CC BY
91
Вестник Санкт-Петербургского университета. Сер. 6, 2006, вып. I
А.С. Соколов
(Петрозаводский государственный университет)
АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ СОЦИАЛЬНОЙ ОНТОЛОГИИ К. МАРКСА
В статье утверждается, что в основе Марксовой теории общественного бытия лежат некоторые идеи антропологического характера, а именно идеи целостности, творческой активности, разумности человека, его свободы, силы и достоинства. Содержание, которое вкладывал в них Маркс, свидетельствует о том, что, несмотря на'сугубо критическое его отношение к реалиям капиталистического общества, в принципиальном плане основовположник «исторического материализма» сохранил верность лучшим гуманистическим традициям и антропологическим идеалам европейской гражданской философии Нового времени.
При анализе теоретических оснований социальной философии всегда необходимо учитывать, в частности, и антропологическую фундированность образующих ее концептуальное ядро онтологических построений. Существуют серьезные основания полагать, что как потребность, так и способность человека мысленно вычленять из общей структуры бытия такую качественно самостоятельную, покоящуюся на собственных закономерностях область реального, как социальная, не являются естественными особенностями его мировосприятия. Данное вычленение необязательно для организации повседневной жизни человека и функционирования всей системы его общественных отношений. В течение тысячелетий на область общественной жизни проецировались закономерности не собственно социального, а иного (божественного или природного) происхождения и содержания. Формирование же, тем более - теоретическое оформление социального мировосприятия происходит значительно позднее и обусловливается целым рядом материально-производственных, общественно-коммуникативных, когнитивно-гносеологических предпосылок, содержащих в себе также и особую (социально-инди-видуалистическую) модель личностной самоидентификации человека, окончательно складывающуюся лишь в эпоху I Гового времени.1 Поэтому и при разборе основных положений социально-онтологической концепции одного из крупнейших представителей мировой философской мысли - К. Маркса, полагаем необходимым обратить внимание на те антропологические аспекты, без учета которых ее понимание было бы неполным.
Отдавая отчет в том, насколько претила, раздражала и надоедала основоположникам марксизма «вся эта теоретическая болтовня о "человеке", о его - взятых в абстракции или теологии - достоинствах и добродетелях», насколько хотелось им «вместо этих призраков... заниматься действительными, живыми предметами, историческим развитием и его результатами»2, думаем тем не менее, что вообще без данных «антропологических призраков» дело не обошлось и что, хотя философская мысль К. Маркса и Ф. Энгельса тематически была развернута к проблеме общественного, а не просто «че-
© А.С. Соколов, 2006
ловеческого» бытия, в самом теоретическом строении марксистской социальной онтологии явственно различимы следы их присутствия.
Так, одно уже «историко-материалистическое» истолкование природы социальных закономерностей как объективных регуляторов (ограничителей) сознательной деятельности людей, при этом самой данной деятельностью порожденных и воспроизводимых, и к тому же имеющих нелинейный и вероятностный, а не жестко детерминистический характер, предполагает аналитическую неустранимость из социальной онтологии Маркса «человеческого фактора». Последний заключается в том, что человек никогда не оказывается у К. Маркса лишь объектом, функционально необходимым элементом социальной реальности, но, всегда сохраняя некоторую - рационально не исчислимую - субъективную «избыточность» над объемлющими его и каузально объяснимыми общественными отношениями, он способен и автономно направлять практический ход развития событий (т.е. своим свободным целеполаганием образовывать новые причинные связи и зависимости внутри социальной реальности), вносить момент альтернативности в ее бытийную организацию1, и столь же автономно, самостоятельно решать вопрос о степени (полноте) действенности этих причинных связей и зависимостей, о полноте самой каузальной заданности событий своей общественной жизни. Только в этом случае ее законосообразное истолкование приобретает именно вероятностный и глубоко диалектический характер и становится понятным, почему некоторые (весьма придирчивые, правда) исследователи социальной философии Маркса вообще полагают, что «марксистская сис тематизация была антропологической, а не причинной»4, что «в ее центре находится некая идея человека, а не действенность некоторой причины»5, и что именно поэтому-де марксизм в действительности является философией, а не наукой5.
Кроме того, разработанная основоположниками марксизма трактовка специфики законов общественно-исторического развития свидетельствует о ценностном принятии ими той - эгокреативной - модели личностной самоидентификации индивида, которая, превратив европейского человека на рубеже Старого и Нового времени в «мастера своего дела», созидателя, а не просто носителя своей человеческой сущности, одна только была способна «позволить» ему обнаружить в структуре универсума онтологически специфичную, самобытную - социальную - реальность, и смысл которой может быть коротко передан словами того же К. Маркса: «Какова жизнедеятельность индивидов, таковы и они сами. То, что они собой представляют, совпадает, следовательно, как с тем, что они производят, так и с тем, как они производят»7. Более того, определяя сущность человека в качестве «совокупности его общественных отношений»8 и всегда подчеркивая историческую изменчивость, пластичность человеческой природы (в пику характерным для философии Нового времени представлениям о ее вечности, неизменности и априорной самодостаточности), К. Маркс тем не менее субъективно принял (вероятно,.даже не отдавая себе об этом достаточно ясного отчета) те основные атрибуты «человеческой природы (сущности)», которые образуют конкретное содержательное наполнение именно той идеи человека, что развивалась новоевропейской гражданской философией.
Так, рассуждая о подлинном «общественном богатстве», К. Маркс пишет, что оно не может быть не чем иным, как «абсолютным выявлением творческихларопсиши человека, без каких-либо других предпосылок, кроме предшествовавшего исторического развития, делающего самоцелью эту целостность развития, т.е. развития всех человеческих сил как таковых, безотносительно к какому бы то ни было заранее установленному масштабу»", и полагает, что только в открывающем собой подлинную историю человечества (в отличие от пока еще продолжающейся «предыстории») коммунистическом об-
ществе, при способе производства, резко расширяющем границы свободного (а не рабочего) времени, это «богатство» найдет, наконец, свое адекватное воплощение10. Воспевая тем самым, как и все гуманисты начиная с эпохи Возрождения, торжественный гимн целостности и творческим силам человека, К. Маркс к тому же перенимает от философии Просвещения идею прогрессивной направленности реализующего их исторического процесса, направленности, которая находит свое выражение:
— и в неуклонной тенденции к рационализации всей системы межчеловеческих взаимодействий, к постановке их под контроль со стороны «общественного разума» и превращению их (вместе с трудовыми взаимосвязями человека и природы) в область «сознательно регулируемых» отношений;
— и в преодолении характерных для буржуазной формации враждебности, анонимности, «отчужденности» общественных отношений, в сравнении с коими даже свойственное докапиталистическому социуму «древнее воззрение, согласно которому человек, как бы он ни был ограничен в национальном, религиозном, политическом отношении, все же всегда выступает как цель производства, кажется куда возвышенней», чем воззрения современного мира, где уже «производство выступает как цель человека», а не наоборот1';
— и в «полном развитии господства человека над силами природы, т.е. как над силами так называемой "природы", так и над силами его собственной природы»'2, иными словами, в той исторической тенденции, которая, согласно К. Марксу, даже в области материального производства приводит к «ускользанию природной почвьг из-под всякой отрасли хозяйственной деятельности и перенесении условий ее производства в находящуюся вне этой отрасли всеобщую (общественную. — А. С.) связь»13, а тем самым и к «действительному» обогащению самого человека исторически, а не его телесной природой обусловленными потребностями и средствами их удовлетворения'4;
— и в вызванном последним обстоятельством неуклонном расширении границ человеческой свободы, которое, сопровождая рост производительности общественного труда, лежит в основании учения К. Маркса об исторической смене трех типов социальности15.
Нет необходимости останавливаться на разборе всех антропологических идей, присутствующих в марксистской философии истории и роднящих ее с лучшими гуманистическими традициями новоевропейской социальной философии или акцентировать внимание на том духе решительного морального неприятия любого рода социальной несправедливости, унижения человеческого достоинства, который во многом был унаследован марксизмом от этих же традиций и, вопреки осторожным оговоркам самого К. Маркса на сей счет16, лег в основу реальной практики антибуржуазной пропаганды и агитации социал-демократических и коммунистических партий. Некоторых гуманистически настроенных и доброжелательных по отношению к марксизму мыслителей он привел к мысли о совпадении этических целей кантианской философии и коммунистического движения вообще'7, других же побудил, параллельно с подчеркиванием «антропологического» характера «Марксова понимания истории»'8, считать особым его достоинством то, что «цель Маркса состояла в духовной эмансипации человека, в освобождении его от уз экономической! зависимости, в восстановлении его личной целостности и отыскании пути к единению человека с природой и другими людьми... в полном осуществлении индивидуализма, т.е. той цели, которой руководствовалось все западное общественное мышление со времен Возрождения и Реформации»'9, а главные достижения марксизма усматривать преимущественно в области философских разработок, связанных с проблемой так называемого «отчуждения» личности20. Разделяя бла-
го родные мотивы всех подобных суждений, ограничимся в своих комментариях указанием лишь на два обстоятельства.
Первое заключается в том, что набор перечисленных, унаследованных от философии Возрождения и Нового времени, антропологических идей (целостности, творческой активности, разумности человека, его свободы, могущества и самоценности) образует своего рода горизонт исторического видения (как ретроспективного, так и проспективного характера) К. Маркса и заставляет нас принимать даже самую резкую, самую революционно смелую его критику реалий буржуазного общества не как критику, ведомую с позиций внешних, инородных этому обществу этических и социально-антропологических идеалов, а, скорее, как теоретическую самокритику капиталистического общества за неисполненные надежды и обманутые обещания.
Второе же и в социально-онтологическом плане не менее важное обстоятельство состоит в том, что ценностное принятие К. Марксом новоевропейской концепции человека и атрибутов самого человеческого достоинства внесло в его понимание природы социальной реальности чуждые общему историческоматериалистическому духу его исследовательского подхода квазиметафизические, субстанциалистские и телеологические коннотации, создало иллюзию (нередко подкрепляемую неумеренным тяготением автора к гегелевской стилистике и фразеологии при построении собственных текстов), что в основе, в онтологической глубине этой социальной реальности лежит некая самодостаточная и самореализующаяся «человеческая сущность», которая развертывает свое предзаданное содержание в историческом процессе, стремясь добиться адекватного самоосуществления, т.е. воплощения в идеальном, «подлинно человеческом» общественном состоянии. При всей очевидной для любого сколько-нибудь беспристрастного исследователя творчества К. Маркса неорганичности подобных коннотаций, они все же имеют место; именно ими, полагаем, объясняются и тот пророческо-мессианский пафос, который порой звучит в работах основоположников марксизма, и то нередко проявляемое ими снисходительное, подчас высокомерно-пренебрежительное отношение к критическим упрекам в свой адрес со стороны оппонентов, которое вообще характерно для всех мыслителей, в глубине души уверенных, что им удалось добраться до самого «корня», обнаружить «скрытую сущность» (общественного) бытия или разгадать главную «загадку» истории.
Однако, обсуждая сейчас историческую роль марксизма, предъявляя самому К. Марксу разного рода теоретические претензии, оспаривая те или иные экономические и политические его выводы, морализаторским образом осуждая разоблачительный пафос суждений К. Маркса о людях, чьим мыслям и тем более словам о себе он настойчиво предлагал не верить, ища за самыми прекраснодушными фразами объективный (экономический, в первую очередь) интерес21 (как будто бы реальная практика нашего повседневного взаимопонимания, не говоря уже о практике судебного разбирательства, в действительности строится иным и более, чем полагал К. Маркс, доверительным образом), - делая все это, мы все же должны отдавать себе отчет, от имени какого исторического субъекта предается суду учение К. Маркса. И если суд этот вершится от имени человека, который определяет свою индивидуальность как ансамбль своих общественных отношений и, претендуя именно на социальное ее признание, в собственном труде (творчестве) и в - по возможности сознательно регулируемых - общественных отношениях видит главный источник своего личностного самоутверждения, то необходимо бу-де1 признать, что при всей неоднозначности отдельных суждений К. Маркса по отдельным же вопросам общественной жизни мы не вправе толковать разработанную им социально-философскую концепцию в целом в качестве учения, абсолютно противо-
стоящего, тем более иррелевантного великим новоевропейским традициям гражданской философии. Сделав крупный теоретический вклад в их развитие и направив свой талант на критическое осмысление общественных отношений своей эпохи, К. Маркс едва ли принципиально - в том числе на уровне разделяемых им самим идеалов и антропологических ценностей - вышел за границы той исторической формации общества и культуры, современником которой он был и которая (по крайней мере, до прихода ей на смену какой-то новой - «постиндустриальной» или даже «постэкономической») в главных своих очертаниях сохраняется по сей день со всеми вытекающими отсюда как позитивными, так и негативными для исторических судеб самого марксизма последствиями.
1 Подробно см., напр.: Соколов A.C. Проблема социальной реальности в классической и марксистской философии. Петрозаводск, 2002.
2 Энгельс Ф. Письмо к К. Марксу от 19 ноября 1844 г. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 27. С. 12 -13.
3 Особенно отчетливо эта позиция заявлена Д. Лукачем (см..ЛукачД. К онтологии общественного бытия: пролегомены. М.. 1991). В отличие отданного автора, мы не считаем, однако, что па основе одной только этой идеи возможно было бы выстроить все теоретическое здание марксистской социальной онтологии.
4 Арон Р. Введение в философию истории // Диалектика: проблемы и поиски. М.. 1988. Ч. 1. С. 96.
5 Там же.
6 Там же. С. 95.
7 Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология // Маркс К.. Энгельс Ф. Соч. Т. 3. С. 19.
" Маркс К. Тезисы о Фейербахе // Там же.
9 Маркс К. Экономические рукописи 1857—1859 гг. // Там же. Т. 46. Ч. 1. С. 476.
"'Там же. Т. 46. Ч. 2. С. 217. '
"Там же. Т. 46. Ч. 1. С. 475.
12 Там же. С. 476.
1:1 Там же. Т. 46. Ч. 2. С. 19.
и См.: Там же. С, 18-19.
" Речь идет о добуржуазном обществе, предполагающем отношения «личной зависимости» между индивидами, об обществе буржуазном, представители которого обладают «личной независимостью, основанной на вещной зависимости», и, наконец, о будущем коммунистическим обществе, в котором расцветет «свободная индивидуальность, основанная на универсальном развитии индивидов и па превращении их коллективной производительности в их общественное достояние» (См.: Маркс К. Экономические рукописи 1857-1859 гг.//Там же. Т. 46. Ч. 1.С. 100-101).
!|' К. Маркс, например, пишет: «Фигуры капиталиста и земельного собственника я рисую далеко не в розовом свете. Но здесь дело идет о лицах лишь постольку, поскольку они являются олицетворением экономических категорий, носителями определенных классовых отношений и интересов. Я смотрю на развитие экономической общественной формации как на естествепнопсторический процесс; поэтому, с моей точки зрения, меньше, чем с какой бы то ни было другой, отдельное лицо можно считать ответственным за те условии, продуктом которых в социальном смысле оно остается, как бы ни возвышалось оно над ними субъективно» (Маркс К. Капитал // Там же. Т. 23. С. 10. Курсив наш. - A.C.).
17 Наиболее показательной в этом плане можно считать работу: Форлендер К. Кант и Маркс: очерки этического социализма. СПб.. 1909.
" Фромм Э. Концепция человека у К. Маркса // Фромм Э. Душа человека. М., 1992. С. 381.
"Там же. С. 377.
211 Помимо самого Э. Фромма эту оценку будут разделять и многие другие представители неомарксизма XX в., мыслители «франкфуртской» школы, например, или Ж.-П. Сартр.
21 См., напр.: Маркс К. К критике политической экономии. Предисловие // Маркс К.. Энгельс Ф. Соч. Т. 13. С. 7.
[Рецензент - проф., докт. филос. наук Г.Ф. Сунягин |
Статья поступила в редакцию 12 октября 2005 г.
