Таблица 1
онтологизм ФЕНОМЕНИЗМ
м а ОНТОЛОГИЧЕСКИМ МАТЕРИАЛИЗМ Ф У МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКИМ ФЕНОМЕНИЗМ
т е ы к тт ЛИНГВОМАТЕРИАЛИСТИЧЕСКИИ ФЕНОМЕНИЗМ
Р и а л и 3 м Панмате-риализм Эпифеноме-нализм Материалистический ин-теракцио-низм и О н а л и 3 м Теория тождества Элиминативный материализм
д У а л Дуалистический интеракционизм ТРАНСЦЕНДЕНТНЫЙ ФЕНОМЕНИЗМ
и 3 м Онтологический параллелизм (предустановленная гармония) (феноменический параллелизм)
и д е а л и ОНТОЛОГИЧЕСКИЙ ИДЕАЛИЗМ ИДЕАЛИСТИЧЕСКИЙ ФЕНОМЕНИЗМ
3 м
луждение, отождествляя кардинально различные позиции.
4 Впоследствии этот взгляд часто формулировался в выхолощенном виде, без идеи трансцендентного. В таком варианте оказывается совершенно непонятным, почему одно и то же предстает вовне и вовнутрь кардинально различным образом.
АРХЕТИПЫ «ДОМ» И «БЕЗДОМЬЕ» В МИФОЛОГИИ, ЭПОСЕ И ФОЛЬКЛОРЕ
Исследование архетипов как древних образов коллективного бессознательного было впервые осуществлено К.Г. Юнгом, который признавал, что «существует... психическая система коллективной, универсальной и безличной природы, идентичная у всех членов вида Homo sapiens. Это коллективное бессознательное именно наследуется, а не развивается индивидуально» (1, 70). Поз-
же появились разнообразные интерпретации понятия «архетип» в различных областях мировоззренческого и научного знания. Опираясь на представления Юнга о том, что число базовых архетипов ограничено, а число их модификаций множественно, можно выделить в качестве архетипов «Дом» и «Бездомье». Сам Юнг упоминал «Дом», описывая сновидения Артемидора (II в. н.э.) (2). Понятия «Дом» и «Бездомье» широко используются в мифах, религиях (например, Эдемский сад в Библии), философских концепциях, художественной литературе. М. Бубер показал, что философско-антропологические концепции можно дифференцировать на те, которые признают Дом человека или его Бездомность (3).
Освоение или «одомашнивание» пространства и времени представляет проблему семиотического характера. «Освоенное пространство, —утверждает А.К. Бай-бурин, — всегда семантизированное пространство, подвергшееся некоторой ценностной акцентировке, содержание, приписываемое освоенному пространству, и в частности дому, наиболее адекватно описывается с помощью таких категорий, как свое, близкое, принадлежащее человеку, связанное с понятием доли, судьбы; главное (сакральное), связанное с огнем очага и т.п.» (4, 3). Эта ценностная акцентировка архетипов «Дома» и «Бездо-мья» содержалась до философии в мифах, эпосе, фольклоре (сказках, пословицах, поговорках и т.д.).
Эпос входит в число наиболее ранних литературных произведений, дошедших до наших времен. Он во многом повлиял на становление ранних цивилизаций, включая Древнюю Грецию и Древний Рим, которые в свою оче-
редь оказали огромное влияние на культурные традиции современности.
Исследование генезиса архетипов «Дома» и «Без-домья» в эпических жанрах невозможно без применения историко-типологического и географического сравнения. Нет сомнения в том, что история эпоса уходит своими корнями в словесное народное творчество родовой эпохи. Поэтому материалы по фольклору разных народов помогут нам выделить различные архетипы «Дома» и «Бездомья», которые дифференцируются по таким признакам, как ценностные ориентации и образ жизни того или иного народа. В частности, исключительный интерес при разработке архетипов «Дома» и «Бездомья» представляет изучение сказаний о культурных героях народов европейских и азиатских стран.
Древние мифы о культурных героях конденсируют положительный человеческий опыт, переносят в мифическое прошлое достижения человеческой мысли и труда. В своеобразной форме мифы идеализируют человеческую творческую активность и самодеятельность. Существующий миропорядок рассматривается как результат деятельности тотемных предков и культурных героев.
Первобытная мифология не дифференцирует в достаточной степени природу и общество. Социальные институты изображаются тождественно с природными явлениями. Поэтому, с одной стороны, происхождение родовой организации и правил общественного поведения описывается как естественный процесс, тождественный процессу создания ландшафта, с другой стороны, излучение света небесных светил сближается с изобретением огня и орудий труда как созданием условий, необходимых для нормальной жизнедеятельности людей. В сказаниях о создании элементов культуры более отчетливо проявляется сознательная целеустремленность демиургов (культурный герой-демиург - древнейший образ мирового фольклора), их стремление организовать жизнь людей, создать их Дом.
Дом выступает в мифах в версиях «Дом-Отечество», «Дом - домашний очаг» и «Дом-отчий край», Бездомье понимается как отсутствие дома как такового, скитание, странствие главных героев, их изгнание или добровольный уход из государства, племени, семьи.
Содержание этих версий можно найти в таких мифических произведениях, как «Илиада» и «Одиссея» Гомера, «Энеида» Вергилия, а также в героическом эпосе севера Западной Европы. Гомеровские поэмы не были всего лишь художественным описанием существования общинно-родового строя; они получили свой окончательный вид уже в период его разложения и почти в самый канун рабовладельческого строя. Поэма «Илиада» состоит из историй (частью мифических, частью реальных), известных каждому греку и повествующихо причинах, ходе и последствиях Троянской войны. Гомер ярко показывает, что основным стремлением древних греков является защита Дома-отечества в борьбе с троянцами и защита Дома-домашнего очага, у которого похитили хозяйку. В поэме «Одиссея» рассказывается о странствиях царя Одиссея и возвращении его в свой Дом. В некоторых главах «Одиссеи» версии «Дом-домашний очаг», «Дом-Отечество», «Дом-отчий край» переплетаются, как, например, в части, повествующей о воссоединении Пенелопы и Одиссея. Гомер как бы живет заодно с героями своих произведений. В отличие от воинственных римлян, которые жили войнами, война была их домом, древние греки были оседлым народом, занимающимся земледелием и ремеслами, для них Домом были кормившая их семья, их домашнее хозяйство.
Со времен Гомера минуло шесть веков, когда пра-
вителями Средиземноморья стали древние римляне. Но культура Древней Греции по-прежнему высоко почиталась, римляне охотно вели свою историю от греческой, полагая, что троянский царевич Эней, спасшийся после падения его родного города и бежавший в Италию, был их прародителем. Это вдохновило величайшего римского поэта Вергилия на написание поэмы, в центре которой находился Эней, поскольку, рассказывая о подвигах древнего героя, он тем самым прославлял величие Рима. Под покровительством самого императора Августа Вергилий создает «официальный» римский эпос, в котором воспевает легендарное прошлое империи и ее нынешнее величие (5). В эпосе Вергилия версии «Дом-Отечество» и «Дом-домашняя чаша» объединены упованием на волю богов. Не иметь веры в богов - оказаться бездомным (6).
В западноевропейских эпических произведениях Средних веков «Беовульф» и «Песнь о Нибелунгах» главным мотивом остается стремление человека к обогащению, защита своей Отчизны и своих родных. Несмотря на множество странствий главных героев, Дом для них остается очагом, охраняемым женщиной (женой, матерью). Версия «Дом-Отечество» предстает в «Беовульфе» в качестве патриархального устройства, способного оборонять свои стены от врагов. Англосаксы N/N-N/N1 вв. н.э. были христианами, но христианская религия в то время не столько преодолела языческое мировосприятие, сколько оттеснила его из официальной сферы на второй план общественного сознания. Мотивы, которые движут поступками персонажей «Беовульфа», определяются отнюдь не христианскими идеалами смирения и покорности воле Божьей. Стремление наполнить дом добром, богатством выражается в версии «Дом - полная чаша».
В «Песне о Нибелунгах» можно выделить две версии «Дома» («Дом-Отечество» и «Дом-домашний очаг») и версию «Бездомья». Причем версия «Дом-домашний очаг» находится внутри и является частью версии «Дом-Отечество». «Бездомье» чаще всего предстает перед читателем как отсутствие единомышленников, потерянность человека в мире.
Среди знаменитых христианских эпических поэм Средневековья - «Песнь о моем Сиде», повествующая об испанском герое борьбы с маврами, и «Песнь о Роланде», в которой французские рыцари Роланд и Оливер жертвуют собой для спасения армии Карла Великого.
Особняком в героическом эпосе стоит известное произведение Г. Лонгфелло «Гайавата». Версии «Дома» здесь несколько иные, потому что произведение было написано в Америке, где столкнулись интересы коренных жителей и мигрантов из Западной Европы. Для первых Дом - это место жительства их предков с особым укладом, обычаями, способами существования. Для вторых - цивилизация, создание своей культуры на новой земле. Индейцы, жившие в Америке испокон веков, при приходе мигрантов становятся бездомными на родной земле. Версия «Дома-края» здесь встраивается в модель мира, который понимался как «Дом-гармония», «Дом-любовь». Версия «Бездомья» остается такой же, как и в более раннем эпосе других народов: как одиночество души. В тексте не рассказывается подробно об обустройстве индейцами жилья, о вигваме говорится вскользь. Это связано с тем, что для индейца Дом - это прежде всего природа: небо и земля, горы и реки, звезды и ветер, луна и солнце. Здесь индейцы любят друг друга, рожают детей, находят себе пропитание.
В калмыцком эпосе «Джангариада» выражено своеобразное мироощущение народа, кочевавшего по землям многих государств, накопившего разнообразные впе-
чатления и знания, лелеявшего мечту о стране, где нет «лютых морозов, чтоб холодать, — летнего зноя, чтоб увядать», где есть покой и благоденствие. Кочевой дом («Дом-номада») рождает радостное восприятие и вместе с тем заставляет человека испытывать состояние страха и ужаса перед природными стихиями. Юрта, своеобразная модель вселенной, представляет дом кочевника. Она ориентирована по странам света, имеет центральную ось, проходящую через очаг — дымовое отверстие, юрта делится на семантические секторы: правый — левый, северный — южный, верхний — нижний, почетный - непочетный, мужской — женский. Очаг — это символически-смысловой центр юрты, выступающий как точка отсчета при организации ее пространства, место, вокруг которого протекает вся жизнь семьи. С очагом и огнем связан ряд весьма важных запретов, от соблюдения которых зависит благополучие членов семьи. Следующий семантически значимый объект — дверь и особенно порог. Дверь отделяет юрту от окружающего неосвоенного, «дикого» пространства; дверь — граница двух миров («свой» и «чужой»), и, соответственно, пересечение этой границы как в ту, так и в другую сторону было сопряжено с соблюдением ряда правил. Пространство за пределами юрты сочетало в себе статический и динамический принципы освоения. Первый, как отмечено исследователями (Е. М. Мелетинским, А. Я. Гуревичем и другими), характерен для носителей оседлой, земледельческой и городской культуры, второй - для кочевников. Тем не менее, пока юрта стояла на одном месте в промежутке от одной кочевки до другой, вокруг нее образовывалась определенная зона «одомашненности», которая по мере удаления от юрты все более и более ослабевала (7, 30).
Для русского народа испокон веков «Дом» связан с такими понятиями, как материнское тепло, очаг русской печи, исполинская сила богатырей, готовых постоять за Родину. При этом очень часто в русском народном эпосе о родине говорят «Россея - матушка», ибо в сознании народа Россия и есть Дом - большой, многонациональный, терпимый. Оседлый образ жизни и тяжелый труд россиян сформировали стремление народов Древней Руси к наполнению домашнего очага. Версия «Дом-полная чаша» характеризуется в текстах бытовых песен. Песни разнообразны, как труд людей, их обычаи и обряды. «У нас народ, - писал Н.А. Добролюбов, - сопровождает пением все торжественные случаи своей жизни, всякое дело, веселье, печаль» (8, 123). Социальные идеалы былинного эпоса родились в борьбе Древней Руси с иноплеменниками: герой былин защищает честь и достоинство Родины, он беспощаден к врагам. Здесь выражено коллективное бессознательное представление русского народа о «Доме-Отечестве».
Первая версия «Дом-Отечество» характеризуется готовностью отдать жизнь за Родину в борьбе с врагом, стремлением защитить свою родную землю и дом от постоянных набегов иноземцев. Для характеристики этой версии «Дома» можно использовать представления В. Стриха о «Доме-крепости». Двери такого дома закрыты, туда пускают только тех, кто не разрушит очаг. Глубокий ров отделяет крепость от внешнего мира, он ограничивает пространство дома как опору. Выкапывая ров между собой и миром, человек надеется, что за ним он обретет надежность, устойчивость, защиту. Он примет позицию обороны в случае нападения извне и будет защищать свою крепость. В таком доме цели сохранения, сбережения, защиты первостепенны, а традиции важнее новаторства (9, 134-144).
Вторая версия «Дом-Отечество», изображающая мирное время, находится в оппозиции первой. Здесь че-
ловек борется с властью, налогами, обязанностями. В условиях военной службы, которая длилась двадцать пять лет, человек был обречен на Бездомье: женщина вела хозяйство одна, это вызывало в ней чувство одиночества, отсутствия поддержки, мужского плеча. Мужчина не мог насладиться комфортом домашнего очага. Эта печаль выпевается в колыбельных песнях (сестра поет брату, что отец ушел за рыбой, мать моет пеленки, дед рубит дрова, а брат - далеко, в солдатах, вернется не скоро, немолодым - с бородой) и солдатских пословицах и поговорках («в некрутчину - что в могилу», «воевал молодой, а под старость отпустили домой», «солдатка - ни вдова, ни мужняя жена»).
Антикрепостнические песни рассказывают о своей земле как о чужом доме, где крестьяне томятся в неволе. Здесь «Дом» превращается в «Дом-тюрьму», где все заняты только внутренним распорядком. Все двери плотно заперты, то, что за ними, не должно проникнуть внутрь и повлиять на раз и навсегда заведенный распорядок. Все обитатели тюрьмы становятся узниками, но и те, и другие живут в запечатанном пространстве, их жизненная опора - сама запечатанность. Большинство привыкает к этому и даже не помышляет о неведомой и никогда не изведанной свободе. Они рождаются и умирают в тюрьме (9, 134-144). Но народ стремится к свободе от крепостного права и хочет превратить «Дом-тюрьму» в «Дом труда и семейного счастья».
В русских народных сказках и поговорках «Дом» представлен большим количеством версий: «дом - мир», «дом - родной край», «дом - отечество», «дом - соседи», «дом - полная чаша», «дом - работа», «дом - семья» и другие. Например, о «Доме - отечестве»: «Москва - всем городам мать», «приехал Кутузов бить французов», «на Москву идти - голову нести», «пришли казаки с Дону, прогнали ляхов до дому», «пусто, словно Мамай прошел». Или о «Доме - семье» и «Доме - полной чаше»: «коли у мужа с женой лад, так не надобен и клад», «в семье и каша гуще», «в семье и смерть красна», «вся семья вместе, так и душа на месте», «нежданный гость лучше жданых двух», «будь как дома», «гость доволен, хозяин рад», «жить в соседях - быть в беседах», «хозяин весел - и гость радостен», «дома и стены помогают», «в своих углах не староста указчик», «дом - корень, а сторона - похвальба», «дом - чаша чашей», «хата бела, да без хлеба беда» (10). Отличительной чертой данного вида фольклора является антропоморфизм: дом в нем одушевленный, он живет, радуется, горюет как человек.
Очень много поговорок, пословиц и загадок сложено русским народом о домашнем очаге - огне, печи. Славянский мир первоначально означал мир семейный, тишину домашнего жилища. Понятие «вселенная» использовалось для характеристики водворения (вселения) семьи возле домашнего очага, под родным кровом. Мир, вселенная, дом, жилище — это сущности одного уровня. Обживая мир, мы образуем пространство их встречи. Например, в понимании соразмерности устройства Дома и космоса. По народному воззрению, небо — терем Божий, а звезды — от взирающих оттуда ангелов. А. Афанасьев писал, что «эпическая поэзия... дает прекрасное изображение космоса теремом, а небесных свечек, обитающих там, — семьей» (11, 115).
Мифы, мировой эпос и фольклор можно разделить на два типа - фольклор «Дома» и фольклор «Бездомья», представляющие литературу достигнутой гармонии и литературу тоски по гармонии. Фольклор «Дома» имеет ту простую человеческую особенность, что рядом с его героями хотелось бы жить, а фольклор «Бездомья» не имеет стен, он открыт мировым бурям. Фольклор «Дома»
- преимущественно мудрость, а фольклор «Бездомья» -преимущественно ум. Версии «Дома» в фольклоре всегда гораздо более детализированы, поскольку здесь мир
- дом, нельзя не пощупать и не назвать милую сердцу творца домашнюю утварь. Версии «Бездомья» ничего не детализируют, кроме многообразия своего Бездомья, да и какие могут быть милые сердцу детали быта, когда дома нет. Зато версии «Бездомья» гораздо более динамичны и раскрывают стремление русского человека к странствиям. Например, «выйду на путь - слезки текут; вспомню своих и тошно по них», «до порога дорога, а от порога -семья», «обратная дорога всегда короче», «не бойся дороги, были б кони здоровы», «дорожному путь не угроза», «ветер веет, а дорожный идет». В данных версиях ищут гармонию, и в этих поисках постоянно ускоряется тема времени.
Таким образом, архетипы «Дом» и «Бездомье» широко представлены в мифологии, эпосе и фольклоре, выражая стремление народа, с одной стороны, к укорененности в своей земле и любви к своему отечеству и домашнему очагу, а с другой, страх перед бесприютностью, незащищенностью, лишенностью своего прочного и стабильного места в мире.
Список литературы
1. Юнг К.Г. Сознание и бессознательное. - СПб.,1997.
2. Юнг К.Г. Человек и его символы. - М.,1997.
3. Бубер М. Проблема человека // М. Бубер. Я и Ты. - М., 1993.
4. Байбурин А.К. Фольклор и постфольклор: структура, типология,
семиотика. Освоенное.- М.,1996.
5. Гаспаров М. Л. Греческая и римская литература I в. до н. э. //
История всемирной литературы. - М, 1933. -Т. 1.
6. Шервинский С. Вергилий и его произведения //Вергилий. Буколики.
Георгики. - Энеида. - М., 1971.
7. Путешествие в восточные страны Плано Карпини и Рубрука. - М.,
1957. - С. 30.
8. Добролюбов Н.А. Полное сочинение в 6 томах. - М.,1934. -Т. 1.
9. Стрих В. Дом и бездомность // Общественные науки и современ-
ность. - 1997. - № 1.
10. Пословицы. Поговорки. Загадки. - М., 1986.
11. Афанасьев А. Поэтические воззрения славян на природу. — М.,
1865. - Т. 1.
н
Чепис
Елена Владимировна ст. преп.
^ш^т ш ■
ВОПРОСЫ СООТНОШЕНИЯ ТОРГОВОГО ОБЫЧАЯ И ЗАКОНА
По своему характеру внешнеторговая сделка связана с правом более чем одного государства. Множественность источников нормативно-правового регулирования, являющегося существенным признаком внешнеторговой сделки, порождает проблему выбора права, регламентирующего конкретные отношения. В частности, в силу принципа автономии воли сторон это может быть обычай. Однако наличие закрепленного законодателем права сторонам регулировать отношения по сделке обычаем не означает, что он может быть применен автоматически.
Вопрос о возможности применения обычая следует решать, исходя из соотношения обычая и закона по юридической силе в праве соответствующей страны, знания указанного правила контрагентами и их намерения им руководствоваться (4). При рассмотрении указанной проблемы так же следует уделить внимание обоснованию допустимости применения обычая к внешнеторговым сделкам. Оба эти вопроса тесно взаимосвязаны.
В дореволюционной литературе при исследовании вопроса соотношения обычая и закона высказывались различные точки зрения. Д.И. Мейер писал: «Оно (обычное право) обнаруживается: а) в определении юридических отношений, не определенных законодательством: обычай восполнит его пробелы; Ь) в толковании закона: обычай или изъясняет смысл закона, выраженного темно, или ограничивает, или распространяет буквальный смысл закона... с) в отмене закона: обычай выводит его из употребления, следовательно, здесь обычное право действует отрицательно; но. действие обычного права в этом случае подтачивающее, происходящее незаметно, исподволь» (6).
Обычай может быть применен к внешнеторговой сделке, если это допускается законодательством государства, праву которого сделка подчинена.
Статья 1211 ГК РФ содержит правило определения права, подлежащего применению к договору, если сторонами оно не было согласовано. Первостепенное значение имеют нормы права страны, с которой договор наиболее тесно связан. Применение принятых в международном обороте торговых терминов, при отсутствии иных указаний, рассматривается как избрание сторонами в качестве источника права обычая делового оборота (2).
Представляется, что приведенное положение можно рассматривать в качестве общего правила, санкционирующего и подтверждающего юридическую силу обычаев в области обязательственного права, допустимость их применения. Здесь же решается вопрос и о соотношении закона и договора с обычаями и обыкновениями с точки зрения очередности применения названных категорий (4).
Было бы неправильным думать, что при отсутствии в законе отсылок к обычаям употребление последних исключается. Применение обычаев допустимо, поскольку иного не установлено в законе, а не только потому, что в последнем имеются соответствующие ссылки. Значение таких ссылок в законе состоит, как считает И.С. Зыкин, в том, что они являются подтверждением общего принципа допустимости применения обычаев и обыкновений в силу отсутствия противоположных положений в законе. Сама возможность исключения законом применения торговых обычаев и обыкновений вообще, а не применительно к данному конкретному случаю, кругу отношений носит больше теоретический, нежели практический характер.
При отсутствии прямого указания в законе об обычае как источнике права, участники внешнеторговой сделки вправе по своему усмотрению решить данный вопрос оговоркой о применимом праве.
Проблему соотношения источников внешнеторговой сделки в литературе рассматривают с позиции применения правовой системы. Это означает, что в качестве источника избирается не конкретный закон, а вся правовая система отдельного государства: если в качестве применимого права избрано российское, следовательно, отношения по сделке регулируются не только отдельным законом, но и международными соглашениями по вопросам внешнеэкономической деятельности (1).
Тенденция развития современного российского законодательства показала несостоятельность концепции