CC BY
97
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 12. ПОЛИТИЧЕСКИЕ НАУКИ. 2014. № 3
Ежи Йозеф Вятр,
доктор социологических наук, профессор, заведующий кафедрой социальных наук, почетный ректор Европейской высшей школы права и администрации (Польша), e-mail: [email protected]
АРМИЯ И ПОЛИТИКА: ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПАРАДИГМЫ И ИСТОРИЧЕСКИЙ ОПЫТ
В статье рассматриваются актуальные концепции политической социологии, с помощью которых анализируются отношения политической власти и армии. Особенное внимание уделяется таким феноменам, как приоритет политических способов разрешения конфликтов по сравнению с военными способами, гражданский контроль над армией, солидарная ответственность военных и политиков в вопросах национальной безопасности, влияние военной профессии и армейской культуры с ее системой ценностей на общество и политические элиты, власть военных и военная диктатура. С точки зрения этих концепций рассматриваются практика взаимодействий политиков и военных в условиях посткоммунистической трансформации в Восточной Европе и, в частности, в Польше, которая сопровождалась укреплением демократического контроля над вооруженными силами, профессионализацией вооруженных сил, воспитанием командирских кадров в духе демократии, установлением ясных и логичных конституционных принципов этого взаимодействия.
Ключевые слова: политическая социология, армия, профессия военного, война, гражданский контроль, национальная безопасность.
Jerzy Jozef Wiatr,
Doctor ofsociology, Professor, Chair of the Department ofSocial Sciences and Honorary Rector of the European School ofLaw and Administration (Poland), e-mail: [email protected]
THE ARMY AND POLITICS: THEORETICAL PARADIGMS AND HISTORICAL EXPERIENCE
This paper examines current concepts ofpolitical sociology through which the relationship ofpolitical power to the army may be analyzed. Particular attention is paid to such phenomena as the priority ofpolitical methods of conflict resolution in comparison with military means; civilian control of the army; the joint responsibility of the military and politicians in matters of national security; the impact of the military profession and military culture, with its particular system of values, on society and the political elite; the power of the military; and military dictatorship. Using these concepts the author considers the practice of political-military interaction in post-communist transformations in Eastern Europe, in particular
the case of Poland. There a strengthening of democratic control over the armed forces took place, along with the professionalization of the military, the instillation of the spirit of democracy in the command structure and the establishment of clear and logical constitutional principles for interaction between politicians and representatives of the armedforces.
Keywords: political sociology, army, military profession, war, civil control, national security.
Одним из важнейших атрибутов государственной власти является обладание вооруженными силами, способными защитить суверенитет государства и его границы и решать другие государственные задачи. Томас Гоббс (1588-1679) писал об этом: «.. .есть связанное с суверенитетом право на ведение войны и заключение мира с другими народами и государствами, то есть право решать, когда для общественного блага следует собирать, вооружать и оплачивать вооруженные силы, а также насколько большими они должны быть; точно так же, как и право на взимание денег с подданных для покрытия связанных с этим расходов. Поскольку сила, которая должна защищать народ, заключена в армии, а сила армии состоит в объединении под единым командованием, в связи с этим власть отдавать приказы имеет установленный суверен, точно так же, как само отдание приказов вооруженным силам, даже без любого другого установления, делает сувереном того, кто приказывает. И потому кто бы ни был командующим армии, тот, кто имеет суверенную власть, всегда является главнокомандующим»1.
Поставленная проблема приобрела особое значение в период перехода от династического государства к национальному. В первом государственная власть принадлежала правителю или, выражаясь несколько иначе, тому члену правящей династии, который восседал на троне. Когда борьба за трон приобретала особо острую форму, конкуренты пользовались войсками, но войска в этой борьбе не были самостоятельными субъектами. Они были орудием в руках того, кто осуществлял власть или стремился ее захватить.
Положение изменилось с появлением национального государства, в котором сувереном стал не монарх, а народ, как бы этот народ ни определяли. Английская революция (1640-1648), Американская война за независимость (1776-1783) и Французская революция (1789-1799) были вехами на пути к этому типу государства. В связи с этим процессом возник вопрос о праве на применение вооруженной силы. Когда утратил силу принцип монаршего руководства воору-
1 Hobbes T. Lewiatan czyli materia, forma i wladza panstwa koscielnego i swieckiego / Przeklad C. Znamierowskiego. Warszawa: Panstwowe Wydawnictwo Nau-kowe, 1954. S. 158-159.
женными силами, возникла проблема их отношения к государству, а, скорее, их места в системе государственной власти. Английская и Французская революции привели к установлению военных диктатур соответственно Оливера Кромвеля и Наполеона Бонапарта. Американская революция, которая с самого начала не выражала доверия к армии, породила систему подчинения вооруженных сил демократическим гражданским властям и тем самым создала знаменательный исторический прецедент. Принцип подчинения армии гражданской власти стал одним из канонов современной демократии. Это, однако, не означает, что она заранее предопределила, как это подчинение должно выглядеть или насколько оно будет эффективным.
Политика и война
Самый выдающийся теоретик войны XIX в. Карл фон Клаузевиц (1780-1831) в своем классическом произведении «О войне» (Vom Kriege) обосновал, почему политика имеет и должна иметь решающее влияние на войну. В цитируемом чаще других фрагменте его произведения он писал, что «война есть не что иное, как продолжение политики другими средствами»2. А далее добавлял: «Подчинение политической точки зрения военной было бы абсурдным, так как войну породила политика, Политика — это разум, а война лишь орудие, а не наоборот. Поэтому остается только необходимость подчинения военной точки зрения политической»3.
Раймон Арон (1905-1980) указывал, что принцип приоритета политики не только сохранил актуальность, но и приобрел особое значение в ядерную эпоху, когда вооруженная конфронтация между великими державами может привести к всемирной катастрофе. В этих условиях господство политической точки зрения приобрело большое значение4. Изменение характера современной войны придало новый смысл принципу Клаузевица о приоритете политики. Тотальная ядерная война, которая не может быть рационально понимаемым инструментом политики, требует создания новой социологии войны и мира между народами.
Принцип приоритета политики имеет рациональное обоснование при таком понимании войны, при котором она — не цель сама по себе, а инструмент политики. Однако это не устраняет проблем, на которые обращали внимание социологи XX века, занимавшиеся этой проблематикой. Первым из них был Гарольд Д. Лассуэлл (1902-1978).
2 Clausewitz C. von. O wojnie. T. II. Ksi^ga 6-8 / Tlum L.W. Koc, F. Schoener. Wyd. 2 popr. Warszawa: Wydawnictwo Ministerstwa Obrony Narodowej, 1958. S. 248.
3 Op. cit. S. 251.
4 Aron R. Clausewitz: Philosopher of War / Transl. C. Booker and N. Stone. L.: Routledge & Kegan Paul, 1983. P. 372-399.
Во время Второй мировой войны он сформулировал проблему власти военных в условиях затянувшихся вооруженных конфликтов. Не отрицая принципа Клаузевица о приоритете политики над войной, ученый утверждал, что в условиях продолжительного и глубокого вооруженного конфликта должна возрастать роль военных в определении стратегии и, следовательно, в определении политики государства. В крайнем случае, доказывал Лассуэлл, это может привести к установлению «гарнизонного государства», которым управляют «специалисты по насилию»5. Он не считал появление гарнизонного государства неизбежным, но весьма возможным. Это был прогноз-предостережение. Во второй из двух его работ, на которые мы здесь ссылаемся, он предположил, что продолжительная холодная война между супердержавами может привести к превращению обеих в гарнизонные государства.
Пессимистическая гипотеза Лассуэлла не подтвердилась в отношении супердержав, втянутых в течение почти полувека в продолжительный конфликт, названный «холодной войной». Ни Соединенные Штаты, ни Советский Союз не стали гарнизонными государствами. Военные остались под контролем гражданских властей, а два хорошо известных конфликта между выдающимися военачальниками (Дугласом МакАртуром в США и Георгием Жуковым в СССР) и их гражданскими руководителями были быстро и достаточно легко разрешены в пользу последних. Сравнивая эти две конфликтные ситуации, Збигнев Бжезинский и Сэмюэль Хантингтон отметили, что в обоих случаях гражданская политическая власть сохранила свой контроль над вооруженными силами6.
Конечно, ситуация продолжительного международного конфликта не могла не создавать напряжения в отношениях между военными и их гражданскими руководителями. Однако демократическая система справлялась с этим напряжением лучше, так как укорененная в обществе и вооруженных силах демократическая идеология создавала сильную легитимацию гражданского контроля над армией. В тоталитарных системах господствующее положение партии обосновывало подчинение всего государственного аппарата партии (а скорее, ее лидерам), но это подчинение требовало использования полицейского насилия, которое иногда приобретало форму массового террора. Так было, в частности, в
5 Lasswell H.D. The Garrison State and the Specialists of Violence // American Journal of Sociology. 1941. Vol. XLVI. P. 455-468; Idem. The Garrison State Hypothesis Today // The Changing Patterns of Military Politics / Ed. S.P. Huntington. N.Y.: Free Press, 1962. P. 51-70.
6 Brzezinski Z., Huntington S.P. Political Power: USA/USSR. N.Y.: Viking Press,
1964.
Советском Союзе во время большой чистки 1937-1938 гг., а также в Германии в 1934 г.7
Интересным примером, ставящим под сомнение пессимистический прогноз Лассуэлла, является история отношений между армией и гражданскими властями демократического государства в Израиле. С момента своего возникновения в 1948 г. Израиль находится в состоянии продолжительного конфликта со своими арабскими соседями. Четырежды (1948-1949, 1956, 1967 и 1973 гг.) он вел с ними регулярные войны и, кроме того, несколько раз имели место пограничные столкновения и военные интервенции, особенно на территории Ливана. Военные играют значительную роль в политической жизни страны, в том числе и на высших государственных должностях. Однако эти должности они занимают в результате демократических выборов, а не вследствие государственных переворотов. Израильский политолог Амос Перльмуттер (1932-2001) чрезвычайно точно констатировал, что в Израиле устойчивость демократического контроля над вооруженными силами является следствием существования сильных общественных структур, из которых эти силы происходят, особенно движения кибуцев8.
Однако это не означает, что гипотеза о «гарнизонном государстве» не содержит доли правды. Голландский социолог Жак ван Доорн (1925-2008) давно сформулировал концепцию так называемой «операционной идеологии» (operational ideology) вооруженных сил, которая служит обоснованием действий армии9. Такого рода идеология в благоприятных условиях может проникать в гражданские центры государственной власти, а это приводит к тому, что они действуют согласно образу мышления военных. Интересным примером такой милитаризации мышления политиков в демократическом государстве было проникновение доктрины так называемой «революционной войны» в правящие круги французской Четвертой Республики в период войн во Вьетнаме и Алжире10. Суть этой доктрины выразил генерал Андре Целлер, один из руководителей «бунта генералов» (апрель 1961 г.), написав на страницах "Revue de Defense Nationale", что «сознательное и просвещенное участие армии в решении вопросов, касающихся политических судеб отечества, есть гарантия ее лояльности. Одновременно оно является
7 Kolkowicz R. The Soviet Military and the Communist Party. Princeton: Princeton University Press, 1967. P. 55-57; Wheeler-BennettJ.W. The Nemesis of Power: the German Army in Politics, 1918-1945. L.: Macmillan; N.Y.: St. Martin's Press, 1964.
8 Perlmutter A. Military and Politics in Israel. N.Y.: Praeger, 1969.
9 Doorn J. van. Ideology and the Military // On Military Ideology / Ed. J. van Doorn and M. Janowitz. Rotterdam: Rotterdam University Press, 1971. P. XV-XXIX.
10 Wiatr J.J. Militaryzm a demokracja. Szkice o politycznej roli armii w powojennej Francji. Warszawa: Wydawnictwo Ministerstwa Obrony Narodowej, 1966. S. 78-85.
единственным способом обретения армией надлежащего ей места в государстве»11.
Таким образом, угрозы, возникающие из-за ведения продолжительных войн, реальны, но не в них заключена главная причина выхода армии из-под гражданского контроля.
Корни военных диктатур
Двадцатое столетие можно назвать веком диктатур, поскольку этот тип правления, известный и раньше, получил в этот период широкое распространение. Диктатуры XX в. имели две основные формы — партийную и военную, которая встречалась намного чаще12.
Причины, приводящие к военным переворотам, исследуются в работах политических социологов и политологов. Не вникая в анализ отдельных исторических примеров, хочу выделить, ссылаясь на ранее предложенную типологию13, следующие модели военного вмешательства в политику:
1. Захват власти армией или попытка такого захвата вследствие убежденности военных, что гражданские власти не в состоянии эффективно реализовывать национальные интересы или в силу их слабости, или же в результате того, что политики руководствуются ошибочными и вредными для государства политическими взглядами. Выступление турецкой армии под руководством генерала Му-стафы Кемаля-паши в 1920 г. против власти султана после того, как он принял очень тяжелые условия Севрского мирного договора, или свержение египетской армией монархии в июле 1952 г. в результате поражения в войне с Израилем — примеры именно такого выхода армии на политическую сцену. «Бунт генералов» во Франции в 1961 г. против президента де Голля, собиравшегося признать независимость Алжира, можно рассматривать как типичный пример вмешательства армии в политику в демократическом государстве. Еще одним примером является «революция гвоздик» в Португалии (апрель 1974 г.), вызванная прежде всего неприятием молодыми офицерами колониальных войн, которые вел гражданский, но недемократический режим.
2. Бывает и так, что армия выступает против гражданских властей как представитель общественных сил, интересам и убеждениям которых угрожает политика гражданского правительства. Поскольку по своим взглядам и интересам военные в целом более
11 ^t. no: Ibid. S. 83.
12 Wiatr J.J. Dictatorship // International Encyclopedia of Political Science / Ed. B. Badie, D. Berg-Schlosser and L. Morlino. Beverly Hills: Sage Publishers, 2011. Vol. 3. P. 653-659.
13 Wiatr J.J. The Military in Politics: Realities and Stereotypes // International Social Science Journal. 1985. Vol. XXXVII. N 1. P. 97-107.
близки привилегированным классам, их выступления такого рода почти всегда направлены против тех гражданских властей, которые предпринимают радикальные общественные реформы (наиболее интересными примерами этого являются гражданская война в Испании в 1936-1939 гг. и государственный переворот в Чили в сентябре 1973 г.).
3. Третьей причиной выступления армии против гражданских властей есть слабость последних, их коррумпированность и чрезвычайно глубокие политические разногласия — одним словом, политический кризис. В этом случае военные выступают как сила, которая имеет своей целью оздоровление государства и возвращение его к нормальной деятельности. Именно такой характер имел, например, захват власти военными в Аргентине в 1976 г. в условиях кровавых столкновений между правительственными силами и революционными партизанами. Подобный характер имело и отстранение от власти (в июле 2013 г.) египетскими военными демократически избранного президента Мурси и правящих этой страной «Братьев-мусульман». Вмешательство армии произошло в условиях паралича государства, вызванного массовыми уличными протестами против исламизации государства и быстро ухудшающейся экономической ситуацией.
4. Военные вмешиваются и тогда, когда под угрозой находятся их корпоративные интересы, то есть когда гражданские власти предпринимают действия, которые военные считают вредными для их групповых интересов. Сформулированная А. Перльмуттером концепция «преторианства»14 отсылает нас именно к этой модели. Поскольку армия имеет свои групповые («корпоративные») интересы и в определенных условиях готова напомнить о них даже с оружием в руках.
Названные здесь четыре ситуации имеют типовой характер. В действительности часто бывает так, что выход армии на политическую сцену вызван больше чем одной причиной. Государственный переворот в Польше в мае 1926 г. был следствием сочетания нескольких обстоятельств: слабости парламентского правления, напряженности в межнациональных отношениях, угрозы интересам той части офицерского корпуса, которая происходила из легионов, политического неприятия национал-демократии (которую не без причин обвиняли в ответственности за убийство президента На-рутовича), наконец, несогласия с отстранением от государственной работы и армии маршала Юзефа Пилсудского15.
14 Perlmutter A. The Military and Politics in Modern Times. L.: Yale University Press, 1977.
15 Wiatr J.J. The Military Regime in Poland, 1926-1939, in a Comparative Perspective // On Military Intervention / Ed. M. Janowitz, J. van Doorn. Rotterdam: Rotterdam University Press, 1971. P. 61-91.
Для понимания природы военных переворотов особенно важным представляется введенное Сэмюэлем Файнером (1915-1993) понятие «незрелости» молодого национального государства16. Автор — один из выдающихся британских политологов — писал свою книгу в период, когда многочисленные молодые постколониальные государства становились военными диктатурами в результате неудачных попыток установления демократической системы. Причины вмешательства армии в политику Файнер видел в характере современного национального государства, в особенности в доктрине народного суверенитета и национализме. Если «старые» государства, например Франция, смогли установить эффективную систему гражданского контроля над армией, то «новые» постколониальные государства не имели ни времени, ни условий, чтобы пойти тем же путем. Их политическая незрелость обрекла их на правление военных.
Концепция Файнера представляется мне особенно ценной, однако она ставит интересную теоретическую и прогностическую проблему. Как долго может продолжаться процесс преодоления политической незрелости? Много материала для размышления в этом отношении дает Латинская Америка. В том же году, в котором появилась книга Файнера, выдающийся правый испанский политик и одновременно известный политолог Мигель Фрага Ирибарне (1922-2012) опубликовал работу, в которой доказывал, что в бывших испанских колониях в Америке нет общественных условий для возникновения демократических систем17. Двадцать лет спустя Сэмюэль Файнер опубликовал статью, представляющую собой продолжение его книги18. В этой статье он представил типологию «военных систем» и список военных режимов, включающий 32 государства, из которых восемнадцать находилось в Африке, семь в Азии и семь в Латинской Америке. В то время могло казаться, что такое положение вещей сохранится еще долго. Однако в Латинской Америке история ускорила свой ход. К концу 1980-х на смену всем латиноамериканским военным режимам пришло демократическое гражданское правление. С того времени в Латинской Америке не было уже ни одного военного переворота. Господство армии в политической жизни Латинской Америки продолжалось более полутора столетий. Будут ли молодые африканские и азиатские государства также долго оставаться неготовыми к демократии?
16 Finer S.E. The Man on Hoseback: The Role of the Military in Politics. L.: Pall Mall Press, 1962. P. 240-243.
17 Fraga Iribarne M. Sociedad, politica y gobierno en Hispanoamérica. Madrid: Instituto de Estudios Politicos, 1962.
18 Finer S.E. The Morphology of Military Regimes // Soldiers, Peasants, and Bureaucrats: Civil-Military Relations in Communist and Modernizing Societies / Ed. R. Kolkowicz and A. Korbonski. L.: George Allen & Unwin, 1982. P. 281-309.
В настоящее время военные режимы присутствуют только в постколониальных государствах, которые обрели независимость после Второй мировой войны. Весьма существенно и то, что ни в одном посткоммунистическом государстве не произошло захвата власти армией и установления военной диктатуры, хотя в некоторых из них возникли гражданские авторитарные режимы. Также в настоящее время в европейских демократических странах нет угрозы военных переворотов. Поэтому можно признать, что история подтвердила правоту Файнера.
Время покажет, преодолеют ли (и как быстро) постколониальные государства Африки и Азии политическую незрелость и откажутся ли от формы военного правления. Однако это не близкая перспектива. Поэтому социологи политики не могут вернуть на полку книги, посвященные этой форме правления.
Гражданский контроль над армией в демократических
государствах
Содержащийся в конституциях демократических государств принцип подчинения вооруженных сил гражданским властям социологи начали серьезно изучать относительно поздно. Началом таких исследований стали труды двух американских ученых — Сэмюэля Хантингтона (1927-2008) и Морриса Яновица (1919-1988).
Первый из них создал ставший сегодня классическим труд «Солдат и государство», в котором изложил историю гражданского контроля над армией в Соединенных Штатах и сформулировал свою концепцию профессионализма военных как основного условия эффективности такого контроля19. Центральный тезис Хантингтона звучит следующим образом: военный профессионализм предполагает существование не только особых профессиональных способностей военнослужащего, но и особой армейской ментальности (military mind). Эта армейская ментальность состоит из признания высшей ценностью лояльности государству, «консервативного реализма» в восприятии угроз, которые стоят перед государством, осторожности при принятии решений, которые могут привести к войне, и признания принципа гражданского контроля над вооруженными силами. «Профессия военного, — писал Хантингтон, — существует для того, чтобы служить государству. Чтобы оказать, возможно, самую большую услугу государству, все представители этой профессии и руководимые ими вооруженные силы должны быть конституированы как инструмент государственной политики. Поскольку политические решения идут только сверху, это означает, что профессия
19 Huntington S.P. The Soldier and the State: The Theory and Politics of Civil-Military Relations. Cambridge: Harvard University Press, 1957.
военного должна формироваться на основе иерархии послушания. Чтобы профессия выполняла свою задачу, на каждом уровне должно быть немедленное и надежное послушание подчиненных ему уровней. Без этого военный профессионализм невозможен... Когда военнослужащий получает законный приказ от уполномоченного на это командира, он не дискутирует, не колеблется и не навязывает своего мнения: он выполняет приказ немедленно. Его оценивают не на основе политики, которую он осуществляет, а на основе быстроты и точности исполнения приказа. Его цель — совершенствовать орудие послушания, а цели, которым это орудие служит, находятся вне сферы его ответственности»20.
Такое понимание профессионализма военного можно сопоставить с контролем, осуществляемым как конституционными демократическими, так и недемократическими властями, например в условиях партийной диктатуры. Из концепции Хантингтона о профессионализме военных не вытекает принцип демократического контроля над армией, а лишь принцип гражданского контроля. Однако одновременно Хантингтон, верный своим политическим убеждениям, хотел бы, пока существует угроза безопасности Соединенных Штатов, чтобы гражданские власти отвергли в своих действиях либеральную и консервативную точки зрения, характерные для военных21. Потому идеалом хорошо управляемого демократического государства было для Хантингтона государство, управляемое демократически избранными гражданскими политиками, которые в своих действиях уважают армейское видение национальной безопасности и располагают поддержкой военных.
Относительно концепции Хантингтона можно сделать критическое замечание в связи с тем, что она содержит скрытую тавтологию, так как в свое определение военного профессионализма он включил готовность военнослужащих к подчинению гражданским властям и одновременно признал профессионализм офицерского корпуса основным условием эффективного гражданского контроля над вооруженными силами. Ведь если военные проявляют склонность к противопоставлению себя гражданским властям, то, согласно его пониманию профессионализма, они — непрофессионалы. Однако если определить профессионализм иначе, ссылаясь только на профессиональные способности офицеров и принципы продвижения по службе, основанные на этих способностях, могло бы оказаться, что в некоторых странах высокопрофессиональный офицерский корпус навязывал свою волю гражданским политикам и, следовательно, в
20 1ыа. р. 73.
21 ТЫа. Р. 464.
понимании Хантингтона, вел себя также «непрофессионально». Едва ли не самым характерным примером такой ситуации была Япония в 1930-х гг. и во время Второй мировой войны.
Кроме того, Хантингтон обходит стороной важную для рассматриваемого здесь вопроса проблему групповых интересов военных как своеобразной профессиональной корпорации. На этот аспект обратил внимание А. Перльмуттер22. Он предложил отличать профессионализм военных от их корпоративизма. Вмешательство военных в политику, по его мнению, есть следствие сильного корпоративизма, а не профессионализма. Понятие преторианства Перльмуттер позаимствовал у Макса Вебера, но дал ему свое собственное определение как ситуации, в которой «военные склонны вмешиваться в функционирование государства и располагают потенциалом, позволяющим им подчинить себе исполнительную власть»23.
Связывая способность к вмешательству в политику с корпоративизмом кадровых военных, Перльмуттер делал особый акцент на действиях военнослужащих, мотивированных их групповыми интересами. Не подлежит сомнению, что это существенный фактор. Существенный, но не единственный и, может быть, даже не главный, поскольку в не меньшей степени военные готовы вмешиваться в осуществление власти или просто брать эту власть в свои руки, руководствуясь своими политическими убеждениями и особенно своим пониманием национальных интересов.
В последние годы в адрес концепции Хантингтона были высказаны критические замечания, которые, однако, не ставили под сомнение ее значение для исследования отношений между армией и гражданскими властями24. Эта концепция остается исходным пунктом для рассуждений о роли военных в демократических государствах.
Наиболее развернутый социологический анализ профессии офицера представил пионер в области социологии армии Моррис Яновиц (1919-1988), прежде всего в работе «Профессиональный солдат» (Janowitz 1960). Этот труд стал началом нового направления в социологии армии — социологического анализа кадровых военных.
22 Perlmutter A. The Military and Politics in Modern Times. P. 1-9.
23 Ibid. P. 93.
24 FeaverP.D. The Civil-Military Problematique: Huntington, Janowitz, and the Problem of Civil Control // Armed Forces and Society. 1996. Vol. 23. N. 2. P. 149-178; Desh M. Civilian Control of the Military: The Changing Security Environment. Baltimore: The Johns Hopkins University Press, 1999; American Civil-Military Relations: The Soldier and the State in a New Era / Ed. S.C. Nielsen, D.M. Snider. Baltimore: The Johns Hopkins University Press, 2009; Schiff R. The Military and Domestic Politics: A Concordance Theory of Civil-Military Relations. N.Y.: Routledge, 2009.
Основная идея работы Яновица заключается в том, что профессия военного претерпевает и будет претерпевать в будущем изменения, вызванные развитием военной техники и изменениями характера конфликтов, с которыми военные имеют дело. Он последовательно назвал пять основных изменений в характере и положении профессии военного: 1) изменение характера власти и дисциплины в армии — переход от «авторитарного доминирования» к манипуляции, убеждению и достижению группового консенсуса; 2) сокращение дистанции между навыками, требуемыми в военных и гражданских профессиях; 3) отказ от элитарности при формировании офицерских кадров в пользу более широкой социальной базы; 4) новый тип военной карьеры, в котором назначение на высшие должности зависит прежде всего от склонности к новациям и политических способностей, а также (5) повышенное значение политической индоктринации25.
Анализируя эти изменения, Яновиц сформулировал гипотезу о формировании нового типа профессии военного. В частности, он высказал предположение, что по причине нового характера международных конфликтов военные начинают выполнять «полицейские» функции (constabulary), что в значительной степени меняет характер их профессии и влияет на отношения между армией и гражданскими властями государства. Следствием этих изменений, по мнению Яновица, будет политизация кадровых офицеров, от которых будет требоваться большая восприимчивость к политическим и общественным проблемам. Но одновременно «все офицеры должны быть так воспитаны, чтобы они понимали характер верховенства гражданских властей»26.
Представленное Яновицем описание профессии военного оказалось отличным инструментом для анализа новых вызовов, которые возникли перед военнослужащими (особенно американскими) в конце ХХ и начале XXI века. Неконвенциональные войны (особенно вьетнамская) и международный терроризм поставили военных перед вызовами, отличающимися от классических войн, ведущихся армиями суверенных государств. Современные исследователи, анализирующие эти вопросы, идут путем, проложенным пионерской работой Яновица.
Существенный вклад в теорию отношений между гражданскими властями и армией внес в последнее время Дейл Р. Херспринг (родился в 1940 г.). Две его последние работы опираются на концеп-
25 Janowitz M. The Professional Soldier: A Social and Political Portrait. Glencoe: The Free Press, 1960. P. 8-12.
26 Ibid. P. 426.
цию солидарной ответственности (shared responsibility) военных и политиков в вопросах национальной безопасности27. Не ставя под сомнение сам принцип верховенства гражданских властей, Хер-спринг доказывает, что для эффективной политики национальной безопасности необходимо сотрудничество гражданских политиков и военачальников в духе взаимопонимания и чувства солидарной ответственности.
Анализируя с этой точки зрения американский опыт после Второй мировой войны, Херспринг доказывает, что характер отношений между политическими властями и военными зависит прежде всего от первых, или, говоря конкретнее, от того, как президент выполняет свои обязанности в качестве верховного главнокомандующего вооруженными силами. Периоды президентства Никсона, Джонсона и Клинтона он охарактеризовал усилением конфликта между гражданскими президентами и военачальниками, а при Джордже Буше-старшем, Форде, Рейгане и Рузвельте таких конфликтов было меньше всего28.
В монографии 2013 г. Херспринг сравнил четыре государства (Соединенные Штаты, Германию, Канаду и Россию) по степени реализации принципа солидарной ответственности политиков и военных за безопасность страны29. На мой взгляд, это самая важная работа в научной литературе XXI века, посвященная рассматриваемой нами проблематике.
Исходным пунктом работы является положение, что «конфликт в отношениях между гражданскими и военными — это нечто нормальное, позитивное и здоровое при условии, что он регулируется»30. Так дело обстоит потому, что армия функционирует в условиях ограниченного бюджета и всегда будет добиваться получения больших средств. Однако дело не сводится только к этому. Ссылаясь с определенной долей критицизма на модель Хантингтона, Херспринг доказывает, что влияние армии на политику, пусть и существенное, не имеет ключевого значения. Чрезмерный акцент, сделанный на гражданском контроле, по его мнению, не позволяет увидеть «интерактивный характер» отношений между гражданскими властями и армией, а именно это взаимодействие является основой здоровых взаимоотношений31.
27 Herspring D.R. The Pentagon and the Presidency: Civil-Military Relations from FDR to George W. Bush. Lawrence: Kansas University Press, 2005; Idem. Civil-Military Relations and Shared Responsibility: A Four-Nation Study. Baltimore: The Johns Hopkins University Press, 2013.
28 Herspring D.R. The Pentagon and the Presidency... P. 409.
29 Herspring D.R. Civil-Military Relations and Shared Responsibility.
30 Ibid. P. 1.
31 Ibid. P. 3.
В представленной Херспрингом модели военные выступают партнерами политиков. Партнерство не ставит под сомнение принцип подчинения армии гражданским властям государства, но требует от того, кто стоит во главе государства, чтобы он привлекал военных к процессу принятия решений и принимал во внимание их точку зрения. В частности, это означает учет политиками «армейской культуры», то есть системы ценностей и норм поведения, типичных для армейской среды.
Армейская культура отличает профессию военнослужащего от гражданских профессий, поэтому политикам следует учитывать следующие принципы32. Первым является принцип уважения гражданскими политиками армейской культуры, ценностей и норм поведения военных. Второй принцип — принятие солидарной ответственности, который требует, чтобы у военных не возникало препятствий при представлении ими своей точки зрения политикам. Третий принцип требует уважения к армейским символам. Четвертый касается признания политиками необходимости таких вооруженных сил, которые способны решать поставленные перед ними задачи. Пятый принцип относится к процессу повышения военных по службе, в который не должны вмешиваться гражданские политики. Шестой принцип касается того, что автор называет «огражданствлением» армии и что, по его мнению, затрудняет возникновение соответствующих отношений, основанных на солидарной ответственности. Седьмой принцип — осторожность при введении изменений, так как слишком радикальные перемены ставят под сомнение надлежащие отношения между гражданскими властями и военными. Восьмой (и последний) принцип требует признания права высших военачальников на выражение несогласия даже в форме ухода в отставку в случае неодобрения политических решений.
Сформулированные Херспрингом принципы не ставят под сомнение гражданское руководство вооруженными силами, но указывают на необходимость того, чтобы это руководство было хорошим и осуществлялось с пользой для государства.
Анализируя с этой точки зрения ситуацию в четырех выбранных им государствах, Херспринг приходит к выводу, что во всех этих странах отношения между политическими властями и армией формируются согласно сформулированной им концепции солидарной ответственности. Изучая опыт Соединенных Штатов, автор более критично оценил президентство Джорджа Буша-младшего (20012009), главным образом принимая во внимание чрезвычайно негативную роль, сыгранную министром обороны Дональдом Рамсфельдом,
32 ММ. Р. 9-10.
которому автор посветил отдельную и крайне критичную книгу33. Сравнивая отношения между Белым домом и вооруженными силами в периоды правления двух последних президентов, Херспринг выше оценивает период правления президента Барака Обамы.
Также интересным является подход американского автора к проблеме отношений между президентами Российской Федерации — Борисом Ельциным, Владимиром Путиным и Дмитрием Медведевым — и вооруженными силами. Херспринг критически оценивает военную политику Ельцина, видя в ней главным образом использование армии для внутренних целей борьбы за власть, в то же время он весьма позитивно оценивает два первых президентских срока Путина (2000-2008), видя в них реализацию принципа солидарной ответственности, приспособленного к условиям Российской Федерации34.
Ознакомление с литературой (главным образом американской), посвященной роли вооруженных сил в политике, позволяет сделать несколько более общих выводов.
Во-первых, в старых стабильных демократиях принцип гражданского контроля над вооруженными силами глубоко укоренен и уже не составляет проблемы, вызывающей споры и противоречия.
Во-вторых, эволюция вооруженных сил и профессии военного приводит к тому, что политический аспект национальной безопасности приобрел особое значение и военные уже не являются совершенно аполитичными «специалистами по насилию», а партнерами политиков в работе по укреплению безопасности государства.
В-третьих, эволюция военной профессии усиливает ее особенные черты, но одновременно приводит к тому, что эта профессия в определенных отношениях становится похожей на гражданские, требующие чрезвычайно специализированных навыков.
В-четвертых, армейская культура с ее своеобразной системой ценностей оказывает влияние на общество и его политические элиты.
В-пятых, современные международные условия требуют, чтобы политики и военные уважали принципы партнерства и солидарной ответственности за национальную безопасность.
Американские ученые — от Морриса Яновица и Сэмюэля Хантингтона до Дейла Херспринга — заложили теоретические основы научного анализа отношений между государственными властями и вооруженными силами.
33 Herspring D.R. Rumfeld's Wars: The Arrogance of Power. Lawrence: Kansas University Press, 2008.
34 Herspring D.R. Civil-Military Relations and Shared Responsibility... P. 242272.
Военные и политики в условиях посткоммунистической
трансформации
Политические изменения в бывших социалистических государствах ставят перед специалистами в области политической социологии интересный вопрос о судьбе отношений между армией и политическими властями в условиях новых посткоммунистических демократий.
В системе, обычно называемой коммунистической, вся власть была сконцентрирована в руках правящей партии. Внутри правящей партии могли существовать две альтернативные формы политического устройства: диктатура вождя или коллективное (олигархическое) правление центральной партийной элиты35. Положение армии в этой системе определялось прежде всего тем, какой характер имела власть партии. При диктатуре вождя, наиболее известным примером которой было правление Сталина, армия, как и все другие политические институты, находилась под его контролем, обычно осуществляемым с помощью полицейского аппарата. При олигархическом партийном правлении высшие военачальники (особенно министры обороны) входили в состав Политбюро правящей партии, что позволяло этот тип гражданского контроля над вооруженными силами считать моделью интеграции армии в рамках партийной диктатуры. В отличие от гражданского контроля над армией в демократических государствах такая («интеграционная») модель позволяла военным непосредственно участвовать в принятии важнейших политических решений36.
В коммунистических системах армия не играла самостоятельной политической роли. Интересным исключением в этом отношении была Польша, где постепенно — по мере ослабления правящей партии — возрастала роль армии, сначала (с декабря 1970 г.) как института, фактически имеющего право вето на решения руководства партии и правительства, а затем (с 1981 г.) как господствующей политической силы, взявшей де-факто в свои руки власть37.
Ликвидация коммунистической системы в Центральной и Восточной Европе, Советском Союзе и Монголии имела различные
35 Bebler A. The Regiowide Perspective on Post-Communist Civil-Military Relations // Civil-Military Relations in Post-Communist States: Central and Eastern Europe in Transition / Ed. A. Bebler. L.: Praeger, 1997. P. 66.
36 Wiatr J.J. Socjologia wojska. 2 wyd. Warszawa: Wydawnictwo Ministerstwa Obrony Narodowej, 1982. S. 342-344.
37 KorbonskiA., Terry S.M. The Military as Political Actor in Poland // Soldiers, Peasants, and Bureaucrats: Civil-Military Relations in Communist and Modernizing Societies / Ed. R. Kolkowicz, A. Korbonski. L.: George Allen & Unwin, 1982. P. 159-180; Wiatr J.J. The Soldier and the Nation: The Role of the Military in Polish Politics, 1918-1985. L.: Westview Press, 1988.
формы, но общей чертой этих изменений было то, что армия — вопреки предположениям тех западных авторов, которые видели в ней лишь «вооруженный кулак» коммунистической партии38, — нигде не выступила против демонтажа власти коммунистической партии. Чаще всего роль армии в этих переменах была пассивной. Военные приняли изменения и приспособились к новым условиям.
Следует указать четыре исключения. Хронологически первым из них была Польша, где в начале 1989 г. высшие военачальники и одновременно члены руководящего состава правящей партии «продавили» соглашение с демократической оппозицией вопреки мнению большинства членов ЦК Польской объединенной рабочей партии. Польский политический эмигрант и одновременно американский политолог Анджей Корбонский (1927-2013) подчеркивал роль, которую польские военные сыграли в обеспечении мирного перехода к демократии в 1989 г., в чем он усматривал подтверждение того, что военные руководствовались национальными интересами, а не партийной лояльностью39. Вторым исключением была Румыния, где в декабре 1989 г. в условиях разворачивающейся революции армия встала на ее сторону и свергла президента-диктатора Николае Чау-шеску. Третьим примером был Советский Союз. В попытке переворота, организованного в августе 1991 г. враждебной демократическим изменениям группой высших государственных функционеров, принимал участие министр обороны, но основная часть вооруженных сил отказалась поддержать путч и подчинилась президенту России Борису Ельцину, что предопределило поражение путчистов. Самым сложным является четвертый случай — Югославия. Когда это государство вошло в период распада (в результате выхода из его состава Хорватии и Словении в 1991 г.), федеральная армия предприняла попытку сохранить единство государства с помощью применения силы. Это стало причиной продолжительных этнических войн на его территории, но не спасло федерацию. Военные действовали в этой ситуации не как «вооруженный кулак» партии, а как защитники национальных интересов, ошибочно отождествленных с сохранением многонациональной югославской федерации. Словенский политолог Антон Беблер точно заметил, что на такую роль армии повлияли национальные чувства и профессионализм кадровых офицеров40.
38 Malcher G.C. Poland's Politicized Army: Communists in Uniform. N.Y.: Praeger,
1984.
39 KorbonskiA. Civil-Military Relations in Poland since 1989: Who is in Charge? // Narod — Wladza — Spoleczenstwo / Red. A. Jasinska-Kania, J. Raciborski. Warszawa: Wydawnictwo Naukowe SCHOLAR, 1996. S. 297-310.
40 Bebler A. Op. cit. P. 126.
После изменения политической системы в посткоммунистических странах нигде не было попыток захвата власти военными. Сравнительный анализ этой проблемы, осуществленный словенскими учеными с участием несколько иностранных специалистов, однозначно показал, что в условиях новых посткоммунистических демократий гражданский контроль над вооруженными силами утвердился и стал бесспорной чертой системы41. Это особенно знаменательно, поскольку на пороге изменений государственного устройства военные перевороты считались серьезной угрозой молодым демократиям. С. Хантингтон в «Третьей волне демократизации» допускал возможность отхода от демократии в некоторых посткоммунистических государствах, в том числе и в Польше42. Через пару лет после этого в коллективной работе, посвященной условиям демократической стабилизации, мы предостерегали об угрозе, которую могло бы представлять вмешательство армии в политическую жизнь43. Однако эти опасения оказались преувеличены. Ни в одном посткоммунистическом государстве военные не свергли гражданские власти и даже не предприняли такой попытки. Там, где (как во многих республиках бывшего Советского Союза) вместо демократии сформировался тот или иной вариант авторитарной системы, армия не была действующей силой этого процесса и остается под контролем гражданских государственных властей.
Следствием смены государственного строя в большинстве посткоммунистических государств Центральной и Восточной Европы стала переориентация их внешней и оборонной политики. Почти все (кроме большинства бывших югославских республик) стали членами НАТО. Это в свою очередь привело к реорганизации вооруженных сил, принятию новых организационных принципов и направлений обучения кадровых военных, а также к переходу от системы, основанной на всеобщей воинской повинности, к профессионализации вооруженных сил. Также изменились задачи вооруженных сил. В новых геополитических условиях, когда война в Европе не является реальной угрозой, главной задачей вооруженных сил стало их участие в международных военных операциях. В первом десятилетии XXI в. это были, в частности, военные интервенции в Афганистане и Ираке.
В условиях изменений общественного устройства понадобилось уточнить конституционные принципы гражданского контроля
41 Sodobno vojastvo in druzba / Ed. A. Bebler. Ljubljana: Fakulteta Za Druzbene Vede, 2005.
42 Huntington S.P. The Third Wave: Democratization in the Late Twentieth Century. L.: University of Oklahoma Press, 1991. P. 293.
43 Przeworski A. and others. Sustainable Democracy. Cambridge: Cambridge University Press, 1995. P. 47.
над вооруженными силами. Пример Польши в этом отношении поучителен, так как показывает, в чем заключаются потенциальные источники напряжения и угроз. Польский опыт свидетельствует, что проблему представляет не готовность военных подчиняться гражданским властям, а неопределенная и даже внутренне противоречивая система гражданского контроля над армией. Единственный серьезный конфликт на почве отношений между гражданскими властями и армией имел место в начале 1992 г. и был вызван соперничеством двух центров гражданской власти — президента и правительства — по поводу того, кто из них имеет решающий голос. Основой конфликта стало формирование (после парламентских выборов 1991 г.) коалиционного правительства премьер-министра Яна Ольшевского, опиравшегося на несколько правых партий и с самого начала своего существования остро конфликтовавшего с президентом Лехом Валенсой. В правительстве премьера Ольшевского министром обороны стал (впервые в польской истории) гражданский политик Ян Парыс, по образованию социолог. Пользуясь не очень точными положениями действовавшей тогда конституции 1952 г. (с поправками 1989 г.), президент Валенса попытался руководить армией, минуя министра, которому надлежало командовать вооруженными силами. Этот конфликт привел (в апреле 1992 г.) к отставке Парыса. Спустя два месяца Сейм по предложению президента распустил правительство Ольшевского, но не из-за контроля над армией. Проблема на время была устранена, так как в новом правительстве Ханны Сухоцкой министром обороны стал Януш Онышкевич, хорошо сотрудничавший с президентом и признававший его влияние на вооруженные силы.
Вновь проблемы, связанные с гражданским контролем над вооруженными силами, возникли в конце 1994 — в начале 1995 года, когда у власти находилось левоцентристское правительство премьера Вальдемара Павляка, министром обороны в котором был отставной адмирал Пётр Колодзейчык. Сначала президент Валенса организовал «голосование» высших военачальников по поводу того, должен ли оставаться на этой должности министр Колодзейчык, а затем вынудил премьера к его отставке. Анализируя этот кризис, я в то время писал, что «.. .этот кризис не отражал, на мой взгляд, политических амбиций военных, а скорее неопределенность конституции, с одной стороны, и личные политические амбиции Валенсы — с другой. Будучи на последнем году своего президентства и утрачивая популярность среди избирателей, Валенса стремился усилить свои позиции, с помощью нападок на парламент и правительство. Конфликт по поводу контроля над вооруженными силами был одним из аспектов более широкой проблемы. Он ясно показал необходимость установ-
ления конституционных решений, обеспечивающих более точные и согласные с основными правилами парламентской демократии принципы гражданского контроля над армией»44.
Набросок таких принципов я предложил во время первого из описываемых здесь кризисов45. Тогда я требовал установления точных правил контроля над вооруженными силами. Они были основаны на разделении полномочий между президентом и Сеймом с Сенатом. Решения, принятые в Конституции 1997 г., в своей основе идут в этом направлении, но большую роль признают за контролируемым Сеймом Советом Министров, который «осуществляет внутреннюю и внешнюю политику Польской Республики» (ст. 146, п. 1). Однако одновременно Конституция делает президента «верховным главнокомандующим вооруженными силами Польской Республики» и дает ему ряд полномочий, в том числе в сфере назначения на высшие военные посты, что президент осуществляет по представлению министра обороны (ст. 134). Такая система солидарной ответственности, на мой взгляд, лучше, чем концентрация контроля над вооруженными силами только в одном институте. Однако эта сложная система требует от политиков воли и умения лояльно сотрудничать. Это особенно важно, когда президент и правительство происходят из различных и находящихся в политическом конфликте групп. Такая ситуация существовала в Польше дважды после вступления в действие конституции 1997 г.: в 1997-2001 гг. (президент Александр Квасневский и правительство Ежи Бузека), а также в 2007-2010 гг. (президент Лех Качинский и правительство Дональда Туска). Анализ этих случаев приводит к выводу, что в одних и тех же конституционных условиях характер сотрудничества зависит прежде всего от качества политического лидерства и особенно от готовности обеих сторон к компромиссу.
Это общая проблема, относящаяся не только к Польше. Укрепление демократического контроля над вооруженными силами в новых демократиях (и особенно в тех, которые возникли в результате демократизации бывших коммунистических диктатур) требует выполнения трех условий: 1) профессионализации вооруженных сил и воспитания командирских кадров в духе демократии, уважения ее ценностей и правовых норм; 2) установлении ясных и логичных конституционных принципов, а также 3) воли и умения занимающих высшие должности политиков, без чего даже самые лучшие конституционные нормы могут оказаться неэффективными.
44 Wiatr J.J. Military Politics and Society in Poland // Civil-Military Relations in Post-Communist States: Central and Eastern Europe in Transition / Ed. A. Bebler. L.: Praeger, 1997. P. 83-84.
45 Wiatr J.J. Spor nie tylko o wojsko // Nowa Europa. 1992. 28 maja.
Политическая социология (точно так же, как и другие политические науки, особенно политология) должна исследовать значение отношений между политическими властями и вооруженными силами. Сравнительные исследования, посвященные этим отношениям, нужны не только теории, но и политической практике.
ЛИТЕРАТУРА, REFERENCES
American Civil-Military Relations: The Soldier and the State in a New Era / Ed. S.C. Nielsen, D.M. Snider. Baltimore: The Johns Hopkins University Press, 2009.
Aron R. Clausewitz: Philosopher of War / Transl. C. Booker and N. Stone. L.: Routledge & Kegan Paul, 1983.
Bebler A. The Regiowide Perspective on Post-Communist Civil-Military Relations // Civil-Military Relations in Post-Communist States: Central and Eastern Europe in Transition / Ed. A. Bebler. L.: Praeger, 1997. P. 65-76.
Brzezinski Z, Huntington S.P. Political Power: USA/USSR. N.Y.: Viking Press, 1964.
Clausewitz C. von. O wojnie. T. II. Ksi^ga 6-8 / Tlum L.W. Koc, F. Schoener. Wyd. 2 popr. Warszawa: Wydawnictwo Ministerstwa Obrony Narodowej, 1958.
Desh M. Civilian Control of the Military: The Changing Security Environment. Baltimore: The Johns Hopkins University Press, 1999.
Doorn J. van. Ideology and the Military // On Military Ideology / Ed. J. van Doorn and M. Janowitz. Rotterdam: Rotterdam University Press, 1971. P. XV-XXIX.
Feaver P.D. The Civil-Military Problematique: Huntington, Janowitz, and the Problem of Civil Control // Armed Forces and Society. 1996. Vol. 23. N 2. P. 149-178.
Finer S.E. The Man on Hoseback: The Role of the Military in Politics. L.: Pall Mall Press, 1962.
Finer S.E. The Morphology of Military Regimes // Soldiers, Peasants, and Bureaucrats: Civil-Military Relations in Communist and Modernizing Societies / Ed. R. Kolkowicz and A. Korbonski. L.: George Allen & Unwin, 1982. P. 281-309.
Fraga Iribarne M. Sociedad, politica y gobierno en Hispanoamérica. Madrid: Instituto de Estudios Politicos, 1962.
Herspring D.R. Civil-Military Relations and Shared Responsibility: A Four-Nation Study. Baltimore: The Johns Hopkins University Press, 2013.
Herspring D.R. Rumfeld's Wars: The Arrogance of Power. Lawrence: Kansas University Press, 2008.
Herspring D.R. The Pentagon and the Presidency: Civil-Military Relations from FDR to George W. Bush. Lawrence: Kansas University Press, 2005.
Hobbes T. Lewiatan czyli materia, forma i wladza panstwa koscielnego i swieckiego / Przeklad C. Znamierowskiego. Warszawa: Panstwowe Wydawnictwo Naukowe, 1954.
Huntington S.P. The Soldier and the State: The Theory and Politics of Civil-Military Relations. Cambridge: Harvard University Press, 1957.
Huntington S.P. The Third Wave: Democratization in the Late Twentieth Century. L.: University of Oklahoma Press, 1991.
Janowitz M. The Professional Soldier: A Social and Political Portrait. Glencoe: The Free Press, 1960.
Kolkowicz R. The Soviet Military and the Communist Party. Princeton: Princeton University Press, 1967.
KorbonskiA. Civil-Military Relations in Poland since 1989: Who is in Charge? // Narod — Wladza — Spoleczenstwo / Red. A. Jasinska-Kania, J. Raciborski. Warszawa: Wydawnictwo Naukowe SCHOLAR, 1996. S. 297-310.
Korbonski A., Terry S.M. The Military as Political Actor in Poland // Soldiers, Peasants, and Bureaucrats: Civil-Military Relations in Communist and Modernizing Societies / Ed. R. Kolkowicz, A. Korbonski. L.: George Allen & Unwin, 1982. P. 159-180.
Lasswell H.D. The Garrison State and the Specialists of Violence // American Journal of Sociology. 1941. Vol. XLVI. P. 455-468.
Lasswell H.D. The Garrison State Hypothesis Today // The Changing Patterns of Military Politics / Ed. S.P. Huntington. N.Y.: Free Press, 1962. P. 51-70.
Malcher G.C. Poland's Politicized Army: Communists in Uniform. N.Y.: Praeger, 1984.
Perlmutter A. Military and Politics in Israel. N.Y.: Praeger, 1969.
Perlmutter A. The Military and Politics in Modern Times. L.: Yale University Press, 1977.
Przeworski A. and others. Sustainable Democracy. Cambridge: Cambridge University Press, 1995.
Schiff R. The Military and Domestic Politics: A Concordance Theory of Civil-Military Relations. N.Y.: Routledge, 2009.
Sodobno vojastvo in druzba / Ed. A. Bebler. Ljubljana: Fakulteta Za Druzbene Vede, 2005.
Wheeler-Bennett J. W. The Nemesis of Power: the German Army in Politics, 1918-1945. L.: Macmillan; N.Y.: St. Martin's Press, 1964.
Wiatr J.J. Dictatorship // International Encyclopedia of Political Science / Ed. B. Badie, D. Berg-Schlosser and L. Morlino. Beverly Hills: Sage Publishers, 2011. Vol. 3. P. 653-659.
Wiatr J.J. Military Politics and Society in Poland // Civil-Military Relations in Post-Communist States: Central and Eastern Europe in Transition / Ed. A. Bebler. L.: Praeger, 1997. P. 77-85.
Wiatr J.J. Militaryzm a demokracja. Szkice o politycznej roli armii w powojen-nej Francji. Warszawa: Wydawnictwo Ministerstwa Obrony Narodowej, 1966.
Wiatr J.J. Socjologia wojska. 2 wyd. Warszawa: Wydawnictwo Ministerstwa Obrony Narodowej, 1982.
Wiatr J.J. Spor nie tylko o wojsko // Nowa Europa. 1992. 28 maja.
Wiatr J.J. The Military in Politics: Realities and Stereotypes // International Social Science Journal. 1985. Vol. XXXVII. N. 1. P. 97-107.
Wiatr J.J. The Military Regime in Poland, 1926-1939, in a Comparative Perspective // On Military Intervention / Ed. M. Janowitz, J. van Doorn. Rotterdam: Rotterdam University Press, 1971. P. 61-91.
Wiatr J.J. The Soldier and the Nation: The Role of the Military in Polish Politics, 1918-1985. L.: Westview Press, 1988.
