CULTURAL STUDIES И ТЕОРИЯ МЕДИА.
(Сводный реферат)
1. Hepp A., Winter R. Cultural Studies in der Gegenwart II Kultur -Medien - Macht: Cultural Studies und Medienanalyse I Hrsg. von A. Hepp, R. Winter. - Wiesbaden: VS, 2008. - S. 9-20.
2. Göttlich U. Kultureller Materialismus und Cultural studies: Aspekte der Kultur- und Medientheorie von Raymond Williams II Ibid. -S. 93-107.
Статья Андреаса Хеппа (профессор Бременского университета) и Райнера Винтера (профессор Университета Альпен-Адриа, Клагенфурт) «Современное состояние cultural studies» является предисловием к переизданию (первое - в 1996 г.) значительно переработанного и расширенного сборника «Культура - медиа - власть». В книге обсуждаются актуальные проблемы развития проекта cultural studies (далее, культурные исследования) в немецкоязычном пространстве. Оригинальность своего замысла авторы видят в разработке указанного проекта как междисциплинарного (а не квазидисциплинарного) критического анализа культуры.
Еще в 191G г. на первом немецком социологическом съезде, напоминают авторы, М. Вебер призвал исследовать на примере прессы воздействие «объективных» социальных форм на современный образ жизни и индивидуальность. Изучение характера времени с точки зрения его культурного влияния на организацию частной жизни он считал релевантной темой социальных исследований. Эта концептуализация показала, что изучение медиа нельзя отрывать от общекультурной рефлексии, которая помимо вопросов культурных изменений неизбежно затрагивает вопросы общественных отношений власти. Несколькими десятилетиями позже мысль Вебера о связи «субъективного» значения медиальных форм с расширяющимися культурными взаимодействиями и с вопросами власти вновь обрела силу в культурных исследованиях СМИ. С появлением модели кодирования / декодирования, предложенной Стюартом Холлом, социологи-эмпирики ощутили потребность в использовании этнографических методов и в анализе повседневного контекста при изучении
восприятия и освоения массмедиа, прежде всего телевидения. Большой вес приобрели методы включенного наблюдения с интервью, групповыми дискуссиями, с текстуальным, соответственно семиотическим, анализом СМИ, а также критическая аналитика власти.
Так начался интернациональный «бум» культурных исследований, который объединил целый ряд течений с различной конъюнктурой и привел, как и предполагал Холл, к разностороннему многослойному дискурсу. Специфику данного типа исследований и сегодня определяет научная дискуссия, нацеленная на комплексное понимание «политических вопросов», выдвигаемых, подтверждаемых или отбрасываемых в зависимости от их культурного влияния (2, с. 34-51). Это объясняет изначальную «калейдо-скопичность» культурных исследований, их несводимость к отдельному дисципилинарному основанию, настроенность на детальное описание с учетом научных контекстов.
На те же принципы опираются исследования, развернутые в рамках наук о коммуникации и медиа в Германии. В них гибко используются методология и понятийный аппарат многих социальных и гуманитарных наук: от социологии до языкознания и литературоведения. Однако плюрализм теоретических подходов не размывает «предметной идентичности», удерживаемой благодаря критическому вектору культурного анализа. Традиционно исследования медийных коммуникаций исходят из допущения об идеологическом манипулировании «индустрии сознания». Новые культурные исследования отмежевываются от упрощенного понимания манипуляции, стремясь доказать, что опрометчиво, хоть и метко, критикуемые в теории культурной индустрии Т. Адорно и М. Хорхаймера «популярные медиа» на самом деле служат дискуссионной площадкой для осмысления действительности и создают потенциал для продуктивного образа действий. Поэтому - а не только ради прояснения содержания управленческих манипуляций - «популярные медиа» становятся важнейшим объектом культурных исследований. Соответственно и острие теоретической критики должно быть направлено не столько на эффекты прямого манипулятивного воздействия, сколько на «множественность перспектив» воздействия. Аргументируя свою мысль, авторы статьи ссылаются на суждения Д. Келлнера, который оспаривает выдвинутое франк-фуртцами положение о внутренней непротиворечивости идеологии, защищающей экономические интересы власти. Артикуляция позиции «власти» по отношению к медиа, а также по отношению к гендеру, культурной идентичности, возрастному статусу и пр. не тождественна (экономическому) выражению интересов определенных классов. Следовательно, нужны мультикультурные формы критики, адекватные конкретным условиям властного давления. Критику массмедиа следует сосредоточить, по мнению Хеппа и Винтера, на осуществляемой через них связи, сопряжении идеологий. Развитие подобного рода критики содействует медиа-коммуникации, стимулирует активность людей, возможности их влияния
и противодействие другим нежелательным для них видам влияния и активности. Примером здесь может служить обсуждение проблем расизма. Дееспособность (Handlungsfähigkeiten) критической позиции, подчеркивают авторы, означает не просто защиту индивидуальных или групповых интересов, но доступ «к месту пересечения различных сил и векторов, которые могут придать или нарушить форму влияния на мир» (1). Медиа, таким образом, могут служить ресурсом для активной позиции в различных жизненных мирах благодаря созданию коммуникативных пространств или «геометрий», которые закрепляют определенные виды дееспособности.
Итак, политический анализ культуры не противопоставляет (глобальные) медиа (локальным) жизненным мирам, но помогает понять, какую роль прогрессирующая медиатизация культурных практик играет в современных дискуссиях о способах социального действия. Необходимо углубить теоретический взгляд на медиа, охватывая не только процессы производства, репрезентации, но и их освоения. Именно в таком направлении, заключают свое вводное слово Хепп и Винтер, движутся размышления авторов статей данного сборника.
Содержательно книга делится на три раздела. В первом, под названием «Теории, понятия и перспективы cultural studies», представлены основные подходы к проекту культурных исследований. Во втором, «К рецепции cultural studies в немецкоязычном пространстве», рассматриваются особенности разработок культурных исследований немецкими учеными: методы, тематические предпочтения, дисциплинарные установки. Третий раздел, «Анализы современной медиакультуры», включает описание исследований, которые характеризуют современное состояние медиакульту-ры, ее требования, противоречия, конфликты с точки зрения принципов cultural studies.
Излагаемые ниже положения статьи Удо Гётлиха «Современное состояние cultural studies» из первого раздела сборника касаются связи современных способов анализа медиа и популярной культуры с британской традицией культурных исследований.
Удо Гётлих (профессор Университета Дуйсбурга - Эссена, ФРГ) рассматривает возможности расширения социального контекста современных культурных исследований (cultural studies) массмедиа, ограничивающихся преимущественно постструктуралистским микроанализом, и с этой целью реконструирует концепцию культурного материализма Рей-монда Уильямса.
Неослабевающий интерес к методам cultural studies в немецкоязычном пространстве вызван не только новыми возможностями анализа поп-и медиакультуры, но и значительными интеллектуальными достижениями, которыми была отмечена история их развития в англоязычных странах.
Уже в 1950-е годы cultural studies охватывали широкий тематический спектр: молодежные субкультуры, образ жизни рабочих, система
воспитания и школьного образования, государственная власть и медиа-культура. Перспективность этого методологического комплекса обеспечивалась, по-видимому, еще и тем, что его продвижением занималось молодое поколение социологов. Британская версия cultural studies была воодушевлена так называемым «левым культурализмом» (6, с. 43-73). Позже, в 1970-е годы, в базовый корпус теории культуры вошли также структуралистские разработки, которые вместе с культурализмом дали импульс изучению культуры повседневности в бирмингемском Центре современных культурных исследований (CCCS), возглавляемом С. Холлом. Новая предметная область потребовала переопределения самого понятия культуры как жизненного пути в целом. Таким смысловым обновлением оно обязано сближению парадигм структурализма и культурализма, косвенно восходящим к марксистским рецепциям Л. Альтюссера и А. Грамши, и решительным отказом от модели базиса / надстройки. Пара-дигмальные пересечения заметны также по включениям в теорию культуры некоторых специфических языковых элементов. Впрочем, в 1970-е годы важны были не столько различия, сколько общность обеих теоретических программ. Если первая опиралась на категории опыта и культурной практики, то вторая - на структуры, детерминирующие опыт.
Обе парадигмы имели свои сильные и слабые стороны, но для автора важно то, что они заложили фундамент для критики американской постструктуралистской версии cultural studies 1980-1990-х годов. Возобладавшая в ту пору и предпочитаемая до сих пор структуралистская методология вызвала упреки в «культурном популизме». Об этом уже немало писалось, и потому Гётлих хочет обратить внимание только на одну, позитивную на его взгляд, возможность устранения методологических изъянов -переосмысление идеи культурного материализма Уильямса (адепта куль-турализма) в исследованиях медиакультуры.
«Культурный популизм» в этой области, замечает Гётлих, ссылаясь на Дж. Макгигена, выражается в погоне за сбором индивидуальных мнений и образов восприятия в «исследованиях аудитории», почти заслонившей интерес к воздействию факторов социального развития (5). Между тем Холл уделял значительное место экономическим, социокультурным и технологическим отношениям (3, с. 19-37). Критические голоса ряда теоретиков СМИ призывают повернуть исследовательское внимание в сторону структуры медиапредложений, влияющих на формирование аудитории. Они видят необходимость в реконструкции взаимосвязи культурных практик, которая вывела бы предпосылки материального культурного производства, потребления и воспроизводства на первый план cultual studies, не сводя к ним, однако, вопросы декодирования и восприятия.
Соглашаясь с доводами критиков, Гётлих считает полезным актуализировать концепцию «культурного материализма» Уильямса, раскрывающую специфику связи культурных процессов, в равной мере порождаемых и формами материальной общественной практики, и культурными
знаками и символами. Для Уильямса, так же как и для структуралистов и постструктуралистов, язык является исходной точкой научно-культурной рефлексии и служит отражением отношений различных общественных сфер. Анализ культуры означает для него поиск «паттернов» этих отношений. Культура представляется ему (что отличает Уильямса, на взгляд автора, от структуралистов) материальным процессом, а язык - практическим сознанием, обусловленным различными техническими и материальными навыками «систем записи», в которых язык, так или иначе, материализуется (9, с. 243). В центре научного внимания, согласно Уильямсу, оказывается, таким образом, общественный процесс, кристаллизующийся в институтах, организациях и культурных формациях, который приводит к разветвлению культурных «символических или знаковых практик» и превращает культуру в целом в систему значений. Такое толкование культуры является, отмечает Гётлих, результатом переосмысления понятийного комплекса, сопутствующего развитию cultural studies.
Культуралистская стратегия позволяет увидеть, что культура - это вовсе не «абстрактный идеал» или «совокупность творений духа и воображения», но «общая линия жизни», обусловленная классовой принадлежностью (7; 8). Уильямсу важен анализ значений и ценностей, имплицитно или эксплицитно закрепляющих (Verkörpung) в определенном образе жизни определенную культуру. Его исследовательская позиция расходится, подчеркивает автор, с традиционно-консервативным противопоставлением культуры силам индустриализации и материальной цивилизации, которое идет от И.Г. Гердера и С.Т. Кольриджа и которое лежит у истоков и социологии культуры, и культурных исследований. В Германии этот умозрительный ход был продолжен Ф. Тённисом (противопоставление Gemeinschaft и Gesellschaft) и М. Вебером (разграничение целерацио-нальности и ценностной рациональности). Преобладал он и в академическом литературоведении в Англии вплоть до 50-х годов прошлого столетия.
Сформулированные Уильямсом в 1970-е годы принципы культурного материализма были одной из попыток пересмотра марксистского понимания детерминации культурных феноменов по модели базис / надстройка. Ученый развивает утверждение К. Маркса о том, что язык есть «практическое, существующее для других людей и, следовательно, также для меня самого действительное сознание» (4, с. 30). Исходя из него, Уильямс рассматривает язык как конститутивный элемент человеческого материального (социального) воспроизводства, равнозначный экономическим факторам. Культурная практика и относящаяся к ней система знаков -решающее условие общественного порядка, и потому они ни в какой форме не являются производными экономического базиса.
Конструктивность этой мысли для теории медиа состоит в том, что «коммуникативная практика» перемещается в центр размышлений о роли и институтах медийных техник (Medientechnik). Концепт культурного ма-
териализма расширяет возможности для переоценки значения коммуникации благодаря заложенному в нем осознанию триединства техники, социальных институтов и языка. Таким образом, коммуникация рассматривается как материальная форма организации специфических знаковых систем. Это дает основание причислить средства коммуникации к производительным силам. Принципиальным для Уильямса является вопрос о том, могут ли специфические семантические процессы и информационно-коммуникативные системы, институциализирующие их развитие, объяснить изменения социальных требований и смену расстановки интересов. В поиске ответа на него автор видит историческую задачу современных исследований общественной и культурной динамики. Важнейшей областью культурных исследований медиа становятся те процессы, в которых медиа укореняют новые социокультурные отношения, продуцирующие новые виды деятельности и формы общения. Таким образом, концепция культурного материализма имеет, утверждает Гётлих, принципиальные последствия для переоценки понятия медиа и формулировки положений критической теории медиа. Дальнейшее развитие массовой коммуникации будет, очевидно, способствовать ее творческой переработке. Уже сегодня массовая коммуникация меняется в результате увеличения числа каналов и радиостанций, что делает манипуляцию конструктами вымысла главным предметом интереса теории медиа. Традиционные теоретические установки воздействия на публику оттесняются на задний план, и ключевыми становятся не текст или известия, но контекст, в рамках которого реципиент приписывает собственные значения.
Массовые коммуникации изменяются с постепенным образованием «неограниченных медиа» («entgrenzten Medien»), создающих собственные «медиареальности», которые становятся в повседневной культуре более значимыми по сравнению с немедиатизированным опытом. С появлением активного зрителя в фокус внимания попадают также и повседневные культурные практики освоения медиа и конструирования значений. Эта необходимая для понимания «медийной культуры» взаимосвязь недостаточно раскрыта ввиду слабо разработанного понятийного аппарата теории медиа. Проект Уильямса, опирающийся на трактовку языка как на антропологическую и социальную предпосылку, позволяет уловить в новых технологиях медиа выражение и направление движения практического сознания. Становится понятным, что медиа являются не просто некими объектами или артефактами, с которыми имеет дело социальная практика, не только ее опосредованием, но базовым средством производства.
Перспектива рассмотрения общественной коммуникации с позиций культурного материализма дает, по мнению автора, более объемное представление о направлении ее развития, нежели с позиции структурализма. Она показывает, что регулирование материальных в конечном счете отношений между социальными и культурными практиками само по себе формирует смыслы. Медиаканал уже является культурным оттиском, т.е.
материальной формой, и, будучи таковым, он оказывает обратное воздействие на коммуникацию, на оформление дискурса. Однако дискурс никоим образом не обусловливает материальности медиа, которая, согласно предложенному здесь пониманию, не сводится только к техническим параметрам.
Для критической теории медиа исследовательская задача состоит в выстраивании последовательной связи того, что аналитически можно понять лишь на уровне конкретных отношений. Институционально регулируемое и опосредованное повседневной культурой поле деятельности становится местом «популярной культуры обыденной жизни». Там создаются условия для работы медиа, приравненные к институциональным локализациям производства. Критическое осмысление этих взаимоотношений делает возможным восстановление отчужденного поля практики и деятельности СМИ. Начало критическому взгляду мог бы положить анализ прогрессирующего процесса рационализации новой «технокультуры», причем рефлексии следует подвергнуть, указывает автор, прежде всего способы включения различных медиатехник в институциональные структуры общества и культуру повседневности.
Описанная исследовательская перспектива, пишет в заключение своей статьи Гётлих, могла бы содержательно обогатить актуальное для современной научной дискуссии понятие медийной культуры. Собственно, в проблемный комплекс критических теорий «рефлексивной модернизации» Бека или «структурации» Гидденса это понятие уже входит, но в теории медиа оно еще не осмыслено или даже не признано целесообразным. Назрела необходимость, убежден автор, рассмотреть медиа как момент и инстанцию самокритики современных обществ.
Литература
1. Grossberg L. What's going on? Cultural studies und Popularkultur. - Wien: Turia+Kant, 2GGG. - 327 S.
2. Hall S. Das theoretische Vermächtnis der Cultural Studies // Hall S. Cultural Studies: Ein politisches Theorieprojekt. - Hamburg: Argument, 2GGG. - S. 34—51.
3. Hall S. Cultural studies: Two paradigms // Culture, ideology and social process: A reader / Ed. by T. Bennet, G. Martin, C. Mercer, J. Woollacott. - L.: Open umv. press, 19В1. - P. 19-37.
4. Marx K. Die deutsche Ideologie // Marx K., Engels F. Werke. - B.: Dietz, 195В. - Bd. 3.
5. McGuigan J. Cultural populism. - L.; N.Y.: Routledge, 1992. - 29G p.
6. Milner A. Cultural materialism, culturalism and post-culturalism: The legacy of Raymond Williams // Theory, culture & society. - L., 1994. - Vol. 11, N 1. - P. 43-73.
7. WilliamsR Culture and society, 17BG-195G. - L.: Chatto & Windus, 195В. - 3б3 p. В. WilliamsR. The long revolution. - L.: Chatto & Windus, 19б1. - 3б9 p.
9. WilliamsR. Problems in materialism and culture. - L.: New left books, 19BG. - 277 p.
Л.В. Гирко