Ассимилирующиеся рассказы-очерки В. М. Шукшина как результат межтекстовой деривации Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

АССИМИЛИРУЮЩИЕСЯ РАССКАЗЫ-ОЧЕРКИ В.М. ШУКШИНА КАК РЕЗУЛЬТАТ МЕЖТЕКСТОВОЙ ДЕРИВАЦИИ

Г.В. Кукуева

Ключевые слова: рассказ-очерк, межтекстовая деривация, производный тип текст, ассимиляция.

Keywords: a story-essay, intertext derivation, derivative text, assimilation.

Литературно-художественное наследие В.М. Шукшина представляет собой динамически целостное образование, рождающееся из взаимопересекающихся связей отдельных его граней. Идеи межтексто-вой деривации, на которые мы ссылаемся в своих работах [Кукуева, 2008, 2009], дают возможность охарактеризовать явление внутрижан-ровой дифференциации текстов рассказов писателя. Первостепенное значение для нас приобретает понимание межтекстовых деривационных отношений как связей, которыми объединяются первичные и, основанные на них, вторичные языковые единицы и которые типичны для отношений между исходными и производными знаками языка [Кубрякова, Панкрац, 1982; Чувакин, 2000]. Рассмотрение тех или иных текстов под знаком производности возможно лишь в том случае, если, во-первых, имеет место факт взаимодействия текстов, во-вторых, взаимодействующие тексты находятся в отношениях частичного тождества, в-третьих, один из сопоставляемых текстов оказывается сложнее в функционально-семантическом отношении. Отношения, возникающие между внутрижанровыми разновидностями текстов малой прозы В.М. Шукшина, представляют собой закономерный результат деривационного процесса. Специфика производных типов текстов обусловлена природой и характером взаимодействия первичных жанровых признаков со вторичными, активностью выдвижения тех или иных первичных жанровых признаков на всех уровнях организации текстов, степенью их плотности и гибкостью в плане взаимодействия и взаимовлияния.

Данная статья посвящена анализу такого производного типа текста, как ассимилирующиеся рассказы-очерки. Наше обращение к опи-

санию подобных текстов продиктовано назревшей в филологической науке необходимостью пересмотра существующей жанровой иерархии малых прозаических форм. Рассказы В.М. Шукшина, отражая общие процессы развития жанровой формы, служат наглядным подтверждением «гибридности» малой прозы.

С учетом направленности межтекстового деривационного процесса на отражение формальной, семантической и функциональной производности единиц описание ассимилирующихся рассказов-очерков осуществляется по линии формы, содержания и художественноречевой структуры (далее: ХРС).

Рассказы-очерки В.М. Шукшина демонстрируют «симбиоз» различных речевых жанров. В качестве доминантных признаков выступают, с одной стороны, правдивость изображения событий и персонажей, повышенное внимание к отдельному факту, детали, описательность, с другой - парадоксальность, сценичность, ситуативность, анекдотичность, острое конфликтное столкновение хронотопов. Ассимилирующиеся рассказы-очерки («Капроновая елочка», «Операция Ефима Пьяных», «Привет Сивому!») представляют собой результат сложного субстанционального преобразования исходного типа, детерминированного процессом ассимиляции, затрагивающим все уровни организации текстов. По мнению В.В. Ученовой и С.А. Шамовой, «ассимиляция -одно из определяющих свойств очеркового повествования, предполагающее включение в творческий арсенал публицистики плохо поддающихся расчленению элементов деловой прозы, масштабности, дидактической насыщенности, риторической пафосности. И все эти компоненты нацелены на объединение и обличение их в форму, доступную широкой аудитории» [Ученова, Шамова, 2003, с. 312].

Будучи закономерным результатом деривационного процесса, рассказ-очерк как производный тип текста демонстрирует активность выдвижения и высокую степень плотности иноприродных жанровых признаков. Ассимиляция, с одной стороны, ведет к утрате различительной силы с дальнейшим погашением специфических жанровых примет очерка, с другой - к проявлению в сильной позиции признаков речевого жанра анекдота и сценки с их обязательным функциональносемантическим преобразованием. Выдвижение в центр повествования трагикомической ситуации, сопровождаемой потасовкой героев, явленных условными социальными масками («Капроновая елочка», «Привет Сивому!»), описание эпатажной выходки главного героя («Операция Ефима Пьяных») нейтрализуют проявление признаков достоверности, документальности, реалистичности, публицистической

проблематики. Посредством приема аллегории в ассимилирующихся рассказах-очерках изображаются предельно обобщенные типические образы и ситуации, наблюдается функционально-семантическая трансформация парадоксальности, анекдотичности, ситуативности, сценичности. Результатом процесса ассимиляции служит уподобление ассимилирующихся рассказов-очерков сценическому анекдоту или сценке-фарсу.

С точки зрения формы анализируемые тексты отличаются краткой, лаконичной экспозиционной частью, вводящей читателя в «забавную» сценку-фарс: «Эта история о том, как Михаил Александрович Егоров, кандидат наук, длинный, сосредоточенный очкарик, чуть не женился» («Привет Сивому!»). Сценичность предопределяет стремительное развитие действия, вектор которого направлен в сторону острого столкновения персонажей. Рассказам свойствен казусный финал, разоблачающий игру и снимающий маски с персонажей: «То, что осталось там, за спиной, - ласки Кэт, сегодняшнее унижение - это как больница, было опасно, был бред, а теперь - скорей отсюда и не оглядываться» («Привет Сивому!»). Замещение экспозиции диалогом персонажей («Операция Ефима Пьяных»), выполняющим в рассказе сюжетообразующую функцию, указывает на актуализацию ситуативности как признака речевого жанра анекдота.

Содержательно ассимилирующиеся рассказы-очерки демонстрируют простоту и незамысловатость сюжета. Так в «Капроновой елочке» персонажи пытаются преодолеть препятствия, мешающие встрече Нового года. Алогичность содержания историй проявляется в оппозиции желаемого и действительного: «Была девушка... женщина, которая медленно, ласково называла его Мишель. Очкарика слегка коробило, что он Мишель, он был русский умный человек <... > - все это его смущало, стыдно было, но он решил, что потом, позже подправит свою подругу» («Привет Сивому!»). Развитие действия актуализирует высокую степень проявления данных признаков. Так, в рассказе-очерке «Капроновая елочка» парадоксальность ситуации, случившейся с «путешественниками», усиливается благодаря сцене метели, попав в которую они напрасно ищут нужную дорогу. Мотив «блуждания по кругу» подкрепляется скоморошьим разыгрыванием, сменой ролей: «Снабженец молча снял доху, надел легкий, удобный в ходьбе полушубок», появлением мотивов чертовщины: «черти вы такие», «зловещая тишина», «люблю празднички, грешная душа». Однако рождественская сказка в развязке оборачивается казусом: герои попадают не в Буланово, в зверосовхоз «Маяк». Ситуация знакомства, репрезен-

тируемая в рассказе-очерке «Привет Сивому!», строится на активном взаимодействии парадоксальности, сценичности, игрового начала. Автор четко оценивает положение главного героя - кандидата наук: «<...> не может никак обрести верный тон в этой ситуации. В таком идиотском положении он еще не бывал». Михаил находит противоречащий его характеру парадоксальный выход: «пристроился играть джентльмена». Постепенно беседа персонажей, имеющая глубокий подтекст, перерастает в фарс. «Западный» антураж обстановки, поведение Сержа и Кэт, явно диссонируют с приметами «русского мира»: водкой, балалайкой, романсом. Парадоксальное сочетание деталей разных миров создает почву для динамического развертывания конфликта. Столкновение персонажей в ассимилирующихся рассказах-очерках - это своеобразный художественно-публицистический прием, ведущий к раскрытию определенного социального явления. Художественно-образное обобщение перерастает в открытое столкновение разных социальных типов. Однако типизация осуществляется не с учетом законов очеркового повествования, требующего социально-этических, нравственных обобщений, а благодаря сильной позиции иноприродных жанровых признаков. Конфликт между героями, символизирующими определенные социальные типы, изображается в манере, характерной для сценки-фарса. Схематизм образов персонажей просматривается в трансформации или замене паспортных данных условными именами «Мишель», «Кэт», «Сивый», «очкарик», «ухажер»; в разыгрывании забавных сценок со сказочной атмосферой. Типизации образов способствует грубоватый юмор, буффонада, импровизация, обмен каламбурами.

Ослабление различительной силы признаков речевого жанра очерка в содержании текстов, имплицитность очерковой проблематики, сильная позиция примет анекдотического и сценического повествования в описании типов персонажей становятся для ассимилирующихся рассказов-очерков одним из путей, ведущих к конструированию зрелищной правды жизни.

Художественноречевая структура анализируемого типа производного текста отличается равновесием речевых партий повествователя и персонажей. Особое влияние на данные партии оказывают признаки анекдота и сценки. Важнейшим признаком речевой партии повествователя (далее: РППов) («Капроновая елочка», «Привет Сивому!») служит динамика проявления смысловой позиции автора, представленной в собственно речевом слое. Перемещение говорящего субъекта из одной плоскости в другую сопровождается парадоксальностью и

анекдотичностью развития действия. Комедийно-бытовая канва ситуаций, схематизм персонажей, аллегорически изображающих социально -психологические типы, представляются одним из способов выхода на уровень решения глобальных нравственных проблем.

Объективная манера повествования в зачине рассказов эксплицирует образ повествователя-наблюдателя, удаленного от героев и ситуации. Содержание зачина сводится к констатации фактов, в описании героев отсутствуют индивидуальные характеристики: «Двое стояли на тракте.<...>Двое, отвернувшись от ветра, топтались на месте, хлопали рукавиц ами.<...> Впереди. Припадая на одну ногу, шагал тот, который предложил идти греться.<...> Оба были из одной деревни» («Капроновая елочка»). Пространство и время очерчиваются условно: «метрах в двухстах была чайная», «прошли еще километра три-четыре». Развитие действия меняет авторский ракурс видения ситуации. Повествователь перемещается в то же время-пространство, в котором пребывают герои, становится участником событий, что подтверждается посредством активного ввода в ремарку конкретизаторов глагольного действия: «устало и медленно сказала Кэт» («Привет Сивому!»); модальных слов, формирующих субъективную оценку: «у него, видно, было хорошее настроение» («Капроновая елочка»). Слияние автора с персонажем происходит в момент неожиданного, парадоксального поворота повествования, служащего отправной точкой назревающего конфликта: «И как-то Мишель пришел опять к ней вечером. Пришел... и оторопел: на диване, где он вчера еще вольно полулежал, весьма тоже вольно полулежал здоровый бугай в немыслимой рубашке, сытый, даже какой-то светлый от сытости» («Привет Сивому!»).

Высокая степень плотности парадоксальности, казусности, анекдотичности на уровне ХРС приводит к нейтрализации бессобытийно-сти, уподоблению типического осмысления индивидуального образа трагикомическому представлению персонажа. В РППов процесс ассимиляции проявляется в конструировании авторским «словом» сложного, многослойного конфликта, высвечивающегося в содержании текстов лишь одной из своих сторон. Так, социальная сторона столкновения «снабженца» и «путешественников» в рассказе «Капроновая елочка» сопровождается перемещением автора в плоскость стороннего наблюдателя. Смена авторской позиции просматривается в обезличивании персонажей: «двое», «снабженец», «путешественники». Бытовой конфликт «ухажера» со спутниками («Капроновая елочка») и межличностный - кандидата Михаила с бугаем Сержем («Привет Сивому!»)

подаются с позиции повествователя, переместившегося в ситуацию конфликта персонажей. Уровень языковых средств, оформляющих смысловую позицию автора, создает картину сценического действа. Важную роль в воспроизведении ситуации играют наречия со значением образа действия или степени: «громко сказал снабженец», «громко взыкала мерзлая дорога», «снабженец долго устраивал доху на вешалку»; глаголы с субъективной семантикой: «кандидат шарахнул всю рюмку и крякнул»; лексемы, указывающие на точное время: «хозяин через три минуты захрапел».

Нравственная сторона конфликта, скрытая в подтексте, воспроизводится в рассказах либо посредством философских обобщений, отраженных в лирических отступлениях автора, либо в несобственноавторском повествовании, звучащем как самооблечительная речь: «Странное у него было чувство: и горько было, и гадко, и в то же время он с облегчением думал, что теперь не надо сюда приходить. То, что оставалось там, за спиной, - ласки Кэт, сегодняшнее унижение - это как больница, было опасно, был бред, а теперь - скорей отсюда и не оглядываться» («Привет Сивому!»). Бунт против свободы нравов, навязываемых западными стереотипами жизни, поражение в драке парадоксальным образом приводят к очищению, выздоровлению героя, его духовной победе над ложной, неестественной жизнью.

Внутренний конфликт персонажа с самим собой («Операция Ефима Пьяных») способствует актуализации в РППов несобственно речевого слоя. Парадоксальность конфликта, вылившегося в трагикомическую историю, заключается в противоречии тогдашнего положения героя (солдата) и сегодняшнего (председателя колхоза): «В госпитале долго ржали. Но тогда - что! А сейчас ему, председателю преуспевающего колхоза, солидному человеку, придется снимать штаны перед молодыми бабенками». Описание душевных и физических мучений Ефима («пока он (осколок) выйдет, на самом деле родить можно») организуется шаблоном несобственно-авторского повествования, которое подвергается трансформации путем введения «гипотетического» диалога: Чем ближе подходил Ефим к больнице, тем больше беспокоился и трусил.<...> Ну, допустим, его пропустили без очереди. Врач, молодая, важная женщина.

- Что с вами?

- Осколок.

- Где?

- Там.

- Где «там»?

- Ну, там... - Может, здесь посмеяться надо для близира?

В структуре несобственно-авторского повествования эвоцируется фрагмент диалога председателя с другим персонажем в условиях отсутствия последнего. Однако «гипотетический» диалог сначала формируется в рамках субъективного плана повествователя, о чем свидетельствует местоимение 3-го лица «его», затем содержание диалога полностью перемещается в область субъектно-речевой сферы героя. «Слово» персонажа принимает на себя функцию наррации, становится организующим центром повествования.

Речевая партия персонажей (далее: РППов) в ассимилирующихся рассказах-очерках, как правило, представлена диалогическими единствами, активность выдвижения которых говорит о нейтрализации описательной части - признака, свойственного очерку. В данных текстах диалоги способствуют конденсации повествования, служат основным источником движения внутреннего сюжета.

Высокая степень плотности парадоксальности, казусности и сценичности, связанная с конструированием типовых черт личности посредством изображения персонажа в «крайней» ситуации, демонстрируется диалогом непонимания, который служит одним из ярких способов конструирования конфликтной ситуации в ХРС . На первое место в данном диалоге выдвигаются признаки парадоксальности и игрового начала, реализующиеся благодаря тематическому разобщению реплик персонажей. Такой диалог является двуплановым, поскольку развивает автономные темы:

- В чем дело? - совсем зло спросил кандидат. - Кто это?

- Мой старый знакомый, я же сказала. Друг, если угодно. А что?

- Не понимаю... - Кандидат опять потерялся, и было очень больно. - У нас, кажется, были не те отношения...

- Тебе было плохо со мной?

- Но я считал, что... Не понимаю! («Привет Сивому!»).

В данном случае диалог сигнализирует о назревающем конфликте, спровоцированном казусной ситуацией и откровенной, умышленной игрой Кэт. Утрата понимания между персонажами представляется символичной, так как за смысловым разобщением реплик скрывается социальный, морально-этический конфликт двух совершенно разных типов личности: «умного русского человека» и обывательницы, играющей роль «сверхсовременной Эллочки Людоедки».

Парадоксальность образов персонажей, казусное разрешение конфликтов, скоморошество, игра, служащие условием для создания

определенных типов личностей в ассимилирующихся рассказах-очерках, наглядно демонстрируются уровнем языковых средств.

Конструирование обобщенных социально-психологических типов реализуется лексикой РППерс: «Базиль», «наин», «дулись в преферанс», «погода несколько портила пейзаж» («Привет Сивому!»), «уметь надо жить», «каждый из себя ученого корчит», «люблю празднички, грешная душа», «ухажер сучий» («Капроновая елочка»). Сочетание общественно значимой, разговорно-бытовой, оценочной лексики, устойчивых оборотов очерчивает внутренний конфликт героя рассказа «Операция Ефима Пьяных»: «председатель преуспевающего колхоза», «солидный человек», «зарабатывал автори-

тет» / «растелешусь», «языки чесать», «зубоскалы», «хаханьки будет разводить». Игровое начало ситуации задается речью самого Ефима: «устроим полевой госпиталь», «за милую душу операцию сварганим».

Изображение человеческих типов с учетом парадоксальности, анекдотичности и театральности образов героев проявляется и на уровне языковых средств РППов. В авторской речи сочетаются контрастные характеристики героев, изображающие их типовые черты. Например, кладовщик (Павел) и кузнец (Федор) в рассказе-очерке «Капроновая елочка» получают номинации: «двое», «путники», «пришельцы». Описание персонажей контрастирует с характеристикой другого участника событий, именуемого - «посетитель», «представительный мужчина в козлиной дохе», «этот человек», «ухажер», «снабженец». Субъективная оценка автора в рассказе «Привет Сивому!» просматривается в столкновении портретных черт персонажей. С одной стороны, изображен «Михаил Александрович Егоров, кандидат наук, длинный, сосредоточенный, очкарик», «русский умный человек», «беспомощный человек», с другой, - «бугай в цветастой рубашке», «Серж», «наглый соперник». Парадоксальность и казусность, лежащие в основе типического обобщения, просматриваются также в совмещении объективного авторского повествования, репрезентируемого простыми односоставными предложениями: «Стало быстро темнеть. И вместе с темнотой неожиданно потеплело. Небо заволоклось низкими тучами» («Капроновая елочка»), парцеллированными конструкциями: «Серж снисходительно подал свою руку. И кивнул снисходительно» («Привет Сивому!») с лирическими отступлениями автора, реализуемыми сложным синтаксисом с элементами книжного стиля: «Ветел ревел, бил людей холодными мокрыми ладонями, пытался свалить с ног. Вверху нечто безобразно огромное, сорвавшееся с цепей, бесновалось, рыдало, выло.» («Капроновая елочка»).

Таким образом, ассимилирующиеся рассказы-очерки В.М. Шукшина представляют собой результат субстанционального преобразования первичного текста в ходе межтекстовой деривации. Данный тип текста формируются, во-первых, с учетом принципа активности эвоцирования иноприродных первичных жанровых признаков, во-вторых, процесса ассимиляции, заключающегося в утрате различительной силы примет, свойственных собственно очерковому повествованию. В рассмотренных текстах сильная позиция закрепляется за признаками речевого жанра анекдота и сценки. Активность выдвижения данных признаков сопровождается их обязательной функционально-семантической трансформацией, что проявляется в уподоблении ассимилирующихся рассказов-очерков анекдоту или сценке-фарсу. Высокую степень плотности на всех уровнях организации текста обнаруживает парадоксальность, функционально-семантическое преобразование которой связано с задачей изображения социальнопсихологических типов личностей. Скрытый очерковый сюжет реконструируется в ХРС посредством сопровождения данного признака такими признаками, как ситуативность, сценичность, комичность, театральность.

Ассимиляция собственно очерковых примет под влиянием жанровых признаков анекдота и сценки актуализирует понимание малой прозы В.М. Шукшина в качестве «живого» процесса и в этом смысле создает не только предпосылки к исследованию рассказов в аспекте их жизнедеятельности, но и эксплицирует один из возможных путей, объясняющих интерес к прозе писателя ее открытостью, «затрудненностью» формы, внутренней трансформацией.

Литература

Бровкина Ю.Ю., Волкова Н.А., Никонова Т.Н., Чувакин А.А. К проблеме деривационной текстологии // Человек - Коммуникация - Текст. Барнаул, 2000. Вып. 4.

Кукуева Г.В. Рассказы В.М. Шукшина : лингвотипологическое исследование. Барнаул, 2008.

Кукуева Г.В. Лингвопоэтическая типология тестов малой прозы (на материале рассказов В.М. Шукшина) : дис. ... докт. филол. наук. Барнаул, 2009.

Кубрякова Е.С., Панкрац Ю.Г. О типологии процессов деривации // Теоретические аспекты деривации. Пермь, 1982.

Ученова В.В., Шамова С.А. Полифония текстов в культуре. М., 2003.