CC BY
19
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 8. ИСТОРИЯ. 2012. № 4
«ДЕСАНТ» АМЕРИКАНСКИХ ИСТОРИКОВ НА ИСТОРИЧЕСКОМ ФАКУЛЬТЕТЕ: К ИТОГАМ РОССИЙСКО-АМЕРИКАНСКОГО НАУЧНОГО ФОРУМА
24 октября 2011 г на историческом факультете МГУ имени М.В. Ломоносова состоялся российско-американский форум историков на тему «Изучение истории в России и США: обмен мнениями и достижениями». Его инициатором выступила международная организация народной дипломатии («People to People Ambassador Programs»), основанная в 1956 г. президентом США Д. Эйзенхауэром с целью расширения профессионального, культурного и образовательного обмена между народами разных стран. Встреча была организована в рекордно короткие сроки и во многом носила неформальный характер.
Отечественных историков представляли специалисты по истории США и международным отношениям во главе с заведующим кафедрой новой и новейшей истории проф. Л.С. Белоусовым. Американская делегация включала 11 известных ученых, в их числе — профессора Б. Бергланд (Университет штата Висконсин), Ф. Вих (Университет Янгстаун, Огайо), Ж. Каслдин (Университет штата Массачусетс), Л. Мэй (Университет штата Миннесота), М. Сарки-сянц (Университет Гейдельберга), Р. Черни (Университет штата Калифорния в Сан-Франциско) и др. Руководителем американской делегации являлась проф. И.Т. Мэй (Университет штата Миннесота), экс-президент Ассоциации по изучению истории США и Организации американских историков.
Со словами приветствия к участникам форума обратился декан исторического факультета чл.-корр. РАН С.П. Карпов, отметивший важность международных встреч академической общественности в свете решения назревших задач в развитии исторической науки. Он заявил, что в настоящее время остро стоит проблема различной, порой диаметрально противоположной, интерпретации исторических событий, поэтому следует обратить особое внимание на поиск таких теоретико-методологических принципов, которые позволили бы сблизить позиции ученых, принадлежащих к разным историческим школам. По его мнению, следует обсудить и уточнить содержание употребляемых терминов, выявить причины расхождения во мнениях и оценить степень аргументированности спорящих сторон. Все это вместе взятое должно способствовать налаживанию более конструктивного диалога между историками.
Заместитель декана исторического факультета д.и.н., проф. О.Е. Казьмина подчеркнула, что «современное научное познание
немыслимо как без интеграции смежных дисциплин при изучении сложных и противоречивых проблем, так и без усилий ученых разных национальных школ». Очень важно, отметила она, чтобы будущие историки еще в студенческие годы приобщались к изучению трудов, представляющих всю палитру методологических подходов, принятых в современной мировой историографии. С этой целью руководство исторического факультета большое внимание уделяет международным студенческим обменам и межуниверситетским научным проектам: так, на лето 2012 г. намечено проведение международной летней школы, где студенты из разных стран прослушают лекции ведущих российских специалистов и примут участие в обсуждении актуальных проблем российской истории.
В соответствии с программой научного форума была организована работа двух сессий. На первой сессии обсуждались итоги изучения «холодной войны» в трудах российских и американских историков. Научное обсуждение открыл проф. Л.С. Белоусов, отметивший, что в последние два десятилетия российская историческая наука пережила сильное потрясение и качественно обновилась. Крах мировой системы социализма и исчезновение методологической монополии марксизма в исторических исследованиях позволили по-новому взглянуть на ряд проблем, которые долгие годы казались решенными. В академическом сообществе разгорелись острые дискуссии, отразившие многообразие методических и методологических подходов в исследованиях, нередко приводивших к противоречивым, а порой и прямо противоположным выводам. Эти дискуссии, отголоски которых слышны до сих пор, дали мощный толчок развитию отечественной исторической мысли. В научный оборот были введены новые источники, лишь недавно ставшие доступными ученым, а также достоверные исторические факты.
По мнению Л.С. Белоусова, полного единства мнений в профессиональной среде историков быть не может по объективным и субъективным причинам, поэтому, стремясь к исторической объективности, необходимо опираться на максимальное количество достоверных фактов, на неопровержимые доказательства и проверенные источники. Продуктивный путь в изучении прошлого связан с постоянным накоплением документальных материалов, их доступностью для изучения, профессиональной полемике без эмоций, ведущей к общему пониманию спорных и неоднозначных событий и фактов.
Этот путь не прост, поскольку может завести в тупик при отсутствии консенсуса в обществе в оценке тех или иных событий. Без него историки оказываются не в состоянии найти компромисс, и если в профессиональной среде отсутствие общего понимания способно генерировать новые подходы и споры, то на практике, например, при написании школьных учебников, это ведет к пол-
ному хаосу, поскольку их авторы придерживаются разных идейно-политических взглядов, и это отражается в учебном материале. В этой связи задача, стоящая перед учеными как России, так и ряда зарубежных стран, состоит в поиске консенсусного подхода в трактовке событий прошлого. Опыт наших зарубежных коллег доказывает, что это вполне достижимо, достаточно вспомнить общепризнанные оценки рабовладения в работах американских авторов или нацизма в германской историографии. Свое выступление Белоусов завершил на оптимистической ноте, подчеркнув возможность достижения общего понимания в российском обществе в целом и в отечественной историографии, в частности.
И.Т. Мэй, представляя позицию американской стороны, отметила, что обсуждаемая проблематика заслуживает дальнейшего специального изучения: «холодная война» во многом определила не только ход развития внешней и внутренней политики обоих государств, но и весь сложный комплекс международных отношений. Она остается одной из самых обсуждаемых тем как среди американских, так и российских ученых. Сама проф. Мэй в настоящее время работает над новой книгой, посвященной наследию «холодной войны» в США. Изыскания американских ученых относительно «холодной войны» сосредоточены преимущественно на изучении ее происхождения и итогов. Главные вопросы, которые ставятся в их исследованиях, это «Кто начал холодную войну?», «Кто несет за нее большую ответственность?», «Каковы мотивы США в этой войне?». Кроме того, в последние годы большое значение придается изучению социальных и культурологических последствий «холодной войны». По мнению И.Т. Мэй, конструктивное обсуждение спорных точек зрения должно способствовать выявлению истинного положения дел в исторической науке.
Большой интерес у участников форума вызвал доклад к.и.н., доцента Р.А. Сетова, посвященный изучению феномена «холодной войны». Он отметил, что полная картина ее сегодняшних оценок, накопленных за последние два десятилетия в отечественной и американской литературе, выглядит многоцветной и весьма сложной. В американской исторической науке вопрос о том, на кого следует «возложить вину» за складывание биполярного миропорядка, казалось бы, давно закрыт. Некоторый итог дискуссиям историков и политологов подвел вышедший в 2004 г. сборник статей, посвященных одностороннему толкованию истории со стороны тех исследователей, кто безапелляционно провозглашал полезность не только для Америки, но и всего мира победы над СССР в «холодной войне»1.
1 Cold War Triumphalism. The Misuse of History After the Fall of Communism. N.Y.; London, 2004.
Тем не менее «триумфаторство» по поводу окончания «холодной войны» и контуров нового мироустройства не является однозначно доминирующим в работах американских авторов. Многие обратили внимание на доводы известного историка А. Шлезингера, который еще в 1990-е гг. внес существенные коррективы в содержание исследований по проблемам «холодной войны». Он писал о превращении исторической науки «из боевого оружия в аналитические разработки по определению структурных дилемм и выявлению действительных проблем противников. Чем больше мы размышляем о "холодной войне", тем менее уместным представляется вопрос о вине за нее»2.
Тогда же свою точку зрения об этой войне как своеобразном «длительном мире» в истории международных отношений высказал еще один американский историк — Дж. Гэддис. Он говорил о том, что Советский Союз, «действуя главным образом на основе оборонительных соображений, создал сферу влияния в Восточной Европе и на Балканах», а США, исходя из тех же соображений, были вынуждены ответить ему тем же и определить свою область влияния3.
В отечественной историографии споры о причинах и значении «холодной войны» идут до сих пор. Во-первых, следует констатировать сохранение неиссякаемого интереса исследователей к самому этому периоду. Подтверждением может служить тематика диссертаций по истории США, защищенных в нашей стране за последние несколько лет: порядка 10—15% сюжетов, избранных диссертантами, касаются внешней политики США после Второй мировой войны. Это во многом объясняется доступностью комплекса новых источников, полученных вследствие рассекречивания российских архивов и издания мемуаров крупных политических деятелей времен «холодной войны». Стремление по-новому взглянуть на традиционные сюжеты американо-российских отношений присутствует и в исследованиях, которые проводятся на историческом факультете МГУ.
Вторая особенность, определяющая историко-политические исследования начиная с рубежа 1990-х гг., связана с излишне критическим отношением к внешней политике СССР. Во многих работах внешнеполитический курс советского правительства представлен как цепь ошибочных решений, продиктованных коммунистической идеологией. В этой связи «холодная война» изображается как результат борьбы двух главных идейно-политических и социально-
2 Schlesinger A., Jr. Some Lessons from the Cold War // The End of the Cold War. Its Meaning and Implications. Cambridge; N.Y., 1992. P. 54.
3 Gaddis J. The Cold War, the Long Peace and the Future // The End of the Cold War. Its Meaning and Implications. P. 27.
экономических режимов, определивших облик ХХ в., — тоталитаризма и демократии.
В работах, написанных в сугубо критическом ключе, центральное место по-прежнему занимает идея «поиска виноватых» и раскрытие тезиса о том, что после 1947 г. произошло деление мира по линии «Запад—Восток». Уверенность в целенаправленном развертывании И.В. Сталиным «двухполюсности» подводит некоторых авторов к недоказуемому тезису о том, что «советская сверхдержава по самой своей тоталитарной природе не могла ужиться в системе многополюсных отношений, не могла не противопоставить себя другой, американской сверхдержаве»4. Таким образом, осмысление «холодной войны» по-прежнему порождает оценки, весьма спорные и довольно легковесные в теоретическом смысле.
Наконец, третьей важной тенденцией, оформившейся в отечественной литературе в последнее десятилетие, можно считать желание целой группы авторитетных исследователей дать (на основе обновленного корпуса источников и литературы) взвешенный и трезвый взгляд — без приложения схемы «хорошо—плохо» — на события той сложной эпохи. Их труды отличает особое внимание к глубинным причинам возникновения противостояния между СССР и США. В этом смысле наиболее значительным обобщающим трудом является вышедшая под редакцией А.Д. Богатурова четырехтомная «Системная история международных отношений. ХХ век». В ней авторы утверждают, что после Второй мировой войны биполярность «воплотилась в появлении двух географических зон преобладания — советской и американской» и что «постепенно сложились основы для согласованного регулирования мировой системы на межгосударственном уровне при обязательном учете интересов ведущих держав мира — прежде всего США и СССР»5. Исходя из этого в «узком и точном смысле понятие "холодная война" подразумевает частный вид конфронтации, наиболее острую ее форму в виде противостояния на грани войны. Такая конфронтация была характерна для международных отношений с начала первого Берлинского кризиса 1948—1949 гг. до Карибского кризиса 1962 г.». За ними последовала «ограниченная разрядка», а затем (после 1969 г.) — разрядка «настоящая», связанная с заключением целого ряда советско-американских соглашений по ограничению стратегических вооружений6.
Весьма взвешенные трактовки «холодной войны», ее значения и последствий присутствуют также в подготовленном учеными
4 Быков О.Н. Международные отношения. Трансформация глобальной структуры. М., 2003. С. 123—135, 142.
5 Системная история международных отношений. ХХ век: Т. I. М., 2000. С. 471.
6 Там же. Т. III. М., 2003. С. 15.
МГИМО труде «Современные международные отношения и мировая политика»7.
В работе «Россия и международные кризисы. Середина ХХ века» академик А.А. Фурсенко представил анализ политики СССР в период крупнейших международно-политических кризисов. На конкретно-исторических примерах он показал, как складывался общий контекст «холодной войны» в качестве отношений «регулируемой конфликтности»8. В.Л. Мальков, ставя во главу угла возникновение «холодной войны» как закономерный результат усиления США в середине ХХ в., сформулировал условия становления американского «имперства» и определил проекции его мощи на весь мир. По мнению автора, «экспансия американизма» и масштабные геополитические проекты сыграли особую роль в складывании конфликтных отношений с СССР, определив контуры биполярного мира. Мальков также рассмотрел формирование «менталитета холодной войны» в социокультурном контексте9.
В свою очередь А.И. Уткин, давая оценку «имперским» замыслам США, отметил, что к окончанию Второй мировой войны США создали иерархическую структуру из союзных и подчиненных им государств, на основе которой и была осуществлена «глобализация влияния» в Евразии, с запада на восток10.
Среди современных историко-теоретических исследований выделяется также работа В.О. Печатнова «Сталин, Рузвельт, Трумэн. СССР и США в 1940-х годах», написанная на основе новых архивных источников11. В ней убедительно показана сложная палитра взаимоотношений двух стран, которым победа во Второй мировой войне, придав мощь, несоизмеримую с потенциалом остальных государств, позволила занять ведущее место в системе международных отношений.
Докладчик также подчеркнул, что «общим знаменателем» в современных международно-политических исследованиях является твердое убеждение в том, что многие качества биполярного мира интегрированы в международные отношения начала ХХ1 в. По его мнению, «холодная война» ушла в прошлое, но особенности современного миропорядка обусловлены как раз тем, как она происходила и как была завершена.
7 Современные международные отношения и мировая политика. М., 2004.
8 Фурсенко А.А. Россия и международные кризисы. Середина ХХ века. М., 2006. С. 10.
9 См.: Мальков В.Л. Путь к имперству. Америка в первой половине ХХ века. М., 2004; Он же. Россия и США в ХХ веке. М., 2009.
10 См.: Уткин А.И. Американская империя. М., 2002. С. 127—131; Он же. Мировая холодная война. М., 2005.
11 См.: Печатнов В.О. Сталин, Рузвельт, Трумэн. СССР и США в 1940-х гг.: Документальные очерки. М., 2006.
Свое видение такого исторического феномена, как «холодная война», дал к.и.н. А.В. Пилько. Он заявил, что биполярное противостояние было уникально всеохватностью и глобальным характером. Борьба сверхдержав происходила не только в военной плоскости, результатом чего стала гонка вооружений, но и в геополитическом ключе, обусловившем блоковое строительство, в частности раскол Европы. Острая борьба между странами имела место не только в области идеологии, но и в экономике, социальной сфере, науке, культуре и даже спорте. Ничего подобного человечество ранее не знало12.
По мнению докладчика, «холодную войну» нельзя назвать однозначно негативным явлением. С одной стороны, она ассоциировалась с человеческими трагедиями и пожарами локальных войн, спровоцированных борьбой между Советским Союзом и Соединенными Штатами, мир несколько раз балансировал на грани ядерной войны. Однако, с другой стороны, в «холодной войне» были и свои позитивные моменты, которые сегодня зачастую забыты и похоронены под слоем негатива (во многом справедливого) в массовом сознании. Во-первых, не следует забывать о том, какими семимильными шагами в тот период рванула вперед наука. Конечно, научные достижения в значительной мере стимулировались военными разработками, но многое нашло применение в гражданской сфере. Будет справедливым сказать, что без «холодной войны» вряд ли полетел бы в космос Ю. Гагарин и высадился на Луне Н. Армстронг.
Во-вторых, баланс сил на мировой арене удержал человечество от крупномасштабных военных конфликтов, подобных двум мировым войнам ХХ в. Утвердившийся между двумя супердержавами принцип взаимного гарантированного уничтожения привел к долгому мирному периоду (хотя локальные вооруженные конфликты и имели место). В мире сложился баланс сил, который создал стратегическую стабильность, существующую до сих пор.
В-третьих, одним из результатов стало создание систем социальной защиты населения. В СССР многое было сделано для роста благосостояния и социальной поддержки граждан. Политическому руководству стран Запада пришлось в ряде аспектах догонять своего соперника, чтобы противопоставить советскому уровню высокие жизненные стандарты капиталистических стран, постоянно доказывать СССР свое превосходство в социальном плане. Но самое главное, что создала «холодная война», — это глобальная конкурентная среда с двумя соревнующимися друг с другом системами, что явилось катализатором бурного развития всей цивилизации. Правда, по мнению Пилько, рисовать идеалистическую картину
12 См.: ЗиновьевА.А. На пути к сверхобществу. М., 2008.
«холодной войны» было бы несправедливо: в ней были, и победы, и страдания, и успехи НТР, и сломанные судьбы людей.
Заключая свое выступление, докладчик отметил, что феномен «холодной войны» вряд ли повторится в том виде, в каком он имел место на протяжении почти полувека. Главное для ученых — помнить о наследии ушедшей эпохи, объективно и непредвзято оценивать ее результаты.
В центре внимания к.и.н. Т.А. Некрасовой находились основные тенденции германской историографии в изучении «холодной войны», которая, по словам современного немецкого исследователя Б. Грайнера13, относительно недавно «выбралась из интеллектуальной ловушки своего предмета». Дело в том, что научные изыскания послевоенного времени, отражая идеологическую борьбу на историческом поприще, сами фактически оставались ее продолжением. Не случайно до 1990-х гг. немецкие ученые ставили основные вопросы следующим образом: кто виноват в развязывании «холодной войны» и какая из сторон больше других стимулировала гонку вооружений?
Для Германии этот вопрос имел особую важность, поскольку граница «холодной войны» проходила по центру ее территории, а вхождение двух германских государств в противоборствовавшие военные блоки ставило их в прямую зависимость от позиции той или иной супердержавы. Соблюдение интересов одной части Германии противоречило интересам другой, а в перспективе будущего объединения — шло вразрез интересам страны в целом. Эта противоречивость интересов разных частей страны отразилась в германской историографии. Так, рассматривая вопрос об образовании ФРГ и ГДР в 1949 г., историки, с одной стороны, традиционно подчеркивали долю самостоятельности немцев в их создании, а с другой, — снимали с них ответственность за раскол14. Эта двойственность достигалась за счет особых речевых формул, таких, как «временный статус» западногерманского государства, постоянного акцента на диктат союзников, а также возложения ответственности на вторую «половину» германского государства.
После распада СССР произошла корректировка концепций, частичное заимствование новых методологических подходов. Во-первых, стал разрабатываться тезис о том, что все процессы послевоенного периода имели взаимозависимый и двусторонний характер.
13 Krisen im Kalten Krieg. Studien zum Kalten Krieg / B. Greiner, Ch.Th. Müller, D. Walter (Hrsg.). Hamburg, 2008; Greiner B. Die Kuba-Krise. Die Welt an der Schwelle zum Atomkrieg. München, 2010.
14 Greven M.Th. Politisches Denken in Deutschland nach 1945. Erfahrung und Umgang mit der Kontingenz in der unmittelbaren Nachkriegszeit. Opladen; Farmington Hills, 2007.
В их числе — гонка вооружений, идеологическое соревнование, появление космических и прочих технологий, которые культивировались обеими сторонами. Так, например, немецкий историк К. Гества обратил внимание на дублирование самых разных структур в СССР и США, включая закрытые научные городки, промышленные стройки века и многое другое15.
Во-вторых, объектами изучения все чаще становились второстепенные игроки «холодной войны» — союзники и сателлиты США и СССР, нейтральные страны и государства третьего мира. В этом факте можно усмотреть стремление ученых более детально изучить механизм принятия решений и разрешения конфликтов не только правящей верхушкой супердержав, но и других стран противоборствовавших блоков.
В-третьих, от гонки вооружений внимание историков переключилось на ряд вооруженных конфликтов периода «холодной вой-ны»16. По признанию немецких историков, опасность ядерной катастрофы не сокращала, а во много крат увеличивала число и интенсивность локальных конфликтов, несущих в своей основе идеологическое противостояние военных блоков, при этом каждый из них вне условий «холодной войны» мог бы быть урегулирован гораздо быстрее, а многих могло бы не быть вообще.
В последние годы интерес немецких историков постепенно смещается с традиционных сюжетов «холодной войны» в сторону социальной и ментальной истории в самых разных ее проявлениях. Особое внимание уделяется ключевым, как теперь признается, изменениям в психологической сфере жизни общества. Тот же К. Гества в своих рассуждениях ссылается прежде всего на остроту восприятия немцами внешней угрозы и в качестве примеров указывает на строительство защитных бункеров, песни с использованием «ядерной» лексики, детективы с постоянным присутствием русской опасности и др. С его позицией солидарны многие немецкие ученые, считающие перспективным изучение глубокого кризиса общественного сознания, вызванного «холодной войной».
Доклады российских участников вызвали оживленную дискуссию, в ходе которой удалось уточнить различные точки зрения, господствующие в американской и российской историографии. Так, яркий и эмоциональный характер носили комментарии М. Сарки-сянца, подчеркнувшего необходимость рассмотрения моральных
15 Gestwa K. Proto-Industrialisierung in Rußland. Wirtschaft, Herrschaft und Kultur in Ivanovo und Pavlovo 1741—1932. Göttingen, 1999; Idem. Die «Stalinschen Großbauten des Kommunismus». Sowjetische Technik — und Umweltgeschichte 1948—1964. München, 2010.
16 Heiße Kriege im Kalten Krieg / B. Greiner, Ch.Th. Müller, D. Walter (Hrsg.). Hamburg, 2006.
аспектов при изучении такого важного периода в истории международных отношений, как «холодная война». Л. Мэй говорил о важности изучения повседневной жизни людей в тот период, Р. Черни отмечал роль личностного фактора в событиях послевоенной истории, а Б. Бергланд привлекла внимание к исследованию внутриполитического положения стран по разные стороны «железного занавеса». Многие выступавшие интересовались аргументами другой стороны, выясняли степень доступности и новизны источников, привлеченных в последние годы к изучению этой темы, уточняли аспекты проблематики в современных исследованиях. Общий вывод напрашивался сам собой — ученым надо чаще встречаться, чтобы обсуждать собственные достижения и упущения.
Дискуссии на второй сессии выстраивались вокруг изучения гендерной истории учеными двух стран. Открывая обсуждение, руководитель делегации американских историков И.Т. Мэй кратко рассказала о последних достижениях гендерной истории, ставшей одним из важных направлений исторических исследований в США.
Широкий резонанс получило выступление проф. Ж. Каслдин, автора многих публикаций об американском феминизме, в частности о политической активности женщин в годы «холодной войны». В своем докладе «Дерадикализация Хелен МакМартин» она рассказала о трагической судьбе рядовой участницы президентской кампании Г. Уоллеса, сторонники которого в 1948 г. отказались поддерживать курс правительства на «холодную войну» и конфронтацию с СССР.
Автор была поражена смелостью простых американцев, поддержавших леворадикального политика. Еще более ее удивила ген-дерная статистика, касавшаяся состава участников проходившего в июле 1948 г. съезда прогрессивной партии, который избрал Уоллеса кандидатом в президенты. Выяснилось, что половину делегатов составляли женщины, требования которых были ярко озвучены известными писательницами Л. Хеллман и Ш. Грэхем. Исследовательницу заинтересовало, кем были остальные добровольцы-энтузиастки, без которых не может обойтись ни одна избирательная кампания.
Ответ отчасти был найден в опубликованной в 2000 г. книге журналиста З. Кэрэбелла «Последняя кампания», в которой в нескольких параграфах упомянуто имя Хелен МакМартин, возглавлявшей в 1948 г. партийную организацию прогрессивной партии штата Вермонт. Кэрэбелл дал ей нелестную характеристику, заявив, что она персонифицировала бесполезность всех третьих партий, традиционно обреченных на поражение в условиях господства в США двухпартийной системы. По его сведениям, даже после сокрушительного поражения на выборах Уоллеса, МакМартин ста-
ралась сохранить на плаву партийную организацию штата. Однако члены партии перестали платить взносы, отвечать на ее письма и приходить на собрания. МакМартин не пережила постигшего ее удара и скончалась от разрыва сердца в 1951 г.17
В отличие от Кэрэбелла, Каслдин придерживалась иной точки зрения в оценке третьих партий. Она считала, что деятельность МакМартин полностью укладывается в стереотип эпохи «холодной войны», рисующей падение авторитета американских левых, прежде всего, из-за роста антикоммунизма во внешней политике США. По ее мнению, судьба этой активистки наглядно показала драматическое воздействие «холодной войны» на жизнь многих американских семей.
В отделе специальных коллекций Университета Айовы, где до сих пор хранится архив прогрессивной партии, включая материалы партийной организации Вермонта, Каслдин обнаружила много документов, написанных собственноручно МакМартин. Более того, она выяснила, что ее героиня не умерла в 1951 г., как это считалось ранее: многие личные бумаги МакМартин относились к периоду с 1948 по 1955 г. Каслдин также работала в библиотеке г. Бурлингтон, где долгие годы жила МакМартин. Там ею был обнаружен неразобранный архив МакМартин, полученный от ее родственников. Он хранился в отдаленном и труднодоступном уголке здания. По словам Каслдин, наследие «холодной войны» и здесь загнало ее на самый край жизненного пространства.
Документы архива свидетельствовали, что МакМартин скончалась только в 1987 г., причем последние 40 лет она руководила движением социального протеста Вермонта. Каслдин нашла ее родственников, которые передали ей ксерокопии дневника дочери активистки, в котором содержатся интересные сведения о повседневной жизни простых американцев в эпоху «холодной войны. В частности, в нем красочно описана стрессовая ситуация, в которой пребывала все члены семьи МакМартин, боявшиеся потерять работу из-за леворадикальных взглядов родственницы.
Касалдин заявила, что в прошлом роль женщин в послевоенной Америке замалчивалась. В настоящее время ученые считают, что историю США надо изучать не по единой схеме, представлявшей общество без человеческого лица, а в рамках локальной истории, объектом которой могут стать социальные аспекты бытия человека в его историческом развитии. «История снизу» позволяет изучать жизнь локального сообщества через историю отдельных личностей. Поэтому важно расширять само понимание архивов «холодной
17 Karabell Z. The Last Campaign: How Harry Truman Won the 1948 Election. N.Y., 2000. Р. 238.
войны», с тем чтобы коллекции документальных источников, принадлежавшие простым американцам, заняли в них достойное место.
Выступление Каслдин вызвало оживленную дискуссию. К.и.н., доцент Ю.Н. Рогулев поддержал выдвинутый ею тезис о важности изучения периода «холодной войны» с точки зрения женской истории. Он отметил, что в годы Второй мировой войны коренным образом изменилась жизнь десятков миллионов женщин, которые впервые в истории США были вынуждены работать в основных отраслях промышленности и строительства, заменяя мужчин, мобилизованных в армию18. И хотя многим из них после окончания войны пришлось уйти с работы, активная социализация изменила положение женщин в американском обществе, заложив основы подъема феминистского движения в 60-е гг. ХХ в.
В своем выступлении к.и.н., доцент И.Ю. Хрулева объяснила, каким образом сюжеты гендерной истории нашли отражение в ее исследовательской работе. Изучение колониального периода американской истории еще недавно сводилось к описанию деятельности английских колонистов-мужчин, заселивших прибрежную полосу вдоль Атлантического океана. Считалось, что гендерная структура колоний Новой Англии точно копировала жестко иерар-хичную структуру метрополии, в которой женщинам отводилась пассивная роль. Однако в свете последних исследований, в частности, колониальной («фронтирной») экономики и пуританской духовности, существенно изменились наши представления о положении женщин в колониальном обществе19. Речь идет о желании ученых показать, с одной стороны, активное участие женщин в жизни церковных конгрегаций Новой Англии, в которых они к середине XVII в. численно превзошли мужчин, а с другой — определить степень радикализма их религиозных воззрений, рассматриваемых в качестве угрозы не только социальному порядку, но и семейной иерархии. Эти противоречивые тенденции наглядно продемонстрировали «антиномианское дело» Энн Хатчинсон и Сейлемские ведовские процессы 1692 г., где в тугой узел сплелись религиозные, политические, идеологические и социальные противоречия колониального общества20.
18 KennedyD. Freedom from Fear. The American People in the Depression and War. 1929—1945. N.Y., 1999. P. 776.
19 Berkin C. First Generations: Women in Colonial America. N.Y., 1996; Norton M.B. Founding Mothers and Fathers: Gendered Power and the Forming of American Society. N.Y., 1996; Innes St. Creating the Commonwealth: The Economic Culture of Puritan New England. N.Y.; London, 1995.
20 Reis E. Damned Women: Sinners and Witches in Puritan New England. N.Y., 1997; Gura Ph. A Glimpse of Sion's Glory: Puritan Radicalism in New England, 1620—1660. N.Y., 1984; Karlsen C. The Devil in the Shape of a Woman: Witchcraft in New England. N.Y., 1987.
Д.и.н., проф. Л.В. Байбакова отметила, что женская история позволяет по-новому посмотреть на привычные сюжеты американской истории и переписать их с позиции женщин. Однако для российских американистов, занимающихся гендерной историей, при всем желании невозможно изучать многие локальные темы, прежде всего из-за нехватки источников.
Начало гендерным исследованиям российских американистов относится к 1990-м гг. За два десятилетия гендерная история прошла путь от первых публикаций до создания специализированных центров не только в Москве, но и во многих провинциальных вузах. Более того, в последние годы началось создание вузовских программ по феминологии и гендерному образованию. Защищаются дипломные работы и диссертации по гендерной проблематике. Регулярно проводятся конференции, создана информационная сеть, объединяющая на сегодняшний день целый ряд сайтов, посвященных «женской» истории.
В публикациях на гендерную тему доминирует тематика, традиционно относящаяся к социально-политической истории. Все они, как правило, связаны с освободительным движением, деятельностью женских организаций и их главными участницами21. Это говорит о том, что гендерная история, несмотря на наработанный потенциал, все еще остается экзотическим сегментом научного пейзажа. Если говорить о ее будущем в нашей стране, то среди наиболее перспективных направлений можно выделить исследования в области культурологии, истории ментальности и общественного сознания, выявления различий в поведении женщин и мужчин в наиболее ярких событиях прошлого, а также описание истории глазами женщин. Однако главным фактором остается наличие доступных источников.
Принявшие участие в дискуссии американские профессора Р. Черни и Б. Бергланд рассказали о возможностях, которые сегодня открывают для иностранных исследователей публикации документов на сайтах университетов и исследовательских центров США.
В заключение работы научного форума руководитель американской делегации И.Т. Мэй вручила Л.С. Белоусову диплом, подписанный президентом «People to People International» М. Эйзенхауэр, о признании заслуг исторического факультета МГУ в деле укрепления взаимопонимания между народами двух стран.
Л.В. Байбакова, д.и.н., профессор кафедры новой и новейшей истории
21 См.: Дашкова Т. Гендерная проблематика: подходы к описанию // Исторические исследования в России — II. Семь лет спустя. М., 2003. С. 203—245; Шведова Н.А. Гендерное равенство и цели развития: проблемы и достижения // США и Канада: экономика, политика, культура. 2007. № 3.
