CC BY-NC-ND
42
Московские лингвисты
Вослед 70-летию Альфреда Наумовича Журинского
(1938-1991)
А.И. Коваль
Альфред Наумович Журинский -ученый и человек
В статье содержатся воспоминания автора о коллеге и друге А.Н. Жу-ринском. Особое внимание уделяется его личностным характеристикам и научным интересам.
Ключевые слова: лингвистика, ОТиПЛ/ОСиПЛ, Олимпиада по лингвистике/языковедению и математике, лингвистические задачи, африканистика, фольклор, загадки.
Поколение, которому принадлежал Альфред Наумович Журинский, переживает сейчас полосу 70-летних юбилеев. Семьдесят лет было бы и ему, если бы неумолимая болезнь с трагической внезапностью не прервала его жизнь в пору зрелой молодости. Дата взывает вновь обратиться к воспоминаниям и отдать дань памяти этому талантливейшему ученому, человеку редкостных нравственных и умственных качеств. Немногие из сверстников обращались к нему как к «Альфреду», его ученики (которых было немало) - как к «Альфреду Наумовичу», но для большинства людей, знавших, ценивших и любивших его, он, ушедший молодым, так и остался «Аликом».
© Коваль А.И., 2009
В юности, покончив с порою поисков своего места и своего дела, Альфред получил (1961-1966) полное профессиональное образование на ОТиПЛе/ОСиПЛе - Отделении Теоретической/ Структурной и Прикладной Лингвистики филологического факультета МГУ. Это было совсем недавно открывшееся новаторское отделение, где обучали точным методам описания языка и математике и где преобладал дух самоотверженного служения науке. И уже в студенческие годы Альфред заметно выделился своими незаурядными способностями и избирательностью своих интересов. Об этом вспоминают его соученики и учителя, среди них - ныне семидесятилетний глава Отделения ТиПЛ, а тогда - преподаватель латинского языка. Он и Алик по годам были сверстниками, но попали в ситуацию «по разные стороны кафедры», и тот, кто тогда оказался на кафедре, с юношеским максимализмом решился реформировать методы преподавания латыни, уплотнив до предела курс обучения языку.
Из воспоминаний А.Е. Кибрика:
« < ... > На ОСИПЛе, как инавсем филфаке, на1-м курсе изучался латинскийязык. Я хорошо был знаком с этимпредметом и тем,, как он преподается на филфаке. Темпы преподавания были скорее гимназические, чем вузовские, и у меня чесались руки попробовать себя в роли реформатора. Классическая ка-федране возражала,, чтобы я вел наОСИПЛе латинский язык, и тогдашний декан,, видимо, заботясь исключительно о благе моей кафедры, наложил на мое заявление резолюцию:«разрешить с отработкой часов по графику».
Я решительно взялся за дело, поставив ц ель к концу 1-го семестра полностью освоить грамматику, а во 2-м - читать оригинальные тексты. Всю морфологию я переписал в духе структурного морфологического анализа, разработал собственные самодостаточные парадигмы, легкие для запоминания и пользования. Я распечатывал их на пишущей машинке, на папиросной бумаге, по 12-13 экземпляров в одной закладке.
Студенты достаточно успешно справлялись с заданным темпом, и все было бы хорошо, если бы один студент полностью не игнорировал латинский язык и меня вместе с ним. Это был неизвестный мне Алик Журинский. Я со своей стороны гордо не принижал никаких административных мер. А время шло, и наступил момент истины - зачет. Все его получили без особыхзатруднений,, аАликЖуринскийтакинепоявился.Как я был на него зол и ругал про себя: что он себе думает и как теперь ему догнать группу?
В конц е сессии Алик, наконец, объявился и просил проэкзаменовать его в самом начале весеннего семестра. Я его предупредил, что никаких поблажек ему не будет, он должен знать все, что знают его сокурсники. Просчитывая наперед ситуацию, я понимал, что сдать зачет Алик не сможет Потом пересдачу должна проводить комиссия, и когда мои быюшие учителя увидят, что я творил с латинским языком и как это я требую от студента знать то, что на филфаке спрашивают лишь в конце курса весной на экзамене, меня скорее всего не поймут
Однако Алик полностью меня посрамил. Всю грамматику он знал так, как будто не пропустил ни одного занятия и выполнил все домашние задания. И когда зачет был уже закончен, он достал пару од Горация и попросил объяснить ему некоторые трудные для него места.
Потом я как-то его спросил почему же он не ходилна занятия. Потому что он решил, что латинский язык ему не нужен и он напрасно введен в программу ОСИПЛа. Но когда по безвыходности он начал готовиться к зачету, он очень увлекся, все мои Ьап0ои£ы ему помогли, и остановиться он уже не мог и решил проверить, может ли он читать авторов в оригинале.
Во 2-м семестре у нас было чтение классических учебных текстов - речи Цицерона против Каталины, записок о галльской войне Цезаря, а также интригующей воображение "Ars amandi" [Искусство любви.] Овидия (печатных материалов по этому произведению не было, и я так же распечатывал на папиросной бумаге диссидента Овидия). Кроме того, каждый студент получал задание по домашнему чтению. В этом семестре Алик был уже на голову выше всего курса, на занятиях его приходилось только придерживать, иначе остальные студенты не могли бы продемонстрировать свои достижения в переводе и анализе. Более того, уже не я Алика, а Алик меня экзаменовал по латинскому языку, по своей инициативе отбирая авторов и тексты, которых я в глаза не видывал
Во всей этой латинской истории Алика ярко прослеживается его характер и установки. Он полностью погружался в дело, которое ему любо, делая во много крат больше, чем требуется, и упорно сопротивлялся всему, что подавляет его волю. Если же он попадал в безвыходную, навязанную ему ситуацию, как это случилось с латинским языком, он придавал ей форму шанса судьбы проверить себя и самостоятельно найти свой собственный путь. Думаю, что Алик быстро понял, что насилие латинским языком не есть покушение на его натуру, идля него познать этот язык было им переосмыслено как его личное желание».
И впоследствии, годы спустя замечательная память Алика хранила в неприкосновенности его обширные познания в латыни - чем, впрочем, случалось пользоваться коллегам, когда возникала сиюминутная нужда в уточнении тех самых латинских парадигм.
Широкую и заслуженную славу А.Н. Журинскому принесла та ключевая роль, которую он сыграл в учреждении и развитии олимпиадного движения. Другой основоположник преемственных олимпиад по языковедению и математике, преподаватель математики Владимир Андреевич Успенский оценил их начало как «знаменательное событие», прямым инициатором которого был студент А.Н. Журинский. В своих воспоминаниях1 В.А. Успенский рассказывает о тех драматических перипетиях, которые сопровождали устроение первой олимпиады.
Из воспоминаний профессора В.А. Успенского:
«<... > Дело было так..
Осенью 1963 г. Журинский - тогдатретьекурсник,, несмотря на свои почти 25 лет - подошел ко мне в коридоре филологического факультета Московского университета и сказал, что хорошо бы провести лингвистическую олимпиаду для школьников. И протянул мне листок с примерным набором возможных задач. Журинский искал у меня не только одобрения его идеи: ему казалось само собойразумеющимся, что если идея мне понравится, то я и возьмусь за ее осуществление.
Замысел показался мне интересным.<...> Мне отчетливо захотелось, чтобы предложенная Журинским олимпиада произошла и притом произошла в надлежащих формах. Гарантировать же соблюдение надлежащих форм возможно было, как мне казалось, единственным способом: взять управление этими формами на себя.
Тогда я носился с утопической идеей о единстве языкознания и математики и потому решил, что среди задач должны быть и математические (но не на вычисление, разумеется, а на сообразительность). Выкристаллизовалось и название Олимпиады: Олимпиада по языковедению и математике. < ... >
Но прежде всего надо было продумать последовательность организационных шагов ине ошибиться в выборе самого первого шага. Бьло ясно, что ничего не получится, еслине иметь благословения факультетских властей. Поэтому первым делом я отправился в кабинет декана филологического факультета. Деканом былтогда доцентАлексей ГеоргиевичСоколов. Целью визита было получить поддержку идеи Олимпиады с его сто-
роныг. Надо сказать, что такая поддержка была сразу же получена. Без каких-либо колебаний А.Г.Соколов изъявил полное одобрение на проведение Олимпиады ближайшей весной, и я получилотнего поручение представить ему моипредложения о составе Оргкомитета под моим председательством.<... >
Я явился к Соколову <...> и принес ему список членов оргкомитета И вот тут возникло препятствие, для меня совершенно неожиданное.
Само собою разумеется, в предполагаемый состав Оргкомитета мною был включен Журинский. Оказалось, что именно эта кандидатура вызывает решительное возражение начальства. И Соколов объяснил мне, в чем дело. Он сообщил, что Журинский совершил поступок, не только делающий невозможным его пребывание в таком органе, каковым является Оргкомитет Олимпиадыг, но даже с трудом совместимый со званием советского студента: кандидат в члены КоммунистическойпартииЖуринскийотказался стать членом партии
< ... > Случай был, конечно, совершенно немыслимый, не вписывающийся нив какие нормы. А еслиназвать вещи своими именами, то поступок Журинского был почти героическим. И последствия его могли оказаться куда более тяжелыми, чем невключение в Оргкомитет Олимпиадыъ
Я попытался объяснить Соколову роль Журинского как инициатора Олимпиады. Но все напрасно. Антипартийное поведение Журинского перевешивало всё.
Я не мог заставить Соколова включить Журинского в Оргкомитет Но мог отказаться проводить Олимпиаду без Журинского. Что я и сделал. Думаю, что Соколов не ожидал такого поворота событий Но отступать он не стал. И намечавшаяся на весну 1964 г. Олимпиада не состоялась.
К некоторому моему удивлению оказалось, что идея Олимпиады не была забыта Соколовым. Через год уже он сам обратился ко мне со словами, что, де, надо бы провести Олимпиаду. <... >
И снова я включил Журинского в список членов Оргкомитета. На этот раз Соколов не выдвинул никаких возражений, и Олимпиада состоялась».
Основатели самой первой олимпиады отважились обозначить ее как «Первую Традиционную»; история показала оправданность риска - ныне идет подготовка уже к Сороковой Традиционной, и энтузиазм ее участников, можно надеяться, не ослабевает.
Общеизвестна деятельность Алика как автора многих и многих задач для всех Олимпиад вплоть до XXII-й, которая была уже посвящена его памяти. Подавляющая часть авторских задач ныне имеется в опубликованном виде; сопровождаемые аналитико-теоретическими комментариями автора, они составляют особый жанр самодостаточной лингвистической задачи. Как отмечал главный историограф нашей науки Владимир Михайлович Алпатов, теоретической и практической разработкой этого нового для всей мировой науки жанра мы обязаны в первую очередь А.Н. Журинскому и «именно ему принадлежит честь превращения самодостаточной задачи в особый жанр лингвистического исследования». В среде молодых энтузиастов Олимпиады, где всегда был велик авторитет Алика, его почтили по-своему - ему был присвоен титул Главного Задачника.
Востребованность идеи Олимпиады сегодня очевидна, о чем говорят переиздания сборников задач, их переводы на другие языки. ОСиПЛовская олимпиадная традиция подхвачена и в других местах, и в других странах, в частности, в Болгарии (с 1984 года), в США (с 1998 года в университете штата Орегон). В 2007 году возник очередной потомок лингвистической олимпиады - NAMCLO, США и Канада (ср. на сайте http://namclo. linguistlist.org : «The North American Computational Linguistics Olympiad (NAMCLO) is the direct descendent of the Olympiad in Linguistics andMathematics founded in 1965 inMoscow»); в 2009 году в этой олимпиаде приняло участие более 1000 человек; по тем же задачам в 2009 году пройдут олимпиады в Австралии и Ирландии.
Всегда участвуя в подготовке очередной олимпиады, Альфред был бессменным членом Задачной Комиссии, отбиравшей и совершенствовавшей лингвистические задачи. Невозможно забыть те жаркие обсуждения, которые велись на заседаниях Комиссии и которые через стену доносились до нас, сотрудников сектора африканских языков в Институте языкознания - сектора, который был постоянным «местом службы» А.Н. Журинского до его последних дней.
Свои африканские штудии Алик начал с языка эве, избрав объектом непосредственного изучения лексическую «периферию» - идеофоны, или так называемые звукоизобразительные слова. В подготовленных на этой базе статьях и докладах он излагает свой подход и принципы описания идеофонической лексики, теоретически связывая звукосимволизм с аспектами семиотики и психолингвистики. Первоначально планировав-
шееся как диссертационное, это исследование так и не было доведено до завершающей фазы защиты. Это объясняется, скорее всего, нелюбовью Алика к официальным акциям, от которых он обычно старался уклониться. Интереса же к теме звукосимволизма он и потом не терял, и в своих разговорах с коллегами даже прочил грядущий бум проблемам фоносеман-тики. И если он и ошибся в своем пророчестве, то, возможно, лишь потому, что опережал время.
Мы были свидетелями тому, в сколь короткий срок он достиг уровня полномерного африканиста - детально осваивал этнолингвистическую географию Африки, вникал в особенности языковых ситуаций в полиэтничных странах, работал с материалами различных языков. Поглощая грамматики и словари, он отличался цепкой хваткой интуитивного типолога и одновременно - наблюдательностью искушенного дескрип-тивиста. Знакомству с языками Африки благоприятствовало и то обстоятельство, что в тот период наш сектор был наводнен африканцами - аспирантами, стажерами, студентами, всегда готовыми консультировать и обсуждать их родные языки.
Надолго задерживаться на какой-то одной проблеме или на каком-то одном языке, становясь «узким специалистом», - это было не в манере Алика, но все же более специальный интерес связывал его с языками банту, и еще более специально - с бантускими именными классификативными системами, отличающимися, как известно, сложностью и номенклатурной, и структурной, и функциональной. Его знакомство с данными многих языков банту было отнюдь не поверхностным, но основательным и глубинным, что всегда отмечали наши бантуисты. Весьма существенный вклад в африканистику - и в бантуистику, в частности - внесли работы Журинского, посвященные адаптации субстантивных заимствований, их «имплантации» в фонети-ко-грамматическую систему принимающего языка. Его работы в основном непосредственно затрагивают факты бантуских языков Восточной и Южной Африки (ганда, рунди, кикуйю, шона, зулу и др.), но итоговое их значение шире, оно распространяется и на область эволюционной типологии языков, особенно в связи с общими проблемами становления и развития именных классификативных систем. Принципиально важен надежно аргументированный вывод о том, что освоение языком большого числа заимствований способно нарушить как соотношение именных классов по их продуктивности, так и те фонетические и семантические принципы, которые исторически лежали в основе распределения существительных по классам.
Вовлекая в орбиту своих активных знаний все новые и новые языки, Альфред, разумеется, не упускал из виду и цели их «озадачивания» - этим рабочим термином обозначалось сочинение задачи на материале определенного языка. Так, в его книге «Слово, буква, число» (1993) из сотни рассмотренных задач два десятка базируются на данных африканских языков - не только таких известных, как суахили или лингала, но и языков малоописанных, таких как гусии или курия.
Казалось, ему вообще неведом страх перед новым языком. Свидетельством тому служит следующий яркий эпизод из прошлого. Как-то в наш африканский сектор обратился за помощью малийский филолог, который затеял перевод большого эпического текста «Буакариджан» с языка бамана на русский. Такая задача была ему одному не под силу - ведь для адекватной передачи текста, а тем более текста традиционного, исполненного профессионалом-гриотом, требуется по меньшей мере полноценное владение языком перевода. Дело серьезно застопорилось, поскольку на тот момент в наших рядах не было специалиста, знавшего бамана или хотя бы родственный ему язык. Спас положение Алик, который без каких-либо заметных колебаний взял на себя эту, отнюдь не шуточную работу. И потом в течение недель и месяцев мы наблюдали многочасовые бдения «переводчиков», корпевших вдвоем над текстом эпоса «Буакариджан». Приобретенные в этой работе с носителем языка знания Алик впоследствии использовал для составления задач и в собственных исследованиях.
В секторе африканских языков Алик был окружен всеобщей любовью. Рискнем предположить, что и ему самому неплохо жилось и хорошо работалось в бесконфликтной, дружеской обстановке нашего сектора. Заслуживает быть упомянутым, что руководитель сектора Наталия Вениаминовна Охотина, высоко ценившая Алика, относилась к нему с особой заботой и тактом. Оберегая его от возможных административных посягательств на «свободу творчества», Наталия Вениаминовна поддерживала его идеи и проекты, включая и те, которые прямого отношения к африканистике не имели. Её слова: «Алик может заниматься тем,, чем он хочет».
Бросающаяся в глаза примета совокупных работ А.Н. Жу-ринского - широкий и удивительно разнообразный диапазон тем, которыми он занимался. Возможно, ключом к этому разнообразию может послужить непритязательная формула: его как ученого в равной мере интересовали и устройство языков, и самая Жизнь Языка (язык в человеческой среде, язык в этно-
культурных соприкосновениях, язык в художественном тексте, в фольклоре, в авторской поэзии ...). Когда он работал над социолингвистической проблематикой, его волновали судьбы африканских языков - больших и малых, младописьменных и бесписьменных - в условиях нашего века. Это объективировалось в таких темах, как распределение функций языков по разным сферам и темам общения, место и роль автохтонных языков в системе образования или в средствах массовой информации, вопросы упорядочения норм устной и письменной форм языка, функциональное соотношение языков межэтнических, в том числе европейских, и языков «внутриэтнических», критерии социально-психологической оценки языка и др.
Обратившись к проблеме лингвокультурного контакта, в основном афро-европейского, А.Н. Журинский разработал четко структурированную картину массированного воздействия англицизмов на автохтонные языки бывших британских колоний, не оставляя при этом без внимания и внутри-ареаль-ные языковые контакты (в частности, влияние суахили на соседствующие языки).
Весьма и весьма важное место в его исследовательских интересах принадлежит фольклору. Его вклад в эту сферу филологии столь значителен, что можно с полным основанием считать Журинского фольклористом, причем и фольклористом-теоретиком, и практиком-собирателем. Как собиратель фольклора, особенно «малых форм», он широко привлекал африканские устные традиции, но ими не ограничивался. Изданный автором труд «Семантическая структура загадки» (1989), имеющий значение и для теоретико-типологического изучения жанра, и для общих проблем семиотики текста, был основан на материале загадок почти ста народов мира. Именно область семантики фольклорных текстов была в фокусе его исканий в конце жизни. Помнится, им овладела, уже незадолго перед последней болезнью, идея о семантической структуре эпизодов с «метаморфозой» - превращениями в сказках; он многократно говорил об этом, просил помогать ему в сборе сказок с превращениями, и стремился, со свойственной ему настойчивой энергией, разбудить в коллегах встречный интерес к теме...
Увы, в намного большей степени остались нереализованными возможности А.Н. Журинского как исследователя линг-вопоэтики. О том, насколько был высок его потенциал в этой области, свидетельствует замечательная статья 1972 года, посвященная циклу «Трилистники» Иннокентия Анненского. Здесь выделены слова-концепты, характеризующие поэтиче-
ское пространство «Трилистников»; использованные поэтом лексические смыслы с их коннотациями выстроены в шкалу авторских отношений к изображаемому, и далее эта шкала, при более изощренном анализе текстов, подвергается новым уточнениям. Статья написана в очень компактной, почти конспективной манере: сам исследователь отмечает, что его наблюдения излагаются «в сжатом виде». И когда перечитываешь эту статью, не отпускает ощущение, что здесь достаточно мыслей на капитальнейшее исследование. Опубликована статья в скромном аспирантском сборнике (бумага которого сильно пожелтела к теперешнему времени), однако она все же не осталась незамеченной - в частности, она введена в библиографию к статье о И.Ф. Анненском в энциклопедическом словаре «Русские писатели» 2.
К стихосложению Алик всегда относился с напряженным вниманием. Он был настоящим знатоком поэзии, хотя сам едва ли согласился бы признать себя таковым. У его ближайших коллег сохраняется полусерьезное, но яркое воспоминание о том, как его эрудиция подвергалась испытанию. Наталия Вениаминовна имела обыкновение экзаменовать окружающих на предмет их осведомленности в поэзии: процитировав по случаю пару стихотворных строк, она предлагала всем незамедлительно огласить атрибуцию автора. Если случалась заминка (а на экзаменах заминки не редкость), чаще других спасал положение Алик. Потом мы высказывали ему свое восхищение и благодарность за выручку, а он - скромнейший из скромных - неизменно отвечал, улыбаясь: «Ох, я так боялся не попасть!»
Альфред был едва ли не полностью свободен и от меркантильной, и от карьерной озабоченности. Увлекаемый все новыми исследовательскими идеями, он отодвигал на задний план тему о защите диссертации - при том, что среди его разработок имелось немало «диссертабельных». Вспоминается, при каких обстоятельствах произошел перелом в этом вопросе. В один из дней весны 1976 года его, как он выразился, «застигла врасплох» состоявшаяся защита близкой коллеги - кажется, предпоследней из засидевшихся в некандидатах. Наступивший момент послезащитных поздравлений Альфред отметил заявлением, что теперь, стало быть, наступил его черёд защищаться: «Не быть же мне белой вороной», - в такие слова он облёк сложившуюся безвыходность ситуации. Защищенная им диссертация была высококачественной - как всё, что он делал: озаглавленная «Взаимодействие европейских и местных языков в Африке
(функциональный и внутриструктурный аспект)», диссертация сущностно объединяла и социолингвистические исследования автора, и его разыскания в сфере конкретно-языковых процессов, сопровождающих языковой контакт.
Защита была уступкой «требованиям общества», хотя вообще Алик был не охотник до уступок. Но и роль ниспровергателя претила его гуманному складу. Так, требовавший от собственных работ строгой аргументированности, Алик был терпим к инакодуманию в науке. Он умел ценить и точно выделять работы, созвучные его взглядам, но не проявлял агрессии и при критическом отношении. «Каждый автор несет собственную ответственность за то, что он пишет» - такую позицию он не раз подчеркивал. Толерантность к людям своей гильдии - в этом один из его заветов, не забытых нами.
Те, кто много лет работал и жил с ним бок о бок, не могли не ощутить с особой остротой, что по его уходе возникла «брешь у нас в цепочке». Друзья и собратья по науке почтили его память коллективной книгой «ЗНАК. Сборник статей по лингвистике, семиотике и поэтике» 3. Сборник был собран и подготовлен усердием его жены и соратника Елены Владимировны Мура-венко при поддержке соредакторов В.И. Беликова и Н.В. Пер-цова и издан с помощью А.Н. Латышевой. В мемориальной книге нашли отголосок многие из тех тем, которые входили в круг исследовательских интересов Альфреда Наумовича - именные классификации (в языках африканских и не только), заимствования и их адаптация, изобразительная лексика, вопросы линг-вопоэтики, эпическое сказительство и ещё многое другое. В книге «ЗНАК» также приведен наиболее полный список трудов А.Н. Журинского (включая и упоминаемые в этих заметках).
А.Н. Журинский принадлежал тому типу ученых, которые сделали (а тем более - которые знают!) гораздо больше того, что они публикуют. Но в годы, когда его уже не стало, труды, написанные им, продолжали выходить благодаря усилиям друзей и сотоварищей по науке. Рукопись книги «Слово, буква, число» (1993) была подготовлена к печати В.А. Плунгяном, Е.В. Муравенко и М.А. Даниэлем. Позже увидело свет самое полное собрание лингвистических задач А.Н. Журинского (свыше двухсот, с решениями и комментариями) (Журинский А.Н. Лингвистика в задачах / Составитель Е.В. Муравенко. М.: Инд-рик, 1995).
Его наследие все еще продолжает пополняться. Особое место занимает недавно изданная фундаментальная антология загадок (Журинский А.Н. Загадки народов Востока.
Систематизированное собрание/ Составитель A.B. Козьмин. М.: ОГИ, 2007). Сбору и анализу загадок были отданы последние годы Альфреда, взявшего на себя и продолжившего труд, начатый Г.Л. Пермяковым. Как пишет С.Ю. Неклюдов во вводной статье к изданной книге, судьба сборника особенно заботила Григория Львовича в связи с тем, что в этот проект был вложен «труд, затраченный многими людьми» - переводчиками фольклорных текстов. Ближайшее окружение Альфреда помнит его глубокую увлеченность этой работой и тот пыл, с которым он стремился привлечь к общему делу коллег-востоковедов. К началу девяностых работа над книгой вступала в завершающую фазу, но была оборвана девяносто первым. Публикация «Загадок народов Востока» представляет собой памятник творческой деятельности А.Н. Журинского. Жаль только, что в изданной книге отсутствуют упоминания имен многих лиц, которые по настоянию Альфреда специально для этой антологии переводили загадки, - изъян, не совместимый с личностью такого автора, каким был А.Н. Журинский (ср., в частности, сделанную им сноску на пятой странице книги «Семантическая структура загадки» (1989)).
Отнюдь не приходится возражать тем, кто считает, что наука составляла главный смысл жизни Алика. Однако это не был сухой кабинетный анахорет, напротив, это был человек хоть и не шумный, но очень активный и «реактивный», острослов и выдумщик, изобретательный во всем - даже в рукомесле, которому он нет-нет, да и предавался, неизменно являя талант и тонкий вкус. Вспоминается время, когда он увлекся фотографированием лесных трав, цветов и листьев; после проявления в темноте и печати снимков получались такие изысканные и необычные композиции ... Как многим, вероятно, известно, он собственноручно вырезал (путем многих проб!) печать с изображением листа Мёбиуса, по односторонней поверхности которого движутся литеры; эта печать, венчавшая премиальные и похвальные листы, и поныне осталась знаком-символом Олимпиады ... Когда мы как-то устроили в Институте выставку детского художественного творчества, к вернисажу Альфред принес сшитую им книжечку с разноцветными страницами, и на обложке он начертал своим пластично организованным (и таким запоминающимся!) почерком: Книжка отзывов - с уменьшительным суффиксом, раз речь шла о детях!..
Тема детей, возможно, должна бы составить отдельную страницу в его биографии: в общении с детьми проявлялся еще один особенный талант Альфреда, может быть - еще одно
его призвание. Познакомившись и сблизившись с ребенком, он умел, как редко кто, вовлечь того в забаву и игру (чаще - из разряда «развивающих умственных игр»); возникала такая внутренняя связь, которая могла длиться не один год. О том заразительном импульсе творческой энергии, которая от него исходила, сегодня вспоминают многие молодые (и уже взрослые) люди из нашего окружения. Иногда говорят об «игре ума» Алика; еще уместнее здесь найденное С.И. Гиндиным емкое и проницательное определение Алика как Объединителяпоколе-ний (см. статью этого автора в мемориальной книге «ЗНАК»).
Воспроизводимый здесь рисованый портрет Алика выполнен художницей Ниной Кибрик, которая тоже считает Алика своим «другом детства».
Феномен Алика ... Задача объяснить его, найдя нужные слова, - из числа трудно решаемых.
Самым лучшим завершением этих заметок в память Альфреда Наумовича Журинского послужит текст посвящения, которое Нина Давидовна Арутюнова предпослала своей статье «Загадки судьбы» (в книге «ЗНАК») - посвящения, облеченного в поэтически отточенную форму, одновременно и лапидарную, и прочувствованную:
«... У Алика был точный и артистичный ум, замечательная память, играющее воображение. Он блистательно развил искусство лингвистических задач и загадок. Тот, кто задает задачу, заведомо знает ответ Загадки судьбы не имеют ответа. Остается не разгадан и сам человек - носитель судьбыъ В Алике жила яркая, индивидуальность. Ее присутствие ощущалось сквозь благородную сдержанность поведения. Он вел себя всегда естественно - «по природе», а не «по договору». Он чуждался чужого. Не шел с ним на контакты и компромиссы. Его нельзя себе представить в официальных контекстах. Лицо его не было обращено к лицу государства. Он занимался тем, что его вдохновляло. Он общался с теми, кто был ему близок. Он любил стихи и музыку за их тайну. Он изучал языки таинственной Африки, в которой ему не случилось побывать. Он ушел из жизни молодым -неожиданно и необъяснимо, оставив книги, задачи и загадки, среди них - загадку своей судьбы».
Март 2009 г.
Примечания
УспенскийВ.А. Труды по нематематике. Т. 2-й. М.: ОГИ, 2002. С. 887 и далее.
Русские писатели. 1800—1917: Биографический словарь. Гл. ред. П.А. Николаев. Т. 1: А - Г. М.: Сов. энциклопедия, 1989. С. 88. Знак: Сборник статей по лингвистике, семиотике и поэтике памяти А.Н. Журинского / Отв. ред. В.И. Беликов, Е.В. Муравенко, Н.В. Перцов. М.: Русский учебный центр, 1994. 300 с. (С. 298-300 - библиография трудов А.Н. Журинского).
2
3
