CC BY
27Ядгаров Я.С.1
ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ ФАКТОР И МОДЕРНИЗАЦИЯ ХОЗЯЙСТВЕННОЙ ЖИЗНИ: РЕТРОСПЕКТИВНЫЙ АСПЕКТ
Ключевые слова: человеческий фактор; натуральное хозяйство и рыночная экономическая система; «экономический человек» и реальный человек; классическая политэкономия и ее противники; неоклассицизм и институцио-нализм; кейнсианство и неолиберализм.
Keywords; the human factor; the natural economy and the market economic system; «economic man» and real people; classical political economy and its opponents; the neoclassicism and institutionalism; Keynesian economics and neoliberalism.
Вопрос о месте и роли человека в хозяйственной жизни стал одним из наиболее злободневных вопросов для многих слоев общества еще в эпоху натурального хозяйства, то есть во времена Древнего мира и Средневековья. В эту эпоху в древневосточных и античных странах адептами системы натурального хозяйства являлись правители, мыслители и философы, а в период средневековья - лидеры христианства и ислама. Не менее значимым этот вопрос проявлял себя и тогда, когда наступила эпоха зарождения и становления рыночной экономики и в хозяйственной жизни (творческими усилиями сначала приверженцев меркантилизма, затем лидеров классической политической экономии и их противников, а далее неоклассицизма и институционализма) стал практически доминировать принцип всеохватно-сти товарно-денежных отношений. В результате возникшие за все это время многообразные альтернативные ответы на данный вопрос все еще требуют осмысления и переосмысления, оставаясь востребованными для теоретических школ, течений и направлений экономической науки и в наши дни.
В данном контексте непреходящими ценностями и историческими памятниками экономической науки являются, в частности, натурально-хозяйственные экономические идеи правителей, философов древневосточных и античных стран, лидеров католицизма и ислама в средневековом периоде. Их суждения, концепции и доктрины базируются, как правило, на наблюдениях и видении места человека в хозяйственной жизни через призму здравого смысла и преимущественно в категориях нормативного подхода и понятиях морали и этики, добра и зла. Ими внедрены в научный оборот первые трактовки форм и направлений экономической политики, предполагающие необходимость регламентации взаимоотношений субъектов экономики и масштабов товарного производства, а также непосредственное либо опосредованное участие государства в хозяйственной жизни2.
Хрестоматийными примерами исторических памятников древневосточного периода явились древневавилонские «законы Хаммурапи» и древнекитайский трактат «Гуань-цзы», древнеиндийский трактат «Артхашастра», а в античном периоде - модели идеального государства античных философов Платона и Аристотеля и многое другое. В них место и роль человека в хозяйственной жизни трактуются через призму многообразных экономических категорий, как-то: богатство и его формы, собственность и ее формы, деньги и их функции, товар и его свойства, стоимость и «справедливая цена», налоги и их формы, торговая прибыль и ссудный процент, обмен и ростовщичество. Но в то же время из толкования сути этих категорий часто недвусмысленно следует, как например, у Аристотеля неприятие крупной (оптовой) торговли и ссудных операций и тенденциозный анализ этапов эволюции форм торговли и денежного обращения. В частности, такие ранние формы торговли, как прямой товарообмен и товарообмен посредством денег, он относит к некой естественной сфере - сфере, которую называет «экономика», а ростовщичество и движение торгового капитала, то есть когда товарообмен осуществляется с приращением первоначально авансированных на эти цели денег, - к неестественной сфере, называемой им «хрематистика». По словам Аристотеля, ростовщичество «с полным основанием вызывает ненависть» и является «по преимуществу противным природе», потому что «оно делает сами денежные знаки предметом собственности, которые, таким образом, утрачивают то свое назначение, ради которого они были созданы: ведь они возникли ради меновой торговли, взимание же процентов ведет именно к росту де-нег»3.
Апологетика средневековыми схоластами натурально-хозяйственной идеологии, приоритетной роли в экономике и анализе хозяйственной жизни морально-этических методологических принципов тесно увязывается, к примеру, с постулированием школами ранних и поздних канонистов альтернативных трактовок экономической категории «справедливая цена» и предпосылок деления труда человека на умственный и физический виды. При этом с точки зрения первых (Августин, другие ранние канонисты) она является подлежащей «установлению» знатью и собственни-
1 Ядгаров Яков Семенович - д.э.н., профессор, зав. секцией «История экономической мысли» Департамента экономической теории Финансового университета. E-mail: [email protected]
2 Ядгаров Я.С. История экономических учений: Учебник для вузов по экономическим специальностям (изд. 4-е, перераб. и доп.). - М.: ИНФРА-М, 2003. - С. 48-61.
3 Аристотель. Соч. В 4-х т. - М.: Мысль, 1983. - Т. 4. - С. 395.
ком товара затратной характеристикой, а торговая прибыль и ростовщический процент - это виды дохода, извлечение которых в силу их греховной сущности следует запрещать. С точки зрения вторых (Аквинат, другие поздние канонисты), «справедливая цена» имеет как затратную, так и морально-нравственную сущность, вследствие чего требуется учитывать положение продавца на рынке и увязывать ее уровень еще и с нематериальными издержками (включая тот «риск», которому подвергает себя собственник товара, лишаясь его при продаже). Торговая прибыль и ростовщический процент - это вознаграждение за «риск» соответственно торговца и ростовщика. А принципы деления труда человека по видам и определения его роли в хозяйственной жизни, по Аквинату, таковы: «Деление людей по различным профессиям обусловлено, во-первых, божественным провидением, которое разделило людей по сословиям... Во-вторых, естественными причинами, которые определили то, что различные люди склонны к различным професси-ям...»1.
Периоды меркантилизма и классической политической экономии явились этапом окончательного перехода от натурально-хозяйственной системы к рыночной экономической системе, «не опирающейся на непосредственное при-нуждение»2. Именно лидеры этих направлений мировой экономической мысли создали «предпосылки для научного исследования и систематизированного описания хозяйственной деятельности людей», обусловили «выделение политической экономии» и формирование концепции об «особой модели человека, легшей в основу новой самостоятельной науки», для которого «стремление к богатству» и есть «главный мотив поведения»3.
Одновременно следует указать на обращенность идеологов меркантилизма к исключающей условия для конкурентной среды и свободного ценообразования протекционистской экономической политике в практике предпринимательской деятельности и постулирование положения о том, что источник богатства и индивида и государства следует видеть непременно в неэквивалентном обмене во внешней торговле. Данные сентенции меркантилистов в период так называемого позднего (зрелого) французского меркантилизма предопределили, как известно, возникновение феномена, вызванного несбалансированной государственной протекционистской политикой, обусловливающего узость внутреннего рынка (получившего впоследствии название «кольбертизм»).
В свою очередь всемерная актуализация и пропаганда представителями классической политической экономии принципов классового анализа экономических явлений и экономического либерализма и отождествление богатства с совокупностью товарных ценностей, создаваемых в сфере материального производства, основывались на апологии доктрины laissez faire в смитианских концепциях об «экономическом человеке» и «невидимой руке». Из этих концепций и вытекают известные и ныне ортодоксальные суждения классиков и ранних неоклассиков о месте и роли человека в той саморегулирующейся (получившей впоследствии название «закон Сэя») экономической системе (экономике свободной конкуренции), в которой проявляют себя «объективные, не зависящие от воли и желания индивида экономические законы». Ведь в понимании А. Смита, и он это постоянно подчеркивает в своем «Богатстве народов», рыночные законы лучшим образом могут воздействовать на экономику, когда частный интерес стоит выше общественного, то есть когда интересы общества в целом рассматриваются как сумма интересов составляющих его лиц.
Между тем о тенденциозности понятия смитовского «экономического человека» в современной экономической литературе упоминают довольно часто. Например, по оценке Л. Мизеса, после А. Смита экономическая наука вплоть до нашего времени в сущности «изучает не живых людей, а так называемого «экономического человека», фантома, имеющего мало общего с реальными людьми. Абсурдность этой концепции, - продолжает он, - становится вполне очевидной, как только возникает вопрос о различиях между человеком реальным и экономическим. Последний рассматривается как совершенный эгоист, осведомленный обо всем на свете, и сосредоточенный исключительно на накоплении все большего и большего богатства»4.
В период апогея классической политической экономии, именуемый научным экономическим сообществом периодом промышленного переворота, берет свое начало творчество противников абсолютизации доктрины laissez faire -лидеров экономического романтизма, утопического социализма и немецкой исторической школы. Лидеры названных направлений мировой экономической мысли обозначили, можно сказать, первую целостную реалистичную критику этой доктрины с позиций неприятия смитовских идей об «экономическом человеке» и «невидимой руке».
В частности, экономисты-романтики (по терминологии К. Маркса - приверженцы мелкобуржуазной политической экономии) в своих сочинениях во главу угла ставили проблематику защиты социально-экономических интересов «третьих лиц» (мелких производителей - ремесленников, крестьян, кустарей) и рабочих. Они впервые дали оценку роли «третьих лиц» в предотвращении экономических кризисов и придании экономике социальной направленности, обосновали значимую роль в экономике мелкой собственности (малого бизнеса), выдвинули концепции реформирования либеральной экономики. Причем согласно родоначальнику экономического романтизма С. Сисмонди реформы следует осуществлять «сверху», то есть посредством реализации правительством соответствующих законодательных решений (полагая, что «только власть» может не допустить расширение производства ради интересов «отдельных лиц»5), а по мысли другого более позднего экономиста-романтика П. Прудона - «снизу», то есть посредством самоорганизации трудящихся.
1 Цит. по: Вебер М. Избранные произведения. - М.: Прогресс, 1982. - С. 129.
2 Автономов В.С. Модель человека в экономической науке. - СПб.: Экономическая школа, 1998. - С. 59.
3 Там же, с. 59-60.
4 Мизес Л. фон. О некоторых распространённых заблуждениях по поводу предмета и метода экономической науки // THESIS. 1994. - Т.2, вып. 4. - С. 207.
5 Сисмонди С. Новые начала политической экономии в его отношении к народонаселению. - М.: Гос. социально-эконом. изд-во, 1937. - Т. 1. - С. 168.
Представители утопического социализма, оппонируя классикам, так же как и экономисты-романтики пропагандировали идеи социальной направленности экономики, акцентируя в своих суждениях о месте и роли человека в хозяйственной жизни внимание на необходимости обоснования программ социально ориентированных экономических реформ как «снизу» (Р. Оуэн, Ш. Фурье), так и «сверху» (К. Сен-Симон). Весьма примечательными по этому поводу представляются следующие обобщения известных историков экономической мысли Ш. Жида и Ш. Риста1:
- К. Сен-Симон и его единомышленники являются «истинной предтечей коллективизма», поскольку они стремятся «захватить в коллективную организацию всех членов нации» и возможность такого объединения предполагают «сверху», то есть посредством «национализации» и других действий «правительства экономического», которое сменит «правительство политическое»;
- Р. Оуэн и Ш. Фурье и их последователи - это «социалисты-ассоцианисты», так как в отличие от «сенсимонистов» желают, чтобы «индивид не потерялся в массе», и предпочитают «сохранить его с помощью организации маленьких автономных групп», то есть предполагают, что «объединение... придет снизу, а не сверху».
Что касается представителей немецкой исторической школы, то они в своих суждениях о месте и роли человека в хозяйственной жизни весьма убедительно аргументировали тезис о влиянии на экономический рост всей совокупности факторов, противопоставив каузальному (причинно-следственному) методу анализа функциональный и исторический методы2. Именно неординарные методологические основания немецкой исторической школы позволили ей раскрыть несостоятельность одной из центральных методических позиций классиков, согласно которой в экономической науке приоритетное значение имеют якобы главным образом экономические законы, факторы и категории, и их действие объявляется универсальным и неотвратимым во все времена и для всех народов (государств). Очевидно и то, что представители исторической школы (в отличие от классиков) исходят из того, что экономические законы не следует отождествлять с природными законами (например, законы химические, физические и т. п.), которые неизменно проявляют себя благодаря стабильному характеру вызывающих их действие заранее известных элементов и компонентов. Поэтому, наперекор классикам, они указывают на не универсальный характер политической экономии и зависимость результативности экономических процессов не только от экономических (базисных), но и от многообразных факторов неэкономического (надстроечного) свойства, включая «человеческий фактор».
Наконец, говоря о ключевых нововведениях ученых-экономистов в области исследований проблематики места и роли человека в хозяйственной жизни в период новейшей истории мировой экономической мысли, прежде всего, необходимо упомянуть об одной из центральных теорий маржиналистской парадигмы экономической науки - теории предельной полезности, вошедшей в научный оборот благодаря родоначальникам маржинализма. Не случайно эту теорию Л. Мизес охарактеризовал следующим образом: «...отличительная черта современной теории предельной полезности состоит в том, что она обращает особое внимание на несовершенство реального человека. Эта теория... имеет дело с решениями, которые принимают все участники общественной жизни, взаимодействующие друг с другом на основе разделения труда»3.
Резюмируя вышеизложенное, можно заключить, что в указанном - новейшем периоде истории мировой экономической мысли - представители нынешнего неортодоксального неоклассицизма и институционализма, а также приверженцы кейнсианства и неолиберализма, оперируют целостным инструментарием предельного экономического анализа, включающим в себя и теорию предельной полезности. Получаемые ими новые результаты базируются также на использовании в научных изысканиях постулатов демонополизации и государственного регулирования экономики. Их ответами на исследуемый в данной статье вопрос и одновременно вкладом в сокровищницу современной экономической науки стали:
- введение в научный оборот обоснования психологической оценки индивидом полезности и принципа неэквивалентного характера обмена благ через призму теории стоимости, разработанной на базе концепции предельной полезности благ;
- обоснование экономической модели, в которой деятельность хозяйствующего субъекта исследуется через призму функционального метода анализа и в рамках которого в качестве самостоятельных разделов экономической науки представлены микроэкономика и макроэкономика.
1 Жид Ш., Рист Ш. История экономических учений. - М.: Экономика, 1995. - С. 170, 185, 186.
2 Ядгаров Я.С. Ответы экономической науки на вызовы хозяйственной жизни в эпохи дорыночной и нерегулируемой рыночной экономики // Вестник Российского экономического университета им. Г.В. Плеханова. - М., 2014. - № 3 (69). - С. 44.
3 Мизес Л. фон. Указ. соч., с. 207.
