CC BY
86
Власть в России всегда была персонифицированной и ассоциировалась с определенным ее носителем: царем, императором, генеральным секретарем, президентом. В сознании современных россиян образ власти уже не подразумевает некого героя-спасителя, скорее это уже образ хозяина, способного обеспечить выживание и безопасность конкретного региона либо государства в целом, в котором сейчас нарастают имущественные, властные и статусные различия. Общество ожидает «кризисного» руководителя для преодоления экономических, социальных, политических проблем и этнических конфликтов.
Учитывая вышесказанное, озвучим наши представления о политической власти:
- особая форма социальных отношений политических субъектов, характеризующаяся способностью влиять на характер и направление деятельности и поведения людей, социальных групп и классов посредством идеологических, экономических и организационно-правовых механизмов, а также насилия, традиций или авторитета;
- средство и самоцель осуществления политики в виде авторитетно-властного полномочия, вытекающего из добровольного признания другими чьего-либо права вводить нормативные установления, отдавать распоряжения и рассчитывать на повиновение.
В заключение отметим, что предпринимаемые попытки проанализировать понятие власти, обнаружить в нем различные смысловые оттенки так и не привели к доминированию одного конкрет-
ного определения данного феномена, а зачастую лишь вызывали дискуссии. Согласимся с утверждением профессора Т. Болла о том, что «самое большее, что можно с уверенностью констатировать: "власть" - понятие, которое постоянно будет вызывать споры» [11].
Литература
1. Гоббс Т. Соч.: в 2 т. / под общ. ред. В. В. Соколова. М.: Мысль, 1989-1991.
2. Кучеренко П. А. Политическая власть и социальное действие в исследованиях Макса Ве-бера // История государства и права. 2013. № 14.
3. Короткова Н. В. Концепция политической власти Г. Д. Лассуэлла: автореф. дис. ... канд. полит. наук. М., 1999.
4. Арендт Х. Ситуация человека // Вопросы философии. 1998. № 11.
5. Morriss P. Power: A Philosophical Analysis. Manchester, 1987.
6. Байтин М. И. Государство и политическая власть. Саратов, 1972.
7. Крамер Дж., Олстед Д. Маски авторитарности. М., 2002.
8. Панарин А. С. Философия политики. М., 1996.
9. Баев В. Г., Пугина О. А. Власть как юридическая категория: интерпретация власти в правовой науке // Российская юстиция. 2012. № 2.
10. Машкин В. Апокалипсис демократии. М., 2012.
11. Болл Т. Blackwell Companion to Political Theory // Полис. 1993. № 5.
Т. В. Самарина
БИОПОЛИТИЧЕСКИЕ ФОРМЫ ПОВЕДЕНИЯ ЧЕЛОВЕКА (ФИЛОСОФСКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ)
В статье анализируются биополитические формы поведения человека, касающиеся различных аспектов политической реальности и построения политических прогнозов.
Ключевые слова: биополитика, биополитические формы поведения человека, агрессия, иерархия, доминирование.
Сфера политики включает в себя как совокупность процессов управления, так и внутренней регуляции функционирования социальной системы, которые в человеческом обществе зависят от власти, господства, авторитета. Важный аспект политики - конфликты между индивидами и группами, борющимися за власть. Биопо-
литика связана с поиском аналогов всех названных аспектов политики (процессы управления, властные отношения, борьба за власть и конфликты) в различных биосоциальных системах, которые теоретически могут быть построены по принципам эгалитаризма, т. е. полного равенства всех особей в плане распределения ресурсов
и управления биосоциальной системой. Фактически в подавляющем большинстве биосоциальных систем присутствует та или иная степень неравенства особей.
В качестве регулятора отношений власти-подчинения в этологии и социобиологии выступает система агонистического поведения.
Агонистическое социальное поведение включает разнообразные формы поведения, которые связаны с конфликтами между живыми организмами: агрессию, изоляцию (избегание), подчинение (примирительное поведение, направленное на прекращение конфликта).
Присутствуя и в человеческом обществе, аго-нистические отношения являются стержневой политической проблемой в любом государстве и в каждую эпоху истории. Конфликт, по мнению Здравомыслова, есть «неизбежный результат всей системы управления, любой иерархически организованной системы... Суть любого политического режима заключается именно в том, что он определяет формы политического конфликта в борьбе за властные полномочия» [1, с. 367]. Исследование агонистических форм поведения в человеческом обществе, в том числе и в сопоставлении с другими биологическими видами, считает А. В. Олескин, имеет большое значение в плане изучения этнических и других форм конфликтов и разработки социальных технологий, нацеленных на их преодоление или, по крайней мере, смягчение и направление в социально конструктивное русло [2, с. 158].
Проблема агрессивности как врожденного паттерна человека и ее социально-политических проявлений в связи с высокой социальной значимостью и общественной опасностью агрессивного поведения породила огромное количество научных работ, объясняющих этот феномен.
Все разнообразие взглядов и подходов к пониманию агрессии и агрессивности можно условно разделить на две группы. Первая включает концепции, связанные с ультимативными причинами, в которых агрессивность рассматривается как врожденное, инстинктивное свойство субъекта (какие преимущества в ходе естественного отбора получают существа, наделенные способностью к агрессии?). Во вторую входят теории, рассматривающие проксимативные причины агрессивности как характеристики способа поведения (какие конкретные физиологические и психологические факторы породили агрессию у данного существа в данный момент?).
К. Лоренц, исследуя поведение различных видов животных, пришел к выводу о наличии у них инстинктивного биологически целесообраз-
ного механизма внутривидовой (территориальной) агрессии [3, с. 36-62]. Обосновывая идею о целесообразности агрессивного инстинкта, которая явно противоречила общеизвестным данным о ее катастрофических последствиях, исследователь выдвинул следующую гипотезу. Все живые существа, особенно хищники, наделены, кроме врожденного инстинкта борьбы, способностью подавлять свои агрессивные стремления. Эта способность пропорциональна возможности наносить серьезные повреждения своим жертвам. В связи с этим чем выше возможность смертельного исхода, тем сильнее сдерживание внутривидовой агрессии, что препятствует нападению на представителей собственного вида, а в случае борьбы с ними блокирует фатальный исход при подаче побежденной особью определенных сигналов капитуляции (поза покорности, бегство и т. п.).
Поскольку человек эволюционировал от животных, то он, по мнению Лоренца, подчиняется тем же закономерностям, что и они, и, следовательно, его внутривидовая агрессия представляет собой такое же самопроизвольное инстинктивное стремление, как и у его предков.
Однако человек оказался в исключительном положении. У него как биологически слабого существа были сформированы слабые запреты на агрессию, и поэтому слабо выражено внутреннее торможение в отношении актов насилия. Изобретение оружия нарушило баланс между силой запретов и возможностями убийства, что и приводит к тяжелым последствиям. Прогресс в области вооружения обогнал соответствующие поведенческие, генетически фиксированные изменения. Имея сильное оружие и слабые «внутренние барьеры» в плане его применения, человек оказывается крайне жестоким существом по отношению к себе подобным.
По К. Лоренцу, территориальная агрессия имеет ряд положительных последствий для эволюционной адаптации биологических видов. Так, она способствует равномерному распределению особей (семей, групп) по доступной территории и более полному использованию имеющихся ресурсов [3, с. 46].
Территориальное поведение имеет аналоги в человеческом обществе. Например, анализируя личную территорию человека, А. Пиз подразделяет ее на следующие зоны: общественную; социальную; личную; интимную [4, с. 33-36].
В. Дольник, рассматривая проблему агрессивности в современных обществах, также считает ее имманентным, инстинктивно заданным индивидуальным свойством. Законы агрессивного
поведения, по его мнению, «влияют не только на поведение каждого человека, включая политиков и военных, но и на поведение общества и государства. Когда государство попадает во власть инстинктов, созданных естественным отбором для стада наподобие павианьего, и к тому же обзаводится атомным оружием, это очень опасно» [5, с. 74].
Представитель социобиологического подхода Бэрэш трактовал агрессивные взаимоотношения с конкурентами как один из путей повышения успешности репродукции в условиях окружающей среды с ограниченными ресурсами, а также средство, с помощью которого индивидуумы пытаются получить свою долю ресурсов, что обеспечивает успех (преимущественно на генетическом уровне) в естественном отборе [6, с. 11].
Одной из теорий в рамках бихевиористского подхода, рассматривающих проксимативные причины агрессивности, является концепция социального научения, предложенная А. Бандурой [6, с. 17-18]. Понимая агрессию как результат социального научения и ее вознаграждающих последствий, он предполагает, что ее проявление возможно только в определенных социальных условиях. А. Бандура анализирует три компонента агрессивного поведения: способы усвоения агрессивных действий (предполагается, что люди осваивают социальное поведение, включающее агрессивные действия, требующие всестороннего научения); факторы, провоцирующие их появление (поощряемый опыт применения агрессии); условия, при которых они закрепляются (при наблюдении за агрессивным поведением, как непосредственным, так и изображаемым в кинофильмах, телепередачах, литературных произведениях). При этом особую роль играет демонстрация общественного одобрения агрессии, ее социальной безнаказанности и эффективности для достижения поставленных целей.
Вклад биологических систем состоит в наличии нейропсихологических и гормональных механизмов реализации агрессии, осуществление которой контролируется сознанием.
Таким образом, в современной отологической теории принято считать, что человеческое поведение контролируется социокультурной средой, лишь опосредованно связанной с базовыми склонностями индивидов, где, возможно, действует естественный отбор. Обуздание биосоциальных тенденций поведения все же происходит благодаря, во-первых, возможностям человеческого разума, во-вторых, наличию ритуалов в человеческом обществе, которые аккумулируют агрес-
сию и направляют ее в мирное русло, препятствуя смертоносным конфликтам (военные парады, спортивные состязания и другие «превращенные» формы конфликтов).
Понятие «агрессия» имеет огромное биополитическое значение для интерпретации войн, мятежей, беспорядков, этнических конфликтов и других явлений в человеческом обществе. С точки зрения ослабления агрессии важной тенденцией в эволюции социального поведения К. Лоренц считает ее ритуализацию - замену прямых нападений угрозами, а также ограничение агрессивного взаимодействия, если оно все же состоялось, наименее вредоносными формами [3, с. 79-115].
Учитывая, что в этологии термин «агрессия» означает злость, злобу, ненависть, ярость. В результате возникает непонимание разницы между узким понятием и бытовым значением этого слова. Возможна агрессия без агрессивных эмоций, например, вызванная конкуренцией за те или иные ресурсы либо наблюдаемая в ходе войн, мятежей и других политических конфликтов, когда их участники (особенно наемники) не испытывают враждебности к противнику, а лишь исполняют свой долг. Эта ситуация в рамках биополитики может помочь разрешить политические проблемы и конфликты, среди которых наиболее остро стоят межэтнические.
В борьбе особей за «ограниченный» ресурс вырабатывается иерархическая система, которая оказывается достаточно стабильной, поскольку порядок соподчинения особей устойчиво поддерживается. Это объясняется, прежде всего, феноменом доминирования и подчинения.
В этой связи для биополитиков большой интерес представляют данные приматологии, т. к. у приматов существует достаточно четко структурированная организация социальных отношений.
Биополитики, опирающиеся на данные приматологии, исходят из следующего утверждения: природа человека включает связанные с наследственностью предпосылки, обеспечивающие становление и поддержание иерархии доминирования в общественных группах. Другими словами, стратификация политического авторитета, власти и влияния по своему происхождению и природе присуща общественной жизни.
Методы приматологии, используемые для исследования иерархии доминирования и социальных ролей отдельных особей, могут применяться для реконструкции общественной структуры пре-гоминид в том случае, если удастся показать адаптивный характер таких структур, их значение для эволюции и становления культуры.
Среди этих методов широкое распространение получила концепция «структуры внимания» американского приматолога М. Чанса [7, с. 135]. Он обнаружил, что иерархические отношения у приматов носят «центристский» характер: в центре группы - доминирующий, так называемый «альфа-самец», или небольшая группа доминан-тов, на которых ориентируются остальные ее члены. Особым образом организовано и социальное пространство группы: пространственное положение особи относительно «центра» зависит от того, какое место она занимает в иерархии доминирования.
В концепции «структуры внимания» выделяются два типа отношений: 1) агонистический (отношения строятся на прямой конкуренции особей, где решающую роль играет сила или угроза ее применения); 2) гедонистический (позволяет добиваться более высокого ранга в иерархии доминирования посредством удачных «демонстраций» - привлечения внимания других членов группы).
Гедонизм базируется на ожидании вознаграждения со стороны доминанта, обеспечивает большую гибкость социальных отношений, вариации и инновации в поведении, стимулирует развитие сознания, в то время как в основе аго-низма лежит угроза наказания, что способствует закреплению стереотипных форм поведения [7, с. 137].
Ю. М. Плюснин анализирует социальное поведение, используя принцип асимметричности взаимодействий [8, с. 174-183]. Несимметричность отношений в сообществе выражается в месте, положении, которое занимает индивид в данном сообществе, что ведет к описанию социальной структуры общества как системы, иерархически организованной на основе отношений «доминирование - подчинение». «Принципом организации, без которого, очевидно, не может развиться упорядоченная совместная жизнь высших животных, является так называемая иерархия» [3, с. 62]. Асимметрия в доступе к ценным ресурсам и в социальных взаимодействиях, определяемая статусом в иерархии доминирования, достаточно хорошо изучена. Но роль лидера сложнее: лидеры должны защищать других членов группы от хищников и ограничивать конфликты между особями, имеющими более низкий статус.
У многих видов животных доминирование вызывает изменения на физиологическом уровне. Так, лидер обезьян-верветок имеет в целом более высокий уровень серотонина в крови, чем его сородичи. В случае естественно происходя-
щего изменения статуса уровень серотонина понижается у прежде доминирующего индивидуума и увеличивается у его преемника. Этот физиологический механизм контролирует проявление поведения покорности, считают McGuire и Raleign [9, с. 43]. Они также доказали, что уровень серотонина у лидера падает, если его изолировать от группы или препятствовать ему видеть проявления подчинения, используя одностороннее зеркало. Опираясь на данные экспериментов, ученые приходят к выводу, что подобные гормональные процессы происходят и в организме человека.
Доминирование в человеческом обществе в большинстве случаев предполагает лидерство -управление поведением индивидов и групп и в целом политическими процессами в социуме.
Несмотря на социокультурную детерминацию, некоторые важные грани политического лидерства допускают биополитическую интерпретацию на базе его сопоставления со сходными явлениями в биосоциальных системах. Особенно это касается харизматического лидерства. Харизматический лидер, если его власть не опирается на аппарат насилия, должен постоянно демонстрировать свои экстраординарные способности. Этот факт допускает биополитическую интерпретацию - сходным образом статус доминанта в биосоциальной системе животных зависит от постоянной передачи ритуализированных сигналов доминирования подчиненным особям, что объединяет группу в единое целое. М. Чанс и К. Джолли предлагают следующую интерпретацию «харизматического лидерства»: лидер достигает наиболее высокого ранга в социальной иерархии благодаря своей способности привлекать внимание индивидов, впоследствии делающихся его фанатичными приверженцами [7, с. 147-148]. Во время социальных кризисов большинство дезориентированных и напуганных людей следуют за лидером, обещающим им изменение социального статуса к лучшему. Ф. Уиллхойт отмечает, что поскольку такие индивиды пользуются вниманием в мере, далеко не соответствующей их реальной способности преодолеть кризис, то «в попытках объяснения харизматического поведения мы должны обратить внимание на наличие какого-то этологического механизма связи через внимание. Свидетельством в пользу существования такого механизма является тот факт, что нередко политические лидеры получают рационально необъяснимую преданность людей, не зависящую от проводимого ими курса» [7, с. 147].
Р. Мастерс, опираясь на этологические представления К. Лоренца, заключает, что социальные отношения являются природным свойством человека. В качестве оснований политического поведения исследователь определяет некоторую картину общественной иерархии - наличие доминирования и подчинения, соревнования за место и т. д., что «представляет очевидные параллели политике» [10, с. 130]. Отсюда выводится определение политики как сферы отношений доминирования, в которой стремятся к созданию, поддержанию и изменению социальных правил. Специфичность человеческих политических отношений утверждается пониманием политики как поведения, демонстрирующего одновременно свойства доминирования и подчинения (общие у человека с другими млекопитающими), а также как всякого свойства организации социальной жизни посредством законов или обычаев. Политическим можно считать поведение, в котором присутствует соревнование за успешную защиту позиций в социальной иерархии, обеспечивающее прямое или косвенное влияние на законодательные или бытийные нормы группы. При такой трактовке политики этологический подход в политологии включает не только исследование «агонистиче-ских» отношений в социальных системах - угроз, нападений, войн и т. д., но и изучение способности индивида в сложных ситуациях обращать внимание группы на себя, невербальных коммуникаций и т. п.
Усилия, направленные на развитие биополитических подходов к исследованию политической власти в действительности, пока не увенчались успехом, и данный подход представляется скорее как ожидание получения релевантных для политологии результатов.
По мнению Р. Мастерса, сейчас, когда исследования в этологии, нейрологии, социальной психологии, образовании и политической науке внесли ясность в роль невербальных проявлений в отношениях подчиненности, кооперации и вражды, существует возможность практического использования моделей невербальной коммуникации в изучении поведения политиков, где обнаруживается решающее значение различных жестов и знаков [9, р. 41]. Тогда как традиционные руководства по ораторскому искусству были основаны на интуитивных системах жестов, сегодня много известно об эволюционном происхождении мимических проявлений, о нейрофизиологических структурах, возбуждающих такие процессы, и о способе, посредством которого
взаимодействуют познание и эмоции, когда люди реагируют на имидж политического лидера. Перспектива этологического подхода заключается в том, что такого рода исследования могут показать различия между избирателями, которые состоят в восприятии личного доминирования политического вождя.
В заключение отметим, что доводы биологии, приводимые в литературе, обычно слишком обобщены, чтобы использовать их в эмпирических исследованиях политической жизни. Однако необходимо учесть, что биополитическая исследовательская программа, стремясь охватить широкий спектр феноменов своей области, часто вторгается в проблемные ситуации, инструментарий для исследования которых еще не подготовлен. В связи с этим задача состоит в оценке, во-первых, сложившейся познавательной ситуации, во-вторых, перспектив дальнейшей интеграции естественнонаучного и гуманитарного знания.
Литература
1. Панов Е. Н. Эволюция социальной организации // Этология человека на пороге XXI века: новые данные и старые проблемы. М., 1999.
2. Олескин А. В. Биополитика. Политический потенциал современной биологии: философские, политологические и практические аспекты. М., 2001.
3. Лоренц К. Агрессия (так называемое «зло»). СПб., 2001.
4. Пиз А. Язык телодвижений. Как читать мысли других людей по их жестам. М., 1996.
5. Дольник В. Р. Этологические экскурсии по запретным садам гуманитариев // Природа. 1993. № 1.
6. Кудрявцев И. А., Ратинова Н. А. Криминальная агрессия (экспертная типология и судеб-но-психологическая оценка). М., 2000.
7. Зуб А. Т. Методологический анализ биополитических концепций: дис. ... д-ра филос. наук. М., 1994.
8. Плюснин Ю. М. Проблема биосоциальной эволюции: теоретико-методологический анализ. Новосибирск, 1990.
9. Masters R. D. The nature of politics. New Haven, 1989.
10. Зуб А. Т. Биополитика: методология социального биологизма в политологии // Логика, методология и философия науки: материалы к VIII Международному конгрессу по логике, методологии и философии науки. М., 1987. Вып. 3.
