CC BY
137
УДК 82-6 М.В. АНТОНОВА
доктор филологических наук, профессор кафедры истории русской литературы XI-XIX вв. Орловского государственного университета E-mail: gavrila05@yandex.ru Е.Ю. ВАГАНОВА
магистрант кафедры теории и методики обучения русскому языку и литературе Орловского государственного университета E-mail: vaganov_2.91@mail.ru
UDC 82-6 M.V. ANTONOVA
doctor of Philology, Professor of the Department of History of Russian literature XI-XIX centuries, Orel state University
E-mail: gavrila05@yandex.ru E.J. VAGANOVA
master student of the Department of Theory and Methods of Teaching Russian language and literature, Orel state University
E-mail: vaganov_2.91@mail.ru
АВТОР И АДРЕСАТ «ПОСЛАНИЯ О РАЕ» АРХИЕПИСКОПА НОВГОРОДСКОГО ВАСИЛИЯ КАЛИКИ ЕПИСКОПУ ТВЕРСКОМУ ФЕОДОРУ ДОБРОМУ: К ВОПРОСУ О ДИАЛОГИЧЕСКОЙ СИТУАЦИИ
THE AUTHOR AND THE RECIPIENT OF THE «POSLANIJE O PAJE» OF THE NOVGOROD ARCHBISHOP VASILII KALIKA TO THE TVER BISHOP THEODORE DOBRYJ: THE QUESTION OF DIALOGICAL SITUATION
Диалогичность является принципиальной установкой для древнерусского послания. Между автором и адресатом существуют специфические иерархические отношения, характерные для данного жанра. В «Послании о рае» включено в макродиалогическую коммуникативную ситуацию, отражающую обстоятельства полемики с последователями Григория Паламы на Руси. Конкретная эпистолярная ситуация общения отличается своеобразием, так как также включает в себя полемику, что приводит к модификации системы образов. С одной стороны, автор как носитель истины противопоставляет себя адресату. С другой стороны, автор уравнивает себя с адресатом на основании равенства общественного положения.
Ключевые слова: диалогизм, древнерусское послание, коммуникативная ситуация, система образов.
Dialogism is one of the main principle for the ancient message. There are specific hierarchical relations between the author and the addressee, which is typical for this genre. The «Poslanije opaje» is included in the communication situation of macrodialogue, reflecting the circumstances of polemics with the followers of Gregory Palama in Russia. The situation of communication in this work is specific because it also includes the controversy, which leads to modification of system images. On the one hand, the author as a bearer of truth opposes itself to the addressee. On the other hand, the author equalizes himself with the addressee on the basis of equality of social status.
Keywords: dialogism, Оld Russian message, communicative situation, the system of images.
Основы поэтики древнерусской литературы как отрасли филологического знания были определены Д. С. Лихачевым в его известной монографии «Поэтика древнерусской литературы». Именно в этом труде были доказаны ныне общепринятые положения о литературном этикете и абстрагированности средневековой русской литературы. В других своих работах Д.С. Лихачев убедительно показал, что жанр, образ автора и стиль являются взаимосвязанными и взаимоопределяемыми категориями в древнерусской книжности [См.: 5; 6; 7]. Строгая кодифицированность влекла за собой требование соответствия облика автора и суммы художественных приемов избранному жанру, именно поэтому Д. С. Лихачевым было введено понятие «жанрового образа автора» и стиля, характерного для того или иного жанра.
В данной статье мы обратимся к рассмотрению системы образов и коммуникативной ситуации в «Послании о рае» новгородского архиепископа Василия Калики, обращенном к тверскому епископу Феодору Доброму.
Василий Калика в молодости был известен в Новгороде как Григорий, священник Космодемьянской церкви «в Холопьей улице». Есть сведения, сообщаемым им самим в «Послании о рае», о его паломничестве в Святую Землю, за что ему и дали прозвище Калика. В
1330 г. он был избран новгородцами по жребию владыкой. После монашеского пострижения он отправился во Владимир Волынский, где пребывал тогда митрополит киевский и всея Руси Феогност, и получил там - в
1331 г. - посвящение в архиерея. После этого в течение 21 года Василий Калика управлял новгородской епархией. В июне 1352 г. он умер на пути из Пскова, где совершал по случаю моровой язвы, или чумы, многочисленные богослужения, исполняя таким образом свой архипастырский долг [8].
Вообще влияние Василия Калики в Новгороде было очень велико (об этом свидетельствует хотя бы то, что ему удалось в 1342 г. успокоить «черных людей», поднявших бунт против посадника Федора). У Василия Калики сложились хорошие отношения с московским
© М.В. Антонова, Е.Ю. Ваганова © M.V. Antonova, E.J. Vaganova
князем Иваном Калитой, от которого он «много чести видел». Новгородский архиепископ проявил себя стойким борцом за православие и за независимость Руси в конфликте со шведами в 1348 г. [8].
С Тверью у новгородского архиепископа сложились особые близкие отношения. После тверского погрома 1327 г. великий князь тверской Александр Михайлович нашел убежище в Пскове. Сюда после возвращения из Москвы из неудавшегося посольства о мире к Ивану Калите в 1333 г. приехал Василий Калика и крестил здесь сына изгнанника Михаила. Восемь лет спустя крестника привезли из Твери в Новгород, чтобы здесь Василий наставил его в книжном учении. Естественно, что в Твери почитали новгородского архиепископа.
«Послание о рае» Василия Калики помещено под 1347 г. в Софийской первой, Воскресенской и других летописях. Оно пользовалось на Руси большой популярностью и бытовало в большом количестве списков и нескольких редакциях. Н.К. Голейзовский предположил, что произведение было написано по поручению митрополита Феогноста, который сам не мог открыто демонстрировать свое неприятие учения паламитов из-за опасения санкций со стороны Константинополя. Поводом для написания «Послания» стала вспыхнувшая в Твери «распря о рае», причем именно в тот год, когда противники Григория Паламы потерпели существенное поражение в Византии. «Выступление тверского епископа в поддержку исихастских взглядов на возможность непосредственного созерцания «мысленного рая» не могло не вызвать неудовольствия Феогноста, - пишет Н.К. Голейзовский. - По сути дела, Василий Калика выступает в «Послании о рае» с полномочиями митрополита, как учитель и наставник не зависимого от него епископа. Характер «Послания» говорит о том, что высказанные в нем положения самостоятельны и вполне искренни. В какой степени взгляды Василия Калики были близки взглядам Феогноста? Об этом можно только гадать. Во всяком случае, нет оснований сомневаться, что с главными положениями «Послания о рае» Феогност был согласен» [4].
Эпистолярный жанр уже в эпоху античности состоял в тесном родстве с диалогом и диатрибой. По выражению одного из создателей античной эпистолярной концепции Артемона, «письмо является как бы одной стороной диалога» [См.: 1, 7; 11, 26]. Одним из устойчивых мотивов эпистолографии в Византии (и, соответственно, на русской почве) был мотив беседы, который в древнерусской литературе приобретает характер не просто беседы друзей, но общения единомышленников, объединенных «любовью о Христе». Поэтому произведения такого типа зачастую имели форму ответов на конкретные вопросы в письменной или устной форме, предварительно представленные автору эпистолы, на что обычно указывается в тексте.
Тип письма в форме вопросов и ответов наметился в ранневизантийский период, например, у Василия Великого и Григория Нисского. В творчестве же Феодора Студита он утвердился [9, 204[. Естественно, что диалогичность становится принципиальной уста-
новкой для послания вообще и древнерусского в частности, а форма вопросов и ответов проникает в древнерусскую литературу, что выявляется даже из самоназваний произведений. Одним из авторов данной статьи было введено в научный оборот понятие ситуации общения, характерной для эпистолографии. Принимая во внимание то обстоятельство, что в средневековой книжности принцип диалогизма текста и наличия коммуникации между автором и читателем (или слушателем) характерен не только для послания, следует указать на «гомилетичность» древнерусской литературы как на специфическую категорию поэтики: «... мотив и ситуация общения двух сторон коммуникации (автора и воспринимающего субъекта) характерны не только для послания, но и для проповеди, поучения, вопросно-ответной беседы <...> «гомилия» в древнерусской литературе в целом - это не столько топос или устойчивая словесная формула, сколько категориальный признак группы сочинений с ясно выраженной прагматической коммуникативной установкой» [2, 56]. «Гомилетичность реализуется через специфическую для каждого из жанров ситуацию общения, качество которой выражается в специфике образов субъектов коммуникации и их иерарахического соположения» [2, 56], то есть ситуации общения разнятся в вышеперечисленных жанрах, что и позволяет их идентифицировать. Именно на этом положении основана методика анализа системы образов и коммуникативной структуры в древнерусском послании.
В связи с тем, что жанр в древнерусском произведении может быть «многослойным», образ автора также оказывается отнюдь не однозначным, «он как бы «перетекает», переходит из чина в чин, из состояния в состояние, приобретая в соответствии с конкретными содержательными задачами черты проповедника, полемиста, наставника и пр. Однако базовым должен оставаться именно эпистолярный тип автора» [2, 44]. Охарактеризовать образ автора и определить его специфику можно только в соотношении с образом адресата. Между автором и адресатом существуют специфические иерархические отношения, которые характерны для эпистолярного типа коммуникации и позволяют «вычленить жанр послания из ряда сходных жанров с установкой на письменное или устное обращение к читателю или слушателю, то есть жанров, имеющих ясно выраженную прагматическую коммуникативную задачу» [2, 44]. В послании в соответствии с правилами написания текста этого типа автор должен стоять на более низкой ступени, а адресат - на более высокой. В проповеди или поучении это соотношение кардинально иное: в идеале автор стоит выше адресата. Однако, поскольку жанр конкретного текста практически никогда не может быть признан «чистым», то иерархия образов участников общения может иметь специфическое воплощение, в том числе - изменяться в различных частях текста, которые могут иметь разные задачи.
«Послание о рае» является частью широкой русско-византийской полемики между последователями Григория Паламы и его противниками. В этом смысле
содержание «тверской распри», которое стало известно Василию Калике и его сторонникам («ув^да смирение наше и святый сбор священный», «якоже бо слыша-хом»), является своего рода репликой в макродиалогиче-ской ситуации. Послание в целом оказывается ответом на имеющиеся сведения о позиции Феодора Доброго и тверского духовенства. В строгом смысле сочинение нельзя назвать ответным, поскольку официального первичного послания Василий, естественно, не получал. Однако по формальным признакам сочинение построено именно как ответ. Причем макродиалогическая ситуация поддерживается микродиалогической: Василий Калика воспроизводит предполагаемые (воображаемые) реплики своего оппонента и собственные ответы на них, которые организуют логико-семантическую структуру семантемы.
Макродиалогическая рамочная ситуация отражена в прескрипте и завершающей части семантемы (древнерусское послание, по модели византийского, может быть композиционно разделено на следующие части: инскрипт (внешний адрес), прескрипт, семантему (основную часть) и клаузулу. Семантема включала в себя собственно сообщение, обрамленное вводной и заключительной частями, насыщенными эпистолярными традиционными формулами) [3, 154-155]. В прескрипте указывается на наличие сведений о распре в среде тверского духовенства, которая является следствием влияния дьявола и «лихих людей». Послание оказывается ответной репликой Василия и Новгородского «святого собора священного», необходимость которой диктуется христианским долгом: «понеже, брате, по Божию повелению, должъни есми другъ къ другу посланиа творити о исправленыхъ намъ Божественых писаний отъ святых апостолъ и великих святитель, якоже бо т^ святии апостоли бес престаниа посланиа творяху другъ къ другу». В заключительной части семантемы автор провоцирует развитие макродиалогической ситуации, поскольку призывает своего адресата не только самому внять и признать истинность его богословской позиции, но и донести эту истину до тверского духовенства: «И сими словесы уверися, брате, и весь священный соборъ тако научи и укрепи сице мудрствовати, якоже ти изъя-вихъ отъ Божественнаго писания в семъ послании».
Аналогичная ситуация макродиалога выявляется относительно антилатинской полемики в XI-XIII вв. В корпус антилатинских сочинений входят трактат переяславского митрополита грека Леона (сер. XI в.) об опресноках, Послание патриарха Константинопольского Михаила I Керулария к патриарху Антиохийскому Петру III (сер. XI в.), Стязание с латиною киевского митрополита грека Георгия (вт. пол. XI в.), Послание о вере латинской Феодосия Печерского (1069?), Послание митрополита Иоанна II антипапе Клименту III (вт. пол. XI в.), Послание митрополита Киевского Никифора к Владимиру Мономаху против латинян. Главная задача всех этих сочинений - обличение католиков, которые нарушают христианские законы и заповеди. Наибольший интерес для нас представляет Послание о вере латинской Феодосия Печерского, обращенное к
князю Изяславу, которое обладает сложной диалогической организацией: в нем, во-первых, имеется «рамочная» ситуация общения автора и адресата, связанная с идеей воспитания души, во-вторых, воспроизводится вымышленная ситуация общения между правоверными родителями Феодосия и им самим, в третьих, моделируется вероятная ситуация полемики между адресатом и «кривоверным» латинянином [См.: 2, 50-51]. Кроме того, в целом послание становится очередным высказыванием в череде полемических выступлений против католицизма.
Если полемика с паламитами может быть признана коммуникативной «внешней» ситуацией «Послания о рае», то ситуация общения Василия Калики и Федора Доброго должна расцениваться как «внутренняя» диалогическая ситуация (ситуация общения). В ней естественно обнаруживается наличие двух коммуникаторов: автора и адресата. Зачастую, в посланиях адресат бывает выражен весьма неопределенно и общо: он именуется, имеются обращения к нему, но собственно облик адресата формируют выражения, относящиеся в эпистолярной топике. Однако в данном случае мы встречаемся с созданием литературного образа адресата за счет того, что составитель послания приписывает ему вымышленные реплики, которые, очевидно, отражают реальную позицию тверских последователей Григория Паламы и актуализируют ситуацию общения в рамках данного сочинения.
Как уже было сказано, основными коммуникаторами (сторонами общения) в «Послании о рае» являются автор и адресат - Василий Калика и Федор Добрый.
Образ автора реализуется через «я-позицию», которая прослеживается на протяжении всего текста: в прескрипте именуется в качестве стороны общения «Василий, милостью Божиею архиепископъ Новагорода», в основной части семантемы используются выражения, грамматически выражающие первое лицо единственного числа: «и пребых много дний о взыскании исправлениа Божественаго закона», «и се пишу к теб^», «Слышахъ, брате, что пов^стуеши», «само-видець есмь сему, брате», «своима очима вид^лъ есмь постницу его», « якоже ти изъявихъ отъ Божественнаго писания в семъ послании».
В начале семантемы встречаются выражения: «ув^да смирение наше», «якоже бо слышахом», указывающие на первое лицо множественного числа. Если первое из них является отражением традиции самоназывания высокопоставленных иерархов церкви и государства во множественном числе, то во втором случае мы имеем дело с так называемым «расширением» образа автора, то есть «мы-позицию». Образ автора и при использовании «мы-позиции» остается, с одной стороны, достаточно конкретным: это, в первую очередь, новгородское священство, с которым объединяет себя автор в образе «мы»: «ув^да смирение наше и святый сбор священный». С другой стороны, несомненна де-конкретизация и создание образа «мы», включающая ту часть православных, которые исповедуют истинную позицию по отношению к полемическому вопросу, что
проявляется в следующем высказывании: «Ино, брате, о того есмы погибели не слыхали, ни в Писании где обрели о томъ святомъ раю, но вс^ в^даемъ от святаго Писаниа, что насади Богъ рай на въстоц^, въ Едем^». В образ «мы», таким образом, включены христиане, ко -торые действуют в соответствии со святым писанием и учением отцов церкви. Не случайно далее в тексте автор приводит многочисленные богословские доказательства своей правоты: это доказывает, что идейная позиция Василия и его окружения стоит на прочном богословском основании.
Василий Калика предстает перед читателем как мудрый и заботливый пастырь, знающий многие божественные книги. Но в первую очередь он выступает как полемист. Аргументами в споре становятся отрывки из Паремий, где содержались рассказы из книг Ветхого Завета, апокрифические «Книга Еноха», «Хождение Агапия в рай», «Слово о Макарии Римском», цитирует Евангелие, ссылается на Иоанна Златоуста, обнаруживает знание средневековой топографии. Василий конкретизирует ряд средневековых легенд об аде и рае: «червь неусыпающий, и скрежеть зубный, и р^ка мол-неная Моргъ, и что вода входить въ преисподняя и пакы исходить 3-жды днемь». Одним из основных доказательств становится свидетельство очевидцев - мужей новгородских. Этот апокрифический рассказ о посещении места, где начинается земной рай, пронизано глубоким символизмом, на который обратил внимание еще Н.К. Голейзовский: «Все «реалии» эпизода, включая конкретных действующих лиц - аллюзия, и воспринимать их следует только как прообразы и символы. А «дети и внучата» героев, реально существующие новгородцы, - духовные наследники канонических представлений о земном рае, сохранившие благодаря твердой вере духовное здоровье, «доброе», то есть крепкое, способное противостоять духовным болезням - еретическим сомнениям, охватившим верхушку тверского духовенства» [4].
Образ адресата на протяжении произведения в основном реализуется за счет обращений «брате» и реконструированных Василием его реплик, в которых передаются основные идеи Федора Доброго и его последователей. Собственно эти высказывания позволяют понять, в чем суть позиции русских паламитов; «Рай по-гиблъ, в нем же был Адамъ»; «И нын^, брате, мнитъ ти ся мысленый рай, но все мыслено мнится вид^ниемъ»; «Или, брате, имешь себ^ мыслити, аще насади Богъ на въстоц^ рай, почто обр^теся въ Ерусалим^, т^ло Адамле?». Василий Калика постоянно обращается к своему корреспонденту, не только называя его «брате», но и предлагая задуматься, прислушаться к его доводам и пр.: «А се, брате, в Прилоз^ вс^мъ явлено есть, в чюдес^х святаго архаггела Михаила, что възмяи пра-веднаго Еноха, посади его въ честномъ раю»; «И та вся м^ста мучимая не погибоша, а м^сто се святое како погибе, пов^жь ми, брате, в немь же есть и Пречистая Богородица, и множесьтво святых, еже по въскресе-нии Господни явишася многимъ въ Иерусалим^ и паки внидоша в рай?»; «Размысли себ^, брате: коль св^телъ
св^тъ именуется в Бытии, запятый твердью» и т.п.
Создаваемый в «Послании о рае» образ Федора Доброго («ты») тесно связан с его сторонниками, тве-ричами, которые стоят на той же идеологической позиции («вы»). Надо сказать, что не все тверские жители попадают в эту группу. В самом начале текста обнаруживаем многозначительное замечание: «...учинило у вас въ Тф^ри промежи вами, в т^хъ людех Божиих, посп^шениемъ и по съв^ту дьяволю и лихих людей, якоже бо слышахом, распрю, бывшюю в васъ о ономъ честномъ раю.» Таким образом, прения о земном рае и выступление последователей Григория Паламы расцениваются как дьявольское наваждение. В этом смысле «люди Божии» оказываются «прельщены», но, очевидно, не все были подвержены этому влиянию. Центральной фигурой, естественно, является епископ, именно с ним ведется полемика. В Послании практически отсутствует «вы-позиция», более того, тверичи, скорее, находятся в заблуждении, которое Василий предлагает своему корреспонденты разрешить, объяснив истину, с которой тот должен согласиться под давлением аргументов автора.
Однако с самого Федора, вероятно, Василий Калика вины не снимает. Отношение между автором и адресатом нельзя назвать традиционно эпистолярным, поскольку послание обращено к идейному противнику и включает в себя полемику. Отметим, что от собственно обличения Василий воздерживается, адресация к Федору остается именно на уровне полемики, противопоставления одной позиции другой с приведением авторитетных для христианского мира ссылок на священные тексты и сочинения отцов церкви.
Полемическая модальность оказывает несомненное влияние на иерархию образов автора и адресата в произведении. Даже в прескрипте нет традиционного умаления автора и восхваления адресата. Они равновелики, поскольку оба являются епископами, возглавляют епархии. Но в послании нет даже эпистолярно правильного выражения дружелюбия в модифицированной форме «любви о Христе». Единственное выражение этого типа - «еже о Господ^ брату», - всего лишь указание на монашеский чин. В Послании нет ни единого определения к обращению «брате», которое могло бы свидетельствовать о доброжелательном отношении автора к адресату.
Василий Калика, очевидно, рассматривает самого себя как истинного поборника устоев христианства, продолжателя дела отцов церкви. Именно этим, с нашей точки зрения, объясняется его стремление обратиться с полемическим посланием к Федору Доброму. В этом его призвание: «Кто во что позванъ, тотъ в томъ пребывает».
Таким образом, диалогическая ситуация в «Послании о рае» как полемическом сочинении отличается определенным своеобразием. Образ автора реализуется через «я-позицию», которая противополагается «ты-позиции», характерной для адресата. Образ автора тяготеет к расширению до «мы-позиции», включающей в себя новгородских людей и истинных христиан.
Самого себя Василий Калика рассматривает как носителя истины, он видит свою миссию в том, чтобы выступить с полемикой против русских исихастов.
Образ адресата создается за счет постоянно повторяющихся обращений «брате» и вымышленных реплик Федора Доброго, которые представляют точку зрения русских исихастов. В свою очередь, эти высказывания организуют структуру семантемы.
Автор иерархически возвышается над адресатом, что противоречит правилам составления эпистолы, но
совершенно естественно для полемического сочинения. Адресат, с одной стороны, уравнен с автором в связи с тем, что Василий Калика и Федор Добрый занимают одинаковое иерархическое положение как руководители епархий. С другой стороны, в связи с полемической направленностью послания адресат лишен филофроне-тической формулы, автор не испытывает к нему дружелюбия, а называние «братом о Господе» подчеркивает лишь наличие монашеского сана.
Библиографический список
1. Античная эпистолография. М., 1967.
2. АнтоноваМ.В. Послания Феодосия Печерского: ситуация общения // Вестник лаборатории аналитической филологии. Вып.5. Йошкар-Ола, 2012. С.41-57.
3. Антонова М.В., Никищенкова Г.В. Формуляр древнерусского послания: Феодосий Печерский, его современники и последователи // Ученые записки Орловского государственного университета. Серия: Гуманитарные и социальные науки. 2010. №3-1. С.154-161.
4. Голейзовский Н.К. «Послание о рае» и русско-византийские отношения в середине XIV века. Электронный ресурс: www.bookrevue.ru (Посещение 25.04.2013).
5. ЛихачевД.С. Поэтика древнерусской литературы. М., 1979.
6. Лихачев Д.С. Человек в литературе Древней Руси. М., 1970.
7. Лихачев Д.С. Развитие русской литературы X-XVII веков. Эпохи и стили. М.; Л., 1073.
8. Панченко А.М. Василий Калика // Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 1 (XI - первая половина XIV в.) / АН СССР. ИРЛИ; Отв. ред. Д. С. Лихачев. Л.: Наука, 1987. Электронный ресурс: http://lib.pushkinskijdom.ru/Default. aspx?tabid=3757 (Посещение 25.04.2013)
9. Попова Т.В. Византийская эпистолография // Византийская литература. М., 1970.
10. Послание Василия Новгородского Феодору Тверскому о рае (Подготовка текста, перевод и комментарии Н. С. Демковой) // Библиотека литературы Древней Руси / РАН. ИРЛИ; Под ред. Д. С. Лихачева, Л. А. Дмитриева, А. А. Алексеева, Н. В. Понырко. - СПб.: Наука, 1999. Т. 6: XIV - середина XV века. Электронный ресурс: http://lib.pushkinskijdom.ru (Посещение 25.04.2013). В статье текст послания цитируется по данному изданию.
11. Сметанин В.А. Эпистолография. Свердловск, 1970.
References
1. Antique epistlography. M., 1967.
2. AntonovaM.V. Messages by Feodosy Pechersky: the situation of communication // The Bulletin of the laboratory of analytical Philology. Vol.5. Yoshkar-Ola, 2012. Pp.41-57.
3. AntonovaM.V., Nikishchenkova G.V. The Formulary of the Old Russian message: Feodosy Pechersky, its contemporaries and followers // Scientific notes of Orel State University. Series: Humanities and social Sciences. 2010. №3-1. С.154-161.
4. Goleizovsky N.K «Message of Paradise» and the Russo-Byzantine relations in the middle of the XIV century. Electronic resource: www.bookrevue.ru (Visit 25.04.2013).
5. Likhachev D.S. Poetics of the ancient Russian literature. M., 1979.
6. Likhachev D.S. A Man in the literature of Ancient Russia. M., 1970.
7. Likhachev D.S. Development of Russian literature of the X-XVII centuries. Epochs and styles. M.;L., 1073.
8. Panchenko A.M. Vasily Калика // Dictionary scribes and literature of Ancient Russia. Vol. 1 (XI - the first half of the XIV century) / USSR Academy of Sciences. Institute of Russian literature; Resp. amended by D. S. Likhachev. - L.: Nauka, 1987. Electronic resource: http://lib.pushkinskijdom.ru/(Visit 25.04.2013). .
9. Popova T.V. Century Byzantine epistlography // Byzantine literature. M., 1970.
10. Poslanije o paje of the Novgorod archbishop Vasilii Kalika to the Tver bishop Theodore (Preparation of the text, translation and commentary by N. C. Demkhova) // The Library of the Literature of Ancient Russia / Russian Academy of Sciences. Institute of Russian literature; Ed. by D. S. Likhachev, L. A. Dmitrieva, A. A. Alekseev, N. V. Ponyrko. - SPb.: Science, 1999. - V.6: XIV - the middle of the XV century. Electronic resource: http://lib.pushkinskijdom.ru (Visit 25.04.2013). In the article the text of the message quoted in this publication
11. Smetanin V.A. Epistlography. Sverdlovsk, 1970.
