CC BY
38
УДК 726.03+72.04.05
АЛТАРНАЯ ЧАСТЬ НЕРЧИНСКОЙ УСПЕНСКОЙ ЦЕРКВИ © Е.С. Бушуева1
Иркутский национальный исследовательский технический университет, 664074, Россия, г. Иркутск, ул. Лермонтова, 83.
Рассматриваются особенности оформления экстерьера и интерьера алтарной части Нерчинской Успенской церкви, восстановленных по сохранившимся монастырским приходно-расходным описям первой четверти XVIII в. Исторические документы позволили проследить преемственность служителей Успенской церкви старинным традициям, позволяющим священникам соборных церквей, коей долгое время являлась монастырская Успенская церковь, расписывать собственноручно необходимые атрибуты церковного служения. Ярким примером этому стала Плащаница с изображением положения во гроб Иисуса Христа. В процессе работы с архивным материалом удалось установить, что первая Плащаница, прослужившая более полувека, была написана первым строителем и настоятелем Свято-Успенского мужского монастыря игуменом Панкратием, некогда знатным казаком Никитой Титовым - боярским сыном Варламовых.
Ключевые слова: монастырская каменная Успенская церковь; алтарь; апсида; богослужебная утварь; антиминс; Плащаница.
THE ALTAR OF THE NERCHIN ASSUMPTION CHURCH E.S. Bushueva
Irkutsk National Research Technical University, 83 Lermontov St., Irkutsk, 664074, Russia.
The article describes the features of the exterior and interior decoration of the altar of the Nerchin Church of the Assum p-tion recovered by the survived monastic credit and debit inventories of the first quarter of XVIII century. Historical documents have shown that the ministers of the Church of the Assumption had kept the old tradition of manu propria painting of the necessary attributes of the church service in the Church of the Assumption that for a long time had also been a monastic Church. The Shroud depicting the Entombment of Jesus Christ is a striking example of the mentioned above. The study of archival material allowed to find out that the first Shroud that had been used for more than half a century was painted by the builder and the Abbot of the Holy Dormition Monastery, hegumen Pankratiy who was a former noble Cossack Nikita Titov, the son of small landowners the Varlamovs.
Keywords: monastery stone Church of the Assumption; altar; apse; liturgical utensils; antimension; Shroud.
В Нерчинском Успенском храме села Калинино, ныне разрушенном и забытом, от прежнего убранства не осталось ничего. Были безвозвратно утрачены и колокола, и иконы, и богослужебная утварь (рис. 1). О том, какими святынями располагал алтарь в прежние времена, сохранились сведения в описях монастырского имущества за 1726-1729 годы (рис. 2). Благодаря сохранившимся в Государственном архиве Забайкальского края архивным документам, впервые введенным в научный оборот автором данной статьи, удалось воссоздать интерьер алтарной части Нерчинской Успенской церкви первой четверти XVIII века.
Небольшая каменная монастырская Успенская церковь, выстроенная из красного кирпича по форме базилики (корабля), располагала одной просторной полуциркульной апсидой, в которой находился алтарь. Термин алтарь (в переводе с латинского языка - высокий жертвенник) интерпретируется в двух смыслах. Согласно первому алтарем называется восточная часть храма, отделенная иконостасом от основного объема культового строения.
С восточной стороны Нерчинского Успенского храма была пристроена алтарная часть с одной широкой полукруглой (полуциркульной) апсидой. Некогда
над ее перекрытием-конхой возвышалась «низкая главица», о которой в монастырской описи сказано: «...на святом алтаре глава каменная одна», на ней «водружен крест большой железный с подзолотом» [1, л. 11].
При благочинном настоятеле отце Иоанне Знаменском в алтаре во второй половине XIX века, впервые с момента основания, был произведен капитальный ремонт: стены «выкрашены краскою на масле» и настлан новый деревянный пол из балок. В Москве была закуплена дорогостоящая культовая утварь.
В алтарной части храма расположены три больших окна, которые перекликаются с тремя оконными проемами, находящимися в нижнем ярусе южного фасада Успенской церкви. Богатое и разнообразное декорирование окон алтаря соотносилось с сакральным смыслом всего строения и было посвящено Святой Троице, поскольку Святая Троица для русского человека всегда ассоциировалась с пламенным призывом Сергия Радонежского: «Воззрением на Святую Троицу побеждать ненавистную рознь мира сего!». Духовный наставник земли Русской пытался донести до сознания каждого, что Бог не где-то там, на небесах, он здесь, на земле, среди людей, в их единении. При
1Бушуева Елена Сергеевна, старший преподаватель, соискатель, тел.: 89145256996. Bushueva Elena, Senior Lecturer, Competitor for a scientific degree, tel.: 89145256996.
Рис. 1. Алтарная часть Нерчинской Успенской церкви (фото автора, 2012 г.)
сот
Рис. 2. Лист из приходно-расходной описи за 1729 г. Нерчинского Свято-Успенского монастыря [1]
этом суть призыва строителями Успенского храма понималась не только как собирание земель русских, но и как единение людей разных национальностей и разных религиозных верований в формирующейся новой империи. Это и нашло воплощение в камне: архитектурно-строительное решение Успенской церкви было полностью подчинено провозглашенной идее.
Количество окон в алтарной части храма было выбрано неслучайно, оно символизировало прообраз Триединого Бога. Разнящиеся своим декоративным
оформлением оконные проемы апсиды, бесспорно, олицетворяли Бога-Отца, Бога-Сына и Бога-Святого Духа. Эта же тенденция прослеживалась и в декорировании трех наличников окон нижнего яруса основного объема церкви с южной стороны, которые значительно отличаются друг от друга.
К особенности Нерченского храма можно отнести специфику оформления его окон, которая заключается в неповторяемости декоративной отделки: алтарное окно, расположенное с южной стороны, близко по
оформлению окнам южного фасада здания церкви, окно северной стороны алтаря схоже с оформлением оконных проемов северного фасада церкви, а центральное окно алтаря вобрало в себя элементы тех и других - наличник декорирован по канонам северной стороны, а фронтон - южной.
К этому времени город Нерчинск уже превратился в своеобразный перекресток человеческих судеб, в «бурлящий плавильный котел», вобравший в себя специфику многих религий и национальных традиций, объединивший людей разных социальных слоев и уровня жизни, мировоззренческих и политических взглядов, степени образования и культуры. Продолжительное мирное сосуществование и взаимная поддержка проживающих здесь наций и этнических групп способствовали формированию специфической социокультурной среды, в которой удачно развивались принципы универсализма и толерантного взаимодействия.
Казаки-первопроходцы не случайно обратились к образу Святой Троицы здесь, на окраине складывающейся великой Российской империи. Пребывая долгие годы в плотном кольце инородцев, горстка казаков смогла закрепиться и обжиться в этих местах лишь благодаря новому качеству характера - толерантности. Потому в архитектуре церкви и апсиды иносказательно передавался призыв к национальной терпимости. Этот смысл хорошо понимали все прибывающие в Даурскую землю. Поэтому можно говорить о том, что Успенская церковь сыграла немаловажную роль в воспитании межнациональной терпимости как у осевших, так и у пришлых обитателей края. Посредством условных архитектурных приемов и их образного воплощения строители церкви способствовали глубокому укоренению в общественном сознании специфических для этого края мировоззренческих принципов.
В небольшой Успенской церкви алтарь был хорошо освещен в течение всего дня. Солнечный свет легко проникал через три высоких окна, затянутых слюдой и укрепленных ажурными решетками из белого железа, озаряя невысокое каменное помещение.
Вместе с тем любой храмовый алтарь, являясь символом неведомого и незримого мира, призван был свидетельствовать о непостижимости Бога-Творца. Приблизить же греховного человека к Богу-Отцу должны были помочь многочисленные святые, изображенные на образах иконостаса. Павел Флоренский говорил по этому поводу, что иконостас не есть стена между видимым и невидимым мирами, но есть своеобразное «окно в невидимое».
Восстанавливая по монастырской описи за 17261729 годы, сохранившейся в фондах архива Забайкальского края, фрагменты внутреннего убранства алтаря, расположенного в восточной части каменной церкви и отделенного иконостасом от основного пространства храма, узнаём, что в центре его на деревянном престоле, предназначенном для совершения Евхаристии, лежало «одеяние из камки соломянки желтой» [3-10]. Престол, являющийся первостепенным атрибутом алтаря, представлял собой освящен-
ный четырехугольный деревянный стол «мерой в длину и поперек аршин две чети, а в вышину аршин шесть вершков» [1, л. 4], украшенный согласно церковным традициям двумя лоскутами ткани: нижней - из полотна, и верхней - из красивой заморской шелковой ткани. В момент составления монастырской описи престол был покрыт покровом «черного цвета с искусной отделкой», что свидетельствовало о том, что описывали церковное имущество в дни Великого поста.
На престоле «на полотенце, на белом лощеном» лежал аккуратно сложенный антиминс из ткани «желтого цвета» с вшитой в нее частичкой святых мощей и подписью епархиального архиерея. Антиминс, расписанный вручную, был небольшим платом, на котором были изображены положение Христа во гроб и Гол-гофский крест. Обычно на антиминсе совершалась Евхаристия (главная часть православной литургии), во время которой освящались хлеб и вино.
Рядом с антиминсом находились два напрестольных Евангелия, по традиции того времени украшенные богато и изысканно. Одно из них, «напрестольное большое мерой длины десять вершков в ширину шесть вершков с досками» [1, л. 9], покрытое «бархатом красным» и писанное на «александрийской бумаге», было оформлено серебряными окладами с незатейливым декоративным орнаментом: «средник серебряный чеканной работы с подзолотом <...> на другой стране в средине образ страстей Христовых, во углах наугольники серебряные с подзолотом <...> чеканной же работы с подзолотом пять застежек серебряных резных золоченых по образу золоченые листовым золотом» [1, л. 9 об.].
Второе, рядом лежащее Евангелие было «крыто бархатом синим <... > посредине серебряный резной оклад <...> на обратной стране средник и наугольники серебряные резные <...> гладь же застежки серебряные резные» [1, л. 9 об.]. Вероятно, чрезвычайно дорогое серебряное декорирование окладов этих богослужебных книг было выполнено монастырскими мастерами - чеканщиками и граверами по металлу, из местного серебра, добываемого в монастырских серебряных рудниках.
В алтаре на престоле имелись и другие атрибуты православного церковного служения: большой крест напрестольный «оный чистого золота весом фунт <...> кругом его корона серебряная девять репьев». Общий вес этого креста доходил до одного фунта тридцати девяти золотников. Другой крест «серебряный под золотом весом 77 золотников», как указывается в описи, был «животворящим с мощами многих святых» [2, л. 36]. В архиве Забайкальского края автору статьи удалось найти упоминание о том, мощи каких святых находились в кресте (имена священномучеников были вырезаны на нем): Лазаря четверодневного, Андрея Первозванного, Евангелиста Марка, архидиакона Стефана, царя Константина, Василия Великого, святителя Филиппа, Игнатия Богоносца, Федора Страти-лата, Ефрема Сирина, первомученицы Феклы, великомученицы Варвары. Сохранилось указание на то, кто приложил святой крест в каменную церковь: этот
крест был лично пожалован монастырю Петром I. Он бережно хранился в алтаре вплоть до упразднения мужского Свято-Успенского монастыря. К сожалению, недобросовестные современные исследователи, плохо знакомые с архивными источниками, приписывают принадлежность данной святыни схимонаху Гедеону -архиепископу Ростовскому и Ярославскому, вице-президенту Святейшего Синода Георгию Дашкову, некогда отбывавшему ссылку в Нерчинском Успенском монастыре и умершему в нем 17 (28) апреля 1739 года [12]. Данное заблуждение сыграло роковую роль в судьбе древнего памятника - Нерчинской Успенской церкви.
Здесь же лежали еще несколько напрестольных крестов, исполненных из серебра «под золотом», а «кругом их иконы золоченые» выставлены, одна из которых - образ Казанской Богородицы. На ней «венец с короной и гривна серебряные резные под золотом <...> а на венце, на короне камешков четыре лазоревых и два красных простых строганцов <...> а у чудотворцев шесть венцов четыре гривны <. > поля по окладе резные гладкой резьбы под золотом» [2, л. 48]. Автор обращает внимание на то, что «простыми строганцами» в монастырских описях именовались самоцветы высшего достоинства, добываемые недалеко от монастыря.
Все эти предметы лежали на покрове престольном из «камки черной», снизу которой шли «травы красные, а кругом опушка камки зеленой». По матерчатой складке пропустили отделку из «красной фанзы простой без травы». «Другой покров напрестольный» находящийся возле первого, был «бархату травчатого синего на золоте в середине крест камчатой». На этом покрове стояла «гробница серебряная под золотом весом фунт семь золотников». Всего же в алтаре было шесть покровов «камчатых разных цветов», среди которых особо выделялся «воздух (плат - примеч. автора) парчовый на золоте» в центре с «крестом вышитым золотом», слова же на нем были искусно «подписаны и высажены жемчугом русским мелким» умелыми руками монастырских мастериц. Этот тончайшей работы плат (воздух) был предназначен для покрытия потира и дискоса во время литургии.
Главным алтарным атрибутом любого храма всегда являлась Плащаница с изображением положения во гроб Иисуса Христа. Не стала исключением и Нерчинская Успенская церковь. В ней также имелась Плащаница с «писанным на красной камке соломянке красками образом Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа». По краям изображение было искусно обложено камкой лазоревой «с подписанием из листового золота богообразных псалмов». Наряду с золотым крестом эта Плащаница являлась бесценной святыней монастыря. Дорога она была еще и потому, что писалась собственноручно первым его настоятелем -игуменом Панкратием, некогда знатным нерчинским казаком сыном боярским Никитой Титовым Варламовых.
Знакомясь с историей строительства первого в Нерчинском уезде монастыря, нельзя не коснуться
личности человека, по чьей инициативе он был открыт. Известный дореволюционный исследователь С.В. Максимов утверждал, что «редкий из сооружите-лей монастырей не признавался в народном представлении за святого, угодившего Богу и послужившего добрым примером всем людям». Собственно этот, редчайший случай забвения как самого устроителя, так и его детища, относится исключительно к Забайкальскому краю. В других сибирских регионах такого равнодушия к собственной истории не встретишь. Там трепетно чтят память о строителях монастырей и церквей, хранят, пронеся через годы лихолетий, легенды и придания, рассказывающие об обстоятельствах, побудивших к благородному деянию, и, как подчеркивает ученый, «именами их наполнились православные святцы, не включившие еще много имен местночтимых подвижников, потрудившихся в крайней неизвестности». Оттого первостепенным долгом забайкальцев в преддверии 310-летия со дня учреждения Нерчинского Свято-Успенского мужского монастыря является воскрешение в народной памяти личности «сооружителя», стараниями которого монастырь преобразился и стал известным далеко за пределами края.
О строителе Успенского мужского монастыря на сегодняшний день известно лишь то, что монастырь был основан по настоятельной просьбе сына боярского Никиты Титова Варламовых. В 1706 году Указом Петра Великого было получено высочайшее позволение на его строительство на месте первоначальной закладки Нерчинского острога. Самодержец, осознавая геополитическое значение Даурии как для международных контактов, так и дальнейшего приращения земель по Амуру, невзирая на трудности форсированной застройки Санкт-Петербурга, утверждает сооружение монастыря. Трудности же заключались в том, что мастера каменного дела из всех уголков европейской части России, а также провинциальных земель Сибири были собраны для возведения новой столицы Российской империи. Эти меры, спешно предпринятые правительством, отразились на многолетнем застое в каменном зодчестве по всей Сибири, в том числе и церковном. Поэтому добиться разрешения на строительство монастыря с каменным храмом в тех исторических условиях было невиданным успехом.
Монастырь изначально возводился как последнее пристанище для одиноких, так и не сумевших создать семьи, престарелых и увечных служилых, некогда пришедших сюда с казачьими отрядами Уразова, Бекетова и Пашкова. Благодаря сохранившимся в архиве Забайкальского края именным переписным книгам за 1706-1711 годы и сметным спискам 1714 года казаков, крестьян, бобылей и ясачных, относящихся к монастырю, стали известны их фамилии.
Однако главной загадкой Нерчинского Успенского монастыря все же остается его устроитель. До сих пор нет четкого представления о его имени. Многочисленные авторы по-разному интерпретируют фамилию строителя монастыря. Так, известный исследователь Е. Петряев указывает, что это был «сын боярский Ни-
кита Варламов». У краеведа фамилия строителя по какой-то неизвестной причине приобрела великорусское звучание, несвойственное фамилиям жителей Нерчинского уезда: в тот исторический период не было ни одного человека с подобной фамилией. Интересна трактовка фамилии строителя Нерчинского монастыря, данная ученым-путешественником Г.Ф. Миллером в своих «Путевых дневниках», - Никита Варла-амов. Здесь искажение, по всей вероятности, произошло из-за небрежности переписчиков, не осознававших важности копируемых ими документов. Однако наиболее абсурдным можно признать такое именование устроителя монастыря, как Никита Варламович Мара. В этом случае прослеживается трансформация фамилии в отчество, а место фамилии заняло его походное прозвище. На самом же деле строителем Нерчинского монастыря был некогда конный казак, а в последствии нерчинский сын боярский Никита Титов сын Варламовых по прозвищу Мара.
В подтверждение этой версии имеются архивные документы последней четверти XVII века - «Списки нерчинских дворян, детей боярских и служилых казаков, получающих денежные, хлебные, винные и соленые жалования за 1686 год», в которых говорилось, что в Нерчинске действительно жил конный казак Никита Титов Варламовых. Судя по объему получаемого им от «Великого государя» жалования, а это «10 пудов муки ржаной, 3 пуда 2 чети муки ярочной, 7 гривен по гривенной соли», он не относился в то время к зажиточным служилым людям.
В доказательство правильности установленной фамилии можно привести и тот факт, что ряд ново-крещенных монастырских вкладчиков носили фамилии именно Варламовых, а не какую-нибудь другую. В этот момент истории отчество и фамилия лицам, принимающим крещение, передавалось от имени и фамилии восприемника, то есть того человека, кто принимал его от купели. Можно смело утверждать, что Никита Варламовых был причастен к миссионерской деятельности по приобщению инородцев к православной вере и увеличению численности крестьян строящегося монастыря.
Если с уточнением фамилии было разобраться не сложно, то прозвище Мара до конца не объяснено. На этот счет можно выдвинуть три версии. Во-первых, обратимся к этимологии имени Мара, которое восходит к слову «мор» - смерть, гибель. Поэтому изначально Мара воспринималось как воплощение мора, духа смерти. Исследователи отмечают индоевропейские истоки славянской Мары. На санскрите слово maras буквально означает «уничтожающий». Божество с именем Мара известно и в буддийской мифологии: Мара хотел помешать Сиддхартхе Гаутаме стать Буддой, но не успел совершить свое злодеяние за ночь, а утром стал бессилен. Как воплощение ночного
ужаса (англ. nightmare), кошмара (фр. cauchemar) злой дух Мара известен народам Западной Европы. Однако только в новгородской интерпретации «мара» означало «уважаемый человек». Поскольку Никита Варламовых был искренне уважаем среди своих боевых товарищей, то ему и дали такое прозвище. Неизвестные до сегодняшнего дня факты биографии этого незаурядного для своего времени человека могут послужить материалом для будущей статьи.
В алтаре Нерчинской Успенской церкви находились и другие предметы, необходимые для проведения торжественного богослужения. Это «два ковша серебряных служебных весом девятнадцать золотников с полузолотником <...> блюдо серебряное чеканной работы весом шестьдесят шесть золотников с четвертью <. > кадило серебряное чеканной работы весом два фунта <. > чаша водоосвященная медная луженая <...> блюдо с тарелью оловянные».
При знакомстве с описью этих изысканных дорогостоящих серебряных предметов восточно-христианского культа невольно поражаешься тому богатству, которое было присуще отдаленной провинциальной церкви в рассматриваемый исторический период, когда серебро ценилось дороже золота. В то время московское государство, не обладая своим драгоценным металлом, вынуждено было закупать его в других странах и одновременно искать всевозможные пути его легального приобретения. Интересный вариант был предложен в Новоторговом уставе 1667 года, который использовал игру на разнице себестоимости денег. С этой целью в ряде статей Устава был закреплен особый размер торговой пошлины, взимаемой с иностранных купцов, приезжающих с товаром в Архангельск. Они обязаны были платить пошлину в своих национальных денежных единицах, называемых на Руси ефимками (ефимок - русское наименование иностранной серебряной монеты, привозимой для обмена на перечеканенные русские деньги, которые по себестоимости были дешевле аналога на 14 копеек). При обмене же рублевого иноземного ефимка на мелкие русские серебряные деньги прибыль возрастала до 41 коп. В ходе такой неравноценной мены внушительно увеличивалась государственная прибыль и появлялась реальная возможность чеканить свою отечественную серебряную монету.
Нерчинский же край был богат золотыми приисками, серебряными и оловянными рудниками и являлся местом оживленной международной торговли [11, с. 245]. Поэтому все, кто впервые посещал Нерчинскую монастырскую Успенскую церковь, испытывали эмоциональное потрясение от изобилия золота, серебра, олова, самоцветов и драгоценных камней, жемчуга и богатых китайских тканей во внутреннем убранстве.
Статья поступила 20.07.2015 г.
Библиографический список
1. Государственный архив Забайкальского края (ГАЗК) мужского монастыря начала XVIII века и его роль в демон-Ф. 282. Оп. 1. Д. 4. страции преуспевания православия в регионе // Правосла-
2. ГАЗК. Ф. 282. Оп. 1. Д. 7. вие: миссионерство и дипломатия в Сибири: материалы
3. Бушуева Е.С. Иконостас Успенской церкви Нерчинского Всерос. науч.-практ. конф. (Улан-Удэ, 14-15 января 2010 г.).
Улан-Удэ: Изд-во БГУ. 2010. С. 224-236.
4. Бушуева Е.С. Интерьер начала XVIII века Нерчинской Успенской церкви // Православное Забайкалье. Чита: типография М.А. Степанова. 2010. № 10 (281), 30 апреля. С. 4.
5. Бушуева Е.С. Интерьер начала XVIII века Нерчинской Успенской церкви // Православное Забайкалье. Чита: типография М.А. Степанова. 2010. № 11 (282), 14 мая. С. 4.
6. Бушуева Е.С. Убранство начала XVIII века Нерчинской Успенской церкви // Православное Забайкалье. Чита: типография М.А. Степанова. 2010. № 12 (283), 28 мая. С. 7.
7. Бушуева Е.С. История строительства Нерчинской Успенской церкви в документах Государственного архива Забайкальского края // Вестник Бурятского государственного университета. 2013. № 7. С. 160-163.
8. Бушуева Е.С. Воссоздание облика утраченного иконостаса Нерчинской монастырской церкви во имя Успения Пресвятой Богородицы начала XVIII века по документам Госу-
дарственного архива Забайкальского края как значимого фактора в уточнении архитектурного стиля древнего храма // European social science journal (европейский журнал социальных наук). 2014. № 2 (41). Т. 1. С. 428-436.
9. Бушуева Е.С. Нерчинская Успенская церковь - идентификация архитектурного стиля // Вестник ИрГТУ. 2015. № 4 (99). С. 89-96.
10. Бушуева Е.С. Настоятель Нерчинской Успенской церкви протоиерей И.Г. Знаменский // Вестник ИрГТУ. 2015. № 4 (99). С. 370-378.
11. Записки путешественников и исследователей (вторая половина XVII - XVIII в.): хрестоматия / Комитет культуры Читинской области; гл. ред. Г.П. Сыроватка. Новосибирск: Новосибирское кн. изд-во. 2007. Т. 1. 480 с.
12. Кудрявцев С. Первая от Байкала, белокаменная... // Забайкалье: наука, культура, жизнь. 2003. № 3 (7). С 44-45.
УДК159.9.37.015 3
НЕКОТОРЫЕ ОСОБЕННОСТИ СЛОВООБРАЗОВАНИЯ АНГЛИЙСКОЙ ТЕРМИНОЛОГИЧЕСКОЙ ЛЕКСИКИ
1 9
© Н.Е. Горская1, В.Е. Глызина2
Иркутский национальный исследовательский технический университет, 664074, г. Иркутск, ул. Лермонтова, 83.
Рассматривается понятие «терминология» как часть словарного состава языка, применяемая в области профессиональной деятельности человека. Показаны особенности словообразования терминологической лексики, в частности, низкая активность образования деадъективных наречий. Обосновывается актуальность представленной темы, которая обуславливает необходимость как теоретической разработки вопросов словообразования научно-технических терминов, так и их практического применения. Описываются факторы низкой словообразовательной активности терминологических прилагательных, не позволяющие образовывать новые термины. Приводятся примеры недостаточности словообразования английской терминологической лексики. Делается вывод о том, что недостаточность связана с семантико-синтаксическими и морфологическими характеристиками имен прилагательных. Рекомендуется уделять внимание особенностям словообразования английской терминологической лексики при чтении и переводе научно-технической литературы.
Ключевые слова: словообразование; научно-техническая терминология; терминологические прилагательные; семантическая недостаточность; морфологические факторы.
SOME FEATURES OF ENGLISH TERMINOLOGY DERIVATION N.E. Gorskaya, V.E. Glyzina
Irkutsk National Research Technical University, 83 Lermontov St., Irkutsk, 664074, Russia.
The article treats the concept of "Terminology" as a part of the vocabulary of the language used in the field of professional activity. It demonstrates the word-formation features of terminological vocabulary including the low formation activity of non-adjective adverbs. The relevance of the topic is determined by the need for theoretical development of the issues of technical term word formation and practical application. The article describes the factors of low derivational activity of terminological adjectives that makes the formation of new terms impossible. It provides the examples of word formation failure of English terminological vocabulary. It is concluded that the failure is related to the semantico-syntactic and morphological characteristics of adjectives. It is recommended to pay attention to the features of English terminology derivation in reading and translation of scientific and technical texts.
Keywords: word formation; scientific and technical terminology; terminological adjectives; semantic failure; morphological factors.
1 Горская Наталья Евгеньевна, кандидат психологических наук, доцент кафедры иностранных языков № 1, тел.: 89025680932, e-mail: [email protected]
Gorskaya Natalia, Candidate of Psychology, Associate Professor of the Department of Foreign Languages no. 1, tel.: 89025680932, e-mail: [email protected]
2Глызина Вера Евгеньевна, кандидат филологических наук, доцент кафедры иностранных языков, тел.: 89025680387, e-mail: [email protected]
Glyzina Vera, Candidate of Philology, Associate Professor of the Department of Foreign Languages, tel.: 89025680387, e-mail: [email protected]
