CC BY
96
ИСТОРИЯ
P.M. АБИНЯКИН, кандидат исторических наук, доцент,
докторант кафедры истории России Орловского государственного университета Тел.: 8(4862) 45-17-55; 89536193469.
БЫВШИЕ ОФИЦЕРЫ В ВОЕННЫХ КОМИССАРИАТАХ ОРЛОВСКОЙ ГУБЕРНИИ В 1919-1923 гг.
В статье рассматривается работа бывших офицеров в военных комиссариатах Орловской губернии в 1919-1923 гг. как социально-профессиональная и адаптационная ниша. Выявлены и проанализированы их удельный вес, служебная динамика, материальный уровень, сословный состав, партийность и семейное положение, а также морально-психологическое состояние и мировоззренческие особенности.
Ключевые слова: бывшие офицеры, Красная Армия, военные комиссариаты, Орловская губерния.
Положение бывших офицеров русской императорской армии в Советской России и СССР в 1920-1930-е гг. является крайне малоизученной научной проблемой, несмотря на некоторую активизацию исследований с конца 1980-х гг. Классической является работа А.Г. Кавтарадзе1, ограниченная, правда, лишь 1918-1920 гг. и в основном высшим начсоставом. Известный историк Белого движения С.В. Волков2 свел вопрос о судьбе бывших офицеров исключительно к репрессиям против них, почти не фундируя источниками многие априорные и идейно ангажированные утверждения, что примитивно схематизирует и даже искажает многие факты. С.Т. Минаков3 произвел наиболее глубокий анализ советской военной элиты 1920-1930-х гг. в целом, но не ставил целью специальное изучение масс бывшего офицерства. Прочие работы, даже весьма серьезные, либо затрагивают более поздний период (Я.Ю. Тинченко4), либо, даже базируясь на солидном фактическом материале, имеют ярко выраженный публицистический характер (Н.С. Черушев5).
До сего времени никто не обращался к региональному уровню этой проблемы. Исследователи совершенно не рассматривали бывших офицеров, служивших не в войсковых частях РККА (хотя и состоявших в ее штатах), а в губернских и равных им военных комиссариатах и подведомственных местных учреждениях, ограничиваясь общими и не подкрепленными ссылками замечаниями. Между тем такой социальнопрофессиональный срез не только расширяет, но и существенно обогащает тему пресловутых «военспецов», так как касается не их верхушки, а низовых слоев, далеких от какой бы то ни было элитарности.
В данной статье предпринята попытка рассмотреть особенности состава и положения тех бывших офицеров, которые служили в местных органах военного управления - военных комиссариатах губернского, уездного и волостного уровней. Начсостав штаба Орловского военного округа не рассматривается преднамеренно, так как, во-первых, окружная вертикаль относилась к органам централизованного военного управления, во-вторых, управление округами до 1 ноября 1920 г. осуществлялось окружным военным комиссаром и, в-третьих, штаб ОрВО самостоятельно просуще-
© Р.М. Абинякин
УЧЕНЫЕ ЗАПИСКИ
ствовал менее полутора лет (до марта 1922 г.) и был упразднен, а часть его служащих, не попавших под сокращение, иногда получали назначения в военные комиссариаты, как губернский, так и уездные. Хронологические рамки охватывают период с 1919 г. (окончательное становление военно-комиссариатской системы произошло в период 28 декабря 1918 г. - 10 февраля 1919 г.) по 1923 г. (начало военной реформы и пик сокращения Красной Армии).
В течение мая - декабря 1918 г. в Орловской и Тульской губерниях происходило лишь формирование местных военкоматов. Их главными задачами были набор сотрудников, организация учета военнообязанных и исполнение директив центральных органов военного управления. Рассмотрим эти направления работы более подробно.
Кадровые назначения в 1918 г. производились произвольно, так как никаких правил и инструкций для набора служащих низовых военкоматов не было. На волостном уровне имели место случаи избрания военного руководителя волости (волво-енрука), то есть фактически использовался общинный способ. Так, общим волостным собранием Чахинской волости Мценского уезда был избран бывший офицер, поручик 95-го пехотного Красноярского полка В.К. Романовский6. Мценский уездный военкомат лишь узаконил это избрание. Сходные примеры имеются по Луначарской и Успенской волостям Малоархангельского уезда, где заявления о приеме на работу в военкомат подали бывшие офицеры, уже являвшиеся волостными военруками7.
Уже на этом этапе выявилась тенденция привлечения на службу в военкоматы бывших офицеров, что облегчалось и их встречным стремлением. Будучи в подавляющем большинстве местными уроженцами и выслужившись из низов, они явно пользовались доверием населения. Власти же были вынуждены использовать бывших офицеров как грамотных и сведущих в военном деле специалистов. В том же Чахинском волвоенкомате из семи служащих работали два бывших офицера (28,6%) и военкомом был прапорщик, в Шеншин-ском волвоенкомате Орловского уезда из четырех служащих два - бывшие офицеры (50,0%) и военкомом был подпоручик, в Ломинолозовском волвоенкомате Новосильского уезда из пяти служащих два - бывшие офицеры (40,0%)8. То же можно отметить и по бюро Всеобуча, например в Однолуцком волостном военкомате Болховского уезда9. В дальнейшем волостные органы военного управления почти не имели в своем составе бывших офицеров, но не из-за «чисток», а за счет пе-
ревода в уездные военкоматы и изредка на фронт.
Учет бывших офицеров официально был объявлен приказом Народного комиссариата по военным делам № 324 от 7 мая 1918 г. Однако в уездах он проводился способами, мало напоминавшими централизованную кампанию, что сильно отличалось от расхожих описаний массовых регистраций с последующими арестами, которыми пестрят мемуары участников Белого движения. Например, Мценский уездный военкомат в мае 1918 г. срочным циркуляром № 245/1650 требовал «немедленно представить список на всех бывших офицеров и унтер-офицеров, солдат и классных чиновников, находящихся на службе при комиссариате» волостей10 . То есть сначала речь шла обо всех военнослужащих старой армии, а не только об офицерстве. Вместе с тем по распоряжению заведующего учетным отделением Новосильского уездного военкомата Л.А. Дементьева велась отдельная регистрация «бывших офицеров, окончивших специальные военные школы и училища»11. Вероятно, этот разнобой связан с тем, что Новосильский уезд тогда входил в состав Тульской губернии и подчинялся не Орловскому, а Московскому военному округу.
Показательно, что главное внимание при регистрации уделялось профессиональному уровню и качеству подготовки, ибо фактически проигнорированы лица без военного образования, произведенные в офицеры без прохождения хотя бы сокращенного курса военно-учебного заведения. Следовательно, брались на учет прежде всего военные профессионалы, а не социальная прослойка бывших офицеров вообще.
Основанием для организации учета военнообязанных стало «Положение о правилах регистрации населения на предмет зачисления в тыловое ополчение» (Приложение № 2 к Декрету Совета Народных Комиссаров РСФСР от 20 июля 1918 г. «О призыве граждан в тыловое ополчение»). Регистрации подлежали «все лица от 18 до 45 лет, кои не подлежат призыву на действительную военную службу в Рабоче-Крестьянскую Красную Армию или не будут приняты на таковую как добровольцы». Пункт «ж» относил к таковым «бывших офицеров, чиновников, воспитанников юнкерских училищ и кадетских корпусов и лиц, не имеющих определенных занятий»12. Следует подчеркнуть две особенности этого документа. С одной стороны, в нем говорилось об исключениях из призыва в РККА, тогда как мобилизационное пополнение армии началось, как известно, только с 1 октября 1918 г. по приказу Революционного военного совета Республики № 4 от 11 сентября 1918 г. Очевиден упреждающий характер «Положения», организационно подготав-
ИСТОРИЯ
ливающий призыв, с другой стороны, формальное приравнивание бывших офицеров к лицам без определенных занятий. Кроме того, поражает некомпетентность составителей «Положения»: последние юнкерские училища были преобразованы в военные в 1911 г.
Только 10 декабря 1918 г. появилось распоряжение заместителя председателя РВСР Э.М. Склян-ского об анкетировании всех бывших офицеров старой армии (в том числе и отставных) и бывших военных чиновников, пункт 17 которого гласил: «Лица, умышленно умалчивающие какие-либо сведения о себе или давшие неверные или неточные сведения, привлекаются к ответственности»13. Данный пассаж был вызван стремлением бывших офицеров избежать регистрации и особенно отправки на фронт, а также занизить свои чины и скрыть награды14. Неоднократно выпускники школ прапорщиков 1915 г. указывали в анкетах только первый чин. Учитывая огромные потери (как писал выслужившийся из прапорщиков М.М. Зощенко, прапорщик на фронте первой мировой войны жил в среднем 12 дней15), выжившие к 1917 г. были произведены как минимум в поручики, а то и в штабс-капитаны.
На протяжении нескольких месяцев 1918 г. основную организационную роль играли уездные военные комиссариаты, подчинявшиеся прямым приказам центра (минуя губернский уровень), -как в Орловской, так и в соседних губерниях. Именно они объявляли все вышеназванные распоряжения волостным военкоматам для исполнения16.
Для бывших офицеров работа в военкоматах в годы Гражданской войны объективно была неплохим сочетанием военного призвания, материального обеспечения и уклонения от фронтовых тягот. Исследователи неоднократно писали об элементарном выживании в голодные годы «военного коммунизма» как о едва ли не главном мотиве службы бывших офицеров большевикам17. Однако это не стоит и абсолютизировать. Основой материального вознаграждения на советской службе был скудный паек, так как жалованье в условиях отсутствия свободной торговли и тяжелой инфляции существенной роли не играло. К тому же денежные выплаты сотрудникам военкоматов были низкими и не намного превышали оклады рядовых красноармейцев. В 1919 г. военруку в месяц полагалось 775 руб., но с вычетом 20% «тылового» понижения он получал 620 руб., делопроизводитель - 685 руб. и 532 руб., а переписчик - 500 руб. и 400 руб. соответственно (против красноармейских 400 руб. на фронте и 300 руб. в тылу с 1 августа 1919 г.18). Нельзя забывать и о том, что
жалованье никогда не было исключительным стимулом офицерской карьеры и в представлениях о престиже всегда уступало наградам и продвижению в чинах и должностях.
Несомненна и моральная привлекательность военкоматской службы, так как бывший офицер получал возможность не только уцелеть, но и избежать участия в братоубийственной войне и на той, и на другой стороне: даже не симпатизируя большевикам, он занимался канцелярской рутиной, а не сражался против прежних сослуживцев.
Как материальные, так и моральные соображения сотрудников военкоматов предельно сближают их позиции с настроениями тылового офицерства Вооруженных Сил на Юге России, с тем лишь отличием, что у белых имелись многократно описанная и заклейменная ими же гипертрофирован-ность и моральное разложение военно-административных учреждений, почти отсутствовавшие в Красной Армии.
Естественно, что эта социально-профессиональная ниша привлекала внимание властей, обусловленное не только политическими, но и сугубо практическими соображениями. Однако имеется интересная особенность. Если «неприкаянные» бывшие офицеры заносились вместе с кулаками и духовенством в «списки контрреволюционного элемента», а состоявшие на советской службе в уездах (в том числе и в частях Красной Армии) - в специальные списки с персональной отметкой о политической благонадежности19, то в отношении сотрудников военкоматов такая документация отсутствует. Видимо, бывший офицер, принятый на службу в военкомат, считался проверенным и заслуживающим доверия. В условиях «красного террора» это имело огромное значение.
В 1919 г. в обстановке переломных событий Гражданской войны Красная Армия воевала на пределе мобилизационных возможностей. Особенно это касалось начальствующего состава из числа бывших офицеров, из которых непризванными оставались буквально единицы. Так, если в июле 1919 г. в Орловском военном округе в резерве командного состава состояло 2307 бывших офицеров, то уже в августе их число сократилось до 71, в сентябре - до 55, в октябре - до 18 и в ноябре - до двух20. Поэтому неоднократно издавались распоряжения о проверке личного состава военкоматов на предмет перевода годных к строевой службе в действующую армию. Срочные циркуляры уездных военкомов требовали «при приеме на службу лиц мужского пола сверять документы и выяснять их отношение к отбыванию воинской повинности, дабы не могли быть приня-
УЧЕНЫЕ ЗАПИСКИ
ты лица призывного возраста и сверстники коих уже призваны на действительную службу»21. Это было прямой обязанностью самих военкомов, однако явно не совпадало с их корпоративными интересами. Характерно, что тональность их циркуляров имеет странный, рекомендательный характер вместо прямого запрещения. Фактически же происходило прямое укрывательство сотрудников от направления в действующую армию, имевшее вполне прозрачные формы. Идеальным способом было зачисление в тыловую группу учета, что происходило произвольно и даже без видимой мотивировки. Так, не получившие ни ранений, ни заболеваний казначей губвоенкомата Г.И. Махов (бывший прапорщик) и помощник делопроизводителя А.Ф. Казик (бывший капитан) были отнесены к категории «Нестроевой. Тыл», а один из писарей - к категории «Строевой. Фронт»22.
В результате вопреки всем распоряжениям большинство бывших офицеров - сотрудников местных военных комиссариатов - так и не попали на фронт. Например, в 1922-1923 гг. в Болховс-ком уездном военкомате из девяти бывших офицеров в Гражданской войне не участвовали восемь (88,9%), в Елецком - все четверо, в Кромском -все пятеро, в Ливенском - все шестеро, в Малоархангельском - из трех двое (66,7%), во Мценском - все семеро, в Орловском - все пятеро23. Согласно нашим подсчетам, из 145 бывших офицеров - служащих губернского и большинства уездных военкоматов в 1919-1923 гг. участниками Гражданской войны числились лишь 11 (7,6%). Показательно, что девять бывших офицеров (6,2%) вообще не участвовали ни в Гражданской, ни в первой мировой войнах (из них 4 состояли на тыловой службе или в пограничной страже). Всего один бывший офицер, штабс-капитан Д.И. Широнин, прежде служил у белых (0,7%)24.
При этом в Орловском губернском военкомате из 44 бывших офицеров был 21 человек (47,7%), имевший от одного до трех ранений, контузий и отравлений газами. Это позволяет говорить о принятии (хотя неформальном и субъективном) во внимание ранений при зачислении на службу в губ-военкомат. Но на уездном уровне такая тенденция прослеживается менее отчетливо: из 101 бывшего офицера ранения имели только 19 (18,8%).
Для выявления удельного веса бывших офицеров в военкоматах целесообразно проследить динамику их численности в разные годы. Статистические результаты, полученные на основании систематизации персонально-биографических данных, которые выявлены во всех использован-
ных источниках, отражены в таблице (см. Приложение). Общий итог по таблице преднамеренно не подводится, так как в ней отражено общее количество сотрудников военкоматов на определенную дату без учета кадровых изменений, поэтому ее нельзя завершить простой суммой всех данных.
В 1919-1920 гг. штаты местных органов военного управления были наиболее сжатыми. Доля бывших офицеров в военкоматах колебалась от 5,4% в Кромском до 28,0% в Малоархангельском. Только в Ливенском, и то лишь в конце 1920 г., не было ни одного офицера, что объясняется полуторамесячным пребыванием в уезде Добровольческой армии. В 1921-1922 гг. произошел значительный рост числа служащих военкоматов, что сопровождалось увеличением среди них процента бывших офицеров, и почти сразу началось сокращение, как и во всей РККА. В Орловском губ-военкомате в 1921 г. работало 39,5% бывших офицеров и в 1922 г. - 18,0%, в уездных - в Болховском - 52,9% и 21,1%, в Елецком - 36,4% и 20,0%, в Ливенском - 13,3% и 33,4%, в Малоархангельском - 16,3% и 20,0%, во Мценском -18,4% и 30,8%, в Орловском - 13,9% и 21,7% соответственно. По некоторым уездным военкоматам имеются данные только за 1922 г.: в Дмитровском - 7,7%, в Кромском - 40,0%. Снижение удельного веса бывших офицеров по губернскому, Болховскому и Елецкому военкоматам можно объяснить только общим сокращением штатов в 1922-1923 гг., но и после этого в губвоенкомате он был выше, чем в годы Гражданской войны, на 11,4%. То же наблюдалось в Кромском военкомате -рост на 34,6% относительно 1919 г. и во Мценском - на 6,0% относительно 1920 г. По остальным рассмотренным военкоматам процент бывших офицеров вырос в 1922 г. по сравнению даже с 1921 г., несмотря на все сокращения: по Ли-венскому - на 20,1%, по Малоархангельскому -на 3,7%, по Мценскому - на 12,4% и по Орловскому - на 7,8%. И это происходило на фоне заметного сокращения сотрудников-неофицеров - на 13,3%, на 9,8%, на 4,5% и на 9,4% соответственно.
Следовательно, при численном сокращении штатов военкоматов бывшие офицеры не только расширили, но и упрочили свои служебные позиции, ибо это свидетельствует об отсутствии стремления властей к чистке органов местного военного управления от данной категории сотрудников.
Из 27 выявленных военкомов 11 (40,7%) являлись бывшими офицерами, 15 (55,6%) - нижними чинами и один (3,7%) - чиновником военного времени. Даже среди нижних чинов пятеро (18,5%) в старой армии имели близкие перспек-
ИСТОРИЯ
тивы производства в офицеры (один фельдфебель, один вольноопределяющийся и три старших унтер-офицера, которые преимущественно и направлялись в школы прапорщиков, - если, конечно, не производились напрямую за боевые заслуги). К ним следует прибавить одного писаря и трех старших писарей (14,8%), относившихся к нестроевым и в прошлом близких к офицерам. Среди данной категории также немало лиц, служивших в тыловых учреждениях, зачастую в управлениях уездных воинских начальников. В Ливенском военкомате в конце 1921 г. они составляли 21,7%25. Это вполне могло способствовать служебному и мировоззренческому сближению с бывшими офицерами. Типичным примером служит губернский военный комиссар А.И. Мазуров, который на протяжении всей первой мировой войны прослужил старшим писарем управления Курского уездного воинского начальника26.
Именно они могли наиболее сочувственно и целенаправленно подбирать себе кадры из бывших офицеров. Необходимо помнить и о чиновниках военного времени, которые нередко занимали ключевые должности начальников канцелярий и доля которых колебалась в разные годы по разным военкоматам от 2,0% в Орловском губернском до 16,9% во Мценском. Все это могло расширять сферу офицерского и близкого к нему влияния на кадры как минимум до 76,0%, но только при наличии корпоративного взаимопонимания. С одной стороны, прямых сведений об этом нет (да и не может быть зафиксировано в официальных документах), но с другой - количество бывших офицеров среди сотрудников и их спокойное положение указывают на такую связь. Следует подчеркнуть, что отмеченный выше рост их удельного веса происходил именно там, где военкомами становились бывшие офицеры (Кромской, Ливен-ский, Малоархангельский военкоматы) или близкие к ним лица (губвоенкомат и Орловский уездный).
Безусловно, служба в военкоматах для массы бывших офицеров была труднодоступной - как в силу ограниченного числа вакансий, так и из-за прочного удерживания их уже имеющимися сотрудниками. Всего в Орловской губернии на 1 января 1923 г. было учтено 2072 лица командного и административного состава запаса, в том числе 877 бывших офицеров27. Учитывая, что в военкоматах служили 145 бывших офицеров, доля занимаемых ими должностей относительно общего числа учтенных составляла не более 14,2%. Многие сотрудники штаба упраздненного Орловского военного округа, обладавшие хорошим опытом военно-организационной работы, тем не менее
увольнялись, а не переводились на службу в военкоматы - за неимением вакансий. Из шести бывших офицеров, уволенных в запас III группы, не было ни одного из военкоматов, зато четверо прежде занимали должности в штабе округа: помощник начальника отдела инженерных и технических войск Д.Н. Краевич (подполковник), начальник отдела укомплектования мобилизационного управления А.С. Озеров (поручик), начальник учетно-разведывательного отдела А.А. Толстиков (прапорщик) и порученец военно-хозяйственного управления И.И. Шавров (полковник)28.
Не раз военкоматы укомплектовывались несколькими офицерами-сослуживцами по старой армии или родственниками. Так, в Болховском уездном военкомате должность начальника канцелярии занимал Е.И. Федоров - бывший подпоручик, командир 3-го батальона 292-го пехотного Малоархангельского полка, а младшим инструктором Всеобуча был бывший подпоручик и младший офицер того же полка Д.А. Масленников. В Кромском уездном военкомате начальником Всеобуча был бывший подпоручик М.Д. Орлов, а «для поручений» при нем состоял бывший подпоручик П.А. Алексеев; оба были однокашниками по 3-й Киевской школе прапорщиков. Во Мценском уездном военкомате работал помощник военкома по Всеобучу С.Е. Сякин (бывший прапорщик), у которого в марте 1923 г. на должности порученца появился сослуживец по 233-му запасному пехотному полку С.Р. Горбатов (бывший подпоручик). Во Мценском уездном военкомате служили братья П.Ф. и С.Ф. Тютюновы (бывшие подпоручик и поручик)29. Очевидна тенденция служебно-корпоративного и земляческо-семейного группирования бывших офицеров - разумеется, при наличии возможности.
Сословный состав сотрудников военкоматов Орловской губернии из бывших офицеров соответствовал общей тенденции демократизации офицерского корпуса в начале ХХ в. и особенно в ходе первой мировой войны. Из 145 человек лишь шестеро (4,1%) было потомственными дворянами и еще шестеро (4,1%) - детьми офицеров и чиновников. (Не стоит забывать о том, что все офицеры до конца 1917 г. получали личное дворянство.) Зачастую сведений о сословной принадлежности в именных списках военкоматов вообще нет. Это можно было бы расценить как сокрытие своего происхождения, если бы не официальный характер данного источника: требований уточнения социального состава сотрудников не возникало, да и сама соответствующая графа нередко отсутствовала. Наряду с этим следует отметить и
УЧЕНЫЕ ЗАПИСКИ
серьезные погрешности как при разработке форм отчетной документации в центре, так и небрежность при ее ведении на уездном уровне, когда в документах до 1921 г. отсутствует столь важная графа, как «Партийность»30.
Партийность бывшего офицерства имела весьма скромные масштабы. В Орловском губернском военкомате из 44 служивших в разные годы бывших офицеров членами РКП(б) были пятеро (11,4%), а в уездных - из 101 лишь пятеро (5,0%). Но это обобщенные сведения по всем персоналиям, а данные по отдельным периодам еще скромнее: в 1921 г. в ячейке РКП(б) губвоенкомата числилось четыре бывших офицера из 38 членов, но в действительности его сотрудниками были только двое (5,3%), а двое - прикреплены из войск ЧОН31. Среди 11 уездных военных комиссаров - бывших офицеров - коммунистами были только четверо, или 36,4%. (Уровень партийности среди прочих военкомов значительно выше - 10 коммунистов из 12, или 83,3%.) И даже эти цифры представляются оптимистическими, так как не всегда означали подлинную политическую грамотность. Единичным, но вопиющим примером служит анкета кандидата РКП(б) (!) бывшего подпоручика, окружного инспектора Всеобуча Ф.Е. Тарасова, который в 1921 г. на вопрос о национальности дал наивный и совсем уж непартийный ответ - «православный»32 .
Традиционно находясь вне политики, офицеры явно не стремились вступать в партию, тем более что это не было обязательным условием для продолжения службы. В то же время это могло быть и определенной позицией - намеренным дистанцированием от большевистского режима. Ведь даже некоторые известные советские военачальники из бывших офицеров вступили в партию лишь в конце 1930-х гг., а то и позднее (А.М. Василевский и Ф.И. Толбухин в 1938 г., Н.А. Гаген и Н.Е. Чибисов в 1939 г., Д.М. Карбышев и Г.К. Маландин в 1940 г., И.Х. Баграмян и Н.П. Пухов в 1941 г., С.И. Богданов и Л.А. Говоров в 1942 г., В.Д. Цветаев и Е.А. Шиловский в 1943 г., В.И. Вострухов и М.Н. Чистяков в 1944 г.), а А.В. Немитц и П.О. Сухой так и остались беспартийными. В отдельных военкоматах заметную часть составляли кадровые офицеры, которым новая власть и политика были чужды в еще большей степени. Например, в январе 1921 г. в губвоенкомате работали семь бывших офицеров, в том числе трое кадровых (42,9%) -полковник, капитан и ротмистр33.
Как видим, о социально-психологическом облике бывших офицеров орловских военкоматов приходится судить по объективным, но косвенным
данным из-за полного отсутствия мемуарных источников. Поэтому чрезвычайно важным представляется вопрос об их семейном положении, отражающий восприятие своего социального статуса с точки зрения стабильности. Из 145 человек 48 были холостыми, а 91 женатыми (в том числе 33 бездетных, 36 с одним ребенком и 22 с двумя и более детьми), два вдовца, и о четырех сведений нет. Существенное преобладание семейных (64,1%) над холостяками (33,1%) позволяет сделать вывод о восприятии своего положения большинством как достаточно устойчивого. Учитывая провинциальный семейно-бытовой традиционализм, далекий от идей социализации семей и «Половых заповедей революционного пролетариата», вступление в брак рассматривалось довольно взвешенно.
Если сопоставить эти цифры с аналогичными показателями по офицерам Белых армий, то картина станет особенно контрастной. Так, среди 249 белых офицеров - заключенных Орловского концентрационного лагеря - преобладали холостяки (137 человек, или 55,0%), а семейными были лишь 99 (39,8%), и 13 сведений о семьях не дали. Следует учесть, что речь идет о пленных из числа перебежчиков или массово сдавшихся, то есть о тех офицерах, которые добровольно покинули Белое движение и остались в России. Не последним мотивом была надежда вернуться к родным, и поэтому среди пленных процент семейных был наибольшим, особенно при значительной доле среди них традиционно многосемейных казаков (87 человек, или 30,9%)34. Но и при этом доля семейных бывших офицеров орловских военкоматов почти вдвое превосходит соответствующий процент у белых.
Подводя итоги, отметим, что бывшие офицеры, работавшие в военных комиссариатах Орловской губернии, представляли собой специфическую социально-профессиональную группу. Добровольно идя на службу к большевикам с самого начала, они отличались политической индифферентностью. Теряя офицерские погоны, сохраняли военную службу и относительную стабильность. Обеспечивая мобилизационные мероприятия (и тем самым победы) Красной Армии, фактически уклонялись от активного участия в Гражданской войне. Отправляя на фронт других, сами устойчиво удерживали тыловые должности. В целом они продемонстрировали своеобразный и результативный сценарий социального выживания, лишенный как чистого конформизма, так и органичного врастания в новый режим.
Все это серьезно корректирует привычный образ едва ли не подневольных «военспецов» и требует серьезного обобщающего исследования.
ИСТОРИЯ
Приложение
Численность бывших офицеров, состоявших на службе в военных комиссариатах Орловской губернии в 1919-1923 гг.
Военный комиссариат и дата учета Офицеры: Бывшие военные чиновники Прочие Всего Чин военкома в старой армии
кадровые военного времени
1 2 3 4 5 6 7
Орловский губернский (16.01.1921 г.) 3 4 5 49 61 Вольноопределяющийся; старший писарь*
Орловский губернский (01.01.1922 г.) 5 25 6 40 76 Чиновник воен. времени
Орловский губернский (10.1923 г.) 2 7 1 40 50 Рядовой
Болховский уездный (01.01.1923 г.) - 9 - 8 17 Старший писарь
Болховский уездный (01.05.1924 г.) - 4 1 14 19 Старший унтер-офицер
Дмитровский уездный (01.01.1923 г.) - 1 - 12 13 Старший писарь
Елецкий уездный (1922 г.) 1 7 1 13 22 Писарь
Елецкий уездный (01.01.1923 г.) 1 2 1 9 15 Фельдфебель
Кромской уездный (07.05.1920 г.) 1 4 2 84 92 Старший унтер-офицер
Кромской уездный (01.01.1923 г.) - 6 - 9 15 Подпоручик
Ливенский уездный (01.01.1920 г.) - - 1 5 6 Бомбардир
Ливенский уездный (01.01.1922 г.) 1 3 3 23 30 Бомбардир
Ливенский уездный (01.01.1923 г.) 2 4 - 12 18 Подпоручик
Малоархангельский уездный (24.06.1919 г.) 2 6 12 Сведений нет Прапорщик
Малоархангельский уездный (15.01.1920 г.) 2 5 3 15 25 Подпоручик
Малоархангельский уездный (01.01.1922 г.) - 7 6 30 43 Прапорщик
Малоархангельский уездный (01.01.1923 г.) - 3 3 9 15 Прапорщик
Сменились за учетный период.
УЧЕНЫЕ ЗАПИСКИ
1 2 3 4 5 6 7
Мценский уездный (13.04.1920 г.) - 11 15 63 89 Рядовой
Мценский уездный (01.01.1922 г.) - 7 6 25 38 Прапорщик
Мценский уездный (01.01.1923 г.) - 4 1 8 13 Рядовой
Чахинский волостной Мценского уезда (1919 г.) - 2 - 5 7 Прапорщик
Орловский уездный (01.01.1921 г.) - 3 - - 15 Поручик
Орловский уездный (01.01.1922 г.) - 5 1 30 36 Прапорщик
Орловский уездный (01.01.1923 г.) - 5 1 17 23 Старший унтер-офицер
Шеншинский волостной Орловского уезда (1919 г.) - 2 - 2 4 Подпоручик
Ломинолозовский волостной Новосильского уезда (1919 г.) - 2 - 3 5 Нижний чин
Примечания:
1 Кавтарадзе А.Г. Военные специалисты на службе Республики Советов: 1917-1920 гг. - М.: Наука, 1988.
2 Волков С.В. Трагедия русского офицерства. - М.: Центрполиграф, 2001.
3 Минаков С.Т. Советская военная элита 20-х годов (состав, эволюция, социокультурные особенности и политическая роль). - Орел, 2000; Минаков С.Т. Военная элита 20-30-х годов ХХ века. - М.: Русское слово, 2004.
4 Тинченко Я.Ю. Голгофа русского офицерства в СССР. 1930-1931 годы: Монография. - М.: Московский общественный научный фонд, 2000. Однако, несмотря на иные хронологические рамки, обширные документальные приложения охватывают и более ранний период.
5 Черушев Н.С. «Невиновных не бывает...»: Чекисты против военных. 1918-1953. - М.: Вече, 2004. В прочих работах, посвященных репрессиям в РККА, данный автор вообще не рассматривает бывших офицеров.
6 Государственный архив Орловской области (ГАОО). Ф. Р-392. Оп. 1. Д. 70. Л. 19.
7 ГАОО. Ф. Р-392. Оп. Л/с. Д. 13. Лл. 1, 110.
8 Там же. Ф. Р-392. Оп. 1. Д. 70. Л. 21; Оп. Л/с. Д. 58. Лл. 2-5 об. Д. 23. Лл. 9-10.
9 Там же. Ф. Р-392. Оп. Л/с. Д. 4. Л. 3.
10 Там же. Оп. 1. Д. 50. Л. 4.
11 Там же. Д. 198. Л. 1.
12 Там же. Ф. Р-3693. Оп. 1. Д. 19. Лл. 50-51 об.
13 Там же. Ф. Р-392. Оп. Л/с. Д. 35. Лл. 11-11 об.
14 Там же. Ф. Р-1263. Оп. 1. Д. 94. Лл. 83-91; Ф. Р-1428. Оп. 1. Д. 6. Лл. 1-23.
15 Зощенко М.М. Перед восходом солнца. - М.: Вагриус, 2004. - С. 51.
16 Там же. Лл. 43, 50-51 об.
17 Волков С.В. Указ. соч. С. 309.
18 ГАОО. Ф. Р-392. Оп. Л/с. Д. 57. Лл. 69-72 об. Также см.: Окунев Н.П. Дневник москвича. 1917-1924: В 2 кн. -М.: Воениздат, 1997. Т. 1. - С. 273.
19 ГАОО. Ф. Р-1674. Оп. 1. Д.11. Л. 3; Ф. Р-1428. Оп. 1. Д. 7. Лл. 1-7.
20 См.: Директивы командования фронтов Красной Армии (1917-1922 гг.): Сб. документов в 4 т. - М.: Воениздат, 1978. Т. 4. - С. 345-346.
21 ГАОО. Ф. Р-392. Оп. Л/с. Д. 35. Л. 36.
22 Там же. Ф. Р-1263. Оп. 1. Д. 72. Лл. 4 об-5, 11 об-14.
23 Там же. Д. 94. Лл. 38-43, 75-81, 83-91; Ф. Р-1266. Оп. 1. Д. 21. Лл. 1-7; Ф. Р-1392. Оп. 1. Д. 17. Лл. 1-8;
Ф. Р-1428. Оп. 1. Д. 6. Лл. 1-23.
24 Там же. Ф. Р-1266. Оп. 1. Д. 14. Л. 11.
25 Там же. Ф. Р-1209. Оп. 1. Д. 7. Лл. 1-17.
26 Там же. Ф. Р-1263. Оп. 1. Д. 78. Лл. 2-2 об.
27 Российский государственный военный архив (РГВА). Ф. 7. Оп. 7. Д. 250. Лл. 99-108.
28 Там же. Лл. 82-88.
29 ГАОО. Ф. Р-1263. Оп. 1. Д. 94. Лл. 39-43, 75-77, 105-107, 118; Ф. Р-1392. Оп. 1. Д. 14. Лл. 1-4.
30 Там же. Ф. Р-1209. Оп. 2. Д. 5; Ф. Р-1263. Оп. 1. Д. 72; Ф. Р-1266. Оп. 1. Д. 14; Ф. Р-1392. Оп. 1. Д. 14;
Ф. Р-1428. Оп. 1. Д. 6.
31 Там же. Ф. П-202. Оп. 1. Д. 3. Лл. 18, 22, 23.
32 Там же. Ф. П-194. Оп. 1. Д. 38. Л. 351.
33 Там же. Ф. Р-1263. Оп. 1. Д. 72. Лл.1-1-5, 13-16.
34 Там же. Ф. Р-1716. Оп. 1. Д. 120. Лл. 1-280 об.
R.M. ABINYAKIN
THE FORMER OFFICERS IN RECRUITMENT OFFICES OF THE PROVINCE OF ORYOL IN 1919-1923.
The article deals with the work of the former officers in the recruitment offices in the Province of Oryol in 1919-1923as a social, professional, and adaptive niche. Introduced and analyzed are their specific authority, service dynamics, economic level, estate set-up, party membership and marital status, as well as moral and psychological state and ideological views.
Key words: former officers, Red Army, recruitment offices, Province of Oryol.
