CC BY
47АЛЬТЕРНАТИВНЫЕ МОДЕЛИ ФОРМИРОВАНИЯ НАЦИЙ
Е.Ю. Мелешкина
АЛЬТЕРНАТИВЫ ФОРМИРОВАНИЯ НАЦИЙ И ГОСУДАРСТВ В УСЛОВИЯХ ЭТНОКУЛЬТУРНОЙ РАЗНОРОДНОСТИ*
В современном мире существует огромное разнообразие вариантов сформированных и формирующихся наций и государств. В основном их возникновение и функционирование осуществляется в условиях этнокультурного разнообразия. Случаев моноэтнических государств крайне мало. В частности, в современной Европе к ним можно отнести (и то с оговорками) Армению, Данию, Исландию, Норвегию, Польшу, Португалию, Венгрию. Выраженное этническое разнообразие, предполагающее наличие значительных по размеру меньшинств, влечет за собой возникновение противоречий, которые неизбежно обостряются при определении содержания национального проекта. Камнем преткновения при этом оказывается следующая проблема. Если, согласно нормативному принципу народного суверенитета, источником легитимности государственной власти является народ, то каков объем прав этно-культурных меньшинств как частей этого народа?
Исторически сформировались и ныне реализуются различные, порой противоположные варианты стратегий государственного и национального строительства, специфика которых зависела от ответа на поставленный выше вопрос. В данной статье предпринимается попытка выделить основные типы стратегий национального и государственного строительства в условиях этнокультурной разнородности, в том числе на постсоветском пространстве, а также факторы, обусловливающие существующее разнообразие.
Статья написана при поддержке РГНФ, грант № 10-03-00678а «Формирование государств и наций в странах постсоветского пространства».
1. Типы стратегий национального и государственного строительства
Если упрощать многообразие стратегий, то можно свести их как минимум к трем идеальным типам. Первый предполагает преимущественно гражданско-территориальный, надэтнический и надконфессиональный взгляд на формируемое государство-нацию и ее границы, соответствующие стратегии государственного строительства, предполагающие участие граждан в управлении государством вне зависимости от их этнокультурных особенностей. Второй тип включает формирование нации на основе интеграции в политическое тело относительно самодостаточных этно-культурных сообществ, консенсусные практики государственного строительства и политическое участие в управлении с учетом членства в отдельных этно-культурных сообществах. Третий тип характеризуется примордиалистским взглядом на критерии членства в нации, отсутствием консенсусных практик в национальном и государственном строительстве, политику исключения этнических и (или) конфессиональных меньшинств из процесса управления государством.
Представления исследователей о первом типе сформировались преимущественно на основе исследования результатов государственного и национального строительства в ряде стран Западной Европы и США1. «Гражданские» нации-государства сложились не только в результате войн, закрепления территориальных границ, насилия, связанного с мобилизацией ресурсов внутри страны2. Важную роль в их формировании играли ассимиляторская политика в отношении этнических и конфессиональных меньшинств в области языка, культуры, образования, провозглашение принципа равенства индивидуальных прав при отсутствии признания коллективного права меньшинств на политическую институционализацию их воздействия на процесс управления. Как отмечал Ч. Тилли, «практически все европейские правительства в конечном счете предпринимали шаги по гомогенизации своего населения» для установления контроля3. Такая политика облегчала задачу формирования государственного суверенитета и государственной идентичности, поскольку сужала круг потенциальных участников дискуссии о верховенстве власти, ослабляла шансы соперников центра на легитимное оспаривание его прав, упрощала разработку критериев членства в политическом сообществе.
1 C. Роккан называл сходный тип монокефальным - Rokkan S. The center-periphery polarity // Center periphery structures in Europe: an ISSC workbook in comparative analysis. -Frankfurt a. Main: Campus, 1987. - P. 17-50.
2 Tilly Ch. Sinews of war // Mobilization canter-periphery structures and nation-building / P. Torsvik (ed.). - Bergen; Oslo; Tromsô: Universitetsverlaget, 1981. - P. 108-126; Tilly Ch. Coercion, capital and European states, AD 990-1990. - Oxford: Basil Blackwell, 1990.
3 Tilly Ch. Reflection on the history of European state-making // Formation of national states in Western Europe. - Princeton: Princeton univ. press, 1975. - P. 3-84.
При осуществлении политики культурной и политической стандартизации также часто использовалось насилие. Ярким примером этого является Франция, в которой важную роль в процессе культурной и политической унификации и стандартизации сыграли Великая французская революция и последующее правление Наполеона Бонапарта1. Однако войны и принуждение были ведущими силами формирования и раннего развития государств, но по мере того как эти государства стабилизировались и росли, они становились менее принуждающими: институты развивались и способствовали заключению гражданских сделок2.
В процессе развития «гражданских» государств и снижения значимости насилия все большее значение начинают приобретать вопросы внутренней политической организации, включающей развитие институтов политического представительства и политических размежеваний, структурирующих нацию. Получают развитие институты представительной демократии. В качестве основного принципа принятия решений закрепляется принцип большинства.
Представления о втором типе3 во многом сложились на основе исследования практики формирования государств в многосоставных обществах, включающих в себя различные сегменты, обладающие собственной культурной идентичностью, социальными и даже политическими институтами. Задача интеграции этих сообществ в единое политическое целое не предполагала уничтожения собственной идентичности (в том числе политической) как первоочередной задачи, а напротив, допускала формирование сложного комплекса идентичностей, горизонтальной или вертикальной системы разделения властей, обеспечивающей участие в принятии политических решений представителей сегментов. Этот путь был ориентирован на формирование соответствующей формы организации власти: консоциативной или (и) федеративной.
Существование федерации в условиях этно-культурной разнородности предполагает наличие компактного проживания меньшинства или меньшинств на определенных территориях, получивших статус государственных образований и, соответственно, автономию в решении вопросов своего исключительного ведения, а также институциональные каналы влияния на общефедеральную политику.
1 См. об этом: Ле Руа Ладюри Э. История регионов Франции: Периферийные регионы Франции от истоков до наших дней. - М.: РОССПЭН, 2005; BellD.A. The cult of the nation in France: Inventing nationalism, 1680-1800. - Cambridge, MA: Harvard univ. press, 2001; Guillorel H. France: Religion, periphery, state and nation-building // Mobilization center-periphery structures and nation-building / P. Torsvik (ed.). - Bergen; Oslo: Tromsô: Universitets-forlaget, 1981. - P. 390-428; Tilly Ch. Contention and democracy in Europe, 1650-2000. - Cambridge: Cambridge univ. press, 2004. - P. 95-132 etc.
2 Tilly Ch. Coercion, capital and European states, AD 990-1990.
3 С. Роккан называл сходный тип поликефальным - Rokkan S. The center-periphery polarity. - P. 17-50.
Консоциации складываются в условиях многосоставных обществ1 или «сегментарного плюрализма»2, который характеризуется наличием комплексной организационной структуры у лингвистических, конфессиональных или идеологических меньшинств. Эта структура состоит из разнородных общественных и политических организаций, централизованное управление которыми осуществляют социально-политические элиты групп меньшинств. Консоциативная демократия возникает в период объединения и интеграции этих вертикальных сегментов в рамках одной системы управления, развивающейся на общенациональном уровне. Консо -циация предполагает обязательное участие институционализированных сегментов в правительстве и, шире, - в процессе принятия политических решений, принцип пропорциональности в отношении сегментов при назначении на ключевые государственные посты и распределении ресурсов3.
При всем различии между этими формами разделения власти, между ними есть определенные важные сходства: автономия субъектов федерации или сегментов консоциации при решении их внутренних вопросов и использование консенсусных практик при принятии политических решений. В федеративном государстве консенсусные принципы выражаются в нормативно закрепленных правилах изменения конституции, в обязательном согласии всех или отдельных субъектов федерации при принятии ряда политических решений4. В консоциации консенсусные принципы проявляются еще более отчетливо при принятии решений на правительственном уровне. Консоциация предполагает осуществление власти большой коалицией, включающей в себя партии или лидеров, представляющих все значимые сегменты общества, взаимное право вето при принятии общественно важных решений как гарантии учета интересов меньшинств5. Данные сходства обусловливают тот факт, что консоциативный принцип организации на практике довольно часто дополняется федеративным, а в федерациях, предполагающих национальный принцип формирования, присутствуют элементы консоциации.
Третий тип характеризуется ограничением культурных прав национальных меньшинств и их исключением из политической жизни. Данная
1 Лейпхарт А. Демократия в многосоставных обществах: Сравнительное исследование. - М.: Аспект-пресс, 1997.
2 Lehmbruch G. Consociational democracy and corporatism in Switzerland // Publius: The journal of federalism. - Oxford, 1993 - Vol. 23, N 2. - P. 43-60.
3 Лейпхарт А. Демократия в многосоставных обществах: Сравнительное исследование. - С. 60.
4 Об этом см., например: ElazarD.J. Covenant and constitutionalism: The grate frontier and the matrix of federal democracy. - New Brunswick, NJ: Transaction publ., 1998.
5 Лейпхарт А. Демократия в многосоставных обществах: Сравнительное исследование. - С. 60.
стратегия получила название «национализаторской»1 или «патологической»2, а проводящее подобную политику государство - «национализи-рующее»3.
Национализаторской политике присущ ряд характерных черт: ограничения негосударственного языка в гражданском обществе, образовании и СМИ, эксклюзивное законодательство о гражданстве, приводящее к преобладанию титульной нации в выборных органах власти, фактическое ограничение доступа к государственной службе национальных меньшинств в связи с распространением одного официального языка, особые права госу-дарствообразующего этноса в перераспределении земли и иной собственности, законодательно закрепленное привилегированное положение всех обычаев, практик и институтов титульной нации .
Х. Линц и А. Штепан, описывая эту политику, опирались преимущественно на опыт посткоммунистических стран. Однако подобная стратегия формирования государств и наций присуща и другим политиям. Так, например, опыт развития политических отношений и организации власти в Израиле описывался рядом исследователей с помощью понятий «этнической», «этнократической», «ограниченной демократии»5. Соответствую-
1 Linz J., Stepen A. Problems of democratic transition and consolidation: Southern Europe, South America and post-communist Europe. - Baltimore; L.: The John Hopkins univ. press, 1996.
2 Rae H. State identities and the homogenization of people. - Cambridge: Cambridge univ. press, 2002.
3 Brubaker R. National minorities, nationalizing states, and external homelands in the New Europe // Daedalus. - Cambridge, MA, 1995. - Vol. 124, N 2. - P. 107-132.
4 Linz J., Stepen A. Problems of democratic transition and consolidation. Две различные стратегии (доминирования или консенсуса) при формировании нации и государства, по мнению А. Степана, приводят к формированию государств разных типов: «нация-государство» и «государство-нация» - Stepan A. Comparative theory and political practice: do we need a state-nation model as well as a nation-state model? // Government and opposition. -Oxford, 2008. - Vol. 43, N 1. - P. 1-25. Р. Брубекер также указывает на различия типов государств в зависимости от стратегии по отношению к меньшинствам. «Национализирующие» государства в отличие от гражданских, где этничность не является фактором государственной политики, а государство и гражданство определяется в терминах либеральной демократии и гражданских прав, по его мнению, характеризуется следующими особенностями. Оно является преимущественно этнически гетерогенным, но при этом воспринимается как нация-государство, чья доминирующая элита продвигает язык, культуру, демографические, экономические и политические позиции титульной нации. Организованные и обладающие самосознанием национальные меньшинства выступают за автономию и сопротивляются ассимиляции. Внешние «родины» национальных меньшинств стремятся защитить их от ассимиляции, руководствуясь желанием распространить формальный статус нации поверх политических границ - Brubaker R. National minorities, nationalizing states, and external homelands in the New Europe.
5 Ghanem A. State and minority in Israel: the case of ethnic state and the predicament of its minority // Ethnic and racial studies. - Surrey, 1998. - Vol. 21, N 3. - P. 428-447; Peled Y. Ethnic democracy and the legal construction of citizenship: Arab citizens of the Jewish state // American political science review. - N.Y., 1992. - Vol. 86, N 2. - P. 432-443.
щие концепции относились к режиму, сложившемуся в этнически и кон -фессионально разделенных обществах, в которых права гарантировались всем жителям, однако культурное, экономическое и политическое доминирование одной этнической или конфессиональной группы было закреплено с помощью институционального дизайна. Этот режим предполагал систему компенсаций для меньшинства. Большинство использовало механизмы сегментации меньшинства, зависимости и кооптации представителей группы меньшинства для закрепления своих доминирующих позиций1. Впоследствии, эти концепции были использованы также для анализа стратегии этнического большинства в некоторых посткоммунистических странах2.
Конечно, выделенные идеальные типы трудно обнаружить на практике в чистом виде. В действительности они причудливо смешиваются в каждом конкретном случае. Так, например, израильский исследователь С. Смооха выделяет такой тип организации власти, как «мультикультурная демократия»3, который можно расположить между классической либеральной моделью и консоциативной демократией. В его основе лежит признание этнических различий сегментов многосоставного общества без официального оформления данного признания и институционального закрепления механизмов консоциативной демократии. Государство поддерживает самоорганизующиеся группы, однако не наделяет их коллективными правами и не предоставляет им автономии (например, ЮАР после падения режима апартеида).
Преобладание одного типа могло исторически сменяться другим. Например, институты консоциации в Нидерландах в настоящее время все более утрачивают свое значение в связи с распадом исторических сегмен-тов4. Вместе с тем в конкретный исторический момент в той или иной стране или группе стран можно наблюдать преобладание одного из трех типов. Сама по себе констатация факта преобладания того или иного типа, той или иной стратегии национального или государственного строительства на основе дескриптивного анализа имеет преимущественно нормативную ценность. Это знание не поможет нам понять причинно-следственные закономерности, например, в ответе на вопрос, от каких факторов зависит преобладание того или иного типа.
1 Lustick I.S. Stability in deeply divided societies: Consociationalism versus control // World politics. - Princeton, 1979. - Vol. 31, N 3. - P. 325-344.
2 Pettai V., Hallik K. Understanding processes of ethnic control: Segmentation, dependency, and co-optation in post-communist Estonia // Nations and nationalism. - Oxford, 2002. -Vol. 8, IN 2. - P. 505-529.
3 Smooha S. The model of ethnic democracy: Israel as a Jewish and democratic state // Nations and nationalism. - Oxford, 2002. - Vol. 8, N 4. - P. 475-503.
4 См., например: Pennings P., Keman H. The changing landscape of Dutch politics since the 1970s: A comparative exploration // Acta politica. - Leuven, 2008. - Vol. 43, N 2-3. - P. 154176.
2. Факторы выбора стратегий национального и государственного строительства
Все факторы можно условно разбить на две группы: агентивные и структурные.
Сторонники важности агентивных факторов полагают, что выбор той или иной стратегии зависит от ориентаций и определенных действий политических элит. В частности, на готовность элит, представляющих отдельные сегменты общества, к сотрудничеству на основе консенсуса в качестве одной из основных предпосылок консоциации указывал А. Лейп-харт1. На значение этого фактора обращали внимание и некоторые другие исследователи, использовавшие концепцию консоциативной демократии. В частности, Дж. МакГэрри и Б. О'Лири отмечали значимость отсутствия в повестке дня конфликтующих этнических групп задач интеграции или ассимиляции друг друга, а также важность мотивации элит на сохранение консоциативных договоренностей, достаточной автономии элитных групп внутри своих сообществ, позволяющей им идти на уступки и компромиссы2.
Роль агентивных факторов не вызывает сомнения. Очевидно, что выбор той или иной стратегии национального и государственного строительства в конкретный исторический момент во многом зависит от характеристик элитных групп, отдельных лидеров и их действий. Вместе с тем, как свидетельствует историческая практика, сами эти возможности небезграничны, а особенности политических ориентаций и поведения элит во многом объясняются структурными факторами.
На это указывают и сами авторы, подчеркивающие значимость аген-тивных факторов. Так, например, А. Лейпхарт, исследуя консоциации, пришел к выводу, что для их успеха необходима не только готовность элит к взаимодействию, но и наличие у них соответствующих возможностей. Во фрагментированных обществах процесс принятия решений, включающий в себя взаимодействие сегментов, довольно сложен. Важным аспектом здесь выступает степень нагрузки на аппарат принятия решений3. В одной из своих поздних работ А. Лейпхарт сформулировал развернутый список благоприятных условий для консоциации: баланс сил, социально-экономическое равенство сегментов, ограниченное количество сегментов, примерное равенство их по размеру, небольшой размер страны и ее населения, наличие внешних угроз, пересекающиеся размежевания, географическая концентрация сегментов, традиции компромисса и согласования
1 Лейпхарт А. Демократия в многосоставных обществах: Сравнительное исследование.
2 McGarry J., O'Leary B. Power-shared after the deaths of thousands // Consociational theory: McGarry-O'Leary and the Northern Ireland conflict / Ed. by Taylor R. - L.: Routledge, 2008. 3
3 Lijphart A. Thinking about democracy: Power sharing and majority rule in theory and practice. - N.Y.: Routledge, 2007. - P. 34.
интересов1. Влияние структурных факторов на поведение элит отмечает и другой исследователь многосоставных обществ Х. Хэйл. На основе анализа государств с федеративной структурой, в которых территориальные границы субъектов федерации определяются проживанием в них этнических сообществ, он пришел к выводу, что региональные лидеры склонны «разыгрывать этническую карту», стремясь завоевать поддержку и удовлетворить собственные властные амбиции2. В зависимости от ситуации они подчеркивают либо значимость меньшинства, либо его невыгодное положение по сравнению с другими сообществами. Формирование федерации при наличии серьезных этнических размежеваний в обществе может в ко -нечном итоге привести к распаду государства в результате реализации се-цессионистских устремлений сегментов, обладающих внутренней автономией и ресурсами3.
Среди структурных факторов особое место занимают проблемы, связанные со становлением современных государств как территориальных политий и членских организаций4. Сама логика формирования и консолидации границ государств предполагает реализацию определенных действий по консолидации не только территориальных, но и других границ сообщества (социокультурных, политических и экономических) и определенную степень унификации и стандартизации отношений внутри государства.
Анализ данной проблематики нашел свое отражение в работах С. Роккана, его коллег и последователей. Используя концепцию известного экономиста А. Хиршмана, описывающую стратегии индивидуального поведения в отношении формальных правил («лояльность» правилам, «выход» как невыполнение правил, «голос» как стремление опротестовать и изменить правила) и представляющую «атрофию голоса» как результат наличия возможностей для выхода5, они объясняли различные типы и стратегии формирования нации и государства эффектом существующих границ и возможностями «выхода» за их пределы.
1 LijphartA. The puzzle of Indian democracy: A consociational interpretation // American political science review. - N.Y., 1996. - Vol. 90, N 2. - P. 258-268.
2 Hale H. Divided we stand: Institutional sources of ethno-federal state survival and collapse // World politics. - Princeton, 2004. - Vol. 56, N 2. - P. 165-193.
3 Важность наличия внутренней автономии сегментов и обладания собственными ресурсами как предпосылки сецессии и формирования самостоятельного государства отмечает также Ф. Редер - Roeder P.G. Where nation-states come from: Institutional change in the age of nationalism / P.G. Roeder. - Princeton: Princeton univ. press, 2007.
4 Как справедливо отмечает Р. Брубекер, современное государство - это не только территориальная, но и членская организация - Brubaker R. Citizenship and nationhood in France and Germany. - Cambridge: Cambridge univ. press, 1992.
5 Hirschman A.O. Exit, voice, and loyalty: Response to decline in firms, organizations, and states. - Cambridge: Harvard univ. press, 1970.
Границы государства определяют конфигурацию акторов и публичных ресурсов (т.е. обязательных для потребления), «закрытых» на определенной территории. В ситуации «закрытости» возможности для выхода отсутствуют, что толкает акторов на укрывательство ресурсов, которыми они временно обладают, или реализацию голоса. Закрытость определяется не только контролем центра за территориальными, но и социокультурными границами, устанавливаемыми социокультурными нормами и правилами членства. Отсюда следует, что сам выход может иметь различный характер. Он может быть территориальным (сецессия и проч.) и функциональным или членским (эмиграция, отказ от уплаты налогов, службы в армии и проч.). Разным периодам формирования государства были свойственны различные варианты «выхода». Например, для ранних этапов была характерна сецессия: многие территориальные государства были подвержены угрозе распада1. Функциональный «выход» (эмиграция) замещает территориальный (сецессию), когда контроль над территорией и границами, степень национальной интеграции возрастают до такой степени, что географический сепаратизм становится невозможным2.
Контроль над выходом и входом посредством консолидации границ различного рода приводит к возрастанию возможностей политического контроля. Чем выше контроль над границами, тем больше возможностей у иерархических структур стабилизировать и легитимировать свои доминирующие позиции, и наоборот. Степень контроля над границами во многом определяет и возможности развития не только национального государства, но и демократических институтов, являющихся результатом исторического компромисса политических акторов и баланса их контроля над ресурсами. В связи с этим С. Бартолини выделяет две идеалтипические ситуации, демонстрирующие возможные последствия полного совпадения и «закрытия» границ или их существенного несовпадения. Полное «закрытие» границ влечет за собой усиление контроля центра над различными перифериями и акторами. Такая ситуация требует значительной концентрации ресурсов в руках центра или одного политического актора и неизбежно влечет за собой создание неравных условий для политических субъектов, благоприятствуя доминированию одного из них. Значительное несовпадение и неопределенность границ усиливает возможности «выхода», снижает стимулы к структурированию каналов «голоса», ограничивает сферу политического производства центра и делает государство зависи-
1 Finer S. State-building, state boundaries and border control: An essay on certain aspects of the first phase of state-building in Western Europe considered in the light of the Rokkan-Hirschman model // Social science information. - L., 1974. - Vol. 13. - P. 79-126.
2 Caramani D. The nationalization of politics: The formation of national electorates and party systems in Western Europe. - Cambridge UK; N.Y.: Cambridge univ. press, 2004.
мым от отдельных групп интересов (например, крупных экономических игроков - выгодных налогоплательщиков)1.
Использование данной логики помогает нам прийти к выводу, что выбор стратегии государственного и национального строительства, предполагающий политику интеграции меньшинств в процесс принятия политических решений, вероятнее всего может осуществляться в ситуации относительной консолидации границ при отсутствии их полной закрытости. Полная закрытость может привести к жесткой политике ассимиляции или исключения. Однако данная логика не позволяет ответить на вопрос, какую стратегию предпочтут элиты в условиях неконсолидированных границ. Да и вывод о том, что политика интеграции меньшинств предполагает определенную степень консолидации границ, позволяет судить о стратегиях, выбираемых и реализуемых не на стадиях возникновения государств и наций, а на более поздних этапах их консолидации.
Таким образом, сама по себе универсальная логика формирования территориальных политий не является исчерпывающим объяснением выбора той или иной стратегии национального и государственного строительства.
Как продемонстрировали С. Роккан и его коллеги, важными структурными факторами являются конфигурации центров и периферий, сообществ и элитных групп, различных исторических традиций их взаимодействия. В частности, исследуя опыт формирования государств в Западной Европе, С. Роккан обнаружил, что степень контроля и совпадения границ во многом определялась концентрацией, совпадением или конкуренцией центров различных типов: административных / военных, экономических и культурных. При высокой концентрации центров на определенной территории возрастали возможности «выхода», и осложнялся процесс формирования государства. Подобная ситуация наблюдалась в трансграничных перифериях династических центров, конкурирующих за влияние на эти территории. Такие периферии сложно было интегрировать в рамках единого государства. Проблема обострялась в тех случаях, когда различные региональные интересы дополнялись культурными, этническими или конфессиональными особенностями и противоречиями. Эти противоречия подкрепляли и усиливали друг друга, создавая основу для альтернативной центру политической идентичности.
Учет конфигурации центров и периферий различных типов лег в основу концептуальной карты Европы, в рамках которой С. Роккан как раз и выделил монокефальный и поликефальный типы формирования государства и нации. Монокефальный возникал там, где наблюдалось сосредоточение различных центров на небольшой территории, «все элиты и держатели ресурсов на которой склонны концентрироваться недалеко друг от
1 Bartolini S. Restructuring Europe: Centre formation, system building, and political structuring between the nation state and the European Union. - Oxford: Oxford univ. press, 2005.
друга и, соответственно, совместно использовать различные возможности»1. Этот тип отличался доминированием в процессе строительства го -сударства одного из политических акторов и был свойственен европейским династическим центрам.
Поликефальный характеризовался дисперсией центров, «пространственной сегментацией различных типов владельцев ресурсов, цепочкой отдельных центров, в каждой из которых существует особая элита»2. Этому типу было свойственно преобладание консенсусных практик над практиками доминирования, в том числе и в отношении национальных меньшинств. Подобная полицентрическая модель преобладала в Западной Европе на территории «пояса городов» от Адриатики до Северного моря. Этот «пояс городов» представлял собой трансграничную периферию династических центров, высокоразвитую в культурном, экономическом и организационном отношении. Существование на данной территории множества развитых центров и наличие многочисленных возможностей для «выхода» чрезвычайно затруднило возвышение одного из них над другими. Не было географически определенной центральной области, вокруг которой могла бы сформироваться устойчивая территориальная система. На этой территории в меньшей степени, чем в европейских фрагментиро-ванных государствах, типа Испании, была выражена поляризация между экономическими и административными центрами. Как отмечает С. Роккан, «модель, которая лежит в основе этой системы - это лига городов, открытая договорная организация для защиты торговых привилегий и контроля над рынками»3. Именно на территории пояса городов сформировались европейские консоциации: Швейцария, Нидерланды и Бельгия.
Конфигурация центров, элитных групп и соответствующих стратегий взаимодействия во многом определила специфику исторического опыта, постепенно получившего закрепление в той или иной конфигурации власти и органов государственного управления. На важность этого опыта обращали внимание многие исследователи. В частности, Лембрух подчеркивал большое значение исторического опыта формирования консоциации, которую он рассматривал как длительную практику, уходящую корнями в историю. По его мнению, консоциация возникает как результат действий меньшинств по формированию социально-политических сетей для защиты своих интересов и постепенной интеграции этих сетей в общенациональную институциональную структуру4.
1 Rokkan S. The center-periphery polarity. - P. 21.
2 Ibid.
3 Rokkan S. Cities, states, and nations: A dimensional model for contrasts in development // Building states and nations / S.N. Eisenstadt, S. Rokkan (eds.). - Beverly Hills; L.: Sage, 1973. -Vol. 1. - P. 83.
4 Lehmbruch G. Consociational democracy and corporatism in Switzerland. - P. 43-60.
Учет конфигурации различных центров оказывается важен и при анализе влияния внешнеполитических акторов на выбор той или иной стратегии формирования государства и нации. Воздействие внешних акторов на внутриполитический процесс может вызывать неоднозначные последствия.
С одной стороны, наличие внешнего центра, к которому ранее принадлежала территория или часть территории новой политии, увеличивает возможности для выхода и осложняет формирование государства и нации. Влияние внешнего центра оказывается особенно ощутимым в том случае, если на территории нового независимого государства проживает значительное этническое или конфессиональное меньшинство, «материнская» родина которого является внешним центром. В особенности, это является актуальным для стран, возникших при распаде имперских образований. В частности, как показал Д. Ливен, потеря империями территорий происходит легче и относительно бескровно при отсутствии их колонизации. Колонизационные полумеры, в результате которых имперское население оказывается угнетающим меньшинством, при распаде империй вызывают самые худшие проблемы для самих колонизаторов1.
С другой стороны, внешние центры могут оказывать обратное влияние: приводить к корректировке стратегии в отношении этнических и кон -фессиональных меньшинств и способствовать снижению конфликтов. Так, например, Дж. МакГэрри и Б. О'Лири на основе анализа конфликта в Северной Ирландии пришли к выводу, что внешние силы могут сыграть важную роль в развитии консоциативных практик и механизмов в многосоставных обществах. Вмешательство государств-посредников, международных организаций, как отмечают ученые, зачастую оказывает благоприятное воздействие на разрешение конфликтных ситуаций в разделенных обществах2. К схожим выводам о положительном воздействии международных структур приходят и исследователи, анализирующие политические процессы в бывших колониях, а также странах постсоветского простран-ства3.
Влияние внешних центров как фактор формирования государств и наций играет особую роль в несостоявшихся или непризнанных (полупризнанных) государствах, в которых существует тесная связь между процес-
1 Lieven D. Empire: The Russian empire and its rivals. - L.: John Murray, 2000.
2 McGarry J., O'Leary B. Power-shared after the deaths of thousands // Consociational theory: McGarry-O'Leary and the Northern Ireland conflict / Taylor R. (ed.). - L.: Routledge. 2008. 3
3 О влиянии международных структур на ситуацию в странах постсоветского пространства см., например: Bernier J. Nationalism in transition: Nationalizing impulses and international counterweights in Latvia and Estonia // Minority nationalism and the changing international order . - Oxford: Oxford univ. press, 2001. - P. 342-362; Galbreath D. Nation-building and minority politics in post-socialist states: Interests, influence and identities in Estonia and Latvia. -Stuttgart: Ibidem, 2005.
сом консолидации границ, внешним международным признанием государства и внутриполитическим развитием. Международное признание способствует укреплению государственного суверенитета, консолидации центра и границ политии, в частности, путем накладывания общей правовой, политической и т.п. рамки. Это, в свою очередь, способствует политической и правовой стандартизации и политическому структурированию внутри страны. Соответственно государства, лишенные международного признания, оказываются в определенной степени вне связей международного сообщества, вне влияния требований общей рамки. Тем самым в них создаются неблагоприятные условия для консолидации центра, границ и политического структурирования, повышается степень произвола политических акторов, в том числе и в выборе стратегии по отношению к национальным меньшинствам1.
3. Выбор стратегий формирования наций и государств в странах бывшего СССР
Волна сецессий и этнических конфликтов, поднявшаяся при распаде СССР, актуализировала вопросы границ формирующихся наций и членства в них, оснований легитимности и организации публичной власти в новых независимых государствах. Как показала практика, в этих странах реализуются преимущественно два типа описанных нами стратегий национального и государственного строительства: первый и третий, причем третий встречается чаще первого. Консоциативные практики и институты в постсоветских странах практически не создаются и не используются. Порой эти типы дополняют друг друга, а их формальные характеристики иногда противоречат неформальным практикам. Например, формальное равенство гражданских и политических прав лиц различного этнического происхождения в некоторых случаях может дополняться их неформальной дискриминацией, например при приеме на работу в государственные органы власти и т. д.
Данные стратегии чаще всего принимают следующие формы.
Во-первых, это этнические чистки и переселение этнических групп на территорию «материнского» государства. Наибольшее распространение данная форма получила в «переходных» зонах, причем не только в период вооруженных конфликтов, но даже еще до формального распада СССР. Например, еще в 1988-1990 гг. произошло переселение более 260 тыс. армян из Азербайджана и около 200 тыс. азербайджанцев из Армении и Сте-
1 См., например: Мелешкина Е.Ю. Формирование территориальных политий в Нагорном Карабахе, Абхазии, Южной Осетии и Приднестровье // Асимметрия мирового суверенитета: Зоны проблемной государственности. - М.: МГИМО, 2010. - Режим доступа: http://www.mgimo.ru/uploads/files/Meleshkina%20Post-Soviet.doc (Последнее посещение -31.03.2010).
панакерта. К 1994 г. произошел исход еще 350 тыс. человек из «пояса внешней безопасности» НКР1. По переписи 1989 г. армяне в НКО составляли 77% и 21% - азербайджанцы2, а по данным переписи 2005 г. азербайджанцев насчитывалось всего шесть человек3. Среди населения Южной Осетии в 1989 г. насчитывалось 66% осетин и 29% грузин4. Недавний вооруженный конфликт в Южной Осетии привел к очередному оттоку грузинского населения и возрастанию этнической однородности на ее территории5. В 2009 г., согласно официальным сведениям, осетины составляли 80%6. В Абхазии в 1989 г. 18% составляли абхазы, 46 - грузины, а уже в 2003 г. абхазов насчитывалось 43,8%, 20,8 - армян и 19,6% - грузин7.
Во-вторых, формальное юридическое равенство меньшинств при отсутствии институтов, обеспечивающих реальное равенство меньшинств в политической и иных сферах. Данная политика получила широкое распространение на постсоветском пространстве. Русскоязычные и иные национальные меньшинства в подавляющем большинстве республик бывшего СССР не лишены гражданских прав. В некоторых случаях они имеют даже специальные культурные права на использование своего языка в образовании, местном самоуправлении и т.д. Однако ни в одной постсоветской стране не существует механизмов, гарантирующих представительство их интересов на национальном уровне. Ни одна постсоветская республика, кроме Белоруссии, включая и страны с большой долей русскоязычного населения, не признала второй государственный язык. Во многих странах проводится политика этнокультурной гомогенизации путем распространения титульного языка в сфере образования, культуры, введения специальных требований при поступлении на работу и т.д. В ряде случаев представители нетитульной нации постепенно вытесняются из государственных учреждений, создаются этнократические режимы8.
1 Цуциев А. Атлас этнополитической истории Кавказа, (1774-2004). - М.: Европа, 2006. - С. 90.
2 Там же. - С. 113.
3 Результаты переписи НКР 2005 г. - Режим доступа: http://census.stat-nkr.am/nkr/5-1.pdf (Дата посещения - 17.05.2009).
4 Цуциев А. Атлас этнополитической истории Кавказа, (1774-2004). - С. 113.
5 По мнению официального представителя Управления верховного комиссара ООН по делам беженцев (УВКБ) Рона Редмонда, в результате конфликта в Южной Осетии в Грузию бежали 15 тыс. человек - ООН: из-за конфликта в Южной Осетии беженцами стали более 118 тыс. человек. - Режим доступа: http://www.gazeta.ru/news/lenta/2008/08/15/n_ 1257685.shtml (Дата посещения - 15.08.2009).
6 Республика. - Режим доступа: http://presidentrso.ru/republic (Дата посещения -25.08.20709).
7 Население Абхазии. - Режим доступа: http://www.ethno-kavkaz.narod.ru/ rnabkhazia.html (Дата посещения - 25.08.2009).
8 См. о подобных проявлениях в Казахстане, например, в: Peyrouse S. Nationhood and the Minority Question in Central Asia. The Russians in Kazakhstan // Europe-Asia studies. -Abingdon, 2007. - Vol. 59, N 3. - P. 481-501. О подобной политике на Украине см., напри-
В-третьих, создание анклавов национальных меньшинств путем лишения представителей нетитульной нации права на гражданство (Эстония и Латвия)1 или консервации ситуации вокруг непризнанных государств (например, вокруг Приднестровья)2.
В целом, можно утверждать, что в новых независимых государствах в той или иной степени доминирует национализаторская политика и стратегия по созданию национализирующего государства. Результатом этой стратегии является распространение «категориального неравенства», предполагающего «организацию социальной жизни вокруг границ, разделяющих все группы людей, которые имеют коллективные отличия в жизненных возможностях»3, что, по мнению Ч. Тилли несовместимо с формированием современной демократии.
Несмотря на эту общую тенденцию в постсоветских странах наблюдаются значимые различия в формах ее проявления. Например, типы стратегий в соседствующих странах Балтии варьируются от мягкой национа-лизаторской политики в Литве до жесткой, предполагающей политику «исключения» меньшинств и создание «этнических демократий», в Латвии и Эстонии. Чем же обусловлены сходства и отличия между постсоветскими странами?
Отвечая на этот вопрос, уместно обратиться к выявленным нами выше факторам выбора той или иной стратегии национального и государственного строительства.
Несмотря на существенные страновые отличия, становящиеся все более очевидными, государства постсоветского пространства объединяет очень важная общая особенность. Они переживают так называемый «имперский транзит»4. Их объединяет общее имперское наследие, обостряющее проблемы формирования институциональных основ государства, консолидации границ и политического структурирования. Во многом эти проблемы были связаны со спецификой организации власти и проводимой в СССР политики. Наиболее значимыми, определившими специфику процесса формирования нации и государства на постимперском пространстве, были следующие.
мер, в: МиллерА.И. Политика строительства нации-государства в Украине // Политическая наука. - М., 2010. - № 1. - C. 76-99.
1 См. подробнее: Budryte D. Taming nationalism? Political community building in the post-Soviet Baltic states. - Aldershot: Ashgate, 2005; Galbreath D. Nation-building and minority politics in post-socialist states: Interests, influences, identities in Estonia and Latvia; Проблемы прав национальных меньшинств в Латвии и Эстонии. - М.: Русская панорама, 2009 и др.
2 См. об этом, например: Мелешкина Е.Ю. Формирование нации и государства в постсоветских странах Восточной Европы: Опыт Молдавии // Космополис. - М., 2009. -№ 2. - С. 57-65.
3 Tilly Ch. Democracy. - Cambridge et al.: Cambridge univ. press, 2007. - Р. 56.
4 SkakM. From empire to anarchy: Post-communist foreign policy and international relations. - L.: Hurst, 1996. - P. 18, 21.
Советский Союз состоял из «государств-сегментов»1, многие из которых были сформированы в рамках современных границ лишь в советский период. Наиболее показательный пример в этом отношении - создание советских республик Средней Азии, границы которых были нарезаны произвольно, однако в отличие от административно-территориального деления африканского континента все-таки с учетом распространения языков экономической жизнеспособности регионов, клановой принадлежности и т.п.2 Установление советских административно-территориальных границ в Средней Азии послужило ключевым фактором формирования нынешних государств в этом регионе.
В Советском Союзе реализовывалась практика наложения общей рамки на советские территории (правовой, режимной, частично культурной, например, производилась унификация в сфере образования, языка и т.п.). Предпринимались попытки формирования единой гражданской нации. Однако данная политика осуществлялась непоследовательно. В основе административно-территориальной организации лежал принцип деления на национально-государственные образования. Во многих из них осуществлялась политика «коренизации», предполагавшая формирование советской этнической интеллигенции и вовлечение ее в процесс политического руководства соответствующими территориями во многом благодаря построению КПСС по национально-территориальному принципу. Развивался институт «титульности», что создавало предпосылки для статусного неравенства различных этнических групп в «государствах-сегментах». В этой связи нельзя не согласиться с А. Цуциевым в том, что «советское государство стремилось создать приемлемую для себя национальную бюрократию / интеллигенцию и опереться на них в контроле и поглощении национальной периферии. Однако этот контроль имеет своей обратной стороной усиление политического влияния представителей титульных этнических групп и усиление самого института титульности - системы неформального обеспечения коллективных пр ав одних групп над (так у автора. - Е.М.) подобными правами других» . По мнению С. Маркедонова, «фактически же советское государство институционализировало этнические группы в качестве главного субъекта политики и государственного права... На практике это означало формирование представлений об этнической собственности того или иного этноса на территорию, обозначенную как "национальная республика". Отсюда и нелегитимность этих обра-
1 Термин, предложенный Ф. Редером для обозначения административно-территориальных образований, входящих в состав единого государства и имеющих собственные институты управления: Roeder P.G. Where nation-states come from: Institutional change in the age of nationalism. - Princeton: Princeton univ. press, 2007.
2 См.: Slezkine Y. The USSR as communal apartment, or how a socialist state promoted ethnic particularism // Slavic Review. - Seattle, Wash, 1994. - N 53. - P. 414-452; Lieven D. Empire: The Russian empire and its rivals. - L.: John Murray, 2000 и др.
3 Цуциев А. Атлас этнополитической истории Кавказа, (1774-2004). - С. 83.
зований, поскольку представители других, "нетитульных", этносов не могли рассматривать этническую территорию "титульной" группы как свое государство»1.
В СССР осуществлялись широкомасштабные территориальные эксперименты, переселение этнических групп, репрессии и искусственное перемещение титульной группы на периферии советской империи. Одним из примеров территориальных экспериментов является передача Крыма Украинской ССР. Другим - история образования АОНК и ее территориального подчинения. По справедливому замечанию А. Цуциева, «решение Кавбюро ВКП(б) по Нагорному Карабаху реализует "национальный принцип" (предусматривая образование автономии карабахских армян) и одновременно игнорирует его (оставляя территорию в составе Азербайджана). Это решение уже не столько большевистский реверанс в сторону кема-листской Турции, сколько внутренний компромисс»2.
В качестве примера переселения этнических групп можно привести высылку части коренного населения из стран Балтии. Наиболее массовыми были депортации 25-29 марта 1949 г. в Латвии и Эстонии, когда были высланы 42 133 и 21 000 человек соответственно, 22-27 мая 1948 г. в Литве (высланы 41 000 человек)3. За период с 1944 по 1953 г. в Латвию въехали 200 000 русских и представителей других национальностей, 213 000 - в Эстонию и 150 000 - в Литву4.
Результатом подобной политики явилось наличие ряда общих «родовых» черт стран постсоветского пространства.
Несовпадение административно-политических, экономических, эт-но-лингвистических, культурных и прочих границ послужило причиной возникновения «переходных» территорий. Наиболее очевидные примеры -Абхазия, Южная Осетия, Крым, Приднестровье, НКР. Их относительно бесконфликтное существование в рамках территориального деления СССР было возможным благодаря общей накладываемой рамке. С распадом Советского Союза, повлекшего за собой ослабление границ различного рода, потенциальные возможности «выхода» стали реальными, «переходные» зоны превратились в очаги ожесточенных территориальных споров и даже в ряде случаев военных столкновений, в них стали возникать альтернативные политические проекты. Большое количество подобных проектов появилось, например, на Кавказе. Помимо конфликтов в Нагорном Карабахе, Абхазии, Южной Осетии к ним можно отнести «Шапсугский вопрос» (состоящий в стремлении адыгских политических групп восстановить су-
1 Маркедонов С. De facto государства постсоветского пространства // Научные тетради института Восточной Европы. - М., 2006. - Вып. 1. Непризнанные государства. -С. 18.
2 Там же. - С. 66.
3 Budryte D. Taming nationalism?: Political community building in the post-Soviet Baltic states. - Aldershot: Ashgate, 2005. - P. 42.
4 Ibid. - P. 59.
ществовавший в 1924-1945 гг. Шапсугский национальный район или даже образовать республику на территории Краснодарского края), статусные претензии и проекты территориального самоопределения в Карачаево-Черкесии, проекты по преобразованию Кабарино-Балкарии (в частности формирования Карачаево-Балкарской и Адыгской республик), вооруженный конфликт между Ингушской автономией и Северной Осетией за территории Пригородного и Моздокского районов, «этническую революцию» и последующие события в Чечне и т.д.
Нерешенность проблемы формирования общей гражданской нации в СССР, несовпадение границ, слабый опыт самостоятельной государственности у большинства советских республик привели к тому, что в результате распада СССР выявились существенные разногласия по «устанавливающим» вопросам среди жителей новых независимых государств, обострились межэтнические и межрегиональные противоречия. Несовпадение и неопределенность границ способствовали слабости центров независимых республик, снижению стимулов к политическому структурированию и возникновению феномена «приватизации» государств различными экономическими и политическими игроками.
Существующие традиции распределения власти усугубляли данную ситуацию. Как отмечают С. Берглунд, Я. Экман и Ф. Ареброт, «в политическом отношении восточная часть Европы представляла собой переходную зону между западной традицией разделения власти и восточной традицией ее концентрации»1. Если упрощать ситуацию, сложившуюся на территории бывшего СССР в целом, то можно отметить следующую тенденцию: продвижение на юг и восток ослабляло традиции распределения власти и усиливало наследие, связанное с ее концентрацией. Для постсоветских стран были характерны отсутствие или слабость феодальных отношений западноевропейского типа. Данные особенности способствовали более длительному выживанию традиционных властных отношений, таких как царствование или клиентелизм. Эта тенденция в более значительной степени проявлялась на юге2, в том числе в районах более массированного воздействия как Османской, так и Российской империй. В некоторых регионах установление советской системы политического устройства консервировало традиционные практики и отношения. Как отмечает О. Руа, советские элиты в Средней Азии воспроизвели функциональные роли ханов и беев, их социальное поведение и систему клиентелистских связей. Причем социалистическая форма организации власти послужила инструментом утверждения неотрадиционалистских отношений3.
1 Berglund S., Ekman J., Aarebro F.H. The Challenge of history in Central and Eastern Europe // The Handbook of political change in Eastern Europe / S. Berglund, J. Ekman, F.H. Aarebrot (eds.). 2nd edition. - Chaltenham: Edward Elgar, 2004. - P. 14.
2 Ibid. - P. 16.
3 Roy O. The new Central Asia : The creation of nations. - L.: Tauris, 2007.
Неконсолидированные границы и невысокая степень контроля над ними, характерные для периода, последовавшего за распадом СССР, не привели к ожидаемому качеству развития каналов «голоса», институтов и практик, обеспечивающих влияние на принятие решений и консенсус основных социальных, лингвистических, иных групп и политических сил по поводу наиболее важных «устанавливающих» политическую систему вопросов. Распад Советского Союза привел к сужению сферы политического производства, обусловил проявляющуюся в той или иной степени слабость государственных институтов в независимых республиках, воспроизводство традиций доминирования одного актора или нескольких акторов, в том числе представляющих интересы этнического большинства. В условиях слабости государства, отсутствия общественного согласия по «устанавливающим» вопросам и вопросам идентичности «национализа-торская» политика играет важную консолидирующую роль. Некоторые отступления от этой политики допускаются под давлением международных организаций и бывших имперских центров.
Помимо схожих черт и проблем современного политического развития, обусловленных общим имперским наследием, существует ряд очевидных отличительных особенностей процесса строительства государства и нации в постсоветских республиках. Эти особенности обусловлены непосредственно не связанными с общим имперским наследием, хотя и зачастую преломлявшимися через него, факторами, среди которых особого внимания заслуживают следующие.
Во-первых, наличие внешних конкурирующих центров влияния, перифериями которых на том или ином историческом отрезке целиком или частично были нынешние постсоветские республики (в первую очередь центры бывших имперских образований, таких как Речь Посполита, Габсбургская империя, Османская империя, Пруссия, Румыния). Данный фактор в значительной степени обусловливает серьезные внутренние противоречия и региональные различия, например в Молдавии, Украине и Литве. В Украине и Литве было сильно польское влияние. Интересно в связи с этим отметить, что в начале XIX в. Никита Муравьёв отмечал, что население западноукраинских земель знает о русских столько же, сколько о китайцах1. До середины XIX в. польское культурное влияние доминировало даже в Киеве. Подобное влияние способствовало также формированию и воспроизводству конкурирующих идентичностей, в том числе носящих политический характер. Недавние исследования в постсоветской Восточной Европе показывают, что этническая идентификация постепенно уступает место социальной, однако в западных землях Украины и Литвы
1 Hrytsak Yа. On sails and gales, and ships driving in various directions: Post-Soviet Ukraine as a test case for the meso-area concept // Emerging meso-areas in the former socialist countries: Histories revived or improvised / Matsuzato K (ed.). - Sapporo: Slavic research center: Hokkaido univ., 2005. - P. 56.
этнические идентификационные критерии остаются наиболее значимыми1. В Молдавии различие позиций по поводу национальной идентификации и судьбы независимой Молдавии раскололо общество и политический класс после обретения республикой независимости. И хотя в настоящее время вопрос присоединения к Румынии не оставляет основной предмет дискуссии в публичной политике, все же некоторые политики выступают с таких позиций. Среди рядовых граждан Молдавии также нет согласия по поводу этнической и языковой идентификации2, а значительная часть населения республики имеет румынские паспорта3.
Во-вторых, несовпадение территориальных, этнических и культурных границ, степень этнической гетерогенности, специфика расселения этнических меньшинств и специфика развития национальной культуры и самосознания. Например, на различия стратегий в отношении этнических меньшинств в странах Балтии повлиял тот факт, что Литва среди трех республик отличалась наибольшей этнической гомогенностью (во многом благодаря 33-летнему правлению Антанаса Сниекуса, который стремился к тому, чтобы Литва оставалась аграрной республикой, не нуждающейся в притоке рабочей силы из других частей СССР). По данным переписей 1923 г. в Литве, 1934 г. - в Эстонии и 1935 г. - в Латвии в этих странах проживали 83,88%, 88,1 и 77% представителей титульной этнической группы соответственно, в 1989 г. их количество сократилось до 79,6%, 61,5 и 52%4. Кроме того, в отличие от Латвии и Эстонии, русские - второе по величине этническое меньшинство в Литве. Важным фактором явилось также и то, что среди русского меньшинства в Латвии и Эстонии значительную долю составляют лица, переселившиеся под влиянием форсированной индустриализации в 1960-1970-е годы, и их потомки.
1 Hrytsak Уа. On sails and gales, and ships driving in various directions: Post-Soviet Ukraine as a test case for the meso-area concept // Emerging meso-areas in the former socialist countries: Histories revived or improvised / Matsuzato K (ed.). - Sapporo: Slavic research center: Hokkaido univ., 2005. - P. 58.
2 Согласно данным переписи 2004 г., опубликованным Национальным бюро статистики Молдавии, румынами себя считают 2,2% жителей Молдавии, молдаванами - 75,8%, при этом 78,4% молдаван родным языком указали молдавский язык, 18,8% - румынский. -Тульский М. Некоторые итоги переписи 2004 г. в Молдавии // Демоскоп Weekly. - 2006. -№ 249-250. - Режим доступа: http://www.demoscope.ru/weekly/2006/0249/analit08.php (Дата посещения - 20.12.2009).
3 По данным румынской консульской службы, заявления о получении румынского гражданства до конца 2006 г. подали члены 20% молдавских семей, преимущественно горожане. Гражданам Молдовы было выдано около 300 тыс. румынских паспортов. - Язько-ва А. Румыния - Молдова: Вместе или порознь? // Международные процессы. - М., 2007. -Т. 5, № 1. - С. 117. Весной 2007 г. румынские власти говорили о 800 тыс. заявлений на получение этого документа.
4 Meleshkina E. La democratization en los paises postsovieticos del este de Europa y las politicas «nacionalizadoras» // Nacionalismo y democracia: Dicotomias, complementariedades, oposiciones. - Madrid: Centro de estudios politicos y constitucionales, 2009. - P. 234.
Значительную роль данный фактор играет на Украине, где серьезные региональные противоречия сказываются не только на ярко выраженном региональном характере поддержки различных политических сил, но и на ориентации последних в отношении политики в области языка, образования и т. д.
В-третьих, это наличие, развитость собственных традиций государственности и различия в традициях организации властных отношений. Влияние этого фактора можно проиллюстрировать на примере Белоруссии. Не имевшая опыта самостоятельной государственности, кроме краткого периода существования Белорусской народной республики в 1918 г., со слаборазвитым национальным самосознанием большинства населения и преобладанием феномена «локальности», характерного для традиционных обществ (выражавшемся в самоидентификации «тутэйшыя»), Белоруссия представляла благоприятную почву для осуществления советиза-торской политики в период существования СССР. Русификация образовательных учреждений в Белоруссии оказалась наиболее успешной среди советских республик, в том числе в силу малочисленности белорусской интеллигенции и отсутствия у нее собственной региональной «базы». Русский язык превращался в язык государственных учреждений, системы образования, СМИ, в то время как белорусский в большей степени выполнял роль «деревенского», «фольклорного». Как отмечает С. Вульхизер, уже в 1960-х годах в белорусской компартии доминировали русофоны вне зависимости от национальной принадлежности1. Политика нынешнего режима А. Лукашенко (не только в области культуры и образования, но и в других сферах) во многом способствовала закреплению сложившихся в советский период традиций.
В отличие от Белоруссии, в странах Средней Азии слабые традиции самостоятельной государственности дополнялись сильно развитыми традиционными и архаическими структурами и практиками. Советизация, затронула среднеазиатские общества в гораздо меньшей степени, а новые структуры управления и связи надстраивались над традиционно сложив-шимися2. Несмотря на то, что в республиках Средней Азии не наблюдалось таких значительных выступлений за отделение от СССР и среди политической элиты также не было ярых сторонников распада Советского Союза, проводимая уже в период независимости в отношении национальных меньшинств, и в первую очередь русскоязычного меньшинства, политика оказалась довольно жесткой.
В-четвертых, наличие внешней политической и правовой рамки, предполагающей тесную интеграцию с другими государствами. Речь, в
1 Woolhiser C. Language ideology and language conflict in post-soviet Belarus // Language, ethnicity and the state / C. O'Reilly (ed.). - Houndmills; N.Y.: Palgrave, 2001. - Vol. 2: Minority languages in Eastern Europe post-1989. - P. 91-122.
2 См. об этом, например: Roy O. The new Central Asia: The creation of nations.
первую очередь, идет о членстве в ЕС стран Балтии и о положительном воздействии структур Евросоюза и других международных организаций на
решение вопросов натурализации и прав этнических меньшинств1.
* * *
Анализ мирового опыта национального и государственного строительства, а также выделение общих и особенных черт формирования наций и государств в постсоветских республиках позволяет сделать некоторые предположения о перспективах этого процесса в новых независимых государствах. Совокупность существующих проблем и своеобразие репер-туаров и способов их решения не дает оснований надеяться на быстрые успехи в строительстве наций и государств и тем более демократизации. Сочетание «родовых» особенностей советского постимперского пространства и страновой специфики обусловливают, вероятно, наличие двух относительно успешных, но небеспроблемных вариантов консолидации наций.
Первый предполагает осуществление политики исключения в отношении этнических меньшинств и формирование политии на основе этнокультурных критериев членства. Наиболее очевидные примеры здесь -Латвия и Эстония, в которых значительная часть русскоязычных граждан до сих пор лишена гражданства. Однако менее явные механизмы подобной политики можно обнаружить и в некоторых других республиках бывшего СССР. В тех случаях, когда данная политика проводится жестко и последовательно, она способствует консолидации политического сообщества по «устанавливающим вопросам». В этих условиях демократия может быть конкурентной и справедливой для ограниченного круга граждан, в особенности с учетом накладываемой ЕС рамки. Однако режим, формируемый в этих странах, нельзя признать современным демократическим. Напомним, что одним из базовых институтов которого является «включающее избирательное право», когда «практически все взрослое население имеет право голосовать во время избрания властей» и «почти все взрослые вправе выдвигать свою кандидатуру на выборах на правительственные должности»2. Помимо этого, несогласие определенной части населения соответствующих стран по «устанавливающим» вопросам создает угрозу потенциальной нестабильности.
Второй предполагает формирование гражданской идентичности путем правовой и политической стандартизации и более активное включение в политическое сообщество представителей недоминирующего этноса. Однако в том случае, если в стране не проводится жесткая и последовательная политика исключения в отношении меньшинств, но при этом су-
1 См. подробнее: Galbreath D. Nation-building and minority politics in post-socialist states: Interests, influence and identities in Estonia and Latvia.
2 Даль Р. Демократия и ее критики. - М.: РОССПЭН, 2003. - С. 341.
ществуют серьезные запреты на организованное выражение их интересов (при наличии соответствующих существенных различий интересов, компактного проживания), то перспективы достижения согласия и баланса представляются сомнительными. Эти группы не участвуют в достижении согласия (или таковое вообще не предполагается) и тем самым поощряются к выбору иных, в том числе радикальных и незаконных форм политического действия и образа мысли, что создает благоприятные предпосылки для нестабильности и развития экстремизма. Как справедливо отмечает С. Бартолини, споря со сторонниками транзитологической парадигмы, институциональная демократизация без политического структурирования может превратиться, в лучшем случае, в фасадную, а в худшем - породить опасные политические эксперименты1. Вместе с тем создают угрозу безопасности и нестабильности также широкие права и возможности организованных интересов, не согласных по «устанавливающим вопросам» с большинством населения и / или с группой «строителей нации». Поэтому достижение базовых договоренностей между основными группами населения по поводу природы государства, границ сообщества, основных правил игры является, вероятно, основным условием успеха в строительстве наций, государств и демократизации на постсоветском пространстве.
1 Bartolini S. Restructuring Europe: Centre formation, system building, and political structuring between the nation state and the European Union. - Oxford: Oxford univ. press, 2005.
