Чем для меня является постнеклассическая наука? Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

ЭПИСТЕМОЛОГИЯ & ФИЛОСОФИЯ НАУКИ • 2013 • Т. XXXVI • № 2

(В

Ч

м для меня является постнеклассическая наука

В.И. АРШИНОВ

Начну, однако, не с себя, а с Тома Рокмора, который дал весьма емкую характеристику модели науки B.C. Стёпина «как динамически развивающейся исторической системы». B частности, Рокмор подчеркивает, что «чрезвычайно интересная стёпинская модель современного естествознания возникает из его попытки вплотную подойти к специфическим проблемам философии науки Нового времени» и что «постнеклассическая концепция науки B.C. Стёпина опирается на его заслуживающую особого интереса концепцию исторического конструирования»1. B контексте же моих (умеренно полемических) заметок важное значение имеет тот факт, что неклассическая и пост-неклассическая наука (соответственно неклассическая и постнеклас-сическая рациональность) в ее эпистемологическом измерении характеризуется, согласно B.C. Стёпину, расширением поля рефлексии над познавательной деятельностью. Помимо прочего это означает учет «соотнесенности получаемых знаний об объекте не только с особенностью средств и операций деятельности, но и с ценностно-целевыми структурами». Далее B.C. Стёпин подчеркивает, что «возник-W новение нового типа рациональности и нового образа науки не следу->1 ет понимать упрощенно в том смысле, что каждый новый этап JJ приводит к полному исчезновению представлений и методологиче-S ских установок предшествующего периода»2.

B то же время эти представления и установки не остаются неиз-(В менными. Они переосмысливаются в границах своей применимости. Так, возникновение теории относительности и квантовой механики

« i

Рокмор Т. Постнеклассическая концепция науки B.C. Стёпина и эпистемологиче-

ский конструктивизм // Человек. Наука. Цивилизация. К 70-летию академика Российской академии наук B.C. Стёпина. М., 2004. С. 249.

2 Стёпин В.С. Теоретическое знание. М., 2000. С. 634.

привело к осознанию границ применимости классической механики и переосмыслению понятий пространства-времени, причинности, реальности и т.д. Таким образом, между классической, неклассической и постнеклассической рациональностями существует некое эволюционное соотношение, аналогичное обобщенному принципу соответствия. И здесь, естественно, возникает вопрос о формах конкретной реализации этого принципа именно как принципа эволюции науки от классического к постнеклассическому этапу ее развития. B.C. Стёпин не уточняет, каким именно образом этот принцип непосредственно реализуется. Это, по-видимому, связано с тем, что в фокусе рассмотрения процесса эволюции научного (по)знания как особого рода конструктивного исторического процесса находится прежде всего его объектный полюс. Именно там фиксируется динамика его становления, которая реализуется в смене образов (гештальтов) исследуемых объектов, располагаемых на шкале, упорядоченной по степени слож-ностности от простых объектов классической механики до сложноор-ганизованных человекоразмерных саморегулирующихся и саморазвивающихся систем.

Что же касается субъектного полюса модели развития науки, то здесь, как отмечает Рокмор, «вновь вычленяя субъективную составляющую, элиминированную классическим подходом к науке, B.C. Стёпин дистанцирует себя от позитивизма всех видов, открыто принимая историцистскую точку зрения, включающую в науку и вне-научные, и внутринаучные факторы, в частности являющиеся ценностно насыщенными. Историзм B.C. Стёпина вовсе не направлен на дисквалификацию ранее существовавших концепций науки, которые он рассматривает в качестве ограниченных и вытесненных новыми системами и нормами познания. Данное понимание науки не нейтрально по отношению к миру общественной жизни. Оно функционирует как один из способов ответа на доступные осознанию, встающие перед конечными человеческими существами проблемы. Наряду с другими решениями исторический подход ведет к пониманию рациональности как открытой, потенциально подлежащей ревизии в свете изменения ценностей и приоритетов человека»3.

B то же время переключение внимания с объектного полюса рассмотрения системы научного познания на субъектный дает возможность более детально изучить динамику становления субъекта пост-неклассической науки и, что для меня существенно, выйти за пределы классической декартовской субъект-объектной парадигмы и расмат-ривать его как становящееся коммуникативное сообщество (Апель), т.е. по существу в возникающей интерсубъективной перспективе. Иными словами, я утверждаю (вслед за Апелем)4, что именно в совре-

3 Рокмор Т. Указ. соч. С. 250.

4 Апель К.О. Трансформация философии. М., 2001.

W

у

(В X Л

S ■

(В

Н

менной постнеклассической науке (ориентированной на конвергенцию естественно-научного и социогуманитарного знаний, на их си-нергийный диалог) возникает новая интерсубъективность как своего рода субъективность второго порядка. В контексте становления неклассической науки, в фокусе которой находились прежде всего проблемы квантово-релятивистской физики и ее интерпретации, это понимание интерсубъективности нашло свое выражение в высказывании Н. Бора, связывающем в одно контекстуальное целое экспериментальный контекст наблюдения (измерения) и контекст интерперсональной коммуникации.

Согласно Н. Бору, эксперимент - это ситуация приготовления и воспроизводимого наблюдения явления таким образом, что мы можем коммуницировать наши знания другому, чтобы он смог воспроизвести эту ситуацию приготовления, наблюдения и сообщения другому. Именно поэтому уже на этапе становления неклассической науки проблема объяснения как ее ключевая характеристика оказалась с необходимостью дополненной проблемой понимания (прежде всего проблемой понимания квантовой механики) в философском измерении, напрямую ведущей к проблеме трансцендентального субъекта науки «как медиума коммуникации» (Б.В. Марков), а потому и как носителя трансцендентальной рефлексии. А здесь мы опять сталкиваемся (уже на трансдисциплинарном уровне) с проблемой сознания на уровне ее интерсубъективности. Как пишет Апель, «очевидность сознания, которая всегда моя, благодаря взаимопониманию посредством языка преобразуется в априорную значимость высказываний для нас и потому может считаться априори обязательным познанием в русле консенсусной теории истины. Благодаря имплицитному или эксплицитному включению такой очевидности сознания в парадигму языковой игры в известной степени был установлен аргументатив-ный смысл достоверности представлений любого сознания для коммуникативного и интерпретативного сообщества. Но ведь на установлении смысла при коммуникативном синтезе интерпретации - а не синтезе апперцепции - и основан "высший пункт" (Кант) семиотиче-— ски трансформированной трансцендентальной философии»5. Ы Мое обращение к Апелю в данном случае продиктовано желани-

ем обратить внимание на еще одну (на этот раз уже субъектную) характеристику обобщенного принципа соответствия классического, ^ неклассического и постнеклассического этапов эволюции науки. Я имею в виду характеристику, связанную с присутствием наблюдателя как концептуального персонажа, наделенного операциональной

<В

Л функцией коммуникативного интерсубъективного посредника в ког-

^ нитивном пространстве постнеклассической науки. Наблюдатель -

X ключевая фигура всех мысленных экспериментов, дискурсов неклас-<В

5 Апель К.О. Указ. соч. С. 195.

сической и постнеклассической науки. И именно опознавание необходимости включения наблюдателя в описание реальности, осознание конструктивно-деятельностного характера его участия в этом процессе и является для меня главной отличительной чертой пост-неклассической рациональности. При этом существенно, что сам по-стнеклассический наблюдатель является предметом исторического конструирования, исторического развития интенциональности человеческого сознания в связке Я-Другой. Иными словами, мы приходим к когнитивной конфигурации двух рекурсивно связанных (взаимно отсылающих друг к другу, коммуницирующих) наблюдателей. Наблюдатель, наблюдающий другого наблюдателя, - вот исходный пункт мысленных экспериментов Эйнштейна, а затем Гейзенберга, Бора, Вигнера, Бома, Хокинга, фон Неймана, Тьюринга, Сёрла... Этот наблюдатель второго порядка (наблюдатель, наблюдающий себя как другого) явно или неявно присутствует в конструктивистских дискурсах автопоэзиса (Варела, Матурана), «теории обществ» Лума-на, кибернетики второго порядка фон Ферстера, синергетики процессов наблюдения.

В то же время проблема наблюдателя как медиатора интерсубъективной коммуникации, как средства коммуникативной самореференции и инореференции применительно к постнеклассике пока еще ждет своего решения. Мне представляется, что здесь (как и в свое время в квантовой механике) есть два взаимодополняющих подхода к ее решению. Первый связан с построением наблюдателя саморазвивающихся систем. Второй - с построением наблюдателя сложности. В обоих случаях нам придется иметь дело с принципиальной неопределенностью, контингентностью, контекстуальностью онтологии постне-классики и соответственно неопределенностью, контингентностью и контекстуальностью ее постнеклассического субъекта-наблюдателя-участника и наблюдателя наблюдателя «второго порядка» как самонаблюдателя сложностного саморазвивающегося мира. Точно так же как невозможно было бы построить квантовую теорию без понятий «наблюдатель» и «наблюдаемый», невозможно построить полноценную теорию сложностности и саморазвития без понятий «наблюдатель сложностности» и «наблюдатель саморазвития». Постнеклас-сическая наука сама по себе является открытой когнитивной системой, креативного потенциала которой вполне достаточно для решения этой задачи.

W

у

(В X

л

S ■

(В

Н