CC BY
43
Болотина Дарья Ивановна, кандидат культурологии г. Москва
«БЕЛОЕ ДЕЛО НЕ НАМИ НАЧАЛОСЬ, НЕ НАМИ И КОНЧИТСЯ» (К вопросу о природе и исторических проявлениях Добровольчества)
.. .Но с тех пор годами, верная завету, В непосильной битве горсточка людей В пламенном порыве, веруя в победу Гордо держит знамя Родины своей.
Не сломить той веры, не залить рекою Алой братской крови пламя в их груди Оттого, что светит яркою звездою Белый Крест далёкий им на их пути.
(З.И. Готгард)
...Усталые люди растянутой походной колонной двигаются по едва заметной тропинке через густой ночной лес. Сыро и холодно, а с мутного -почему-то не чёрного — неба глядит луна и, отражаясь от слегка осевшего мартовского снега, даёт тусклый, рассеянный свет. От него больно глазам. Эту напряжённую, разрезаемую лишь редким хрустом ветвей и отрывистыми словами, ночь можно было бы назвать белой. Но белых ночей в марте не бывает...
А колонна идёт всё дальше, порой теряя тропу, и для замыкающих, уставших вглядываться в мглистую беловатую полутьму, лишь смутным пятном впереди дрожит развевающееся русское знамя... Люди проваливаются в снег, перелезают через бурелом, шепотом ругаясь, придерживают хлещущие по лицу колючие ветки елей. Их вид непривычен глазу: гимнастёрки, серые шинели, цветные фуражки и трёхцветные — как знамя впереди - шевроны на рукавах... Чёрные погоны с буквой «М», нашивки с Адамовой головой, донские казачьи петлицы... За спиной — винтовки-трёхлинейки, некоторых при ходьбе бьёт по ногам шашка в ножнах. Эти
люди с сосредоточенными лицами бесконечно устали, сапоги и ботинки с обмотками у всех промокли насквозь, подошвы соскальзывают с обледеневшей тропинки туда, где хлюпает оттаявшее болото. Каждый хочет только одного - упасть в сырой осевший снег и спать, спать, спать. Но они идут. Куда и зачем? И кто эти люди? Из-за формы, в которую они одеты, из-за кажущегося бессмысленным самоотвержения, с которым они упорно продолжают свой путь в глуши, их можно было бы принять за белогвардейцев. Но белогвардейцев в наше время не бывает...
Группа реконструкторов на марше.
Так кто же они? Вынырнувшие из прошлого белые воины, артисты, сумасшедшие? Ни то, ни другое, ни третье, хотя отчасти и первое, и третье - но лишь отчасти. Может быть, не все. Их называют по-разному (казаки, члены клубов исторической реконструкции, военные историки и т.д.), да они и не представляют собою монолитного, однородного сообщества. Здесь есть представители и пытающегося возродиться казачества, и военно-исторические реконструкторы, и просто Православные русские люди, по каким-то причинам примерившие форму. Но всех их объединяет общая ценность и общее стремление - они ревнители памяти Белого Дела. Более того, как бы высокопарно это ни прозвучало, они не просто взялись изучать неискажённую историю Гражданской войны, но уверены, что Белое Дело
не завершено, и требует участия и со-причастия. Эти люди чувствуют себя вставшими под Белые знамёна - какой бы слабой, скромной и даже жалкой не выглядела эта попытка. Поэтому мы будет называть их «необелогвардейцы» - не вполне благозвучный, этот термин всё же удачно отражает сущность явления. Необелогвардейцы верят, что Белое Дело не есть лишь ставшая история, но может и должно быть становящейся жизнью. И для этого стремятся, прежде всего, вернуть русскому народу утраченную историческую память.
Автор статьи в униформе вольноопределяющегося Корниловского полка.
222
Когда на рубеже 80-90х гг. прошлого столетия в России начался исторический перелом, переворот в массовом сознании, когда на людей хлынул мощный поток правды о Гражданской войне, Белых армиях, ужасах коммунистического режима и т.д., а уютный и стабильный (изнутри не казавшийся большинству отвратительным) тоталитарный советский мирок был разрушен, встал вопрос о новых духовных, идеологических, нравственных ориентирах. К несчастью, лишь немногие русские люди стали искать эти новые ориентиры в «хорошо забытом старом» - Православной вере и отечественной истории, в частности, в истории Гражданской войны и Белого Дела.
1
Будущее невозможно без прошлого, но подлинное прошлое в годы господства коммунистической идеологии было не в чести, оно подменялось ложью и мифами. Чтобы разрушить этот порочный круг, необходимо было не только изучать и осмыслять своё родное прошлое в неискажённом виде, но и просто научиться... помнить. Помнить и ценить. Нужно было реставрировать культуру исторической памяти народа. Не вполне обычная задача требовала и неординарных путей решения. Похожие процессы происходили в то время в разных уголках тогдашнего СССР, но в
данной статье мы остановимся лишь на событиях в Санкт-Петербурге и Москве, где они приняли, на взгляд автора, более чёткие и интересные формы.
Так, первый шаг, первая попытка этих людей осмыслить историю Белого движения была сделана не столько на основе изучения исторических источников (которых в конце 1980-х было ещё недостаточно), сколько на основе... поэтического творчества. Парадокс здесь только кажущийся, поскольку поэтическая метафора зачастую лучше, чем подборка исторических фактов, позволяет «схватить» основной смысл того или иного явления. Тем более, если явление принадлежит к сфере Духа.
Кроме того, в советское время поэзия (в первую очередь авторская песня) была чуть ли не единственным островком свободомыслия в тоталитарном океане. Сейчас уже трудно поверить (особенно молодым), что исполнение и слушание песен может стать выражением серьёзной политической и, что более важно, нравственной и духовной позиции. Однако люди более старшего поколения помнят преследования за хранение и прослушивание определённых магнитофонных записей, чтение книг «самиздата» и т.д., и т.п. Пусть далеко не все эти издания и плёнки гово-
рили о подлинных ценностях, о дореволюционной России или о Белом Движении. Для человека из коммунистического общества уже один интерес к гонимой авторской песне и литературе, готовность ради этого чем-то рисковать означал, что человеку этому не всё равно, в каком мире он живёт. Конец 1980-х - начало 1990-х стали временем, когда люди, которым не всё равно, смогли, наконец, заговорить в голос достаточно свободно, выразить свои чаяния и ожидания.
Способов было найдено немало. Например, несколько молодых людей в Санкт-Петербурге (тогда ещё Ленинграде) организовали ансамбль авторской песни «Майдан». Выступали, как правило, на улице - на Невском проспекте, на площадке перед Казанским собором. В последние годы перестройки там организовался своеобразный клуб всех политических партий под открытым небом, со своими ораторами и пропагандистами. На фоне митинговых речей, слышных из разных концов этого «русского Гайд-парка», молодые люди с гитарами, выгодно выделялись. Они исполняли «белогвардейские народные» и песни собственного сочинения о русской военной истории начала XX века и Белом Деле. Послушать собиралась значительное число людей, приезжали даже из отдалённых питерских пригородов. Своеобразной вершиной стала композиция, составленная из стихотворений поэтов Серебряного Века и русской эмиграции первой волны в сочетании с произведениями самих «майдановцев». При этом тематическое, душевное и духовное попадание было поразительным. У современников Русской смуты начала и конца XX столетия открылись общее видение, общие мысли, общая боль.
Поиски духовной и политической опоры, серьёзных монархических лозунгов, могущих затем из слов стать делами, на некоторое время сблизили «майдановцев» с обществом «Память», параллельно заставив обратить взоры к русской эмиграции, а именно, к потомкам её первой волны. Однако реальной поддержки ни с той, ни с другой стороны не было получено. В «Памяти» раздражало обилие пустой болтовни и внутренних дрязг, мешающих пойти дальше лозунгов. Дети же белой эмиграции оказались людьми вполне западного склада, достаточно далёкими от идеалов и ценностей своих отцов и дедов. Если воспользоваться метафорой, для необелогвардейцев из меняющейся СССР-России дети и внуки реальных участников Белого движения оказались не «родными», а как бы «двоюродными» в смысле духовного родства. Самих же участников к 1991 году уже
почти не осталось, а общение с немногими ещё живущими (из которых самому молодому к тому времени давно перевалило за 80) могло разве что родить чувство сопричастности, необходимое, но недостаточное.
Тогда же в разных частях страны один за другим начали появляться так называемые клубы военно-исторической реконструкции, причём на рубеже 1980-х — 1990-х гг. многие из них проявляли интерес именно к белогвардейским соединениям, в частности, к «цветным» полкам Добровольческой армии. Здесь необходимо сделать важное замечание. Воен-но-историческую реконструкцию нередко называют уходом от так называемой реальной жизни1. Однако это далеко не так. Скорее можно говорить, что участники военно-исторического движения как бы проживают несколько жизней: за самих себя и за тех, чья история воспроизводится в процессе самих реконструкций. Говоря о мероприятиях, посвящённых Гражданской войне, нельзя не отметить, что, надевая белогвардейскую форму, «реконструкторы» стремились «прожить жизнь» за то поколение русских людей, чей естественный путь в течение исторического времени был грубо прерван, сломан и направлен в иное, несвойственное нормальному развитию русло. Таким образом, они в известном смысле, возвращались к недо-совершённому, недожитому, недооформленному вовремя (т.е. во время жизни того поколения непосредственно) и каким-то образом пытались дожить и до-совершить то, что не удалось их предкам - нашим предкам! - в начале минувшего столетия. Всё это было невероятно актуально на рубеже 1980-90х гг., когда была так высока духовная, политическая, социальная наэлектризованность атмосферы, когда перемены в обществе происходили столь стремительные и явные, что, казалось, Россия готова вернуться на свой исторический путь, с которого в 1917 году её столкнула Смута. Тем не менее, попытка «проживать не одну жизнь» отнюдь не утратила своей значимости и сейчас, спустя 10, 15, 25 лет. Так как многие «реконструкторы» - историки по профессии, их деятельность приобретает черты «научно-практических исследований». И усилия в данном случае направлены на то, чтобы, попробовать достроить в себе тот «храм души», который не удалось создать предыдущим поколениям. До-
1 Относительно понятия «реальная жизнь» хотелось бы отметить следующее: любая реальность, которая нам представляется непосредственной, в действительности опосредована нашим сознанием тем больше, чем меньше мы над этим задумываемся. Согласно этому, возможно, единственной правомочной реальностью стоит признать человеческое сознание. Отнюдь не претендуя на абсолютность данного заявления, мы, тем не менее, категорически остережёмся употреблять понятие «реальная жизнь», особенно в общепринятом, популяризованном его контексте. - Прим. авт.
226
страивается тот духовный мир, который превратился некогда в руины, возрождается из его осколков нечто переосмысленное в процессе истории. Попутно происходит становление духовного мира самого «реконструктора» как современного человека, любящего и уважающего родную историю, готового и желающего знать о ней Правду, даже горькую, тяжёлую и отвратительную, быть морально ответственным субъектом исторического процесса, а не безгласным, не безмолвствующим объектом, «плывущим по течению» и позволяющим проводить над собой любые эксперименты по духовной вивисекции. Остаётся лишь сожалеть, что для русского национального характера в целом несвойственно осознание человеком себя как деятельного субъекта истории. Чаще всего он ощущает себя именно объектом или же сторонним наблюдателем, не активным, а потому не имеющим стыда и потребности в покаянии. Кстати, с этим обстоятельством связано и то, что, как правило, знать свою настоящую историю - со всеми её неприглядными сторонами - мы не хотим и даже боимся. И эта особенность сознания «работает» неотменно и тогда, когда есть все возможности к добыванию и осмыслению любой качественной исторической информации, что очень зримо показал опыт последних лет.
Но возвратимся к периоду рубежа 1980-1990х гг. Одной из форм участия и со-причастия Белому Делу для участников военно-исторического движения стала униформа добровольцев Гражданской войны. И это не было ни «игрой в солдатики», ни театрализацией, ни глупой мальчишеской бравадой. По свидетельству самих необелогвардейцев, тогда они не называли себя реконструкторами, а свои «полки» - клубами. Скорее, эти люди чувствовали и всей душой желали быть именно продолжателями Белого Дела. Маленькие «части», состоящие из небольшого числа сильных духом, по доброй воле пришедших в жажде подвига - мыслились как кадр полка: Дроздовского, Корниловского, Марковского... Частица Белой армии. Новой, воскреснувшей, возрожденной: «добровольцев неубитый строй». Отчасти всё это справедливо и теперь. Но уж слишком громко звучит слово «полк» применительно к горстке людей, которым «всего лишь не всё равно». И вот они, порой в самом деле мельчая, а чаще из светлой гордости, из скромности, не позволяющей ставить себя на одну доску с теми, подлинными Добровольцами, - уже стыдливо прячутся за слово «клуб». А может быть, просто поугасли надежды на разворачивание кадра в полки и на скорое возрождение России в наше время меркантильное и безбожное?
227
В начале 1990-х гг. было много энтузиазма и бескорыстия, и это помогало развивать довольно активную деятельность. Кроме походов, кроме импровизированных «баталий», воспроизводящих те или иные боевые эпизоды и служащих прекрасным способом «вербовки» в свои ряды новых людей, готовых посвятить себя идеалу, они также собирались вечерами при свечах в мундирах, зачитывали вслух отрывки из книг о Белом движении, которые начали переиздаваться тогда в России. Униформу мастерили «из ничего», перелицовывая советскую, используя разный «подручный материал» и зачастую имея довольно слабое представление о том, каким же в действительности должен быть внешний вид корниловца или дроздовца...
Но удивительным образом эта, внешне неудачная форма переплеталась с подлинным и цельным внутренним содержанием тех, кто её носил, поскольку она была в своём роде продолжением самой внутренней сути людей. Сути, которая, по словам самих необелогвардейцев, «и рвалась наружу в виде мундиров цветных частей». Форму носили просто в «жизни» — выходя строем на улицы Москвы и Петербурга, отправляясь куда-нибудь по делу или в музей, в публичную библиотеку... «Сдавали фуражки в гардероб, у зеркала причесывались, каблуками щёлкали». В обмундировании ходили в гости к единомышленникам, вскакивая в трамвай в погонах, с винтовкой за плечами или ехали на виду у всех на Бородинский во-енно-исторический фестиваль. И отмечали, что реакция обывателей была почтительной, а иногда даже благоговейной.
Всё это коренным образом отличает «зарю» военно-исторического движения от его нынешнего положения. Сейчас нет недостатка ни в источниках по истории военного костюма, ни в прекрасных материалах для его изготовления, однако прежнее вдохновение резко пошла на убыль, а «суть», - стремление знать своё прошлое и желание помочь России вернуться к истокам её исторической судьбы - увы, уже не рвётся наружу так рьяно. Да и обыватели провожают отнюдь не дружелюбными, а подозрительными до злобности взглядами, и осыпают упреками: «Какое вы имеете право носить эту форму?» Хотя движет этими резонёрами совсем не благоговейная память о павших за Россию в рядах белых армий, а всего лишь уверенность в собственном праве судить всех и вся.
На рубеже 1980-х - 90-х гг. необелогвардейцы ещё свято верили в то, что наша страна опомнится и выберется на тот путь, с которого свернула в 1917 году. Но также осознавали, что в этом случае неизбежны и даже не-
обходимы серьёзные потрясения. Они ожидали войны, новой гражданской войны, которая могла бы стать очистительной, живительной и организовывающий порядок в России и мире - тот порядок, который был совершенно утрачен в результате революции. Под эгидой военно-исторического клуба некоторые из них начали готовиться к войне. В глухих уголках питерских пригородов устраивались учения по стрельбе, преодолению полосы препятствий, конные тренировки и т.п. Таким образом, создавался небольшой, но крепко спаянный военный кадр, который, как надеялись его организаторы, в случае необходимости из, так сказать, «потешного полка» сможет эффективно развернуться в реальное боеспособное подразделение.
Некоторые необелогвардейцы в разных городах пытались принимать участие в событиях 1991 года, однако духовная незрелость, непонимание русской исторической судьбы, откровенные черты трагифарса, заметные в происходящем, оттолкнули большинство. Дальнейшее показало, что августовский «путч» в Москве не оправдал тех надежд, которые на него возлагались. Не лучше обстояло дело и на окраинах, в частности, в Прибалтике, где более яростное, чем в столицах, восстание против коммунизма в 1991 г. обернулось всего лишь отделением от СССР с последующей физической и духовной войной против русских. Немногие защитники, к примеру, рижских баррикад с гордостью вспоминают свержение болыпе-вицкого ига и водружение трёхцветных русских (наряду с малиново-белыми латышскими) знамён, но с горечью констатируют, что события января 1991 г. ничего не принесли России и русским людям, кроме горя.
В октябре 1993 г. в Москве московские и питерские необелогвардейцы помогали, как говорят, выносить раненых с обеих сторон. Были они при этом, разумеется, в добровольческой форме...
Стремление реализовать лучшие качества своей души, свою «добровольческую суть», жажду подвига, мечту о возрождении России и старой армии привело часть необелогвардейцев в ряды защитников Приднестровья, а также на Балканы. Многих ждало глубокое разочарование в «брать-ях-славянах» и в возможности «начать возрождение Единой-Неделимой России с Приднестровья» . Некоторые сложили свои головы за идеи, бли-
2
Традиционно принято считать, что в 1992 г. во время войны в Приднестровье столкнулись две силы: молдавский сепаратизм, тяготеющий к Румынии, и просоветски настроенные войска РФ. Однако в действительности была ещё и третья сила - т.н. Черноморское казачье войско, куда, помимо представителей казачества, входили на добровольческих началах самые разные люди из всех уголков бывшего СССР, в том числе романтически настроенная моло-
229
зость которых русской душе, правильность и праведность трудно оценить однозначно. Подобных «идеалистов» порой высмеивают их же собственные товарищи из числа ревнителей памяти Белого движения. Однако среди тех, кто побывал в огне гражданских войн, есть справедливо считающие себя со-причастными «той самой Гражданской» и Белому Делу. Это спорное, но вполне закономерное мнение, которое непросто обосновать до тех пор, пока не встретишься с этими людьми лично. Они несут в себе неуловимый отблеск истинной веры в свою правоту. И трудно тогда не поверить искренней, правдивой интонации поэта, участника войны в Приднестровье М.Г. Устинова, поющего о том, что «Суворов - живой! - за Тирасполь родной поднимает на бой казака» или с мольбой вопрошающего Россию: «За тебя на бой встают казаки: кто под танк, а кто под белый крест... отчего ж, Великая Россия, до сих пор не поняты Тобой?!»
Тяга к тому, чтобы, символически «встав под Белые знамёна», послужить России, содействовать её возрождению, могла принимать и принимает разные формы. Однако, трудно переоценить важность в ряду этой деятельности военно-исторических реконструкцих походов и эпизодов сражений. Дело в том, что ношение униформы и участие в мероприятиях для необелогвардейцев фактически перерастает в ту самую реконструкцию, или, лучше сказать, реставрацию - трепетную, тщательную - реставрацию памяти, азарта, боли, радости, гнева и любви. Азарта вырвать победу у врагов России; боли от невозможности сделать это быстро и достойно; радости чувствовать рядом единомышленников, людей «общего духовного племени»; гнева и ненависти ко лжи и всему, что бесчестит родину; любви к Ней и к Белому Делу. Походы и «бои» становятся реставрацией духовной связи столетий, поколений, связи «двух Россий», разорванных Гражданской войной и эмиграцией. К несчастью, в наши дни деятельность необелогвардейцев сведена к минимуму, почти исчерпываясь небольшим перечнем ежегодных историко-мемориальных мероприятий и
дёжь. Не столько вольнонаёмный способ формирования этих подразделений, сколько мотивы жертвенности и бескорыстного желания послужить России в надежде на её скорое возрождение и возвращение на нормальный исторический путь, до известной степени позволяет провести аналогию между этими подразделениями и добровольческими (Белыми) армиями времён гражданской войны 1917 - 1922 гг. Следует отметить, что казаки и добровольцы, формально воюя на стороне прокоммунистически настроенной, «бывшей советской» армии, по собственному признанию участников, мимо укреплений этих «союзников» ходили «только по трое и только с автоматами», и старались не оказываться спиной к окопам «российской армии» и вообще к её представителям, чтобы избежать «случайного» переизбытка свинца в организме.
230
попытками наладить воспитание детей и подростков в духе верности преданности Белому Делу3.
Среди мемориальных походов и баталий особое место занимает событие, которое сами участники часто для краткости именуют «Ледяной поход» или просто «Ледяной». Задуманный как реконструкция в память 1-го Кубанского «Ледяного» генерала Корнилова похода 9 февраля - 30 мая 1918 гг., «Ледяной поход» необелогвардейцев со временем стал своего рода символом, объединяющим членов движения и имеющим самостоятельное значение и смысл, лишь частично совпадающий со значением и смыслами похода Корниловского. Впрочем, сходятся «старый и новый поход» в главной цели: сохранить честь, не дать угаснуть светочу, мерцающему «среди охватившей Россию тьмы».
Впервые «необелогвардейский Ледяной» поход проводился в марте 1989 года. С тех пор, сколь не менялся бы состав участников (порой сокращаясь до нескольких человек), маршрут, а порой и место проведения -каждую весну поход неотменно собирает под русское трёхцветное знамя неравнодушных русских людей. Это не просто мемориальное мероприятие, не шествие «по местам боевой славы» с возложением венков. Это, скорее всего, маленький, но истинно подвижнический труд по восстановлению, реставрации, по воскрешению... Несмотря на своё название, «Ледяной поход» необелогвардейцев, как правило, проводится не в Донских или Кубанских степях, а под Санкт-Петербургом. Предпринятые в 1992,2002 и 2003 гг. попытки перенести мероприятие на «историческую территорию» были малоуспешны, не привели к закреплению традиции, а события 2002 и 2003 гг. вообще свелись фактически к увеселительной поездке. Но «исто-рико-географическое несоответствие» отнюдь не влияет на духовную и идейную окраску мероприятия. В конце концов, участники похода имеют дополнительное объяснение: «Ледяным» он называется, главным образом,
Речь идёт об организации альтернативы т.н. «кадетским корпусам» (военизированным интернатам советского типа), во множестве возникающим в последнее время на территории РФ. Например, в г. Воронеже на протяжении ряда лет успешно действует учебное заведение, продолжающее традиции Воронежского в.к. Михаила Павловича Кадетского Корпуса, существовавшего здесь до 1917 г. Атмосфера в корпусе, ценности и принципы воспитания разительно отличаются от «кадетских корпусов», образованных под эгидой нынешнего правительства, приближаясь к дореволюционным образцам. Попытки создать подобные учебные заведения, свободные от советских недостатков и реликтов коммунистической идеологии предпринимались и предпринимаются также в Москве и некоторых других городах. При этом члены военно-исторических объединений, представители казачества и т.п. часто принимают самое деятельное участие в создании таких учебных заведений, работе в них, помощи им.
вследствие внешних условий, в которых проходит. В отличие от степей Юга России, в пригородах Санкт-Петербурга в марте стоит ещё самая настоящая зима с обилием снега и льда и с морозами, достигающими -10 градусов и ниже. Глухие, местами болотистые леса Северо-Запада России мало приспособлены в это время года для человека. Участники попадают в весьма суровые условия, преодолевая значительные расстояния по бездорожью, проваливаясь в сугробы, а иногда и в слишком рано начавшие вскрываться ручейки и речушки, перелезая через бесконечный бурелом, загораживающий тропу, ночуя у костра под отрытым небом... То громадное душевное и физическое напряжение, которого требует «Ледяной поход» от своих участников, можно выдержать лишь при одном условии: огромной веры в нужность и праведность своего внешне бессмысленного Дела и бесконечной любви к нему и к тем, кто ради него нёс гораздо более тяжёлые и длительные лишения. «Ледяной поход» заставляет подняться над собственной мелочностью, слабостью и себялюбием, проявить толику самоотвержения, он учит готовности жертвовать собой, помогать соратникам, учит становиться больше и сильнее, духовно и морально расти над собой. Когда отупляющая, придавливающая свинцом к мёрзлой земле усталость начинает одолевать и рождается непреодолимое желание упасть и уснуть, необелогвардейцы напоминают себе о тех, кто почти 90 лет назад в такой же форме месил грязь кубанских плавней, пригибался под пронизывающими кавказскими и крымскими ветрами; обо всех Белых, кто на всех фронтах в те или иные из безумных лет смуты сдерживал адскую красную стихию, пытаясь её обуздать.
За 25 лет своего существования «Ледяной поход» утратил черты военно-исторической реконструкции. Правда, некоторые участники (возможно, по инерции) продолжают называть его «реконструкцией Ледяного похода», имея ввиду мемориальную роль похода нынешних дней по отношению к походу Добровольческой армии весны 1918 года. Другие же прямо отмечают, что «Ледяной» «не является реконструкцией в полном смысле слова. В мероприятии участвуют только белые, а их целью является почтить память павших в Гражданской войне и прочувствовать на себе тяжесть испытаний, которые вынесли белые герои». Символический венок на сровненные с землёй бесчисленные могилы белых добровольцев, любовное приношение — собственных тягот, таких лёгких; собственного терпения, которым почти не обладаем; жертвы собственным себялюбием,
232
крошечной двухдневной жертвы покоем и комфортом в память тех, кто во имя России нёс истинные тяготы, жертвовал жизнью и шёл на «всё человеческое терпение», по выражению замечательного писателя-белогвардейца Ивана Лукаша.
«Ледяной поход» - только одно (правда ежегодное) событие, но оно наиболее чётко отражает глубинную суть деятельности и Дела необелогвардейцев: «Духа не угашайте». Или, как писал поэт Белой Мечты, доброволец Иван Савин, «глубже храните и бережней славы Корниловской весть». Однако автору не хотелось бы вводить читателей в заблуждение, будто бы описанное общество ревнителей памяти Белого Дела представляет собой какую-то сплочённую, монолитную организацию или закрытый клуб. Нет, необелогвардейцы - не устоявшееся человеческое сообщество, это лишь группа людей, по тем или иным признакам прозревших друг в друге единомышленников. Несмотря на наличие объединяющей идеи, необелогвардейцы едва ли имеют разделяемое всеми, её понимание, едва ли однозначно могут ответить, в чём состоит то самое «глубже храните и бережней». Собственно говоря, необелогвардейство трудно даже назвать сообществом — из таких разнородных элементов, из таких непохожих людей оно состоит. Увы, существует масса внутренних разногласий, неясностей, трудностей восприятия и недомолвок. Остановимся на одной из самых острых и трудно разрешимых: проблеме морального права современных людей носить униформу, повторяющую униформу Белых армий (особенно, если это униформа офицерская).
Часто в среде самих «ревнителей» можно услышать обвинения друг друга в отсутствии данного права. Ещё чаще такого рода разногласие возникает между современными представителями казачества (или считающими себя таковыми) и теми, кто примеряет гимнастёрки и погоны, к примеру, Корниловского Ударного или Дроздовского полка. При этом право первых на ношение казачьей униформы обосновывается, во-первых, при помощи совершенно непонятной в данном случае апелляции к закону «О казачестве» нынешнего руководства России, а, во-вторых, выводимой с Дона или Кубани родословной, проверить которую не всегда представляется возможным4. Чаще всего в таких случаях «господину казаку» верят на
4 Данное заявление совершенно не ставит целью принизить или дискредитировать такое явление, как попытки возрождения казачества в наши дни и деятельность казачьих объединений. Автор всего лишь стремится таким образом показать, что предлагаемые той и другой стороной («реконструкторами» и казаками) способы «легитимизации» собственного статуса
слово — верят, потому что доверяют, потому что видят в нём друга и часто действительно дружат между собой по многу лет. Но, если действительным и мнимым казакам легко спрятаться за происхождение деда-прадеда, подтверждающих документов которого соратники всё равно не потребуют, то тем, кто всерьёз и искренне занимается изучением добровольческих частей, в том числе путём ношения их обмундирования, приходится выносить немалые моральные муки даже от «своих».
Если же говорить о людях, далёких от необелогвардейства, то их реакция при виде униформы обычно непредсказуема и в последние годы почти всегда негативна. Как тут не вспомнить строки уже упоминавшегося поэта М.Г. Устинова: «По шумной улице пройду, как крест, сквозь смех неся погоны...» Стороннему наблюдателю часто неведомо ни то, что эта форма часто всего лишь выражает собой «рвущееся наружу содержание», ни то, с каким благоговением лучшие из представителей движения надевают её. Корниловская, Дроздовская, Марковская униформа, ношение её -громадная ответственность, та моральная ответственность за ход исторического процесса, которая была присуща участникам Гражданской войны на стороне Белых и которую стараются культивировать в себе наиболее достойные из необелогвардейцев. Участие в военно-исторических и мемориальных мероприятиях - это не только дань памяти и любви к отдавшим жизнь во имя спасения России или к скончавшимся в рассеянии раньше, чем они смогли увидеть это спасение. Это попытка, надев форму, создать себе на несколько часов или дней особое внутреннее настроение и самоощущение, подняться над собственными слабостями, страстями, духовной и физической ленью, открыть в себе «сокровенного сердца человека», который лучше, выше и чище тебя обыденного, который способен на подвиг гораздо больший, чем ежедневное исполнение домашних или рабочих обязанностей, человека, которому присущи идеалы, возвышенные стремления, умение определять истинные ценности и следовать им. Автору этой статьи неоднократно приходилось сносить насмешки и выслушивать обвинения в бестактности, безнравственности и др., связанные с ношением Белой униформы. В частности, такого рода: «Ну, как я понимаю, Вам форма жить помогает...» Данное утверждение у человека, не понаслышке знакомого с необелогвардейством и его восприятием людьми, может вы-
крайне зыбки и условны, из-за чего критика и выяснение «моральных прав» теряет свой смысл.
234
звать лишь ироническую улыбку. Не только не помогает, но и очень сильно мешает тому, чтобы, как говориться, «жить нормально». Помочь ношение униформы может только в том, чтобы не дать собственной душе опошлиться, сфальшивить, чтобы не превратиться в равнодушного обывателя и не раствориться в собственной духовной лени.
Но, к сожалению, так обстоят дела далеко не у всех. Рост численности движения нередко сопровождался негативными последствиями - в число необелогвардейцев попали люди (и их становится всё больше), которыми движут не высокие идеалы, не глубокое понимание ценности Белого дела и необходимости поддержания света в той «точке среди охватившей Россию тьмы», о которой писал когда-то генерал М.В. Алексеев, не искренний
энтузиазм и не любовь к родине. Как ни странно, для целого ряда представителей движения заметна тенденция к удовлетворению мелких личных амбиций. Чаще всего это сводится к возможности «покомандовать», а также к ношению офицерской формы и тех или иных памятных знаков, которые при случае можно, красуясь перед непосвящёнными, выдать за «боевые награды». Этот порок распространён среди реконструкторов, но встречается и среди казачества, т.е. тех, кто обоснованно или нет, но считает себя потомком представителей казачьего сословия дореволюционной России. Кроме того, существует разделение и по другим признакам. Так, внутри движения сами его представители вычленяют две партии: идейную - для которой важна не форма, а содержание; и собственно «воен-но-историческую», стремящуюся к точному соблюдению всех тонкостей обмундирования и амуниции Гражданской войны. Увы, представители второй группы смотрят на Белое Дело скорее как хобби и развлечение. А первых очень мало, и их становится меньше за счёт того, что «старые кадры» впервые пришедших в движение в начале 1990-х гг. постепенно отходят в сторону. У многих это связано с разочарованием: поставленные 10, 15, 25 лет назад цели видятся в нынешней обстановке ещё более далёкими и недостижимыми, чем тогда, а само движение мельчает, обрастая духовно незрелым или морально нечистоплотным элементом. Ситуация, сложившаяся сейчас в среде необелогвардейцев, чем-то напоминает неприглядные картины разложения тыла ВСЮР или Армии адмирала A.B. Колчака в конце 1919 - начале 1920 гг. В частности, общими для обоих исторических моментов являются такие крупные беды, как пьянство и проявляемое в самых разных формах тщеславие, себялюбие и шкурничество. Благородное бескорыстие, романтический энтузиазм, как и тогда, всё чаще вызывают насмешку. Все эти проблемы порождают негативное отношение к движению среди окружающих. Необелогвардейцев часто скопом записывают в «алкоголики» и «антисоциальные типы». И тем истинным патриотам, которые, несмотря ни на что, ещё остаются в рядах движения, вдвойне и втройне бывает горько и невыносимо видеть и слышать, как вместе с «паршивыми овцами», теряют доброе имя и достойные представители ревнителей памяти Белого Дела, и как тёмные стороны заслоняют высокую цель, затрудняя в то же время движение к ней... И это обстоятельство также заставляет вспомнить о тяжёлых временах, переживавшихся историческим Добровольчеством в конце Гражданской войны.
Автор сознательно не утаивает от читателя глубокие и мучительные проблемы необелогвардейства. С одной стороны, это попытка заранее защитится от обвинений в идеализации. С другой - желание показать, что и в хорошем, и в плохом у необелогвардейцев есть черты, которые роднят их с историческим Добровольчеством. Но самое главное - это стремление донести до окружающих мысль о том, что всё пришлое, подлое, грязное и мучительное, что приставало и пристаёт к Белому Делу в начале XX или на рубеже XX-XXI вв., в действительности является лишь наносным и не может исказить подлинной цели подлинного лика Добровольчества, и что этот лик и жажда возрождения России не могут быть мелкими, смешными или жалкими, какой бы скромной и пустяшной не выглядела бы деятельность со стороны. «Светящаяся точка среди охватившей Россию тьмы» может сжиматься до крайне малых размеров, как в наши дни, или разгораться ярким пламенем, как это было в период наибольших военных успехов белых армий летом 1919 года. Но самое главное - не дать этой точке погаснуть насовсем. Для этого необходимо помнить, любить и верить в воскресение России, необходимы люди, готовые нести в себе эту точку, эту искру, идти на жертвы, не боятся насмешек и не боятся собственной «мелкости» — потому что мелкость эта мнимая. И как тут не вспомнить слова замечательного русского философа И.А. Ильина, идеолога Белого движения, вынесенные в название этой статьи: «Белое дело не нами началось, не нами и кончится...». А вслед за ними - вдохновенный монолог одного из героев уже цитировавшегося нами И.С. Лукаша: «И будем мы... вечно возвращаться в мир, как и Он, на те же страдания и на ту же смерть, покуда весь мир, все люди, не утвердятся в Воскресении, в Пасхе Христовой...».
Чтобы реализовать эту «программу», необелогвардейцам придётся пройти ещё долгий путь, и испытать трудности борьбы, в том числе борьбы каждому с самим собой, со своим себялюбием, равнодушием, немощью. Только это закаляет Белый дух. Возможно, именно сейчас, пройдя уже немало, они всё-таки стоят только при начале своего пути. Дай им Бог!5
5 Автор благодарит A.B. Шарова и A.B. Лысева (Санкт-Петербург) за предоставленные архивные материалы, H.A. Кузнецова (Москва), И.А. и К.А. Захаровых (Санкт-Петербург), С.Н. Емельянова (Курск) и других представителей необелогвардейства гг. Москвы, Санкт-Петербурга, Воронежа, Курска, Россоши, Чугуева и др. за помощь в подготовке статьи и моральную поддержку. Отдельная благодарность Д.В. Кузнецову (Калуга) за предложенный им термин «необелогвардейцы».
