ
Знакъ звезды на щите Гавейна и кольца леди Бертилакъ весьма схожи семютически въ единомъ идеологическомъ нарративе поэмы (рис. 3). Вчитаемся въ ихъ описаые авторомъ поэмы:
1. ЗвЬзда:
Then hay schewed hym he schelde, hat was of schyr goulez Wyth he pentangel depaynt of pure golde hwez
(Затемъ ему показали щитъ цвета аяющаго гуля [яркаго алаго]
Съ нарисованнымъ на немъ золотымъ пентаклемъ) (строки 619-620).
Далее,
Perfore on his schene schelde schapen watz he knot Ryally wyth red golde vpon rede gowlez, Pat is he pure pentaungel wyth he peple called
with lore
(Итакъ, на его аяющемъ щите былъ изображенъ истинный узелъ Ярко-золотымъ на яркомъ гуле,
Который чистымъ пентаклемъ зовутъ мудрецы) (строки 662-665).
Aвторъ поэмы называетъ пентаграмму «истиннымъ узломъ». Чуть ранее онъ упоминаетъ, что пятиконечная звезда повсеместно въ Aнглiи зовется безконечнымъ (безграничнымъ) узломъ:
And ayquere hit is endelez; and Englych hit callen Oueral, as I here, he endeles knot
(И везде она [звезда] безгранична, и англичане ее называютъ Повсеместно, какъ я слышалъ, безконечнымъ узломъ) (строки 629-6B0).
2. Кольцо леди Бертилакъ:
Ho ra3t hym a riche rynk of red golde werkez, Wyth a starande ston stondande alofte Pat bere blusschande bemez as he bry3t sunne; Wyt 3e wel, hit watz worth wele ful hoge (Она ему дала богатое золотое кольцо Со сверкающимъ краснымъ камнемъ въ середине, Отъ котораго и^одили ярчайшiе лучи, какъ отъ солнца, И знайте это наверняка, оно стоило целое состояые) (строки 1817-1820).
Символы звезды на щите и перстня семютически почти идентичны. Оба аяютъ ка-кимъ-то неземнымъ ярчайшимъ блескомъ, оба знака соединяютъ золотой и алый цветъ, оба притягиваютъ всеобщее внимаые (Eagan 1949, B0-B1).
Зачемъ леди Бертилакъ навязывала кольцо Гавейну? Для того, чтобы установить надъ нимъ свою власть. Съ древниxъ временъ знакъ даримаго кольца означалъ всегда одно и то же: благоволеые дарящаго, но и одновременно власть дарящаго надъ принимающимъ по-дарокъ: власть любовную, со^альную, государственную, политическую - любую (Sanderlin 1975, 22). Перстень - с^мволъ обмена благоволеыя на признаваемую надъ собой власть (Gross 1994, 156, 162-16B). Т.е. женщина изъ мiра колдовства xотела установить свою власть надъ xристiанскимъ рыцаремъ.
Какъ мы знаемъ, жена Зеленаго Рыцаря состоитъ въ сговоре съ мужемъ и Феей Морганой (рис. 4), сестрой короля Артура; а ихъ оружiе - это оружiе демоническое, колдовское, темное, однозначно маркируемое Жемчужнымъ поэтомъ какъ антихрис^анское, въ то время какъ оружiе Артура и его рыцарей изображается какъ религюзность, добродетельность, преданность Богу. Кольцо какъ знакъ, возможно, реферирующм на адъ (адское пламя), по описаыю Жемчужнаго поэта горитъ страннымъ красно-золотымъ пламенемъ, исто-чаетъ магнетически красноватый свЪтъ. Данное кольцо, представляя собой знакъ власти, какъ говорили въ средневековье, «завязываетъ узелъ». Но ведь и пентаграмма - это, какъ утверждаетъ авторъ поэмы, тоже узелъ, «истинный», «безпредЪльный» узелъ. Возможно, авторъ схожестью знаковъ звезды и перстня желалъ показать одинаковость (или хотя бы схожесть) ихъ означаемыхъ. Если мы допустимъ это, то эти знаки автоматически создадутъ особую антихрис^анскую реальность, въ которой вынужденъ путешествовать и действовать Гавейнъ, задачей котораго какъ хрис^анина является сохранеые целостности своего хрис^анскаго мiропониманiя.
Рис. 4. Леди Бертилакъ и Фея Моргана являютъ собой семютическую противоположность.
Fig. 4. Lady Bertilak and Morgan le Fay represent a semiotic opposition. © dandibuja.tumblr.com
Кольцо - весьма важный знакъ идеологическаго нарратива поэмы. Возможно, онъ даже болЪе важенъ, чЪмъ традицюнно изучаемый знакъ зеленаго пояса хозяйки. Кольцо не заколдовано, въ силу чего оно не является магическимъ предметомъ, но оно - магико -каббалистичесюй знакъ, и въ силу этого оно имЪетъ большую семютическую силу въ про-
странстве релипозной проповеди «Сэра Гавейна».
Зеленый поясъ
Изследованiе символики зеленаго пояса леди Бертилакъ, а въ сущности - пояса ея мужа, давно является предметомъ обширныхъ филологическихъ дискуссм.
Рис. 5. Леди Бертилакъ и ея зеленый поясъ. Fig. 5. Lady Bertilak and her green girdle.
© Jessica Neville; Claudon; ccliterature09.blogspot.com; H. J. Ford; Andrew Lang
Гавейнъ не принялъ кольцо, но принялъ поясъ, а значитъ, въ конечномъ итоге - добровольно согласился со властью женщины-колдуньи надъ нимъ. Но заметимъ: это - не знакъ полной власти леди Бертилакъ какъ представительницы (или хотя бы исполнительницы заказа) стихмнаго языческаго мiра надъ сэромъ Гавейномъ какъ хриатаниномъ, это всего лишь власть надъ нимъ леди Бертилакъ какъ женщины. Можно ли трактовать это въ психо-аналитическомъ ключе какъ сексуальный фетишизмъ? Данный симптомъ былъ впервые описанъ еще Зигмундомъ Фрейдомъ (Brooks 1987, 3; Gallop 1984, 38), но, похоже, дело не столько въ этомъ. Знакъ зеленаго пояса обладаетъ еще и сощальной силой, а не только психологической, какъ это было бы, если бы онъ былъ лишь фетишемъ. Хотя въ конце поэмы рыцарь раскаивается въ своемъ грехе, но это ничтожно малый грехъ по сравнеыю съ грехомъ отступничества отъ веры. Въ грехе отступничества Гавейнъ винитъ самъ себя, но въ немъ его не обвиняетъ король Артуръ, поскольку этого греха, въ сущности, рыцарь не со-
вершилъ, такъ какъ онъ не зналъ о сговоре леди Бертилакъ со своимъ мужемъ и Феей Морганой.
Леди Бертилакъ, какъ мы помнимъ, навязала поясъ Гавейну обманомъ: онъ отвергъ ея любовныя ласки, онъ отвергъ ея кольцо, но принялъ поясъ, попавъ въ ея ловушку. Гавейнъ принялъ поясъ, поскольку повЪрилъ, что этотъ поясъ представляетъ собой магичесюй та-лисманъ, заговорной амулетъ, который защититъ его отъ неминуемой (какъ онъ думалъ) смерти отъ рукъ Зеленаго Рыцаря. Но потомъ, въ ущелье Зеленой Часовни онъ вообще за-былъ про этотъ поясъ, какъ будто бы онъ его вообще никогда не принималъ, даже въ глаза не видЪлъ - и въ этомъ можно усмотреть очищеые греха вероотступничества, которое Жемчужный поэтъ запланировалъ для своего героя. Конечно, нельзя не согласиться съ По-ломъ Бикманомъ Тейлоромъ, который говоритъ, что въ этомъ поясе магическаго было не больше, чЪмъ въ его щите со звездой или пресловутомъ рубиновомъ перстне (Taylor 1974, 10), но Гавейнъ-то ведь этого не зналъ, поскольку онъ временно повЪрилъ въ сверхъестественныя свойства маленькаго шелковаго зеленаго шнурка, расшитаго золотыми нитями и украшеннаго драгоценными камнями (рис. 5)! Авторъ поэмы используетъ прiемъ, при которомъ слово начинаетъ обладать большей реальностью, чемъ сама вещь (Liuzza 1989, 44). Принимая поясъ изъ рукъ леди Бертилакъ, Гавейнъ теряетъ свою хрис^анскую сущность, поскольку перестаетъ верить во всемогущество Бога (Burrow 1965, 32). Однако забывая о якобы магической сущности пояса во время встречи съ Зеленымъ Рыцаремъ въ Зеленой Часовне, сэръ Гавейнъ получаетъ возможность искупить свой грехъ отступлеыя отъ Бога, вернуться на путь хрис^анской добродетели, понимаемой Жемчужнымъ поэтомъ какъ безграничная вера въ Творца, подчасъ наивная и «детская», но все побеждающая.
Сравнение поведения Гавейна и Зеленого Рыцаря во время ударов парадоксально. Зеленый Рыцарь (Бертилак) уверен в чарах Морганы, он полагается на них как язычник, как древний кельт-друид, он верит в них и только в них. Когда при дворе короля Артура Гавейн наносит удар зачарованным топором с рунами, Бертилак полностью уверен, что вреда ему от удара не будет никакого, ибо он полностью предался оккультному миру; он забыл Христа и не верит в Него (если когда-либо Его вообще знал). Но Гавейн, будучи христианином, хотя и принял пояс, забыл о его якобы магических свойствах. Принимая во внимание основные трактовки понятия «грех» (Mills 1968), можно сказать, что по сути молодой рыцарь никакого греха не совершает. Когда Бертилак замахивается топором для удара, у Гавейна дрожат колени, холодеют руки, он втягивает шею, он готов к смерти. И именно это делает его верующим до конца, не изменившим Богу, хотя и временно усомнившимся в Его силе в тот момент, когда он заколебался и согласился принять пояс от леди Бертилак.
В конце поэмы знак зеленого пояса появляется вновь, только в мультиплицированном виде: король Артур и многие из его свиты делают себе копии пояса леди Бертилак и начинают носить под одеждой. Автор поэмы объясняет такой шаг желанием утешить сэра Гавейна, слишком серьезно воспринявшего ситуацию и обвиняющего себя перед Богом в том, чего не совершал.
Топоръ
Если зеленый поясъ въ идеологическомъ нарративе поэмы знакъ вероотступничества и
возвращеыя къ Богу Гавейна, то зеленый топоръ Бертилака - это знакъ древняго кельтскаго друидского язычества (рис. 6). Зеленый поясъ - предполагаемая защита отъ магическаго зе-ленаго топора. Непосредственность сэра Гавейна и его хриатанская, почти датская готовность во всемъ верить людямъ не дали ему вовремя разглядеть правду: ярюй зеленый цвЪтъ пояса самъ по себе могъ насторожить рыцаря, поскольку онъ хорошо помнилъ, что у Зеленаго Рыцаря все ярко-зеленое - этотъ цвЪтъ понимался какъ цвЪтъ жизненныхъ при-родныхъ силъ въ релипи пиктскихъ друидовъ.
Топоръ - похоже, единственный знакъ, означающимъ котораго является по-настоящему магическая вещь. Если щитъ, кольцо и поясъ - всего лишь магичесюе знаки, то тутъ, по всей видимости, зачарованность присутствуетъ не просто въ знаке, а въ означаемомъ. Когда Зеленый Рыцарь въЪзжаетъ прямо на коне во дворецъ Артура въ начале поэмы, мы убеждаемся, что 1) топоръ - руничесюй и 2) топоръ явно связанъ съ поясомъ:
Рис. 6. О/мволъ топора - неотъемлемая часть образа Зеленаго Рыцаря.
Fig. 6. The symbol of the axe is an indispensable part of the Green Knight's image. © Michael Smith
And an ax in his o^er, a hoge and vnmete, A spetos sparte to expoun in spelle, quoso my3t. Pe lenkte of an eln3erde ^e large hede hade, Pe grayn al of grene stele and of golde hewen, Pe bit burnyst bry3t, with a brod egge As wel schapen to schere as scharp rasores, Pe stele of a stif staf ^e sturne hit bi grypte, Pat watz wounden wyth yrn to ^e wandez ende, And al bigrauen with grene in gracios werkes;
A lace lapped aboute, hat louked at he hede, And so after he halme halched ful ofte, Wyth tryed tasselez herto tacched innoghe On botounz of he bry3t grene brayden ful ryche
(И въ другой [руке] онъ держалъ топоръ, огромный и невиданный, И тотъ, кто пожелаетъ, можетъ описать его какъ острое oрyжiе, Длина его лезвiя была равна эльнъ-ярду [элю] ,
Цветъ его стали былъ зеленымъ, съ вплетенными золотыми прожилками, Его широкая пoверxнocть была отполирована до блеска, И заточено было его режущее ocтрiе; Силачъ крепко держалъ рукоять Того, что изгибалось железомъ по всей своей длине; И на него по всей пoверxнocти была нанесена чудесная работа; Къ ремню онъ былъ привязанъ, спускавшемуся съ головы, Ремень оплеталъ его рукоять, И былъ ремень украшенъ множествомъ кисточекъ И богатые пуговицъ ярко-зеленаго цвета).
Здесь наше внимаые привлекаетъ наличiе рунъ на лезвм топора («чудесная работа» - gracias werkes), что делаетъ топоръ магическимъ oрyжiемъ (Fox 1968, 71), а также значительное внимаые, которое поэтъ уделяетъ такому вовсе не поэтическому элементу, какъ ремень топора (lace) (целые 4 строки). Это могло бы вызвать удивлеые, если бы мы не знали про другой магичесюй «ремень», поясъ леди Бертилакъ, который въ некоторые меа^ъ также называется lace. Здесь ремень - знакъ, неразрывно связанный со знакомъ топора, потому авторъ Гавейна уделяетъ его описаыю повышенное внимаые. Въ физическомъ смысле ремень удерживаетъ топоръ на шее Зеленаго Рыцаря, когда тотъ является въ Камелотъ; жена же Зеленаго Рыцаря убеждаетъ Гавейна, что ея поясъ (ремень) удержитъ падающм на его шею топоръ въ смысле магическомъ.
Рис. 7. Руничесюе топоры, найденные при арxеoлoгичеcкиxъ раcкoпкаxъ на Британcкиxъ ocтрoваxъ. Fig. 7. Axes with runes. They are found during archaeological excavations on the British isles. © The British Museum
Наложеые рунъ германскими народами (въ частности, англами и викингами), какъ считалось, наделяло оружiе определенными свойствами въ зависимости отъ комбинацм рунъ, которыя выковывалъ на лезвм или выжигалъ на рукояти чародей, рунный мастеръ (рис. 7). Эта вера восходитъ къ более широкой традицiи сакрализацiи знака германскими народами въ ихъ дохрис^анскихъ вЪроваыяхъ (Page 1998; 1999). Именно поэтому Зеленый Рыцарь вручаетъ свой собственный топоръ Артуру и его рыцарямъ, чтобы кто-то изъ нихъ нанесъ ему ударъ именно его топоромъ, но не какимъ-либо другимъ оружiемъ, къ примеру, собственными мечами рыцарей Круглаго Стола. Съ точки зрЪыя языческихъ вЪрованм древ-нихъ германцевъ, достань изъ ноженъ любой изъ артуровскихъ рыцарей свой мечъ и нанеси ударъ Зеленому Рыцарю, тотъ бы не смогъ уехать изъ Камелота живымъ въ виде Всадника безъ головы, уносящаго свою голову въ руке. Знакъ топора принциыально невозможно осмыслить какъ нечто логичное, рацюнализировать, несмотря на то, что классикъ семютики Роланъ Бартъ придерживался точки зреыя, что семютическое поле полностью совпадаетъ съ полемъ рацюнальнаго осмысленiя. Зеленый топоръ становится въ поэме исключительно колдовскимъ артефактомъ (Englehardt 1955, 219). Для любаго другого человека топоръ потеряетъ свою магическую силу, по этой причине Зеленый Рыцарь броса-етъ его на полъ во дворце, а рыцари подбираютъ и вешаютъ на стенку какъ трофей, какъ музейную реликв^, не пригодную для дальнейшаго боевого использоваыя.
Первый зеленый топоръ въ Камелоте какъ знакъ былъ частично самореферентенъ. Когда Гавейнъ появляется въ дикой теснине Зеленой часовни, Зеленый Рыцарь шлифуетъ на то-чильномъ камне второй зеленый топоръ, который будетъ уже другимъ знакомъ въ пространстве смысловъ поэмы. Если первый топоръ въ Камелоте означаетъ мощь колдовства съ помощью силъ природы и дерзюй вызовъ друидской силы хрис^анскому мiру, то второй топоръ - уже знакъ, отсылающм къ первому (т.е. происходитъ семютическая коннота^я). Второй топоръ можетъ быть и не магическимъ: Бертилакъ наноситъ иной знакъ - небольшую рану на шее Гавейна (отметину на шее, nick on the neck) своими собственными, человеческими, а не демоническими силами. Знакъ ранки на шее Гавейна въ сочетаыи со знакомъ зеленаго пояса образуетъ семютически связанную пару, обозначающую комплексъ релипозной вины Гавейна и его возможное отречеые отъ Бога.
Если кольцо леди Бертилакъ является квинтэссен^ей изображеыя герметико -каббалистическаго антихрис^анскаго мiра, то знакъ зеленаго топора отсылаетъ къ другимъ врагамъ хриспанства - древнему кельтскому язычеству и друидскимъ релипознымъ прак-тикамъ, которыя на части британскихъ острововъ были живы и въ XIV в., во времена Столетней войны, когда создавалась поэма «Сэръ Гавейнъ». Мы видимъ, что Жемчужный поэтъ используетъ релипозный символизмъ не только для того, чтобы филологически обрисовать привлекательность хриспанства, но и съ целью негативизма, для художественнаго изображеыя враждебныхъ хрис^анству релипозныхъ и м^еологическихъ средневековыхъ теченм.
Всадникъ безъ головы
Всадникъ безъ головы - знакъ, тесно связанный со знакомъ друидского топора, является перцептивнымъ образомъ, а значитъ с^мволомъ въ высшей степени архетипическимъ (рис.
8). Этотъ знакъ повисаетъ въ семютическомъ пространств^ поэмы, поскольку мы совершенно не знаемъ, каково его разрЪшеые, какъ и когда Всадникъ безъ головы пересталъ означать что-либо и вновь сталъ Бертилакомъ де Одезеромъ. Всадникъ уЪзжаетъ изъ Камелота въ неизвЪстномъ направлена такъ же внезапно, какъ и появился. К. Г. Юнгъ усматривалъ въ образЪ Всадника безъ головы мотивы символической кастрацм; Ж. Лаканъ - архетипъ мазохистскихъ страданм (Bersani, 1986, 28, 41; Plummer 1991, 208). Сторонники феминистской интерпретацм «Сэра Гавейна» видятъ въ образЪ Всадника знакъ архетипиче-скаго матрiархата, а значитъ символической власти женщины надъ мужчиной. Однако въ контекстЪ религюзной проповЪди поэмы можно вспомнить связь этого образа съ тра-дицюнной вампирской тематикой въ европейской фольклористика. Всадникъ безъ головы въ этихъ легендахъ неубиваемъ, какъ и друпе представители темнаго мiра, и требуются особые методы / оружiе / хитрости, чтобы победить Всадника. Легенды о ВсадникЪ безъ головы были очень живучи во многихъ европейскихъ народахъ и породили цЪлое направ-леые въ готической романтической литератур^ XVIII-XIX вЪковъ. Именно по этой причин^ въ самомъ извЪстномъ романЪ Майнъ Рида Всадникъ безъ головы вызываетъ суеверный ужасъ среди мексиканцевъ, потомковъ испанскихъ конкистадоровъ.
Рис. 8. Джонъ Квидоръ (1801-1881). Всадникъ безъ головы (1858). Всадникъ безъ головы - архетипическш с/мволъ въ европейской культурЪ.
Fig. 8. John Quidor (1801-1881). Headless Horseman (1858). The Headless Horseman is a persistent archetype in European culture. © Google Art Project
Знакъ Всадника безъ головы въ идеологическомъ нарративЪ «Сэра Гавейна» неотличимъ отъ знака Зеленаго Рыцаря. Можно предположить, что Зеленый Рыцарь - это олицетвореые стихмной силы природы, т.е. силы фйащ, физическаго воплощеыя «стихм мiра», отъ фило-софствованiя по которымъ предостерегалъ апостолъ Павелъ: «смотрите, бра™, чтобы кто не увлекъ васъ философiею и пустымъ обольщенiемъ, по преданiю человеческому, по стихiямъ мiра, а не по Христу; ибо въ Немъ обитаетъ вся полнота Божества тЪлесно, и вы имЪете полноту въ Немъ, Который есть глава всякаго начальства и власти» (Кол. 2:8).
Рис. 9. Местечко Веттонъ Миллъ въ Дербишире. Майклъ Смитъ полагаетъ, что это - одно изъ наиболее вероят-ныхъ местъ, которыя могли послужить прообразомъ «Зеленой Часовни», описанной Жемчужнымъ поэтомъ въ «Сэре Гавейне».
Fig. 9. Wetton Mill in Derbyshire. According to Michael Smith (2019), it is one of the most probable places that the Pearl Poet described as "the Green Chapel." © Michael Smith; https://folklorethursday.com
Зеленый Рыцарь - образъ, соответствующм кельтскому жрецу-друиду (въ этомъ смысле показательно назваые ущелья «Зеленая Часовня», проводящее параллель съ релипоз-
но-сакральнымъ местомъ поклонеыя языческимъ божествамъ), инструмента въ рукахъ колдуньи Морганы. Описаые Зеленой Часовни въ дикой теснине въ четвертой части поэмы напрямую намекаетъ на язычесюе мотивы кельтскихъ жертвоприношенм, а самъ Бертилакъ въ четвертой части предстаетъ языческимъ жрецомъ, хозяиномъ Зеленой Часовни (рис. 9). Подъ перомъ Жемчужнаго поэта онъ становится одной силы и одной воли съ колдуньей-каббалисткой Феей Морганой, и ихъ магическое ремесло противопоставляется хриатанской силе артуровскаго Камелота и Круглаго Стола. Сэръ Гавейнъ въ такомъ контексте - не просто рыцарь, но и носитель-проповЪдникъ хриспанской идеи, противопоставленной стихмному, языческо-друидскому, анимистическому началу Зеленаго Рыцаря и герметическому каббализму сестры Артура Морганы и ея помощницы леди Бертилакъ.
Интересно, что въ идеологическомъ отношенм Жемчужный поэтъ приписываетъ зеленому цвету негативные коннотацм и вводитъ его въ качестве важной составной части въ словарь он^мовъ поэмы, относящихся къ друидско-колдовскому мiру (антропон^мъ Зеленый Рыцарь, топон^мъ Зеленая Часовня). Можно предположить, что въ пространстве поэмы зеленый цвЪтъ - не просто стилистически прiемъ, но и въ более широкомъ смысле -маркеръ поэта по отношеыю къ языческому, природному началу (идеолопя «гармонм съ природой»). Въ этомъ смысле примечательно, что въ католической иконографм XIII-XVI векахъ существовала довольно заметная традицiя изображать антихриста не только чер-нымъ, но и зеленымъ цвЪтомъ.
Рецепцiя анимистико-магическихъ друидскихъ представлена черезъ романъ «Сэръ Гавейнъ» повлiяла на разработку темы оккультизма въ англмской литературе различныхъ перюдовъ, включая романтизмъ и даже прозу викторiанской эпохи.
ЗАКЛЮЧЕН1Е
Поэма «Сэръ Гавейнъ и Зеленый Рыцарь» предстаетъ съ довольно неожиданной стороны, если допустить, что, возможно, идеологичесюе смыслы въ ней иг-раютъ одну изъ центральныхъ ролей.
На примере средневековаго романа «Сэръ Гавейнъ и Зеленый Рыцарь» можно оценить эволю^ю хриспанской идеологической нарратолопи, существующей съ античныхъ вре-менъ. Въ англмской литературе художественная поэтическая проповедь прочно соединилась съ жанрами хриспанской элепи, героическаго эпоса, аллегорической поэмы, наконецъ, рыцарскаго романа. Особенно полезнымъ анализъ поэмы «Сэръ Гавейнъ и Зеленый Рыцарь» можетъ оказаться для нашего понимаыя идеологическихъ инструментовъ, съ помощью которыхъ язычесюй кельтсюй с^мволизмъ использовался въ хриатанскихъ идеологическихъ разсказахъ поздняго средневековья.
Funding. This work was partially funded by Wellington College Scholars Support Programme in 2018-2019.
Conflicts of interest. None declared.
REFERENCES
Baswell, Christopher, and William Sharpe. 1988. The Passing of Arthur: Essays in Arthurian Tradition. New York: Garland.
Bercovitch, Sacvan. 1965. "Romance and anti-romance in Sir Gawain and the Green Knight Philological Quarterly 44: 30-37.
Bersani, Leo. 1986. The Freudian Body: Psychoanalysis and Art. New York: Columbia University Press.
Bloomfield, Morton W. 1970. Essays and Explorations: Studies in Ideas, Language, and Literature. Cambridge, MA: Harvard University Press.
Brooks, Peter. 1987. "The idea of a psychoanalytic literary criticism." In Discourse in Psychoanalysis and Literature, edited by Shlomith Rimmon-Kenan, 1-18, London: Methuen.
Burrow, John Anthony. 1965. A Reading of Sir Gawain and the Green Knight. London: Routledge.
Eagan, Joseph. F. 1949. "The import of color symbolism in Gawain and the Green Knight. Saint Louis University Studies ser. A "Humanities" 1, no. 2: 11-86.
Englehardt, G. J. 1955. "The Predicament of Gawain." Modern Language Quarterly 16: 218-225.
Fox, D., ed. 1968. Twentieth Century Interpretations of Sir Gawain and the Green Knight. A Collection of Critical Essays. Englewood Cliffs, NJ: Prentice-Hall Inc.
Gallop, Jane. 1984. The Daughter's Seduction: Feminism and Psychoanalysis. Ithaca: Cornell University Press.
Gross, Gregory W. 1994. "Secret rules: Sex, confession, and truth in Sir Gawain and the Green Knight" Arthuriana 4: 146-174.
Heng, Geraldine. 1990. "Enchanted Ground: The feminine subtext in Malory." In Courtly Literature: Culture and Context, edited by Keith Busby and Erik Kooper, 283-300, Amsterdam: Benjamins.
Heng, Geraldine. 1992. "A Woman Wants: The Lady, Gawain, and the forms of seduction." Yale Journal of Criticism 5: 101-134.
Howard, Donald R., Zacher, Christian. 1968. Critical Studies of Sir Gawain and the Green Knight. Notre Dame, IN: University of Notre Dame Press.
Kiteley, John F. 1971. "'The Endless Knot': Magical aspects of the pentangle in Sir Gawain and the Green Knight" Studies in the Literary Imagination 4, no. 2: 41-50.
Liuzza, Roy Michael. 1989. "Names, reputation, and history in Sir Gawain and the Green Knight'" Essays in Medieval Studies 6: 41-56.
Mills, David. 1968. "An analysis of the temptation scenes in Sir Gawain and the Green Knight" Journal of Engiish and Germanic Philology 67: 612-630.
Page, Raymond Ian. 1998. Runes and Runic Inscriptions: Collected Essays on Anglo-Saxon and Viking Runes. Woodbridge: Boydell.
Page, Raymond Ian. 1999. An Introduction to English Runes. Woodbridge: Boydell.
Plummer, John. 1991. "Signifying the Self: Language and identity in Sir Gawain and the Green Knight'.' In Text and Matter: New Critical Perspectives on the Pearl-Poet, edited by Robert J. Blanch, Miriam Youngerman Miller, and Julian N. Wasserman, 195-212, Troy, NY: Whitston.
Sanderlin, George. 1975. "Lady Bertilak of Hautdesert." Studies in the Humanities 4: 21-26. Smith, Michael. 2019. "Sir Gawain and the Green Knight - a bewitching masterpiece of mediaeval poetry." In Folklore Thursday.
https://folklorethursday.com/legends/sir-gawain-and-the-green-knight-a-bewitching-m asterpiece-of-mediaeval-poetry Taylor, Paul B. 1974. "Gawain's Garland of Girdle and Name." English Studies 55: 6-14. Tolkien, John Ronald Reuel, Gordon, Eric Valentine, and Norman Davis, eds. 1967. Sir Gawain
and the Green Knight. Oxford: Clarendon. Tolkien, John Ronald Reuel. 1975. Sir Gawain and the Green Knight, Pearl, and Sir Orfeo. Boston, MA: Houghton Mifflin.
EXTENDED SUMMARY
O'Neill, Rosamond Eileen. Development of gender equality in English medieval society fixed in Sir Gawain and the Green Knight.
Courtly poem Sir Gawain and the Green Knight written in the late Middle Ages (about 1330-1400) in Northwest Midlands, England, is an excellent example of developing ideology of gender equality in anthology of Roman Catholic ideological stories.
In the semiotic space of Sir Gawain, the signs form a story about female emancipation. This story reflects major shifts in English society of the late fourteenth century from patriarchate to female importance in social and political life. The symbols of Sir Gawain are not only plot markers, and even not only plot-forming milestones, but core elements of visual and lingual dimensions of ideological apparatus of gender equality. The symbols used by the pearl poet (the conditional name under which we know the author of Sir Gawain and the Green Knight) build a semiotic and semantic 'springs', which, gradually unwinding, make the ideological narrative of female dominance move in several directions.
A separate semiotic dimension of Sir Gawain and the Green Knight can be represented as the following logical-semiotic chain of characters: {Part I} the Green Knight the Green Knight's first axe / beheading Headless Horseman {part II} Gawain's shield with a five-pointed star (pentangle, "the endless knot") Bertilak de Hautdesert's castle the quasi-pagan altar in the castle of Bertilak exchange of looks with Bertilak {part III} [seduction / chase] Lady Bertilak's gold ring with ruby Lady Bertilak's green girdle three kisses {part IV} fog Green Chapel grindstone the Green Knight's second axe / attempted beheading green girdle / nick on the neck replicated green girdles of knights of the Round Table {the end of the poem}.
I argue that this is a powerful technique of literary ideological influence. In the time of the Black Death in England, social roles of women became exceptionally important as
they were connected with birth and death much more than men's roles. These were occult and magical rituals, invocation of spirits and divination. They began to spread throughout the country. The Pearl Poet may have written his work with the ideological purpose of strengthening the position of Roman Catholicism in Northwest England during the Hundred Years War and depicting weaknesses of the Celtic pagan worldview. But he came, voluntarily or unintentionally, to strong argumentation in favour of importance of female social roles.
Sir Gawain and the Green Knight appears in a rather unexpected light, if we assume that, perhaps, the gender ideological meanings contained in it, play a crucial role in building a completed ideological story about female dominance in Northwest Midlands in the fourteenth century. Female emancipation is opposed to Roman Catholic ideology. Using the example of Sir Gawain, we may find ourselves closer to explaining the evolution of the English medieval society. The analysis of Sir Gawain and the Green Knight may be particularly useful for our understanding the ideological tools and instruments of overturning traditional hierarchy of gender social roles in English society of the late Middle Ages.
Author / ABTopt
Rosamond Eileen O'Néill is an Irish researcher, journalist and social entrepreneur, member of Editorial Staff of Galway Chronicle.
Rosamond Eileen O'Néill,
Galway Chronicle, 4 John Coogan Park, Newcastle, Galway H91 X5RP, Ireland
© Rosamond Eileen O'Neill
Licensee The Beacon: Journal for Studying Ideologies and Mental Dimensions
Licensing the materials published is made according to Creative Commons Attribution 4.0 International (CC BY 4.0) licence
