CC BY
146
УДК 1 (091)
АНТИЧНАЯ ДИАЛЕКТИКА В ВЕРОУЧИТЕЛЬНОЙ РЕЧИ АВРЕЛИЯ АВГУСТИНА
© 2011 О. Н. Дьяченко
аспирант каф. философии e-mail: dyachenkoolga13@yandex.ru
Курский государственный университет
В статье рассматривается применение Аврелием Августином античной диалектики для обоснования и объяснения христианской веры в период распространения христианства в римо-латинском мире. На основе работ Августина анализируется процесс проникновения греческой философии в христианскую литературу, влияние идей Августина на религиозную и философскую мысль Средневековья.
Ключевые слова: Августин, диалектика, Гераклит, Средневековье, Бог, зло.
В среде первохристиан не существовало проблемы создания формул словесного выражения для передачи слова веры, поскольку первостепенной была «благая весть» о воскресшем Сыне Божием и стремление донести ее людям, слушающим проповедь. Для первых последователей Христа актуальными были переживания, связанные с личным восприятием живого Бога, и речь авторов апостольских времен часто внерациональна и парадоксальна по своей сути. Мыслитель этого периода свободен в выборе доводов - ввиду отсутствия доктринальных положений, основной задачей была трансляция конкретной информации - Благой вести. Перед христианином стояла еще одна не менее важная цель - преодолеть ту враждебность, с которой повсеместно встречали проповедников Евангелия на территории Римской империи. Речь адепта того времени обращена к каждому, желавшему слушать учение Христа.
Ко II веку состав христианских общин пополняется людьми, обладающими обширными познаниями в разных сферах. Соответственно, истолкование христианских истин адресовано, прежде всего, тем, кто хотел не только уверовать, но понять то, во что он верит. Все более назревала необходимость изучения того, в чем христиане не могли дать положительных суждений и относительно чего возникали сомнения. Вместе с тем непрекращающаяся полемика с антагонистичными христианству течениями настоятельно требует от христиан формирования собственного понятийного аппарата для изложения истин веры. Как известно, сам Христос ничего не писал, но непрестанно беседовал с теми, кто внимал Его рассказам, вопрошал и получал ответы на волнующие, сиюминутно возникающие вопросы. Ведь текст Библии - это по сути льющийся, непрекращающийся разговор, который звучал на улицах и в домах, в толпе и в пустынных местах, на дорогах и берегах озер, то есть везде, где оказывался слушатель. Следовательно, все заповеди, правила, поучения были частью живой беседы, имели устные комментарии, пояснения, неизвестные читающему Библию в последующие времена. Вследствие этого в Откровении так много антиномичных суждений и противоречивых высказываний. И чтобы постичь Евангелие, необходимо возвратить слово Христа, переданное апостолами, в сферу живого логоса, в стихию устной речи, «увидеть» и услышать автора в качестве собеседника, воспроизвести дух самой беседы, то есть возвратить написанному тексту его подлинный колорит. Тогда читающий сможет ощутить себя Его собеседником и слушателем. И естественным в данной ситуации оказывается истолкование христианского вероучения сообразно с
греческим стилем мышления и обращение к диалектике как одному из феноменов античной мысли. И естественным в данной ситуации оказывается истолкование христианского вероучения через апелляцию к античным мыслительным формам, к технически разработанному греческому языку и кристаллизованному в нем диалектическому искусству.
Диалектика неотделима не только от греческой культуры, языка, но и повседневной жизни эллина. Нельзя не признать справедливость слов С. С. Аверинцева, который говорил о том, что диалектика - это «искусство мыслить в подвижных формах живой беседы, предполагающее особый интерес к слову и к игре слова... Она немыслима вне эллинского отношения к публичному слову и публичному спору, вне той поистине всенародной жадности до игр ума... Она поднималась к духовным высотам мысли и стиля прямо от уличного острословия и уличного причитания, от народной любви к «складной» речи. Еще широкие, как улицы, нефы христианских базилик, где толпы могли совместно слушать речь проповедника и витийство песнопения, дают архитектурный образ этой античной всенародности» [Аверинцев 2004: 226-227].
Античная диалектика в ее разнообразных интерпретациях формирует психологию мышления Августина. Он изучал греческую мысль по различным переводам и был хорошо знаком как с философией классического периода, так и с авторами эллинистической эпохи. На страницах своих произведений Августин часто обращается к Платону, апеллирует к Аристотелю, реже упоминает о Сократе. Чаще остальных авторов у Августина фигурирует Плотин. Но при внимательном рассмотрении философских текстов Августина обращает на себя внимание влияние диалектики Гераклита, стиль которого отличает настойчивое стремление объединить противоположные предметы и явления.
Противопоставления, на которых основан ход рассуждений Гераклита, приводят его к идее всеобщей изменчивости. Символ реки, вошедший в мировую литературу, приоткрыл для философской мысли сущность ускользающего бытия, изменяющегося мира и человеческого мышления. Противоположность, по мысли Гераклита, есть возможность изменения как такового.
Поэтому Гераклита увлекает суть природы противоположностей, их внутренние взаимосвязи. Он стремится отделить противоположности между двумя предметами от тех, что находятся внутри самой вещи.
Гераклит познает мир через противопоставления разнообразных свойств и качеств, вещей и явлений. Противоположности для него равнозначны именно тем, что являются антиподами по отношению друг к другу, поэтому выглядит так, словно для Гераклита не существует различия между днем и ночью, добром и злом, кривым и прямым, жизнью и смертью, сном и бодрствованием, юностью и старостью.
Сохранившиеся фрагменты сочинений Гераклита, позволяют говорить о том, что внутреннее единство и гармония для него и есть сущность противоположностей: «Неразрывные сочетания образуют целое и нецелое, сходящееся и расходящееся, созвучие и разногласие; из всего одно и из одного все (образуется)» [Гераклит 1998: 283]. В свою очередь и единство имеет противоречивый характер. «Они не понимают, как расходящееся с самим собой: (оно есть) возвращающаяся (к себе) гармония подобно тому, что (наблюдается) у лука и лиры» [Там же: 294]. Единство как нераздельность антагонистичных явлений действительности - составляющая всего, что образует космос.
Именно поэтому образ мысли Гераклита оказывается близок Августину. Такая точка зрения вполне соответствует средневековой идее о единстве рассматриваемых вещей, имеющих общее метафизическое основание: «. если что кажется несообразным
в части, человеку ученому будет ясно, что оно кажется таковым потому, что не видно целого, с которым эта часть согласуется удивительным образом. В том же умопостигаемом мире всякая часть, как и целое, прекрасна и совершенна» [Августин 1998: 180]. Августин говорит о том, что для каждой вещи с легкостью можно найти свою противоположность. Полярное свойство, качество существует у каждого предмета и явления. Однако не может быть никакой природы, противоположной Богу. И, несмотря на то что Средневековье всесторонне раскрывает противоречие между земным и небесным, мышление человека, инициируемое верой разума, было нацелено на то, чтобы представить разнообразные физические явления и предметы в их целесообразности и предопределенности. Конечный смысл даже произвольно взятой вещи всегда будет приводить человеческую мысль к Богу. Поэтому средневековый философ стремится не исследовать мир, но воспринять его во всей полноте. Это отчетливо сформулировал Августин: «. сама истинность связей установлена не людьми, но прослежена ими и воспринята, чтобы они могли ей учиться и учить, ибо она принадлежит вечному основанию вещей и установлена свыше. Ведь, к примеру, тот, кто повествует о порядке времен, не сам его образует, и тот, кто обнаруживает местоположение [земель], сущность животных, деревьев или камней, не обнаруживает ничего, установленного людьми, и тот, кто описывает светила и их движение, описывает нечто, не им и не другими людьми установленное» [Августин 2008: 92].
Но даже при таком отношении к действительности для мыслящего человека всегда обнаруживались разного рода противоречия, особенно когда речь шла о вероучительных истинах. Поэтому Августин стремится предвидеть и устранить вероятные возражения, ответить на них так, чтобы привести слушающего к осознанному восприятию христианского учения. Он уверен в том, что познание истины никому не запрещено, однако смысл многих явлений и предметов ускользает от человеческого понимания не потому, что они непознаваемы по своей сути, но от несовершенства веры. Разрешить антиномичные положения, препятствующие осмыслению доктринальных истин, по мысли Августина, возможно посредством диалектики. Так, он предлагает следовать следующему принципу: «Если у язычников что-то сказано правильно, это надо обратить в нашу пользу» [Там же: 97]. Августин полагает, что без диалектики невозможно не только знание вещей, как «естественных», так и «божественных», но и существование мудрости как таковой. Поэтому он отождествляет мудрость и диалектику, называя ее «образовательницей» и «судьей», признавая тем самым ее исключительное значение в познании. Августин именует ее «наукой наук», которая не только «учит учить, но она же и учит учиться; в ней обнаруживает себя разум и показывает, что он такое, чего хочет, что может. Она знает знать; она одна не только хочет, но и может делать знающими» [Августин 1998: 178].
Именно диалектические положения Гераклита позволили Августину разрешить один из самых проблематичных вопросов не только своего времени, но и всей эпохи Средних веков. К V веку значительная часть истин Откровения получает статус догматических установлений, однако тема происхождения зла по-прежнему создавала почву , с одной стороны, для критики со стороны враждебных христианству учений, с другой - для появления разного рода ересей; а каждый философ или богослов стремился по-своему интерпретировать вопрос теодицеи. Отсутствие положительного объяснения, оправдывающего существование зла, подрывало веру христиан.
В течение своей жизни Августин неоднократно возвращается к этой проблеме, поэтому его убеждения претерпевали значительные изменения, нередко в его произведениях можно встретить диаметрально противоположные суждения. Именно так можно объяснить безусловный факт того, что при детальном анализе сочинений Аврелия Августина встречаются настолько далекие друг от друга по смыслу
утверждения, что трудно признать, что эти выводы принадлежат перу одного автора. Так, в сочинении «О порядке» Августин пытается объяснить присутствие зла в мире наличием порядка, который существовал всегда. Обозревая мироздание в целом, невозможно найти ничего беспорядочного. Бог и сам действует сообразно с порядком, следовательно, ничего не может существовать вне порядка и нет ничего ему противоположного. Все согласное с законами природы красиво постольку, поскольку оно относится к порядку. Августин прямо говорит о том, что и добро и зло являются частью этого порядка, который «есть или сам добро, или от добра», а зло тяготит человека оттого, что он не видит или не понимает порядка, установленного Творцом. Следуя порядку, человек способен приблизиться к Богу.
Августин пишет о том, что Бог любит порядок, добро и не любит зла потому, что это не в порядке, чтобы Бог любил зло, «а все это — принадлежность великого порядка и божественного распоряжения, которое, поскольку охраняет единство всего в самой противоположности, приводит к тому, что и самое зло является необходимым. Через это, как бы некоторым образом из антитезы (что нам приятно бывает и в речи), то есть из противопоставлений, образуется красота всех вместе взятых вещей» [Там же: 130]. Таким образом, противоположность выступает у Августина как основа единства, которое и образует порядок. Тем не менее, завершая свое повествование «О порядке», Августин называет вопросы, касающиеся теодицеи, «темными» и «божественными», рассуждать о которых следует осмотрительно.
В «Исповеди» он снова возвращается к теме происхождения зла, и здесь он признает источником зла волю. Найти объяснение феномену злой воли значит для Августина ответить на вопрос о возникновении в мире зла.
Эту тему Августин не оставляет и в сочинении «О граде Божием». Первоначально он истолковывает происхождение зла с морально-этической точки зрения: «Злом же или испытываются или исправляются», - пишет Августин. Но в процессе работы над этой книгой, написание которой продолжалось около 15 лет, его взгляды претерпевают существенные изменения: он вновь обращается к
диалектическому методу.
Мысль о том, что одно явление делает возможным существование другого, повсеместно встречается у Гераклита: «Болезнь делает приятным здоровье, зло - добро, голод — насыщение, усталость — отдых» [Гераклит 1999: 308]. Он говорит о том, что «всем правит Молния», вечный огонь, и называет его избытком и недостатком. Эту идею использует и Августин, рассуждая о природе зла: «. решительно никакая природа не есть зло, и само это имя (зло) показывает только лишение добра; но на переходе от земных вещей к небесным и от видимых к невидимым существуют блага одни лучше других, - для того различные, чтобы были всякие» [Августин 2000: 542]. То есть, по сути, Августин повторяет мысль Гераклита о том, что обнаружить и познать сущность вещей можно через их противоположности.
Но для Августина всегда очевидно иное: противоречия выглядят
неразрешимыми, а речь человека неубедительной, если мышление не имеет основания в вере. В связи с этим он считает полезным, «чтобы многие писали сочинения, различающиеся по стилю, но не по вере, которые бы касались тех же самых вопросов так, чтобы этот самый предмет дошел до большинства: к одним так, к другим иначе» [Августин 2005: 20]. И самым доступным источником выявления скрытой, а оттого непонятной для восприятия человека богооткровенной истины у Августина являются слова человеческого языка. Вследствие этого он предостерегает от непродуманного словоупотребления, объясняя, что только «философы выражаются языком свободным и в трудным для понимания предметах не боятся оскорблять слух благочестивых людей. Нам же следует говорить сообразно правилам веры, чтобы произвольным
употреблением слов не породить нечестивого мнения о тех предметах, которые ими обозначаются» [Августин 2000: 485].
В этой связи Августин направляет свои усилия на то, чтобы найти возможные пути согласования письменного слова с речью звучащей, поскольку именно при таком истолковании истин Откровения возможно их подлинное понимание. «Искусство рассуждения, - говорит он, - весьма способствует проникновению и разрешению всякого рода вопросов, которые есть в Писании, только там нужно остерегаться желания спорить и ребяческой похвальбы поймать на крючок противника» [Августин 2008: 91].
Исходя из вышеизложенного, можно сделать вывод о том, что Августин признает необходимость использования свободных искусств, которые, по его мнению, более других подходят для выражения истины. В отличие от своих предшественников у него проявилось отчетливое и целенаправленное стремление применить диалектические приемы для убеждения внимающих христианскому учению.
Греческая диалектика подразумевала свободный диалог, беседу, иногда даже с самим собой (об этом мы читаем в «Тэетете» у Платона), здесь всякий ответ на вопрос не окончателен, а каждое утверждение допускает дальнейшие возражения и порождает новые вопросы. Главная цель диалектики в эпоху Средних веков - предотвратить столкновения с христианским вероучением. Проблемы догматического характера требовали своего разрешения, и диалектика, неразрывно связанная с феноменом логоса в античной традиции, становится платформой, на которой Августин развивает и совершенствует язык христианской философии, направленный на обоснование истин Откровения. Поэтому диалектическое мышление у епископа Гиппонского приобретает доказывающий, утверждающий определенные принципы, характер, а диалектика используется как инструмент обоснования вероучительных положений.
Античным источником диалектики Августина, несомненно, был Гераклит, от которого Августин воспринимает идею о единстве противоположностей. В работах, посвященных объяснению сложных проблем христианского вероучения, он часто делает выводы, основанные на анализе внутренних взаимосвязей противоречивых предметов и явлений. Августин превращает идею Гераклита о единстве противоположностей в принцип объяснения истин Откровения.
Долгое время вопрос об онтологическом статусе зла оставался неразрешимым. В своих работах Августин не оставил без внимания эту тему. Его теодицея, признанная всем христианским миром, сложилась под влиянием античной диалектики. Диалектические положения античности помогают Августину объяснить один из самых непонятных и противоречивых вопросов христианского вероучения - о происхождении и существовании зла в мире. Он определяет зло как лишенность добра.
Как и философия, диалектика Августина оказывается подчиненной теологии, которая тождественна онтологии. Диалектические формы мысли у Августина становятся не только способом осмысления истин веры, но входят в сферу онтологии, поскольку раскрывает всеобщую целесообразность и взаимообусловленность предметов и явлений, имеющих единое онтологическое основание - Слово, являющийся причиной всего сущего.
Библиографический список
Августин Блаженный. О граде Божием. Мн.: Харвест, М.: АСТ, 2000. 1296 с.
Августин Блаженный (Аврелий). О Троице. Научное издание. Ч. 1. М.: ОБРАЗ, 2005. 256 с.
Августин. О христианском учении. Антология средневековой мысли: Теология и философия европейского Средневековья: в 2 т. / [под. Ред. С.Неретиной; сост. С. Неретиной, Л. Бурлака]. СПб.: РХГИ; Амфора. ТИД Амфора, 2008. 539 с.
Аверинцев С. Поэтика ранневизантийской литературы. СПб.: Азбука-классика, 2004. 480 с.
Блаженный Августин. Творения. Об истинной религии. Т.1. СПБ.: Алетейя и К.: УЦИММ-Пресс. 1998. 742 с.
Гераклит. Досократики. Мн.: Харвест, 1999. 784 с.
