CC BY
80
В.А. Номоконов,
доктор юридических наук (Дальневосточный федеральный университет (г. Владивосток))
АНТИКРИМИНАЛЬНАЯ ПОЛИТИКА: ОТ ЛИБЕРАЛИЗАЦИИ К РАДИКАЛИЗАЦИИ?
В статье речь идет о том, что в сфере борьбы с преступностью в России отсутствует реальная антикриминальная политика. Обсуждается проект Концепции уголовно-правовой политики. Вносятся предложения по радикализации уголовно-правовых мер борьбы с организованной преступностью и коррупцией.
Ключевые слова: антикриминальная политика; уголовно-правовая политика; организованная преступность; коррупция.
Уже все согласны с тем, что сегодняшняя преступность в России представляет серьезнейшую угрозу национальной безопасности. Отсюда возникает важная задача декриминализации — очищения общественных отношений от давления криминала в рамках соответствующей антикриминальной политики государства.
Однако проблема заключается в том, что в сфере воздействия на преступность реальной декриминализации, реальной антикриминальной политики в России пока, по мнению многих криминологов, не видно, причем ни на федеральном, ни на региональном уровнях. Конечно, мы видим некую политику в отношении преступности, но назвать ее антикриминальной без большой натяжки нельзя. Причина — как в бессистемности изменений уголовного законодательства, так и в их определенной ангажированности, даже лоббированности. «Современное состояние уголовно-правовой политики России, — как отметил Генеральный прокурор РФ на парламентских слушаниях в Совете Федерации в ноябре 2013 г., — характеризуется отсутствием четко обозначенных и принятых на соответствующем уровне концептуальных основ ее формирования. Это порождает внесение многочисленных непоследовательных, а порой противоречивых изменений в действующее уголовное и уголовно-процессуальное законодательство. Только в Уголовный кодекс Российской Федерации, изначально содер-
жавший 360 статей, за время его действия внесено свыше 700 поправок. В результате он утратил свойство системности».[1] Больше того, широко декларируемая «декриминализация» в нашей стране все чаще, увы, сегодня на деле приводит к результатам, обратным заявленным. Реальная практика государственного воздействия на преступность, на мой (да и не только мой) взгляд, сегодня во многих аспектах фактически потворствует преступности, т.е. является, по существу, криминогенной.[2,3]
Во-первых, государственное воздействие на преступность сегодня совершенно неадекватно складывающейся криминальной ситуации. За последние несколько лет все больше возникают ножницы между ежегодным ростом заявлений и сообщений о происшествиях и преступлениях и постоянным снижением числа зарегистрированных преступлений. И на это обстоятельство уже также обратили внимание криминологи. Не будем голословны.
В приведенной таблице сопоставлены данные МВД РФ последних лет о числе сообщений и заявлений о преступлениях и происшествиях и числе зарегистрированных преступлений и, соответственно, доля возбужденных уголовных дел от общего числа указанных сообщений и заявлений. Мы видим достаточно четкую парадоксальную картину, совмещающую ежегодный рост сообщений о преступлениях и упорное снижение правоохранительными органами
Таблица
Соотношение регистрации заявлений и преступлений
2008 2009 2010 2011 2012 2013
Число сообщений и заявлений (в млн) 21,5 22,8 23,9 24,6 26,24 28,35
Зарегистрировано преступлений (в млн) 3, 21 2,995 2,628 2,405 2,302 2,2
Доля возбужденных уголовных дел (в %) 12 10 9 8 7,1 6,2
числа зарегистрированных преступлений. Соответственно, ежегодно снижается и доля возбужденных уголовных дел от общего числа сообщений о преступлениях.
Во-вторых, уголовная политика, уголовное законодательство, похоже, лоббируются в определенных интересах, поскольку изменения в УК в последние годы вызывают все большее недоумение ученых и практиков. Это и произошедшая в 2003 г. отмена конфискации как меры наказания, и допустимость условного осуждения при назначении наказания в виде лишения свободы на длительные сроки (чему нет аналогов в мировой практике). Это и более поздняя отмена нижних пределов санкций во многих статьях УК и др. Это, наконец, и декриминализация товарной контрабанды в декабре 2011 г., наделение судов правом самостоятельно (нонсенс!) определять категорию преступления (ч.6 ст.15 УК РФ) и т.д.
В-третьих, увы, мы уже можем говорить не только об известной коррупциогенности ряда норм уголовного кодекса, но и об их общей криминогенности. Так, петербургские криминологи (проф. Д.А. Шестаков и др.) в последнее время не без оснований обращают внимание на возможность преступности самого уголовного закона и даже политики.
Сегодня мы вынуждены говорить и о криминальной практике борьбы с преступностью, когда государство в лице сотрудников правоохранительных органов все чаще втягивается в разнообразные схемы преступного поведения - рейдерские захваты, «крышевание» незаконной деятельности, фабрикации уголовных дел, пытки в отношении задержанных и арестованных и т.п.
Так, в Докладе российских неправительственных организаций по соблюдению Российской Федерацией Конвенции против пыток (октябрь 2012 г.) отмечалось,
что в стране происходит рост жалоб в последние несколько лет на противоправное насилие в отношении граждан со стороны сотрудников правоохранительных органов. Эта практика распространена повсеместно, однако эффективные механизмы проверки и расследования жалоб отсутствуют.
Таким образом, на повестке дня криминологии и уголовного права в России сегодня появляется и проблема неадекватной - или даже преступной - уголовной политики, политики, не соответствующей ни современным данным науки, ни объективным социальным потребностям, ни естественным ожиданиям общества, уставшего от криминального произвола.
Представляется, что сегодня одна из проблем оптимизации борьбы с преступностью кроется в научной необеспеченности законотворческого процесса и отсутствии внедрения научных разработок в практику в сфере борьбы с преступностью. Названная коллизия, в свою очередь, заключена не столько в качестве названных разработок, сколько в их упорной невостребованности теми, кому они предназначены. Можно много говорить об организационной и содержательной стороне или качестве формируемых рекомендаций, но пока власть не услышит ученых, ничего не изменится.
Яркий пример - история с формированием пакета антикоррупционных законов и иных директивных документов. Огромная работа ученых, депутатов и практиков над предшествующими проектами федерального закона в рамках Госдумы, рабочих межведомственных комиссий практически никак не сказалась на окончательном варианте Закона о противодействии коррупции от 25 декабря 2008 г. Никакого широкого обсуждения проекта, ни профессионального, ни общественного, как известно, не проводилось. В результате принятый вариант Закона по
вполне понятным причинам имеет большое число изъянов, о которых постфактум уже много сказано специалистами. Обоснованные же предложения по оптимизации антикоррупционного законодательства пока - по большей части - так и остаются на бумаге. То же самое (о невостребованности) можно сказать и о научных моделях доктрины ан-тикоррупионной политики, разработанных в стенах РАН.
Серьезным событием, на мой взгляд, явилось создание и публикация проекта Концепции уголовно-правовой политики Российской Федерации, которая впервые появилась на сайте Общественной палаты РФ [4]. По своему содержанию проект содержит важнейшие теоретические и политические положения, реализация которых могла бы существенно продвинуть страну в деле борьбы с преступностью. Разумеется, нужно широкое научное обсуждение представленного документа и, по его результатам, утверждение данной Концепции в качестве государственной. Пока, к сожалению, похоже, что этого не происходит, хотя добротная основа Концепции уже наработана. Хотелось бы призвать коллег к поддержке данной идеи. В противном случае разумное предложение об инициативном создании модельного УК РФ в новой редакции, прозвучавшее на конференции в МГЮА в январе 2014 года, может завершиться, по сути, работой на корзину.
Поддерживая в целом идею и содержание проекта Концепции уголовно-правовой политики Российской Федерации, хочу сделать несколько замечаний.
Очень хорошо прописаны в документе Общие положения, Цели и задачи. Вместе с тем в части, где перечислены наиболее опасные виды преступлений (п.6), почему-то упущены преступления коррупционной направленности.
Требование «оперативной корректировки уголовного законодательства и практики его применения в соответствии с конституционным смыслом уголовно-правовой политики; разработки методики и внедрения в практику конституционно-правовой экспертизы» (п.8) представляется явно завышен-
ным. Вполне достаточно было бы обычной правовой и антикоррупционной экспертизы проектов НПА, хотя в повестке дня актуализирован вопрос о внедрении в практику законотворчества и криминологической экспертизы (антикоррупцинная экспертиза, по существу, есть часть криминологической).
В п.10 проекта, где речь идет о корректировке принципов уголовного права, было бы целесообразнее говорить о корректировке не столько самих принципов, сколько об уточнении их содержания и особенностях реализации. Так, заслуживают поддержки положения, согласно которым «преступность деяния должна определяться Уголовным кодексом Российской Федерации с учетом предписаний законодательства иных отраслей права»; «уголовный кодекс Российской Федерации должен содержать исчерпывающий, минимально необходимый и достаточный перечень деяний, признаваемых преступлениями» (т.е. УК должен быть «маленьким, но жестким»).
Следует согласиться и с тем, что «равенство граждан перед законом должно с необходимостью исключать неоправданно широкую систему иммунитетов от уголовного преследования; уголовное законодательство не должно содержать норм и предписаний, создающих особый уголовно-правовой статус граждан на основе их принадлежности к какой-либо социальной группе».
Верно в проекте говорится о том, что «гуманизм уголовного права не означает неоправданного или необоснованного смягчения уголовного наказания лицу, совершившему преступление», что «гуманизм уголовного права не должен входить в противоречие с требованиями социальной и криминологической обоснованности уголовного законодательства». Обратите внимание, как скупо и бессодержательно в ст. 7 УК РФ описывается принцип гуманизма: там речь идет лишь об «обеспечении безопасности человека» и о том, что не может быть целью мер уголовно-правового характера. А что может и должно быть этой целью? Где «ограничение названных мер минимумом, необходимым и достаточным для достижения целей наказания», о чем пишут все учеб-
ники и что «забыли» отцы-законодатели?
Правильно говорится в проекте о том, что «равенство граждан перед законом не исключает возможности и целесообразности дифференциации уголовной ответственности с учетом данных о личности виновного». Однако требует существенного уточнения делаемая далее оговорка: «при этом признаки, характеризующие личность виновного, не могут входить в систему признаков, определяющих основание уголовной ответственности».
В целом ряде случаев признаки, характеризующие личность виновного, самим законодателем включены в признаки состава преступления, характеризующие субъекта преступления, общего или специального. Поэтому здесь нужно уточнение, что имеются в виду признаки личности преступника, не включенные в составы преступления. Понятно, что такие признаки личности виновного не входят в «основание уголовной ответственности» и могут влиять лишь на индивидуализацию последней, т.е. ее меру.
Существенно важной представляется задача «детализировать критерии отграничения преступлений от иных правонарушений, в первую очередь, от административных правонарушений, минимизировать объемы усмотрения правоприменителя в решении вопроса об отграничении преступлений от непреступных деяний» (п.11).
В российской литературе в качестве разграничительного критерия преступлений от иных правонарушений, в первую очередь, от административных иногда предлагают ссылку на «общественную опасность», ко-торая-де присуща только преступлениям и отсутствует в иных правонарушениях.
Есть ли (или должны ли быть) объективные отличия преступлений от иных правонарушений, кроме формального - «пред-усмотренности» в УК?
Представляется, что главный критерий для подобного разграничения - определенная степень общественной опасности деяния. Более конкретно и в то же время обобщенно эту степень можно обозначить лишь оценочным признаком. Полагаю, что он в сравнении с другими видами правонаруше-
ний, и прежде всего, административными, должен указывать на более высокую опасность преступных деяний. Учитывая, что наименее опасные преступления, согласно закону, не представляют «большой общественной опасности», логично высказать утверждение, согласно которому все иные правонарушения должны быть отнесены к категории «малозначительных» деяний.
Таким образом, любое преступление причиняет существенный (реальный или возможный) вред охраняемым общественным отношениям, ценностям, закрепленным в законе.
Вероятно, задача «оптимизировать объемы и пределы усмотрения суда при назначении уголовного наказания и иных мер уголовно-правового характера» (п.12) формулировалась, когда еще вольной рукой законодателя не были ликвидированы нижние пределы многих санкций УК, что резко обострило отодвинутую сегодня в целом правильно обозначенную задачу.
В целях «совершенствования организационных основ уголовно-правовой политики» авторы проекта предлагают в качестве консультативного органа при Президенте Российской Федерации создать «Совет по совершенствованию законодательства о противодействии преступности». Возникает вопрос: разве в совершенствовании нуждается только законодательство? А практика его применения? Точнее было бы подобный совет именовать, скажем, Советом по антикриминальной политике.
Интересно в проекте прописан пункт «Информационное обеспечение эффективности уголовно-правовой политики» (п.15), который «требует оптимизации системы формирования, анализа, публичного представления и оценки данных о результатах реализации уголовно-правовой политики и перспективах ее развития». Здесь предлагается, в частности, организовать формирование соответствующей эмпирической базы данных, проведение различного рода опросов и т.п. Но кто это сможет сделать профессионально? В связи с этим заслуживают самого пристального внимания и поддержки предложения, внесенные
участниками научно-практической конференции в Москве (январь 2014 г.) в Обращении к Президенту [5]. В упомянутом Обращении, в частности, ставится вопрос о создании в стране профессиональной криминологической службы.
Правда, проблема не всегда состоит лишь в невостребованности научных разработок. Иные рекомендации по тем или иным причинам сами по себе представляются сомнительными с точки зрения методологической, идеологической или нравственной. Но это - отдельная тема.
ЛИТЕРАТУРА
1. Выступление Генерального прокурора Российской Федерации Чайки Ю.Я. на парламентских слушаниях на тему «Уголовная политика в Российской Федерации: проблемы и решения» [Электронный ресурс]. URL: htpp:promosila.ru (дата последнего обращения: 05.12.2013).
2. Лунеев В.В. Пороки уголовного законотворчества (Кому служит УК) //URL: http://www. crimpravo.ru/blog/2263.html
3. Алексеев А.И., ОвчинскийВ.С., Побегайло Э.Ф. Российская уголовная политика: преодоление кризиса. М., 2006.
4. Проект Концепции уголовно-правовой политики Российской Федерации // Общественная палата Российской Федерации [Электронный ресурс]. URL: http://www.oprf.ru/discussions/ newsitem/17889?offset=1 (дата последнего обращения: 09.01.2014).
5. Обращение к Президенту Российской Федерации В.В. Путину участников всероссийской научно-практической конференции «Криминологическая ситуация в России, состояние реагирования и направления антикриминальной политики» (28-29 января 2014 года, МГУ) [Электронный ресурс]. URL: http://crimas.ru/?page_id=2920 (дата последнего обращения: 22.02.2014).
6. Зорькин В. Конституция против криминала // Российская газ. 2010. 10 дек.
7. Противодействие коррупции в России: пределы возможного // [Электронный ресурс]. URL: http://carnegieendowment.org/files/corruption_working_papers_2011.pdf (дата последнего обращения: 22.02.2014).
