Дефиниция «Должностное лицо» в уголовном законодательстве стран Евразийского экономического Союза Текст научной статьи по специальности «Право»

Варданян Акоп Вараздатович

доктор юридических наук, профессор, Ростовский юридический институт МВД России (е-таИ: [email protected])

Айвазова Ольга Владиславовна

кандидат юридических наук, доцент, Ростовский юридический институт МВД России (e-mail: [email protected])

Диспозитивный характер заявлений юридических лиц о преступлениях экономической направленности как повод для возбуждения уголовного дела: дискуссионные вопросы теории и практики

В статье рассмотрены дискуссионные вопросы механизма реализации уголовного преследования по уголовным делам о преступлениях экономической направленности, обязательным условием которого является наличие заявления о возбуждении уголовного дела от имени организации, пострадавшей в результате совершения преступления. Делается вывод о целесообразности унификации двух процессуальных режимов принятия решения о возбуждении уголовного дела, предусмотренных ч. 3 ст. 20 УПК РФ и ст. 23 УПК РФ, первый из которых прямо признан частно-публичным обвинением, второй фактически отнесен некоторыми исследователями и практиками к разновидности частно-публичного обвинения, но с точки зрения закона таковым не является.

Ключевые слова: экономическая деятельность, преступления экономической направленности, организация, юридическое лицо, уголовное преследование, коммерческая организация, частно-публичное обвинение, судопроизводство, руководитель.

A.V. Vardanyan, Doctor of Law, Professor, Rostov Law Institute of the Ministry of the Interior of Russia; e-mail: [email protected];

O.V. Aivazova, Candidate of Law, Assistant Professor, Rostov Law Institute of the Ministry of the Interior of Russia; e-mail: [email protected]

Dispositive applications of legal entities on economic crimes as a pretext for a criminal case: discussion questions of theory and practice

The article deals with debatable questions of the mechanism of realization of criminal prosecution on criminal cases about the crimes of economic orientation, a prerequisite of which is a statement of a criminal case on behalf of the organization affected by the crime. It is made the conclusion about expediency of unification of the two procedural modes of decision-making on excitation of criminal case under pt. 3 of art. 20 and art. 23 of the Criminal Procedure Code, the first of which is recognized as a private-public accusation, the second is actually related by some researchers and practitioners to the kind of private-public prosecution, but from the point of view of the law is not.

Key words: economic activities, economic crimes, organization, legal entity, criminal prosecution, commercial organization, private-public prosecution, judiciary, head.

Современная уголовно-процессуальная политика, отражая устои формируемого в России гражданского общества, необходимым атрибутом которого являются соблюдение, охрана и защита основных прав, свобод, законных интересов личности и организаций, постепенно реализует тенденцию признания значимости деловой репута-

ции юридических лиц, активно участвующих в предпринимательской и иной не запрещенной законом деятельности [1, с. 3-9; 2, с. 50-53; 3, с. 28-31]. Публичный по общему правилу характер отечественного уголовного судопроизводства в предусмотренных законом случаях приобретает элементы диспози-тивности, в частности при принятии решения

179

о возбуждении уголовного дела и осуществлении уголовного преследования в отношении сотрудников коммерческих или иных организаций, совершивших отдельные виды преступлений экономической направленности.

Вместе с тем, данное само по себе позитивное начало, обеспечивающее юридическим лицам право на самоопределение касательно обращения в правоохранительные органы с заявлением о возбуждении уголовного дела либо отказа от этого действия в случае, если неизбежное оглашение событий, связанных с осуществлением расследования, способно причинить существенный вред деловой репутации организации, нередко неоднозначно реализуется на практике. В теории уголовного процесса, криминалистики и иных смежных юридических наук оно также является предметом обсуждения и полемики по целому спектру взаимосвязанных вопросов [4, с. 49-52; 5, с. 55-58].

Еще в первоначальной редакции УПК РФ 2001 г. содержалась ст. 23 «Привлечение к уголовному преследованию по заявлению коммерческой или иной организации», основное содержание которой сохранилось прежним по сей день, неоднократные изменения заключались лишь в уточнении категорий организаций, подпадающих под действие указанной нормы. Итак, в соответствии со ст. 23 УПК РФ «если деяние, предусмотренное главой 23 Уголовного кодекса Российской Федерации, причинило вред интересам исключительно коммерческой или иной организации, не являющейся государственным или муниципальным предприятием либо организацией с участием в уставном (складочном) капитале (паевом фонде) государства или муниципального образования, и не причинило вреда интересам других организаций, а также интересам граждан, общества или государства, то уголовное дело возбуждается по заявлению руководителя данной организации или с его согласия. Причинение вреда интересам организации с участием в уставном (складочном) капитале (паевом фонде) государства или муниципального образования одновременно влечет за собой причинение вреда интересам государства или муниципального образования». Напомним, что гл. 23 УК РФ, к которой отсылает ст. 23 УПК РФ, содержит ряд посягательств, совершаемых лицами, выполняющими управленческие функции в коммерческих или иных организациях, предусмотренных ст. 201, 202, 203, 204, 204.1, 204.2 УК РФ.

В юридической литературе и в практической деятельности данный режим осуществления

уголовного преследования постепенно стал известен как прямо не урегулированная в УПК РФ фактическая разновидность обвинения (уголовного преследования) в частно-публичном порядке.

Вместе с тем, виды уголовного преследования предусмотрены в ст. 20 УПК РФ. В соответствии с ч. 3 ст. 20 УПК РФ к уголовным делам частно-публичного обвинения, инициируемым не иначе как по заявлению потерпевшего, но не подлежащим прекращению в связи с примирением, согласно действующему законодательству относятся посягательства не только на здоровье, честь, достоинство, неприкосновенность личности, но и на права и законные интересы индивидуальных предпринимателей и организаций. К таким деяниям относятся преступления, предусмотренные ст. 159-159.3, 159.5, 159.6, 160, 165 УК РФ, совершенные «индивидуальным предпринимателем в связи с осуществлением им предпринимательской деятельности и (или) управлением принадлежащим ему имуществом, используемым в целях предпринимательской деятельности, либо если эти преступления совершены членом органа управления коммерческой организации в связи с осуществлением им полномочий по управлению организацией либо в связи с осуществлением коммерческой организацией предпринимательской или иной экономической деятельности, за исключением случаев, если преступлением причинен вред интересам государственного или муниципального унитарного предприятия, государственной корпорации, государственной компании, коммерческой организации с участием в уставном (складочном) капитале (паевом фонде) государства или муниципального образования либо если предметом преступления явилось государственное или муниципальное имущество».

Таким образом, в УПК РФ постепенно, в результате реализации государственной политики по поддержанию малого и среднего бизнеса, стимулированию свободных рыночных отношений, фактически оказались закреплены две по сути сходные формы частно-публичного уголовного преследования, реализуемые в отношении лиц, выполняющих управленческие функции в коммерческих или иных организациях.

Процессуальные формы уголовного преследования в соответствии с ч. 3 ст. 20 и ст. 23 УПК РФ обладают общностью в плане диспозитив-ного характера инициации публичной изобличительной деятельности стороны обвинения, что заключается в праве потерпевшего представить заявление о преступлении, имеющее

180

юридическое значение для принятия решения об осуществлении уголовного преследования, при наличии комплекса оснований, касающихся: категорий совершенных деяний; связи преступного посягательства с осуществлением предпринимательской или иной экономической деятельности;

организационно-правовой формы и формы собственности хозяйствующих субъектов;

направленности и характера причиненного вреда, категорий потерпевших.

Часть 4 ст. 20 УПК РФ содержит исключение из общего правила об уголовном преследовании в частном или частно-публичном порядке, позволяющее руководителю следственного органа, следователю, дознавателю с согласия прокурора возбудить уголовное дело о любом преступлении, относящемся, в том числе, к категории дел частно-публичного обвинения, если соответствующее деяние совершено в отношении лица, которое в силу зависимого или беспомощного состояния либо по иным причинам не может самостоятельно защищать свои права и законные интересы.

Учитывая, что различные организации, функционируя в сфере как экономической инфраструктуры, так и уголовно-процессуальных правоотношений, в любом случае выражают свою позицию через руководителей или иных уполномоченных сотрудников, полагаем, что частным случаем зависимого или беспомощного состояния может являться совершение соответствующего деяния самим руководителем организации. Практика показывает, что случаи совершения преступлений экономической направленности руководителями в отношении имущества и деловой репутации возглавляемых ими организаций, к сожалению, не являются редкостью [6, с. 745-754; 7, с. 3-9; 8, с. 97-104]. И это несмотря на то, что именно руководитель организации в соответствии с гражданским законодательством не только обязан представлять законные интересы возглавляемого им юридического лица, но и вправе действовать при этом без доверенности как в различных государственных органах, так и во взаимоотношениях с иными участниками предпринимательской или иной экономической деятельности. Тем более, что законодатель в анализируемой норме демонстрирует широкий подход к трактовке невозможности для пострадавших самостоятельной защиты своих прав и законных интересов, включая в ее содержание и совершение преступления лицом, данные о котором неизвестны. Кроме того, УПК РФ вообще демонстрирует различные подходы при

обозначении адресатов различных уголовно-процессуальных правоотношений в плане дифференциации физических и юридических лиц. В некоторых случаях он прямо указывает на юридических лиц, индивидуальных предпринимателей, граждан как на участников соответствующих правоотношений. Но встречаются и варианты употребления нейтрального понятия «лицо» («лица»), под которым, как нам представляется, можно понимать как физических, так и юридических лиц, если юридическое лицо как правовая фикция способно выполнить соответствующее действие. Например, юридическое лицо не может быть допрошено, но может быть адресатом заявления о преступлении.

Вместе с тем, представляется, что в целях единообразного применения положений ч. 4 ст. 20 УПК РФ желательно нормативное отражение этого правила. В качестве одного из вариантов, на наш взгляд, возможно следующее уточнение: в последнем предложении ч. 4 ст. 20 УПК РФ после слов «к иным причинам» добавить слова: «относятся также случаи совершения преступления лицом, данные о котором неизвестны, а равно случаи совершения преступлений, указанных в части 3 статьи 20 настоящего Кодекса руководителем организации».

Часть 5 ст. 20 УПК РФ констатирует, что уголовные дела, за исключением дел, указанных в ч. 2 и 3 ст. 20 УПК РФ, считаются уголовными делами публичного обвинения. Таким образом, согласно ч. 5 ст. 20 УПК РФ действие ч. 4 ст. 20 УПК РФ не распространяется на деяния, категории которых в бланкетном порядке указаны в ст. 23 УПК РФ. То есть получается, что в отношении преступлений, указанных в ст. 23 УПК РФ (гл. 23 УК РФ), нет такой гарантии защиты прав и законных интересов в случаях, если потерпевший не способен осуществить самозащиту.

Полагаем, что вряд ли такая дифференциация форм осуществления уголовного преследования в соответствии с ч. 3 ст. 20 УПК РФ и ст. 23 УПК РФ оправданна, особенно с учетом общности родового объекта преступного посягательства (сфера предпринимательской и иной экономической деятельности), категорий организаций, оказавшихся в орбите уголовно-процессуальных правоотношений, и т.д. Кроме того, на практике названые виды деяний, подпадающих под действие ч. 3 ст. 20 и ст. 23 УПК РФ, нередко совершаются в совокупности.

Поэтому считаем целесообразным унифицировать режим частно-публичного уголовно-

181

го преследования в отношении преступлений, указанных в ч. 3 ст. 20 УПК РФ и ст. 23 УПК РФ (гл. 23 УК РФ).

Итак, если преступлениями указанных категорий причинен вред исключительно интересам данной организации, то необходимым условием для принятия решения о возбуждении уголовного дела является заявление или согласие руководителя этой организации (ст. 23 УПК РФ) либо заявление потерпевшего или его законного представителя (ч. 3 ст. 20 УПК РФ).

В сравнительном аспекте категории субъектов подачи такого заявления, согласно указанным нормам, не являются принципиально различными. Интересы организации в соответствии с гражданским законодательством Российской Федерации реализует ее руководитель, он же с точки зрения гражданского законодательства является ее представителем по закону (иными словами, законным представителем). Другое дело, что с точки зрения УПК РФ институт законных представителей предусмотрен в отношении физических лиц, которые вследствие возраста, состояния здоровья, психических расстройств не способны самостоятельно осуществлять свои права на защиту. В отношении организаций предусмотрено участие представителей. Поэтому, учитывая, что действующая редакция ч. 3 ст. 20 УПК РФ предусматривает ряд деяний, совершенных в отношении коммерческих организаций, в числе заявителей следует также предусмотреть представителя юридического лица, которым в силу гражданского законодательства является руководитель либо, при наличии доверенности, иное уполномоченное лицо.

Согласно ст. 23 УПК РФ для инициации уголовного преследования возможно как собственно заявление руководителя юридического лица (как активное выражение позиции по вопросу о привлечении к уголовной ответственности), так и его согласие (как пассивное отражение мнения организации). Часть 3 ст. 20 УПК РФ предусматривает только заявление. Законодатель в ст. 23 УПК РФ не уточняет, письменное или устное заявление является юридически значимым. Письменное согласие по сути сближает эту форму реагирования с заявлением. Устное заявление, на наш взгляд, недостаточно достоверно отражает позицию организации по вопросу о привлечении ее сотрудника к уголовной ответственности, даже если оно будет отражено в протоколе. Поэтому в обоих случаях предпочтительно письменное заявление юридического лица о преступлении, подписанное его полномочным представителем, а также со-

держащее иные реквизиты, позволяющие индивидуализировать организацию как субъекта гражданского общества.

Таким образом, заявление от имени юридических лиц о совершенных в отношении их преступлений экономической направленности названных категорий при условии соблюдения всех требований, изложенных в ч. 3 ст. 20 и ст. 23 УПК РФ, является единственным поводом для возбуждения уголовных дел соответствующих категорий, что не вполне учитывается на практике.

Например, нередко заявление от имени организации попросту не истребуется. Это могут быть случаи реализации оперативных материалов в отношении руководителей юридических лиц [9, с. 62-66]. Данная ситуация актуальна и тогда, когда не определены характер и размер причиненного вреда. Так, руководителем структурного подразделения организации РДЖ подписан акт приема-сдачи работ, которые фактически не были завершены (один из вагонов поезда пригородного сообщения, не находящийся в момент производства работ в эксплуатации вследствие его неисправности, не был оснащен системой видеонаблюдения, устанавливаемой в рамках реализации социальной программы по борьбе с экстремизмом и терроризмом). Вред, причиненный организации, не являлся значительным, что согласовывалось с отсутствием гражданского иска к обвиняемому и в целом с позицией представителя потерпевшего, не заинтересованного в привлечении к уголовной ответственности и не выражающего заявления об этом. Само оборудование не было присвоено или утрачено обвиняемым, а находилось на ответственном хранении в данной организации. Тем не менее, уголовное дело было возбуждено по ч. 1 ст. 201 УК РФ, и в постановлении о возбуждении уголовного дела указано на факт причинения имущественного вреда интересам организации. В процессе расследования и судебного разбирательства было установлено, что, несмотря на то, что организация - подразделение РЖД не настаивает на привлечении сотрудника к уголовной ответственности, вред причинен не столько организации, сколько обществу, поскольку незавершенность работ заключалась в неустановке в одном из вагонов поезда пригородного сообщения системы видеонаблюдения в целях реализации социальной программы по борьбе с экстремизмом и терроризмом, что не способствует антитеррористической и антиэкстремистской защищенности объектов железнодорожного транспорта.

182

С другой стороны, необходимым условием привлечения к уголовной ответственности по ч. 1 ст. 201 УК РФ является наличие у субъекта преступления специфических целей: извлечение выгод и преимуществ для себя или других лиц либо нанесение вреда другим лицам, если это деяние повлекло причинение существенного вреда правам и законным интересам граждан или организаций либо охраняемым законом интересам общества и государства. Очевидно, что в данном случае уместно говорить об угрозе причинения вреда, но не о наступлении реального вреда. Тем не менее, указанные доводы стороны защиты были отвергнуты, а подсудимый осужден [10].

Полагаем, что нормативно закрепленный диспозитивный характер заявлений об указанных преступлениях не является случайным. Принцип диспозитивности в принятии решения о привлечении к уголовной ответственности за отдельные категории преступлений экономической направленности, со-

1. Варданян А.В., Гончаров К.В. Механизм злоупотребления полномочиями субъектами управленческих функций в коммерческих и иных организациях как методологическая основа для формирования частной криминалистической методики расследования преступлений // Изв. Тульск. гос. ун-та. Экон. и юрид. науки. 2015. № 4-2. С. 3-9.

2. Варданян А. В. Методологические проблемы классификации исходных следственных ситуаций, типичных для расследования злоупотреблений полномочиями лицами, выполняющими управленческие функции в коммерческих и иных организациях // Юристъ-Правоведъ. 2013. № 1(56). С. 50-53.

3. Варданян А. В. Учение о следственной ситуации как теоретико-методологический ориентир для совершенствования организации расследования злоупотреблений полномочиями в коммерческих и иных организациях // Юристъ-Правоведъ. 2013. № 2(57). С. 28-31.

4. Варданян А.В., Гончаров К.В. Злоупотребление управленческими полномочиями в коммерческой или иной организации: опыт правоприменительной практики и некоторые проблемы возбуждения уголовного дела и предварительного расследования // Юристъ-Правоведъ. 2015. № 2(69). С. 49-52.

5. Варданян А. В. Осуществление управленческих полномочий в коммерческой или иной организации вопреки интересам службы: ак-

вершенных в отношении юридических лиц, восходит к конституционным гарантиям свободы предпринимательской и иной не запрещенной законом деятельности, что необходимо учитывать при рассмотрении информации о преступлении в стадии возбуждения уголовного дела. Неотъемлемым условием принятия верного решения об инициации уголовного преследования либо об отказе от такового выступает более тщательное, а не формальное, как, к сожалению, иногда бывает на практике, исследование в стадии возбуждения уголовного дела не только размера, но и характера вреда, причиненного преступлением. Если же характер вреда изначально был определен ошибочно и вред был причинен исключительно имуществу или деловой репутации юридического лица, то уголовное дело подлежит прекращению по п. 5 ч. 1 ст. 24 УПК РФ - отсутствие заявления потерпевшего, если уголовное дело может быть возбуждено не иначе как по его заявлению.

1. VardanyanA.V., GoncharovK.V. Mechanism of the abuse of power subjects of administrative functions in commercial and other organizations as the methodological basis for the formation of private criminalistics methods of crime investigation // Bull. of Tula state university. Economic and legal sciences. 2015. № 4-2. P. 3-9.

2. Vardanyan A.V. Methodological problems of classification of initial investigative situations, typical for the investigation of abuse of authority by persons performing managerial functions in commercial or other organizations // Lawyer. 2013. № 1(56). P. 50-53.

3. Vardanyan A. V. The doctrine of the investigative situation as a theoretical and methodological guideline to improve the organization of the investigation of abuse of authority in commercial and other organizations // Lawyer. 2013. № 2(57). P. 28-31.

4. Vardanyan A.V., Goncharov V.K. Abuse of managerial powers in a commercial or other organization: the experience of law enforcement practice and some problems of excitation of criminal case and preliminary investigation // Lawyer. 2015. № 2(69). P. 49-52.

5. Vardanyan A.V. Managerial powers in a commercial or other organization contrary to the service interests: actual problems of investigation // Philosophy of law. 2014. № 6(67). P. 55-58.

6. Vardanyan A.V., Kazakov V.V. Forensic analysis of the subjects of offences related

183

туальные проблемы расследования // Философия права. 2014. № 6(67). С. 55-58.

6. Варданян А.В., Казаков В.В. Криминалистический анализ субъектов преступлений, связанных с воспрепятствованием законной предпринимательской или иной деятельности, как фактор повышения результативности расследования // Всерос. криминологический журн. 2015. Т. 9. № 4. С. 745-754.

7. Варданян А.В., Варов И.И. Дискуссионные вопросы формирования исходных следственных ситуаций, типичных для первоначального этапа злоупотреблений полномочиями лицами, выполняющими управленческие функции в коммерческих и иных организациях // Изв. Тульск. гос. ун-та. Экон. и юрид. науки. 2013. № 2-2. С. 3-9.

8. Варданян Г.А. Криминалистически значимые особенности организованных групп, осуществляющих серийное производство и оборот фальсифицированных лекарственных средств, как информационный ориентир для организации раскрытия и расследования указанных преступлений // Изв. Тульск. гос. ун-та. Экон. и юрид. науки. 2014. № 3-2. С. 97-104.

9. Павличенко Н.В. Новая уголовная политика в сфере борьбы с экономическими преступлениями сквозь призму оперативно-разыскной деятельности // Юрид. наука и правоохранительная практика. 2013. № 1(23). С. 62-66.

10. Уголовное дело 1-59/2010. Железнодорожный районный суд г. Ростова-на-Дону, 2010 г.

to impeding the legitimate business or other activities, as the factor of increase of effectiveness of investigation // Russian criminological journal. 2015. Vol. 9. № 4. P. 745-754.

7. Vardanyan A.V., Varov I.I. Controversial issues of generate the initial investigative situations, typical for the initial stage of the abuse of power by persons performing managerial functions in commercial or other organizations // Bull. of Tula state university. Economic and legal sciences. 2013. № 2-2. P. 3-9.

8. Vardanyan G.A. Forensically significant features of organized groups engaged in mass production and trafficking of counterfeit medicines, as an information reference point for the organization of disclosure and investigation of these crimes // Bull. of Tula state university. Economic and legal sciences. 2014. № 3-2. P. 97-104.

9. Pavlichenko N.V. The new criminal policy in the sphere of fight against economic crimes through the prism of operational-investigative activity // Legal science and law enforcement practice. 2013. № 1(23). P. 62-66.

10. Criminal case 1-59/2010. Railway district court of Rostov-on-Don, 2010.

184

Гусев Алексей Васильевич

доктор юридических наук, доцент, Краснодарский университет МВД России (тел.: +79183534517)

Проблемы соотношения содержания понятий

«след» и «фрагмент следа»

В статье рассматриваются актуальные вопросы криминалистической классификации материальных следов-отображений. Обосновывается необходимость проведения дополнительной классификации материальных следов в трасологии путем введения дополнительного классификационного элемента - «фрагмент следа-отображения». Определяются сущность фрагмента следа-отображения и его отличие от полного отображения следа. Высказывается предложение о введении определенных классификационных признаков фрагментов следов-отображений, позволяющих определить степень криминалистической значимости фрагмента для решения идентификационных и диагностических вопросов криминалистики.

Ключевые слова: криминалистика, трасология, следы преступления, следы-отображения, классификация материальных следов.

A.V. Gusev, Doctor of Law, Assistant Professor, Krasnodar University of Ministry of the Interior of Russia; tel.: +79183534517.

Problems of correlation of the notions «trace» and «track fragment»

The article considers topical issues of forensic classification of material traces display. The necessity of an additional classification of material traces in the trace evidence analysis by introducing additional classification element - «fragment of the trace display» is substantiated. The essence of the fragment of the trace display and its difference from the full display track are considered. There is a proposal for the introduction of certain classification signs of fragments of the traces display, determining the forensic significance of the fragment to solve the identification and diagnostic forensics.

Key words: forensic science, trace evidence analysis, traces of crime, traces display, classification of material traces.

Криминалистическая наука сформировалась, в том числе, благодаря исследованиям, проведенным в области механизма следообразования различных материальных следов. Этому вопросу посвятили свои научные труды многие отечественные и зарубежные ученые, сформулировавшие научную основу криминалистической трасологии: Г. Гросс [1], С.Н. Трегубов [2], И.Н. Якимов [3], С.М. Потапов [4], П.С. Семеновский [5], Б.И. Шевченко [6; 7], Г.Л. Грановский [8], И.Ф. Крылов [9], Н.П. Майлис [10], А.Н. Василевский [11] и др. Со временем знание криминалистической трасологии систематизировалось и расширялось путем добавления в его содержание новых открытых учеными видов следов и описания их признаков, а также выявления ранее не изученных специфических особенностей следообразующего процесса.

В настоящее время криминалистическая трасология относится к достаточно полно систематизированному элементу криминалистической теории, в котором четко сформулирована классификация материальных следов,

различаемых в зависимости от следообразу-ющего объекта, условий формирования следа, степени восприятия следов. Несмотря на это, процесс совершенствования знаний в области криминалистической трасологии продолжается. В первую очередь это касается вопросов расширения классификации уже известных видов следов, в том числе в результате разработки новых направлений трасологических исследований, к которым, например, следует отнести микротрасологию (трасологические исследования микроследов) и зоотрасологию (трасологические исследования следов животных). Позитивное значение для дальнейшего развития знаний трасологии имеет и терминологическое уточнение понимания следа как единого элемента, носителя криминалистически значимой информации и его фрагмента -носителя неполной информации криминалистического значения.

Большинство научных исследований в области трасологии посвящены вопросам изучения классификационных признаков следа как целостного информационного элемента.

185

Вопросы научного анализа фрагментов материальных следов практически не исследуются, что оказывает негативное влияние на решение классификационных и диагностических вопросов по отношению к следообразующему объекту. Особенно это касается следов-отображений, исследование фрагментов которых не всегда позволяет их классифицировать по отношению к определенному виду следообра-зующей поверхности. В первую очередь это связано с недостаточно изученным механизмом образования и исследования фрагментов следов-отображений.

Проведение научных исследований в обозначенной проблематике позволит дополнить знания криминалистической трасологии информацией, которая позволит оперировать боле точными понятиями в случае выявления фрагментов следов-отображений. Терминологическое разграничение понимания целого следа и его фрагмента создаст условия для формирования единого подхода к описанию в процессуальных документах данных видов отображений. Указанное уточнение создаст условия, исключающие возможные ошибки в практике следственной и судебно-экспертной деятельности, связанные с пониманием того, в каком виде (целый, часть целого) след был обнаружен и в каком виде (целый; часть целого) он изучался в ходе судебно-экспертного исследования.

Говоря о необходимости уточненной классификации в трасологии признаков фрагмента следа, необходимо отметить, что происхождение слова «фрагмент» связано с латинским языком, в котором таким образом обозначался обломок, кусок, осколок [12]. В русском языке под фрагментом понимается отрывок текста, художественного, музыкального произведения или обломок, остаток древнего произведения искусства [13]. Со временем русская транскрипция слова «фрагмент» стала использоваться как синоним слова «часть» [14]. В русской речи есть и производное от слова «фрагмент» слово «фрагментарность», смысловое содержание которого представляет собой обрывочность, неполноту, частичность [15]. Таким образом, широкое понимание фрагмента следа в криминалистике может определяться как часть чего-то целого, имеющего отношение к событию преступления и лицам, вовлеченным в механизм этого события.

Общее криминалистическое понимание «фрагмента» в качестве части чего-то целого имеет и более узкое понимание по отношению к изучаемым криминалистической трасологией

следам-отображениям, которые наиболее часто становятся объектом судебно-трасологиче-ской экспертизы. Полагаем, что в этом случае фрагмент следа-отображения может рассматриваться как какое-либо частичное(неполное) отображение поверхности следообразующего объекта на поверхности объекта следовоспри-нимающего. Наряду с пониманием фрагмента следа-отображения, необходимо уточнить тра-сологические критерии, позволяющие определять признаки части целого следа. Выработка обозначенных критериев может осуществляться в рамках такой физической величины [16], которая характеризует размер части следа-отображения по отношению к общей площади следообразующей поверхности.

Поскольку не всегда есть возможность по фрагменту следа определить действительные размеры контактной поверхности следообразу-ющего объекта, возникают затруднения в классификации данного следа в качестве целой части или части целого (фрагмента). Решение этой задачи должно осуществляться в ходе предварительного диагностического исследования обнаруженного следа-отображения. При таком исследовании классификационное отнесение следа к целой части или фрагменту этой части зависит от соотношения размерных величин изучаемого следа и размерных величин предполагаемой контактной поверхности следообразующего объекта.

Во многих случаях такое диагностирование не составит труда. Например, несложно определить по следу обуви, является ли он фрагментом или полностью передает подошвенную часть обуви, оставившей след. Однако в ряде случаев такое диагностирование затруднено в силу отсутствия возможности установления групповых признаков следообразующего объекта, а соответственно, определения величины его предполагаемой зоны контакта. Невозможность классифицировать размерную величину изучаемого следа-отображения по отношению к сформировавшей его контактной поверхности не дает основания определять данный след в качестве фрагмента. Такое предложение объясняется тем, что фрагмент следа может быть определен только тогда, когда будет понятно, что он является только частью контактной поверхности следообразующего объекта.

В основе предлагаемого разграничения терминов «след» и «фрагмент следа» должна лежать устанавливаемая в ходе предварительного или судебно-экспертного исследования информация о том, является или нет обнаруженный след частью контактной поверхности следо-

186

образующего объекта. В качестве фрагмента следа-отображения не стоит рассматривать след, где полностью передается строение контактной поверхности следообразующего объекта, а также след, форма и размеры которого не позволяют диагностировать истинные размеры контактной поверхности объекта следо-образования.

Считаем возможным рассматривать след как фрагмент только тогда, когда его площадь составляет менее 100% от размеров площади контактной поверхности следообразующего объекта. Сложность механизма следообразо-вания может приводить к тому, что площадь отражаемого следа может быть уменьшена от 99% до 1% от суммарной площади контактной поверхности следообразующего объекта. В этом случае необходимо установить дополнительные классификационные критерии, зависящие от размеров контактной поверхности следообразующего объекта и размеров следа-отображения: 1) крупный фрагмент следа -от 99% до 71% площади контактной поверхности следообразующего объекта; 2) средний фрагмент следа - от 71% до 40% площади контактной поверхности следообразующего объекта; 3) небольшой фрагмент следа - от 41% до 10% площади контактной поверхности следообразующего объекта; 4) малый фрагмент следа - от 9% до 1% площади контактной поверхности следообразующего объекта.

Указанные критерии классификации фрагментов следов-отображений выбраны произвольно с учетом приблизительной диагностической возможности определения действительных размеров контактной поверхности. Данное разграничение позволит иметь представления о том, какую часть контактной поверхности следообразующего объекта отражает обнаруженный фрагмент следа-отображения. Части следов-отображений также можно классифицировать по их форме. Это необходимо потому, что фрагмент следа-отображения полностью не отражает формы контактной поверхности следообразующего объекта, но позволяет ее диагностировать в соответствии с установленными классификационными признаками.

Форма фрагмента следа-отображения должна определяться исходя из известных геометрических фигур, описание которых в совокупности с указанием размерных характеристик рассматриваемого следа позволит наиболее полно передать информацию о его признаках (например, обнаружен (исследуется) малый треугольный фрагмент следа-отображения обуви). В ряде случаев форма фрагмента следа-отобра-

жения может быть неопределенной. Для таких ситуаций следует предусмотреть классификационный признак «бесформенный». Такое уточнение даст возможность указать на отсутствие у фрагмента следа-отображения какого-либо строения его границ, позволяющего определить конкретную геометрическую форму (например, обнаружен (исследуется) средний бесформенный фрагмент следа-отображения обуви). Со временем, по мере установления новых криминалистических свойств и признаков данного вида материальных отражений, возможно, криминалистические критерии, определяющие форму и размеры фрагмента следа-отображения, могут быть дополнены.

Рассматривая криминалистическое значение фрагмента следа-отображения, необходимо указать на такую его информационную значимость, которая присуща любому материальному следу. Недопустимо принижение информационной сущности фрагментов следов-отображений. Своевременное изъятие и исследование таких следов оказывает положительное влияние на формирование доказательственной базы по уголовному делу. Высказанные в данной статье предложения направлены на единое понимание в трасологии того, какой из следов-отображений может быть отнесен к целому элементу или к части этого элемента. Возможно, использование предлагаемого классификационного подхода исключит разночтения в определении свойств и признаков фрагментов следов-отображений, указанных в протоколах следственных действий, и фрагментов следов, ставших объектом судебно-экспертного исследования.

Дополнение классификационной системы следов и их фрагментов в криминалистике сформирует, в том числе, условия для эффективной работы специалистов-криминалистов, осуществляющих поиск, обнаружение, фиксацию, изъятие и предварительное исследование материальных следов преступления. Особенно это касается вопроса введения данной классификации в структуру типовых информационно-следовых комплексов, предложенных нами как средство более полного познания следовой картины места происшествия [17, с. 546-549]. Разработка указанных информационно-следовых комплексов и их использование в практической деятельности специалистов-криминалистов направлены на точное применение технико-криминалистических средств, приемов и методов в процессе обнаружения, фиксации, изъятия и предварительного исследования материальных следов преступления, а также их фрагментов [18, с. 221].

187

1. Гросс Г. Руководство для судебных следователей как система криминалистики. Новое изд., перепеч. с изд. 1908 г. М., 2002.

2. Трегубов С.Н. Основы уголовной техники. Научно-технические приемы расследования преступлений. М., 1915.

3. Якимов И.Н. Криминалистика. Руководство по уголовной технике. Новое изд., перепеч. с изд. 1925 г. М., 2003.

4. Потапов С.М. Криминалистика. М., 1939; 1945.

5. Семеновский П. С. Дактилоскопия как метод регистрации. М., 1923.

6. Шевченко Б. И. Научные основы современной трасологии. М., 1947.

7. Теоретические основы трасологической идентификации в криминалистике. М., 1975.

8. Грановский Г.Л. Основы трасологии. Общая часть. М., 1965.

9. Крылов И. Ф. Криминалистическое учение о следах. Л., 1976.

10. Майлис Н.П. Судебная трасология: учеб. для студентов юрид. вузов. М., 2003.

11. Василевский А.Н. Трасологические исследования при расследовании преступлений: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 1962.

12. Википедия - свободная энциклопедия. URL: http://ru.wikipedia.org/wiki (дата обращения: 10.02.2017).

13. Толковый словарь русского языка. URL: http://www.vedu.ru (дата обращения: 10.02.2017).

14. Книги по экономике, праву и финансам. URL: http://lybs.ru (дата обращения: 10.02.2017).

15. Словарь русских синонимов. URL: http:// dic.academic.ru (дата обращения: 10.02.2017).

16. Физические величины. URL: http://www. calc.ru (дата обращения: 10.02.2017).

17. Гусев А. В. Формирование информационно-следовых комплексов мест происшествий в целях эффективной алгоритмизации процесса поисково-познавательной деятельности субъекта расследования // Теория и практика использования специальных знаний в раскрытии и расследовании преступлений (к 90-летию со дня рождения профессора И.М. Лузги-на и 80-летию со дня рождения профессора Е.И. Зуева): сб. материалов 50-х криминалистических чтений: в 2 ч. М., 2009. Ч. 1.

18. Гусев А. В. Актуальные направления криминалистического исследования механизма реализации познаний специалиста // Общество и право. 2015. № 1(51).

1. Gross G. Guidelines for court investigators as the system of criminalistics. New ed., repr. of the ed. of 1908. Moscow, 2002.

2. Tregubov S.N. Fundamentals of criminal techniques. Scientific and technical methods of crime investigation. Moscow, 1915.

3. Yakimov I.N. Forensics. Guide to the criminal technics. New ed., repr. from ed. of 1925. Moscow, 2003.

4. Potapov M.S. Forensic science. Moscow, 1939; 1945.

5. Semenovsky P.S. Fingerprinting as a method of registration. Moscow, 1923.

6. Shevchenko B.I. Scientific basis of modern trace evidence analysis. Moscow, 1947.

7. Theoretical basis of the track identification in forensic science. Moscow, 1975.

8. Granovsky G.L. Fundamentals of trace analysis. General part. Moscow, 1965.

9. Krylov I.F. Criminalistic doctrine about traces. Leningrad, 1976.

10. Mailis N.P. Forensic trace evidence analysis: textbook for law students. Moscow, 2003.

11. Vasilevskiy A.N. Forensic trace evidence analysis in an investigation of the crimes: auth. abstr. ... Candidate of Law. Moscow, 1962.

12. Wikipedia - the free encyclopedia. URL: http://ru.wikipedia.org/wiki (date of access: 10.02.2017).

13. Dictionary of the Russian language. URL: http://www.vedu.ru (date of access: 10.02.2017).

14. Books on economics, law and finance. URL: http://lybs.ru (date of access: 10.02.2017).

15. Dictionary of Russian synonyms. URL: http:// dic.academic.ru (date of access: 10.02.2017).

16. Physical quantity. URL: http://www.calc.ru (date of access: 10.02.2017).

17. Gusev A.V. Formation of information-tracking complexes of the incidents in order to effectively algorithm of the process of the search cognitive activity of the subject of investigation // Theory and practice of using special knowledge in the detection and investigation of crimes (the 90th anniversary of the birth of professor I.M. Luzgin and the 80th birthday of professor E.I. Zuev): coll. of papers of the 50's forensic readings: in 2 pt. Moscow, 2009. Pt. 1.

18. Gusev A.V. Current trends in forensic studies of realization of mechanism of specialist knowledge // Society and law. 2015. № 1(51).

188

Куемжиева Светлана Александровна

кандидат юридических наук, профессор, Кубанский государственный аграрный университет

им. И.Т. Трубилина (тел.: +78612215893)

Криминалистическая классификация преступлений против семьи и несовершеннолетних

В статье изложены основные положения криминалистической классификации преступлений против семьи и несовершеннолетних. Исследованы основания классификации: объект и предмет преступления, способы совершения и сокрытия, сфера совершения преступлений против семьи. Дана характеристика расследования с использованием теоретических положений классификации преступлений, обоснован вывод о двух группах преступлений: против семьи и несовершеннолетних.

Ключевые слова: криминалистическая классификация преступлений, уголовно-правовые основания криминалистической классификации преступлений, предмет преступления, функции семьи, расследование как деятельность.

S.A. Kuemzhieva, Candidate of Law, Professor, Kuban State Agrarian University named after I.T. Trubilin; tel.: +78612215893.

Criminalistic classification of crimes against family and minors

In article basic provisions of criminalistic classification of crimes against a family and minors are stated. The bases of classification are investigated: object and subject of a crime, ways of commission and concealment, sphere of commission of crimes against a family. The characteristics of the investigation with the use of theoretical provisions of the classification of crimes are given, the conclusion about two groups of crimes is justified: against the family and minors.

Key words: criminalistic classification of crimes, criminal law grounds of criminalistic classification of crimes, subject of crime, family functions, investigation as an activity.

Криминалистическая классификация преступлений является важным условием рационального познания преступления, его отражения в форме следов и иных фактических данных, условием качественного расследования.

Теория и практика расследования опираются на уголовно-правовую классификацию преступлений, зафиксированную в Уголовном кодексе. Преступления распределены по главам Кодекса в зависимости от объектов посягательства, что необходимо и обоснованно. Однако такое распределение не всегда обеспечивает потребности криминалистики и практики расследования [1, с. 6; 2, с. 118].

При классификации преступлений необходимо учитывать ряд принципиальных положений. Построение классификации предполагает конкретизировать сочетание указанных оснований: преступление, среда, в которой оно совершено, расследование и признаки, характеризующие эти основания. Содержание

преступления отражено в криминалистической характеристике. В ней же содержатся сведения о среде совершения преступления [1; 2]. Расследование как деятельность также имеет свои характеризующие признаки [об этом см.: 3, с. 4-34; 4, с. 154-176; 5; 6, с. 18-27]. Анализ указанных признаков позволяет осуществлять классификацию преступлений по криминалистическим основаниям. Использование в классификации преступлений различных оснований нисколько не противоречит теории классификации. В.А. Образцов пишет по этому поводу, что в качестве оснований криминалистической классификации преступлений выступают признаки не только классифицируемых объектов, но и других связанных с ними систем [1, с. 47-49]. Полагаем, что такие суждения вполне обоснованны. Более того, классифицировать преступления только по уголовно-правовым основаниям можно и нужно. Но такая классификация не учитывает признаки всех систем, связанных с преступлением как

189

объектом, а потому несовершенна. Считаем криминалистическую классификацию, использующую признаки различных взаимосвязанных систем (преступление - среда совершения -расследование), более обоснованной.

На основании изложенных общих положений криминалистической классификации преступлений, исходя из целей настоящей работы, попытаемся рассмотреть проблемы криминалистической классификации преступлений против семьи и несовершеннолетних.

Ведущим основанием классификации преступлений является уголовно-правовая. С ее позиций гл. 20 УК РФ содержит преступления против семьи и несовершеннолетних. Классификация осуществляется по объекту преступного посягательства. Видовым объектом преступлений, объединенных в гл. 20 УК РФ, является совокупность общественных отношений по охране семьи и нормального физического и нравственного развития несовершеннолетних. В зависимости от непосредственного объекта преступления подразделяются на две группы:

1) преступления против семьи (ст. 153, 154, 155, 157 УК РФ);

2) преступления против несовершеннолетних (ст. 150, 151, 156 УК РФ) [7, с. 560].

Представители науки уголовного права считают подобное подразделение условным, поскольку ряд преступлений посягают как на интересы семьи, так и на интересы детей. Происходит это потому, что такие интересы взаимосвязаны и разделить их можно только на теоретическом уровне с целью обеспечения процесса изучения темы [8, с. 345-346].

Отметим, что уголовный закон предусматривает ряд других преступлений, направленных на физическое и нравственное развитие несовершеннолетних (ст. 134, п. «б» ч. 2 ст. 127.1, ст. 210 УК РФ). Это также преступления против несовершеннолетних. Но с точки зрения уголовного права названные преступления имеют иной видовой и непосредственный объект. Сразу отметим, что в отдельных случаях это далеко не бесспорно.

Учитывая положения уголовно-правовой характеристики рассматриваемых преступлений, классификационные методики будем рассматривать на основе характеристики объекта, предмета преступлений; способа совершения и сокрытия, механизма преступления. При этом всегда будем иметь в виду три ведущие основания классификации: преступление, сферу совершения преступления и характеристику расследования.

Предмет преступного посягательства в рассматриваемых преступлениях - семья как организационно-правовое формирование, ее функционирование, в том числе осуществление основной функции - воспитания детей, деятельности по их физическому и нравственному развитию . Как отмечалось , нередко сложно разделить направленность преступного посягательства (семья и дети), даже с точки зрения уголовного права. Поэтому все преступления, включенные в гл. 20 УК РФ, - это преступления против семьи и несовершеннолетних. Но направленность преступных действий дает основания все-таки выделять преступления, где основной непосредственный объект - семья. В гл. 20 УК РФ к ним относятся практически все преступления, кроме тех, где непосредственным объектом являются права несовершеннолетнего. Это преступления, предусмотренные ст. 150 «Вовлечение несовершеннолетнего в совершение преступления», ст. 151 «Вовлечение несовершеннолетнего в совершение антиобщественных действий». Есть мнение [7, с. 560], что к рассматриваемой подгруппе преступлений относится и ст. 156 «Неисполнение обязанностей по воспитанию несовершеннолетнего». Это спорная точка зрения. Большая часть предусмотренных ст. 156 деяний совершается в семье. Но рассматриваемая правовая норма предусматривает и иные места совершения преступления и специальных субъектов. Поэтому данное преступление наглядно демонстрирует условность деления составов, направленных против семьи и против несовершеннолетних. Поэтому состав, предусмотренный ст. 156, можно относить к преступлениям против семьи и несовершеннолетних.

Криминалистические признаки объекта представляют более широкую систему, чем содержание и отражение преступления. Составным элементом объекта является личность потерпевшего. В рассматриваемых преступлениях она имеет особое значение, так как в ее качестве выступает несовершеннолетний. Но в качестве потерпевшего несовершеннолетний может быть по различным преступлениям. Означает ли это, что такие преступления (например, изнасилование, развратные действия, торговля людьми, похищение человека и др.) относятся к категории преступлений против несовершеннолетних? В широком понимании -да, относятся. Но в перечисленных и других преступлениях личность несовершеннолетнего, его права и законные интересы составляют

190

лишь часть объекта этих составов. В качестве основного объекта выступают другие общественные отношения.

Для криминалистической классификации преступления значительными являются признаки преступления и сферы его совершения, а не только объект преступления в его уголовно-правовом значении. Рассматриваемые преступления совершаются в семье. Как отмечалось, в плане среды семья рассматривается не только как формирование, ячейка общества. Функции семьи осуществляются и за ее пределами, в том числе воспитание детей и обеспечение их физического и духовного развития. Любые преступления против несовершеннолетних в той или иной степени задевают функции семьи, осуществляемые вне пределов семьи. С учетом связи указанных функций с семьей надо рассматривать их реализацию как сферу действия семьи. Проявление связей при расследовании функций семьи может быть слабым, практически малозаметным и значимым. В известной мере зависит это и от вида преступления, механизма его совершения. Но в любом случае осуществление функций семьи вне семьи (в детских учреждениях и других объектах) является средой совершения преступных посягательств против несовершеннолетних. При любой степени проявления связей с семьей. Этот признак влечет за собой проявление особенностей расследования преступлений против семьи и несовершеннолетних.

Таким образом, криминалистические признаки - характеристика потерпевшего и среды совершения преступления - являются основанием для классификации преступлений, не входящих в гл. 20 УК РФ, как относящихся к преступлениям против семьи и несовершеннолетних. Такие преступления могут совершаться в семье (например, развратные действия и др.). Они могут совершаться вне семьи, но связаны с семьей средой совершения преступления.

Потерпевший несовершеннолетний может жить в семье. В этих случаях все преступления, направленные на причинение ущерба потерпевшему, в первую очередь, посягающие на нравственное и физическое развитие его личности, следует относить к рассматриваемой категории. В качестве основания такой классификации выступают уголовно-правовые признаки и признаки криминалистической характеристики преступления. Они сходны с признаками преступлений против семьи и несовершеннолетних.

Среди преступлений против несовершеннолетних можно выделить такие, когда диспозиции норм уголовного закона прямо указывают на возраст потерпевшего как на составной элемент преступления. К ним относятся ст. 135 УК РФ «Развратные действия» (в отношении несовершеннолетних), ст. 134 УК РФ «Половое сношение и иные действия сексуального характера с лицом, не достигшим шестнадцатилетнего возраста». От последнего состава незначительно отличается преступление, предусмотренное ст. 132 УК РФ «Насильственные действия сексуального характера». То же можно сказать и о ст. 133 УК РФ «Понуждение к действиям сексуального характера» (в отношении несовершеннолетних). Преступления, предусмотренные указанными статьями УК, в части несовершеннолетних относятся, на наш взгляд, к преступлениям рассматриваемой категории. Практически все преступления против половой неприкосновенности несовершеннолетних, совершенные в семье или вне семьи, но связанные со средой осуществления функций семьи, можно классифицировать как преступления против несовершеннолетних.

В среде совершения перечисленных преступлений при классификации учитывается сходство признаков по характеру непосредственного предмета преступного посягательства; по месту расположения предмета посягательства. В качестве непосредственного предмета выступает половая неприкосновенность несовершеннолетнего, а также его физическое и нравственное развитие. Последние признаки существенны для преступлений против несовершеннолетних. Именно поэтому половые преступления против несовершеннолетних и относятся к преступлениям рассматриваемой категории.

Местом расположения непосредственного предмета преступного посягательства в данном случае является среда осуществления функций семьи.

Способы совершения рассмотренных преступлений против несовершеннолетних также сходны. Это физическое и нравственное насилие. Выражается в угрозах, в нанесении побоев, в половом акте либо иных насильственных действиях сексуального характера.

По признакам предмета посягательства и способу совершения преступления, предусмотренные ст. 150 и 151 УК РФ, сходны с вовлечением несовершеннолетних в занятие проституцией (ст. 240 УК РФ). По существу данное преступление является частным случаем во-

191

влечения несовершеннолетнего в совершение преступления или в совершение антиобщественных действий. То же самое можно сказать и об истязании несовершеннолетнего (ст. 117 УК РФ) и о неисполнении обязанностей по воспитанию несовершеннолетнего.

Можно сделать вывод, что рассмотренные преступления против несовершеннолетних по указанным сходным признакам уголовно-правового и криминалистического характера можно отнести к одной криминалистической классификационной группе.

Преступления против семьи также не все сосредоточены в гл. 20 УК РФ. Расположенные вне этой главы преступления сходны по признакам непосредственного предмета и его расположения.

Объектом и непосредственным предметом торговли детьми и иных сделок с ними является, помимо свободы, чести и достоинства личности вообще, охрана интересов семьи, а также нравственное и физическое развитие несовершеннолетних. Достаточно сказать, что до 8 декабря 2003 г. торговля несовершеннолетними находилась в составе главы Уголовного кодекса о преступлениях против семьи. Сходство признаков непосредственного предмета преступного посягательства, расположение предмета - в семье или в сфере функционирования семьи - позволяют сделать единственно верный вывод о том, что криминалистическая классификация относит торговлю несовершеннолетними к преступлениям против семьи и несовершеннолетних.

К торговле несовершеннолетними примыкает, а иногда совершается в сочетании, его похищение, незаконное лишение свободы. Непосредственным предметом преступного посягательства являются интересы семьи и защита этих интересов, а также физическое и нравственное состояние несовершеннолетнего. Похищение направлено не только на свободу личности. Похищаются дети и другие несовершеннолетние по различным мотивам, чаще корыстным. Вторым непосредственным предметом преступления является семья, интересы семьи, а также несовершеннолетний.

Лишение свободы несовершеннолетнего часто связано как с похищением, так и с торговлей детьми. Предмет преступного посягательства представляет собой интересы семьи и воспитания детей, а также физическое и нравственное состояние несовершеннолетних. Встречаются, хотя и редко, случаи лишения свободы детей в семье, совершаемые родителями или другими родственниками несовершеннолетних.

Таким образом, на основе анализа уголовно-правовых признаков, а также криминалистических признаков предмета посягательства, среды преступления, личности потерпевших можно классифицировать подгруппы преступлений против семьи и несовершеннолетних: а) преступления против семьи; преступления против несовершеннолетних, предусмотренные в гл. 20 УК РФ; б) преступления в сфере половой неприкосновенности несовершеннолетних (гл. 18 УК РФ), совершаемые в семье и в сфере функционирования семьи; в) преступления против семьи и несовершеннолетних, не включенные в гл. 20 УК РФ, а расположенными в гл. 17 и других главах УК РФ.

Мы рассмотрели процесс криминалистической классификации преступлений несовершеннолетних по признакам уголовно-правовой характеристики и частично криминалистической характеристики преступления. Для полноты классификации необходимо исследовать и признаки расследования указанных преступлений и рассмотреть этот процесс в сочетании всех признаков.

Расследование как деятельность состоит из трех подсистем: получение доказательств и доказывание (в основном процессуальная деятельность следователя); поиск и получение ориентирующей информации (в основном оперативно-розыскная деятельность); применение специальных знаний в процессуальной и непроцессуальной деятельности (в основном производство экспертиз). Можно выделить и организационно-аналитическую и организационно-познавательную деятельность [3, с. 4-6]. На наш взгляд, последнее вряд ли верно, так как организационно-аналитический и познава-тельский аспекты присущи любому виду деятельности, в том числе и названным трем.

В настоящей работе нас интересует в первую очередь основная составляющая расследования как деятельности - получение доказательств и доказывание, а также сходные признаки в расследовании преступлений против семьи и несовершеннолетних. Попытаемся выявить эти признаки в криминалистической характеристике указанных преступлений и в организации производства следственных и иных действий и их сочетаний - тактических операций.

Продолжая анализ преступления и среды, в которой оно совершается, рассмотрим способ совершения преступления.

Способ совершения преступления, как сочетание методов действий по подготовке

192

к совершению преступления, детерминируется обстановкой, качествами личности преступника . В настоящем анализе можно выделить способы совершения преступлений против семьи и несовершеннолетних, так как они довольно существенно различаются. При совершении преступлений против семьи действия преступника носят обычно скрытый ненасильственный характер. Особенно это присуще тем преступлениям, которые внешне мало чем отличаются от административных правонарушений (незаконное усыновление , злостное уклонение от уплаты средств на содержание детей или нетрудоспособных родителей и др.). Для другой части преступлений против семьи, где непосредственным предметом преступного посягательства является несовершеннолетний (торговля детьми, похищение детей и др.), действия носят чаще насильственный характер и именно так проявляются вовне. Но в первом и во втором случаях способ совершения преступлений направлен против семьи, что и позволяет с позиций криминалистики объединять преступления в одну группу.

Преступления против несовершеннолетних, как входящие в гл. 20 УК РФ, так и расположенные в других частях Уголовного кодекса, совершаются посредством открытых насильственных действий. Это угрозы, насилие, нанесение побоев, причинение телесных повреждений. По этим признакам способы совершения рассматриваемых преступлений сходны между собой.

Особую группу таких преступлений составляют посягательства на половую неприкосновенность несовершеннолетних.

Способы совершения таких преступлений в большинстве выражаются в насильственных действиях. Особенность состоит в том, что совершаются они в семье, членом семьи (отец, отчим) или иными родственниками, проживающими в семье или состоящими в сфере ее функционирования.

У большинства упомянутых преступлений сходны признаки обстановки. Это семья, включая места проживания и иные территории, связанные с жизнедеятельностью семьи. Вторая группа - помещения различных государственных учреждений, связанных с содержанием и воспитанием детей: родильные дома, детские дома и др.

Для всех рассматриваемых преступлений выделяются сходные признаки следообразова-ния - возникновения следов и иных фактиче-

ских данных. По признакам следообразования преступления можно разделить на группы. При совершении преступлений против семьи значительная часть сведений о фактах находит отражение в различных документах.

Вторая группа характерна тем, что фактические данные - это большей частью материальные следы, прежде всего на теле и одежде несовершеннолетнего. Это следы насилия, следы, косвенно подтверждающие наличие или существование какого-либо факта (например, полового акта).

Сходство признаков следообразования обусловливает сходство в проверочных действиях и первоначальном этапе расследования. В ситуациях сопровождения деяний документооборотом проводятся ревизии, иные проверки, а затем экспертизы. В случаях телесных повреждений и следов на теле и одежде потерпевшего - освидетельствование, следственные осмотры, судебно-медицинские и иные экспертизы.

Сходны признаки допросов несовершеннолетних свидетелей и потерпевших: организация, тактика, использование результатов в расследовании.

Таким образом, можно выделить группы признаков преступлений и их расследования, сходных между собой и являющихся критерием классификации преступлений против семьи и несовершеннолетних. Это признаки объекта и предмета преступного посягательства: обстановки совершения преступлений (включая место совершения преступлений); способа совершения преступлений; признаки видов следов и иных фактических данных; способов и содержания предварительной проверки; тактика отдельных видов следственных действий.

Сходство указанных признаков дает основание для криминалистической классификации преступлений против семьи и несовершеннолетних. Таким образом, исходным основанием для классификации названных преступлений являются объект и непосредственный предмет преступного посягательства, преступление и сфера его совершения и содержание расследования. Признаки, отражающие сущность названных оснований, сходны. Поэтому все преступления можно объединить в группу преступлений против семьи и несовершеннолетних. Группа эта неоднородна. По определенным различиям названных признаков во всей группе преступлений можно выделить два уровня классификации.

193

Первый уровень классификации предполагает деление по характеристике объекта:

а) преступления против семьи;

б) преступления против несовершеннолетних. Второй уровень классификации основан на

учете признаков всех оснований:

1) преступления против семьи, совершенные в семье и в пределах ее непосредственного функционирования;

2) преступления против семьи, совершенные вне семьи, но в среде ее функционирования;

1. Образцов В. А. Криминалистическая классификация преступлений. Краснодар, 1988.

2. Шмонин А. В. Методология криминалистической методики. М., 2010.

3. Зеленский В.Д. Теоретические вопросы расследования преступлений. Краснодар, 2011.

4. Коновалов С. И. Теоретико-методические проблемы криминалистики. Ростов н/Д, 2001.

5. Самытин Л.Д. Расследование преступлений как система деятельности. М., 1989.

6. Корноухов В.Е. Методика расследования преступлений: теоретические основы.

7. Современное уголовное право. Общая и Особенная части: учеб. / под ред. А. В. Наумова. М., 2007.

8. Прохоров Л.А., Прохорова М.Л. Уголовное право: учеб. М., 2004.

3) преступления против несовершеннолетних в семье и в пределах ее непосредственного функционирования;

4) преступления против несовершеннолетних, совершаемые вне семьи, но в среде ее функционирования.

В совокупности все перечисленные посягательства составляют преступления против семьи и несовершеннолетних. Расследование указанных преступлений является предметом групповой методики.

1. Obraztsov V.A. Criminalistic classification of crimes. Krasnodar, 1988.

2. Shmonin A. V. Methodology of criminalistic methods. Moscow, 2010.

3. Zelensky V.D. Theoretical issues of investigation of crimes. Krasnodar, 2011.

4. Konovalov S.I. Theoretical and methodological problems of criminalistics. Rostov-on-Don, 2001.

5. Samytin L.D. Investigation of crimes as a system of activities. Moscow, 1989.

6. Kornoukhov V.E. Methodology for investigating crimes: theoretical basis.

7. The modern criminal law. General and Special parts: textbook / ed. by A.V. Naumov. Moscow, 2007.

8. Prokhorov L.A., Prokhorova M.L. Criminal law: textbook. Moscow, 2004.

194

Еремченко Владимир Игоревич

кандидат юридических наук, Краснодарский университет МВД России (e-mail: [email protected])

Современные проблемы свободного оборота средств совершения и сокрытия преступлений

В статье рассмотрены средства, позволяющие осуществлять ряд преступлений на высоком профессиональном уровне, свободно распространяемые в настоящее время преимущественно через интернет-магазины. Дана краткая характеристика отдельных видов таких средств, предложены пути решения проблемы их свободного оборота, потенциально создающего возможность их использования в преступных целях.

Ключевые слова: незаконный оборот, средства совершения преступлений, маскировка, маски, отмычки, взлом, свободный оборот, предотвращение преступлений, сокрытие преступлений.

V.I. Eremchenko, Candidate of Law, Krasnodar University of the Ministry of the Interior of Russia; e-mail: [email protected]

Modern problems of free trafficking of the means of committing and concealing crimes

The article considers means to implement a series of crimes at a high professional level, freely available at present, mainly through online shopping. Brief characteristics of individual types of these funds is given, as well as proposed solutions to the problems of their free circulation, potentially creating the possibility of their use for criminal purposes.

Key words: illegal trafficking, means of committing crimes, disguise, mask, lock pick, hacking, free trafficking, prevention of crimes, concealing crimes.

Преступление и преступность - явления цивилизованного общества, сопровождающие его развитие на всем пути. Как бы ни изменялось законодательство, как бы ни совершенствовались организационные меры борьбы с криминальными элементами, очевидно одно: преступность неискоренима. Однако, несмотря на данное убеждение, поддерживаемое многими учеными-криминологами, особо опасным явлением была и остается профессиональная преступность [1], для субъекта которой характерно наличие определенных знаний и навыков, используемых им в процессе преступной деятельности для постоянного извлечения за счет этого процесса преступных доходов.

Именно раскрытие и расследование преступлений, совершаемых профессионалами своего дела, вызывают у сотрудников правоохранительных органов особые трудности. В первую очередь это связано, как мы уже отметили, с профессионализмом самих преступников, которые, обладая необходимым преступным опытом, предпринимают все меры, направленные на возможное сокращение количества оставляемых ими на месте преступления следов, сокращение времени нахождения

на месте преступления, избрание наиболее эффективных способов реализации преступных намерений. Но если в прошлом веке для достижения профессионального мастерства необходимо было прикладывать значительные усилия, направленные на отыскание лиц, способных обучить такому ремеслу, а после оттачивать полученные навыки в процессе реализации преступлений, то в наше время путь от обывателя к преступному профессионалу сокращен в разы.

Уровень технического прогресса и просторы всемирной сети Интернет привнесли в нашу жизнь множество новых возможностей, ряд из которых также нашли свое востребование в преступном мире. Теперь не нужно обучаться преступному мастерству, вступая в преступные группировки, отбывая срок в местах лишения свободы среди преступных элементов, набивая собственные шишки на своем неудачном опыте. В интернет-магазинах уже сегодня можно приобрести различные обучающие материалы и средства, позволяющие осуществлять ряд преступлений на высоком профессиональном уровне. Проблема свободного оборота некоторых из них ранее уже отмечалась в научном мире [2]. Среди наиболее распростра-

195

ненных, вызывающих интерес стоит выделить три категории товаров:

обучающие материалы и средства, позволяющие осуществлять вскрытие механических запирающих устройств;

обучающие материалы и средства, позволяющие осуществлять вскрытие электронных (цифровых) запирающих устройств; средства, маскирующие внешность. Рассмотрим подробнее каждую из обозначенных категорий товаров.

Среди средств, позволяющих вскрывать механические запирающие устройства, наиболее популярны отмычки, которые предоставляют возможность без ключа, за счет метода манипуляции открыть замок. Сейчас в продаже можно найти комплексные наборы отмычек, выполненных из высококачественных материалов, позволяющих вскрывать сувальдные, дисковые и цилиндровые замки, в том числе замки, которыми оборудуются банкоматы, терминалы оплаты, автотранспортные средства. Вполне понятно, кто является основным потребителем таких наборов.

Поиск и приобретение наборов для вскрытия замков не составляет особого труда: достаточно всего лишь набрать в поисковой строке интернет-браузера «продажа отмычек», как тут же находится множество интернет-магазинов, в которых можно приобрести искомые наборы за приемлемую цену, составляющую в среднем около 1500 рублей. Особое опасение вызывают не только предлагаемые средства вскрытия замков, но также и реализуемые обучающие средства. Как правило, это наборы замков, корпуса которых изготовлены из прозрачных материалов для наблюдения за действиями по использованию отмычек, а также обучающие фильмы по вскрытию того или иного замка с указанием, как не оставлять следов рук на поверхности замка и прилегающих конструкциях.

Очевидно, что свободный оборот данных средств значительно облегчает преступную деятельность злоумышленников, поэтому изделия подобного рода необходимо ограничивать в свободном обороте, предусмотрев узкий перечень субъектов, для которых такой оборот будет разрешен.

Кроме отмычек, в последнее время особую опасность для всех автомобилистов представляют программируемые дистанционные ключи, используемые для вскрытия электронных (цифровых) запирающих устройств автомобилей, так называемые код-грабберы. Многие из нас уже становились свидетелями рассказов, а некоторые, к сожалению, основными участни-

ками историй о вскрытии их автотранспортного средства без явных следов взлома при посещении крупных торговых центров с большими паркинговыми комплексами. Злоумышленники используют данный прибор, позволяющий перехватывать сигнал от пульта дистанционного управления сигнализацией автомобиля, считывать и запоминать его с возможностью последующего воспроизведения для быстрого и незаметного вскрытия автомобиля.

Ценовой диапазон код-грабберов, в зависимости от качества исполнения и возможностей цифрового блока, колеблется в диапазоне от 20000 рублей до 300000 рублей.

Оборот таких устройств на территории Российской Федерации до настоящего времени также не регламентирован нормативными правовыми актами, что является одной из причин их активного распространения.

Здесь следует отметить, что в качестве средств противодействия угонщикам и ворам, использующим возможности код-грабберов, обозначаются три линии:

разработка новых алгоритмов кодирования, в корне отличающихся от наиболее распространенной технологии Кее!од (данная мера позволит сделать охранную систему не восприимчивой к имеющимся на рынке код-грабберам);

выпуск двухканальных сигнализаций (они также уязвимы для уже имеющихся код-граб-беров, однако требуют для своего взлома применения более дорогих моделей);

личные предосторожности водителей, основанные на знании принципов работы охранных автомобильных систем (так, например, при обнаружении признаков работы код-граббе-ра - пропуск первой посылки сигнала пульта управления охранной сигнализацией автомобиля и запоздалая реакция охранной системы на второй сигнал - следует демонстративно осмотреться, тем самым дав понять потенциальным грабителям о своей осведомленности об их стороннем вмешательстве, после чего, не снимая автомобиль с охраны, подать команду охранной системе типа «паника», «сигнал», «световая дорожка» и т.п., что сделает недействительными все ранее пропущенные охранной системой коды и тем самым не позволит вскрыть автомобиль за счет ранее перехваченных сигналов при помощи код-граббера) [3].

Еще недостаточно распространенным за счет своей дороговизны и новшества на рынке являются различные высококачественные средства маскировки внешности человека. Ярким представителем таковых выступают реалистичные погрудные силиконовые маски,

196

позволяющие передать структуру кожного и волосяного покрова тела человека, не отличимую для невооруженного глаза от настоящей. При этом за счет использования высококачественного силикона и его незначительной толщины (от 0,1 до 1 мм) достигается возможность передачи мимики человека. Спектр реализуемых масок такого производства достаточно широк. Сейчас на рынке можно найти множество вариантов их исполнения в зависимости от возраста, пола, национальной принадлежности требуемого персонажа. А если при использовании такой маски добавить еще немного аксессуаров: головной убор, очки, платок, наушники, серьги и пр., то можно получить образ, который не вызовет никакого сомнения в своей реалистичности. Такие комплекты свободно реализуются на площадках множества интернет-магазинов, распложенных как на территории Российской Федерации, так и за ее пределами. Ценовой диапазон масок колеблется от 20000 рублей до 140000 рублей в зависимости от качества исполнения, толщины маски, объема покрываемого маской тела (только зона лица, голова в целом, погрудные варианты), наличия и степени передаваемого волосяного покрова. Изначальная ориентация производителей таких масок - киноиндустрия, праздничные маскарадные мероприятия. Несложно догадаться, что это далеко не полный перечень целевого использования таких изделий, и они могут найти своего клиента, в том числе, и в преступном мире, что вызывает особое опасение в свете значительного роста насильственной преступности в России [4]. Только представьте себе, что свидетели и потерпевшие будут давать подробное описание преступников, ненамеренно вводя правоохранительные органы в заблуждение относительно их реаль-

1. Гуров А. И. Профессиональная преступность: прошлое и современность. М., 1990.

2. Колотушкин С.М., Лосева С.Н. Незаконный оборот товаров через сеть Интернет: проблемы и пути решения // Уголовно-исполнительная система: право, экономика, управление. 2015. № 5. С. 26-28.

3. Защита от Код-граббера. URL: https:// www.drive2.ru/b/611985/ (дата обращения: 14.02.2017).

4. Буз С.И., Федченко В.В. Состояние и основные тенденции насильственной преступности в России // Вестн. Краснодар. ун-та МВД России. 2016. № 4(34). С. 8-12.

ной внешности. Возможности камер наблюдения, снимки с банкоматов при обналичивании денежных средств больше не будут иметь никакого значения. При таком течении событий уровень раскрываемости преступлений может катастрофически упасть, ограничившись преимущественно теми преступлениями, которые совершаются без подготовки.

В завершение полагаем необходимым обозначить ряд видимых путей решения проблемы свободного оборота средств совершения и сокрытия преступлений:

1) установить жесткий контроль за оборотом криминально ориентированных товаров профессионального вскрытия механических и цифровых запирающих устройств, для чего необходимо лицензировать деятельность по обороту и использованию таковых;

2) ввести уголовную ответственность за оборот средств открытия механических и цифровых запирающих устройств без ключа, осуществляемый без лицензии;

3) ограничить свободный оборот средств маскировки внешности человека, выполненных максимально реалистично;

4) усилить таможенный контроль для товаров, ввозимых из-за рубежа, путем введения дополнительных категорий товаров, подлежащих обязательной сертификации на территории Российской Федерации;

5) провести профилактическую работу с населением путем информирования об основных признаках, указывающих на попытки взлома замка или перехвата радиосигнала от пульта сигнализации, а также мерах превентивного характера.

Данные мероприятия позволят значительно снизить возможность использования описанных нами средств в преступных целях.

1. Gurov A.I. Professional criminality: past and present. Moscow, 1990.

2. Kolotushkin S.M., Loseva S.N. Trafficking goods via the Internet: problems and solutions // Penal system: law, economics, management. 2015. № 5. P. 26-28.

3. Protection from Code-grabber. URL: https:// www.drive2.ru/b/611985/ (date of access: 14.02.2017).

4. Buz S.I., Fedchenko V.V. Status and trends of violent crime in Russia // Bull. of Krasnodar university of Russian MIA. 2016. № 4(34). P. 8-12.

1S7

Жеребцов Алексей Николаевич

доктор юридических наук, доцент, Краснодарский университет МВД России (e-mail: [email protected])

Малышев Евгений Александрович

кандидат юридических наук, доцент, Санкт-Петербургский университет МВД России (e-mail: [email protected])

Современные организационные и административно-правовые проблемы государственного управления миграцией населения

В статье авторы выделяют наиболее актуальные организационные и административно-правовые проблемы государственного управления миграцией населения, предлагают пути совершенствования организации и нормативно-правового регулирования государственного управления миграционными процессами на фоне обострившегося мирового миграционного кризиса.

Ключевые слова: миграция населения, управление миграцией, органы управления миграцией, функции управления, задачи управления, миграционные потоки, иностранные граждане, административное дело, административное судопроизводство.

A.N. Zherebtsov, Doctor of Law, Assistant Professor, Krasnodar University of the Ministry of the Interior of Russia; e-mail: [email protected];

E.A. Malyshev, Candidate of Law, Assistant Professor, St. Petersburg University of the Ministry of the Interior of Russia; e-mail: [email protected]

Modern organizational and administrative-legal problems of public management migration In the present article the authors distinguish the most urgent organizational, administrative and legal problems of migration governance, suggest ways to improve the organization and state regulation of migration management on the background of intensified global migration crisis.

Key words: migration, migration management, controls migration authorities, management functions, management tasks, migration flows, foreign citizens, administrative case, administrative proceedings.

В настоящее время в современной отечественной административно-правовой науке активно продолжается научная дискуссия, обусловленная не только активно развивающимися миграционными процессами, затрагивающими социально-экономическую сферу функционирования Российского государства, но и мировым миграционным кризисом, который затронул Европейский и Американский континенты. Безусловно, исследование данных проблем лежит в плоскости целого ряда общественных наук, а миграционная сфера нуждается в комплексном научном анализе, вместе с тем, представляется не менее значимым юридический анализ проблем государственного управления миграционными процессами. Тем более это актуально в связи с тем, что общество и государство

могут эффективно воздействовать на данные социально значимые процессы (тем не менее, не умаляя экономические методы воздействия на миграционные процессы) в соответствии с правом, на основе права, посредством правовой регламентации.

Современные научные исследования и сложившаяся социально-демографическая ситуация позволяют нам акцентировать внимание на ряде насущных проблем государственного управления миграционными процессами организационного и административно-правового характера.

1. Организационные проблемы управления миграцией населения. Эволюция становления, развития и закрепления административно-правового статуса органов государственного управления миграцией населения в Россий-

198

ской Федерации достаточно подробно показана в ряде научных исследований [1; 2]. Постоянно происходившие и происходящие в настоящее время процессы реформирования системы органов государственного управления миграцией населения свидетельствуют о том внимании, которое уделяется формированию эффективной организационной системы управления миграцией населения. Однако, как показывает проведенный анализ реформы организации государственного управления миграцией населения за последние 25 лет, ничего нового для решения проблем организации управления миграцией населения создать не удалось. В итоге все «вернулось на круги своя» [3, с. 26-27], а именно полномочия по государственному управлению миграцией населения были возвращены в ведение органов внутренних дел, произошла ликвидация Федеральной миграционной службы [4]. Очевидно, что реформирование системы органов управления миграцией населения без наделения их всем необходимым для этого инструментарием в виде методов властного воздействия на указанные процессы не могло достичь цели. Отсутствие государственно-принудительных, административно-юрисдик-ционных средств у ФМС России приводило к необходимости тесного взаимодействия миграционных органов с органами полиции, что предусматривалось в прежней редакции Положения об осуществлении федерального государственного контроля (надзора) в сфере миграции, утвержденного постановлением Правительства РФ от 13 ноября 2012 г. № 1162 [5]. Эффективное осуществление функций государственного управления миграцией населения невозможно без так называемого «силового обеспечения» этих функций, о чем мы ранее неоднократно писали [6, с. 131172; 7, с. 264-278; 8, с. 153-156]. Имеется два варианта всеобъемлющего организационного обеспечения осуществления методов убеждения и принуждения в сфере управления миграцией: первый - создание миграционной полиции, что в современных экономических условиях вряд ли уместно; второй - передача функций и полномочий по управлению миграцией населения в систему МВД России. Этот вариант является более предпочтительным, при условии наделения органов внутренних дел функциями и полномочиями по управлению всеми выделяемыми миграционными потоками. Данное обстоятельство порождает вторую проблему государственного управления миграцией населения.

2. Проблема определения функций, задач и полномочий органов управления миграцией населения. Функции, задачи и полномочия органов управления миграцией населения должны быть направлены на упорядочение пяти миграционных потоков. При этом миграционный поток следует понимать как «закрепленный в системе однородных правовых предписаний и обособленный из миграционного процесса по признаку причины, правовым основаниям, видам субъектов, участвующих в территориальном перемещении в пределах административных границ или за их пределы, представляющих собой совокупность территориальных перемещений людей» [9, с. 12]. В настоящее время функции, задачи и полномочия органов управления миграцией населения в Российской Федерации определяются Положением о Министерстве внутренних дел Российской Федерации, утвержденным Указом Президента РФ от 21 декабря 2016 г. № 699 «Об утверждении Положения о Министерстве внутренних дел Российской Федерации и Типового положения о территориальном органе Министерства внутренних дел Российской Федерации по субъекту Российской Федерации» (далее -Положение о МВД России) [10] и Положением о Главном управлении по вопросам миграции Министерства внутренних дел России, утвержденным приказом МВД России от 15 апреля 2016 г. № 192 (далее - Положение о ГУВМ МВД России) [11]. При этом частично функции, задачи и полномочия в сфере управления миграцией закрепляются и за иными федеральными органами исполнительной власти. Так, отдельными функциями государственного управления внешней трудовой миграцией наделяется Министерство труда и социальной защиты РФ, которое в соответствии с п. 5.6.39 Положения о Министерстве труда и социальной защиты Российской Федерации, утвержденного постановлением Правительства РФ от 19 июня 2012 г. № 610 [12], осуществляет подготовку в установленном порядке предложений по определению потребности: а) в привлечении иностранных работников, прибывающих в Российскую Федерацию на основании визы; б) по привлечению профессионально-квалификационных групп иностранных граждан; в) по утверждению квот на выдачу иностранным гражданам, прибывающим в Российскую Федерацию на основании визы, приглашений на въезд в Российскую Федерацию в целях осуществления трудовой деятельности; г) по утверждению квот на выдачу иностранным гражданам, прибывающим в Российскую Федерацию на основании визы,

199

разрешений на работу. Таким образом, Министерство труда и социальной защиты РФ устанавливает квоты на привлечение иностранных граждан для осуществления трудовой деятельности, а ГУВМ МВД России предоставляет такое право иностранным гражданам в пределах определенных квот.

Приведенные правовые акты, определяющие административно-правовой статус органов управления миграцией населения, не совсем внятно или вообще не определяют отдельные функции указанных органов, что в конечном счете влечет бессистемное изложение задач и полномочий данных органов. Традиционно в административно-правовой науке функциями государственного управления признаются прогнозирование, сбор, обработка и анализ управленческой информации, планирование, взаимодействие, учет, организация, регулирование, контроль (надзор), координация и некоторые другие. Пункт 10 Положения о ГУВМ МВД России содержит обширную систему функций данного подразделения МВД России, где предусматриваются следующие функции ГУВМ МВД России в сфере миграции: сбор, обобщение и анализ информации (пп. 10.1, 10.7, 10.26, 10.28); прогнозирование (п. 10.3); проектирование (пп. 10.4, 10.8-10.10, 10.16, 10.23); организация (пп. 10.5, 10.17, 10.24, 10.25); планирование (п. 10.6); обеспечение (п. 10.11); координация (пп. 10.17, 10.19); учет (пп. 10.21, 10.29). Вместе с тем, пп. 10.2, 10.12-10.15, 10.18, 10.20, 10.22, 10.27, 10.3010.38 Положения о ГУВМ МВД России, отнесенные к разделу функций ГУВМ МВД России, по существу являются полномочиями данного подразделения МВД России. В современной административно-правовой доктрине нет единства мнения в понимании функции органа государственного управления (исполнительной власти). В настоящее время сложилось как минимум два основных подхода к пониманию данной управленческой категории:

1) функция управления - это реальное, силовое, целенаправленное, организующее и регулирующее воздействие на управляемые объекты [13, с. 120-121];

2) функция управления - это направление целенаправленного, организующего и регулирующего воздействия на управляемые объекты [14, с. 40-43].

Мы все же склонны согласиться с теми авторами, которые понимают функцию управления как направление целенаправленного, организующего и регулирующего воздействия на управляемые объекты (управленческие отношения),

по следующим основаниям. Во-первых, функция неразрывно связана с целеполаганием, и в этом смысле функции есть развитие цели государственно-управленческого воздействия на управляемый объект. Во-вторых, осуществление полномочий (компетенции) управляющего субъекта является основой или предпосылкой осуществления функции управления, где содержанием процесса реализации полномочий (компетенции) является управленческая деятельность управляющего субъекта [15, с. 6465]. Приведенные обстоятельства позволяют нам признать не уместным выделять в Положении о ГУВМ МВД России п. 2, который предусматривает направления деятельности ГУВМ МВД России, так как это является дублированием функций рассматриваемого органа, определенных в п. 9 Положения о ГУВМ МВД России. Фактически получается, что п. 2 Положения о ГУВМ МВД России содержит следующие функции управления миграцией: а) организация производства по делам о гражданстве, оформление и выдача документов, удостоверяющих личность гражданина Российской Федерации, выдача иностранным гражданам документов для въезда в Российскую Федерацию, исполнения законодательства Российской Федерации о беженцах, вынужденных переселенцах и лицах, ищущих политическое убежище; б) регистрационный учет граждан Российской Федерации, миграционный учет иностранных граждан; в) контроль (надзор) в сфере миграции, в сфере внешней трудовой миграции; г) взаимодействие с иными структурными подразделениями Министерства, территориальными органами МВД России, иными государственными органами по предупреждению и пресечению незаконной миграции, исполнение государственной программы переселения соотечественников; д) координация деятельности федеральных органов исполнительной власти и органов исполнительной власти субъектов Российской Федерации по реализации государственной программы переселения соотечественников, проживающих за рубежом. Кроме этого, в п. 11 ГУВМ МВД России наделяется полномочиями по осуществлению управления миграцией населения. Из приведенных выше положений видно, что полномочия ГУВМ МВД России содержатся не только в п. 11, но и в п. 10 рассматриваемого положения.

Пункт 9 Положения о ГУВМ МВД России закрепляет основные задачи ГУВМ МВД России. Их анализ позволяет признать, что они в большей мере выступают как функции управления миграцией населения. В частности, следует

200

отметить, что п. 9 содержит: функцию организации, которая предусмотрена в пп. 9.1, 9.4, 9.5 Положения о ГУВМ МВД России; функцию координации в п. 9.4; функцию обеспечения в пп. 9.2 и 9.3. В отечественной доктрине административного права и теории государственного управления одни считают, что задачи являются составной частью компетенции органа управления, другие «имеют в виду предписанные правовыми нормами основные направления деятельности органа, осуществляемой посредством разнообразных управленческих функций» [15, с. 62-63]. Мы склонны полагать, что задачи все же есть установленный нормами права характер совершаемых управленческих действий по осуществлению предписанных функций государственного управления миграцией населения. Что касается подхода, в соответствии с которым мы не признаем задачи в качестве составной части компетенции органа управления, то нами эта проблема решалась ранее неоднократно [16, с. 26-37; 17, с. 235259]. В связи с этим задачи органа управления миграцией населения должны быть выражены в следующей форме: «подготавливать; разрабатывать, осуществлять и т.п.» определенные действия.

Проведенный анализ позволяет признать, что проблемы определения функций, задач и полномочий органов управления миграцией населения в действующих правовых актах научно не определены. В связи с этим считаем, что, во-первых, подзаконные нормативные правовые акты, определяющие административно-правовой статус органов управления миграцией населения в Российской Федерации, нужно привести в соответствие выработанным наукой административного права положениям. Во-вторых, полномочия органов управления миграцией населения должны быть выражены либо в форме правомочия указанного органа, либо в форме долженствования, что исключит двусмысленность в их толковании на практике.

3. Проблемы объекта и сущности государственного управления миграцией населения в Российской Федерации. В настоящее время в отечественной административно-правовой и иных науках, изучающих проблемы территориального перемещения населения, является дискуссионным вопрос об объекте управления миграцией населения. Так, социологическая наука утверждает, что объектом управляющего воздействия выступает не миграция населения как процесс территориального перемещения людей, а региональная среда, в рамках которой территориальное перемещение осуществляет-

ся, и миграционное поведение [18, с. 62]. Данный подход поддерживают и отдельные представители административно-правовой науки [19, с. 29-33]. Нами ранее высказывалась мысль о том, что государство, реализуя государственную политику в сфере миграции населения посредством правовых средств, осуществляет воздействие на общественные отношения, возникающие в процессе территориального перемещения населения, т.е. управляет миграционными отношениями [7, с. 92-94]. Это положение подтверждается и действующим миграционным законодательством, регламентирующим общественные отношения по территориальному перемещению населения. Вместе с тем, государство, реализуя миграционную политику, может посредством права воздействовать на миграционную среду, побуждая тем самым желаемое миграционное движение населения, например предоставление так называемого «дальневосточного гектара». Но в любом случае право воздействует именно на отношения, возникающие в связи с приобретением это гектара, а не на миграционную среду.

А.Н. Сандугей отмечает, что «государственное администрирование в миграционной сфере представляет собой административную деятельность полномочных органов исполнительной власти по обеспечению миграционных процессов, а также реализации миграционной политики государства» [19, с. 32]. В целом весьма справедливое определение, вместе с тем, нуждается в определенном уточнении. Представляется вряд ли уместным противопоставлять по существу идентичные понятия «государственное управление» и «государственное администрирование», тем более, что последнее отличается от первого лишь тем, что реализует государственную политику. Очевидно, что любая управленческая деятельность, включая управление миграцией населения, есть по существу волевое властное воздействие на управляемый объект с целью реализации государственной политики в той или иной сфере жизнедеятельности общества и государства. Государственное управление есть практический инструментарий осуществления государственной политики. В этой связи государственное управление миграцией населения есть практическая, волевая и созидательная деятельность уполномоченных органов исполнительной власти и иных субъектов, наделенных полномочиями исполнительной власти в сфере миграции, по реализации государственной политики в сфере миграции населения в Российской Федерации.

201

4. Проблемы судебной защиты прав участников миграционно-правовых отношений и создания миграционных судов в Российской Федерации. В настоящее время мировой миграционный кризис становится основным фактором, представляющим угрозу национальной безопасности многих государств. Не исключение в этом смысле и Российская Федерация. В этой связи решение спорных вопросов осуществления миграционно-правовых отношений приобретает особое значение. В условиях развития административного судопроизводства России необходимо учитывать опыт зарубежных стран по формированию миграционных судов и иммиграционных судей. Безусловно, полностью перенимать опыт реализации судебной власти в зарубежных странах необходимости нет, но использовать его для дальнейшей модернизации судебной власти Российской Федерации будет крайне полезно. При этом мы склонны полагать, что в создании специализированных миграционных судов в нашей стране нет необходимости. Вместе с тем, подобного рода суды созданы в зарубежных странах. Так, например, в Королевстве Швеция и Соединенных Штатах Америки действуют как самостоятельные миграционные суды в рамках административной юстиции (Швеция), так и иммиграционные судьи, существующие в структуре Министерства юстиции США. В шведской судебной системе выделяется самостоятельная ветвь в виде административных судов (суды лена, апелляционные административные суды и Высший административный суд) [20]. Следует признать, что многие ключевые вопросы миграции населения решаются судами, например решение о депортации, обжалование решений миграционных органов (Швеция), обжалование решений иммиграционной службы, которая отказала в выдаче политического убежища, предоставлении политического убежища или депортации лиц, которые попытались незаконно проникнуть на территорию государства (США) [21]. Считаем уместным в рамках российского административного судопроизводства расширить раздел, посвященный особенностям производства по миграционным делам. В частности, нам пред-

1. Жеребцов А.Н. Правовое регулирование миграционных отношений и генезис консервативной правовой миграционной политики Российской Федерации. Краснодар, 2007.

2. Малышев Е.А. Становление и развитие системы управления миграционными процес-

ставляется необходимым решать в порядке административного судопроизводства следующие административные дела:

а) о законности реадмиссии и депортации иностранных граждан;

б) о помещении иностранного гражданина, подлежащего депортации или реадмиссии, в специальное учреждение;

в) о продлении срока пребывания иностранного гражданина, подлежащего депортации или реадмиссии, в специальном учреждении;

г) об отмене решения по вопросам гражданства Российской Федерации.

Одна из актуальных проблем, которую мы вынуждены констатировать, заключается в том, что российским законодательством не установлен предельный срок содержания иностранного гражданина, подлежащего ре-адмиссии или депортации, в специальном учреждении ГУВМ МВД России. Речь здесь идет только о необходимом для осуществления его реадмиссии или депортации сроке. Это указывает на то, что в рассматриваемой сфере существует правовой пробел, связанный с отсутствием четко установленного срока содержания лица, подлежащего реадмиссии или депортации, в специальном учреждении территориального органа ГУВМ МВД России. В соответствии с последними тенденциями европейского законодательства максимально возможный срок ограничения свободы лица, нарушившего миграционное законодательство, составляет 18 месяцев [22, с. 264; 23]. Высказывается и отличный от приведенного подход, в соответствии с которым срок содержания иностранного гражданина, подлежащего реадмиссии или депортации, в специальном учреждении может определяться судом на основании нормативно установленных критериев [24, с. 34-40]. Этот подход, как представляется, может быть принят за основу при подготовке предложений по восполнению пробела отечественного законодательства в указанной сфере общественных отношений, так как в отечественном законодательстве отсутствуют правовые нормы о предельном сроке ограничения свободы лица, подлежащего ре-адмиссии или депортации.

1. Zherebtsov A.N. Legal regulation of migratory relations and genesis of conservative legal migration policy of the Russian Federation. Krasnodar, 2007.

2. Malyshev E.A. Formation and development of the system of migration management in the

202

сами в Российской Федерации // Вестн. Калининград. филиала С.-Петерб. ун-та МВД России. 2010. № 2.

3. Сандугей А.Н. О генезисе государственной системы управления миграционными процессами в Российской Федерации // Административное право и процесс. 2016. № 11.

4. О совершенствовании государственного управления в сфере контроля за оборотом наркотических средств, психотропных веществ и их прекурсоров и в сфере миграции: указ Президента РФ от 5 апр. 2016 г. № 156 (с изм. и доп.) // Собр. законодательства РФ. 2016. № 15. Ст. 2071.

5. Собр. законодательства РФ. 2012. № 47. Ст. 6511.

6. Малышев Е.А. Внешняя трудовая миграция в Российской Федерации: теория, история, административно-правовые методы государственного управления. М., 2015.

7. Жеребцов А.Н. Правовое регулирование миграционной политики Российской Федерации. Краснодар, 2007.

8. Малышев Е.А. О материальных и процессуальных формах реализации методов государственного управления в сфере внешней трудовой миграции // Вестн. Краснодар. унта МВД России. 2016. № 2.

9. Жеребцов А.Н. Концепция административно-правового регулирования миграционных отношений в Российской Федерации (комплексный анализ теории и практики): ав-тореф. дис. ... д-ра юрид. наук. М., 2009.

10. Собр. законодательства РФ. 2016. № 52, ч. V. Ст. 7614.

11. URL: https://мвд.рф/mvd/structure1/ Glavnie_upravlenija/guvm (дата обращения: 05.02.2017).

12. Собр. законодательства РФ. 2012. № 26. Ст. 3528.

13. Атаманчук Г.В. Теория государственного управления: курс лекций. М., 1997.

14. Бачило И.Л. Функции органов управления. М., 1976.

15. Лазарев Б.М. Компетенция органов управления. М., 1972.

16. Жеребцов А.Н. Публично-правовая обязанность: проблемы теории и практики осуществления // Философия социальных коммуникаций. 2013. № 4.

17. Жеребцов А.Н. Общая теория публично-правовой обязанности. СПб., 2013.

18. Заславская Т.И., Рыбаковский Л.Л. Процессы миграции и их регулирование в социалистическом обществе // Социологические исследования. 1978. № 1.

Russian Federation // Bull. of Kaliningrad branch of St. Petersburg university of Russian MIA. 2010. № 2.

3. Sandugej A.N. About the genesis of the state system of migration management in the Russian Federation // Administrative law and process. 2016. № 11.

4. On improving state administration in the field of control of narcotic drugs, psychotropic substances and their precursors in the field of migration: decree of the President of the Russian Federation d.d. Apr. 5, 2016 № 156 (amended) // Coll. of legislation of the Russian Federation. 2016. № 15. Art. 2071.

5. Coll. of legislation of the Russian Federation. 2012. № 47. Art. 6511.

6. Malyshev E.A. External labour migration in the Russian Federation: theory, history, legal and administrative methods of public administration. Moscow, 2015.

7. Zherebtsov A.N. Legal regulation of migration policy of the Russian Federation. Krasnodar, 2007.

8. Malyshev E.A. On substantive and procedural forms of implementation approaches to public management in the sphere of external labour migration // Bull. of Krasnodar university of Russian MIA. 2016. № 2.

9. Zherebtsov A.N. Concept of administrative legal relations regulating migration in the Russian Federation (complex analysis of theory and practice): auth. abstr.... Dr of Law. Moscow, 2009.

10. Coll. of legislation of the Russian Federation. 2016. № 52, pt. V Art. 7614.

11. URL: https://Med.p$/mvd/structure1/ Glavnie_upravlenija/guvm (date of access: 05.02.2017).

12. Coll. of legislation of the Russian Federation. 2012. № 26. Art. 3528.

13. Atamanchuk G. V. Theory of public administration: course of lectures. Moscow, 1997.

14. Bachilo I.L. Functions of the bodies of administration. Moscow, 1976.

15. Lazarev B.M. Competence of the bodies of administration. Moscow, 1972.

16. Zherebtsov A.N. Public legal duty: problems of theory and practice of implementation // Philosophy of social communications. 2013. № 4.

17. Zherebtsov A.N. General theory of public law responsibilities. St. Petersburg, 2013.

18. Zaslavskaya T.I., Rybakovsky L.L. Migration processes and their management in socialist society // Sociological researches. 1978. № 1.

19. Sandugej A.N. To a question about the nature of public administration in the field of migration //Administrative law and process. 2016. № 12.

203

19. Сандугей А.Н. К вопросу о сущности государственного администрирования в сфере миграции // Административное право и процесс. 2016. № 12.

20. Обзор судебной системы Швеции. URL: http://www.sweden4rus.nu/rus/info/juridisk/obzor_ sudebnoj_sistemy_shvecii (дата обращения: 07.02.2017).

21. Гулина О. Р. Депортация иностранца: иммиграционное законодательство и практика его применения в США // Вопросы правоведения. 2014. № 1. URL: http://www. politicalasylumusa.com/ru/получение-убежи-ща-америка/иммиграционный-судья/ (дата обращения: 07.02.2017).

22. Малышев Е.А. О мерах административного пресечения, применяемых в сфере внешней трудовой миграции // Актуальные проблемы борьбы с преступлениями и иными правонарушениями: материалы тринадцатой междунар. науч.-практ. конф.: в 2 ч. Барнаул, 2015. Ч. 1.

23. Бюро международной организации по миграции в Москве. Руководство по реадмиссии. Для экспертов и специалистов-практиков // Практика реализации Соглашений о реадмис-сии в Российской Федерации. М., 2009. Т. 2. URL: http://moscow. iom. int/russian/publications/ Manual_on_Readmission_ Vol_2_ru.pdf (дата обращения: 07.02.2017).

24. Жеребцов А.Н. Некоторые проблемные вопросы процессуального регулирования производства по административному делу о помещении иностранного гражданина, подлежащего депортации или реадмиссии, в специальное учреждение или о продлении срока пребывания иностранного гражданина, подлежащего депортации или реадмиссии, в специальном учреждении // Актуальные проблемы административной деятельности полиции: материалы Всерос. науч.-практ. конф. Краснодар, 2015.

20. Review of the judicial system of Sweden. URL: http://www.sweden4rus.nu/rus/info/juridisk/ obzor_sudebnoj_sistemy_shvecii (date of access: 07.02.2017).

21. Gulina O.R. Deportation of an alien: immigration legislation and practice of its application in the United States // Questions of jurisprudence. 2014. № 1. URL: http://www. politicalasylumusa.com/ru/nonyneHue-y6exu-wl,а-амeрuка/uммuграu,uoннblu-сyдbн/ (date of access: 07.02.2017).

22. Malyshev E.A. On administrative measures of restraint applied in the sphere of external labour migration // Actual problems of struggle against crimes and other offences: proc. of the thirteenth intern. sci.-practical conf.: in 2 pt. Barnaul, 2015. Pt. 1.

23. The Bureau of the International Organization for Migration in Moscow. Guide to the readmission. For experts and practitioners // Implementation of readmission agreements in the Russian Federation. Moscow, 2009. Vol. 2. URL: http://moscow.iom.int/russian/publications/ Manual_on_Readmission_Vol_2_ru.pdf (date of access: 07.02.2017).

24. Zherebtsov A.N. Some issues of procedure regulate the proceedings in the administrative case of the premises of an alien subject to deportation or readmission to the special institution or to extend the stay of the alien subject to deportation or readmission to the special institution // Actual problems of administrative policing: proc. of All-Russian sci.-practical conf. Krasnodar, 2015.

204

Ищенко Станислав Андреевич

доктор юридических наук, профессор, Краснодарский университет МВД России (e-mail: [email protected])

Спорт, общество и право

В статье рассматриваются проблемы современного спортивного движения и пути их решения. Анализируются составляющие понятия «спортивное движение». Отмечается его роль в развитии современного общества.

Ключевые слова: спортивное движение, право, спорт, санкции, стимулирующие препараты, общественные спортивные объединения.

S.A. Ischenko, Doctor of Law, Professor, Krasnodar University of the Ministry of the Interior of Russia; e-mail: [email protected] Sport, society and law

The article deals with the problems of the modern sports movement and the ways of their solution. The components of the notion «sports movement» are analyzed. Its role in the development of modern society is noted.

Key words: sports movement, law, sport, sanctions, stimulating drugs, public sports associations.

Существенные изменения на политической арене, произошедшие в ряде государств в последние годы, коснулись многих сторон международной жизни и выдвинули перед всем спектром гуманитарных наук новые задачи.

В этом направлении принципиальное значение приобретает решение организационно-управленческих, правовых и педагогических проблем.

В современный период спортивное движение занимает особое место в жизни большинства людей нашей планеты, способствуя укреплению сотрудничества и сплоченности народов во имя мира, прогресса и демократии, физическому и нравственному развитию человечества.

Как объект управления российское и международное спортивное движение (РМСД) представляет собой, прежде всего, объединение людей для осуществления совместной деятельности (спортивной, организационной и др.), т.е. сплочение их в определенные коллективы. Отсюда можно сделать вывод, что сущность РМСД выражается в специфических чертах, характеризующих спортивное движение как вид и как одну из социальных систем управления мирового сообщества.

Такое понимание управлением РМСД, по нашему мнению, отражает тесную взаимосвязь деятельности неправительственных организаций и подчеркивает общие закономерности социального управления.

Существующий механизм РМСД, куда входят организованные структуры, формы управления и действующее спортивное законодательство, требует корректировки и совершенствования. Это отражается как на массовом спорте, так и на спорте высших достижений. Более того, слабо разработаны вопросы правовой регламентации управления и организации физической культуры и спорта; отсутствует административно-правовое обеспечение статуса субъектов отношений в этой сфере деятельности. Это особенно заметно на примере применения спортсменами допинговых препаратов.

Для решения этих проблем необходимы, как представляется, совершенствование организации деятельности общественных объединений и управление ими, а также разработка правовой направленности этого процесса. Особенно это касается спортивных федераций и коллегий судей по видам спорта.

Развивая мысль о российском и международном спортивном движении, нужно заметить, что РМСД - понятие очень емкое. Если говорить о международном спортивном движении, то в большинстве случаев речь идет об олимпийских играх, в то же время олимпийское движение как часть международного спортивного движения - философское, феноменальное понятие и социальное явление.

Но, если толковать международное спортивное движение (МСД) в расширительном

205

понимании, оно значительно объемнее понятий Международного олимпийского комитета (МОК) и национальных олимпийских комитетов (НОК). В то же время нужно отметить, что самого понятия МСД нет ни в учебных изданиях, ни в спортивных, ни в юридических, ни в философских, ни в социальных справочниках, нет его и в Большой советской энциклопедии третьего издания.

Сегодня для решения теоретических вопросов с точки зрения как юридических, так и педагогических подходов недостаточно прежнего методологического инструментария, необходимы интенсивные поиски научных исследований. В связи с этим представляется, что наиболее перспективные из них должны быть связаны с методологией системного анализа, комплексного подхода к изучению различных феноменов социальной жизни, связанных общностью социальных корней.

Одной из важнейших проблем в ОМСЖ является недостаточная законодательная база и слабая разработанность механизмов правового регулирования и взаимоотношений в рассматриваемой сфере, на разных уровнях.

Рамки международной деятельности каждой спортивной организации и объединения, их активность и значимость на международной спортивной арене определяются социальными условиями и характером общества, где созданы и функционируют общественные спортивные организации (ОСО).

В результате проведенного анализа можно предложить классификацию ОСО по различным основаниям:

1) по географическому признаку - всемирные и региональные;

2) по характеру членства в них - коллективные и индивидуальные;

3) по ведомственной принадлежности - общественные и социальные;

4) по религиозным убеждениям - социальные и универсальные.

Также необходимо добавить, что ОСО могут быть классифицированы по срокам их деятельности на временные и постоянные.

РМСД сегодня волнует ряд проблем:

1. Взаимоотношения между Международным олимпийским комитетом (МОКом), национальными олимпийскими комитетами (НОКами) и международными спортивными федерациями (МСФ).

2. Совершенствование управления в РМСД и его правового регулирования.

3. Состояние и перспектива будущих олимпийских игр или их новая, оптимальная модель.

4. Безопасность на спортивных аренах.

5. Коррупционная составляющая в спорте (договорные матчи).

6. Допинговые проблемы в РМСД.

7. Перспективы современного спортивного движения.

Реализация указанных проблем может коснуться необходимости реорганизации некоторых общественных спортивных международных и национальных организаций (имеются в виду национальные олимпийские комитеты и национальные спортивные федерации). Этот вопрос необходимо увязывать со вступлением в силу недавно принятых нормативных актов, в частности в Российской Федерации, касающихся спортивного движения, где участники спортивных отношений могли в более совершенной форме строить взаимоотношения на правовой основе как субъекты административных правоотношений (см., например: [1]).

В то же время следует отметить, что спортивное движение, как общественная формация, не осуществляет полномочия государственно-властного характера, однако основные методы деятельности имеют правовой оттенок, т.е. при практическом применении вызывают юридические последствия. Так, например, применяются административные санкции в виде дисквалификации на определенный срок за употребление спортсменами стимулирующих препаратов (ст. 6.8. и 6.9. КоАП РФ) [2].

Касаясь анализа статуса международных спортивных объединений и организаций, можно отметить, что их организационная деятельность осуществляется автономно, на основе уставов, а сами такие организации подчиняются какому-либо объединяющему руководящему органу, например МОКу или МСФ, однако МСФ организационно не представляет собой единого целого.

Следует подчеркнуть, что МОК является высшим руководящим органом только в олимпийском движении, а не в международном спортивном движении в целом, и юридически ни Генеральная Ассамблея Ассоциации национальных олимпийских комитетов (ГА АНОК), ни Генеральная Ассамблея Ассоциации международных спортивных федераций (ГАА МСФ) не подчиняются никому, хотя они и претендуют на определенные полномочия, например, в организации олимпийских игр или

206

выделении части дохода от проведения олимпиады. Однако МОК не может не считаться с оппозицией, которую создали некоторые НОКи и МСФ. В связи с этим МОК вынужден создавать различные комиссии и подкомитеты по разработке отдельных олимпийских проблем, проводить консультации и совеща-

1. Об утверждении Правил поведения зрителей при проведении официальных спортивных соревнований: постановление Правительства РФ от 16 дек. 2013 г. № 1156 // Собр. законодательства РФ. 2013. № 51. Ст. 6886.

2. Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях от 30 дек. 2001 г. № 195-ФЗ (в ред. от 6 июля 2016 г.) // Собр. законодательства РФ. 2002. № 1, ч. 1. Ст. 1.

ния с представителями НОКов и МСФ, в том числе и по правовым вопросам.

В то же время, как показывает практика международной спортивной жизни, только единство и консолидация усилий субъектов управления спортом способны обеспечить прогрессивное развитие спортивного движения в обществе.

1. On the approval of the rules for the behaviour of spectators in the conduct of official sports competitions: resolution of the Government of the Russian Federation d.d. Dec. 16, 2013 № 1156// Coll. of legislation of the Russian Federation. 2013. № 51. Art. 6886.

2. The Code of the Russian Federation about Administrative Offenses d.d. Dec. 30, 2001 № 195-FL (as amended on July 6, 2016) Coll. of legislation of the Russian Federation. 2002. № 1, pt. 1. Art. 1.

207

Дудин Николай Павлович

кандидат юридических наук, профессор, заслуженный работник прокуратуры РФ, Российская таможенная академия (e-mail: [email protected])

К вопросу о принципе справедливости производства по делам об административных правонарушениях

В статье рассматриваются различные классификации принципов производства по делам об административных правонарушениях. Автором исследуется и обосновывается возможность дополнения существующих классификаций новым принципом - принципом справедливости.

Ключевые слова: административное правонарушение, Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях, производство по делам об административных правонарушениях, принципы права, принцип справедливости.

N.P. Dudin, Candidate of Law, Professor, Honored Worker of the Prosecutor's Office of the Russian Federation, Russian Customs Academy; e-mail: [email protected]

On the question of the principle of justice of proceedings on affairs on administrative offenses

The article presents various classifications of the principles of proceedings on cases of administrative offences. The author investigates an opportunity to add the new principle of justice in the existing classification.

Key words: administrative offence, Code of the Russian Federation about administrative offences, administrative proceedings, principles of law, principle of justice.

Являясь составной частью управленческой деятельности, административный процесс основывается на общих принципах государственного управления, которые, однако, находят в нем специфическое отражение. Важнейшей частью административного процесса является производство по делам об административных правонарушениях. В отличие от уголовного, гражданского и арбитражного производства, каждое из которых оснащено процессуальными кодексами, производство по делам об административных правонарушениях регламентируется нормами Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях.

Слово «принцип» (от лат. principium) означает буквально основу, первоначало, руководящую идею, исходное положение какого-либо явления организации, деятельности и т.п. Еще древние обращали внимание на то, что «принцип есть важнейшая часть всего» (principium est potissima pars cujuque rei).

По мнению ряда авторов [1, с. 55], принципы права выступают в качестве своеобразной несущей конструкции, в основе которой покоятся и реализуются не только нормы, институты, но

и вся правовая система. Как категория идеологическая, принципы формируются под воздействием общественно-политических идей. Однако пока идеи не закреплены в нормах права, они остаются началами правосознания, научными выводами, но не принципами. Чтобы стать таковыми, они должны быть непременно облечены в правовую форму.

Вопрос о классификации принципов производства по делам об административных правонарушениях до сих пор остается дискуссионным. Прежде чем подойти к анализу основных принципов, отметим, что общепризнанной для ученых является классификация принципов на общеправовые, межотраслевые и отраслевые. Этот подход к конструированию системы принципов основывается на выявлении важных взаимосвязей разных групп принципов - через диалектику соотношения философских категорий общего и отдельного [2, с. 54].

Зачастую общеправовые принципы права воплощаются в его отраслевых или межотраслевых принципах, поскольку сами общеправовые принципы являются абстрактными выражениями тех и других. Исходя из этого, отраслевые и межотраслевые принципы, конечно же, нельзя

208

рассматривать как дополнение общеправовых принципов. К общеправовым принципам можно отнести: принцип законности, принцип равенства всех перед законом и судом, принцип состязательности и др. К межотраслевым принципам относятся: принцип языка, принцип права на защиту, принцип объективности и беспристрастности. К отраслевым принципам относятся: принцип открытого рассмотрения, принцип оперативности производства по делам об административных правонарушениях, принцип ответственности должностных лиц за принятое решение и др.

Каждый из принципов производства по делам об административных правонарушениях имеет довольно сложное строение. Он состоит из разнообразных юридических требований, которые взаимодействуют между собой. На наш взгляд, заслуживает внимания точка зрения А.В. Гриненко, по мнению которого принципы необходимо классифицировать на требования, которые обеспечивают надлежащую процессуальную процедуру, и положения, которые направлены на реализацию прав и обеспечение свобод лиц - участников производства по делу. К первой группе автор относит: законность; публичность; независимость судей и подчинение их только закону; принцип всестороннего, полного и объективного исследования обстоятельств дела; гласность. К принципам, которые направлены на обеспечение прав и свобод участников процесса, нужно отнести: принцип уважения чести и достоинства личности; неприкосновенности личности; охраны прав и свобод человека и гражданина; обеспечения права на защиту; презумпцию невиновности [3, с. 31].

Кроме того, любой из этих принципов индивидуален, имеет свое персональное предназначение и присущее только ему значение, за исключением принципа законности, который играет своеобразную интегрирующую роль по отношению ко всем другим принципам, так или иначе проявляется в их осуществлении и поэтому в юридической литературе иногда не без оснований именуется принципом принципов.

Правила ст. 6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод [4] предполагают существование принципа справедливости судебного разбирательства, гарантированного конституционными предписаниями. Его содержание сводится к установлению основных гарантий обеспечения беспристрастного правосудия. В связи с особым статусом

этих гарантий, практически каждое из которых, в свою очередь, также является принципом, можно говорить о комплексном, общеправовом характере данного принципа.

Во всех видах судопроизводства, в том числе и административном, особого внимания заслуживает право на судебную защиту. Закрепленное в ст. 46 Конституции РФ, это право сводится к следующему: каждому гарантируется судебная защита его прав и свобод; решения и действия (или бездействие) органов государственной власти, органов местного самоуправления, общественных объединений и должностных лиц могут быть обжалованы в суд; в соответствии с международными договорами Российской Федерации все имеют право обращаться в межгосударственные органы по защите прав и свобод человека, если исчерпаны все имеющиеся внутригосударственные средства правовой защиты.

Как уже говорилось выше, общие принципы осуществления правосудия распространяются на все виды судопроизводства - конституционное, гражданское, административное и уголовное. Они являются для них едиными, вне зависимости от предмета рассмотрения в каждом виде судопроизводства.

Применительно к производству по делам об административных правонарушениях ссылка на ст. 6 Европейской конвенции означает, что принцип права на защиту реализуется посредством возможности предоставления доказательств своей невиновности либо представления обстоятельств, смягчающих ответственность возможности знакомиться с материалами дела, заявлять ходатайства и отводы, пользоваться при рассмотрении дела помощью адвоката или иного представителя. Причем этими правами указанные лица вправе пользоваться не только на стадии рассмотрения дела, но и на стадии его возбуждения. Принцип права на защиту распространяется также и на потерпевшего, который вправе знакомиться со всеми материалами дела об административном правонарушении, давать объяснения, представлять доказательства, заявлять ходатайства и отводы, пользоваться юридической помощью представителя, обжаловать постановление по данному делу, пользоваться иными процессуальными правами в соответствии со ст. 25.2 КоАП РФ.

Если сравнить перечень предписаний ст. 6 Европейской конвенции с общеправовыми принципами, то обращает на себя внимание

209

некий симбиоз: здесь и презумпция невиновности, и принцип реализации права на защиту, и право пользования родным языком. Из чего можно сделать вывод, что соблюдение права на справедливое судебное разбирательство возможно только посредством системного толкования различных отраслей права, общепризнанных принципов и норм международного права.

1. Деревесников А. В. Справедливость как принцип права (историко-теоретический аспект). Кострома, 2007.

2. Добровольская Т.Н. Принципы уголовного процесса. М., 1971.

3. Гриненко А. В. Система принципов уголовного процесса и ее реализация на досудебных стадиях: автореф. дис. ... д-ра юрид. наук. Воронеж, 2001.

4. Конвенция о защите прав человека и основных свобод // Собр. законодательства РФ. 2001. № 2. Ст. 163.

Подводя итог, можно сделать следующий вывод: принцип справедливости в производстве по делам об административных правонарушениях формально законодательно не закреплен. Вместе с тем, мотивации ссылками на него заложены прежде всего в положениях ст. 46 Конституции РФ и ст. 6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод.

1. Derevesnikov A.V. Justice as a principle of law (historical and theoretical aspect). Kostroma, 2007.

2. Dobrovolskaya T.N. Principles of criminal procedure. Moscow, 1971.

3. Grinenko A. V. The system of principles of criminal procedure and its implementation at pretrial stages: auth. abstr. ... Dr of Law. Voronezh, 2001.

4. Convention for the Protection of Human Rights and Fundamental Freedoms // Coll. of legislation of the Russian Federation. 2001. № 2. Art. 163.

210

Арутюнов Александр Самсонович

кандидат юридических наук, Краснодарский университет МВД России (тел.: +78612583181)

Науменко Оксана Александровна

кандидат юридических наук, Краснодарский университет МВД России (e-mail: [email protected])

Особенности реализации процессуальных и организационных функций начальника подразделения дознания

В статье рассматриваются полномочия начальника подразделения дознания, закрепленные в УПК РФ и в ведомственных нормативных правовых актах. Авторы выделяют процессуальные и организационные полномочия начальника подразделения дознания, анализируют проблемные вопросы в данной области, предлагают пути их решения.

Ключевые слова: дознание, полномочие, начальник подразделения дознания, контроль, расследование.

A.S. Arutyunov, Candidate of Law, Krasnodar University of the Ministry of the Interior of Russia; tel.: +78612583181;

O.A. Naumenko, Candidate of Law, Krasnodar University of the Ministry of the Interior of Russia; e-mail: [email protected]

Features of implementation of procedural and organizational functions of the chief of inquiry unit

This article discusses the powers of the chief of the inquiry unit embodied in the Criminal Procedure Code of the Russian Federation, and in the departmental normative legal acts. The authors identify procedural and organizational functions of the head of inquiry units, highlighting problematic issues in this sphere, ways of their decision.

Key words: inquiry, authority, chief of inquiry unit, control, investigation.

В досудебном производстве выделяют две разновидности контроля: 1) контроль за соблюдением административно-правовых предписаний, регулирующих отношения, связанные с организацией уголовного судопроизводства, так называемый административный (организационный) контроль;

2) процессуальный контроль, служащий обеспечению исполнения норм уголовно-процессуального законодательства.

Вопросам изучения различных аспектов процессуального контроля в досудебном производстве со стороны начальника подразделения дознания посвящены многие научные работы, авторами которых являются, в частности, Л.В. Черепанова, М.М. Кузембаева, В.И. Безрядин, С.В. Щербич, П.А. Петров и др., рассматривавшие отдельные проблемы в этом виде деятельности [1-4].

В уголовно-процессуальном законодательстве начальник подразделения дознания наделен широкими полномочиями, среди которых процессуальное руководство уголовно-процессуальной деятельностью подчиненных ему дознавателей. В ст. 40.1 УПК РФ закреплены такие полномочия к подчиненным дознавателям, как поручение им проверки сообщения о преступлении, принятие по этому сообщению решения, выполнение неотложных следственных действий либо производство дознания по уголовному делу; изъятие уголовного дела у дознавателя и передача его другому дознавателю с обязательным указанием оснований такой передачи; отмена необоснованных постановлений дознавателя о приостановлении производства дознания по уголовному делу; внесение прокурору ходатайства об отмене незаконных или необоснованных постановлений дознавателя об отказе в возбуждении уголовного дела [5].

211

Очевидно, что такие полномочия требуют от начальника подразделения дознания определенных средств контроля. Это могут быть систематическое наблюдение и проверка уголовных дел или материалов, содержащих сведения о преступлении, находящихся у дознавателей на рассмотрении, а также различные средства предупреждения и устранения нарушений нормативных требований и последствий. Полагаем, что все средства контроля должны быть направлены на проверку законности и обоснованности процессуальных решений дознавателей; устранение нарушений закона со стороны дознавателей.

По мнению Т.А. Арепьевой, «основные направления уголовно-процессуальной деятельности начальника подразделения дознания -это наиболее важные виды уголовно-процессуальной деятельности, каждый из которых представлен определенной совокупностью действий, совершаемых начальником подразделения дознания в установленном процессуальным законом порядке для решения возложенных на него задач, обусловленных назначением уголовного судопроизводства» [6, с. 9].

Поддерживая позицию Б.Я. Гаврилова, И.А. Насоновой, Т.А. Степановой о необходимости дальнейшего совершенствования деятельности начальника подразделения дознания [7; 8], отметим, что, осуществляя контрольные полномочия, начальник подразделения дознания вправе не только проверять материалы уголовного дела, находящегося в производстве у дознавателей, но и давать им указания.

УПК РФ выделяет следующие направления указаний начальника подразделения дознания:

1) о направлении расследования;

2) о производстве отдельных следственных действий;

3) об избрании в отношении подозреваемого меры пресечения;

4) о квалификации преступления;

5) об объеме обвинения.

Под понятием «направление расследования», которое помимо п. 2 ч. 3 ст. 40.1 УПК РФ упоминается также в п. 4 ч. 2 ст. 37, п. 3 ч. 1 ст. 39 УПК РФ, по нашему мнению, следует понимать указания, которые касаются планирования расследования (например, выдвижение и проверка версий), некоторые организационные указания по производству отдельных следственных действий (например, начальник

подразделения дознания может дать указание провести какие-либо следственные действия незамедлительно в целях качественного и быстрого расследования и раскрытия преступления). Кроме того, под понятием «направление» расследования можно понимать и отдельные указания о незамедлительном приводе или производстве ареста и др.

Проведя сравнительный анализ полномочий прокурора и начальника подразделения дознания, мы пришли к выводу, что последний вправе давать указания о направлении расследования по вопросам выяснения обстоятельств дела так же, как и прокурор, но есть исключения. Начальник подразделения дознания не вправе давать указания:

1) о прекращении уголовного дела (уголовного преследования);

2) об отмене постановлений об отказе в возбуждении уголовного дела;

3) о направлении дела по подследственности в следственный орган или по подсудности мировому судье.

Изучение содержания указаний, которые в письменном виде дает начальник подразделения дознания, выявило тот факт, что руководители составляют их формально, во всех материалах мы встретили достаточно «шаблонные» указания. Возможно, на практике начальники подразделений в устной форме осуществляют закрепленные за ними полномочия по указанию направления расследования и объясняют дознавателям особенности расследования того или иного дела. К сожалению, конкретики в указаниях начальников подразделений дознания при изучении уголовных дел нами не было отмечено. В большинстве случаев, например в уголовных делах по неочевидным преступлениям, указания были о составлении плана оперативно-розыскных мероприятий и следственных действий, о направлении отдельных поручений. Полагаем, что в указании начальника подразделения дознания должно содержаться описание конкретных следственных действий или раскрываться содержание отдельного поручения. Получается, что начальник подразделения дознания дает письменное указание с содержанием очевидных процессуальных действий, невыполнение которых в любом случае повлечет ответственность дознавателя. Но указание о производстве, например, дополнительного допроса свидетеля или производстве очной ставки с указанием каких-либо вопросов нами не было

212

зафиксировано при анализе и изучении материалов уголовных дел.

Говоря о полномочии по отмене постановлений о приостановлении производства дознания по уголовному делу, необходимо отметить, что их количество ежегодно растет [9]. Но до настоящего времени не решена проблема отсутствия такого права начальника подразделения дознания, как установление срока дознания (в случае отмены постановления о приостановлении его производства). Таким правом обладает только прокурор. Мы считаем, что законодательство в этой части необходимо изменить, наделив соответствующим правом начальника подразделения дознания.

Что касается организационных полномочий начальника подразделения дознания, отметим, что эти полномочия прямо связаны с процессуальными.

Основным нормативным правовым актом в организационных вопросах деятельности рассматриваемого субъекта является приказ МВД России от 21 ноября 2012 г. № 1051 «Вопросы организации деятельности подразделений дознания (организации дознания) территориальных органов внутренних дел Российской Федерации», согласно которому начальники подразделений дознания различных уровней несут персональную ответственность за организацию оперативно-служебной деятельности сотрудников, находящихся в их подчинении, в том числе за принятие решений, повлекших неоправданные расходы федерального бюджета [10]. Организация оперативно-служебной деятельности дознавателей тесно связана с расследованием уголовных дел, с процессуальной деятельностью, так как одной из составных частей этой деятельности можно назвать пла-

1. Черепанова Л.В., Кузембаева М.М. Процессуальный контроль и надзор за производством дознания: учеб. пособие. Барнаул, 2010.

2. Безрядин В.И., Щербич С.В., Петров П.А. Прокурорский надзор и процессуальный контроль начальника органа (подразделения) дознания в досудебном производстве: некоторые проблемы // Юридическая наука: история и современность. 2014. № 10. С. 103-109.

3. Адаменко А. И. К вопросу о соотношении компетенции дознавателя и органа дознания // Вестн. Краснодар. ун-та МВД России. 2012. № 4(18). С. 83-85.

нирование расследования как в целом всего подразделения (например, распределение нагрузки дознавателей), так и конкретного уголовного дела или даже следственного действия. Кроме того, начальник подразделения дознания вправе установить специализации среди дознавателей по расследованию конкретных уголовных дел (например, поручать производство уголовных дел по преступлениям в сфере экономики одним дознавателям, а преступления против личности - другим). Однако, исходя из личного опыта работы в подразделениях дознания, считаем, что специализация неэффективна, потому что закрепление за отдельными дознавателями как определенных территориальных зон, так и определенных категорий преступлений влечет отсутствие опыта работы у других дознавателей в данном направлении. Это отрицательно сказывается на расследовании, ведь не всегда в подразделении на рабочем месте находятся все дознаватели. Проблема в организации возникает при их уходе в отпуск, на больничный или при увольнении, поскольку не все дознаватели в результате такой организации имеют опыт расследования определенных категорий преступлений.

Наряду с указанными выше организационными полномочиями, существуют: организация внедрения в практику деятельности дознавателей рекомендаций по научной организации труда, проведение оперативных совещаний; организация обучения личного состава в системе боевой и служебной подготовки и др. Пробелом нормативного правового регулирования рассматриваемого вопроса является отсутствие четкого закрепления организационных полномочий начальника подразделения дознания.

1. Cherepanova L.V., Kuzembaeva M.M. Procedural control and supervision for proceedings of inquiry: study aid. Barnaul, 2010.

2. Bezryadin V.I., Sherbich S.V., Petrov P.A. Public prosecutor's supervision and procedural control of the head of the body (division) of inquiry in pre-trial proceedings: some problems // Legal science: history and modernity. 2014. №. 10. P. 103-109.

3. Adamenko A.I. To a question of a ratio competences of the investigator and inquiry body // Bull. of Krasnodar university of Russian MIA. 2012. № 4(18). P. 83-85.

213

4. Хамова И.Е. Оценка допустимости заключения эксперта с точки зрения надлежащих субъектов получения // Вестн. Краснодар. ун-та МВД России. 2011. № 1. С. 56-59.

5. Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации от 18 дек. 2001 г. № 174-ФЗ (в ред. от 7 марта 2017 г., с изм. от 16 марта 2017 г.). URL: http://www.consultant.ru/

6. Арепьева Т.А. Начальник подразделения дознания в российском уголовном процессе: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 2013.

7. Гаврилов Б.Я. О полномочиях прокурора в досудебном производстве: современное состояние и пути совершенствования // Вестн. института: преступление, наказание, исправление. 2011. № 15. С. 29-33.

8. Насонова И.А., Степанова Т.А. Полномочия начальника подразделения дознания в российском уголовном процессе: понятие и классификация // Вестн. Воронеж. ин-та МВД России. 2012. № 2. С. 111-114.

9. Архив Главного управления МВД России по Краснодарскому краю. Докладные записки начальников подразделений дознания за период 8 месяцев 2013 г. (по сост. на 1 сент. 2013 г.).

10. Вопросы организации деятельности подразделений дознания (организации дознания) территориальных органов Министерства внутренних дел Российской Федерации: приказ МВД России от 21 нояб. 2012 г. № 1051 (в ред. от 28 июня 2016 г.). URL: http://www. consultant.ru/document/cons_doc_LAW_142057/

4. Hamova I.E. Evaluation of the admissibility of the conclusion of the expert from the point of view of appropriate subjects of the reception // Bull. of Krasnodar university of Russian MIA. 2011. № 1. P. 56-59.

5. Criminal Procedure Code of the Russian Federation d.d. Dec. 18, 2001 № 174-FL (as amended on March 7, 2017, March 16, 2017). URL: http://www.consultant.ru/

6. Arepieva T.A. Chief of division of inquiry in the Russian criminal trial: auth. abstr. . Candidate of Law. Moscow, 2013.

7. Gavrilov B.Ya. About the powers of the Prosecutor in pre-trial proceedings: current status and ways of improvement // Bull. of the Institute: crime, punishment, correction. 2011. № 15. P. 2933.

8. Nasonova I.A., Stepanova T.A. Powers of the chief of the unit of inquiry in the Russian criminal trial: concept and classification // Bull. of Voronezh institute of Russian MIA. 2012. № 2. P. 111-114.

9. Archive of the Main Department of the MIA of Russia in Krasnodar. Reports of the chiefs of the inquiry units for the period of 8 months of 2013 (as of Sept. 1, 2013).

10. Issues of organization of activity of divisions of inquiry (the organization of inquiry) of territorial bodies of the Ministry of Internal Affairs of the Russian Federation: order of the Ministry of the Interior of Russia d.d. Nov. 21, 2012 № 1051 (as amended on June 28, 2016). URL: http://www. consultant.ru/document/cons_doc_LAW_142057/

214

Кобелев Дмитрий Николаевич

Калининградский центр судебной экспертизы и оценки

(e-mail: [email protected])

Понятие и сущность антитеррористической деятельности подразделений специального

назначения пограничных органов федеральной службы безопасности

В статье дано определение понятия «антитеррористическая деятельность», выделены основные элементы, образующие содержание антитеррористической деятельности подразделений специального назначения пограничных органов федеральной службы безопасности, дано авторское определение содержания антитеррористической деятельности подразделений специального назначения пограничных органов федеральной службы безопасности.

Ключевые слова: антитеррористическая деятельность, подразделения специального назначения, противодействие терроризму, борьба с терроризмом, объект и субъект антитеррористической деятельности, внутриведомственные правовые акты.

D.N. Kobelev, Kaliningrad Center of Judicial Examination and Evaluation; e-mail: [email protected]

The concept and essence of anti-terrorist activity of the detachments of special designation of the boundary bodies of federal security service

The article defines the concept of «anti-terrorist activity», identifies the main elements that form content of anti-terrorist activity of the unconventional units of the Federal Security Service bother authorities. The article provides an author's understanding of anti-terrorist activity carried out by the unconventional units of Federal Security Service bother authorities.

Key words: anti-terrorist activity, unconventional units, counter terrorism, anti-terrorism efforts, coordinator and subject of anti-terrorism activity, intradepartmental regulatory documents.

События, которые за последнее десятилетие происходят в мире, свидетельствуют о существенных изменениях терроризма. Это связано, прежде всего, с тем, что классическое понятие терроризма, рассматриваемое рядом ученых [1; 2; 3], не отображает изменения, происходящие в действительности. Террористическая деятельность, если рассматривать ее глобально, несет угрозу государственности в целом. Так, по данным Национального антитеррористического комитета, в 2016 г. предотвращено в 2,3 раза больше терактов, чем за 2015 г., что подтверждает сохранение террористической активности на территории Российской Федерации [4].

Создание Исламского государства Ирака и Леванте (далее - ИГИЛ) стало высшей точкой развития организации террористической направленности. Государство ИГИЛ с 2013 г. начало действовать на территории Сирии и Ирака в качестве непризнанного квазигосударства с шариатской формой правления, а 29 июня 2014 г. было провозглашено в качестве всемирного халифата со столицей в Эр-Ракка. Помимо Сирии и Ирака, ИГИЛ или подконтроль-

ные ему группировки участвовали в боевых действиях в Ливии, Ливане, Пакистане, Афганистане, Алжире, Египте, Йемене, Нигерии, вели и продолжают вести по настоящее время террористическую деятельность в некоторых других странах, в результате чего были признаны многими странами и международными организациями как террористическая организация [5; 6]. Это и является главной опасностью данного вида террористической организации, так как она несет угрозу территориальной целостности уже существующих государств. В мире, в целом, закончилось формирование государственной территории и фактически единственным способом получения территории становится агрессия со стороны новых образований.

Целостность и неприкосновенность территории находится в ведении Российской Федерации [7, ст. 4] и является основным элементом государства, а их защита и обеспечение - основа его существования. На достижение данной цели направлены положения Конституции России, запрещающие создание и деятельность общественных объединений, цели или действия которых направлены на подрыв без-

215

опасности, насильственное изменение основ конституционного строя и нарушение целостности государства, создание вооруженных формирований, разжигание социальной, расовой, национальной и религиозной розни [7, ст. 13].

Для определения сущности антитеррористической деятельности подразделений специального назначения пограничных органов федеральной службы безопасности (далее -пограничные органы) вначале необходимо рассмотреть данные категории.

Под «сущностью» в философии понимается все то, что делает явление самим собой, т.е. тем, что определяет его природу (сущность -стержень явления). Говоря о сущности какого-либо явления, мы всегда затрагиваем (определяем) его «содержание», а оно, в свою очередь, образует все те элементы и связи между этими элементами, которыми обрастает сущность, т.е. сущность явления определяет его содержание [8]. Таким образом, можно сделать вывод о том, что «сущность» и «содержание» -это категории, неразрывно связанные между собой и образующие друг друга.

Что же касается термина «антитеррористическая деятельность», то необходимо заметить об упоминании его в нормативных правовых актах [9, п. «д» ст. 4 р. I; 10, п. «б» ст. 1; 11, ст. 5 р. V; 12, п. «ж» ст. 2; 13, ст. 10 р. II], рассмотрении в научно-исследовательских работах [14; 15; 16], но на сегодняшний день нет единого понятийного аппарата относительно данного направления и его сущности (содержания).

Для осуществления антитеррористической деятельности подразделениями специального назначения пограничных органов необходимо в первую очередь определить ее сущность. Никогда не будет возможности сформировать нормативную базу, на которой будет основываться антитеррористическая деятельность, определить организационную составляющую этой деятельности, если не установлен предмет исследования. Также возникнут трудности с выделением комплекса методов, способов и средств, посредством которых должна осуществляться эта деятельность. Исходя из этого, с точки зрения автора, используя системно-структурный анализ, проведенный в других работах, «под антитеррористической деятельностью следует понимать деятельность международных организаций, государств и их органов власти, основанную на реализации норм международного и национального законодательства, имеющую своей целью предупреждение и борьбу с террористической деятельностью во всех ее проявлениях, минимизацию по-

следствий от нее, осуществляемую в общих и специальных формах» [17, с. 242].

По мнению автора, при рассмотрении сущности антитеррористической деятельности подразделений специального назначения пограничных органов следует использовать уже сформированную систему на основе изученных ранее теоретических положений [17].

Внутригосударственные субъекты антитеррористической деятельности можно разделить на три больших группы:

в ведении первой группы находится определение основ, направлений деятельности, установление компетенций федеральных органов исполнительной власти, а также организация самой деятельности этих органов и координация действий других субъектов: Президент РФ, Правительство РФ, Национальный антитеррористический комитет;

основной задачей второй группы является предупреждение терроризма, минимизация и ликвидация последствий террористической деятельности: федеральные органы исполнительной власти, органы местного самоуправления и т.д.;

субъекты третьей группы, исходя из полномочий, наличия сил и средств, осуществляют борьбу с терроризмом: силовые ведомства.

При рассмотрении последней категории необходимо отметить главенствующее положение органов федеральной службы безопасности (далее - ФСБ России) в исследуемой области. Доказательством является закрепление в ст. 8 Указа Президента РФ № 960 «Вопросы Федеральной службы безопасности Российской Федерации» задач, в числе которых:

выявление, предупреждение и пресечение террористической и диверсионной деятельности;

организация и осуществление во взаимодействии с другими государственными органами борьбы с деятельностью незаконных вооруженных формирований, преступных сообществ и групп, ставящих своей целью осуществление вооруженного мятежа, насильственное изменение конституционного строя России, насильственный захват или насильственное удержание власти [18].

Важно отметить, что именно ФСБ России является активным участником международных отношений в рассматриваемой области и выступает в роли как участника международных переговоров, так и органа государственной власти, на который возлагаются задачи по реализации взятых на себя государством обязательств в соответствии с нормами международных договоров. Значимость норм

216

международного права непосредственно для подразделений специального назначения заключается в том, что они наделяют государство возможностью проведения национальными специальными службами специальных операций и преследования террористов-иностранцев, совершивших преступления, на территории других государств, с которыми заключены двухсторонние или многосторонние международные соглашения.

Продолжая рассматривать исследуемую область, необходимо выделить основную задачу подразделений специального назначения: это реализация таких полномочий органов федеральной службы безопасности, как предупреждение и противодействие террористической и диверсионной деятельности.

Например, применение специальных подразделений, спецслужб для нейтрализации террористов и ведения переговоров с ними Дж. Поланд выводит в отдельную стадию противодействия терроризму [19, с. 192].

Опираясь на определение автора, можно сделать вывод о том, что подразделения специального назначения не могут рассматриваться в качестве полноценного субъекта антитеррористической деятельности, так как выполняют только ограниченное количество функций, а именно предупреждение и противодействие террористической и диверсионной деятельности. Но даже предупреждение осуществляется в специальных формах, например проведение мероприятий по нейтрализации террористов до проведения террористического акта.

Вторым элементом являются нормативные правовые акты, регламентирующие антитеррористическую деятельность. Значение международных договоров для подразделений специального назначения, как уже отмечалось автором, сводится к тому, что на такие подразделения возлагаются задачи по реализации отдельных положений указанных нормативных актов, что выражается в качестве положений национальных нормативных правовых актов и ведомственных инструкций. Например, при проведении зимних Олимпийских игр в Сочи подразделения специального назначения (в том числе пограничных органов) реализовыва-ли обязанность государства, принимавшего у себя игры, по обеспечению безопасности проведения массовых спортивных мероприятий [20, с. 177-187].

В регулировании деятельности подразделений специального назначения первостепенное значение имеют внутриведомственные правовые акты. Это обусловлено, прежде всего,

следующими факторами: необходимость защиты информации (персональных данных) в отношении лиц, участвующих в проведении антитеррористической деятельности; обеспечение доступа к информации, содержащей особенности тактики действий подразделений специального назначения, ограниченный круг лиц; обеспечение скрытности проводимых мероприятий; раскрытие особенностей реализации форм антитеррористической деятельности подразделений.

В качестве третьего элемента системы антитеррористической деятельности выступает объект. В силу своей специфики подразделения специального назначения пограничных органов реализуют свои функции в пределах ограниченного пространства. Основные усилия сосредоточиваются на действиях, ограниченных пограничным пространством Российской Федерации, как на суше, так и на море, но допустимо их использование и в иных направлениях. Например, обеспечение безопасности лиц, подлежащих государственной охране, обеспечение безопасности проводимых международных мероприятий, таких как встреча глав государств.

Четвертый элемент, а именно формы и методы осуществления антитеррористической деятельности подразделениями специального назначения пограничных органов, тоже имеет свои особенности. Как уже отмечалось автором выше, подразделения специального назначения применяются для реализации только отдельных функций антитеррористической деятельности.

Например, Е.Н. Егоров утверждает о существовании в мире двух направлений борьбы с терроризмом: до 2000-х гг. - стратегия антитерроризма (реакция на уже совершенные противоправные действия) и после 2000-х гг. -стратегия контртерроризма (наступательные действия в отношении терроризма). А на основании уже проведенного анализа выделяет в Российской Федерации «антитеррористическую» стратегию до 2006 г., так как в России в основном действия силовых структур были частично ответными, и с 2006 г. «контртеррористическую», так как она ориентирована на предупреждение террористических акций, а не на их пресечение. При этом автор отмечает, что использование силы является наиболее частым методом противодействия террору [21, с. 51]. При этом термин «сила» в указанном исследовании значительно расходится по содержанию с общепринятым. Сюда включается нанесение периодических точечных ударов,

217

проведение кампаний по подавлению военной интервенции, проведение силовых операций, осуществление защитных мер силового характера в отношении различных объектов и т.д.

Из всего многообразия форм противодействия терроризму, используемых различными субъектами (например, наиболее универсальные - антитеррористические действия, мероприятия и операции), автор считает необходимым выделить те направления, которые будут выступать в качестве характерных для подразделений специального назначения в антитеррористической деятельности: участие в проведении специальных операций, целью которых является уничтожение или похищение террористов; участие в проведении оперативных мероприятий с целью проникновения агентуры в террористические сети, добывания необходимой информации; осуществление силовых операций по нейтрализации террористов и предотвращение проведения террористического акта; осуществление защитных мероприятий, нацеленных на охрану объектов,

представляющих потенциальный интерес для террористов.

Таким образом, сущность антитеррористической деятельности подразделений специального назначения пограничных органов федеральной службы безопасности целесообразно рассматривать через содержание этой деятельности с выделением основных элементов, которые ее образуют, анализом их совокупности и исследованием взаимодействия между ними.

Автор приходит к выводу, что под содержанием антитеррористической деятельности подразделений специального назначения пограничных органов федеральной службы безопасности следует понимать совершение на основании правовых норм Российской Федерации подразделениями специального назначения пограничных органов действий, осуществляемых как самостоятельно, так и в тесном взаимодействии с представителями иных органов государственной власти, в пределах пограничного пространства России и реализуемых преимущественно в силовых формах.

1. Коваленко Н.А. Антитеррористическая деятельность муниципальных органов власти в городских поселениях: социологический анализ: дис. ... канд. социол. наук. М., 2008.

2. Нозиков В.Н., Печерская Е.А., Печерский А.В., Грузин Д. П. Антитеррористическая безопасность: учеб. пособие / под ред. А.Я. Гришина. Пенза, 2006.

3. Сидоренко А.Г., Тихомиров Ю.В. Терроризм и антитеррористическая безопасность в контексте истории и современной геополитики. М., 2011.

4. URL: http://izvestia.ru/news/626672 (дата обращения: 01.08.2016).

5. URL: http://tass.ru/info/1264570 (дата обращения: 01.08.2016).

6. URL: https://www.bfm.ru/news/304817 (дата обращения: 12.09.2016).

7. Конституция Российской Федерации: принята всенародным голосованием 12 дек. 1993 г. (по сост. на 21 июля 2014 г.) // Рос. газ. 1993. 12 дек.

8. URL: http://studopedia.ru/6_6216_filosofskoe-ponyatie-sushchnosti.html

9. Концепция противодействия терроризму в Российской Федерации: утв. Президентом РФ 5 окт. 2009 г. // Рос. газ. 2009. 20 окт.

10. О компетенции Федеральных органов исполнительной власти, руководство деятельностью которых осуществляет Правительство Российской Федерации, в области

1. Kovalenko N.A. Anti-terrorism activity of municipal authorities within residential areas: sociological analysis: diss. ... Candidate of Sociology. Moscow, 2008.

2. Nozikov V.N., PecherskayaE.A., PecherskiyA.V., Gruzin D.P. Anti-terrorist security: study aid / ed. by A.Ya. Grishin. Penza, 2006.

3. Sidorenko A.G., Tikhomirov Yu.V. Terrorism and anti-terrorism security within a context of history and modern geopolitics. Moscow, 2011.

4. URL: http://izvestia.ru/news/626672 (date of access: 01.08.2016).

5. URL: http://tass.ru/info/1264570 (date of access: 01.08.2016).

6. URL: https://www.bfm.ru/news/304817 (date of access: 12.09.2016).

7. Constitution of the Russian Federation: approved by national vote on Dec. 12, 1993 (as of July 21, 2014) // Russian newsp. 1993. Dec. 12.

8. URL: http://studopedia.ru/6_6216_filosofskoe-ponyatie-sushchnosti.html

9. The Concept of combating terrorism in the Russian Federation: approved by the President of the Russian Federation on Oct. 5, 2009 // Russian newsp. 2009. Oct. 20.

10. On authority of Federal Executive Bodies governed by the Government of the Russian Federation in respect to counter terrorism: resolution of the Government of the Russian Federation d.d. May 4, 2008 № 333 (as of June 6, 2013). Access from legal reference system «ConsultantPlus».

218

противодействия терроризму: постановление Правительства РФ от 4 мая 2008 г. № 333 (по сост. на 6 июня 2013 г.). Доступ из справ. правовой системы «КонсультантПлюс».

11. Об утверждении Транспортной стратегии Российской Федерации на период до 2030 года: распоряжение Правительства РФ от 22 нояб. 2008 г. № 1734-р. Доступ из справ. правовой системы «КонсультантПлюс».

12. Об особенностях обеспечения единства измерений при осуществлении деятельности в области обороны и безопасности Российской Федерации: постановление Правительства РФ от 2 окт. 2009 г. № 780. Доступ из справ. правовой системы «Кон-сультантПлюс».

13. Об утверждении требований к антитеррористической защищенности объектов (территорий) федеральной службы по техническому и экспортному контролю, ее территориальных органов и подведомственных организаций и формы паспорта безопасности этих объектов (территорий): постановление Правительства РФ от 29 авг. 2014 г. № 875. Доступ из справ. правовой системы «КонсультантПлюс».

14. Шевелев А. В. Антитеррористическая деятельность в системе безопасности региона России: дис. ... канд. социол. наук. Тюмень, 2011.

15. Гапон А.А. Министерство внутренних дел Российской Федерации как структурно-функциональный элемент механизма антитеррористической деятельности: дис. ... канд. юрид. наук. СПб., 2008.

16. Макорин А.А. Организация антитеррористической деятельности в органах внутренних дел (по материалам Федеральной антитеррористической комиссии): дис. . канд. юрид. наук. М., 2003.

17. Кобелев Д.Н., Луцай А. А. К вопросу о содержании понятия «антитеррористическая деятельность» // Общество и право. 2016. № 3(57).

18. Вопросы Федеральной службы безопасности Российской Федерации: указ Президента РФ от 11 авг. 2003 г. № 960 // Собр. законодательства РФ. 2003. № 33. Ст. 3254.

19. Poland J. Understanding terrorism groups, strategies. Sacramento. 1988.

20. Кобелев Д.Н. Актуальные вопросы обеспечения безопасности морских портов // Вестн. Краснодар. ун-та МВД России. 2016. № 2(32).

21. Егоров Е.Н. Противодействие терроризму и религиозному экстремизму: опыт государств Центральной Азии : дис. ... канд. полит. наук. СПб., 2015.

11. On approval of the Russian Federation transport strategy for the period up to 2030: order of the Government of the Russian Federation d.d. Nov. 22, 2008 № 1734-p. Access from legal reference system «ConsultantPlus».

12. On special aspects of measurements uniformity during the Russian Federation defense and security activities: resolution of the Government of the Russian Federation d.d. Oct. 2, 2009 № 780. Access from legal reference system «ConsultantPlus».

13. On approval of requirements to anti-terrorism security of facilities (areas) of Federal Service for Technical and Export Control, its local bodies and subdivisions, and security passport form for these facilities (areas): resolution of the Government of the Russian Federation d.d. Aug. 29, 2014 № 875. Access from legal reference system «ConsultantPlus».

14. Shevelev A.V. Anti-terrorism activity within regional security structure of Russia: diss. ... Candidate of Sociology. Tymen, 2011.

15. Gapon A.A. Ministry of Internal Affairs of the Russian Federation as structural-functional element of anti-terrorism activity process: diss. ... Candidate of Law. St. Peresburg, 2008.

16. Makorkin A.A. Organizing of anti-terrorism activity within internal affairs bodies (based on materials of Federal Anti-terrorism Committee): diss.... Candidate of Law. Moscow, 2003.

17. Kobelev D.N., Lutsai A.A. About the «antiterrorist activity» concept content // Society and law. 2016. № 3(57).

18. Issues of Federal Security Service of the Russian Federation: decree of the President of the Russian Federation d.d. Aug. 11, 2003 № 960 // Coll. of legislation of the Russian Federation. 2003. № 33. Art. 3254.

19. Poland J. Understanding terrorism groups, strategies. Sacramento. 1988.

20. Kobelev D.N. Pressing questions on maritime ports antiterrorist security // Bull. of Krasnodar university of Russian MIA. 2016. № 2(32).

21. Egorov E.N. Countermeasures to terrorism and religious extremism: experience of Central Asian countries: diss. ... Candidate of Political Sciences. St. Petersburg, 2015.

219

Карнаушенко Леонид Владимирович

доктор исторических наук, профессор, Краснодарский университет МВД России (тел.: +78612583414)

Проблема модернизации норм права в условиях трансформации информационно-коммуникационной среды

В статье отмечается, что глубокие, всесторонние изменения социокоммуникативной сферы современного социума, в основе которых прогресс информационно-компьютерных, телекоммуникационных технологий, приводят к масштабным трансформациям основных подсистем общественной жизни. В этой ситуации положение многих социальных институтов существенно осложняется, так как наблюдается временная утрата эффективности систем социального контроля. В частности, институт государства испытывает проблемы, связанные с «устареванием» норм права, периодически возникающим эффектом «правового вакуума», вследствие чего возникает необходимость модернизации норм права.

Ключевые слова: социальная система, трансформация, информационно-компьютерные технологии, модернизация, нормы права, социальный контроль, риски развития.

L.V. Karnaushenko, Doctor of History, Professor, Krasnodar University of the Ministry of the Interior of Russia; tel.: +78612583414.

The problem of modernization of law in the transformation of information and communication environment

The article notes that a deep, comprehensive change of socio-communicative sphere of modern society, based on progress information and computer and telecommunication technologies leads to large-scale transformations of the basic subsystems of public life. In these conditions, the situation of many social institutions is significantly complicated, as there is a temporary loss of efficiency of systems of social control. In particular, the institution of the state is experiencing the problems associated with «aging» of the law, recurring effect of «legal vacuum», resulting in the necessity of modernization of the law.

Key words: social system, transformation, information and computer technology, modernization, rules of law, social control, risks of developing.

Современное российское общество находится в сложном динамическом положении, обусловленном масштабными социально-коммуникационными трансформациями, стремительным прогрессивным развитием информационно-компьютерных технологий, ростом влияния в обществе глобальной компьютерной сети Интернет. Наряду с очевидными индикаторами социального прогресса, наблюдаются и существенные отрицательные последствия. Следует отметить, что условия постиндустриального информационного пространства, особенно потенциал воздействия Интернета, новейших информационно-компьютерных технологий на сознание и поведение людей, требуют эффективного научного анализа.

В частности, исследователи обращают внимание на то, что в качестве технологии сетевого взаимодействия Интернет создает материальные возможности полномасштаб-

ной реализации наиболее продуктивной модели взаимодействия государства и индивида - двусторонней сбалансированной связи, способствующей консолидации гражданского общества. В связи с этим у миллионов людей появляется возможность личного участия в формировании общественного мнения; наблюдается информационное сближение центра и провинции; основополагающей тенденцией выступает отказ от цензуры и, шире, фильтрации информации [1, с. 108].

Происходящие масштабные изменения социальной реальности оказывают воздействие на социальный институт государства, в частности на такой важнейший его функциональный элемент, как правовое регулирование действий и взаимодействий индивидов, групп, общностей.

В современных условиях ускоренного инновационного развития государство сталкивается с новой реальностью, новыми факторами дез-

220

организации, требующими адекватного реагирования. В частности, ведущая роль информации и информационных технологий в жизни современного социума детерминирует и повышенные риски вследствие нарушения целостности информационных потоков, их содержания, направленности, разбалансирован-ности структурных элементов. Отрицательные эффекты, которые отчетливо наблюдаются время от времени в обществе и обусловливают дезорганизационные тенденции широкого круга (от распространения панических слухов до взлома компьютерных баз данных), актуализируют научно-управленческий поиск путей оптимизации ситуации. Вместе с тем, быстрое развитие социальных процессов с неизбежностью детерминирует новые угрозы и вызовы, ранее неизвестные и не изученные наукой.

В настоящее время особое внимание следует обратить на риски и угрозы деструктивного влияния агрессивных коммуникаторов на сознание и, соответственно, поведение массовой аудитории посредством информационно-компьютерных и телекоммуникационных технологий. В традиционном и индустриальном обществе данная проблема не проявлялась настолько серьезно, как в постиндустриальном обществе XXI в. В последнее время глубокое проникновение информационно-компьютерных технологий в быт, повседневную жизнь людей, в их досуговую сферу позволило агрессивным коммуникаторам реализовать сложные технологии «вживления» в сознание людей «фоновой» информации, на которую в подавляющем большинстве случаев реакция индивидов просто отсутствует. Возникает эффект привыкания сознания к подобного рода информационному воздействию. И если реклама, пропаганда и пр. подобные необъективные, ангажированные формы воздействия на массовую аудиторию не имеют очевидных тяжелых последствий для сознания, то информационный терроризм, манипуляция сознанием представляют весьма серьезную опасность. Данный пример наглядно иллюстрирует возникающий в определенных сферах современного общества социально-правовой вакуум, свидетельствующий о возрастающей потребности в модернизации норм права. Вместе с тем, нормы права, в отличие от других разновидностей социальных норм, обладают неповторимой спецификой. Данное обстоятельство необходимо учитывать как при научных исследованиях, так и при повседневной управленческой работе с нормами права.

С точки зрения Е.В. Пузыревой, нормы права представляют собой легально закрепленные, рассчитанные на неоднократное применение,

общеобязательные установления и правила, модели, стандарты поведения, направленные на регулирование общественных отношений и санкционированные в случае необходимости государственной силой [2, с. 36].

По мнению Ю.О. Чугунова, норма права - это абстрактное общеобязательное установленное государством правило поведения, реализация которого обеспечивается возможностью применения государственного принуждения. Для воплощения нормы права в жизнь необходимо наличие эффективно функционирующего механизма правового воздействия [3, с. 82].

Исследователи обращают внимание на особенность норм права, заключающуюся в необходимости создания условий для эффективного выполнения функции регулирования общественных отношений. Именно для этих целей содержание, закрепленное в источнике права, должно обладать совокупностью определенных свойств - качеством выражения [2, с. 14].

Одним из специфических признаков норм права выступает ориентация на стабильность, предсказуемость социальных действий и взаимодействий. Именно нормы права продуцируют и поддерживают в репрезентативном для большинства состоянии определенные правила поведения людей, носящие общеобязательный, во многом универсальный характер. Эффективность норм права достигается силой принуждения государства, его особыми инструментами, в первую очередь правоохранительной системой. Однако опора лишь на репрессивные системы социального контроля института государства является ненадежным и во многом противоречивым социальным регулятором.

Как отмечают исследователи, в современном российском обществе происходит трансформация общественных отношений, что влечет за собой изменение содержания социальных норм, в частности правовых, как одного из основных средств регулирования поведения и взаимодействия людей. Социальная норма воплощает общественную волю и осознанную необходимость, представляя собой определенную конструкцию образа жизни общества. В настоящее время исследователи констатируют, что у населения России нет прочных традиций законопослушания и законопочитания, происходит деформация правового сознания, утрата доверия к власти и правоохранительным органам [4, с. 23-27].

Для достижения стабильного функционирования норм права необходимо постоянно совершенствовать данный механизм, преодолевать деструктивно-дисфункциональные тенденции, которые могут возникать в силу ряда причин как объективного, так и субъективного

221

плана. Именно отказ от модернизации, «зако-стенение» норм права, их отрыв от объективной социальной реальности, на наш взгляд, выступает одним из серьезных источников рисков для социально-правовой системы и, как следствие, всего социума в целом.

Стоит отметить, что весьма серьезной научно-управленческой проблемой выступает эффективная, научно обоснованная и одновременно практически ориентированная модернизация норм права. Такая целевая установка особенно актуализируется в социуме в период его исторического развития, когда ключевые социальные институты и подсистемы стремительно развиваются. При этом наблюдается (на теоретическом и эмпирическом уровне) опасный дисбаланс между потребностями в инновационном развитии социальной системы и сохранением основ стабильного существования в его традиционном виде. Именно на ликвидацию нарастающего (по мере усиления трансформационных процессов) противоречия с целью сохранения определенного позитивного наследия и одновременно недопущения архаизации и демодернизации системы должны быть направлены основные ресурсы института государства. Однако на деле зачастую так не происходит, главным образом, вследствие того, что решения принимаются наобум, без должной научной экспертизы, всесторонней оценки эффективности и релевантности проблемной ситуации осуществляемых действий.

В последние годы у российских исследователей вполне закономерно наблюдается возрастание интереса к проблематике модернизации права. В связи с этим правомерно указывается, что российское право в ходе модернизации оказывается перед лицом двоякого вызова. С одной стороны, ему предстоит выработать теоретические стратегии адаптации своих базовых идей к новым условиям человеческой свободы - свободы информационной при сохранении фундаментальных ценностей естественно-правовой доктрины. С другой - разработать на теоретическом уровне решение глобальной задачи информационного общества, преодоления так называемого «цифрового разрыва» (неравенство граждан в доступе к современным цифровым коммуникационным технологиям и предоставляемым ими услугам) [1, с. 109-110].

По мнению А.В. Белинкова, модернизация права - это такое качественное изменение существующей правовой системы, которое использует опыт мировых правовых систем, одновременно сохраняя преемственность в развитии собственной правовой системы [5,

с. 8-11]. В связи с этим исследователь обращает внимание и на обратный процесс; ведь именно государство инициирует и поддерживает процесс модернизации права, определяет ее задачи и цели. В процессе социальной модернизации именно право является наиболее мощным инструментом в руках государства для проведения необходимых преобразований [5, с. 7-8].

Следует отметить, что в последнее десятилетие в нашей стране достаточно активно идет процесс модернизации права с учетом прогрессирующей информационно-коммуникационной подсистемы общества, генезиса локальных национальных структур постиндустриального миропорядка. Как представляется, нормативные правовые акты, принятые в России в последние годы, являются закономерным отражением попыток государства адаптировать свои структуры социального контроля к условиям постиндустриального информационного общества, обеспечить информационную и национальную безопасность России - как в микро-, так и ма-кросоциальном масштабе. Безусловно, важность данных мероприятий не может подвергаться сомнению; вместе с тем, необходимы конкретизация и дополнение произведенных действий, глубокий научный анализ судебной практики по таким делам, устранение возможных противоречий и дисфункциональных моментов, которые с неизбежностью возникают, когда речь идет о модернизации норм права применительно к сфере «высоких технологий». Движение Российского государства по данному пути будет весьма непростым, однако другой конструктивной альтернативы просто нет, учитывая тяжесть угроз и вызовов для института государства в начале XXI в.

Подводя итоги, следует подчеркнуть, что в настоящее время становится очевидной необходимость модернизации норм права с учетом происходящих технико-технологических изменений и становления структур глобального информационного общества. По нашему мнению, основные направления проводимых мероприятий должны быть осуществлены с учетом виртуализации социального пространства, вследствие чего отчетливо наблюдаются индикаторы инновационных, ранее не известных социальных действий и взаимодействий индивидов, групп, общностей. В частности, стоит обратить внимание на дистанционное, технически опосредованное взаимодействие людей, как правило, с помощью новейших интернет- и телекоммуникационных технологий. Зачастую сложившимся положением достаточно успешно пользуются злоумышленники в целях хищения информации, финансовых средств и т.д.

Не меньшую проблему представляет деструктивное воздействие посредством системы массовых коммуникаций на психику, сознание людей. В этом аспекте нормы права в их нынешнем виде не соответствуют актуальным угрозам и вызовам безопасности как общества в целом, так и отдельной личности. В частности, существующая в нынешней редакции УК РФ ст. 110 «Доведение до самоубийства» («Доведение лица до самоубийства или до покушения на самоубийство путем угроз, жестокого обращения или систематического унижения человеческого достоинства потерпевшего» [6]) не отражает всего спектра актуальных угроз. В современном «электронном» мире доведение до самоубийства может происходить манипу-лятивным путем, посредством продуманного, изощренного воздействия на психику жертвы, введения ее в заблуждение. Именно так действовали «группы смерти» [7] в социальных сетях, которые осуществляли свою антисоциальную деятельность посредством игр, «затуманивания» разума, достижения особых пограничных состояний сознания у жертв. Этот эффект может достигаться просто доверительным, приватным, межличностным общением с человеком, однако современное право не акцентирует на данной проблеме внимания,

1. Рыбаков О.Ю., Тихонова С. В. Модернизация права и социогуманитарная наука: проблемы диалога // Общественные науки и современность. 2011. № 6.

2. Пузырева Е.В. Нормы российского права: теоретические аспекты понимания и качественного выражения: дис. . канд. юрид. наук. СПб., 2007.

3. Чугунов Ю.О. Норма права и правоотношение: дис. ... канд. юрид. наук. М., 2004.

4. Степанцова Е.В. Правовая норма в контексте социального нормирования: дис. . канд. филос. наук. Кемерово, 2012.

5. Белинков А. В. Модернизация права в России: теоретический анализ: автореф. дис. . канд. юрид. наук. М., 1999.

6. URL: http://www.consultant.ru/document/ cons_doc_LAW_10699/bddefeedee59e3a0cd8 0ee378c510bee13dabeb0/ (дата обращения: 20.03.2017).

7. URL: http://dinskie.ru/threads/Группы-смерти-ВКОНТАКТЕ-пропаганда-суицида.491/#post-863 (дата обращения: 20.03.2017).

позволяя преступникам практически безнаказанно осуществлять противоправную деятельность в Интернете. Особенно опасна обозначенная нами проблема в молодежной среде с ее лабильным, неустойчивым, нестабильным сознанием, желанием самоидентификации и одновременно активным «поиском себя» во взрослом мире.

Ситуация осложняется тем, что деструктивное информационно-компьютерное воздействие на сознание людей может осуществляться широкой группой антисоциальных коммуникаторов: экстремистами, криминалитетом, идеологами сект, террористами, радикалами и пр. Современное интернет-пространство предоставляет широкие возможности для маскировки противоправной деятельности, реализации дистанционных продуманных алгоритмов ухода от ответственности. Сложившаяся ситуация как с состоянием норм права, так и с их реализацией правоохранительными органами в сфере интернет-технологий вызывает серьезную обеспокоенность, поскольку в настоящее время необходимо оперативное устранение возникшей проблемы, грозящей опасными социальными последствиями для российского общества, особенно его подрастающего поколения.

1.Rybakov O.Yu., TikhonovaS.K Modernization of law and socio-humanitarian science: problems of communication //Public sciences and modernity. 2011. № 6.

2. Puzyreva E.V. Norms of Russian legislation: theoretical aspects of the understanding and quality of expression: diss. ... Candidate of Law. St. Petersburg, 2007.

3. Chugunov Yu.O. Rule of law and the law relationship: diss. ... Candidate of Law. Moscow, 2004.

4. Stepantsova E.V. Legal regulation in the context of social regulation: diss. Candidate of Philosophy. Kemerovo, 2012.

5. Belinkov A.V. Modernization of law in Russia: theoretical analysis: auth. abstr. ... Candidate of Law. Moscow, 1999.

6. URL: http://www.consultant.ru/document/ cons_doc_LAW_10699/bddefeedee59e3a0cd 80ee378c510bee13dabeb0/ (date of access: 20.03.2017).

7. URL: http://dinskie.ru/threads/Gruppy-smerti-VKONTAKTE-propaganda-suitsida.491/#post-863 (date of access: 20.03.2017).

223

Глушаченко Сергей Борисович

доктор юридических наук, профессор,

Российский государственный педагогический университет

им. А.И. Герцена

(e-mail: [email protected])

Законотворческая деятельность депутатов Государственной Думы имперского периода

В статье исследуется законотворческий процесс в первом российском парламенте. Автор проводит анализ обсуждений законопроектов в Государственной Думе четырех созывов и позиций, занимаемых различными фракциями.

Ключевые слова: Государственная Дума, парламент, депутаты, фракции, законопроекты.

S.B. Glushachenko, Doctor of Law, Professor, Herzen State Pedagogical University of Russia; e-mail: [email protected]

Legislative activity of deputies of the State Duma of the imperial period

The article is devoted to the study of the legislative process in the first Russian parliament. The author analyzes discussions of bills in the State Duma of four convocations and positions held by various factions.

Key words: State Duma, parliament, deputies, factions, bills.

Изучая историко-правовой опыт законотворческой деятельности депутатов первого российского парламента, важно обратиться к «Учреждению Государственной думы», подписанному Николаем II 6 августа 1905 г. Документ имел специальный раздел «О предметах ведения Государственной думы», определявший полномочия Думы: а) предметы, требующие издания законов и штатов, а также их изменения, дополнения, приостановления действия и отмены; б) финансовые сметы министерств и главных управлений и государственная роспись доходов и расходов, равно как денежные из казны ассигнования, росписью не предусмотренные, - на основании особых по сему предмету правил; в) отчет государственного контроля по использованию государственной росписи; г) дела об отчуждении части государственных доходов или имуществ, требующие высочайшего соизволения; д) дела о постройке железных дорог непосредственным распоряжением казны и за ее счет; е) дела об учреждении компаний на акциях, когда при сем испрашиваются изъятия из действующих законов; ж) дела, вносимые на рассмотрение Думы по особым высочайшим повелениям» [1]. На Думу возлагалась обязанность «возбуждать предложения об отмене или изменении действующих и издании новых законов». Однако «предложения эти не должны касаться начал государственного устройства». Такой объем полномочий Думы был установлен законом. С помощью парламента

правительство пыталось решить объективные исторические задачи: во-первых, модернизировать государственную систему, приспособив ее к новым социально-экономическим условиям и сохранив при этом императорскую власть; во-вторых, осуществить реформы и избежать тем самым новых социальных потрясений.

Важнейшим вопросом как для страны, так и для Думы был аграрный вопрос. Проанализируем, как проходило обсуждение аграрного законопроекта в Государственной Думе четырех созывов и какие позиции занимали различные фракции. На рассмотрение I Думой было представлено два законопроекта. Первый - от кадетской партии, подписанный 42 депутатами, включал следующие требования: «Увеличение площади землепользования населения, обрабатывающего землю личным трудом, как-то: безземельных и малоземельных крестьян и других разрядов земледельцев, - государственными, удельными, кабинетскими, монастырскими, церковными землями и путем обязательного отчуждения для той же цели, за счет государства, в потребительских размерах, частновладельческих земель с вознаграждением нынешних владельцев по справедливой оценке...» [2, с. 169].

В противоположность кадетскому законопроекту объединившиеся в группу трудовиков крестьяне внесли на рассмотрение I Думы свой проект закона о земле, подписанный 104 депутатами. Он предусматривал, что «Земельное законодательство должно стремиться к тому,

224

чтобы установить такие порядки, при которых вся земля с ее недрами и водами принадлежала бы всему народу, причем нужная земля для сельского хозяйства могла бы отдаваться в пользование только тем, кто будет ее обрабатывать своим трудом. Все граждане должны иметь равное право на такое пользование ею» [2, с. 172].

Согласно обоим законопроектам сущность аграрной реформы заключалась в создании «государственного земельного запаса» (кадетский законопроект) или «общенародного земельного фонда» (законопроект трудовиков) для обеспечения безземельного и малоземельного населения путем отвода ему в пользование участков в пределах трудовой или потребительской нормы. Однако, по проекту трудовиков, земельный фонд должен был быть образован за счет казенных, удельных, монастырских и частновладельческих земель, превышающих трудовую норму. А кадеты считали возможным сохранить за помещиками имения, которые местными земельными учреждениями будут признаны имеющими общеполезное значение. Оба проекта отличались и в вопросе о вознаграждении владельцев за отчуждаемые земли. Крестьяне требовали безвозмездного отчуждения, кадетский проект обеспечивал помещикам соответствующую оценку отчуждаемой земли и выкуп ее за счет казны. Следует отметить, что общим требованием крестьянства была национализация всех видов земель. Об этом свидетельствуют многочисленные решения крестьянских собраний и сельских сходов, принятые в период обсуждения в Думе аграрного вопроса. Например, в «приговоре» крестьянского схода села Стрижевки Киевской губернии, направленном в Государственную Думу, говорилось: «Нам нужна, прежде всего, земля для приложения нашего труда, поэтому требуем передачи всей земли без какого-либо выкупа в общее народное пользование по уравнительной разверстке на трудовых началах» [2, с. 230].

Законопроекты кадетов и трудовиков были основными документами, вызвавшими бурные прения по аграрному вопросу в I Думе. Правительство выступило с резкой критикой обоих законопроектов. 20 июня 1906 г. было опубликовано обращение к народу, в котором правительство категорически высказывалось против принудительного отчуждения помещичьих земель. В обращении говорилось: «Распространяемое среди сельского населения убеждение, что земля не может составлять чьей-либо собственности, а должна состоять в пользовании только трудящихся... поэтому

необходимо произвести принудительное отчуждение всех частновладельческих земель, правительство признает совершенно неправильным» [2, с. 86]. После такого заявления кадеты хотели пойти на уступки, но это не спасло Думу. 9 июля 1906 г. был опубликован Манифест о роспуске Государственной Думы, в котором указывалась причина роспуска: обсуждение аграрного вопроса в Думе вызвало непорядки, «...крестьянство, не ожидая законного улучшения своего положения, перешло в целом ряде губерний к открытому грабежу, хищению чужого имущества, неповиновению закону и законным властям» [3]. В то же время император заверял: «Воля наша к сему непреклонна, и пахарь русский, без ущерба чужому владению, получит там, где существует теснота земельная, законный и честный способ расширить свое землевладение... разрешение этой задачи в законодательном порядке, - считал Николай II, - будет принадлежать будущему составу Думы» [3].

Дискуссия по аграрному вопросу возобновилась во II Думе, депутатский корпус которой оказался более решительным: кроме кадетов и трудовиков в Думе появились социал-демократы, революционные демократы. Крестьянские депутаты понимали, что не только правительство, но и Дума не сможет решить аграрный вопрос в их пользу. Выступая в Думе, депутат Зимин четко обозначил эту позицию: «Аграрный вопрос должен быть разрешен самим народом непременно на местах и Дума только есть собирательница тех мнений, которые выскажет там, в глубине России, сам русский народ» [4]. Объединенная группа трудовиков, народных социалистов, эсеров и социал-демократов внесла во II Думу заявление с требованием принудительного отчуждения частновладельческих земель. Однако аграрная реформа в крестьянской постановке не была принята Думой. 3 июня 1907 г. Государственная Дума была распущена.

Обсуждение аграрного вопроса в III Думе началось 23 октября 1908 г. Суть аграрных прений сводилась к одному: поддержать или не поддержать законодательство, устанавливающее свободный выход из общины и закрепление наделов крестьян в частную собственность. Жесткость прений (выступило почти 500 депутатов) свидетельствовала о понимании всеми политическими партиями важности нового аграрного курса правительства не только для крестьянства, но и для всего государства.

Октябристы не только одобрили указ от 9 ноября 1906 г., но и потребовали введения более категоричных положений о защите част-

225

ной собственности на землю, не волнуясь о социальных последствиях введения данного указа. Кадеты, изменившие к этому времени свою аграрную программу, поддерживая указ, понимали, что «принудительное отчуждение» помещичьей земли лучше, чем полицейский развал общины. Выступая от кадетской фракции, А.И. Шингарев заявлял: «Насаждение личной собственности... и порядка настолько ценные сокровища, что чрезвычайно рискованно подвергать их неумелым экспериментам. Мы хотим, чтобы... этот институт проводился не так, как горячие блины, а долгой, трудной, обдуманной законодательной работой» [5]. Другими словами, кадеты призывали к продуманному проведению реформы. Таким образом, идею столыпинской реформы поддержали в Думе все депутаты от монархистов и октябристов до кадетов, усматривая в ней идею, направленную к буржуазному развитию деревни.

Крестьянские депутаты III Думы без различия партийной принадлежности не поддерживали указ, как и обязательное сохранение общины. Они высказывались против насильственного ее разрушения, против сохранения помещичьего землевладения. Основная мысль выступлений крестьян заключалась в том, что указ не разрешит земельного вопроса. В частности, депутат от Вятской губернии трудовик А.Е. Кропотов заявлял: «Мои избиратели мне говорили о том, что закон от 9 ноября - помещичий закон, который делает из крестьян деревенских кулаков и помещиков, а из бедняков - батраков. Мои избиратели задавали такие вопросы: отчего это делается насильственно... зачем наши земли отданы в распоряжение земских начальников... Наказывали мне избиратели: скажи ты в Госдуме, что так жить больше нельзя.» [5]. Таких примеров можно привести много.

Крестьянские депутаты внесли на рассмотрение III Думы свой законопроект, предусматривающий принудительное отчуждение по средней рыночной цене помещичьей земли, не обрабатываемой самими владельцами. Для проведения земельной реформы предлагалось создать местные земельные комиссии, избираемые всем населением. Но предложение крестьян Дума не поддержала.

14 июня 1910 г. был издан одобренный Думой, Государственным советом и утвержденный императором аграрный закон, основой которого стал указ от 9 ноября 1906 г. с изменениями и дополнениями, внесенными право-октябристским большинством III Думы и правительством. В соответствии с законом каждый

домохозяин, владеющий землей на общинном праве, мог требовать ее в частную собственность. Для поощрения выдела из общины закон предоставлял право крестьянам закрепить за собой имеющиеся излишки земли по выкупной цене 1861 г., т.е. в 10-12 раз ниже рыночной. На выход из общины требовалось согласие сельского схода, но, если оно не давалось в течение 30 дней, выдел осуществлялся распоряжением земского начальника. По требованию выделявшихся домохозяев община была обязана дать им взамен чересполосных земель отдельный участок.

Важным инструментом в проведении аграрной политики должен был стать Крестьянский банк, которому предоставлялось право скупки помещичьих земель, их дробления и последующей продажи как отдельным крестьянам, так и земельным объединениям. Условия продажи были достаточно жесткими: за просрочку платежей земля отбиралась и возвращалась для новой продажи. Банк тем самым способствовал возникновению мелкой и средней частной земельной собственности в деревне. Следует отметить, что авторы закона, прежде всего П.А. Столыпин, не рискнули объявить абсолютную свободу купли-продажи земли. Были введены некоторые ограничения. В частности, землю нельзя было передать лицу иного сословия, а только крестьянину, заложить в любом другом банке, кроме Крестьянского, продать за личные долги, завещать можно было только близким родственникам.

Как законодательный орган, Государственная Дума имела право рассматривать и утверждать бюджет. Однако согласно «Правилам о порядке рассмотрения государственной росписи доходов и расходов» от 8 марта 1906 г. бюджетные права Думы были ограничены. В вопросы ведения Думы не входил ряд доходных статей бюджета: железнодорожные тарифы, цены на водку, торговые договора с другими государствами и др. Кроме того, п. 9 Правил устанавливал, что суммы, внесенные в бюджет на основании ранее изданных законов, также не подлежали рассмотрению Думой. Правительство имело право самостоятельно расходовать бюджет во время перерывов в деятельности Думы. Было и положение ст. 18 вышеназванных Правил, фактически отстранявшее Думу от рассмотрения бюджетных расходов накануне и во время войны. Вместе с тем, правительство было заинтересовано в рассмотрении и утверждении бюджета Думой, так как от его одобрения представителями народа зависела судьба иностранных займов.

226

Большое место в деятельности III Думы занимали бюджетные вопросы. На ее заседаниях не раз возникали дискуссии представителей различных партий с правительством о бюджетном обеспечении военного и морского ведомств. 24 августа 1909 г. Николай II издал правила «О порядке применения статьи 96 Основных государственных законов», в соответствии с которыми вопрос о военных и морских штатах стал исключительной компетенцией исполнительной власти. Эти правила еще более ограничили права Думы в рассмотрении государственного бюджета. Почти все фракции IV Думы поддержали военный бюджет. Только фракция большевиков выступила в Думе с декларацией протеста.

Помимо аграрного закона, росписи доходов и расходов государства Государственная Дума всех четырех созывов рассматривала и другие важные документы. Например, I Дума обсуждала вопросы о неприкосновенности личности, об отмене смертной казни, о свободе совести и о равноправии граждан. Однако законы по этим вопросам не были приняты. В центре внимания IV Думы находились национальные проблемы, нужды военного времени, основные права человека. В частности, были

1. ПСЗ - 3. Т. XXV. 1 Отд. № 26661.

2. Государственная Дума в документах и материалах / сост. В.И. Калинычев. М., 1957.

3. ПСЗ - 3. Т. XXVI. № 28105.

4. Стенографические отчеты Государственной Думы. II Созыв. Сессия 2. Т. I. Стб. 769.

5. Государственная Дума. Третий созыв. Стенографические отчеты. Сессия 2. 1909. Ч. 1.

6. Аронов Д. В. Либеральная составляющая думского законотворчества периода Первой мировой войны // Первая мировая война и Го -сударственная Дума: материалы Междунар. науч. конф. Казань, 17-18 окт. 2014 г. М., 2015.

внесены законопроекты «О неприкосновенности личности», «О свободе собраний», «О свободе совести», «О свободе печати», «О всеобщем избирательном праве», «О неприкосновенности депутатов». Большинство законопроектов «либо остались на бумаге, либо дошли только до обсуждения в рамках работы думских комиссий» [6, с. 31]. В период IV Думы основное законодательство принималось в виде указов императора, распоряжений и узаконений правительства и министерств. Дума созывалась нерегулярно, ее политическая роль значительно снизилась.

Таким образом, с помощью Государственной Думы были проведены некоторые реформы, хотя и очень непоследовательные. Законотворческая деятельность депутатов зависела от политики правительства, ответственного только перед императором и не заинтересованного в эффективности функционирования представительного органа. Если бы депутаты, прежде всего кадеты и октябристы, добились создания правительства, ответственного перед Думой, возможно, оно смогло бы более последовательно провести необходимые реформы, повысить тем самым авторитет государственной власти и избежать трагических событий 1917 г.

1. Complete coll. of laws - 3. T. XXV. 1 Dep. № 26661.

2. The State Duma in documents and materials / comp. V.I. Kalinychev. Moscow, 1957.

3. Complete coll. of laws - 3. T. XXVI. № 28105.

4. Verbatim reports of the State Duma. II Convening. Session 2. Vol. I. Column 769.

5. The State Duma. The third convening. Verbatim reports. Session 2. 1909. Pt. 1.

6. Aronov D. V. The liberal component of the duma legislation of the period of the First World War // The First World War and the State Duma: proc. of the Intern. sci. conf. Kazan, on Oct. 1718, 2014. Moscow, 2015.

227

Вакарина Екатерина Андреевна

кандидат юридических наук, доцент, Краснодарский университет МВД России

Назарова Екатерина Александровна

кандидат исторических наук, Краснодарский университет МВД России

(тел.: +78612583414)

Социальное страхование рабочих в горнорудной промышленности Российской империи второй половины XIX -начала XX века (правовой аспект)

В статье рассматриваются основные этапы законодательного регулирования института социального страхования рабочих в горнорудной промышленности России во второй половине Х1Х -начале ХХ в. Отмечается, что этот процесс был противоречивым и длительное время не соответствовал темпам модернизации российского общества.

Ключевые слова: социальное страхование, горнорудная промышленность, вспомогательные кассы, денежные пособия, пенсии.

E.A. Vakarina, Candidate of Law, Assistant Professor, Krasnodar University of the Ministry of the Interior of Russia;

E.A. Nazarova, Candidate of History, Krasnodar University of the Ministry of the Interior of Russia; tel.: +78612583414.

Social insurance of workers in the mining industry of the Russian Empire of the second half of the Х1Х - early XX century (legal aspect)

The article deals with the main stages of the legislative regulation of social insurance of workers in the mining industry of Russia in the second half of the Х1Х - early XX century. It is noted that this process has been controversial for a long time and did not match the pace of modernization of the Russian society.

Key words: social insurance, mining industrial, auxiliary cash, cash benefits, pensions.

Горнорудная промышленность в Российской империи еще с XVIII в. являлась одной из ведущих отраслей отечественной экономики, истоками которой были известные заводы Демидовых. Не удивительно, что на предприятиях именно этой отрасли в России было положено начало формированию института страхования рабочих, прежде всего это касалось лечения больных рабочих, выплат им денежных пособий, а также пенсионного обеспечения при временном ограничении (потере) трудоспособности и пенсионного обеспечения членов семьи рабочих, погибших по время исполнения трудовых обязанностей.

Это направление в России стало достаточно активно развиваться со второй половины Х!Х в., когда в результате крестьянской реформы значительное число рабочих, имевших статус крепостных крестьян, получали личную свобо-

ду и становись субъектами общегражданских законов (до этого действовавшие ранее правила в части страхования касались лиц, находившихся на государственной или военной службе, и только в минимальной степени касались низших сословий). Система социального страхования регулировалась по опыту уже действовавшего к тому времени германского законодательства. Нужно также иметь в виду, что социальное страхование промышленных рабочих в России довольно долгое время осуществлялось в обязательном порядке только на казенных (государственных) заводах. На частных заводах и фабриках с 1862 г. страховые отношения могли складываться по воле владельцев, с 1892 г. страхование рабочих стало обязательным на всех крупных предприятиях независимо от формы собственности, однако такая эффективная форма реализации

228

принципа страхования, как товарищества, о которых речь идет ниже, так и не стала обязательной для частных предприятий.

В горнозаводской промышленности с целью страхования рабочих учреждались горнозаводские товарищества. При этом главная цель их создания заключалась отнюдь не в заботе государства о здоровье рабочих (эта социальная ценность еще в Российской империи не имела конституционного закрепления), а, как отмечал Г.Ф. Тигранов, «для привязанности горнозаводских мастеровых к горному промыслу», что, в свою очередь, обусловливалось опасениями по поводу того, что после отмены крепостного права рабочие в массовом порядке будут уходить с заводов [1, с. 27]. Тем не менее социальное страхование как институт получил свое развитие.

8 марта 1861 г. был издан важнейший закон в рассматриваемой сфере - Положение о горнозаводском населении казенных заводов ведомства Министерства финансов [2], который предусматривал создание указанных выше горнозаводских товариществ и определял вектор дальнейшего развития института социального страхования рабочих горнорудных заводов, при этом сущностные вопросы, отрегулированные в данном законе, в последующем были усовершенствованы и действовали до 1917 г.

В ст. 55-70 этого закона определялись основные принципы социального страхования рабочих. Горнозаводские товарищества создавались, как правило, при каждом большом казенном предприятии, а для небольших заводов учреждались объединенные горнозаводские товарищества. Членами товариществ могли быть постоянно работающие на предприятии рабочие, служители и мастеровые, заключавшие с администрацией предприятия («заводоуправлением») трудовой договор на год и более (далее указанные категории обозначаются как «рабочие»). Что касается временных работников, то они не подпадали под действие страховых законов.

Социальное страхование осуществлялось согласно данному закону в следующих основных формах: лечение больных рабочих, выплата денежного пособия больным рабочим за счет средств предприятия, а также организация вспомогательных касс. Лечение осуществлялось в больницах, которые устраивались непосредственно при предприятиях. Выплата пособий при заболевании рабочих зависела от ряда условий. В частности, больной рабочий мог содержаться в заводской больнице за счет завода только первые два месяца, при этом выплата заработной платы для холостых одиноких рабочих прекращалась полностью,

для холостых рабочих, имевших на иждивении ближайших родственников, выплачивалась третья часть заработной платы. Рабочим, которые были женаты, но не имели детей, на время болезни выплачивалась половина заработной платы, а тем, которые имели детей, - две трети от размера заработной платы. Лечение в больнице за счет предприятия допускалось лишь в «особо уважительных случаях», при этом имелось в виду, что болезнь наступала вследствие профессиональной деятельности рабочих.

Как отмечалось выше, лечение рабочих осуществлялось за счет предприятия, т.е. затраты оплачивались из получаемой предприятием прибыли. Такой подход, разумеется, не мог удовлетворять основных выгодоприобретателей от деятельности горнорудных предприятий (государство в целом, руководители заводов, их собственники, держатели акций), которые предпринимали немало усилий для того, чтобы затраты на медпомощь складывались солидарно из средств самих рабочих, прибыли предпринимателей и бюджета - так, как это уже имело место в Западной Европе.

Эта идея солидарной социальной ответственности найдет свое воплощение в России в социальном законодательстве начала ХХ в. А в Законе 1861 г. находили отражение только некоторые элементы солидарного социального страхования промышленных рабочих, и это касалось прежде всего учреждения и функционирования вспомогательных касс горнозаводских товариществ. Такие кассы должны были создаваться в каждом горнозаводском товариществе. Средства вспомогательных касс должны были складываться следующим образом: во-первых, путем вычета из заработной платы рабочего - члена горнозаводского товарищества (от двух до трех процентов от размера зарплаты); во-вторых, за счет взноса из прибыли предприятия, равного сумме всех средств, поступивших в кассу в течение года по предыдущему основанию от всех членов горнозаводского товарищества.

Таким образом складывалась основная часть денежных средств вспомогательных касс. Помимо этих источников были и другие, а именно вспомогательные кассы пополнялись штрафными и договорными вычетами, которые могли иметь место в случае нарушения рабочими трудовых обязанностей, добровольными пожертвованиями и иными источниками, которые предприятие или само товарищество «изыщет». Находившиеся во вспомогательных кассах денежные средства могли направляться не иначе как самим членам горнозаводского товарищества, а также, в случае их тяжелой болезни или смерти, вдовам и детям.

229

Денежные пособия разделялись на две группы - постоянные и временные. К числу первых относились пенсии, выплачиваемые членам товарищества, а в случае их смерти вдовам и детям. Что касается временных пособий, то таковые предназначались для следующих категорий членов горнозаводских товариществ: больным и членам их семей в случае, если лечение в больнице продолжалось более двух месяцев, которые, напомним, оплачивались предприятием; уволенным членам товариществ по болезням без назначения пенсии. Помимо этого, выплаты могли производиться в «чрезвычайных случаях», что определялось администрацией предприятия. Законодатель определял, что «пенсии горнозаводским людям, лишившимся возможности продолжать заводские или рудничные работы от увечья, на сих работах полученного, а также пенсия вдовам и сиротам горнозаводских людей, лишившихся жизни на тех работах или от увечья, от оных полученного, производятся за счет завода. Увечные и неспособные к работам заводские люди, пользующиеся ныне призрением от завода или рудника, продолжают получать от оного то же самое содержание».

Следует заметить, что в рассматриваемом законе 1861 г. вопросы создания и функционирования вспомогательных касс были отрегулированы только лишь по основным позициям. В связи с этим законодатель обязывал Министерство финансов разработать и утвердить специальное Положение о вспомогательных кассах, «в коем имеют быть определены: порядок за-ведывания и управления кассами, порядок отчетности и выдачи ежегодных и временных пособий, размер и тех и других, и сроки выслуги и случаи, дающие право на пособия, и все относящиеся к тому подробности. С утверждения такого положения и введения его в действие должны начаться и самые взносы в кассы». В реальности, однако, только через двадцать лет (9 апреля 1881 г.) было издано Временное положение о вспомогательных кассах [3], а еще через двенадцать лет было, наконец, принято постоянно действующее Положение о вспомогательных кассах горнозаводских товариществ казенных горных заводов и рудников [4], в котором указанные выше и другие вопросы функционирования вспомогательных касс были отрегулированы достаточно подробно.

После издания Закона 1861 г. горнозаводские товарищества стали учреждаться во всех крупных казенных горнорудных предприятиях. Так, в 1862 г. было организовано Алагирское горнозаводское товарищество на Кавказе, в 1865 г. -Нижнетуринское горнозаводское товарищество на Урале, в 1866 г. там же были учреждены сра-

зу несколько товариществ - Златоустовское горнозаводское товарищество, Миасское горнозаводское товарищество, Верхнетуринское горнозаводское товарищество, Баранчинское горнозаводское товарищество, Серебрянское горнозаводское товарищество, Каменское горнозаводское товарищество, в 1867 г. - Кушвин-ское горнозаводское товарищество, Нижне-исетское горнозаводское товарищество, Ку-синское горнозаводское товарищество, в 1869 г. было образовано Илимское горнозаводское товарищество на Алтае, в 1973 г. -Олонецкое горнозаводское товарищество на Урале, в 1873 г. - Воткинское горнозаводское товарищество, в 1886 г. - Пермское горнозаводское товарищество и Саткинское горнозаводское товарищество на том же Урале [5, с. 30-31]. Как видно, наиболее активно этот процесс шел на Урале, что вполне объяснимо, поскольку именно в этом регионе располагался центр горнорудной промышленности Российской империи. Стали решаться и смежные с социальным страхованием вопросы. Так, в 1897 г. был издан новый фабричный закон о рабочем времени [6], согласно которому устанавливалась максимальная длительность рабочего дня 11,5 часов (в предпраздничные и субботние дни - 10 часов).

Непросто и противоречиво складывалось законодательное регулирование вопросов страховых выплат в случаях смерти и получения увечья рабочими горнорудных заводов в результате несчастных случаев на предприятии. В Положении о горнозаводском населении казенных заводов ведомства Министерства финансов (ст. 70) на этот счет указывалось, что «пенсии горнозаводским рабочим, лишившимся возможности продолжать заводские и рудничные работы от увечья, на сих работах полученного, а также пенсии вдовам и сиротам горнозаводских людей, лишившихся жизни на тех же работах, или же от увечья на оных полученного, производятся за счет завода». Однако самого порядка реализации этой нормы не было до начала ХХ в., и рабочие (или их родственники) могли требовать пенсии за потерю нетрудоспособности только в общегражданском порядке, т.е. подавать иск и в каждом конкретном случае доказывать, что имел место несчастный случай именно в процессе производственной деятельности на данном предприятии при выполнении конкретных обязанностей рабочего и при отсутствии вины самого рабочего. При таком подходе, требовавшем немалых затрат на адвокатов, конечно же, гарантии получения пенсии по случаю постоянного ограничения (потери) трудоспособности были минимальными. Исключение было толь-

230

ко для рабочих казенных заводов, где данные вопросы решались быстрее и чаще в пользу рабочих.

Между тем в этом вопросе Россия значительно отставала от Западной Европы, и все чаще в России на разных уровнях ставился вопрос о социальных гарантиях промышленным рабочим (равно как о создании профсоюзных организаций, однако данный аспект мы не рассматриваем). В 1899 г. Министерство финансов обязало заводы вести специальные журналы для регистрации производственных несчастных случаев с целью выявления статистики, на основании которой в дальнейшем планировалось издать специальный закон, причем следовало регистрировать только случаи, приведшие к потере трудоспособности, в течение трех и более суток. Однако собственники заводов не спешили раскрывать такие сведения, учитывая, что ответственность в циркуляре Министерства финансов прописана не была. И только в 1901 г. удалось свести данные о несчастных случаях в таблицы, причем речь идет только о сведениях от трех тысяч заводов при общем их числе почти восемнадцать тысяч [7, с. 43-44].

1. Тигранов Г.Ф. Кассы горнорабочих. СПб., 1996.

2. Положение о горнозаводском населении казенных заводов ведомства Министерства финансов: высочайше утверждено 8 марта 1861 г. //ПСЗ - 2. № 36719.

3. Временное положение о вспомогательных кассах от 9 апр. 1881 г. // Собр. узаконений. 1881. № 74.

4. Положение о вспомогательных кассах горнозаводских товариществ казенных горных заводов и рудников от 26 мая 1893 г. // Собр. узаконений. 1893. № 131.

5. Гусятников С. П. Очерк деятельности горнозаводских товариществ казенных горных заводов за 1902-1913 гг. // Горный журн. 1915. № 10-11.

6. О продолжительности и распределении рабочего времени в заведениях фабрично-заводской промышленности: закон Российской империи от 2 июня 1897 г. //ПСЗ - 3. № 14231.

7. Статистика несчастных случаев с рабочими в промышленных заведениях, подчиненных надзору фабричной инспекции. СПб., 1908.

8. Правила о вознаграждении потерпевших вследствие несчастных случаев рабочих и служащих, а равно членов их семей в предприятиях фабрично-заводской, горной и горнозаводской промышленности от 2 июня 1903 г. // ПСЗ - 3. № 23060.

Наконец, в 1903 г. был принят долгожданный страховой закон [8]. Этот акт имел важнейшее значение в развитии института страхования рабочих в России, определив принципы, которые действовали до 1917 г., ряд из них был воспринят сначала советской властью, а потом и современным российским законодательством. В ст. 1 закона указывалось, что собственники заводов обязаны выплачивать пособия рабочим за более чем трехдневную утрату трудоспособности в связи с производственным несчастным случаем, а также выплачивать пожизненную пенсию при полной утрате трудоспособности по указанной причине. Все вопросы детально расписывались. Вместе с тем, нужно иметь в виду, что этот закон хотя и являлся для России прогрессивным, был принят с явным опозданием (по меньшей мере на двадцать лет) и касался только крупных предприятий, немало возражений было и по поводу сумм пособий и пенсий, что дало повод в дальнейшем использовать эти недостатки революционным организациям в своей пропаганде. В итоге до конца существования Российской империи так и не было выработано законов о страховании рабочих, которые получили бы общественное согласие.

1. Tigranov G.F. Cash desks of miners. St. Petersburg, 1996.

2. Regulation on the mining population of state plants of department of the Ministry of Finance: it is most highly approved on March 8, 1861 // Complete coll. of laws - 2. № 36719.

3. Provisional regulation for auxiliary cash desks d.d. Apr. 9, 1881 // Coll. of statutes. 1881. № 74.

4. Regulation on auxiliary cash desks of mining associations of state mountain plants and mines d.d. May 26, 1893 // Coll. of statutes. 1893. № 131.

5. Gusyatnikov S.P. A sketch of activity of mining associations of state mountain plants for 1902-1913 //Mountain magazine. 1915. № 10-11.

6. About duration and distribution of working hours in institutions of the factory industry: law of the Russian Empire d.d. June 2, 1897//Complete coll. of laws - 3. № 14231.

7. Statistics of accidents with workers in the industrial institutions subordinated to supervision of factory inspection. St. Petersburg, 1908.

8. Rules about remuneration of the workers and employees who were injured owing to accidents, and it is equal members of their families in the enterprises of the factory, mining and mining industry d.d. June 2, 1903 // Complete coll. of laws - 3. № 23060.

231

Маркунин Роман Сергеевич

кандидат юридических наук, доцент,

Саратовская государственная юридическая академия

(e-mail: [email protected])

Дисциплинарная ответственность депутатов Государственной Думы: исторический и современный аспекты

В статье исследуются вопросы дисциплинарной ответственности депутатов первого и современного российских парламентов. Приводятся примеры мер дисциплинарной ответственности депутатов. Предлагается внести некоторые изменения в действующее законодательство.

Ключевые слова: Государственная Дума, парламент, депутаты, дисциплинарная ответственность, санкции.

R.S. Markunin, Candidate of Law, Assistant Professor, Saratov State Academy of Law; e-mail: [email protected]

Disciplinary responsibility of deputies of the State Duma: historical and modern aspects

The article is devoted to investigating the disciplinary responsibility of the deputies of the first and modern Russian parliaments. Examples of measures of disciplinary responsibility of deputies are given. Proposals on the introduction of relevant changes to the current legislation are made. Key words: State Duma, Parliament, deputies, disciplinary responsibility, sanctions.

Вопрос ответственности депутатов является актуальным, поскольку сама деятельность депутатов должна проходить в интересах населения, которое, непосредственно формируя органы представительной власти, надеется на достойное представление своих интересов и решение конкретных проблем. Ответственность же в данном случае является гарантом, обеспечивающим поддержание должного уровня профессионализма в депутатской деятельности.

Особое место в этом вопросе занимает дисциплинарная ответственность, так как она связана с особенностями депутатской деятельности, а именно с ее открытостью и публичностью. Предпосылки статуса депутата, помимо правовых и политических требований, включают также и этические нормы, соблюдение которых необходимо для тех, кто претендует осуществлять депутатские полномочия. Ответственность за нарушение этических норм, закрепленных в нормативных актах, является частью системы ответственности депутата как члена представительного органа. В настоящее время в действующем законодательстве, к сожалению, отсутствует эффективный механизм, позволяющий поддерживать дисциплину депутата на должном уровне.

Дисциплинарная ответственность депутата -вид юридической ответственности, наступающий за нарушение норм регламента органа представительной власти либо депутатской этики и выражающийся в применении мер дисциплинарного воздействия, перечень которых

устанавливается регламентом соответствующего представительного органа.

Рассмотрим правовое регулирование применения дисциплинарных санкций, предусматривающих ответственность депутатов первого и современного российских парламентов.

Нормативными правовыми актами, регулирующими правовой статус депутатов Государственной Думы в 1905-1917 гг., являются гл. X «Свода Основных Государственных Законов Российской империи» [1, с. 7, 8], Учреждение Государственной Думы [2] и Наказ Государственной Думы в 1906-1917 гг. [1, с. 29-41].

В Наказе Думы обязанностям и ответственности членов этой палаты посвящена глава «Личное положение членов Государственной Думы», содержащая нормы, которые могут быть отнесены к дисциплинарной ответственности. Эти нормы закрепляют санкции за несоблюдение обязанностей членов парламента. Наказом закреплены следующие обязанности членов представительного органа: присутствие на заседаниях Государственной Думы, на заседаниях ее комиссий; соблюдение порядка заседаний Госдумы; принятие участия в голосованиях; уведомление председателя Думы об отпуске и соблюдение его продолжительности. Некоторые из перечисленных обязанностей были подкреплены необходимыми санкциями. Так, в случае нарушения порядка членом палаты он мог быть лишен слова, а также удален с заседания или устранен на определенный срок от участия в собраниях. Практика деятельно-

232

сти Государственной Думы свидетельствует о разнообразных мерах дисциплинарного воздействия председателя и общего собрания в случае нарушения порядка членом палаты: призыв к порядку, замечание, лишение слова, удаление из зала, устранение от участия в заседаниях на срок от 1 до 15 дней. Важным способом воздействия председателя являлось право останавливать выступавших депутатов. Председатель пользовался этим правом в отношении тех ораторов, которые уклонялись от предмета обсуждения; произносили речи по «бумаге» или на иностранном языке, допускали оскорбления других членов Думы или посторонних лиц, неуважение к органам власти, обсуждали действия императора, призывали к коренным преобразованиям государственного строя. Как отмечал в своем дневнике Я.В. Глинка, занимавший на протяжении 11 лет деятельности Государственной Думы ведущие должности в ее Канцелярии, «разнузданность нравов и языка в Государственной Думе с трибуны и с мест не знает пределов. Систематически проявляется неуважение как самому учреждению, так и по отношению друг к другу» [3, с. 73]. Следует отметить, что с заседания Госдумы депутат мог быть удален только на основании ее коллегиального решения.

Самым массовым было удаление депутатов во время второй сессии IV Думы 22 апреля 1914 г. В процессе прений по бюджету левые члены Госдумы устроили обструкцию, когда выступал председатель Совета министров И.Л. Горемыкин. В результате разразившегося скандала 22 депутата были устранены от участия в работе общего собрания на 15 заседаний [4]. В последний раз такая мера дисциплинарного воздействия применялась на пятой сессии IV Думы. 19 ноября 1916 г. социал-демократы и трудовики пытались сорвать выступление с декларацией правительства председателя Совета министров А.Ф. Трепова. По предложению председателя М.В. Родзянко, четверо членов Думы были удалены на 8 заседаний, а еще четверо - на 15 заседаний [5].

Использовались и финансовые санкции. В обязанность депутатов входило присутствие на заседаниях палаты. Каждый депутат должен был внести свое имя в ведомость присутствующих, но если он не принимал участия в поименном голосовании, то считался отсутствующим. Комиссия Думы выясняла причины неявки на заседания палаты. Отсутствующий без уважительных причин на заседании палаты лишался за каждый пропущенный день причитавшегося ему денежного довольствия.

В Регламенте Государственной Думы Федерального Собрания РФ нет главы, специально

посвященной дисциплинарной ответственности депутата. Ряд норм, которые теоретически могут быть отнесены к дисциплинарной ответственности, содержатся только в гл. 5 «Начало работы Государственной Думы. Порядок проведения заседаний Государственной Думы», закрепляющей обязанности депутата и предусматривающей санкции за их нарушение. Регламент Государственной Думы закрепляет следующие обязанности депутата как члена коллегиальной государственной структуры: обязанность присутствовать на заседаниях палаты; обязанность соблюдать правила депутатской этики; обязанность во время работы в Думе носить «деловую одежду, соответствующую официальному характеру деятельности Государственной Думы»; обязанность осуществлять право на голосование только лично.

Некоторые из перечисленных обязанностей депутатов подкреплены необходимыми санкциями. Так, постановлением Государственной Думы Федерального Собрания РФ от 16 ноября 2016 г. № 241-7 ГД в п. 5 ст. 44 Регламента Государственной Думы внесены изменения, устанавливающие ответственность в виде уменьшения размера ежемесячных выплат в случае отсутствия депутата на заседании палаты без уважительной причины на одну шестую за каждое пропущенное заседание палаты. Решение о применении дисциплинарной ответственности в отношении отсутствующего без уважительной причины депутата Государственной Думы принимается Комитетом Государственной Думы по Регламенту и организации работы Государственной Думы. Введение в законодательство действовавшей в имперский период нормы о денежных санкциях за пропуски заседаний депутатами Государственной Думы без уважительных причин было вызвано массовым характером отсутствия депутатов на заседаниях. Возможность возвращения данной нормы в категорию действующих определена наличием бюджетного денежного содержания у депутатов современного российского парламента. Данный механизм повышения ответственности депутатов имеет историческое основание и эффективную апробацию.

В ст. 45 Регламента Государственной Думы закреплены такие дисциплинарные меры ответственности за нарушение депутатской этики, как предупреждение председательствующим выступающего, а в случае повторного нарушения лишение права выступления в течение всего дня заседания или на срок до одного месяца решением палаты. Целесообразно изменить порядок применения такого дисциплинарного взыскания, как лишение депутата Государственной Думы слова на одно заседание. В соответствии

233

со ст. 45 Регламента Госдумы лишение депутата слова на одно заседание осуществляется единоличным решением председательствующего. По мнению автора, это создает возможности для субъективных оценок в отношении эмоционально выступающих депутатов. Наказ Государственной Думы 1905-1917 гг. предусматривал лишение слова только на основании коллегиального решения - в случае необходимости пресечь противоправное выступление на заседании за лишение слова в течение дня голосовали все присутствующие.

В Государственную Думу периодически вносятся законопроекты, касающиеся мер дисциплинарной ответственности. Так, до последних изменений в Регламент депутаты фракции ЛДПР внесли на рассмотрение свой законопроект, устанавливающий обязанность депутатов посещать пленарные заседания и предусматривающий лишение полномочий, если депутат пять раз пропустил пленарные заседания без уважительных причин, факт пропусков которых подтверждался бы Верховным Судом.

Безусловно, сегодня назрела настоятельная потребность в создании системы санкций в области дисциплинарной ответственности. Вместе с тем, недопустимо применение к нарушителям мер ответственности, не установленных в регламентах. В связи с этим считаем, что следует закрепить в регламенте Государственной Думы дополнительные меры дисциплинарной ответственности. Диапазон может быть достаточно широким: от лишения слова до выдворения из зала заседаний, как это делается в некоторых странах. В случае наиболее грубого нарушения Регламента конкретные действия народного избранника также должны стать предметом обсуждения избирателями его округа. Депутат должен отчитаться за свое поведение перед избирателями и самим пред-

1. Свод законов Российской империи. Книга первая. Т. I. Ч. 2. СПб., 1912.

2. ПСЗ - 3. Т. XXV. 1 Отд. № 26661.

3. Глинка Я. В. Одиннадцать лет в Государственной думе. 1906-1917: Дневник и воспоминания. М., 2001.

4. Речь. 1914. № 109, 110.

5. Государственная Дума. Стенографические отчеты. Созыв четвертый. Сессия V. Пг.,1917. Стб. 240-251.

6. Окулич И. П. Проблемы правового статуса депутата законодательного (представительного) органа государственной власти субъекта Российской Федерации. Челябинск, 2003.

ставительным органом. А в крайних случаях полезно было бы закрепить возможность инициирования процедуры лишения депутатского мандата в результате виновно совершенных действий, факт которых устанавливается представительным органом.

Считаем, что наличие должной системы санкций окажет дисциплинирующий эффект на депутатов. Ответственность парламентариев перед представительным органом власти и избирателями вполне оправданна и вытекает из природы депутатского мандата. Влияние граждан на деятельность депутатов и ее контроль, а также необходимость установления их ответственности предопределяются функцией народного представительства, заключающейся в поддержании тесной связи с обществом. В таком случае ответственность депутата следовало бы понимать как отрицательное отношение государства, избирателей и общественности к депутатам, нарушившим нормальную деятельность властных структур, выражающееся в применении к виновному депутату мер общественного воздействия или установленных государством санкций [6, с. 229].

Из всего сказанного можно сделать вывод о том, что на сегодняшний день существующих мер ответственности недостаточно для обеспечения эффективной работы парламентариев. Появилась необходимость в усовершенствовании института дисциплинарной ответственности в отношении депутатов и в его должном юридическом оформлении. Совершенствование механизма ответственности оправдано не только на федеральном уровне. Считаем, что на региональном и местном уровнях власти также необходимо закреплять дополнительные меры дисциплинарного характера. Данные меры повысят уровень культуры народных представителей по отношению к своим коллегам.

1. Code of laws of the Russian Empire. The first book. Vol. I. Pt. 2. St. Petersburg, 1912.

2. Complete coll. of laws - 3. Vol. XXV. 1 Dep. № 6661.

3. Glinka Ya.V. Eleven years in the State Duma. 1906-1917: Diary and memories. Moscow, 2001.

4. Speech. 1914. № 109, 110.

5. The State Duma. Verbatim reports. Convening the fourth. Session V. Petrograd, 1917. Column 240-251.

6. Okulich I.P. Problems of the legal status of a deputy of the legislative (representative) body of state power of a subject of the Russian Federation. Chelyabinsk, 2003.

234

Гизатуллина Эльвира Фаридовна

Кубанский государственный аграрный университет

им. И.Т. Трубилина (e-mail: [email protected])

Сентябрьский (1965 год) Пленум ЦК КПСС как поворотный пункт в методах реализации государством функции управления

советской экономикой

В статье анализируются решения сентябрьского (1965 г.) Пленума ЦК КПСС и принятые в его развитие акты, которые знаменовали реформирование всей системы управления советской экономикой. Отмечается, что предоставление государственным предприятиям реальной хозяйственной самостоятельности свидетельствовало, с одной стороны, о кризисе существовавшей административно-командной экономической модели, а с другой - о решительности тогдашней правящей элиты, прежде всего Председателя Совета Министров СССР А.Н. Косыгина, изменить положение к лучшему путем кардинальных решений. Дается оценка отдельным аспектам хозяйственной реформы.

Ключевые слова: реформа, Пленум ЦК КПСС, хозяйственная самостоятельность, экономический стимул, планирование,пятилетка.

E.F. Gizatullina, Kuban State Agrarian University named after I.T. Trubilin; e-mail: [email protected]

September (1965) Plenum of the Central Committee of the CPSU as a turning point in the methods of implementation by the state of the management function of the Soviet economy

The article analyzes the decisions of the September (1965) Plenum of the Central Committee of the CPSU and adopted in furtherance of the acts that heralded the reform of the management system to the Soviet economy. It is noted that the provision of state enterprises in the real economic independence testified, on the one hand, the crisis of the existing administrative-command economic model, and on the other hand, the determination of the ruling elite, especially the Chairman of the USSR Council of Ministers A.N. Kosygin, to change the situation for the better through cardinal solutions. Assesses selected aspects of economic reform.

Key words: reform, the Plenum of the Central Committee of the CPSU, economic independence, economic incentives, planning, five-year plan.

После Октябрьской революции 1917 г. новая большевистская власть была вооружена марксистской моделью социализма в ее леворадикальном варианте [1, с. 49]. В соответствии с этим большевики объявили об огосударствлении экономики, и в довольно быстрые сроки промышленные предприятия претерпели кардинальную смену форм собственности - от частной формы собственности к форме государственной (с землей ситуация была несколько сложнее, и сельское хозяйство мы здесь не рассматриваем, хотя по большому счету и в этой сфере правила игры диктовало государство). Тем самым государство открыто взяло на себя функцию прямого управления экономикой, изъяв значительную часть этой функции у частного капитала и сделавшись, таким образом, совокупным субъектом хозяйственных отношений в промышлен-

ности (соответствующие полномочия имели законодательные и исполнительные органы власти, утверждая и реализуя экономические планы, а также государственные предприятия, которые непосредственно осуществляли хозяйственную деятельность).

Такой масштабный подход государства к методу управления общественными отношениям (в данном случае в сфере экономики) в истории других государств не встречался [2]. Однако ожидания большевиков с первых же лет функционирования советской власти оказались не оправданными, поскольку отсутствие опыта и профессиональных кадров с учетом острейшей общественно-политической обстановки в стране (Гражданская война) привели к экономическому коллапсу. Для выхода из кризиса, как известно, советская власть вынуждена была прибегнуть к новой экономической по-

235

литике и в некоторой степени либерализовать экономику. Затем, в период коллективизации и последующей индустриализации, система государственного управления экономикой вполне сложилась и утвердилась, что нашло отражение в Конституции СССР 1936 г., где интерес представляют следующие нормы: ст. 4, в соответствии с которой «экономическую основу СССР составляют социалистическая система хозяйства и социалистическая собственность на орудия и средства производства, утвердившиеся в результате ликвидации капиталистической системы хозяйства, отмены частной собственности на орудия и средства производства и уничтожения эксплуатации человека человеком» [3]; ст. 11, регламентирующая, что «хозяйственная жизнь СССР определяется и направляется государственным народнохозяйственным планом в интересах увеличения общественного богатства, неуклонного подъема материального и культурного уровня трудящихся, укрепления независимости СССР и усиления его обороноспособности» [3].

В период Великой Отечественной войны и в послевоенный период действовала мобилизационная модель советской экономики, где роль государства была чрезвычайно высокой. Во второй половине 1950-х гг., когда, наконец, после смерти Сталина и отказа государства от политики жестких репрессий для советской страны наступило время относительно спокойной жизни, выяснилось, что в такой ситуации прежние жестко-централизованные методы регулирования экономики уже не позволяют реально повышать уровень жизни советских граждан. И хотя многие валовые показатели семилетнего плана (1959-1965 гг.), согласно официальной статистике, выполнялись и даже перевыполнялись (например, промышленное производство увеличилось на 84% против 80% запланированного, выпуск продукции черной металлургии вырос на 67%, а цветной металлургии и вовсе более чем в два раза), по иным структурно-качественным параметрам советская экономика проседала. Так, металлургия в передовых странах уже перестала быть авангардной еще после Первой мировой войны, и на первый план выходили новые отрасли научно-технической революции (роботехника, электроника и др.), где в СССР наблюдалось отставание. Существенным минусом было снижение производительности труда, соответственно, снижены были и показатели фондоотдачи, т.е. выпуск продукции относительно стоимости основных фондов (как указывалось, общий выпуск продукции в советской эконо-

мике вырос на 84%, в то время как основные фонды по промышленности - на 100%) [4, с. 368-369].

Правящая элита не могла не понимать того, что сложившиеся методы управления экономикой (централизованное планирование с требованием выполнения валовых показателей как главного критерия оценки деятельности хозяйствующих субъектов экономической деятельности) нужно менять, и главный вектор этих изменений к середине 1960-х гг. был сформирован в результате дискуссий среди экономистов, которая развернулась в центральной печати. Характерной в этом смысле была статья ученого-экономиста Е.Г. Либермана [5], где в концентрированном виде была выражена позиция, которой придерживались многие экономисты. В этой работе ключевым являлся следующий тезис: «совершенствуя планирование, нельзя ограничиваться исправлением или дополнением отдельных плановых показателей, поскольку дело не в показателях как таковых, а в системе взаимоотношений предприятия с народным хозяйством, в способах планирования, оценки и поощрения работы производственных коллективов. До предприятия надо доводить только главные, решающие показатели, предоставляя директорам больше прав для хозяйственного маневрирования. Соответственно и оценивать предприятия следует по конечному эффекту, а не по большому числу показателей, детально регламентирующих их хозяйственную деятельность» [5].

К тому времени Первый секретарь ЦК КПСС и Председатель Совета Министров СССР Н.С. Хрущев был смещен со своих постов в октябре 1964 г., непосредственное руководство всей экономикой перешло к новому советскому премьер-министру А.Н. Косыгину, который до этого работал в должности заместителя Председателя Совета министров СССР (был заместителем Хрущева). И именно с именем Косыгина связывается реформирование советской экономики, реальное начало которому было дано на сентябрьском (1965 г.) Пленуме ЦК КПСС, где в результате обсуждения доклада Косыгина было принято постановление ЦК КПСС «Об улучшении управления промышленностью, совершенствовании планирования и усилении экономического стимулирования промышленного производства» [6].

Следует заметить, что на Пленуме ЦК КПСС была дана политико-экономическая и политико-правовая оценка существующего положения и определены основные направления дальнейшего развития экономики (более пред-

236

метно эти направления были конкретизированы в принятом несколько позже совместном партийно-правительственном постановлении, о котором речь пойдет ниже). На Пленуме ЦК КПСС прямо указывалось, что «существующая организационная структура управления, методы планирования и экономического стимулирования в промышленности не отвечают современным условиям и уровню развития производительных сил. Серьезным недостатком в руководстве промышленностью является то, что в нем превалировали административные методы в ущерб экономическим. Хозрасчет на предприятиях носит во многом формальный характер; права предприятий в хозяйственной деятельности ограничены. Работа предприятий регламентируется большим числом плановых показателей, что ограничивает самостоятельность и инициативу коллективов предприятий, снижает ответственность за улучшение организации производства. Система материального поощрения работников промышленности слабо заинтересовывает их в улучшении общих итогов работы предприятий, в повышении рентабельности производства и улучшении качества промышленной продукции» [6].

Что касается постановляющей части этого партийного форума, то здесь, как и во многих других партийных документах, много общих фраз и лозунгов, в связи с чем реформаторская сущность предлагаемых изменений, окутанная фразами о верности коммунистическому курсу, необходимости повышения уровня благосостояния всего советского народа и т.д., сразу не просматривается (примером может быть следующее положение: «В целях дальнейшего развития промышленности и повышения эффективности общественного производства, ускорения технического прогресса, увеличения темпов роста национального дохода и обеспечения на этой основе дальнейшего подъема благосостояния советского народа требуется улучшить методы планирования, усилить экономическое стимулирование промышленного производства, повысить материальную заинтересованность работников в улучшении итогов работы предприятий. От хозяйственных и плановых органов требуется большая гибкость и оперативность в планировании и управлении производством, умение своевременно учитывать меняющуюся хозяйственную обстановку, маневрировать ресурсами, увязывать производство с возросшими потребностями и спросом населения, укреплять хозяйственный расчет, быстро внедрять научно-технические достижения, находить в конкретных условиях

предприятия лучшие способы решения хозяйственных задач» [6, с. 642]; такого рода фразы многократно встречались и ранее до каких-либо перемен).

Как представляется, Пленум ЦК КПСС вынужден был обозначить и противоречие между, с одной стороны, экономическим стимулом, что характерно для капиталистической системы хозяйствования, и, с другой стороны, моральным стимулом, на что делался акцент в принятой в 1961 г. Программе КПСС [7]. Так, в рассматриваемом партийном документе указывалось, что «экономические стимулы повышения производительности общественного труда - это могучее средство движения социалистической экономики к коммунизму. В то же время партия и впредь будет неуклонно проводить курс на повышение коммунистической сознательности трудящихся, на воспитание коммунистического отношения к труду. Долг партийных организаций - всемерно развивать моральные стимулы к труду, создавать все условия для расцвета подлинно коммунистического творчества масс» [6, с. 642]. Примечательно, что о долге партийных организаций «всемерно развивать» экономический стимул к труду умалчивалось, равно как моральный стимул (в отличие от экономического стимула) в данном случае не получил оценки «могучего средства» на пути к коммунизму. Данное противоречие, на наш взгляд, при выбранном подходе реформаторов было неизбежным, поскольку многовековой опыт развития экономических отношений не знает более действенного стимула, чем экономический [8; 9], а провозглашение в СССР цели построения коммунизма в этом отношении принципиально ничего не меняло, поскольку конкретные люди в лично-семейном плане всегда хотят жить лучше, и личные интересы для абсолютного большинства людей являются приоритетными, что естественно для человека и человеческого сообщества [10].

4 октября 1965 г. в развитие партийных установок сентябрьского (1965 г.) Пленума ЦК КПСС было принято постановление ЦК КПСС и Совета министров СССР «О совершенствовании планирования и усилении экономического стимулирования промышленного производства» [11]. В этом акте имелась определенная конкретизация, сущность реформ была отражена значительно более выпукло. Так, указывалось, что «существующие методы и формы планирования и стимулирования в промышленности имеют крупные недостатки и не отвечают новым требованиям хозяйственного строительства, современным технико-эконо-

237

мическим условиям и уровню развития производительных сил. В плановом руководстве промышленностью чрезмерно большое место занимают административные формы и методы, а роль экономических методов принижена» [11].

Это довольно жесткая самокритика, которая ранее применительно к общей системе хозяйствования в СССР не встречалась. Фактически было заявлено, что все предшествующие годы развития советской экономики (почти 50 лет!) показали неэффективность социалистической системы управления промышленностью и низкий уровень производительности «социалистического труда». Однако признавать это советские функционеры, разумеется, не могли, и поэтому речь шла о «совершенствовании» экономической системы, но строго в рамках существующего социалистического строя.

Постановлением предписывалось, что «пятилетний план (с распределением важнейших заданий по годам) является основной формой государственного планирования развития народного хозяйства. Пятилетние и годовые планы предприятий разрабатываются ими на основе устанавливаемых вышестоящей организацией контрольных цифр. Предприятия-изготовители, исходя из контрольных цифр, заблаговременно договариваются с предприятиями-потребителями или сбытовыми и торгующими организациями об объеме, ассортименте, качестве и сроках поставки продукции и формируют портфель заказов» [11]. Здесь принципиальной представляется возможность для предприятий договариваться об условиях поставок продукции и услуг, а это уже элемент свободного предпринимательства [12].

Другим принципиальным положением следует считать решение «расширить хозяйственную самостоятельность промышленных предприятий. В связи с этим сократить число показателей плана, утверждаемых предприятиям вышестоящими организациями, ограничив их, как правило, следующими показателями: по производству: общий объем реализуемой продукции в действующих оптовых ценах. В отдельных отраслях в случае необходимости может применяться показатель - объем отгруженной продукции; важнейшие виды продукции в натуральном выражении (с указанием в том числе продукции для экспорта), включая показатели качества продукции; по труду - общий фонд заработной платы; по финансам: общая сумма прибыли и рентабельность; по капитальному строительству: общий объем централизован-

ных капитальных вложений, в том числе объем строительно-монтажных работ; ввод в действие основных фондов и производственных мощностей за счет: централизованных капитальных вложений; по внедрению новой техники - задания по освоению производства новых видов продукции и по внедрению новых технологических процессов, комплексной механизации и автоматизации производства, имеющих особо важное значение для развития отрасли; по материально-техническому снабжению - объем поставок предприятию сырья, материалов и оборудования, распределяемых вышестоящей организацией. Установить, что все остальные показатели планов предприятий утверждению вышестоящими организациями не подлежат, а разрабатываются самими предприятиями и используются плановыми органами как расчетные материалы к составлению планов» [11].

В литературе отмечается, что роль сентябрьского (1965 г.) Пленума ЦК КПСС, определившего курс на самостоятельность госпредприятий, была значительно усилена принятым тогда же решением об отказе от территориальной системы управления экономикой посредством совнархозов и возврате к отраслевой системе, как было раньше, что отвечало интересам не только центра, но и союзных республик [13, с. 62]. По мнению Ю.А. Давыдовой и В.В. Гро-менко, «промышленная реформа 1965 г. стала одной из самых радикальных реформ за все годы советской власти» [14, с. 77]. И действительно, решения сентябрьского (1965 г.) Пленума можно считать поворотным пунктом в методах реализации государством функции управления экономикой [15]. Об эффективности принятых решений свидетельствуют стат-данные по восьмой пятилетке (1965-1970 гг.), которые многие специалисты считают «золотой». Так, «к осени 1967 г. по новой системе работали 5,5 тыс. предприятий, которые давали треть промышленной продукции и получали 45% прибыли. К апрелю 1969 г. их число возросло до 32 тыс., а объем продукции - до 77%. На протяжении всех пяти лет фиксировались рекордные для СССР темпы экономического роста, такие же, как в Японии тех лет» [16, с. 66-67]. Думается, что в современной России этот опыт должен быть востребован, учитывая, что доля государства в экономике по-прежнему достаточно большая, и здесь важно найти баланс между интересами общества, государства и отдельных работников с учетом, разумеется, рыночной составляющей экономических отношений.

238

1. Рассказов Л.П. Теория государства и права. 6-е изд. М., 2014.

2. РассказовЛ.П., Упоров И.В., КарнаушенкоЛ.В. История государства и права зарубежных стран. Краснодар, 2004.

3. Об утверждении Конституции (Основного Закона) Союза Советских Социалистических Республик: постановление Чрезвычайного VIII Съезда Советов СССР от 5 дек. 1936 г. // Известия ЦИК СССР и ВЦИК. 1936. № 283.

4. Кузнецов А.Ю. История экономики России. М., 2004.

5. Либерман Е.Г. План, прибыль, премия // Правда. 1962. 9 сент.

6. Об улучшении управления промышленностью, совершенствовании планирования и усиление экономического стимулирования промышленного производства: постановление ЦК КПСС от 29 сент. 1965 г. // Постановления партии и правительства по хозяйственным вопросам. М., 1968. Т. 5. С. 640-645.

7. Программа КПСС. М., 1961.

8. Орлов С. В. Человек и его потребности. СПб., 2006.

9. Человек и его потребности / отв. ред. А.Э. Назиров. СПб., 2011.

10. Рассказов Л.П., Упоров И.В. Естественные права человека. СПб., 2001.

11. О совершенствовании планирования и усилении экономического стимулирования промышленного производства: постановление ЦК КПСС и Совета министров СССР от 4 окт. 1965 г. // СП СССР! 1965. № 19-20. Ст. 153.

12. Упоров И.В., Старков О.В. Финансовое право. М., 2013.

13. Фирсов Ю. Косыгин и его время // Рос. экон. журн. 2004. № 5-6.

14. Давыдова Ю.А., Громенко В.В. Экономические реформы в период «застоя» // Теория и практика общественного развития. 2014. № 7. С. 76-80.

15. Упоров И.В., Старков О.В., Рассказов Л.П. Теория государства и права. М., 2005.

16. Милюков А. Золотая пятилетка // Прямые инвестиции. 2009. № 9.

1. Rasskazov L.P. Theory of state and law. 6th ed. Moscow, 2014.

2. Rasskazov L.P, Uporov I.V., Karnaushenko L.V. History of state and law of foreign countries. Krasnodar, 2004.

3. About the adoption of the Constitution (Basic Law) of the Union of Soviet Socialist Republics: resolution of the Extraordinary VIII Congress of Councils of the USSR d.d. Dec. 5, 1936 // News of the Central Election Commission of the USSR and All-Russian Central Executive Committee. 1936. № 283.

4. Kuznetsov A.Yu. History of economy of Russia. Moscow, 2004.

5. Liberman E.G. Plan, profit, award // Truth. 1962. Sept. 9.

6. About improvement of management of the industry, improvement of planning and strengthening of economic incentives of industrial production: resolution of the Central Committee of the CPSU d.d. Sept. 29, 1965 // Resolutions of party and the government on economic questions. Moscow, 1968. Vol. 5. P. 640-645.

7. Program of the CPSU. Moscow, 1961.

8. Orlov S.V. Human and his requirements. St. Petersburg, 2006.

9. Human and his requirements / resp. ed. A.E. Nazirov. St. Petersburg, 2011.

10. Rasskazov L.P., Uporov I.V. Natural human rights. St. Petersburg, 2001.

11. About improvement of planning and strengthening of economic incentives of industrial production: resolution of the Central Committee of the CPSU and Council of Ministers of the USSR d.d. Oct. 4, 1965 // Coll. of resolutions of USSR government. 1965. № 19-20. Art. 153.

12. Uporov I.V., Starkov O.V. Financial law. Moscow, 2013.

13. Firsov Yu. Kosygin and his time // Russian economy journal. 2004. № 5-6.

14. Davydova Yu.A., Gromenko V.V. Economic reforms in the period of «stagnation» // Theory and practice of social development. 2014. № 7. P. 76-80.

15. Uporov I.V., Starkov O.V., Rasskazov L.P. Theory of state and law. Moscow, 2005.

16. Milyukov A. Gold five-years period // Direct investments. 2009. № 9.

239

Конюшихина Наталья Ивановна

Кубанский государственный аграрный университет им. И.Т. Трубилина (e-mail: [email protected])

Проблемы взаимодействия органов контрразведки Кубанского краевого правительства и Добровольческой армии в период Гоажданской войны

В статье рассматривается процесс организации и формирования органов кубанской контрразведки в контексте деятельности контрразведывательных органов Добровольческой армии на территории Кубанского края. Выделяют этапы становления и развития Кубанской контрразведки.

Ключевые слова: Вооруженные Силы на Юге России, Добровольческая армия, Кубанское краевое правительство, контрразведка, спецслужбы.

N.I. Konyushihina, Kuban State Agrarian University named after I.T. Trubilin; e-mail: [email protected]

Problems of interaction of counterintelligence agencies of the Kuban Region Government and the Volunteer Army during the Civil War

The article considers the process of organization and formation of the bodies of the Kuban in the context of counterintelligence activities counterintelligence organs of the Volunteer army in the Kuban region. The stages of the formation and development of the Kuban counterintelligence are singled out.

Key words: Armed Forces in the South of Russia, Volunteer army, Kuban regional government, counterintelligence, intelligence.

Деятельность белогвардейских органов контрразведки, в том числе Добровольческой армии и Вооруженных Сил на Юге России (ВСЮР) в период Гражданской войны, ранее была глубоко и всесторонне изучена отечественными исследователями. Помимо этого, начиная с 90-х гг. ХХ в. публиковались нарративные источники контрразведчиков Добровольческой армии [1-3]. Вместе с тем, вопросы организации контрразведки Кубани и проблемы ее взаимодействия с аналогичным ведомством Добровольческой армии и ВСЮР оставались за рамками научных публикаций. Так, Н.С. Кирмель лишь констатирует, что «контрразведка Кубанского казачьего войска действовала самостоятельно» [4, с. 10]. В свою очередь, В. Г. Бортневский отмечает, что казачество Юга России, в том числе и кубанское, имело свои контрразведывательные органы, которые подчинялись «войсковым атаманам, правительствам и местным властям, но не зависимые от Главнокомандующего Добровольческой армии и ВСЮР. Первые такие учреждения возникли еще осенью 1917 г.» [5, с. 94]. Однако В.Ж. Цветков утверждает, что на Юге России в конце 1917 - начале 1918 г. контрразведка «практически полностью отсутствовала» [6, с. 128].

Между тем, архивные источники подтверждают справедливую позицию первых двух из указанных авторов. Кубанское краевое правительство, избранное Кубанской законодательной Радой в первой половине ноября 1917 г. сразу после октябрьского переворота большевиков в Петрограде, было наделено всей полнотой исполнительной власти в Кубанском крае и объявило военное положение [7, с. 360]. В конце 1917 - начале 1918 г. в условиях развязывания Гражданской войны оно рассматривало вопрос о создании органов разведки и контрразведки при Штабе Командующего войсками Кубани. В соответствии с этим было создано «Разведывательное отделение» как самостоятельное структурное подразделение. Оно подчинялось начальнику Штаба, тот, в свою очередь, - походному атаману Кубанского казачьего войска, который находился в непосредственном ведении Члена Краевого правительства по военным делам. «Разведывательное отделение» состояло из трех частей: политической, контрразведывательной и разведывательной. В его штат входили: начальник - старший адъютант Генерального Штаба (штаб-офицер); его помощники (обер-офицеры) - 3; помощник начальника для поручений (штаб-офицер); помощник начальника для поручений (обер-

240

офицер); начальники наблюдательных пунктов (обер-офицеры или чиновники) - 5; их помощники (обер-офицеры, чиновники или казаки) -5. Таким образом, предполагалось, что «Разведывательное отделение» будет осуществлять функции военной разведки, военной контрразведки и политического розыска. 26 декабря 1917 г. председатель Краевого правительства Л.Л. Быч утвердил данные штаты с выделением финансовых средств на организацию спецслужбы [8, ф. Р-10, оп. 1, д. 4, л. 2, 24]. Однако довести замысел до логического завершения не удалось: вечером 28 февраля 1918 г. под натиском частей Красной армии Краевое правительство вместе с казачьими частями и обозом (всего около 6 тыс. человек) оставили столицу Кубани Екатеринодар [9, с. 71-74].

В ходе так называемого «2-го Кубанского похода» Добровольческая армия во главе с генералом от инфантерии М.В. Алексеевым и генерал-лейтенантом А.И. Деникиным 2 августа 1918 г. захватила Екатеринодар, вытеснив части Красной армии. Как вспоминал А.И. Деникин, около 9 часов вечера генерал И.Г. Эрде-ли со своей конной дивизией «ворвался в город», а утром следующего дня «наши колонны и штаб армии вступали в освобожденный Ека-теринодар - ликующий, восторженно встречавший добровольцев» [10, с. 198]. По возвращении из изгнания в Екатеринодар после почти полугодичного существования там советской власти Краевое правительство продолжило свою деятельность. К середине сентября 1918 г. штаты всех ведомств (министерств) Краевого правительства были сформированы и в соответствии с Постановлением Совета Краевого правительства № 63 считались утвержденными с 1 августа текущего года [8, ф. Р-8, оп. 1, д. 81, л. 4]. Однако органы контрразведки Кубани не были воссозданы. Это было связано с тем, что территория Кубанского края «обслуживалась» контрразведкой Добровольческой армии.

Следует отметить, что на первоначальном этапе существования Добровольческой армии разграничение функций разведки и контрразведки отсутствовало: обе спецслужбы добывали достоверную информацию о военно-политических событиях в России и регионе, поддерживали контакты с представителями стран Антанты и принимали меры к осуществлению раскрытия стратегических и тактических планов командования Красной армии [5, с. 89]. Им противостояли в первые месяцы советской власти несколько независимых друг от друга контрразведывательных органов, веду-

щую роль среди которых заняло образованное в мае 1918 г. Отделение Военного контроля Оперативного отдела Народного комиссариата по военным делам [11, с. 104-105].

Свою деятельность контрразведка Добровольческой армии строила на взятом за основу «Временном положении о правах и обязанностях чинов сухопутной и морской контрразведки», утвержденном еще Временным правительством 17 июля 1917 г., где перед органами контрразведки ставились задачи: «обнаружение и обследование неприятельских шпионов, а также лиц, благоприятствующих неприятелю в его враждебных действиях против России и ее союзников» [12, с. 53]. В контексте Гражданской войны объектами деятельности контрразведки Добровольческой армии являлись разведчики и агитаторы большевиков, а также собственные дезертиры, расхитители, мошенники и прочий деструктивный элемент. Таким образом, главная задача, которая возлагалась на контрразведку, - обеспечение боеспособности Добровольческой армии [4, с. 4].

С середины 1918 г. контрразведка функционировала как самостоятельная структура и находилась в ведении Управления генерал-квартирмейстера Штаба Добровольческой армии (позднее - ВСЮР), а также штабов армий и корпусов. Контрразведывательная часть Ставки подразделялась на розыскное, судное и общее отделения, а также конвойную команду (74 человека). Кроме того, в систему контрразведывательных органов входила контрразведка Военного управления, задачей которой являлся контроль за организацией контрразведывательных органов, их штатной численностью и кадровым потенциалом [6, с. 130]. В ноябре 1918 г. А.И. Деникин утвердил штаты Контрразведывательного отделения (КРО) Управления генерал-квартирмейстера Штаба Добровольческой армии (16 человек), отдельных контрразведывательных пунктов в местностях (4 человека) и при штабах дивизий (2 человека) [4, с. 4].

Штаб Добровольческой армии после взятия Екатеринодара разместился во взятом в аренду особняке Х.И. Фотиади, владельца крупной обувной фабрики, «в большом доме, недалеко от Красной улицы» [13, с. 145] на углу Соборной и Борзиковской улиц (ныне - ул. Ленина, 53, где расположено ТО «Премьера»). В нем же жил и А.И. Деникин [14]. В середине июля 1919 г., будучи Главнокомандующим ВСЮР, он перенес Ставку из Екатеринодара в Таганрог [15]. Прибывший в Екатеринодар 5 августа 1918 г. М.В. Алексеев [8, ф. Р-6, оп. 1, д. 37,

241

л. 19] поселился в особняке пивовара М.Ф. Ирзы на Екатерининской улице (ныне - ул. Мира, 60, где расположена гостиница «Престиж»), после Февральской революции уехавшего на родину в Чехию [14, с. 169]. Но прожил там М.В. Алексеев недолго: после его кончины 25 сентября 1918 г. от воспаления легких [8, ф. 801, оп. 1, д. 247, л. 163об.-164] в особняк переехал второй заместитель председателя Особого совещания генерал от кавалерии А.М. Драгомиров (с октября 1918 г. - председатель). Отдельно отметим, что 18 августа 1918 г. М.В. Алексеев утвердил «Положение об Особом совещании при Верховном руководителе Добровольческой армии», которое являлось «высшим органом гражданского управления» на территории, контролируемой Добровольческой армией [16, с. 6, 9]. Заседания Особого совещания проходили в особняке М.Ф. Ирзы два раза в неделю в вечернее время - по вторникам и пятницам, а по средам - у А.И. Деникина в особняке Х.И. Фотиади [17, с. 12]. Такой порядок сохранялся до августа 1919 г., когда Особое совещание было переведено в Ростов-на-Дону [16, с. 13]. После передислокации органов военного управления и Особого совещания на территорию Области Войска Донского в Екатеринодаре был оставлен контрразведывательный пункт Штаба Главкома, размещенный на Соборной улице, 30 [8, ф. Р-8, оп. 1, д. 157, л. 379].

К концу 1918 г. боевые действия на Кубани и Северном Кавказе завершились победой Добровольческой армии над частями Красной армии. В приказе Кубанской Чрезвычайной Краевой Рады от 8 декабря 1918 г. № 2 констатировалось, что «в пределах Кубанского края вооруженная борьба с большевиками окончена» [8, ф. Р-8, оп. 2, д. 4, л. 8]. А.И. Деникин планировал перенести театр военных действий с южного на северное направление - в Донбасс и в направлении Царицына. К Добровольческой армии присоединилась Донская во главе с генерал-майором С.В. Денисовым. 26 декабря 1918 г. были созданы объединенные Вооруженные Силы на Юге России под началом Главнокомандующего А.И. Деникина, куда вошли Добровольческая и Донская армии, а позднее - Кавказская, Крымско-Азовская, Уральская, Туркестанская и Кубанская армии, войска Северного Кавказа (Тер-ско-Дагестанского края), Юго-Западного края (Одесского района), Новороссии (Приазовье, Северная Таврия и Крым) и Киевской области [18, с. 113-117].

По мере расширения занимаемых ВСЮР территорий возникла необходимость урегули-

рования в них проблем государственно-политического устройства. В начале октября 1918 г. было принято «Временное Положение об управлении областями, занимаемыми Добровольческой армией», которое закрепляло всю полноту власти на указанных территориях за Верховным руководителем Добровольческой армии А.И. Деникиным [8, ф. Р-6, оп. 1, д. 93, л. 5]. Раздел 6-й Временного Положения зафиксировал за Кубанью автономию, причем ст. 25 содержала исчерпывающий перечень предметов ведения местной власти: полиция, тюремное дело, налоги и проч. Одновременно ст. 27 запрещала кубанской власти самостоятельно осуществлять внешние сношения, командование вооруженными силами, таможенную политику и т.д. Основной закон об управлении Кубани должен был вырабатываться в рамках Временного положения [8, ф. Р-6, оп. 1, д. 93, л. 8-8об.]. Таким образом, контрразведывательные органы не были отнесены к предметам ведения краевых властей Кубани.

Вплоть до конца 1919 г. Краевое правительство не поднимало вопроса об учреждении собственной контрразведки, поскольку, как указывалось выше, территория Кубани «обслуживалась» органами контрразведки Добровольческой армии, а впоследствии - ВСЮР. По словам начальника Военного управления Особого совещания генерал-лейтенанта А.С. Лукомского, задача органов контрразведки на освобожденных территориях, в том числе на Кубани, заключалась «в аресте большевистских агитаторов и видных большевистских деятелей, оставляемых большевиками в районах, которые они принуждены были очищать при наступлении нашей армии; в производстве предварительного дознания относительно местных жителей, которые, во время господства большевиков в данной местности, своей деятельностью особо способствовали укреплению советской власти; в аресте в войсковых районах вновь проникавших туда большевистских агентов» [19, с. 193]. Так, в начале 1919 г. в поле зрения деникинской контрразведки попал Екатеринодарский областной комитет РКП(б), однако из-за просчета контрразведчиков был арестован только член подпольной организации профессор Валединский. Остальные большевики-подпольщики скрылись, предупрежденные о грозящей опасности [4, с. 116-117]. Вскоре органы контрразведки реабилитировали себя: в середине мая 1919 г. в Екатеринодаре они раскрыли большевистское подполье и арестовали членов Екате-ринодарского городского комитета РКП(б) во

242

главе с А.А. Лиманским. Подпольщики координировали «руководство всеми скрывающимися отрядами и вооруженными силами в пределах достижения на территории, взятой Добровольческой армией» [20, с. 431].

Объектом оперативных разработок контрразведки являлись не только большевистские подпольные организации, но и группы иной партийной принадлежности. Так, в марте 1919 г. в Екатеринодаре была образована подпольная «Кубано-Черноморская группа независимых социалистов-революционеров» во главе с С.В. Евменьевым, задачей которой являлась «поддержка советской власти». В ходе оперативной разработки организации, которая осуществлялась начальником контрразведывательного пункта Штаба Главкома ВСЮР в Екатеринодаре полковником Орловским, было установлено, что в доме члена подпольной организации Е.И. Буцевич, которая работала казначеем в Обществе народных университетов, находится «тайная типография», где печатались прокламации к казакам и рабочим, «возбуждающие против Добровольческой армии». Вплоть до 10 октября за организацией эсеров осуществлялось оперативное наблюдение в целях выявления всех участников, после чего были арестованы и заключены под стражу в Екатеринодарскую тюрьму С.В. Евменьев, Е.И. Буцевич, М.А. Выголов и А.В. Ковалев. 18 октября дознание по ним было завершено и направлено начальнику контрразведывательной части Штаба Главкома ВСЮР для препровождения в Судебно-следственную комиссию [8, ф. Р-8, оп. 1, д. 157, л. 385-385об.]. Данное дело нашло широкий отклик среди населения города, негативно относящегося к деникинской контрразведке. Так, председатель Совета профсоюзов Екатеринодара в обращениях к Кубанской краевой Раде и Члену Правительства по делам юстиции выражал недоумение, что Краевое правительство, «стремящееся опереться на демократию, допускает как существование, так и проявление деятельности института, напоминающего царские Охранные отделения и, таким образом, несет ответственность за беззаконные действия органов Добровольческой армии» [8, ф. Р-8, оп. 1, д. 157, л. 376-377].

Помимо этого имели место и факты, крайне раздражавшие само Краевое правительство. Например, в январе 1919 г. контрразведкой был задержан некий Блохин, петлюровский агент-курьер на Кубани, возвращавшийся в Киев, которому инкриминировалось распространение среди казаков проукраинских националистических брошюр и листовок, суть кото-

рых сводилась к тезису: «Готовься к борьбе с проклятым москалем, представителем Великой Руси». В рамках расследования контрразведка вышла на казаков ст. Пашковской, близ краевого центра, хранивших подобные воззвания, и в ходе ареста четырех молодых казаков «при попытке бежать» они были убиты, в связи с чем в станице вспыхнуло волнение. Краевое правительство инициировало изъятие уголовного дела из производства следователя 1-го корпуса Добровольческой армии и учредило Особую следственную комиссию по данному факту, в которую вошли по два представителя от Краевого правительства и Добровольческой армии [21, с. 26-27].

Особенно большой общественный резонанс произвело убийство председателя Кубанской краевой Рады «самостийника» Н.С. Рябовола в ночь на 14 июня 1919 г. в ростовском «Палас-отеле». Поскольку между ним и А.И. Деникиным имелись существенные расхождения в государственно-политических и иных вопросах (позиция первого - «суверенная государственность Кубани», позиция второго - «единая и неделимая Россия»), сразу же пошли не только разговоры, но и прямые обвинения деникинской контрразведки в убийстве политика. Вся Кубань была потрясена этим фактом, и ситуация, без того не простая, достигла своего апогея [8, ф. Р-6, оп. 1, д. 148, л. 29]. Не так давно отечественный исследователь А.С. Пученков, изучив документальные материалы Бахметьевского архива при Колумбийском университете (США) и Государственного архива Российской Федерации, установил, что заказчиком убийства Н.С. Рябовола являлся бывший руководитель Политического отдела Краевого правительства, осуществлявшего функции политического розыска, полковник П.В. Карташев, который стоял во главе тайной военной организации, образованной в марте 1919 г. и направлявшей свою деятельность «против самостийников и большевиков» [22]. Ее членами, помимо офицеров-добровольцев, являлись сотрудники Осведомительного отдела Краевого правительства, не поддерживающие сепаратистскую политику своих лидеров. Исполнителем убийства стал Д.Б. Бологовский, который осуществлял в Добровольческой армии «непарламентские» методы политической борьбы: убийства, теракты и проч. В его «команду» вошли четверо офицеров и некто Хотимская, уроженка Петербурга. Операция была тщательно спланирована и достигла своей цели. Между тем, А.С. Пученков резюмирует, что «заказ» не исходил от Главкома ВСЮР А.И. Деникина, «действительно ни-

243

чего не знавшего о готовящемся устранении Рябовола» [22, с. 392].

Как бы то ни было, 7 августа 1919 г. по докладу помощника управляющего Ведомством по делам военным генерал-майора С.П. Звягинцева Совет Кубанского краевого правительства принял решение направить в Ведомство 60 тыс. руб. «для организации контрразведки в целях успешной борьбы с тайными большевистскими организациями» [8, ф. Р-6, оп. 1, д. 300, л. 1]. Несмотря на принятое постановление, процесс формирования контрразведки Ведомства по военным делам затянулся. Краевое правительство зондировало возможность деятельности в регионе собственной контрразведки, считая «безотлагательным устранение параллельного действия однотипных учреждений Краевых и Добровольческой армии, путем соглашения подлежащих ведомств». Лично А.И. Деникину были высказаны претензии по поводу того, что на территории Кубанского края его контрразведкой осуществляются обыски и аресты «без ведома и участия Краевой власти». Не был оставлен без внимания и тот факт, что к концу октября 1919 г. в Екатерино-дарской тюрьме содержались свыше 300 человек, числящихся за контрразведкой ВСЮР, большей частью без предъявления обвинений. Подобные незаконные действия контрразведки вызывали обеспокоенность Краевого правительства, ответственного перед населением «в деле охраны конституционных гарантий» [8, ф. Р-6, оп. 1, д. 192, л. 103]. Впоследствии А.И. Деникин вспоминал, что институт контрразведки «никогда еще не получал такого широкого применения, как в минувший период гражданской войны. Его создавали у себя не только высшие штабы, военные губернаторы, почти каждая воинская часть, политические организации, донское, кубанское и терское правительства, наконец, даже отдел пропаганды. Это было какое-то поветрие, болезненная мания, созданная разлитым по стране взаимным недоверием и подозрительностью» [23, с. 95].

В конце 1919 г., уже будучи руководителем Ведомства по военным делам, генерал С.П. Звягинцев подготовил доклад Совету Кубанского краевого правительства «О принятии штата Контр-Разведывательного Отделения Войскового Штаба Кубанского казачьего войска», в котором обосновывал необходимость учреждения Кубанской контрразведки в связи «с уходом из пределов Кубани Штаба Главкома ВСЮР». При этом он отмечал, что контрразведывательные органы А.И. Деникина, осуществляя «военный розыск, не поставляли Войско-

вого Атамана и Войсковой Штаб в известность о своей деятельности», в связи с чем и атаман, и штаб были лишены оперативной информации и не могли «своевременно принимать какие бы то ни было предупредительные меры». Кроме того, у них отсутствовали сведения «о настоящем положении борьбы с преступным элементом и ея постановкой в крае». Перед создаваемым Контрразведывательным отделением (КРО) ставилась цель - «объединение всей контрразведывательной деятельности в крае». Штат КРО должен комплектоваться «чинами специальных знаний», а деятельность КРО осуществляться на основании «Положения о контрразведывательной службе в Вооруженных Силах на Юге России» 1919 г. Характерно, что один из родоначальников военной разведки Российской империи генерал-майор Н.С. Батюшин, с марта 1919 г. находившийся в распоряжении Штаба ВСЮР, но не привлекавшийся к работе в спецслужбах по «партийным соображениям», впоследствии писал: «Положение о контрразведке мало улучшило ведение ее в Добровольческой армии, так как ее верхам не удалось побороть разъедавшую партийность и привлечь к работе сведущих в этом деле лиц» [24, с. 178].

27 декабря 1919 г. Совет Краевого правительства принял постановление, гласившее: «считать введение штата Контр-Разведыва-тельного отделения Войскового Штаба Кубанского казачьего войска с 1 августа 1919 года» [8, ф. Р-10, оп. 1, д. 42, л. 249-249об.]. В штат КРО вошли: начальник отделения (полковник) -«военный юрист или специалист по производству расследований», при нем штаб-офицер для поручений - «преимущественно специалист по розыску»; обер-офицер для поручений - «Генштаба или специалист по розыску»; а также помощник по розыскной части, обер-офицеры для поручений - 3, заведующий агентурой, его помощник, заведующий наружным наблюдением (все - «специалисты по розыску»), переводчик, регистраторы - 2, фотограф, казначей, секретарь, писари (старшие - 3, младшие - 4). В судную часть вошли: помощник начальника КРО по судной части -«военный юрист или специалист по производству расследований»; обер-офицеры для поручений по судной части - 4, «преимущественно специалисты по производству расследований или с юридическим образованием»; делопроизводители (офицеры или чиновники) - 2 (один по судной части, другой - по общей). В штат КРО входила и конвойная команда: строевые (младший урядник и 10 казаков) и нестроевые

244

(казаки «для уборки помещений и посылок» - 3 и казаки «для услуг офицеров» - 3). Всего: офицеров и военных чиновников - 23, урядник -1, казаков - 16, писарей - 7.

Кроме того, при КРО содержались «на особо отпускаемые суммы» агенты наружного наблюдения (филеры), количество которых определялось начальником КРО и утверждалось генерал-квартирмейстером Войскового Штаба. На них и секретную агентуру выделялось 200 тыс. руб. ежемесячно. Начальник КРО самостоятельно определял места и районы дислокации контрразведывательных пунктов с согласия генерал-квартирмейстера Войскового Штаба, а также обладал правами командира полка [8, ф. Р-10, оп. 1, д. 42, л. 250-250об.].

Пробелы в архивной источниковой базе, связанные с эвакуацией и реэвакуацией Государственного архива Краснодарского края в годы Великой Отечественной войны и утерей большого количества единиц хранения, не позволяют рассмотреть конкретные оперативные мероприятия Кубанской контрразведки. Полагаем, что таковых было немного, поскольку через два месяца - 4 марта 1920 г. - Екатеринодар был взят частями Красной армии [18, с 223-224]. Между тем исследователем В.Г. Бортневским в Архиве Свято-Троицкого монастыря Русской зарубежной православной церкви (США) были обнаружены и изучены документальные материалы двух контрразведывательных служб -

1. «Наши агенты от милиционера до наркома»: Воспоминания белого контрразведчика Николая Сигиды // Родина. 1990. № 10. С. 64-65.

2. Борман А.А. Москва - 1918 (из записок секретного агента в Кремле) / предисл. и ком-мент. В. Г. Бортневского // Русское прошлое: Историко-документальный альманах. 1991. № 1. С. 115-149.

3. Орлов В.Г. Двойной агент: Записки русского контрразведчика. М., 1998.

4. Кирмель Н. С. Спецслужбы Белого движения. 1918-1922. Контрразведка. М., 2013.

5. Бортневский В. Г. Белая разведка и контрразведка на Юге России во время Гражданской войны // Отечественная история. 1995. № 5. С. 88-100.

6. Цветков В.Ж. Спецслужбы (разведка и контрразведка) Белого движения в 19171922 годах // Вопросы истории. 2001. № 10. С. 121-136.

7. Рассказов Л.П. и др. Кубанское казачество: историко-правовое исследование (ко-

ВСЮР и Кубанского краевого правительства. По его словам, «секретные донесения о военно-политической ситуации и тяжелых конфликтах между различными антибольшевистскими силами проливают дополнительный свет на. акции Главного командования ВСЮР по изменению политических установлений на Кубани», которые не только не вытравили «самостийни-чество» Краевого правительства, но еще более углубили разногласия с ним [5, с. 95].

Таким образом, в становлении и развитии Кубанской контрразведки выделяется два этапа: 1) 26 декабря 1917 г. - 28 февраля 1918 г., когда процесс организации и формирования органов контрразведки был прерван под натиском частей Красной армии; 2) 7 августа 1919 г. - 4 марта 1920 г., когда строительство контрразведывательных органов было возобновлено, но не получило своего дальнейшего развития в связи с установлением советской власти в регионе. На протяжении второго этапа на Кубани широко осуществляла свою деятельность контрразведка Добровольческой армии (Вооруженных Сил на Юге России), обслуживая интересы исключительно своего верховного командования, что не могло позитивно отразиться на взаимоотношениях с Кубанским краевым правительством. Разногласия между ними добавляли и принципиальные различия в позициях по вопросам государственно-политического устройства Кубани.

1. «Our agents from the militiaman to the People's Commissar»: Memoirs of the White Counterintelligence Officer Nikolai Sigida // Motherland. 1990. № 10. P. 64-65.

2. Borman A.A. Moscow - 1918 (from the notes of the secret agent in the Kremlin) / forew. and comments. by V.G. Bortnevsky // Russian past-Historical and documentary almanac. 1991. № 1. P. 115-149.

3. Orlov V.G. Double agent: Notes of the Russian counterintelligence. Moscow, 1998.

4. Kirmel N.S. Special services of the White Movement. 1918-1922. Counterintelligence. Moscow, 2013.

5. Bortnevsky V.G. White Intelligence and Counterintelligence in the South of Russia during the Civil War // Domestic History. 1995. № 5. P. 88-100.

6. Tsvetkov V.Zh. Special services (intelligence and counterintelligence) of the White movement in 1917-1922 // Questions of history. 2001. № 10. P. 121-136.

7. Rasskazov L.P., et al. Kuban Cossacks: historical and legal research (the end of the XVIII

245

нец XVIII в. - начало XXI в.) / под ред. Л. П. Рас-сказова. Краснодар, 2013.

8. Государственный архив Краснодарского края.

9. Леонтович В. Первые бои на Кубани. Воспоминания. Мюнхен, 1923.

10. Деникин А.И. Очерки Русской Смуты: в 4 т. Т. 3: Белое движение и борьба добровольческой армии. Май - октябрь 1918 года. Берлин, 1924.

11. Зданович А.А. Отечественная контрразведка (1914-1920): Организационное строительство. М., 2004.

12. Иванов А.А. Рожденная контрреволюцией. Борьба с агентами врага. М., 2009.

13. Махров П. С. В штабе генерала Деникина // Русское прошлое: Историко-докумен-тальный альманах. 1992. № 3.

14. Бардадым В. П. Архитектура Екатери-нодара. Краснодар, 2002.

15. Вольная Кубань. 1919. 16 июля.

16. Журналы заседаний Особого совещания при Главнокомандующем Вооруженными Силами на Юге России А. И. Деникине / под ред. С. В. Мироненко. М., 2008.

17. Рунов В. В. Особняк на Соборной. Краснодар, 2009.

18. Клавинг В. Гоажданская война в России: Белые армии. М., 2003.

19. Воспоминания генерала А.С. Лукомско-го: в 2 т. Берлин, 1922. Т. 2.

20. Екатеринодар - Краснодар: Два века города в датах, событиях, воспоминаниях / ред.-сост. И.Ю. Бондарь. Краснодар, 1993.

21. Скобцов Д.Е. Три года революции и гражданской войны на Кубани: в 2 кн. Париж, 1962. Кн. 2.

22. Пученков А.С. Деникин и Кубань в 1919 году: два эпизода отношений // Русский сборник: исследования по истории России / ред.-сост. О.Р. Айрапетов и др. М., 2012. Т. XII. С. 385-406.

23. Деникин А.И. Очерки Русской Смуты: в 4 т. Т. 4: Вооруженные силы Юга России. Берлин, 1925.

24. Батюшин Н.С. У истоков русской контрразведки: сб. документов и материалов / вступ. ст. И.И. Васильева, А.А. Зданович. М., 2007.

century - the beginning of the XXI century) / ed. by L.P. Rasskazov. Krasnodar, 2013.

8. The State Archives of the Krasnodar Region.

9. Leontovich V. The first battles in the Kuban. Memories. Munich, 1923.

10. Denikin A.I. Essays on the Russian Troubles: in 4 vol. Vol. 3: White movement and the struggle of the volunteer army. May - October, 1918. Berlin, 1924.

11. Zdanovich A.A. Domestic counterintelligence (1914-1920): Organizational construction. Moscow, 2004.

12. IvanovA.A. Born by counterrevolution. Fight against enemy agents. Moscow, 2009.

13. Mahrov P.S. In the headquarters of General Denikin // Russian past: Historical and documentary almanac. 1992. № 3.

14. Bardadym V.P. Architecture of Ekaterinodar. Krasnodar, 2002.

15. Free Kuban. 1919. July 16.

16. The journals of the Special Meeting with the Commander-in-Chief of the Armed Forces in the South of Russia A.I. Denikin / ed. by S.V. Mironenko. Moscow, 2008.

17. Runov V.V. The mansion on Sobornaya. Krasnodar, 2009.

18. Klaving V. Civil War in Russia: White armies. Moscow, 2003.

19. Memories of General A.S. Lukomsky: in 2 vol. Berlin, 1922. Vol. 2.

20. Ekaterinodar - Krasnodar: Two centuries of the city in dates, events, memories / ed. and comp. by I.Yu. Bondar. Krasnodar, 1993.

21. Skobtsov D.E. Three years of revolution and civil war in Kuban: in 2 b. Paris, 1962. B. 2.

22. Puchenkov A.S. Denikin and Kuban in 1919: two episodes of relations // Russian collection: research on the history of Russia / ed. and comp. by. O.R. Airapetov, et al. Moscow, 2012. Vol. XII. P. 385-406.

23. Denikin A.I. Essays on the Russian Troubles: in 4 vol. Vol. 4: Armed forces of the South of Russia. Berlin, 1925.

24. Batyushin N.S. At the origins of Russian counterintelligence: coll. of documents and materials / introd. art. by I.I. Vasilyev, A.A. Zdanovich. Moscow, 2007.

246

Кравец Сергей Алексеевич

Кубанский государственный аграрный университет

им. И.Т. Трубилина (e-mail: [email protected])

Проблемы организации милиции на Кубани

во второй половине 1917 года: поиски путей решения

В статье рассматривается процесс введения в действие Положения о применении в Кубанской области постановлений Временного Правительства об учреждении милиции от 25 июля 1917 г. Анализируются проблемы его применения на местах.

Ключевые слова: Временное правительство, борьба с преступностью, милиция, охрана общественного порядка, отдел, район, уезд.

S.A. Kravets, Kuban State Agrarian University named after I.T. Trubilin; e-mail: [email protected]

The problems of the organization of the militia in the Kuban in the second half of 1917: the search for solutions

The article examines the process of introduction in action Regulation on the application in the Kuban region of the decrees of the Provisional Government on the establishment of the militia d.d. July 25, 1917. Problems of its application in the field are considered.

Key words: Provisional Government, fight against crime, militia, protection of public order, department, district, county.

Вначале 1917 г. резко возрос радикализм политических сил, имевший глубокие корни в отечественной истории [1, с. 48-49]. В результате в феврале 1917 г. произошло крушение монархии и было создано Временное правительство. Оно ликвидировало царскую полицию и приступило к строительству новых органов охраны общественного порядка и борьбы с преступностью. 15 апреля на заседании Временного правительства было заслушано представление МВД «Об учреждении милиции» и решено «взамен наружной полиции учредить милицию» [2]. Для регламентации деятельности вновь учрежденного органа вводилось «Временное Положение о милиции», в преамбуле которого особо подчеркивалось, что «милиция есть исполнительный орган государственной власти на местах, состоящий в непосредственном ведении земских и городских общественных управлений» [2]. В связи с этим милиция разделялась на уездную и городскую, штаты которых составляли: начальник милиции, его помощники, участковые начальники милиции, их помощники, старшие милиционеры и милиционеры. При исполнении служебных обязанностей все милиционеры вооружались холодным оружием и револьверами, а также обязаны были носить установленную форму. Разделение уезда и города на участки, подведомственные уездным и

городским участковым начальникам милиции, осуществлялось уездными земскими и городскими управами. На местном уровне контроль за деятельностью милиции осуществлялся правительственными инспекторами милиции, назначавшимися МВД и подчинявшимися губернским комиссарам Временного правительства. Правительственный инспектор обладал достаточно широкими полномочиями: ему отчитывались начальники милиции о проделанной работе; в случаях явного несоответствия начальника милиции занимаемой должности Правительственный инспектор имел право временно отстранить его от должности, сообщив об этом местным властям; в том случае, если местные власти в течение 7 дней не уволят начальника милиции, Правительственный инспектор докладывал министру внутренних дел, который принимал окончательное решение по делу, предварительно рассмотренному в Совете МВД; после привлечения к уголовной ответственности начальника милиции Правительственный инспектор также временно отстранял его от должности впредь до решения суда.

Во Временном положении впервые был закреплен значимый демократический принцип: «Милиция охраняет общественную безопасность и порядок и защищает всех и каждого от всякого насилия, обид и самоуправства»

247

[2]. Центральным органом милиции в системе МВД являлось Главное управлением по делам милиции и по обеспечению личной и имущественной безопасности граждан.

В целях единообразного подхода к организации милиции как в городах, так и в отделах Кубани 17 мая 1917 г. Кубанский областной исполнительный комитет определил комплекс мер, направленных на реализацию постановления Временного правительства «Об учреждении милиции» и «Временного Положения о милиции» от 17 апреля 1917 г. применительно к Кубанской области. Предполагалось обязанности Правительственного инспектора милиции возложить на старшего помощника начальника области. Кубанская область разделялась на 7 милицейских уездов в соответствии с делением на отделы, а обязанности уездных начальников милиции возлагались на старших помощников атаманов отделов. Предлагалось учредить по одной должности помощника начальника уездной милиции на каждый отдел (милицейский уезд), причем для их содержания упразднялись должности участковых начальников в Екатеринодарском и Ейском отделах - по одной, а в Таманском, Майкопском, Лабинском, Кавказском и Баталпашинском -по две, с распределением их окладов содержания между 7 помощниками начальников уездной милиции. Помимо этого повсеместно упразднялись должности полицейских урядников, с заменой их старшими милиционерами -выполнение этих обязанностей возлагалось на помощников станичных атаманов, волостных и аульных старшин. В тех местах, где отсутствовали станичные, хуторские, сельские и аульные правления, учреждались должности старших милиционеров (вместо полицейских урядников) со своим штатом младших милиционеров. Через Кубанское областное правление указанные инициативы были доведены до сведения атаманов отделов, которые должны были сообщить свои соображения по данному вопросу применительно к вверенному им отделу [3, ф. 449, оп. 9, д. 73, л. 1-1 об., 4]. На местах предложенные меры, в целом, были признаны целесообразными и к претворению их в жизнь на Кубани «препятствий не встретилось» [3, ф. 449, оп. 9, д. 73, л. 15-15об].

25 июля 1917 г. в Общем присутствии Кубанского областного правления комиссар Временного правительства на Кубани К.Л. Бардиж утвердил «Положение о применении в Кубанской области постановлений Временного Правительства об учреждении милиции», состоящем из 5 глав и 29 статей [3,

ф. 449, оп. 9, д. 73, л. 48-49об.]. В соответствии с Положением Кубанская область разделялась на семь милицейских отделов согласно административно-территориальному делению, а города с их территориями составляли Особые милицейские округа. Во главе милицейского отдела стоял отдельский начальник милиции, обязанности которого возлагались на старшего помощника атамана отдела, а в «ближайшую помощь» ему назначался помощник.

В каждом отделе создавался милиционный округ, который делился на милиционные районы [4, с. 359]: в Майкопском отделе их было шесть, а в Екатеринодарском, Таманском, Лабинском, Кавказском, Ейском и Баталпа-шинском - по пять. Милиционным районом руководил районный начальник милиции. Населенные пункты каждого отдела, имеющие станичные, хуторские и аульные правления, вместе со своими юртами (земельными владениями) составляли участки, вверенные старшим милиционерам. Их обязанности возлагались на «особо избранных» помощников станичных и хуторских атаманов, а также волостных и аульных старшин. В ведении старших милиционеров состоял штат младших милиционеров, число которых в конкретном населенном пункте определялось станичными, хуторскими, волостными, аульными и сельскими сборами.

Все структурные подразделения милиции находились в ведении Кубанского войскового правительства, которое руководило их деятельностью, отдавало указания и распоряжения, контролировало и осуществляло их ревизию, определяло форму одежды милиции, а также «передвижение кадров милиции в пределах области». Порядок назначения и увольнения от должности калькировался с «Временного Положения о милиции». Все должности полицейских приставов, надзирателей, урядников и участковых начальников упразднялись.

Содержание милиции осуществлялось из средств Государственного Казначейства и Кубанского казачьего войска в размерах, не превышающих сметные ассигнования на 1917 г. Однако в ряде объектов охраны старшие милиционеры содержались за счет частных средств: 1) у паромной переправы через Ясенское гирло; 2) на участке крестьянина Литвинова близ железнодорожной станции Гулькевичи Владикавказской железной дороги; 3) при Кубанском свекольно-сахарном заводе; 4) в экономии землевладельцев Немерюк и Реймер; 5) в Черноморской Мария-Магдалиновской пустыни; 6) в имении графа Сумарокова-Эльстон в юрте

248

ст. Варениковской; 7) при заводе Черномор-ско-Кубанского товарищества производства портландского цемента «Бетон» в ст. Верхне-баканской; 8) при заводе Новороссийского товарищества портландского цементного производства «Титан» при железнодорожной станции Тоннельная; 9) при заводе Новороссийского товарищества производства портландского цемента «Орел» близ железнодорожной станции Тоннельная; 10) в имении «Курго» торгового дома «Ершов и сыновья» в юрте ст. Старо-корсунской; 11) в хут. Шереметьевском и на смежном участке землевладельца Тарашкеви-ча в хут. Северин; 12) в Екатерино-Лебяжской Николаевской пустыни; 13) на войсковой косе у устья реки Кубань. Что касается всех без исключения младших милиционеров, то они содержались на местные средства.

Права и обязанности милиции Кубанской области, а также порядок деятельности определялся «Временным Положением о милиции» от 17 апреля 1917 г. В «Положении о применении в Кубанской области постановлений Временного Правительства об учреждении милиции» особо оговаривалось, что оно действует «впредь до реорганизации местного самоуправления в Кубанской области» [3, ф. 449, оп. 9, д. 73, л. 54-57об.]. К Положению прилагался «Проект разделения каждого отдела на милицейские участки» [3, ф. 449, оп. 9, д. 73, л. 59-66].

25 июля 1917 г. К.Л. Бардиж обнародовал Постановление Комиссара Кубанской области № 374: «В виду настоятельной необходимости проведения в жизнь мер к охранению общественного порядка в области, прошу Атаманов Отделов озаботиться учреждением милиции». Одновременно областной комиссар направил в Военное министерство все законоположения с просьбой утвердить их и ассигновать кредит на содержание милиции Кубани в сумме 97453 руб., поскольку «в виду усилившихся в области разбоев и грабежей, немедленное проведение в жизнь мер к охранению общественного порядка путем учреждения милиции является крайней необходимостью» [3, ф. 449, оп. 9, д. 73, л. 68-69].

Как же на практике воплощалось в жизнь Положение о милиции в Кубанской области? Следует констатировать, что главным препятствием в организации милиции в сельских местностях стал финансовый фактор: некоторые станичные сборы постановили приговоры (решения) об отказе содержать младших милиционеров [3, ф. 449, оп. 9, д. 73, л. 128об.]. Комментируя подобную тенденцию, атаман

Кавказского отдела, например, полагал, что, поскольку содержание младших милиционеров ложится на местные средства, каждый населенный пункт избирает наименьшее их количество с целью сократить расход денежных средств, что идет в ущерб обеспечения должной охраны общественного порядка. Поэтому необходимо было первоначально определить норму младших милиционеров относительно «числа народонаселения» населенного пункта, т.е. исходить при их избрании из пропорции: один младший милиционер на 500, 1000 или более жителей «обоего пола». Не до конца был понятен и принцип выбора кандидата на должность районного начальника милиции: каждый населенный пункт выдвигает своего кандидата, или этим занимаются особо уполномоченные от станичных сборов конкретного района на съездах в местах дислокации районных начальников милиции? Не дожидаясь разъяснений, в ряде отделов атаманы использовали первый вариант избрания кандидата, так как «на должности старших и младших милиционеров должны быть избраны лица, пользующиеся доверием населения и от которых возможно было бы ожидать пользу в делах» [3, ф. 449, оп. 9, д. 73, л. 74-74об., 81].

31 августа 1917 г. постановлением Кубанского областного правления по согласованию с Кубанским войсковым правительством, утвержденным К.Л. Бардижем, все должности участковых начальников были упразднены [3, ф. 449, оп. 9, д. 36, л. 40]. В тот же день Войсковым правительством во все отделы были назначены участковые начальники милиции [3, ф. 449, оп. 9, д. 36, л. 42-43]. 17 сентября Войсковое правительство разъяснило, что бывшие участковые начальники, не получившие назначения на должности участковых начальников милиции, остаются за штатом [3, ф. 449, оп. 9, д. 36, л. 43об.] впредь до нового назначения. На деле же вышла парадоксальная ситуация: участковые начальники были уволены, вместо них на вновь учрежденные должности участковых начальников милиции были назначены новые лица, однако из каких источников финансирования платить им жалованье, а также как удовлетворять «денежным довольствием» находящихся за штатом бывших участковых начальников, было неясно. На неоднократные запросы атаманов отделов, «каким довольствием и в течение какого периода удовлетворять бывших участковых начальников, а также, с какого времени и какого источника удовлетворять содержанием участковых начальников милиции», из Кубанского областного правле-

249

ния следовала ссылка на ожидание указаний из Кубанского войскового правительства [3, ф. 449, оп. 9, д. 91, л. 1-3, 6]. Проблема была снята уведомлением Главного управления по делам милиции, что уволенные от службы чины бывшей полиции «правом на получение заштатного содержания не пользуются» [3, ф. 449, оп. 9, д. 583. л. 1].

В период с 24 сентября по 14 октября 1917 г. в Екатеринодаре проходила сессия Войсковой Рады, на которой она была провозглашена «Краевой», в связи с переименованием области в Кубанский край, а главными вопросами были принятие Конституции Кубани («Временные основные положения о высших органах власти в Кубанском крае») и выборы войскового атамана. Свою кандидатуру на этот пост выдвинул и областной комиссар К.Л. Бардиж, однако не получил большинства голосов. Не желая усугублять ситуацию и провоцировать возможные волнения, он ушел в отставку [5, с. 156]. 25 октября К.Л. Бардиж объявил постановление по Кубанской области: «Согласно моей просьбе, МВД освободило меня от обязанностей Областного Комиссара, с передачей дел Войсковому Атаману. 25 сего октября исполнение обязанностей Областного Комиссара мною передано Войсковому Атаману Кубанского казачьего войска полковнику А.П. Филимонову. О чем объявляю во всеобщее сведение» [3, ф. 449, оп. 9, д. 100, л. 1]. Примечательно, что в этот же день в Петрограде большевики совершили государственный переворот, свергнув Временное правительство.

Первый выборный войсковой атаман Кубанского казачьего войска, он же председатель Войскового правительства А.П. Филимонов сразу же подтвердил в своем циркуляре атаманам отделов, что Войсковое правительство оставляет за собой лишь общее руководство милицией «с подчинением их служебной деятельности своему контролю, как отрасли серьезной и имеющей огромное значение для жителей области». Задача же формирования милиции в населенных пунктах, «настаивать и наблюдать» за этим входит в обязанности всех начальников милиции. Кроме того А.П. Филимонов заявил, что поскольку инструкция о порядке «употребления в дело оружия» милицией при исполнении служебных обязанностей еще не выработана, то его применение при разбойных нападениях, преследовании преступников, их аресте «диктуется крайней необходимостью». В случаях применения оружия, когда это «не обусловливается категорическим требованиям момента», ответственность воз-

лагается на начальников милиции, распоряжение которых в данном конкретном случае выполнялось, а во всех иных случаях - на лиц, «коими была допущена, не вызывающаяся временем, произвольная и никому не нужная стрельба» [3, ф. 449, оп. 9, д. 604, л. 32-33].

К концу 1917 г. стало понятно, что реформы по организации милиции на местах пробуксо-вываются не только из-за финансовых проблем, но и настроений населения. Почти половина станиц Кубанской области отказалась от введения у себя «Положения о применении в Кубанской области постановления Временного Правительства об учреждении милиции». Охрану общественного порядка в станицах осуществляли казачьи наряды от станичных правлений, которые, по мнению Краевого правительства, не могли удовлетворять «элементарным требованиям службы по милиции» [3, ф. 449, оп. 9, д. 73, л. 105]. Между тем, опыт привлечения казаков к охране общественного порядка на Кубани имел давние традиции и успешно осуществлялся путем казачьих разъездов в местах, где отсутствовала полиция: на хуторах, кошах, участках, мостах, переправах и т.д., где по местным условиям это вызывалось необходимостью [6, с. 131]. Показательно, что на других казачьих территориях после февраля 1917 г. казаки активно привлекались к охране общественного порядка. Так, на Алтае казачество, компактно проживающее на Бий-ской казачьей линии, осуществляло патрулирование в населенных пунктах [7, с. 5].

Общую тенденцию неприятия Положения в отделах области можно проиллюстрировать на примере Баталпашинского отдела. Согласно рапорту атамана отдела Краевому правительству введение на территории отдела «Положения о применении в Кубанской области постановления Временного Правительства об учреждении милиции» не представлялось возможным «ввиду нежелания населения отдела иметь таковую», станичные и сельские общества повсеместно отклонили учреждение милиции, причем «препятствием к осуществлению организации милиции служит не отсутствие бюджета, а совершенное нежелание населения иметь милицию» [3, ф. 449, оп. 9, д. 73, л. 150-150об.].

Не находя других путей реализации Положения о милиции на Кубани, Совет Кубанского краевого правительства 1 декабря 1917 г. постановил: в дополнение к Положению срочно организовать в каждом отделе отряды милиции количеством в 20 человек, состоящих в резерве для усиления обеспечения охраны об-

250

щественного порядка, которые бы находились в ведении районных начальников милиции и содержались за счет добровольных взносов станичных обществ и «лиц, сочувствовавших делу безопасности Края» [3, ф. 449, оп. 9, д. 73, л. 120]. Однако и это постановление не нашло отклика на местах. Так, атаман Майкопского отдела назвал его невозможным, «тем более в срочном порядке», ссылаясь на то, что «добровольных взносов на содержание отрядов от станичных обществ, безусловно, не последует, как они уже отказались от введения у себя милиции. Частные же лица совсем не могут дать достаточно средств». Он предложил в качестве альтернативы создать исключительно конные отряды для достижения цели их учреждения, с содержанием каждому милиционеру 250-300 руб. в месяц, «тогда пойдет служить лучший элемент населения, а не босяки и пропойцы», а также обеспечить отряд милиции казармой и конюшней, а для его вооружения «отпустить казенные винтовки и патроны». По мнению атамана, отряды милиции должны финансироваться из казны

1. Рассказов Л. П. Теория государства и права. 4-е изд. М., 2013.

2. СУ. 1917. № 97. Ст. 537.

3. Государственный архив Краснодарского края.

4. Рассказов Л. П. и др. Кубанское казачество: историко-правовое исследование (конец XVIII в. - начало XXI в.) / под ред. Л. П. Рас-сказова. Краснодар, 2013.

5. Кирюшин С.Ю., Сень Д.В. «Свой среди чужих, чужой среди своих»: Судьба белого комиссара К.Л. Бардижа // Гуманитарная мысль Юга России. 2005. № 1.

6. Каракулин М.В. Казачество в обеспечении общественной безопасности в Кубанской области во второй половине XIX - начале ХХ в. // Теория и практика общественного развития. 2009. № 1.

7. Карпов Р. А. Привлечение казаков к охране общественного порядка на Алтае (февраль 1917 г. - январь 1918 г.) // Алтайский юрид. вестн. 2013. № 1.

8. Горюнов В.Н. Антикриминальная активность власти и населения на Юге России в 1917-1920 гг. // Современная научная мысль. 2013. № 1.

или из войсковых средств [3, ф. 449, оп. 9, д. 73, л. 139-140]. Естественно, постановление Краевого правительства об учреждении отрядов милиции на местах не было воплощено в жизнь. Нельзя согласиться с мнением В.Н. Горюнова, который утверждает, что население региона «поддерживало создание органов правопорядка на добровольной основе» [8, с. 40-41].

Таким образом, следует констатировать, что предпринятые Кубанским краевым правительством меры, направленные на формирование органов милиции на местах в соответствии с законоположениями Временного правительства, не увенчались успехом в полной мере. Причины этого крылись не только в финансовой составляющей, но и в менталитете местного населения - кубанского казачества, которое с неохотой и недоверием относилось ко всем инновационным подходам, как-либо изменяющим течение исторически сложившегося патриархального образа их жизни, с устоявшимися традициями, обычаями, укладом, в том числе и в сфере охраны общественного порядка в станицах и хуторах.

1. Rasskazov L.P. Theory of state and law. 4th ed. Moscow, 2013.

2. Coll. of statutes. 1917. № 97. Art. 537.

3. The State Archives of the Krasnodar Region.

4. Rasskazov L.P., et al. Kuban Cossacks: a historical and legal research (the end of the XVIII century - the beginning of the XXI century) / ed. by L.P. Rasskazov. Krasnodar, 2013.

5. Kiryushin S.Yu., Sen D.V. «At home among strangers, stranger at home»: Destiny of the white commissar K.L. Bardizh // Humanitarian thought of the South of Russia. 2005. № 1.

6. Karakulin M.V. The Cossacks in ensuring public safety in the Kuban region in the second half of XIX - the beginning of the 20th century // Theory and practice of social development. 2009. № 1.

7. Karpov R.A. Involvement of Cossacks to protection public order in Altai (February, 1917 -January, 1918) //Altai law bull. 2013. № 1.

8. Goryunov V.N. Anti-criminal activity of the power and the population in the south of Russia in 1917-1920 // Modern scientific thought. 2013. № 1.

251

Кузьмина Алевтина Викторовна

Кубанский государственный аграрный университет им. И.Т. Трубилина (e-mail: [email protected])

Деятельность Кубанского областного Комитета и Новороссийского особого Комитета Попечительств о народной трезвости в период Первой русской революции 1905-1907 годов

В статье рассматриваются проблемы организационно-правового и финансового регулирования деятельности Кубанского областного Комитета и Новороссийского особого Комитета Попечи-тельств о народной трезвости в период Первой русской революции.

Ключевые слова: винная монополия, Кубань, Новороссийск, попечительство, пьянство, трезвость, революция.

A.V. Kuzmina, Kuban State Agrarian University named after I.T. Trubilin; e-mail: [email protected]

Activities of the Regional Committee of the Kuban and Novorossiysk special Committee Care of People's Sobriety during the First Russian revolution of 1905-1907

The article deals with the problems of organizational, legal and financial regulatory of activities of the Regional Committee of the Kuban and Novorossiysk special Committee Care of People's Sobriety during the First Russian revolution.

Key words: wine monopoly, Kuban, Novorossiysk, guardianship, alcoholism, sobriety, revolution.

В конце Х1Х в. в Российской империи акцизная система взимания питейных сборов на алкогольную продукцию была заменена монопольной системой. 6 июня 1894 г. было утверждено «Положение о казенной продаже питей», которое предполагалось ввести с 1 января 1895 г. «в виде опыта» на территориях Пермской, Уфимской, Оренбургской и Самарской губерний [1, собр. 3, т. 14, № 10766]. В связи с этим торговля алкогольными напитками становилась крупнейшей статьей дохода государственной казны. С другой стороны, «для ограждения населений от злоупотребления крепкими напитками» власти вводили комплекс организационно-правовых мер, направленных на борьбу с пьянством и алкоголизмом. 20 декабря 1894 г. был утвержден «Устав попечительств о народной трезвости», который регламентировал деятельность вновь учреждаемых губернских и уездных Комитетов Попечительств о народной трезвости (ПОНТ), переданных в ведение Главного управления неокладных сборов и казенной продажи питей (ГУНСиКПП) Министерства финансов. В сферу задач Комитетов ПОНТ входили: 1) надзор за правилами торговли алкогольной продукцией; 2) организация антиалкогольной пропаганды

и культурного досуга среди населения; 3) открытие и содержание лечебных заведений для лиц, страдающих алкоголизмом; 4) содействие общественным учреждениям, «деятельность которых направлена к достижению тех же целей, с коими учреждаются Попечительства» [1, собр. 3, т. 14, № 11152]. С 1 января 1895 г. действие Устава вводилось на территории указанных выше губерний, одновременно с введением монопольной системы, причем на нужды комитетов ПОНТ ассигновались денежные «пособия» из казны.

В развитие реформ 20 мая 1902 г. последовало законоположение об установлении казенной продажи питей в Кубанской области с 1 июля 1902 г. с образованием областного Комитета ПОНТ в Екатеринодаре «под председательством Наказного Атамана» (он же - начальник Кубанской области). Примечательно, что в соответствии с административно-территориальным делением Кубанской области «взамен уездных комитетов Попечительств о народной трезвости» учреждались Комитеты отделов «под председательством Атаманов отделов» [1, собр. 3, т. 22, № 21483]. Впрочем, архивные документы свидетельствуют, что в официальном делопроизводстве на Кубани устоялось

252

название «уездный Комитет Попечительства о народной трезвости». В рассматриваемое время Кубанская область включала семь отделов: Екатеринодарский, Ейский, Темрюкский, Кавказский, Лабинский, Майкопский и Баталпа-шинский [2, с. 35-36].

В период Первой русской революции 19051907 гг. в Кубанской области, ранее являвшейся тихой окраиной Российской империи, наблюдались совместные выступления рабочих, крестьян и даже казаков. Массовая смута не могла не повлиять на казачество при всей его довольно монолитной корпоративности [3, с. 24].

Но сословные перегородки оказались достаточно сильными и преодолеть их не удалось. Немалую роль в поражении революции сыграли конституционные и монархические иллюзии значительной части населения Кубани, особенно в сельской местности, что позволило властям в итоге одержать победу. Между тем, в отличие от большинства губерний России, в Кубанской области и в 1907 г. продолжались противостояния властей со стачечниками, причем в 1907-1908 гг. отмечался пик терроризма и экспроприаций, как правило, носивших не политический, а уголовный характер [4].

Естественно, в указанный период деятельность Кубанского ПОНТ была минимизирована, в том числе и в связи с недофинансированием из казны. Так, по распоряжению ГУНСиКПП в 1906 г. на Кубани были закрыты все чайные, приносящие убытки, за исключением расположенных в Екатеринодаре, Майкопе, селении Армавир и ст. Гиагинской [5, ф. 465, оп. 1, д. 6, л. 8-8об.]. Решением областного Комитета от 5 мая 1907 г. была закрыта библиотека в ст. Отрадной Баталпашинского уездного Комитета, а ее функции стала выполнять библиотека «министерского 2-классного училища» [5, ф. 465, оп. 1, д. 6, л. 14об.]. К январю 1907 г. областной Комитет располагал 184 народными библиотеками-читальнями, с учетом действующих при городских и станичных училищах [5, ф. 465, оп. 1, д. 6, л. 40об.].

Между тем, в период 1905-1908 гг. потребление алкоголя в городах и уездах Кубанской области в ведрах на душу населения не уменьшалось. Так, в 1905 г. этот показатель составил 0,77 (при расходе 6,15 руб. в год на человека), в 1906 г. - 0,87 (6,79 руб.), в 1907 г. - 0,84 (6,73 руб.) и в 1908 г. - 0,86 (7,02 руб.). К 1908 г. питейная торговля осуществлялась в 552 населенных пунктах Кубани посредством продажи в 380 винных лавках и 354 заведениях трактирного промысла. Кроме того, работал 31 ренский погреб с выносной продажей алкоголя и буфеты:

при театрах и общественных гуляньях с продажей казенных питей - 21, при клубах - 20, на железнодорожных станциях - 51, на вечерах, базарах и гуляньях, устраиваемых с благотворительной целью - 32 (всего 889 мест продажи спиртного). Таким образом, в 1908 г. потребление спиртных напитков крепостью 40° на Кубани составило более 2 млн ведер при численности населения на 1 января 1908 г. 2388100 человек, т.е. 0,86 ведер на одного [6].

События Первой русской революции 19051907 гг. наиболее сильно отразились в Черноморской губернии, где, в отличие от Кубанской области, преобладало городское население с высокой концентрацией пролетариата. Так, например, в период с 12 по 25 декабря 1905 г. в Новороссийске вспыхнуло вооруженное восстание, во главе которого стоял вновь образованный Новороссийский Совет рабочих депутатов. Под натиском рабочих и перешедших на его сторону войск местного гарнизона администрация была вынуждена бежать из города. В течение двух недель Новороссийск представлял собой республику, в которой Совет опирался на силы боевой дружины и поддержку рабочих. По их примеру после начала баррикадных боев 28 декабря в Сочи власть на несколько дней перешла к восставшим рабочим, которыми руководила Сочинская группа РСДРП, но 5 января 1906 г. восстание было подавлено [7, с. 161-162].

Несмотря на революционную ситуацию, Новороссийский особый Комитет (НОК) Попечительства о народной трезвости, учрежденный 16 октября 1900 г. [5, ф. 727, оп. 1, д. 55, л. 2-3], в соответствии с законоположением о распространении на ряд губерний, в том числе и Черноморскую, «узаконений о казенной продаже питей» и введении в них «Устава попечи-тельств о народной трезвости» [1, собр. 3. т. 20. № 18616], продолжал осуществлять свои функции, хотя и не в тех масштабах, что раньше. Так, 8 июня 1905 г. он направил в Туапсинский особый отдел (ТОО) 1400 руб. на открытие библиотеки при Туапсинском народном доме с условием, чтобы «библиотека для пользования желающих была открыты немедленно и самый Народный дом теперь же мог бы служить для публичных народных чтений» с расширением книжного фонда и периодических изданий [5, ф. 727, оп. 1, д. 78, л. 3]. В период с 1 августа 1905 г. по 22 января 1906 г. библиотеку посетило 866 человек [5, ф. 727, оп. 1, д. 77, л. 3-3об.], но постановлением ТОО с 1 февраля 1906 г. библиотека при Туапсинском народном доме была закрыта «в виду незначи-

253

тельности посетителей» [5, ф. 727, оп. 1, д. 77, л. 2-2об.].

В течение 1905 г. на счете спецсредств НОК всего было 27133 руб., в том числе: остаток с 1904 г. - 11 руб., пособие от казны - 12 тыс. руб., доходы от предприятий НОК - 15122 руб. Израсходовано - 24874 руб., остаток на 1 января 1906 г. составил 2259 руб. [5, ф. 727, оп. 1, д. 74, л. 43], т.е. фактически НОК закончил год с положительным балансом, однако это было связано с революционными событиями, повлекшими за собой отсутствие масштабных культурно-просветительных мероприятий Комитета.

Смета по расходам, востребованная НОК на 1906 г., составила 14233 руб. [5, ф. 727, оп. 1, д. 253, л. 4]. Однако из ГУНСиКПП Комитет проинформировали о том, что «происходящие в последнее время беспорядки внутри страны поставили Государственное Казначейство в очень затруднительное положение, отсюда вытекает крайняя необходимость стремиться к всемерному сокращению расходов из сумм казны». На этом основании Министерство финансов предположило, что с развитием деятельности НОК «собственные средства Попечительства будут постоянно возрастать и дадут возможность постепенно сокращать размер отпускаемых казенных пособий». Поскольку «неблагоприятное положение» Государственного казначейства обязывало Министерство финансов «к особой сдержанности в отпуске субсидий из сумм казны вообще», Комитету было выделено пособие только в сумме 6 тыс. руб. и предложено принять меры «к такому направлению деятельности Попечительства, при котором она, по возможности, могла бы ограничиться ассигнованным кредитом» [5, ф. 727, оп. 1, д. 253, л. 1-1 об.]. Таким образом, НОК был вынужден осуществлять свою деятельность, исходя из новых финансовых реалий.

При непосредственном содействии участкового попечителя С.И. Иванова, курировавшего сел. Геленджик, в сентябре 1906 г. НОК принял решение открыть там «школу для детей с тем, чтобы она могла быть и воскресной школой для взрослых», при этом Комитет «постановил предоставить помещение чайной, имеющуюся при ней библиотеку, необходимую мебель и вообще взять всецело содержание ее на средства Попечительства, поручив инспектору народных училищ назначить учителя и установить со своей стороны надзор за этим учебным заведением». На содержание школы до 1 января 1907 г. НОК выделил 360 рублей [5, ф. 727, оп. 1, д. 88, л. 3-3об.]. 12 октября 1906 г., после

окончания ремонта, школа была открыта «в помещении бывшей Геленджикской чайной-столовой» [5, ф. 727, оп. 1, д. 88, л. 6]. 5 марта 1907 г. инспектор народных училищ Черноморской губернии А.Л. Рукавишников докладывал в НОК, что выданные ранее деньги израсходованы, и просил выделить 300 руб., «чтобы школа могла просуществовать до конца настоящего учебного года». В мае указанная сумма была ему перечислена НОК [5, ф. 727, оп. 1, д. 88, л. 12-13об.].

Несмотря на «беспорядки внутри страны», деятельность НОК в 1906 г. стабилизировалась: три чайные-столовые Комитета посетило около 253 тыс. человек, на 28 народных чтениях побывало более 2,7 тыс. слушателей, при этом использовались 4 волшебных фонаря и 1247 картин. В числе восьми лекторов было трое «лиц духовного звания», двое учителей и трое «других профессий». НОК располагал 14 библиотеками-читальнями, причем 11 из них выдавали книги на дом, а 3 - на месте. На двух сценах (зимней и летней) состоялось 20 представлений, на которых побывало 9118 зрителей, в том числе вне городов 6 представлений, на которых присутствовало 618 человек. Помимо этого, было организовано 7 музыкальных вечеров [5, ф. 727, оп. 1, д. 74, л. 1-2, 8-15]. В течение года на спецсредства НОК поступило 24036 руб., «выписано в расход» - 23569 руб., остаток на 1907 г. составил 467 рублей [5, ф. 727, оп. 1, д. 90, л. 15об.-16]. В следующем 1907 г. спецсредства составили 16653 руб.: остаток с 1906 г., пособие от казны -9400 руб. (испрашивалось 10,5 тыс. руб. [5, ф. 727, оп. 1, д. 253, л. 19]) и 6786 руб., «вырученных учреждениями Попечительства». Расход на содержание предприятий составил 16471 руб., «а остальные 91 руб. осталось на следующий год» [5, ф. 727, оп. 1, д. 120, л. 7]. Цифры убедительно показывают снижение денежных сумм в 1907 г. по всем показателям в сравнении с предыдущим годом.

В феврале 1907 г. НОК впервые инициировал возбуждение уголовного дела: за растрату денег в сумме 456 руб. 97 коп. в период с 14 по 31 января 1907 г. к уголовной ответственности был привлечен заведующий столовой № 2 ПОНТ Николай Веселов, которого все знали как «способного человека, всегда готового трудиться для бедного люда». Будучи арестован, он дал следствию показания, что «всю недостающую выручку он проиграл в карты в кофейне». На заседании 23 февраля 1907 г. НОК постановил: «В ограждение в будущем от могущей быть растраты сумм Попечительства,

254

непременно требовать от заведующих столовыми, чтобы они два раза в неделю сдавали выручку на имя казначея Комитета почтовыми переводами» [5, ф. 727, оп. 1, д. 92, л. 4-5].

Развивая сеть столовых, 19 января 1907 г. НОК заключил договор с «Новороссийским Домовладельческим товариществом» о найме под столовую-чайную «части принадлежащих Товариществу каменных лавок на Вокзальной улице» сроком на 1 год, «считая с 1 января», по 1200 руб. в год [5, ф. 727, оп. 1, д. 94, л. 1-2]. Поэтому не случайно на заседании НОК 31 августа 1907 г. было принято решение о возбуждении ходатайства перед ГУНСиКПП об ассигновании 11,5 тыс. руб. на поддержание в 1908 г. существующих учреждений Комитета [5, ф. 727, оп. 1, д. 92, л. 11-12].

3 сентября 1907 г. непременный член НОК Л.А. Брюнелли доложил Комитету, что «вследствие все еще продолжающегося народного движения в Новороссийске, к устройству в Народном доме как театральных представлений, так и других народных развлечений, по примеру прежних лет, собственными силами Комитета не представляется возможным». По результатам обсуждения было принято решение, что «в течение зимнего сезона устройство в Народном доме народных чтений желательно». При этом Комитет нашел нужным «предоставить посетителям во все дни, кроме двух платных дней в неделю, предоставляемых для вознаграждения лекторов, посещение лекций и чтений бесплатное» [5, ф. 727, оп. 1, д. 92, л. 15-15об., 19об.]. Несмотря на революци-

1. Полное собрание законов Российской империи.

2. Кубанский календарь на 1902 год / под ред. С.В. Руденко. Екатеринодар, 1901.

3. Рассказов Л.П. и др. Кубанское казачество: историко-правовое исследование (конец XVIII в. - начало XXI в.) / под ред. Л. П. Рас-сказова. Краснодар, 2013.

4. Очерки по истории Кубани с древнейших времен по 1920 г. /под общ. ред. В.Н. Ратуш-няка. Краснодар, 1996.

5. Государственный архив Краснодарского края.

6. Статистика по казенной продаже пи-тей. 1908 год. СПб., 1910. Вып. 3.

7. История Кубани / под общ. ред. В. В. Касьянова, Н.С. Короткого. Краснодар, 2005.

онные волнения, в 1907 г. НОК организовал 14 театральных представлений в Новороссийске, в городе функционировала одна чайная, которую посетило почти 110 тыс. человек, были открыты двери 17 народных библиотек-читален. Что же касается ТОО, то, начиная с 1906 г., ее деятельность была фактически парализована: с 1 февраля Туапсинский народный дом был закрыт [5, ф. 727, оп. 1, д. 77, л. 2-2об.]. Как следует из отчета ТОО, чайная и столовая в народном доме в 1906 г. не открывались, а библиотека-читальня функционировала только месяц - с 1 января по 1 февраля - и приняла 75 посетителей. Народных же чтений и театральных представлений не проводилось, между тем как каменное здание народного дома было построено на городской земле, и его строительство вылилось почти в 14 тыс. руб. [5, ф. 727, оп. 1, д. 99, л. 42-50], а в 1907 г. он вообще не функционировал [5, ф. 727, оп. 1, д. 120, л. 15-18].

На основании изложенного можно констатировать, что в период Первой русской революции 1905-1907 гг. финансирование Кубанского областного и Новороссийского особого Комитетов Попечительств о народной трезвости из государственной казны существенно сократилось, в связи с чем они были вынуждены упразднять свои неокупаемые учреждения и предприятия, следовательно, их деятельность в полной мере не достигала целей профилактики пьянства и пропаганды здорового образа жизни, предписанных «Уставом попечительств о народной трезвости».

1. Complete collection of laws of the Russian Empire.

2. The Kuban calendar for 1902 / ed. by S.V. Ru-denko. Ekaterinodar, 1901.

3. Rasskazov L.P., et al. Kuban Cossacks: historical and legal research (the end of the XVIII century - the beginning of the XXI century) / ed. by L.P. Rasskazov. Krasnodar, 2013.

4. Essays on the history of the Kuban from ancient times to 1920 / gen. ed. by V.N. Ra-tushnyak. Krasnodar, 1996.

5. The State Archives of the Krasnodar Region.

6. Statistics on state sale of food. 1908 year. St. Petersburg, 1910. Iss. 3.

7. History of the Kuban / gen. ed. by V.V. Ka-syanov, N.S. Korotky. Krasnodar, 2005.

255

Герасимов Александр Владимирович

кандидат юридических наук, доцент, Краснодарский университет МВД России (e-mail: [email protected])

Данилов Давид Борисович

кандидат юридических наук, Краснодарский университет МВД России (e-mail: [email protected])

Проблемные аспекты третейского разбирательства в условиях реформирования гражданского и арбитражного процесса

В статье рассматриваются проблемные вопросы третейского разбирательства. Анализируется практика применения арбитражными учреждениями вступившего в силу Закона об арбитраже с учетом реформирования Гражданского процессуального кодекса РФ и Арбитражного процессуального кодекса РФ.

Ключевые слова: третейский суд, арбитражные учреждения, гражданский процесс, арбитражный процесс, суды общей юрисдикции, судопроизводство.

A.V. Gerasimov, Candidate of Law, Assistant Professor, Krasnodar University of the Ministry of the Interior of Russia; e-mail: [email protected];

D.B. Danilov, Candidate of Law, Krasnodar University of the Ministry of the Interior of Russia; e-mail: [email protected]

Problem aspects of arbitration trial in the conditions of reforming of civil and arbitration process

In this article problematic issues of arbitration trial are considered. Practice of the application by arbitral organizations which entered by Law about Arbitration taking into account reforming Civil Procedural and Arbitral Procedural Codes is analyzed.

Key words: arbitration tribunal, arbitral organizations, civil process, arbitral procedure, courts of law, legal proceedings.

Уже на протяжении нескольких лет учеными-процессуалистами активно обсуждается вопрос о целесообразности принятия единого гражданского процессуального кодекса. Предполагается, что он определит порядок осуществления гражданского судопроизводства судами общей юрисдикции и арбитражными судами по гражданским делам, возникающим из гражданских, семейных, трудовых, жилищных, земельных, экологических и иных правоотношений в сфере гражданского оборота, предпринимательской и иной экономической деятельности.

Напомним, что сегодня гражданский и арбитражный процесс регулируется Гражданским процессуальным кодексом Российской Федерации и Арбитражным процессуальным кодексом Российской Федерации (далее - ГПК РФ и АПК РФ).

Вместе с тем, необходимо отметить, что проект указанного кодекса содержит в себе главу «Производство по делам об оспаривании решений третейских судов и о выдаче исполнительных листов на принудительное исполнение решений третейских судов». С учетом

изменения законодательства в сфере третейского разбирательства нами будут рассмотрены положительные и отрицательные стороны данных нововведений.

Итак, институт третейского разбирательства с момента его возникновения рассматривался как одна из форм разрешения конфликтов в обществе. Появление данного института во многом предопределило судьбу множества рассмотренных дел. За достаточно короткий срок третейское разбирательство стало одним из наиболее популярных и эффективных альтернативных способов разрешения гражданско-правовых споров.

Главной проблемой рассматриваемого института в нашей стране является неопределенность в вопросе о правовой природе третейского разбирательства.

Так, по мнению Е.А. Суханова, третейский суд, подобно государственному суду общей юрисдикции и государственному арбитражному суду, представляет собой орган судебной защиты гражданских прав. Но действующее законодательство как раз говорит нам об обрат-

256

ном и относит все третейские суды, в том числе постоянно действующие, к негосударственным судебным органам.

Неверным представляется мнение ученых, которые относят деятельность третейских судов к государственным судебным органам. Однако действующие ГПК РФ и АПК РФ содержат в себе главы, регулирующие производство по делам, связанным с выполнением государственными судами, а именно судами общей юрисдикции и арбитражными судами, функций содействия и контроля в отношении третейских судов. Данный факт позволяет констатировать, что законодатель, отделяя третейские суды от государственных, не оставил их без внимания со стороны действующих государственных судов.

По мнению сторонников автономной теории третейского разбирательства, это не что иное, как особая система, свободная от договорных и процессуальных элементов.

Значимую роль в рассматриваемых правоотношениях играет судебная практика. Так, Конституционный Суд РФ в постановлении от 26 мая 2011 г. № 10-П высказал свою позицию о правовой природе третейского разбирательства и разъяснил множество неопределенностей в соотношении между третейскими судами и судами государственными. Также в постановлении указано, что обращение в третейский суд на основании заключенного ранее договора - это исключительная прерогатива сторон, заключивших договор. По волеизъявлению лиц, вступивших в договорные отношения, стороны сами вправе выбирать, в рамках какого разбирательства будет рассматриваться спор.

Обращение в третейский суд, как правило, исключает рассмотрение данного спора в судах общей юрисдикции или арбитражных судах, но в случае неисполнения одной из сторон третейского соглашения право на обращение в государственный суд восстанавливается.

Практическая значимость рассмотренных доктрин важна для понимания сущности третейского разбирательства, определения места отдельных институтов, выявления основных тенденций совершенствования законодательства.

Требования к третейскому суду всегда были скромными, что привело к существованию «карманных» судов, а это, в свою очередь, лишало стороны права на справедливое и объективное судебное разбирательство. Но с принятием Федерального закона от 29 декабря 2015 г. № 382-ФЗ «Об арбитраже (третейском разбирательстве) в Российской Федерации» [1] все должно измениться в лучшую сторону.

В соответствии с п. 3 ст. 3 Федерального закона от 24 июля 2002 г. № 102-ФЗ «О третейских судах в Российской Федерации» постоянно действующий третейский суд считался

образованным, когда юридическое лицо принимало решение о его организации и утверждало как положение о нем, так и список третейских судей [2].

На наш взгляд, такой легкомысленный подход к образованию третейских судов привел к тому, что вместо объективного, независимого и беспристрастного судебного разбирательства все, кто хотел и мог, создали собственные «карманные» третейские суды. Более того, эти суды могли даже не находиться по своему юридическому адресу и существовать по принципу «и швец, и жнец, и на дуде игрец», когда председатель, секретарь и судья - один сотрудник, который зачастую не имел никакого юридического образования, что помогало ему принимать «объективные» решения в пользу конкретной стороны.

Например, такие третейские суды очень любили создавать многие банки, заранее составляя для клиента кредитный договор с кабальными условиями и дикими процентами. Банк прописывал в договоре подсудность спора в «карманном» третейском суде, решение которого обязательно к выполнению и обжалованию не подлежит [3, с. 50]. Таким образом, используя особенности российского законодательства, банки и другие бизнес-структуры в нашей стране превратили третейский суд в инструмент решения любого спора в свою пользу [4, с. 8].

С 1 сентября 2016 г. такая губительная и дискредитирующая практика перестала существовать, так как вступил в силу Федеральный закон от 29 декабря 2015 г. № 382-ФЗ «Об арбитраже (третейском разбирательстве) в Российской Федерации». Он регулирует порядок образования и деятельности третейских судов и постоянно действующих арбитражных учреждений на территории Российской Федерации, а также арбитраж (третейское разбирательство).

Отметим, что этот, по сути, более совершенный Закон об арбитраже содержит новый понятийный аппарат в сфере привычного третейского разбирательства, а также более основательную и детальную проработку арбитражного соглашения, процедуры введения арбитража, а также процедуры создания постоянно действующих третейских судов.

Закон об арбитраже вводит новые понятия и корректирует уже существующие. Например, понятия «арбитраж» и «третейское разбирательство» указаны в нем как синонимы и подразумевают процесс разрешения спора третейским судом и принятия им решения (арбитражного решения). Важно отметить, что теперь третейским судом будет называться единоличный арбитр или коллегия арбитров, которые рассматривают конкретное дело, а не постоянно действующий орган, созданный для рассмотрения споров [5, с. 104].

257

С сентября 2016 г. все третейские суды в России заменили арбитражные учреждения. Именно они будут на постоянной основе обеспечивать арбитраж, в том числе по выбору, назначению или отводу арбитров, ведению делопроизводства и распределению арбитражных сборов. В Законе об арбитраже закрепляются новые принципы арбитража, а именно:

принцип независимости и беспристрастности арбитров;

принцип диспозитивности; принцип состязательности сторон; принцип равного отношения к сторонам. В рассматриваемом законе появилось революционное положение о том, что постоянно действующие третейские суды создаваться могут только при некоммерческой организации («НКО»), которая имеет право осуществлять функции постоянного арбитражного учреждения. Не допускается создание одного постоянно действующего арбитражного учреждения одновременно при двух и более НКО.

На этот счет необходимо отметить, что есть ряд технических моментов по оформлению документов, но есть и несколько размытых формулировок, например, НКО, при которой планируется создать третейский суд, должна иметь хорошую репутацию. Однако слово «репутация» очень широкое. Для кого-то 10 лет работы не репутация, а для кого-то и 2 дня после открытия могут стать значительными. Это оценочное суждение настораживает, поэтому предлагаем конкретизировать данное положение во избежание субъективного оценочного подхода.

Закон подчеркивает различия между постоянно действующим третейским судом и судом, который создается для разрешения конкретного спора, тем самым вводит некоторые ограничения в отношении последних:

у третейских судов «ad hoc» нет права рассматривать корпоративные споры;

у третейских судов «ad hoc» нет права обращаться к государственным судам за содействием в получении доказательств;

стороны арбитража «ad hoc» не имеют права обращаться за оказанием содействия в государственный суд;

соглашение о вынесении решения является прерогативой суда, а не лиц, участвующих в деле «ad hoc».

За сторонами сохраняется право на обращение в государственный суд в случае, если решение арбитража не устраивает одну из сторон «ad hoc».

Одним из нововведений является тот факт, что сторонам предоставляется право заключить соглашение о запрете обратиться в государственный суд, если даже решение арбитража не устроит одну из сторон.

Данный закон внес поправки в действующие ГПК РФ и АПК РФ в части, касающейся оказания содействия и контроля по рассматриваемым делам.

Закон об арбитраже вводит полноценный институт единых и независимых органов содействия и контроля в отношении арбитража: такие функции будут выполняться государственными судами Российской Федерации. В соответствии с поправками в АПК РФ и ГПК РФ сторонам третейского разбирательства предоставлено право обращения в государственные суды Российской Федерации за разрешением вопросов.

При этом определение, вынесенное государственным судом Российской Федерации в рамках оказания содействия третейским судам, является окончательным и обжалованию не подлежит. Государственные суды по-прежнему будут рассматривать дела об оспаривании арбитражных решений, если только стороны заранее соглашением не предусмотрели, что оно является окончательным, а также о выдаче исполнительных листов на принудительное их исполнение.

Кроме того, в рамках арбитража, админи-стрируемого постоянно действующим арбитражным учреждением, третейский суд или сторона с его согласия могут обратиться в компетентный суд с запросом об оказании содействия в получении доказательств.

Рассматриваемый закон закрепляет особое влияние на институт третейского разбирательства со стороны государства, в лице государственных судов и иных органов. Основой такого влияния является соответствие закона природе третейского разбирательства [6, с. 18].

В соответствии с законом арбитражные учреждения запрещено создавать при коммерческих организациях. Однако данное правило применяется только к постоянно действующим учреждениям, что на практике может вызвать много споров. Также отмечается, что обязательным условием создания постоянно действующего арбитражного учреждения является получение акта Правительства РФ, принимаемого в установленном порядке на основании рекомендации Совета по совершенствованию третейского разбирательства.

Данное правило заставляет по-иному смотреть на существующие положения в процессуальном законодательстве. По сути ограничивая создание третейских судов, законодатель противоречит сущности института третейского разбирательства и не способствует его развитию [7, с. 17].

По нашему мнению, создание третейских судов только при некоммерческих организациях может снизить число обращений в указанные суды, что, в свою очередь, отразится на востребованности этого правового института.

258

Институт третейского разбирательства строился на диспозитивных началах, ограничения же организационно-правовой формы противоречат его правовой природе.

На наш взгляд, необходимо изменение законодательства в части статуса арбитров. На сегодняшний день арбитры не обладают должной защитой, как, например, судьи арбитражных судов и судов общей юрисдикции.

В частности, предлагаем привлекать лиц, оказывающих воздействие на третейских судей, к ответственности, установленной в настоящий момент за угрозу убийством, причинением вреда здоровью, уничтожением или повреждением имущества в отношении судей арбитражных судов и судов общей юрисдикции. Напомним, эти деяния в отношении судьи наказываются штрафом в размере от 100 тыс. до 300 тыс. руб. или в размере дохода за период от 1 года до 2 лет либо лишением свободы на срок до 3 лет (ч. 1 ст. 296 УК РФ). А посягательство на его жизнь -лишением свободы на срок от 12 до 20 лет с ограничением свободы на срок до 2 лет либо пожизненным лишением свободы (ст. 295 УК РФ). Распространение этой уголовно-правовой защиты от давления на третейских судей огра-

дит их от неправомерных действий со стороны недобросовестных участников спора.

Также было бы правильным по аналогии с АПК РФ и ГПК РФ предусмотреть досудебный порядок урегулирования конфликта и в новом ФЗ об арбитраже, а именно дополнить его нормой следующего содержания:

«Спор, возникающий из гражданских правоотношений, может быть передан на разрешение третейского суда после принятия сторонами мер досудебного урегулирования по истечении тридцати календарных дней со дня направления претензии (требования), если иные сроки или порядок не установлены законом либо договором».

На наш взгляд, с принятием и с вступлением в силу Закона об арбитраже законодатель намерен установить контроль над любым третейским разбирательством в нашей стране. С одной стороны, это нарушает природу третейского разбирательства, его свободу и автономность от государства, но, с другой стороны, прекращается беспредел тех лиц, которые использовали механизмы третейского суда в своих целях, дискредитируя закон и лишая возможности многих людей, организации защитить свои интересы.

1. Об арбитраже (третейском разбирательстве) в Российской Федерации: федер. закон от 29 дек. 2015 г. № 382-ФЗ // Собр. законодательства РФ. 2016. № 1, ч. I. Ст. 2.

2. О третейских судах в Российской Федерации: федер. закон от 24 июля 2002 г. № 102-ФЗ (в ред. от 29 янв. 2017 г.) //Собр. законодательства РФ. 2016. № 1, ч. I. Ст. 2.

3. Савченко М.С., Грибанова А. С. Проблемы института третейского разбирательства в условиях реформирования законодательства о третейских судах // Науч. журн. КубГАУ. 2015. № 107(03). С. 50-59.

4. Гин-Барисявичене К. Реформа третейских судов: нюансы и новшества // ЭЖ-Юрист. 2016. № 4. С. 3-8.

5. ВалеевД.Х., Зайцев А.И., ФетюхинМ.В. Комментарий к Федеральному закону «О третейских судах в Российской Федерации» // Вестн. гражданского процесса. 2016. № 1. С. 104-127.

6. Герасимов А. В. Некоторые тенденции модернизации юридических лиц в Гражданском кодексе Российской Федерации // Вестн. Краснодар. ун-та МВД России. 2013. № 4(22). С. 18-20.

7. Данилов Д. Б. Отдельные коллизии при возбуждении и подготовке к судебному разбирательству дел об административном правонарушении за незаконное использование товарного знака в арбитражном суде: теоретические и практические вопросы // Арбитражный и гражданский процесс. 2011. № 12. С. 17-21.

1. About arbitration (arbitration trial) in the Russian Federation: fed. law d.d. Dec. 29, 2015 № 382-FL // Coll. of legislation of the Russian Federation. 2016. № 1, pt. I. Art. 2.

2. About reference tribunals in the Russian Federation: fed. law d.d. July 24, 2002 № 102-FL (as amended on Jan. 29, 2017) // Coll. of legislation of the Russian Federation. 2016. № 1, pt. I. Art. 2.

3. Savchenko M.S., Gribanova A.S. Problems of institute of arbitration trial in the conditions of reforming of the legislation on the arbitration courts // Scientific magazine of Kuban state agrarian university. 2015. № 107(03). P. 50-59.

4. Gin-Barisyavichene K. Reform of the arbitration courts: nuances and innovations // EJ-Lawyer. 2016. № 4. P. 3-8.

5. Valeev D.H., Zaytsev A.I., Fetyukhin M.V. The comment to the Federal law «About reference tribunals in the Russian Federation» // Bull. of civil process. 2016. № 1. P. 104-127.

6. Gerasimov A.V. Some tendencies of modernization of legal bodies in the Civil Code of the Russian Federation // Bull. of Krasnodar university of Russian MIA. 2013. № 4(22). P. 18-20.

7. Danilov D.B. Separate collisions in case of excitement and preparation for legal proceeding of cases of an administrative offense for illegal use of the trademark in arbitration tribunal: theoretical and practical questions // Arbitral and civil procedure. 2011. № 12. P. 17-21.

259

Костюченко Николай Иванович

доктор юридических наук, доцент, Краснодарский университет МВД России (e-mail: [email protected])

Неопределенность соотношения понятий «организация» и «управление» как причина проблем теории и практики управления

В статье автор рассматривает проблемы теории и практики управления, обусловленные неопределенностью понятий «организация» и «управление», их взаимосвязью и взаимозависимостью. Исследует причины возникновения этих проблем как результат недостаточно эффективного применения системно-функционального и диалектического подходов. Предлагает пути их преодоления на основе упорядочения понятийного аппарата, связанного с определениями понятий «организация» и «управление» в теории и практике управления.

Ключевые слова: управление, организация, функция, социальная система, элементы и структура системы, система управления.

N.I. Kostiuchenko, Doctor of Law, Assistant Professor, Krasnodar University of the Ministry of the Interior of Russia; e-mail: [email protected]

Uncertainty of correlation of the notions «organization» and «management» as a reason of problems in management theory and practice

In the article the author highlights the problems of management theory and practice related to uncertainty of notions «organization» and «management», their correlation and interdependence. The author investigates reasons that have led to these problems occurrence as a result of insufficient appliance of system-functional and dialectic approaches. He suggests the ways to overcome the problems on the basis of regulation of the conceptual framework, connected with definition of the notions «organization» and «management» in management theory and practice.

Key words: management, organization, function, social system, elements and structure of the system, management system.

В настоящее время в теории и практике управления социальными системами существуют проблемы неопределенности понятийного аппарата, которые имеют непосредственное отношение и к системе ОВД РФ в силу их системного характера.

Ряд проблем, связанных с полифонией мнений относительно определения понятия «функция» социальных систем, их классификации, обоснования существования отдельных функций управления и их содержания, уже были рассмотрены автором ранее [1-6]. Обоснована необходимость формирования единой терминологии в теории управления. Создана система содержательной классификации функций [6, с. 256-337] как основа разрешения проблем, существующих в теории управления и практике управленческой деятельности. Введено понятие латентности функций. Исследована полифония мнений относительно соотношения понятий «управление» и «менеджмент» [6, с. 170-182].

Вместе с тем, существующее разнообразие мнений предполагает проведение дальнейших исследований в этой сфере. Целью этих исследований является устранение неоднозначности понятийного аппарата как причины разрыва теории и практики управления.

Настоящая статья посвящена исследованию соотношения понятий «организация» и «управление», а также их взаимосвязи с понятиями «социальная система» и ее «структура». Неоднозначность определения вышеперечисленных понятий как элементов социальных систем приводит к необоснованной подмене понятия «управление» на понятие «организация» и возникновению противоречий в теории управления. В итоге результаты теоретических исследований не могут найти применения в практической деятельности субъектов управления социальными системами в части оптимизации их структур и процессов управленческой деятельности в целом.

Поскольку понятия «управление» и «организация» являются элементами социальных

260

систем и подсистем управления, исследование этих элементов должно вестись в первую очередь с применением системно-функционального подхода, на основе теории систем, теории управления, теории организации и диалектики. Однако в этом случае системный и диалектический подходы, как правило, остаются невостребованными, а понятия «организация» и «управление» рассматриваются только с позиций материальных систем.

Основная причина этой ситуации кроется в отсутствии полноценного применения диалектического (метод «восхождения») и системно-функционального подходов (теории социальных систем и управления) при исследовании и формировании понятий «организация» и «управление», в чем можно будет убедиться на основе проведенного ниже анализа.

Опираясь на диалектический метод «восхождения от общего к конкретному», обратимся к философским понятиям терминов «организация» и «управление», определяющим их как социальные явления.

С точки зрения философии «понятие "организация" происходит от позднелатинского organizo (сообщаю стройный вид, устраиваю) и от греческого organon (орудие, инструмент) и означает: 1) упорядочение, налаживание, приведение в систему некоторого материального или духовного объекта; 2) расположение, соотношение частей какого-либо целого, его строение, взаимосвязь; 3) объединение, учреждение, социальный институт» [7, т. 4, с. 160].

Три приведенных значения рассматриваемого термина связаны с существующими в теории и практике управления объектами материальных и абстрактных социальных систем.

Первое значение употребляется для определения деятельности субъекта управления, направленной на «упорядочение, приведение в систему» функционирования элементов, образующих эту систему.

Второе значение определяет структуру объекта как социальной системы: «части», элементы систем, их взаимосвязи и взаимозависимости.

Третье значение определяет видовое понятие совокупности материальных объектов.

Другими словами, в первом случае мы имеем дело с определением «деятельности», связанной с объектом управления, во втором - с определением и построением структуры «организации» как системы, в третьем - с уже существующими материальными объектами (социальными институтами) того или иного вида.

Рассматривая варианты толкования понятия «организация» с точки зрения диалектики и те-

ории систем, можно утверждать, что в данном случае речь идет, прежде всего, о понятии «организация» как о виде материальных систем и практической (организационной) деятельности человека на этих объектах.

Вместе с тем, в теории социальных систем, теории управления и диалектике понятие «организация» рассматривается, прежде всего, с точки зрения абстрактных систем (теорий, классификаций, научных определений и т.д.).

Рассматривая элементы социальных систем, многие ученые (В.Г. Афанасьев, И.Л. Бачило, В.П. Сальников, С.Н. Князев, В.И. Кнорринг, Г.В. Осовская, О.А. Осовский, О.М. Рой, А. Фай-оль и др.) определяли понятие «организация» с теоретических позиций как функцию управления, т.е. как элемент абстрактных систем. Это связано с тем, что понятие «функция» по своей природе является понятием философским: «функция сама по себе не существует, она проявляется в процессе конкретной целенаправленной деятельности» [8, с. 110]. Однако в ряде случаев в теории организации это понятие рассматривалось авторами только с позиций конкретных материальных образований.

Как одну из функций управления (административных функций) еще в начале прошлого века А. Файоль рассматривал применительно к предприятиям горнорудной промышленности [9, с. 9-12].

Г.В. Осовская и О.А. Осовский определяли понятие «организация» как функцию процесса управления: «Организовывать - значит создавать определенную структуру. Существует много элементов, которые необходимо структурировать, чтобы организация могла выполнить свои планы и достичь своей цели» [10, с. 223-224]. Как видно, авторы употребляли термин «организация» и для определения вида материальной системы.

В.И. Кнорринг полагал, что «организация» -это обеспечивающая функция управления, направленная на создание необходимых условий для достижения целей, формирования структуры организации [11, с. 47].

С учетом сказанного можно говорить, что понятие «организация» в соответствии с методом «восхождения» необходимо рассматривать, прежде всего, как функцию (элемент) абстрактных систем управления и только при применении теоретических положений в практике управления экстраполировать понятия абстрактной системы на систему материальную -конкретный вид социальной системы. Независимо от вида системы (абстрактная, материальная) первичным определением понятия

261

«организация» является понятие «функция» социальных систем. Понятие «организация» как структурное подразделение материальной системы вторично и производно от понятия «функция».

Такая взаимосвязь употребления одного термина обусловлена и закономерностью детерминации элементов социальных систем (цель - задача - функция - структура) [12, с. 57-58].

Следовательно, структурные подразделения (организации), такие как министерства, департаменты, отделы, фирмы и т.д., создаются при реализации целого ряда функций социальных систем, в том числе и функций управления и организации. В материальных системах совокупность создаваемых структурных подразделений, с точки зрения «теории организации», определяется видовым понятием - «организация».

Из вышеизложенного можно сделать вывод, что понятие «организация» должно рассматриваться, в первую очередь, как элемент, функция социальных систем - абстрактный объект, а реализация функции - структурный элемент, формирующий материальный объект - «организацию». В противном случае в практике управления неминуемо возникнут проблемы, связанные с формированием структуры материальных объектов. Наличие этих проблем формирования структур социальных систем отмечалось многими учеными (Ю.В. Аврути-ным, А.И. Александровым, Н.И. Глазуновой, В.А. Столяровой, Ф.В. Лидер и др.).

Обращаясь к энциклопедическому определению понятия «управление», можно видеть, что одновременно с однозначным определением его как «функционального элемента, функции организованных систем различной природы» [7, т. 5, с. 282] констатируется, что «управлению» как системному явлению свойственны «три подсистемы:

1. Организации связей и отношений данной системы, задающих ее структуру.

2. Поддержания установленного режима деятельности данной системы.

3. Реализации программы достижения определенной цели» [7, т. 5, с. 283].

Иными словами, «управление» изначально рассматривается как функция социальных систем, реализующаяся «системой», которая состоит из трех элементов (перечисленных подсистем). При этом понятие «организация» является одним из элементов системы управления - подсистемой «организации структуры», производным относительно понятия «управления».

К такому выводу можно прийти и с точки зрения теории социальных систем и классификации их функций. В этом случае «организация» должна, прежде всего, рассматриваться как элемент (общая функция) социальных систем, которая является вспомогательной относительно основной функции систем - функции «управления» [6].

Это прослеживается и с точки зрения теории социальных систем, которая рассматривает явления «управление» и «организация» как функции этих систем. В силу структурного соотношения функций понятие «управление» как основная функция носит более «общий» характер, чем «организация».

На основании сказанного можно констатировать, что в социальных системах понятие «управление» первично, а «организация» -производно. Понятия «организация» и «управление» связаны между собой, являясь неотъемлемыми элементами социальных систем и их структур. Последнее обусловливает их связь с понятиями «система» и «структура». Взаимосвязь и взаимозависимость рассматриваемых понятий: «управление», «организация», «система», «структура» - объективны по своей природе. Это обусловлено тем, что «управление», «организация» и «структура» являются элементами социальных систем и должны рассматриваться с позиций теории социальных систем, с использованием диалектического и системно-функционального подходов.

К сожалению, в настоящее время в большинстве работ, посвященных социальному управлению, прежде всего в «теории организации», эти подходы отсутствуют. В результате материальные «образования» социальных систем (министерства, ведомства, организации, отделы), являясь предметом исследований, не рассматриваются учеными как разновидности социальных систем. Это приводит даже к исключению понятия функций как неотъемлемых элементов систем управления из теоретических исследований. Как следствие, исключается возможность реализации функции «управление» структурным подразделением «управления». При этом происходит подмена понятия «управление» понятием «организация». Результатом всего перечисленного являются проблемы в теории и практике управления.

В справедливости данных выводов мы убедились и при рассмотрении соотношения понятий «организация» и «управление» с точки зрения теории социальных систем и диалектики.

С учетом сказанного очевидно, что эти понятия не однозначны. Понятие «организация»

262

не может быть синонимом «управления» и тем более «первичным» по отношению к понятию «управление».

В силу неоднозначности терминологии теорий социального и государственного управления, теории организации и менеджмента у субъектов управления «возникает иллюзия», что детерминация этих понятий может быть обратной: «организация» - «управление».

Это связано с лингвистическим толкованием термина «организация», в котором существует вариант его употребления как видового понятия совокупности материальных объектов государства и общества: объединение, учреждение, социальный институт и т.д.

Такое толкование термина «организация» является основной причиной формирования не совсем верного мнения о том, что «управление» организацией как материальным объектом будет производно от «организации» как материального объекта.

Рассматривая понятие «организация» с точки зрения «теории организации», только как материальный объект, исследователи вполне закономерно полагают, что для обеспечения функционирования объекта необходима управленческая деятельность. Это и приводит к формированию мнения о том, что понятие «управление» производно от понятия «организация».

В данном случае исследователи не учитывают, что «организация» как материальный объект является понятием обобщенным и в то же время только частным случаем видового определения совокупности различных социальных систем: фирмы, концерна, общественного объединения и даже государства.

В связи с этим в соответствии с методом «восхождения» «организация» как материальный объект должна рассматриваться как вид «социальной системы».

Поскольку в социальных системах «управление» и «организация» являются элементами (функциями) систем, то в соответствии с общепринятой детерминацией элементов социальных систем на основе функций должна создаваться структура системы - совокупность подразделений, в том числе и подразделений «управления».

Однако в «теории организации» эта закономерность «теории управления» остается

вне поля зрения ученых. В результате при исследовании понятия «организация» как материального объекта понятие «управление» оказывается производным от материальной реализации понятия «организация». Структура «организации» как системного материального явления создается в «отрыве» от ее функций. Это приводит к проблемам теории и практики управления в части параллелизма в деятельности подразделений и разрыву теории и практики управления.

Возникновение проблем дублирования в деятельности подразделений, связанных с формированием их структуры, отмечали многие ученые: Ю.Е. Аврутин, И.Л. Бачило, Н.В. Бугель, Н.И. Глазунова, А.П. Коренев, Ф.В. Лидер, П.С. Сальников, В.А. Столярова и др. Так, Н.И. Глазунова отмечала, что «цели (задачи) организации обуславливают функции, а функции определяют структуру органа. Обусловленность структуры функциями (а не наоборот, как это порой бывает: создаем структурную единицу - должность, а то и целое министерство, а потом «придумываем» виды занятий)» [13, с. 144]. Социологические исследования, проведенные Ф.В. Лидер, показали, что функциональное дублирование деятельности ОВД РФ в ряде случаев достигает 40-50% [14].

Как видно, отсутствие исследований проблемы соотношения понятий «организация» и «управление» приводит к серьезным последствиям в практике управления. В связи с этим автором предпринята попытка исследовать эту проблему, определить причины ее появления и обосновать пути ее разрешения.

На основании рассмотренного материала можно сделать выводы, что неопределенность понятий «организация» и «управление», их соотношение, взаимосвязь и взаимозависимость с понятиями «система» и «структура» являются существенными причинами возникновения проблем и противоречий в теории и практике управления. Устранение этих проблем возможно при условии упорядочения понятий «организация» и «управление» и понятийного аппарата «теории организации», а также теории и практики управления в целом, рассмотрения материального явления «организация» как одного из видов социальных систем с использованием диалектического и системно-функционального подходов.

263

1. Костюченко Н.И. Многозначность определения понятия «управление» в теории управления и административного права и проблемы управления социальными системами (на примере ОВД) // Вестн. Краснодар. ун-та МВД России. 2016. № 3(33). С. 214-218.

2. Костюченко Н.И. Функция прогнозирования как общая функция управления в правоохранительной деятельности // Общество и право. 2015. № 2(52). С. 334-338.

3. Костюченко Н.И. Понятие функции социальных систем и проблемы теории управления: административно-правовой аспект // Общество и право. 2016. № 1(55). С. 251-256.

4. Костюченко Н.И. Проблемы классификации функций социальных систем с точки зрения построения и реформирования структуры организации // Науч. вестн. Луганск. ун-та внутренних дел имени Дидоренко. Спец. вып. 2013. № 3. С. 367-375.

5. Костюченко Н.И. Информационная функция как общая функция управления социальными системами // Вестн. Харьков. нац. унта им. В.Н. Каразина. Сер. «Право». 2013. № 1082. С. 342-347.

6. Костюченко Н.И. Классификация функций социальных систем: теоретические и правовые основы. Краснодар, 2016.

7. Средняя философская энциклопедия.

8. Вишняков В. Г. Структура и штаты органов государственного управления. М., 1972.

9. Файоль А. Общее и промышленное управление / Центральный институт труда. М., 1923.

10. Осовская Г.В., Осовский О.А. Основы менеджмента: учеб. 3-е изд., перераб. и доп. Киев, 2006.

11. Кнорринг В.И. Теория, практика и искусство управления: учеб. для вузов по специальности «Менеджмент». 2-е изд., изм. и доп. М., 2001.

12. Основы управления в органах внутренних дел: учеб. / под общ. ред. В. П. Сальникова. М., 2002.

13. Глазунова Н.И. Государственное управление: учеб. для вузов. М., 2004.

14. Лидер Ф.В. Особенности использования структурно-функционального подхода в управлении органами внутренних дел: социологический аспект: автореф. дис. ... канд. социол. наук. М., 2012.

1. Kostiuchenko N.I. Polysemanticism of definition «management» in the theory of management and administrative law and problems of social systems' management (on example of the Internal Affairs Agencies) // Bull. of Krasnodar university of Russian MIA. 2016. № 3(33). P. 214-218.

2. Kostiuchenko N.I. Function of forecast as common management function in law-enforcement activity // Society and law. 2015. № 2(52). P. 334-338.

3. Kostiuchenko N.I. Concept of social systems function and problems of theory of management: administrative and legal aspect // Society and law. 2016. № 1(55). P. 234-238.

4. Kostiuchenko N.I. Classification problems of social systems from the point of view of construction and reforming of organization structure // Sci. bull. of Lugansk university of the Interior Ministry named after Didorenko. Special iss. 2013. № 3. P. 367-375.

5. Kostiuchenko N.I. Information function as general management function of social systems // Bull. of Kharkov national university named after V.N. Karazin. Ser. «Law». 2013. № 1082. P. 342-347.

6. Kostiuchenko N.I. Classification of social systems functions: theory and law fundamentals. Krasnodar, 2016.

7. Average philosophy encyclopedia.

8. Vishnaykov V.G. Structure and staff of the state management organs. Moscow, 1972.

9. Faiyol A. General and industrial management/ Central institute of labour. Moscow, 1923.

10. Osovskaya G.V., Osovsky O.A. Basics of management: textbook. 3rd ed., rev. and augm. Kiev, 2006.

11. Knorring V.I. Theory, practice and management art: textbook for high school on the specialization «Management». 2nd ed., rev. and augm. Moscow, 2001.

12. Management fundamentals in the Organs of Internal Affairs: textbook / gen. ed. by V.P. Sal-nikov. Moscow, 2002.

13. Glazunova N.I. State management: textbook for high school. Moscow, 2004.

14. Lider F. V. Peculiarities of structure-functional approach to management of Organs of InternalAffairs: sociological aspect: auth. abstr. ... Candidate of Sociology. Moscow, 2012.

264

Гриценко Василий Петрович

доктор философских наук, профессор, Краснодарский государственный институт культуры (e-mail: [email protected])

Опошнянский Алексей Валентинович

кандидат философских наук, доцент, Краснодарское высшее военное училище им. генерала армии С.М. Штеменко (e-mail: [email protected])

Глобализационный тренд и этнокультурная идентичность

В статье рассматриваются особенности взаимодействия культурного унификационизма и культурного многообразия, порождающего межкультурные альянсы в разных областях жизни и сложности идентификации. Отмечается, что Юг России подвержен культурной модернизации, которая содержит неоднозначные тенденции. Позитивные результаты культурной модернизации в регионе могут быть достигнуты на основе сочетания модернизации с этнонациональными традициями региона.

Ключевые слова: глобализация, Юг России, кавказский этикет, этносоциальные процессы, социальная напряженность, соционормативные институции, традиции воспитания, модернизация культуры.

V.P. Gritsenko, Doctor of Philosophy, Professor, Krasnodar State Institute of Culture; e-mail: [email protected];

A.V. Oposhnyanskiy, Candidate of Philosophy, Assistant Professor, Krasnodar Higher Military School named after General of the Army S.M. Shtemenko; e-mail: [email protected]

Globalization trend and ethnocultural identity

The article deals with interaction of a cultural unification and cultural diversity generates cross-cultural alliances in different areas of life and complexity of identification. The authors note that the South of Russia is subject to cultural modernization which contains ambiguous tendencies. Positive results of cultural modernization in the region can be achieved on the basis of a modernization combination to ethnonational traditions of the region.

Key words: globalization, South of Russia, Caucasian etiquette, ethnosocial processes, social tension, social normative institutions, traditions of upbringing, modernization of culture.

В свое время С. Хантингтон прогнозировал «столкновение цивилизаций» как переход от конфликта идеологий к конфликту культур в эпоху глобализации. Благодаря использованию масс-медиа мифо-пространство повседневности регулируется символической матрицей глобального капитализма. Вездесущей стала матрица консуме-ризма, которая трансформирует национальные культуры в национальные версии эталона вестернизации. Консумеризм, как идеология и практика потребительства, обнаруживает себя через фетишизируемые массовые образы потребляемых вещей. Мифологическое пространство бренда направлено на формирование идентичности и внушается как чудесное, метафизическое, футурологическое. Сформировавшиеся в итоге глобальные бренды

составляют мощную мировоззренческую конкуренцию религиям в реализации их идеологической функции [1, с. 35].

Как единые и общепринятые авангардом глобализации навязываются для разных регионов и культур принципы западноевропейской культуры, основанные на капиталистической модели мирохозяйствования и протестантской этике [2, с. 124-125]. Однако вторая половина ХХ в. и начало XXI в. продемонстрировали успех азиатской модели. Он демонстрирует, что нейтральные элементы, касающиеся технократических достижений, заимствуются открыто, а вот ценности, касающиеся религии, этноса, образа жизни, часто воспринимаются как чуждые или неприемлемые. Поскольку ценностно-оценочное сознание исходно связано с эмоциональными оценками и кодами, с верой,

265

то оно непосредственно не реагирует позитивно на образцы утилитарно-гедонистической культуры Запада. Сакрально-эмоциональный мир традиционной культуры непосредственно не рационализируется меркантильными практиками западной культуры, а напротив, позиционирует себя как позитив. Принудительная имплантация западных ценностей и массовой культуры порождает отторжение и акселери-рует резистентность институтов традиционной культуры по отношению к ценностям западной цивилизации. Протестные оценки, установки и настроения реализуются в разных формах неприятия Западного проекта .

Можно предполагать две основные альтернативы: это антиглобализм, который выступает против глобализации в рамках самого западного социума, и фундаментализм (консервативный фундаментализм), который противопоставляет ценностям глобализации и западного проекта иные духовные ценности, иную веру и образ жизни, как правило, берущие начало в религиозных и культурных ценностях традиционной культуры социума или этноса. Изоляционизм можно рассматривать как частную форму консерватизма фундаменталистского толка.

Нам представляется, что рассматриваемое противоречие между глобализационным трендом и этнонациональным религиозным фундаментализмом является результатом проявления одного из основных противоречий общественного развития - противоречия между цивилизацией и культурой. Прогресс цивилизации, обусловленный технократическими достижениями, в качестве своего следствия имеет стандартизацию и унификацию. Это является объективной основой и условием технического прогресса, развития машинерии в любой ее форме - мельница, типографский станок, конвейер, компьютер, Макдональдс.

Этнонациональная (народная) культура в целом развивается путем усиления своего многообразия, что тоже объективно. Множество национальных языков, например, создает информационную избыточность для прогресса человеческого духа, интеллекта, без которого невозможен никакой другой прогресс, в том числе и технический. Поэзия, филология, расширяя знаково-смысловое пространство народа, совершенствуют человеческий интеллект. Это является фундаментальной предпосылкой для развития познания, науки и всякого прогресса.

В условиях глобализации противоречие цивилизации и культуры диверсифицировано множеством других противоречий - между ре-

лигиями, между политическими, культурными и другими системами. Однако было бы ошибкой думать, что западный и консервативный проект встречаются лишь как противостояние традиций и рациональности. Налицо встреча и борьба двух мифов. Большой миф глобализации изначально скроен по меркам и желаниям США.

Глобальные мифы конструируют ментальную ткань цивилизаций. Мегамифы включают в себя как картину мира, так и определенный способ мышления и принципы жизни. Чем отличается миф от просто теории? Он непосредственно связан с жизнью, лежит не просто в основании сознания, но и образа жизни. Между глобальными мифами есть лакуны.

Наличие лакун между картинами мира, мифами является объективной трудностью понимания [3]. Но лакуны множественны, они не только между цивилизациями, этносами и культурами, но и в межличностном пространстве бытия. У каждого Я свой язык, и личностная ментальность пребывает в режиме непрерывного перевода и автоперевода [4, с. 66-83].

Напомним, что культура в этнонациональном аспекте есть также средство адаптации этноса к сложившимся природным и социальным условиям и средство самосохранения и выживания этноса. Поэтому стремление лидера технократического (цивилизационного) прогресса превратить также собственные национальные, религиозные и пр. ценности в универсальные вызывает естественное сопротивление на уровне механизмов естественной адаптации и выживания. Этнобум, конфессиональный фундаментализм, этноцентризм и пр. тенденции являются стремлением преодолеть унификацию и самосохранить себя путем капсулиро-вания, самоочистки традиции, реинсталляции мифологии, религии, архаики. Крайними формами такого сопротивления являются различного рода экстремизм, фундаментализм, варваризация культуры. Другими словами, сопротивление ценностной унификации проявляется в различных формах и является естественным следствием развития культуры на пути многообразия своих форм.

Согласно идеям А. Аппадураи [5, р. 195-310; 6] вершина глобализации достигается в эпоху информатизации. Детерриториализация как результат информатизации и виртуализации уже не привязывает социальные и культурные процессы к физическому пространству. Глобальное пространство предстает в виде пяти основных символических потоков: 1) виртуально-символический трафик мигрантов, в

266

том числе и туристов; 2) виртуально-информационное перемещение технологий; 3) виртуально-символическое движение финансов; 4) семиотическая машина масс-медиа; 5) виртуально-идеологический поток симулякров. В ходе символического обмена и взаимодействия люди идентифицируют себя и других индивидов. В этом виртуально-символическом мире индивиды обретают гендерную, культурную, политическую, религиозную, этническую и др. идентичность, конструируя ее в потоке переживаний интенционально-феноменологиче-ски. Например, с помощью сетевой интернет-коммуникации индивид может создать несколько персональных образов идентичности в глобальном коммуникационном пространстве.

В связи с большим количеством информационных потоков и высокой скоростной динамикой информации увеличивается синергети-ческий эффект. Идентичность формируется не территориально и не однонаправленно, а синергетически. В массовых случаях значима самоорганизация, а в персональных большое значение может иметь эффект флуктуации. Если рассматривать явление ИГИЛ, то это явление самоорганизации, возникшее в результате действия ряда мировых факторов. Действие лидера глобализации США и их союзников привело к непредсказуемому последствию -флуктуации определенных исламских кругов, в том числе военных, которые своей основной целью сделали альтерглобализм. А вот отдельные проявления экстремизма и терроризма, подобные тем, что состоялись во Франции и Германии, когда, например, водитель грузовика направляет автомобиль в толпу, - это как бы флуктуации. Отдельные, точечные проявления экстремизма являются на общем фоне результатом случайных, непредсказуемых, неоднозначных взаимодействий. Но и в первом, и во втором случае основой терроризма служит определенное отношение в культуре - негативная идентичность.

Глобализация в своей унификационной вариации и фундаментализм как ее альтернатива порождают новые вызовы цивилизационной уникальности Северного Кавказа и создают рискогенную среду для сохранения этнокультурной идентичности народов региона. Как справедливо подчеркивает М. Билалов, «осмысливая прошлое и будущее человеческой истории, философы все чаще приходят к выводу, что навязывание единой цивилизационной модели губительно для человеческой эволюции, и неизбежный диалог культур, вероисповеданий и философских мировоззрений должен

происходить при признании и уважении к иной религии и культурной идентичности» [7, с. 66].

На Северном Кавказе после разрушения прежней метакультурной основы (советские идеологические ценности) в качестве истинных и основных конституировались ценности этнической культуры, а также этноэкономика и этнополитика. Приверженность этнокультурной идентичности социумов Северного Кавказа подтверждается и социологическими исследованиями.

В то время как некогда существовавшая культурная общность потеряла значение, реставрировалась этническая ментальность: кланово-семейные формы социальных связей, авторитарно-религиозные и авторитарно-политические пути решения проблем. Во многих республиках Северного Кавказа на фоне ситуации моноэтничности региональная культура, перестав быть провиницальной, превращается в оппозитивную - вступает в тесный контакт через религиозные ценности с исламскими культурными регионами зарубежья, ментально чуждыми российскому культурному пространству. Таким образом, они превращаются в периферию туранской, тюркской, исламской цивилизации.

Исследователи отмечают, что в последние десятилетия ценности в региональном исламе смещаются от так называемого мазхаба к «чистому» исламу. Приверженцы «нетрадиционного» ислама в регионе отличаются большим радикализмом, не признают значение местной языческой традиции, а также придают большое значение в позиционировании своих взглядов внешним атрибутам, таким как борода, головной убор. Надо понимать, что за спором о внешних маркерах идентичности (носить хид-жаб в школу или нет) стоит спор о внутренних убеждениях, соответствующих духовным ценностям фундаменталистского ислама.

Фундаментализм предлагает идентичность на почве защиты главных нравственных ценностей обычного человека в обычной жизни. В качестве главных смыслообразующих ценностей в системе служения Аллаху позиционируются социальные ценности общежития: равенство, справедливость, солидарность. За трансцендентными схемами, о которых спорят богословы и философы, кроются вполне реальные социальные аргументы и ценности. Служение Аллаху при этом можно рассматривать как приверженность высшей справедливой системе ценностей в рамках исповедуемого, пропагандируемого и установленного в данной цивилизации мировоззрения. В связи с этим

267

Р.А. Ханаху и О.М. Цветков предостерегают, что «по мере увеличения числа глубоко верующих мусульман, на фоне коррупции, социальной несправедливости, расслоения уровня доходов бедных и богатых, других острых проблем, потенциал для вооруженного подполья и терроризма в Адыгее может появиться» [8, с. 102]. Самым эффективным способом контроля этих процессов является мировоззренческое воспитание в семье, школе.

Народы Северного Кавказа включены в поле исламской цивилизации, но сами ценности ислама адаптированы к традиционной культуре этих народов, их особому историческому пути в рамках соседства и совместного существования с народами России. Под влиянием российской культуры, образа жизни и хозяйствования они осуществляли свою модернизацию в XX в. Поэтому конфессиональные ценности северокавказских этносов и социумов адаптированы к конкретным условиям их существования (современные адыгейские мыслители также кропотливо изучают опыт своих соотечественников по адаптации в различных культурным, историческим и мировоззренческим условиям [9]).

Для того чтобы адаптация северокавказских этносов к современным трендам модернизации была успешной, необходимо учитывать традиционный опыт социализации. Более того, формы воспитания, принятые в горской семье, могут привнести много положительных веяний в современные методы воспитания на глобальном уровне. Педагогический и воспитательный опыт народов Северного Кавказа, горский этикет и система воспитания содержат в себе общечеловеческие ценности и поэтому могут быть использованы как тренд.

Если вестернизированная культура эпохи пост развивает тенденции мультикультура-лизма, стирания граней феминности и маскулинности, гендерное многообразие, культ молодости и пр., то горская система воспитания совершенствует некоторые альтернативные качества - маскулинность, почитание старших, культ матери. Эта система воспитания и этикета содержит зерна и россыпи воспитания мужественности и рыцарства. Общечеловеческий воспитательный потенциал норм этикета традиционной культуры народов Северного Кавказа делают их необычайно ценными для развития современной цивилизации. В то же время эта система воспитания сама участвует в модернизации культуры северокавказских социумов.

Использование традиционного этикета в этнически ориентированных социумах суще-

ственно для создания социальной гармонии, ведь целью этикета является нахождение конкретных правил общения в определенном коммуникативном контексте и ситуации, которые соответствуют общепринятым стратификационным (пол, возраст, социальный статус) позициям социума. Он предписывает нормы морали (нравы, обычаи, традиции), которые регулируют поведение людей в семье, публичной сфере и профессиональной этике.

Все народы, в том числе представители Северного Кавказа, являются носителями обычаев и традиций, которые эффективны и в новых условиях. Поскольку горский этикет включен во все сферы жизнедеятельности этноса и выполняет регулирующую, воспитательную и коммуникативную функции, то он имеет определяющее значение и в модернизации культуры и социума в целом. Социальный эффект этикета заключается в том, что общественное мнение и старейшины обеспечивают неукоснительный контроль за поведением представителя своего клана. Социальная репрезентация качеств того или иного индивида достигается через их публичную артикуляцию и обсуждение.

Этикет, как подсистема национальной культуры, ответственен не только за передачу опыта жизнедеятельности от субъекта к субъекту, от поколения к поколению, но и за адаптацию этноса к изменяющимся условиям среды. Поскольку принципы горского этикета отвечают за модернизационные успехи этноса, то внимание к ним и их использование является ключевым фактором для социализации представителей северокавказских этносов в отношениях позитивной идентичности к представителям других этносов России.

Успехи представителей северокавказских этносов в определенных видах спорта, любовь к спорту, физическому труду, физическим упражнениям и военной деятельности свидетельствуют об эффективности этой системы маскулинного воспитания. Она основана на непререкаемом авторитете родителей, особенно отца, в семье. Отец полновластен над сыновьями, и последние должны во всем повиноваться ему, даже малое сопротивление воле родителей, по адату, является величайшим стыдом.

В то же время и отец, и сыновья несут полную ответственность за честь своей дочери (сестры), даже после ее замужества. Мужская честь, достоинство на публичном уровне приобретают статус рыцарства. Высшим проявлением рыцарства является культ матери, чуткое и глубоко заботливое отношение к ней, к

268

ее словам. Поэтому высшей клятвой является клятва именем отца, матери, предков.

Существует множество исследований традиционного горского этикета, которые раскрывают его важные качества, значение для педагогики и воспитания [10]. Традиционный горский этикет представляет собой систему ценностей и правил, которые имеют общечеловеческую пользу и ценность в воспитании мужественности и женственности, храбрости и отваги, выносливости и стойкости, трудолюбия и вежливости, гостеприимства, уважения к старшим и младшим, сохранения родной культуры. С этой целью горский этикет и система воспитания могут быть квалифицированы как элемент и ценность мирового культурного наследия, нематериальной культу-

1. Тихонова С. В. Социальная мифология в коммуникационном пространстве современного общества: автореф. дис. ... д-ра филос. наук. Саратов, 2009.

2. Нехай В.Н., Шаов А.А. Этносоциальные процессы на Юге России в условиях нарастания социокультурной напряженности // Этнофилософия адыгов: от мифа к логосу: материалы круглого стола, посвященного 75-летию доктора философских наук, профессора Ханаху Руслана Асхадовича. Майкоп, 2016.

3. Данильченко Т.Ю. Мир лакун. Краснодар, 2010.

4. Люсый А. П. Нашествие качеств: Россия как автоперевод. М., 2008.

5. Appadurai A. Disjuncture and Difference in the Global Cultural Economy // Global Culture. Bristol, 1997. P. 195-310.

6. Appadurai A. Modernity at Large: Cultural Dimensions of Globalization. Minnesota, 1996.

7. Билалов М.И. Символическая модель истины в проблеме осмысления ислама // Исла-моведение. 2016. Т. 7. № 1(27).

8. Ханаху Р.А., Цветков О.М. Мусульманская община республики Адыгея: текущая ситуация и тенденции развития // Социологические исследования. 2014. № 10.

9. Жане З.К. Эволюция идей Мурата Ягана: от устной традиции к логосу // Этнофилософия Адыгов. Майкоп, 2016. С. 20-24.

10. Битарова А. Т. Этикет горских народов Северного Кавказа и его влияние на воспитание подрастающего поколения: дис. ... канд. пед. наук. Владикавказ, 2002.

ры, достойный сохранения и использования в жизни и быту современного общества. Главный элемент, например, «Этоса Благородных» в Хабзе - это общество единомышленников. Черкесский этикет - удивительная система, в которой удачно сочетаются стратификация и равенство, демократизм и подчинение старшим, -значим для мусульман этого региона и в настоящее время. Надо понимать, что использование потенциала толерантности и коммуникации традиционного этикета может служить главным средством успешного социального управления и регулирования на Северном Кавказе при правильном понимании фундаментальности этнической системы социализации для модернизации и развития региона.

1. Tikhonova S. V. Social mythology in communication space of modern society: auth. abstr. ... Doctor of Philosophy. Saratov, 2009.

2. Nekhay V.N., Shaov A.A. Ethno-social processes in the South of Russia in the conditions of growing socio-cultural tensions // Ethnic philosophy of Circassians: from myth to logos: proc. of the round table, devoted to the 75 anniversary of doctor of philosophy, professor Hanahu Ruslan Ashadovich. Maykop, 2016.

3. Danilchenko T.Yu. World of lacunas. Krasnodar, 2010.

4. Lucyi A. P. Invasion qualities: Russia as autotranslation. Moscow, 2008.

5. Appadurai A. Disjuncture and Difference in the Global Cultural Economy // Global Culture. Bristol, 1997. P. 195-310.

6. Appadurai A. Modernity at Large: Cultural Dimensions of Globalization. Minnesota, 1996.

7. Bilalov M.I. Symbolical model of the truth in a problem of judgment of Islam // Islamic studies. 2016. Vol. 7. № 1(27).

8. Hanahu R.A., Tsvetkov O.M. The Muslim community of the Adygea Republic: current situation and development trends // Sociological researches. 2014. № 10.

9. Zhane Z.K. Evolution of the ideas of Murat Ahan: from oral tradition to the logo // Ethnic philosophy of the Circassians. Maykop, 2016. P. 20-24.

10. Bitarova A.T. The etiquette of the mountain peoples of the North Caucasus and its influence on the education of the younger generation: diss. ... Candidate of Pedagogics. Vladikavkaz, 2002.

269

Самойлов Сергей Федорович

доктор философских наук, профессор, Краснодарский университет МВД России (тел.: +78612583516)

Тимофеева Наталья Ивановна

Краснодарский университет МВД России (тел.: +79183514723)

Швец Анна Анатольевна

кандидат юридических наук, Краснодарский университет МВД России (тел.: +78612583414)

Специфические черты теоретико-методологического конструирования понятия «жизненная стратегия» в психологическом подходе социального познания

В статье выявляются особенности психологического подхода к анализу как нормальных, так и девиантных жизненных форм стратегий индивида, которые отличают его от других важнейших направлений социального познания - социально-философского и социологического. Основами данного исследования выступают работы таких специалистов, как К. Абдульханова-Славская, Р. Пехунен, А. Адлер, Г.Е. Зборовский, К. Хорни, А. Щюц, Э.М. Ремарк.

Ключевые слова: жизненная стратегия, социальное познание, социальная философия, психологическая наука, социальный статус, индивид.

S.F. Samoilov, Doctor of Philosophy, Professor, Krasnodar University of the Ministry of the Interior of Russia; tel.: +78612583516;

N.I. Timofeeva, Krasnodar University of the Ministry of the Interior of Russia; tel.: +79183514723; A.A. Shvets, Candidate of Law, Krasnodar University of the Ministry of the Interior of Russia; tel.: +78612583414.

Peculiar features of theoretical-methodological designing of the concept «life strategy» of psychological approach of social knowledge

The article reveals features of the psychological approach to the analysis of both normal and deviant life forms of the individual strategies which distinguish it from other important areas of social cognition -the socio-philosophical and sociological approach. Bases of this research are works of such experts as K. Abdulkhanova-Slavskaya, R. Pekhunen, A. Adler, G.E. Zborovsky, K. Horni, A. Shchyuts, E.M. Remarque.

Key words: life strategy, social cognition, social philosophy, psychological science, social status, individual.

Социальное познание представляет собой достаточно сложную по своей структуре теоретико-методологическую конструкцию, которая, помимо того, что объединяет большое число отдельных дисциплин, имеющих предметом своего исследования общество, также допускает использование двух существенно отличных друг от друга видов знания - философии и науки. При этом почти в каждой соци-

альной дисциплине существуют программы, как приветствующие, так и отрицающие такой синтез познавательных установок. В силу данного обстоятельства практически любое явление, ставшее предметом социального познания, допускает наличие исключающих друг друга концепций и теорий. Наиболее значимыми для социального познания являются сциентическая и антисциен-тическая программы исследования.

270

Первая из них полагает, что познание социальной реальности должно осуществляться посредством преимущественно эмпирической методологии и в рамках отдельных научных дисциплин. При этом умозрительность, а тем более участие философского знания, категорически отрицается. В противоположность ей вторая, антисциентическая программа настаивает на том, что исследование социальных процессов и явлений требует совмещения научного и философского способов познания. Выполнение данного требования означает возможность использования философских концепций и методов в процессе формирования теоретико-методологической базы научных дисциплин, главным предметом которых является общество. Кроме того, антисциентическая программа предполагает включение в число социальных дисциплин ряда разделов философского знания, прежде всего социальной философии, философии культуры и философской антропологии.

Более целесообразным представляется применение антисциентической программы исследования. Данный выбор объясняется, прежде всего, выгодными для социальной философии выводами, вытекающими из реализации антисциентической программы. И действительно, формальное допущение социальной философии в число общественных наук дает ей дисциплинарные основания для использования эмпирических данных и теоретико-методологических конструкций, получаемых и создаваемых научным познанием в процессе исследования социальной реальности и общественного сознания. Осмысление результатов познавательной деятельности социальных наук придало бы философскому дискурсу в сфере исследования поведения человека в обществе целостность и фактическую обоснованность.

Из всех общественных наук, для которых поведение человека в обществе входит в число приоритетных аргументов познания, наиболее интересные теоретико-методологические разработки представлены в психологии и социологии. Данный интерес объясняется тем, что в обеих науках понятие «жизненная стратегия» находит широкое применение. Для установления специфики социально-философского понимания данной проблематики, а также для осмысления эмпирического материала, предоставляемого научными дисциплинами, считаем целесообразным исследовать интерпретации понятия «жизненная стратегия», предлагаемые психологией и социологией.

Важнейшими характерными чертами психологического подхода к пониманию феномена жизненной стратегии являются, с одной стороны, личность как субъект ее реализации, а с другой - активность как основание для выявления ее основных типов. По этой причине жизненная стратегия в психологической науке чаще всего рассматривается как жизненная стратегия личности. Оговоримся сразу, что, несмотря на всю очевидность, личность является единственным субъектом, а активность единственным критерием ее типологизации, однако выделенные параметры понятия «жизненная стратегия» имеют право на существование и требуют более подробного анализа.

В самом общем виде жизненная стратегия в психологии понимается как способ реализации индивидом своих целей, идеалов. Одним из главных аргументов К.А. Абдульхановой-Слав-ской в пользу рассмотрения активности в качестве важнейшего критерия жизненной стратегии является то, что сами по себе проекты вне человеческой реальности их реализовать без определенного социального опыта остаются только проектами, а не собственно изначально активное поведение [1]. В обществе понятие жизненной стратегии представляет собой систему правил, организующих его энергию в направлении заранее выбранной цели. При этом важнейшим элементом жизненной стратегии являются правила, корректирующие движение к цели в связи с возникающими трудностями. Поэтому важнейшим признаком подлинной активности является гибкость в процессе реализации цели, свидетельствующая о верности индивида принятому решению, несмотря на неблагоприятные условия.

Поэтому одной из форм конкретизации активности как важнейшего параметра жизненной стратегии является отношение индивида к конфликтным ситуациям, с которыми он сталкивается. Так, согласно Р. Пехунену, возможны три основных способа поведения индивида в конфликтной ситуации: замыкание в себе, уход от активной социальной жизни; приспособление к новому положению вещей либо в форме признания негативной для себя реальности, либо в форме создания новых моделей поведения на пути поставленной цели; снятие индивидом конфликта осуществляется посредством создания новой ситуации, при которой предмет борьбы теряет свою ценность [2]. Данные способы разрешения конфликтов позволяют психологам разделять жизненные стратегии на изолирующие, фаталистические, конструктивные и творческие.

271

В психологической науке неоднократно предпринимались попытки определения сущности активного поведения человека в процессе реализации его жизненных планов. Одной из наиболее интересных концепций в данном отношении представляется вариант психоаналитического учения, предложенного А. Адлером. Согласно Адлеру главным стимулом поведения человека служит его желание самоутвердиться в обществе, которое он назвал социальным чувством. В свою очередь, в основании «социального чувства» лежит знаменитый «комплекс неполноценности», возникающий в силу наличия реального или мнимого физического недостатка. Желание преодолеть данный недостаток обусловлено стремлением индивида добиться признания со стороны других людей.

Реализация данного стремления может осуществляться двумя основными способами. Раскрывая их содержание, Г.Е. Зборовский в процессе изложения взглядов Адлера пишет: «Две категории были ключевыми в его творчестве: "комплекс неполноценности" и "принцип компенсации и сверхкомпенсации". Именно в механизмах компенсации и сверхкомпенсации Адлер видел доминирующий мотив человеческих поступков и действий. Если компенсация означала желание индивида преодолеть комплекс неполноценности за счет социального чувства, связанного со стремлением к превосходству, то сверхкомпенсация подразумевала готовность преодолеть этот комплекс в результате одностороннего развития какой-либо из ряда вон выходящей черты или способности личности. При этом человек мог не осознавать такого стремления, поскольку оно оказывалось в сфере бессознательного. Заслуга Адлера состояла в попытке социологизировать бессознательное, связать его с внутренним развитием личности» [3, с. 608].

Признавая две основных жизненных стратегии - утверждение в обществе посредством получения высокого социального статуса и утверждение в культуре путем развития творческих способностей в качестве нормальных, Адлер основную часть своего учения посвятил девиантной форме самоутверждения человека. Согласно австрийскому психологу человек в процессе реализации своих жизненных планов вынужден постоянно бороться. При этом процент побед в данной борьбе намного уступает проценту поражений, но, тем не менее, человек ради сохранения своего психического здоровья должен продолжить стремиться к поставленной цели. Однако это происходит не всегда, в ряде случаев человек выбирает

девиантную стратегию жизни, которая может принимать форму психического расстройства. По мнению Адлера, разновидности таких расстройств весьма многочисленны и разнообразны. Они могут варьироваться от легких неврозов до полной потери контакта пациента с реальностью. Несмотря на внешнюю наглядность, объективность психических заболеваний, их причина носит сугубо субъективный характер. В целом логика негативной жизненной стратегии, влекущей за собой психическое заболевание, выглядит следующим образом.

Индивид, потерпев поражение в социальной жизни или устав от нее, все равно стремится к признанию людей. По этой причине он бессознательно порождает у себя психическое расстройство и тем самым приковывает к себе внимание окружающих. Не сумев добиться реального признания, он достигает признания символического, поскольку превращается в центр внимания со стороны своего ближайшего круга, в первую очередь, со стороны семьи. Единственный выход из сложившейся ситуации Адлер видит в постепенном возврате индивида к нормальной жизненной установке, предполагающей принятие реальности, признание своих неудач и формирование решимости продолжать борьбу за подлинное социальное признание.

Из краткого обзора концепции Адлера следует, что альтернатива активной жизненной стратегии влечет индивида к потере человеческого облика. В общем, для психоаналитической традиции психологической науки признание активной стратегии в качестве единственной нормальной формы поведения является типичным. Однако сама «активность» в данной психологической школе может пониматься по-разному. Так, если для Адлера нормой активности является та или иная степень социального признания индивида, то для К. Хорни она связана с реализацией индивидом заложенных в нем задатков и возможностей. Различными могут быть и оценки роли социальной среды в возникновении психических расстройств. Если Адлер всю вину возлагает на индивида, «сбежавшего» от реальной жизни в болезнь, то Хорни полагает, что общество несет за это свою долю ответственности. Согласно немецко-американскому психологу внутренние конфликты, происходящие на социальном и бессознательном уровнях человеческой психики, являются реальными искаженными отражениями борьбы, происходящей в социальном мире. Однако в целом Хорни соглашается с Адлером в том, что активность является нормой человеческой жизни.

272

Так же, как и австрийский психолог, Хорни концентрируется на анализе не столько нормальных, столько девиантных форм жизненных стратегий. Субъектом реализации этих стратегий он признает особый идеальный тип -невротическую личность. Главной причиной формирования невротической личности является гиперболизация естественной потребности человека в безопасности. Испытывая постоянную тревогу по поводу реальных и воображаемых угроз, невротик стоит перед выбором трех возможных жизненных стратегий. Первая стратегия характеризуется движением к людям, стремлением во всем полагаться на других людей и не действовать самостоятельно, она свойственна так называемому слабому типу невротической личности. Вторая стратегия, напротив, представляет собой движение против людей и нацелена на достижение безопасности путем подавления индивидов. Данная стратегия приводит к возникновению деструктивного типа, который, несмотря на внешнюю активность, разрушает как социальные отношения, так и собственную психику. Третья стратегия невротической личности связана с уходом от людей и порождает так называемый устраненный тип.

Общее для всех девиантных форм жизненных стратегий то, что они не являются стратегиями в полном смысле этого слова, поскольку представляют собой не рационально разработанные системы поведения, и даже не привычку, а навязчивые состояния. Так, невротик против своей воли всегда уступает, замыкается или ссорится, при этом он не учитывает специфики ситуации, в которой находится. Если же невротик поставил перед собой цель исправить свое поведение и отказаться от линейного типа поведения, то через небольшой промежуток времени он не выдерживает и вновь идет на поводу у своей расстроенной, т.е. конфликтной психики. Постоянно уступая, замыкаясь или ссорясь, он вновь порождает вокруг себя проблемы и испытывает угрызения совести. Характеризуя вечную неудовлетворенность невротика, Хорни говорит о так называемом невротическом круге, из которого выйти самостоятельно он чаще всего не может.

Подобно Адлеру, Хорни признает близость и даже генетическое родство нормальных и девиантных форм жизненных стратегий. Так, согласно теории Хорни нормальная жизненная стратегия содержит в себе те же установки, которые присутствуют и в невротических состояниях: к людям, против людей и от людей. Даже основной мотив индивидуального поведения -

стремление к безопасности - имеет в нормальном состоянии форму стремления к автономности. Однако между обеими стратегиями все же имеются различия. Прежде всего, нормальная жизненная стратегия, в отличие от невротической, имеет рациональный характер. Она продумывается и закрепляется в заранее рассчитанных действиях. Во-вторых, структура нормальной жизненной стратегии, в отличие от де-виантной, состоит из всех трех элементов, а не из одного. В-третьих, автономность нормальной личности не разрушает социальные связи, а выстраивает их на определенных, установленных с другой личностью условиях. Из сказанного можно сделать вывод, что главное различие между нормальной и девиантной формами жизненных стратегий заключается в том, что в первом случае мы имеем созидающую, а во втором -разрушительную активность.

Рассмотрение активности в качестве важнейшего параметра и критерия жизненной стратегии подразумевает наличие целого ряда теоретико-методологических принципов и установок в исследовании данного феномена, важнейшими из них следует признать индивидуализм и европоцентризм. Индивидуализм активистской интерпретации заключается в том, что жизненная стратегия рассматривается в качестве результата творческих усилий индивида. В частности, из фрагмента работы Абдульхановой-Славской следует, что индивид в свободном акте творчества, исходя из своих возможностей и внешних социальных условий, конструирует собственную жизненную программу, а затем корректирует ее в процессе реализации. Данное утверждение справедливо, но далеко не во всех случаях. Например, часто линия поведения формируется индивидом исключительно под влиянием внешних условий, как это происходит в закрытых заведениях -тюрьме, армии, различных интернатах и т.д. При этом основной целью существования индивида в этих условиях является выживание в переносном, а иногда в прямом значении этого слова. Сформированные посредством данного опыта навыки и стереотипы поведения оказывают воздействие на поведение индивида на всю оставшуюся жизнь. Примерами анализа жизненных стратегий, навязанных индивиду внешней агрессивной средой, могут служить роман Э.М. Ремарка «Возращение» и социологический этюд А. Щюца «Возращение домой», осмысляющие социальный опыт ветеранов Первой мировой войны.

Но жизненная стратегия, сформированная под воздействием внешних условий, не всегда

273

имеет отрицательный характер. Очень часто на выбор жизненного пути и линии поведения может повлиять благоприятная социальная среда. Например, многие социально признанные люди, родившиеся в семьях творческой интеллигенции, с долей юмора утверждают, что они были лишены свободы выбора жизненного пути, поскольку с детства, видя перед собой корифеев в определенных сферах деятельности, не представляли какого-либо иного образа жизни и другой профессии.

Более существенным недостатком индивидуалистического понимания жизненной стратегии, нежели игнорирование внешних условий ее формирования, следует признать отказ от психологических концепций рассмотрения в качестве субъекта формы общественного сознания. Беря за исходную точку индивида, большинство сторонников психологического подхода не учитывают, что индивид становится личностью настолько, насколько он усваивает предметную область, цели и ценностные ориентиры определенной формы духовной жизни: экономического, политического, религиозного, философского или иного сознания, пытается их совместить или концентрируется на реализации идеального типа только одной из них.

Возможность избрания идеальных конструкций в качестве субъекта формирования жизненных стратегий объясняется тем, что в науке,

1. Абдульханова-Славская К.А. Стратегия жизни. М., 1991.

2. Пехунен Р. Задачи развития и жизненные стратегии // Психология личности и образ жизни / под ред. Е В. Шорохова. М., 1987.

3. Зборовский Г.Е. История социологии. М., 2004.

философии, религии и других формах общественного сознания разработаны подробные программы организации сознания и деятельности индивида. Таким образом, сам индивид не столько формирует жизненную стратегию, сколько выбирает из представленных социумом и культурой вариантов. Его творческий вклад может ограничиться только степенью реализации такой программы.

В социокультурном плане индивид предстает как одно из проявлений европоцентризма, поскольку именно западноевропейская цивилизация рассматривает данный принцип в качестве фундамента своей духовной культуры. Не ставя под сомнение ценность данного принципа для мирового исторического процесса, необходимо помнить, что он не является обязательным для духовных культур других цивилизаций. Например, в китайской, индийской, тибетской, арабо-мусульманской культурах индивидуализм оценивается в целом негативно, поскольку признается одним из проявлений эгоизма. Во многих из перечисленных цивилизаций активистская жизненная стратегия рассматривается не в качестве нормы человеческого поведения, а как причина неудовлетворенности индивида. В силу сказанного следует учитывать, что принцип индивидуализма не обладает универсальностью и может использоваться только как основание одного из возможных вариантов жизненной стратегии.

1. Abdulkhanova-Slavskaya K.A. Strategy of life. Moscow, 1991.

2. Pekhunen R. Problems of development and life strategy // Psychology of the personality and a way of life / ed. by E.V. Shorokhov. Moscow, 1987.

3. Zborovsky G.E. Sociology history. Moscow, 2004.

274

Анистратенко Татьяна Григорьевна

кандидат политических наук, Южный федеральный университет (e-mail: [email protected])

Социальная рефлексия в форме самовыражения: социально-философский анализ

В статье представлена социальная рефлексия в виде объективированной формы самовыражения, субъектного креативно-творческого процесса, характеризующего форму освоения внутреннего мира личности и окружающего социального мира. Проводится социально-философский анализ самовыражения как рефлексивной индивидуально-личностной формы и как процесса самоорганизации субъекта и саморегулируемой деятельности.

Ключевые слова: селфи-рефлексивные формы, самовыражение, социальная рефлексия, объективация рефлексивности, рефлексивная культура, творчество, объективный мир.

T.G. Anistratenko, Candidate of Political Sciences, Southern Federal University; e-mail: tanis63@ list.ru

Social reflection in the form of self-expression: social-philosophical analysis

The article presents a social reflection in the form of objectified forms of expression, creative and subjective creative process characterizing the shape and development of the inner world of the individual and the surrounding social world. It conducts social-philosophical analysis of expression as a reflective individual personal forms of self-organization and as the process of the subject and the self-regulatory activities.

Key words: selfie-reflexive forms, self-expression, social reflection, reflexive objectification, reflexive culture, creativity, objective world.

«Селфи-рефлексивные» формы могут трактоваться как субъектно-центрированные рефлексивные формы или как рефлексивные «формы для-себя». Кроме них должны быть рефлексивные формы, которые могут быть названы рефлексивными «формами для-дру-гих», рефлексивными предметно ориентированными формами или объективированными, предметными формами. К ним относится, на наш взгляд, такая форма объективированной рефлексивности, как самовыражение.

Социально-философский анализ самовыражения как объективированной рефлексивной формы является актуальной исследовательской задачей, распадающейся на ряд частных исследовательских задач, в число которых входят: осмысление самовыражения с точки зрения основных характеристик, критериев, уровней, форм и функций; анализ самовыражения как процесса самоорганизации субъекта и саморегулируемой деятельности.

Самовыражение как рефлексивная индивидуально-личностная форма является объективацией рефлексивности «для-себя». Прежде всего, отдадим себе отчет в самом характере объективации и интроспективных «селфи-реф-

лексивных» форм. Объективация, как известно, есть процесс приобретения чем-либо некой внешней, объективной формы осуществления, реализации, существования.

Естественно, нет и не может быть прямой корреляции между субъективной реальностью и формами ее объективации. И, конечно, прав был Федор Иванович Тютчев, утверждая в своем стихотворении «Silentium», что мысль изреченная всегда отличается от мысли задуманной, более того, что мысль изреченная есть ложь.

Г. Зиммель видел в этом противоречии субъективного и объективного «трагедию культуры», отраженную в проблеме согласованности материальной и духовной культуры. По его мнению, культура как некоторый внутренний дух, будучи выражена в традиционных формах, закостеневает, утрачивает свою сущность, свой дух. И это неизбежно приводит к противопоставлению ее внутреннего содержания и внешнего проявления. По сути, это противопоставление культуры в ее имманентном внутреннем понимании и жизни, противопоставление субъективного и способов его объективации [1].

275

Такой же конфликт между субъективным творчеством и объективацией констатировал в своей философии Н.А. Бердяев, ибо объективный мир - это то, что противостоит свободе и творчеству [2].

Нужно иметь в виду и другие грани процесса объективации как акта проецирования вовне внутренних ощущений и представлений; опредмечивания, превращения субъективной реальности в некую предметную, объективную реальность; мыслительного процесса осознания субъективных состояний (интроспекция); выхода индивида вовне (экстериоризация); процесса подчинения объективным условиям пространства, времени, причинности, рациональности; объективация - это, кроме опредмечивания, также еще и форма отчуждения.

Применительно к объективации внутренних интравертивных «селфи-рефлексивных» форм мы придерживаемся концепции Н. Бердяева, который писал, что мир объективных, предметных реальностей есть мир вторичный, а не первичный, мир явлений. Соответственно этому, объективация субъектно центрированных форм рефлексии есть проявление внутренней сущности вовне. Таким именно образом мы и намерены рассматривать объективацию разных «селфи-рефлексивных» форм. Одной из них является самовыражение.

Как пишет К.А. Абульханова-Славская, самовыражение есть одна из базисных форм объективации своих собственных представлений, связанная с тем, что для кого-то это желание повысить или утвердить свои собственные ценности, для другого выстоять перед трудностями, для третьего выражение стремления к самоутверждению [3, с. 21].

Под самовыражением понимается большой круг различных вербальных и невербальных поведенческих актов, которые индивид использует для трансляции психической, индивидуально-личностной и социальной информации о себе другим индивидам. Эти акты могут быть осознанными и неосознанными, рациональными и иррациональными, целенаправленными и нецеленаправленными. Самовыражение как объективация «селфи-рефлексивных» форм различается по критериям осознанности, целенаправленности, соответствия внутренних состояний индивида формам их внешнего проявления.

Целью самовыражения в самом общем случае является потребность индивида представить самого себя окружающим, сформулировать свой собственный образ, выразить свое отношение к миру, заявить о своих жизненных

ценностях, намерениях и предпочтениях и получить ответную реакцию на это заявление. Формы такого заявления могут варьироваться в зависимости от форм рефлексивности «для-себя», степени их интенсивности, внутренних движущих сил психических процессов, способов личностной саморегуляции, адекватности внутренних процессов и способов их внешнего проявления, соответствия внутренних ценностей и ценностей окружающего мира, индивидуально-личностной реакции на ценности окружающего мира, в зависимости от традиций, стереотипов и сложившихся правил, действующих в обществе, и, как пишет Д.Н. Узнадзе, от личностных установок, определяющих форму самовыражения, характеризующих экспансивность самовыражения, волевые усилия для внешнего самовыражения и приспособление к сложившимся обстоятельствам [4; 5].

Самовыражение как рефлексивное действие индивида вовне может проявляться по-разному. С точки зрения К.А. Абульхано-вой-Славской, наиболее оптимально самовыражение проявляется в выборе профессии, в развертывании, развитии и совершенствовании индивидуально-личностных качеств через освоение профессии и в самосовершенствовании при движении по ступеням профессионального мастерства [3].

С точки зрения более широкого подхода, который представляет А.Ф. Яфальян, самовыражение человека бывает эмоциональным (чувственным), интеллектуальным (ментальным) и действенным (соматическим) [6].

Самовыражение изучается с точки зрения различных исследовательских подходов. Так, Е.В. Белякова формулирует антропологический подход к изучению самовыражения [7]. Т.С. Мексичева рассматривает самовыражение как ценностное позиционирование индивида [8].

С точки зрения Н. Роджерса, самовыражение - это, прежде всего, творческий процесс саморазвития [9].

И.П. Шкуратова рассматривает самовыражение, прежде всего, как проявление индивида в общении, в процессе коммуникативного взаимодействия [10].

Шире трактуют самовыражение личности В. Франкл и Э. Фромм. Первый рассматривает самовыражение личности как такую ее активность, как поиски смысла [11], второй - как проявление души человека[12].

Современные зарубежные исследователи также широко трактуют самовыражение личности. Так, Дж.В. Гоез вообще характеризует

276

самовыражение личности как максимум проявления рефлексивности [13]. М. Рокич характеризует самовыражение личности как проявление природы человеческих ценностей [14].

Изучение основных исследовательских подходов в анализе самовыражения как объективации внутренних рефлексивных форм показывает, что самовыражение является сложным и многоуровневым процессом, для изучения которого требуется синтез различных познавательных методов.

Из характеристики самовыражения можно сделать выводы, что это: внешнее проявление внутреннего мира личности; демонстрация и позиционирование личностью своих ценностей, намерений и предпочтений; трансляция информации о личностном мире вовне, во внешний мир, заявление о себе как о личности с претензией занять определенное место в этом мире. Следует также резюмировать, что формы самовыражения детерминированы не только внутренним миром личности, ее внутренними ценностями, но и ценностями внешнего мира, его правилами, традициями и устоями, а спецификой личностного самовыражения выступает не только и не столько внутренняя самость, но и личностные ценностные установки, представляющие собой проекцию ценностей окружающего мира в личностном мире ценностей. Соответственно, самовыражение есть специфический рефлексивный способ воплощения личности в мире, самоорганизованный процесс и самоорганизованная деятельность, направленная на познание индивидом самого себя и окружающего мира, а также демонстрация индивидом своего внутреннего мира, своих чувств, эмоций, возможностей, способностей, намерений и устремлений.

Исходя из вышесказанного, можно констатировать, что самовыражение индивида есть специфический способ, посредством которого он контролирует и регулирует свою активность в процессе объективации, т.е. представления своих собственных внутренних качеств во внешнем мире.

Как индивидуально-личностный способ объективации внутренних качеств, самовыражение должно обладать специфическими признаками, которые мы подразделяем на интенциональные, целевые, позиционные, признаки потребности самораскрытия и саморазвития, ценностные признаки и признаки смысловые. К интенциональным признакам самовыражения следует отнести стремление индивида представить себя во внешнем мире, выразить в нем свои собственные внутренние

качества и намерение сделать это определенным образом. К целевым признакам самовыражения нужно отнести потребность индивида представит себя окружающим, построить и оформить свой собственный образ, чем выразить свое отношение к окружающим и к внешнему миру, заявив, таким образом, о себе, о своих индивидуально-личностных качествах, ценностях, предпочтениях и намерениях занять в этом мире определенное место. Все их мы относим к первой группе целевых признаков самовыражения.

Вторая группа целевых признаков самовыражения является производной от первой и выражается в том, что целью самовыражения является потребность получить ответную реакцию на подобное представление своих внутренних качеств.

Позиционные признаки самовыражения характеризуют такой способ действий индивида, такую форму представления вовне своих внутренних качеств, которая характеризует его позицию, претензию на определенное место в этом мире, т.е. является позиционированием как формой самовыражения.

Признаки самораскрытия характеризуют такие поведенческие (деятельностные и речевые) акты, которые раскрывают содержание перечисленных выше признаков, в частности раскрывают для «прочтения» окружающими интенциональные признаки, целевые признаки и позиционные признаки таким образом, что означивание их делает возможным взаимодействие индивида с другими индивидами на основе полного или частичного принятия их как основы социального взаимодействия и построения социального порядка.

Впрочем, социальное взаимодействие возникает и на основе частичного или даже полного неприятия (отрицания) данных признаков. Просто такое взаимодействие будет иметь деструктивный характер и выражаться в той или иной форме агоны, противоборства.

Признаки самораскрытия тесно связаны с творческим процессом саморазвития, трансляции вовне личностных ценностей и самовыражением как поисками смысла.

Первые характеризуются не только выражением вовне своих личностных свойств, но и обретением новых качеств в этом социальном взаимодействии.

Вторые характеризуют то, что индивид в своем контакте с внешним миром транслирует в него свои собственные ценности, в соответствии с чем, данный вид социального взаимодействия квалифицируется как ценностный обмен.

277

К признакам самовыражения, как пишет Е.Л. Яковлева, надо отнести и те из них, что характеризуют временные и пространственные параметры этого процесса [15].

Это дает возможность эксплицировать процесс самовыражения как действие в социальном времени и социальном пространстве.

Е.А. Омельченко указывает, что экспликация признаков самовыражения позволяет выделить несколько основных характеристик данной формы социальной рефлексии [16, с. 42].

1. Степень осознанности и целенаправленности процесса самовыражения. Эта характеристика дает возможность подразделять агентов самовыражения по способностям контроля над тем впечатлением, которое они производят на окружающих. М. Снайдер считает, что индивиды, имеющие или развившие в себе способность к самомониторингу, больше, лучше, продуктивнее и адекватнее следуют социальным нормам, лучше осуществляют контроль своего собственного самовыражения, им более свойственна эмпатия, они более склонны к компромиссам, могут корректировать свою собственную позицию в зависимости от складывающихся социальных обстоятельств [17].

2. Естественность или искусственность создаваемого самовыражением образа. Упрощенно говоря, естественность создаваемого самовыражением образа, его адекватность и искренность - это такая характеристика, которая способствует естественности самораскрытия и самопрезентации. Концептуально говоря, естественность создаваемого образа - это посыл вовне правильной, адекватной информации о себе, о своих способностях и о своих намерениях. Именно на таком информационном обмене и информационном взаимодействии строится тот социальный порядок, посредством которого реализуется возможность самораскрытия индивида, его саморазвития, равно как и развития соответствующих социальных отношений.

3. Самовыражение, которое проявляется через активность индивида и может описываться в терминах глубины и объема самовыражения, его частоты и длительности. Само-предъявляясь, индивид как бы вводит себя в круг социальных отношений, заявляет о себе, демонстрирует себя окружающим, продвигает себя в системе уже сложившихся социальных отношений, позиционирует свое место в этих отношениях. Здесь, на наш взгляд, весьма ценным является замечание А.В. Петровского о том, что данная характеристика самовыра-

жения является характеристикой субъектной персонализации, которая состоит не столько в персональном самовыражении как адекватном процессе личностного позиционирования, сколько в позиционировании себя как субъекта, активно влияющего на социальные процессы, в частности на процессы позиционирования других людей, на их формы самовыражения, на процессы их социализации и социальной адаптации [18; 19].

4. Широта самовыражения, которая, по мнению Е.А. Омельченко, квалифицируется в зависимости от широты сфер общения, в которых происходит процесс самовыражения [16, с. 63].

Сферами самовыражения могут быть: индивидуально-личностное, интимное позиционирование, а также повседневная, клубная, профессиональная сферы, сферы национально-этнических, конфессиональных, партийных, социальных, государственных и межгосударственных отношений. По широте сфер самовыражения можно судить о степени публичности индивида и его встроенности в системы социальных отношений.

5. Вариативность презентируемых образов. Эта характеристика дает оценочные критерии способности индивида представлять и предъявлять самые разные образы самого себя в различных социальных ситуациях. Это характеристика многогранности, поскольку чем вариативней предъявляемые им образы, представляемые в зависимости от той или иной социальной ситуации, тем шире и объемнее личностный ролевой репертуар.

6. Нормативность или окультуренность индивида. Это, по мнению Е.А. Омельченко, означает, что индивид в своем самовыражении реализует определенную социально-ролевую позицию. А соответственно, каждая социальная роль включает себя систему предписаний. Они существуют в культуре в виде определенных традиций. И индивид, относя себя к данной культуре, идентифицируя себя с системой культурных ценностей, самовыражаясь, следует указанным предписаниям [16].

Исходя из вышеизложенного, можно сделать вывод о том, что самовыражение как процесс объективации «селфи-рефлексивных» форм является амбивалентным: с одной стороны, это следование культурным нормам и предписаниям в обретении социальной идентичности, а с другой - процесс объективации субъективных качеств, присущих личности в обретении ею индивидуально-личностной идентичности.

278

1. Зиммель Г. Избранное. Т. 1: Философия культуры. М., 1996.

2. Бердяев Н.А. О назначении человека. М., 1993.

3. Абульханова-Славская К.А. Типология активности личности в социальной психологии // Психология личности и образ жизни / отв. ред. Е.В. Широхова. М., 1987.

4. Узнадзе Д.Н. Общая психология / пер. с груз. Е.Ш. Чомахидзе; под ред. И. В. Имедадзе. М.; СПб., 2004.

5. Узнадзе Д.Н. Психология установки. СПб., 2001.

6. Яфальян А.Ф. Школа самовыражения: книга для педагогов и родителей по развитию, оздоровлению и взрослению детей. М., 2011.

7. Белякова Е.В. Антропологический подход как условие самовыражения школьников на комплексных занятиях: автореф. дис. ... канд. пед. наук. Екатеринбург, 2007.

8. Мексичева Т. С. Позиционирование ценностей в субкультуре потребителей: авто-реф. дис. ... канд. психол. наук. М., 2006.

9. Роджерс Н. Творчество как усиление себя // Вопросы психологии. 1990. № 1.

10. Шкуратова И. П. Самовыражение личности в общении // Психология личности / под ред. П.Н. Ермакова и В.А. Лабунской. М., 2007.

11. Франкл В. Человек в поисках смысла. М., 1990.

12. Фромм Э. Душа человека. М., 2010.

13. Goethe J.W. Maximen und Reflexionen. Leipzig.

14. Rokeach M. The nature of human valúes. N.Y., 1973.

15. Яковлева Е.Л. Эмоциональные механизмы личностного и творческого развития // Вопросы психологии. 1997. № 4. С. 20-27.

16. Омельченко Е.А. Самовыражение и культура самовыражения личности (педагогический аспект). Новосибирск, 2013.

17. Снайдер М. Ребенок как личность: Становление культуры справедливости и воспитание совести: [пер. с англ.] / М. Снайдер, Р. Снайдер, Р. Снайдер-младший; под ред. и с предисл. В. Кагана. М.; СПб., 1994.

18. Петровский А.В. Общая психология. М., 1976.

19. Петровский А.В. Психология и время. СПб., 2006.

1. Simmel G. Sel. works. Vol. 1: Philosophy of culture. Moscow, 1996.

2. Berdyaev N.A. The destiny of man. Moscow, 1993.

3. Abulkhanova-Slavskaya K.A. Typology of activity of the person in social psychology // Psychology of personality and lifestyle / resp. ed. E.V. Shirohova. Moscow, 1987.

4. Uznadze D.N. General psychology / transl. from Georgian by E.Sh. Chomakhidze; ed. by I.V. Imedadze. Moscow; St. Petersburg, 2004.

5. Uznadze D.N. Installation psychology. St. Petersburg, 2001.

6. Yafalyan A.F. Expressions school: book for teachers and parents on the development, improvement and maturation of children. Moscow, 2011.

7. Belyakova E.V Anthropological approach as a condition of self-expression in the school complex training: auth. abstr. ... Candidate of Pedagogics. Yekaterinburg, 2007.

8. Meksicheva T.S. Positioning values in the subculture of consumers: auth. abstr. . Candidate of Psychology. Moscow, 2006.

9. Rogers N. Creativity as self-strengthening // Questions of psychology. 1990. № 1.

10. Shkuratova I.P. Self-expression of personality in communication // Personality psychology / ed. by P.N. Ermakov and V.A. Labunskaya. Moscow, 2007.

11. Frankl V. Man in search of sence. Moscow, 1990.

12. Fromm E. Human soul. Moscow, 2010.

13. Goethe J.W. Maximen und Reflexionen. Leipzig.

14. Rokeach M. The nature of human values. N.Y., 1973.

15. Yakovleva E.L. Emotional mechanisms of personal and creative development // Questions of psychology. 1997. № 4. P. 20-27.

16. Omelchenko E.A. Self-expression and culture of the individual self-expression (pedagogical aspect). Novosibirsk, 2013.

17. Snyder M. Child as a person: a Culture of justice and education of conscience: [transl. from English] / M. Snyder, R. Snyder, R. Snyder, Jr.; ed. and forew. by V. Kagan. Moscow; St. Petersburg, 1994.

18. Petrovsky A.V. General psychology. Moscow, 1976.

19. Petrovsky A. V. Psychology and time. St. Petersburg, 2006.

279

Дементьев Сергей Александрович

кандидат социологических наук, Южно-Российский гуманитарный институт (e-mail: [email protected])

Становление глобального информационного мира: глобальные трансформации в бытии человека

В статье обосновывается предположение, что новая эпоха - эпоха информационной цивилизация - породила нового человека и новое общество, у которых сформировались и продолжают формироваться новые ценности. Одновременно в информационном обществе возникают новые риски и угрозы. Это информационные риски и информационные угрозы, которые порождают условия нарушения информационной безопасности человека и общества.

Ключевые слова: глобальный информационный мир, информационная цивилизация, трансформация природы коммуникации, информационные ресурсы, информированность.

S.A. Dementiev, Candidate of Sociology, South Russian Humanitarian Institute; e-mail: [email protected]

Becoming the global information world: global transformations in the human being

The article substantiates the assumption that a new era, the era of information civilization has spawned a new man and a new society. This new man and a new society formed and continue to form new values, but at the same time in the information society there are new risks and new threats that are typical for that era - it's information risk and IT threats that create the conditions for breakdown of information safety of man and society.

Key words: global world of information, information civilization, transforming the nature of communication, information resources, knowledge.

Масштабы трансформаций глобализирующейся информационной цивилизации необходимо оценивать не только с точки зрения революционных информационных технологий, которые делают экономику и всю общественную жизнь зависимой от них, но и по трансформирующейся человеческой природе.

Мы вполне согласимся с выводом А.Д. Иоселиани о том, что глобальному изменению и трансформации подлежат человеческая мен-тальность, сознание и самосознание, личные и общественные ценности [1, с. 58].

В настоящее время в исследовательской литературе широко обсуждаются различные аспекты глобализирующейся информационной цивилизации, в числе которых, кроме технологических, экономических, финансовых, политических, также обсуждаются социальные, исторические, культурологические, философские, онтологические, гносеологические, аксиологические и антропологические аспекты данной проблемы. Все авторы единодушны в том, что произошел значительный цивилизационный сдвиг, изменивший природу человека и общества.

Это выражается прежде всего в том, что становление глобального информационного мира повлекло за собой целый ряд глобальных трансформаций в самом бытии человека, в организации общества и всех его подструктур, в формировании базисных ценностей мира и человека, в изменении всей системы социальных отношений, начиная с отношения к труду, продолжая отношениями в обществе и заканчивая отношениями между людьми.

Эти обстоятельства отмечают многие исследователи, но одним из первых «забил тревогу» П. Бергер. В своей работе он показал, как многолик глобализирующийся мир. При этом он выделил следующие основные движущие силы глобализации: деловые элиты, международная культура деловых и политических кругов мира, международный бизнес, клубная культура западных интеллектуалов, массовая культура; общественные движения [2, с. 45-46].

В результате действия этих движущих сил глобализации информационной цивилизации осуществляется изменение сложившихся традиций, а порой и их откровенная ломка, значительное изменение укладов жизни, традиционных верований,традиционной морали, правил

280

поведения и всего образа жизни. Складывающаяся культура на основе этих новых правил и ценностей изначально противоречива: она одновременно является индивидуализированной и массовой.

При этом массовой по правилам игры и самому устройству глобального цифрового информационного мира и индивидуализированной, поскольку сам труд перестает быть массовым, сам социум атомизирован и сам индивид свою культуру не отождествляет с социальной культурой. Она может быть индивидуальной, личностной, сетевой, пользовательской, клубной или «питаться» иными ценностями тех или иных сообществ.

При этом культурное разнообразие является просто ошеломляющим. Так, например, в Китае, в этом одном из «моторов» мировой экономики, глобализация представляет собой этап модернизации, который последовательно проводится политическим руководством этой страны, ее партийным государством.

При всем влиянии западной культуры и западной экономики китайский вариант глобализации велик по масштабам, но по сути является национальной локализацией, поскольку партийное руководство страны осуществляет контроль за глобализационными процессами и дозирование любого влияния извне [3].

Таким образом, Китай идет своим путем и демонстрирует специфический национальный тип культурной глобализации - управляемый процесс, в котором партийное государство играет ведущую роль, а национальная элита продвигает западную культуру. Народные массы ее воспринимают и потребляют, но контроль и потребление западной культуры происходит постоянно со стороны партийного руководства Китая [4; 5].

Специфические черты проявления глобализации информационной цивилизации П. Бергер отмечает и на Тайване, где, по его мнению, произошел достаточно оптимальный синтез местной локальной культуры и международных культурных влияний, в котором глобальная культура не получила преимуществ над локальными, но и не получила огульного отрицания, и в Японии, где своеобразное «японофильство» стало возможно посредством совмещения культурных взглядов на современную жизнь, в котором жители «Страны восходящего солнца» уточняют свою идентичность. Специалистами такой синтез оценивается как совмещение американской, европейской и собственно японской культуры [6].

Отдавая должное Америке, как играющей самую значительную роль в процессе глоба-

лизации, П. Бергер, подчеркивая, что даже слово «американизация» часто выступает синонимом самой глобализации, отмечает, что именно США ввели в оборот глобальной экономики и политики много новых качеств. В целом, П. Бергер утверждает, что мир стал теснее, ценности мира, несмотря на их локальное своеобразие, стали унифицированными. Унифицированными стали товары, продукты и технологии. Одним из индикаторов глобализации стало глобальное распространение по всему миру английского языка, американских брендов и образа жизни [2].

Во многом это связано с деятельностью международных транснациональных корпораций, которые оказывают колоссальное влияние на экономическую, финансовую, политическую и культурную жизнь многих стран. Влияние информационной эпохи выражается в том, что мир становится все более и более цифровым и электронным, массовым и в то же время индивидуалистическим, свободным и демократическим, но и зависимым от транснационального бизнеса [7; 8; 9].

Этот мир порождает новый порядок и новые ценности. Острым является вопрос о том, насколько глобализация способствует развитию локальных экономик и культур и насколько она вредит им, составляет угрозы и риски потери культурной идентичности, самобытности, угрозы универсализации и унификации всех сторон жизни.

Возникают противоречия, которые невозможно игнорировать. Это противоречия глобализации и ее универсалистских ценностей и различных традиционных культур, национального менталитета, традиционных верований, сложившегося образа жизни.

Человек в глобальной информационной цивилизации приобретает такие новые свойства и черты, которых не было ни в традиционном, ни в индустриальном обществе. За трансформацией этих человеческих черт и ценностей не поспевают социальные преобразования, сложившиеся социальные институты, правовое пространство и, конечно, ментальность людей, их психологические устои, которые выражаются в формах повседневного бытия.

Человек как социальное существо, живущее в мире постоянного общения, оказывается погруженным в новый безграничный информационно-коммуникационный континуум, в котором прежние человеческие качества и ценности попросту обесцениваются. Глобальная информация как главная ценность информационной эпохи покрывает собою все, и перед нею теря-

281

ют прошлое смысловое наполнение культурные ценности, ценности образования, профессии.

Мир общения человека становится другим; он из личностно-приватного превращается в безличностный и безграничный мир, мир Интернета. Человек из своего приватного мирка общения, из своего привычного социума, обозримого и предсказуемого, «переселяется» в сетевое пространство, наполненное виртуальными субстанциями, информационными фантомами, симулякрами разного рода, псевдосоциальными кентаврами, которые, имея под собой некоторую реальную подоснову, по своей сути являются цифровыми суррогатами реальности.

В этом мире существует иное пространство -цифровое, течет иное время - время информационного взаимодействия, действуют иные субъекты - акторы и пользователи информационных ресурсов, наличествуют иные ценности - ценности собственности, доступа и распоряжения информацией. Это совсем иной мир, и уже само его существование - реальная опасность для человека, угроза его информационной безопасности.

Трансформируется сама природа человека, поскольку человек, будучи деятельным существом на протяжении всей истории рода человеческого, действовал по одной проверенной причинно-следственной цепочке: человеческим действиям предшествовали потребности; потребности порождали мотивы поведения; мотивы поведения предопределяли цели человеческих действий; цели детерминировали условия их достижения.

В информационном мире основной потребностью действий является овладение информацией, независимо от того, с какими целями это осуществляется: познание, накопление информации, приобретение ее, практическое использование, досуг и развлечение, информационное взаимодействие или информационный взаимообмен. По сути это содержание действий, и все они связаны с информационными операциями.

Сами действия также являются информационными процессами и составляют операции по структурированию информации, ее распределению, классификации по кластерам, сегментам и сферам, по переводу из одного знакового выражения в другое, из одной информационной системы в другую. Это, по сути, есть форма действий, и она представляет собой информационные операции.

Итак, как содержание деятельности в информационном мире, так и форма этих дей-

ствий являются информационными. Можно заключить, что в информационном мире трансформируется, изменяется сама сущностная природа человеческой деятельности. Она становится информационной. Можно ли отсюда сделать вывод о том, что раз природа человека выражается в его разумной, рациональной деятельности, а сама деятельность изменила свою природу и стала как по содержанию, так и по форме информационной, то изменилась и сама природа человека? Человек тоже стал информационным, человек стал «homo informaticus»?

Если приведенных аргументов в пользу трансформации самой природы человека в информационном мире недостаточно, то можно указать еще и то, что человек не только деятельное существо, это еще и существо, существующее в мире постоянного общения. И в этой сфере происходят кардинальные изменения.

Коммуникация в информационную эпоху становится глобальной и массовой. Она базируется на Интернете, этой планетарной информационной паутине. И это не столько технологическое приращение качества коммуникационного взаимодействия, сколько ее качественное изменение.

Меняется и само общество, вернее, к тем традиционно сложившимся социальным структурам и сегментам, которые существовали в эпоху традиционного и индустриального общества, добавляются новые виды социальных объединений - сетевые сообщества. Это новый вид социальности, виртуальной социальности.

Изменяется и повседневная жизнь человека информационной эпохи. Внедрение Интернета расширяет повседневную жизнь с ее повседневной и межличностной коммуникацией до возможности планетарного общения. Интернет сметает все барьеры: государственные, геополитические, религиозно-конфессиональные, языковые, межкультурные.

Возникает совершенно новый феномен - глобализация повседневной жизни; она перестает быть личностно-замкнутой, индивидуальной, кастово-групповой, сословно-профессиональ-ной. Повседневность в информационную эпоху становится глобальной, и посредством предоставленных технологиями возможностей в виде социальных сетей, инстаграмм, живых журналов, фэйсбуков, блогосфер индивидуальная и приватная, даже интимная ранее информация становится достоянием миллионов пользователей.

Все вопросы повседневной коммуникации -от заказа и приобретения товаров, покупки би-

282

летов, бронирования гостиниц, досуга, отдыха, развлечения и игр до поисков работы, форм обслуживания, поиска единомышленников по своему увлечению, занятию или профессии - становятся мгновенно разрешимыми и доступными.

Массовое использование различных электронных средств повседневной коммуникации приводит к последствиям, которых ранее не было в человеческой истории. Повседневный массовый индивид постоянно включен в процесс социальной коммуникации. Погружение его в повседневность (в повседневные бытовые заботы и проблемы) не выключает его благодаря современным информационно-коммуникационным технологиям из общественной жизни.

Он всегда теперь информирован, он всегда может принять участие в опросе, голосовании по тому или иному общественно значимому вопросу, его мнение учитывается; благодаря превращению мира повседневности в глобальный мир он включен в общественную жизнь.

Но это имеет и другую сторону: повседневный индивид в своих индивидуально-личностных делах и вопросах при всей своей индивидуалистич-ности становится лишенным индивидуальности, он усредняется как пользователь информационных ресурсов, как актор информационного обмена и информационного потребления. Он становится массовым актором.

К тому же повседневный индивид оказывается лишенным и своей автономности, относительной независимости, интимности и приватности. Все его действия регистрируются; вся информация о нем известна, и она может стать предметом публичного обсуждения; она может стать компроматом.

В простоте и регулярности повседневного доступа к информационным ресурсам кроется еще одна опасность для индивида. Он постоянно находится под воздействием агрессивной информационной среды: рекламы, пропаганды и различных манипулятивных воздействий. За простоту доступа к информации индивиду приходится расплачиваться и простотой доступа к нему самому, к его жизни, к его менталитету и к его кошельку. А это тоже существенная информационная угроза.

Итак, мы полагаем, что именно в процессе коммуникативного взаимодействия, взаимодействия субъектов по поводу обмена информацией и могут возникать неинформационные угрозы, которые трактуются как нарушение информационной безопасности. Только в процессе коммуникативного взаимодействия уместно говорить об информационной безопасности

субъектов - пользователей информацией, поскольку информационные угрозы и риски по определению имеют значение для этих субъектов, а не для самой информации.

Как негативная ценность информация может выступать в процессе коммуникативного взаимодействия субъектов, если для передачи информации используются не те каналы информации, которые требуются. Такой же эффект может возникнуть, если информация является несвоевременной, неактуальной, недостоверной, неполной или попросту неистинной. В таких условиях информация приобретает ценность «со знаком минус».

Такое ценностное свойство информации будет способствовать тому, что субъект - пользователь информации будет несвоевременно информирован, если информация была неполной, неточной, неадекватной. Субъект будет дезориентирован в мире событий и процессов, и это является существенным нарушением информационной безопасности, информационными рисками, которые могут привести субъекта к потере социальной ориентации, утрате социального статуса, к неправильному социальному предпочтению и выбору.

Информация приобретает ценность «со знаком минус», если субъект коммуникативно-информационного взаимодействия будет лишен доступа к полной, всеобъемлющей, правдивой информации, если его информационные права будут ограничены несправедливым законом или социальным порядком. Это тоже есть нарушение информационной безопасности субъекта.

С таким же знаком будет трактоваться ценность информации, если субъект лишен возможности выбора нужной ему информации, лишен возможности ее самостоятельного понимания и интерпретации и ему навязаны некие шоры в виде пропагандистских клише, идеологических скрепов и тому подобных директивных установлений. Это тоже нарушение информационной безопасности субъекта.

В информационном обществе при формировании экономики, основанной на знании, нарушением информационной безопасности субъекта будет навязывание ему либо упрощенных, примитивных знаний об устройстве общества и его истории, либо вместо знания ему будут поставляться суррогатные продукты суеверий, мифов, политических идеологем, религиозных догм. И это тоже нарушение информационной безопасности субъекта и превращение информации в таком коммуникативном взаимодействии в свое негативное отрицание.

283

Свободное движение информации в глобальном информационном обществе предполагает, что разносторонняя информация дает возможность развитому субъекту самому выбирать и каналы информации, и те информационные сегменты, которые им востребованы. Интеллект субъекта - и информационная наполненность, и способность оценивать, рассуждать, предпочитать и выбирать.

Отсутствие полноты информационной картины мира и подача различной социально-политической информации по официальным каналам с односторонней оценкой событий

1. Иоселиани А.Д. Антропология глобального мира: человек в современной коммуникативно-информационной сфере // Век глобализации. 2013. Вып. 2(12).

2. Бергер П., Хантингтон С. (ред.) Многоликая глобализация: Культурное разнообразие в современном мире / пер. с англ. В.В. Са-пова; под ред. М.М. Лебедевой. М., 2004.

3. Александрова М.В. Китай и Россия: особенности регионального экономического взаимодействия в период реформ. М., 2003.

4. Балданян Л., Криворотов В. Запад и Восток: два подхода к выживанию. Синтез противоположностей по мере роста дефицита ресурсов // Проблемы Дальнего Востока. 2010. № 1.

5. Иноземцев В. Особый путь Китая // МЭиМО. 2000. № 8.

6. Чугров С. В. Япония: гибридизация и гармонизация // Полис. 2008. № 3.

7. Всемирный банк. Доклад о мировом развитии за 2012 г. «Новый взгляд на экономическую географию». М., 2012.

8. Гонтарь Н.В. Транснациональный бизнес как фактор институциональной модернизации экономики // Региональная экономика. 2014. № 12.

9. Acemoglu D., Robinson J.A. Why Nations Fail: the Origins of Power, Prosperity, and Poverty. N.Y., 2012.

приводит к оскудению социального интеллекта субъекта, что тоже должно трактоваться как нарушение информационной безопасности субъекта.

Различные несанкционированные вторжения во внутренний мир субъекта посредством навязывания ему клишированных мнений и предпочтений, стереотипов суждений, шаблонов мысли и оценки, упрощенных взглядов на мир, на его настоящее, его историю и будущее, на причины и последствия событий также должны трактоваться как нарушение информационной безопасности субъекта.

1. losenliani A.D. Anthropology of the global world: people in modern communication and information sphere // Age of globalization. 2013. Iss. 2(12).

2. Berger P., Huntington S. (eds.) The many faces of globalization: Cultural diversity in the contemporary world / transl. from English by V.V. Sapov;ed. byM.M. Lebedeva. Moscow, 2004.

3. Alexandrova M.V. China and Russia: features of regional economic cooperation in the reform period. Moscow, 2003.

4. Baldanyan L., Krivorotov V. West and the East: Two approaches to survival. The synthesis of opposites with increasing scarcity of resources // Problems of the Far East. 2010. № 1.

5. Inozemtsev V. Special way of China // World economy and international relations. 2000. № 8.

6. Chugrov S. V. Japan: Hybridization and harmonization // Polis. 2008. № 3.

7. World Bank. World Development Report for 2012 «Reshaping Economic Geography». Moscow, 2012.

8. Gontar N.V. Transnational business as a factor in the institutional modernization of the economy // Regional economy. 2014. № 12.

9. Acemoglu D., Robinson J.A. Why Nations Fail: the Origins of Power, Prosperity, and Poverty. N.Y., 2012.

284

Назаренко Сергей Владимирович

кандидат социологических наук, доцент, Финансовый университет при Правительстве РФ (e-mail: [email protected])

Социальный контроль в воинских коллективах: методика социологической экспресс-диагностики нарушений уставных взаимоотношений

В статье изложены теоретические основы механизма функционирования социального контроля в воинских коллективах, методические основы его социологического изучения в контексте минимизации неуставных и формирования уставных взаимоотношений между военнослужащими.

Ключевые слова: социальный контроль, социологическая диагностика, социальные отклонения, девиации, неуставные взаимоотношения.

S.V. Nazarenko, Candidate of Sociology, Assistant Professor, Financial University under the Government of the Russian Federation; e-mail: [email protected]

Social control in military units: the sociological method of rapid diagnosis of violations of statutory relations

The article describes the theoretical basis of the mechanism of functioning of social control in military units, as well as the methodological basis of its sociological study in the context of minimizing the formation of the statutory and non-statutory relations between servicemen.

Key words: social control sociological diagnosis, social deviation, deviation, hazing.

Социальный контроль - это механизм оценки и санкционирующего воздействия в целях приведения реальных отношений в соответствие ценностно-нормативным требованиям и ожиданиям среды [1]. Он имеет ограниченный диапазон действия, так как связан с отклонениями [2, с. 162-164]. В воинских частях (подразделениях) Вооруженных Сил РФ фокусом социального контроля является девиантное поведение военнослужащих, особенно в сфере неуставных взаимоотношений [3]. Они являются следствием проявления в процессе прохождения военной службы элементов социального паразитизма -антиобщественного образа действий, образа жизни, отличительными чертами которого являются: а) извлечение нетрудовых доходов; б) уклонение от общественно полезного труда. Явно и латентно асоциальный образ жизни выполняет функцию катализатора, тем самым создает условия возникновения антисоциальных мотивов поведения личности военнослужащего. Это наиболее проявляется в различных формах неуставных взаимоотношений: 1) искривление дисциплинарной практики должностными лицами по отношению к подчиненным; 2) моральное и физическое подавление более слабых членов воинского кол-

лектива; 3) издевательства и глумления одних военнослужащих над другими, особенно старослужащих над молодыми воинами (дедовщина); 4) откровенное социальное паразитирова-ние одних военнослужащих за счет воинской и иной деятельности других, которое проявляется в принуждении к выполнению различных личных прихотей, нехарактерных для военной службы ролей, необоснованном перекладывании или перераспределении обязанностей по службе и в быту; 5) вымогание денег, личных вещей и продуктов питания, предметов воинского обмундирования; 6) выпячивание и насаждение региональных, национальных и иных традиций, предрассудков и возникающие на этой почве конфликты, ссоры, стычки, драки, которые иногда приводят к травмам и даже гибели военнослужащих; 7) вымещение на подчиненных и иных военнослужащих плохого настроения; 8) расправа над обидчиками (самосуд) и др. К паразитическому образу жизни наиболее предрасположены люди, зависимые от алкоголя, наркотиков. Они создают «микроклимат» аморального и антисоциального поведения.

Объяснить социальные корни и реальное состояние уставных взаимоотношений в воинских коллективах возможно в рамках ком-

285

плексных социологических и социально-психологических исследований [4, с. 175-215]. Их частным случаем является методика социологической экспресс-диагностики нарушений уставных взаимоотношений. Алгоритм проведения оперативного прикладного военно-социологического исследования по теме «Содержание неуставных взаимоотношений в воинском подразделении (коллективе) и пути их исключений из практики общения военнослужащих» включает в себя семь шагов: первый -выявление противоречий и проблемы социального взаимодействия военнослужащих; второй - определение исследуемого объекта и предмета; третий - постановка цели и уточнение ее в задачах исследования; четвертый -выдвижение гипотез исследования; пятый -разработка и тиражирование инструментария; шестой - этап полевой работы, непосредственно социологический опрос; седьмой - обработка эмпирических сведений и подготовка отчета. Последний этап включает в себя разделы: 1) теоретико-методологический - основы теоретической интерпретации, структурной и факторной операционализации уставных и неуставных взаимоотношений как ключевого понятия исследования; 2) описательно-аналитический - социологическая статистика и аналитика относительно решаемых исследовательских задач: а) о реальном состоянии, измеряемом через объективный (У-3) и субъективный (У-4) показатели; б) о факторах (У-5) и причинах (У-6), инициирующих нарушения уставных взаимоотношений; в) о технологии оптимизации усилий по минимизации проявления неуставных взаимоотношений в воинских коллективах путем изменения социальной среды (У-7) и/или отношения личности военнослужащего (У-8); 3) технолого-управленческий -практическое консультирование, включающее разработанные на основании данных одномерного и двумерного статистического анализа эмпирической информации (ответов на вопросы) практические предложения и рекомендации командирам воинских частей и подразделений. При этом «вопрос-интрига» (У-1), «вопрос-ловушка/проверка на искренность» (У-2), а также вопрос о предрасположенности и подготовленности, т.е., соответственно, о социально-демографической (У-9) и военно-профессиональной (У-10) характеристиках респондентов вскрывают особенности реального состояния неуставных взаимоотношений в различных группах военнослужащих: первая - военнослужащий предрасположен и подготовлен; вторая -не предрасположен, но подготовлен; третья -

предрасположен, ноне подготовлен;четвертая -не предрасположен и не подготовлен.

Оперативное конкретное прикладное военно-социологическое исследование (обследование) носит одноцелевой и трехзадачный характер. Если основная гипотеза формулируется для проверки и подтверждения цели социологической экспресс-диагностики, то три гипотезы-следствия - соответствующих трех задач. Как правило, сформулированные гипотезы должны быть подтверждены результатами статистического анализа ответов на вопросы, что свидетельствует о профессиональной компетентности исследователя. В типовой методике экспресс-диагностики относительно самостоятельными блоками являются следующие.

Блок № 1. Противоречие социального взаимодействия - в повседневной военно-профессиональной деятельности и межличностном общении военнослужащие не всегда или недостаточно подготовлены и предрасположены к соблюдению законности (норм права и норм морали), требований уставов, обязанностей согласно занимаемой военно-учетной специальности, однако воинское подразделение (воинский коллектив) способно выполнить поставленные перед ним задачи только при соблюдении всеми без исключения военнослужащими своих должностных и служебных обязанностей. Проблема социального взаимодействия в опросе - неисполнение (нежелание и неумение) военнослужащими своих функциональных (должностных и служебных) обязанностей при выполнении поставленных перед воинским подразделением (воинским коллективом) повседневных и учебно-боевых (боевых) задач востребует не только официальное, но и неофициальное перераспределение обязанностей, перекладывание ответственности, что является источником нарушения баланса интересов военнослужащих как участников военно-профессиональной деятельности коллективного характера и межличностного общения, а также источником напряженности, конфликтной ситуации, конфликтов.

Блок № 2. Объект - неуставные взаимоотношения среди военнослужащих в военно-профессиональной деятельности и межличностном общении. Предмет - формы реализации социальных установок (неподготовленность и непредрасположенность) и поведения (нежелание и неумение) личности военнослужащего, пренебрегающей или отрицающей необходимость (востребованность) соблюдения уставных правил взаимоотношений между военнослужащими.

286

Блок № 3. Цель - определить социальные ситуации, способствующие появлению истоков формирования и распространения неуставных взаимоотношений, и оценить уровень (степень) угрозы их влияния на выполнение актуальных задач, стоящих перед воинским подразделением (коллективом). Задача 1 (о реальном состоянии) - описать реальное состояние неуставных взаимоотношений между военнослужащими, формы их выраженности, уровень проявления и степень распространенности в воинском подразделении (коллективе). Задача 2 (о факторах и причинах) - выявить факторы социальной среды воинского подразделения (коллектива), а также организационные и личностные причины возникновения и распространения неуставных взаимоотношений между военнослужащими. Задача 3 (о технологии оптимизации усилий) - разработать практические рекомендации командирам воинских подразделений (коллективов) по минимизации уровня проявления и степени распространенности различных (наиболее актуальных) форм неуставных взаимоотношений.

Блок № 4. Гипотеза-основание - в социальных взаимодействиях подготовленность и предрасположенность, а также желание и умение военнослужащего исполнять свои профессиональные (должностные и служебные) обязанности является залогом воспроизводства уставных взаимоотношений в воинском подразделении (коллективе), сплоченности личного состава, эффективности результатов его военно-профессиональной деятельности. Гипотеза-следствие № 1 (о реальном состоянии) -в воинском подразделении (коллективе) неуставные взаимоотношения проявляются либо в формах физического насилия (принуждения), либо социально-психологического давления, однако если социально значительные их проявления как при минимальной, так и при максимальной распространенности преимущественно носят явный дисфункциональный характер (направленность), то социально незначительные их проявления как при минимальной, так и при максимальной распространенности преимущественно носят латентный (скрытый по своим последствиям) дисфункциональный характер (направленность). Гипотеза-следствие № 2 (о факторах и причинах) - неуставные взаимоотношения в воинском подразделении (коллективе) могут быть вызваны материально-техническими (материально-бытовыми), административно-должностными (дистрибутивными), субкультурными, а также человеческим факторами, однако нарушение баланса инте-

ресов личности военнослужащего и интересов воинского подразделения (коллектива) как социальной организации (организации взаимодействий индивидов) является преимущественной основой (истоком) возникновения и распространения неуставных взаимоотношений между военнослужащими. Гипотеза-следствие № 3 (о технологии оптимизации усилий) -минимизация неуставных взаимоотношений в ближайшей перспективе возможна посредством применения прямых (непосредственных) управляющих воздействий на военнослужащих, как подвергшихся фактам неуставных взаимоотношений, так и осуществляющих (практикующих) неуставные взаимоотношения в адрес других, однако в отдаленной перспективе социальная эффективность управленческих мер существенно повысится в случае реализации косвенных (опосредованных), не столько «жестких», сколько «мягких» управляющих воздействий (санкций).

Блок № 5. Анкета социологического опроса. «Уважаемый товарищ! Вы являетесь участником социологического опроса по изучению взаимоотношений между военнослужащими. Сведения, полученные в отдельно взятой анкете, оглашаться не будут. Результаты опроса будут использованы в обобщенном виде при выработке рекомендаций по координации социальных процессов, обеспечивающих взаимную доверительность при межличностном общении в воинских коллективах. Вчитайтесь, пожалуйста, в содержание каждого вопроса и обведите кружком цифру того варианта ответа, который в наибольшей степени соответствует Вашему мнению». Вопросы и варианты ответов:

I. Допустим, если бы появилась возможность перевестись в другую воинскую часть (подразделение), то что бы повлияло на Ваше решение? (Выберите 3-4 варианта ответов и/или укажите, пожалуйста, иную причину):

1. Наличие конфликтов, конфликтных ситуаций.

2. Словесные оскорбления. 3. Физическое насилие. 4. Моральное унижение. 5. Командирский произвол. 6. «Поборы», «взятие в долг (без возврата)» денежных средств.

7. Воровство, порча, отъем личного имущества.

8. Несправедливое распределение служебных обязанностей. 9. Ухудшающееся состояние здоровья. 10. Сложившиеся семейные обстоятельства. 11. Другая причина (укажите).

II. Допускают ли военнослужащие Вашего воинского подразделения неуставные взаимоотношения? 1. Да, допускают. 2. Возможно да, но не по отношению ко мне. 3. Возможно нет, так как об этом мне не известно. 4. Нет, я

287

точно знаю, в нашем воинском коллективе неуставных взаимоотношений нет. 5. Затрудняюсь ответить.

III. Между какими военнослужащими возникали конфликты, повлекшие неуставные взаимоотношения в Вашем воинском подразделении? (Укажите несколько вариантов, количество ответов не ограничено): 1. Между военнослужащими, исполняющими «особые» задачи командиров (начальников), и остальными военнослужащими. 2. Между военнослужащими, имеющими спортивные или иные достижения, и остальными военнослужащими. 3. Между военнослужащими, объединенными в различные национальные группы. 4. Между военнослужащими, объединенными в группы по признаку землячества. 5. Между добросовестными (имеющими поощрения, успехи в службе) и недобросовестными (имеющими взыскания, упущения по службе). 6. Между военнослужащими, соблюдающими требования уставов, и военнослужащими, которые стремятся уклониться от обязанностей. 7. Между военнослужащими разного уровня материального благосостояния (достатка). 8. Между военнослужащими разного возраста. 9. Между военнослужащими разного уровня образования. 10. Между «местными» военнослужащими и призванными из других регионов. 11. Между другими (укажите).

IV. Как Вы оцениваете взаимоотношения в Вашем воинском подразделении? 1. Отношения в основном товарищеские, доброжелательные, деловые, уставные. 2. Отклонение от уставных взаимоотношений не мешает службе, не ухудшает общение между военнослужащими. 3. Неуставные взаимоотношения помогают решить многие задачи, делают службу более комфортной. 4. Бывают трудные, конфликтные моменты во взаимоотношениях, но в общем терпимо. 5. Отношения безразличия, «мне все равно на остальных, лишь бы меня не трогали». 6. Отношения основаны по принципу «кто сильнее, тот и прав». 7. Отношения морального подавления личности. 8. Отношения, основанные на взаимной выгоде, взаимном оказании различного рода услуг, «ты мне, я тебе». 9. Отношения, носящие преимущественно неформальный характер, при котором права военнослужащего не соблюдаются. 10. Отношения, при которых военнослужащие «загнаны в угол неуставщиной». 11. Другое (укажите).

V. Что способствует нарушению уставных взаимоотношений в Вашем воинском подразделении? (Выберите 3-4 варианта ответов и/или укажите, пожалуйста, иной фактор):

1. Неудовлетворительное состояние материально-технических условий (вооружение, техника, имущество и др.). 2. Неудовлетворительные бытовые условия (столовая, казарма, баня, прачечная, чайная и т.п.). 3. Необеспеченность и ограниченность досуга (телевизор, радио, музыкальные инструменты, настольные игры, книги и др.). 4. Низкий, неэффективный контроль командиров за воинской дисциплиной военнослужащих. 5. Избирательное отношение командира к военнослужащим, разделение на «привилегированных» и иных.

6. Непрофессионализм, аморальность командира. 7. Безнаказанность (дисциплинарная, уголовная) за совершенные ранее факты неуставных взаимоотношений. 8. Слабая организация воспитательной работы. 9. Недостаточное разъяснение дисциплинарной и уголовной ответственности. 10. Низкий уровень авторитета у командира (младшего командира). 11. Нежелание военнослужащего служить в армии.

12. Профессиональная неподготовленность (непригодность) отдельных военнослужащих.

13. Другое (укажите).

VI. Вследствие чего в Вашем воинском подразделении возникают ситуации, приводящие к неуставным взаимоотношениям? (Выберите 3-4 варианта ответов и/или укажите иную причину): 1. Несовместимость военнослужащих.

2. Оскорбление национальных чувств. 3. Несправедливое распределение обязанностей.

4. Предвзятое отношение командиров. 5. Бытовые условия проживания. 6. Организация приема пищи в столовой. 7. Хамство, грубость. 8. Несоблюдение личной гигиены. 9. Слабая физическая подготовленность. 10. Употребление алкогольных и наркотических средств. 11. Другое (укажите).

VII. Кто в Вашем воинском коллективе чаще всего является инициатором конфликтных ситуаций (несправедливое перераспределение должностных и служебных обязанностей, межнациональные отношения, личная неприязнь, глумления и издевательства, регион призыва, уровень образования, уровень физической силы, семейное благополучие, возраст и т.д.)? 1. Командный (офицерский) состав. 2. Командный (прапорщики) состав. 3. Командный (сержантский) состав по контракту. 4. Командный (сержантский) состав срочной службы.

5. Военнослужащие-рядовые по контракту. 6. Военнослужащие-рядовые срочной службы.

7. Гражданский персонал. 8. Другое (укажите).

VIII. Что Вы предпринимаете, когда в Вашем воинском коллективе возникают конфликтные ситуации в сфере межличностных неустав-

288