CC BY
20
Научная статья УДК 343.326
https://doi.org/10.24412/2073-0454-2024-3-78-84 EDN: https://elibrary.ru/tlobvp NIION: 2003-0059-3/24-052 MOSURED: 77/27-003-2024-03-251
Актуальные вопросы уголовно-правового противодействия диверсионной деятельности
Сергей Вячеславович Иванцов1, Сергей Викторович Борисов2
1,2 Московский университет МВД России имени В.Я. Кикотя, Москва, Россия
Аннотация. Анализируются вопросы, раскрывающие особенности и тенденции, присущие современной диверсионной деятельности; данные вопросы рассмотрены через призму установления и реализации уголовной ответственности за преступления, относящиеся к диверсионной деятельности. Формулируются выводы и предложения относительно совершенствования соответствующих положений уголовного закона и практики его применения.
Ключевые слова: диверсионная деятельность, обороноспособность Российской Федерации, уголовный закон, уголовно-правовое противодействие, экономическая безопасность
Для цитирования: Иванцов С. В., Борисов С. В. Актуальные вопросы уголовно-правового противодействия диверсионной деятельности // Вестник Московского университета МВД России. 2024. № 3. С. 78-84. https://doi.org/10.24412/2073-0454-2024-3-78-84. EDN: TLOBVP.
Original article
Current issues of criminal law counteraction sabotage activities
Sergey V. Ivantsov1, Sergey V. Borisov2
1,2 Moscow University of the Ministry of Internal Affairs of Russia named after V.Ya. Kikot', Moscow, Russia
Abstract. The issues that reveal the features and trends inherent in modern sabotage activities are considered; these issues are examined through the prism of establishing and implementing criminal liability for crimes related to sabotage. The conclusions and proposals on improving the relevant provisions of the criminal law and the practice of its application are formulated.
Keywords: sabotage activities, defense capability of the Russian Federation, criminal law, criminal law counteraction, economic security
For citation: Ivantsov S. V., Borisov S. V. Current issues of criminal law counteraction sabotage activities. Bulletin of the Moscow University of the Ministry of Internal Affairs of Russia. 2024;(3):78-84. (In Russ.). https://doi. org/10.24412/2073-0454-2024-3-78-84. EDN: TLOBVP.
Необходимость повышения эффективности противодействия диверсионной деятельности обусловлена ее интенсификацией в период проведения специальной военной операции. Диверсии, наряду с террористическими актами, стали типичными проявлениями
враждебной деятельности, осуществляемой на территории Российской Федерации, в том числе в границах ее новых субъектов, при непосредственном или опосредованном участии иностранных должностных лиц, военнослужащих и других представителей зару-
© Иванцов С. В., Борисов С. В., 2024
бежных государств. В таких условиях руководством страны предпринимаются значительные усилия по совершенствованию системы мер предупреждения диверсий и борьбе с ними, в том числе в рамках развития применяемых при этом уголовно-правовых норм [1].
Наиболее существенные изменения были внесены в Уголовный кодекс Российской Федерации (далее — УК РФ) в конце 2022 г. [4], когда его глава 29 «Преступления против основ конституционного строя и безопасности государства» была дополнена тремя статьями, предусматривающими такие новые составы преступлений, как содействие диверсионной деятельности (ст. 281.1), включая вовлечение в осуществление диверсии, вооружение или подготовку в целях совершения таковой или ее финансирование (ч. 1), пособничество в совершении диверсии (ч. 3), ее организацию, руководство совершением и организацию финансирования (ч. 4); прохождение обучения в целях осуществления диверсионной деятельности (ст. 281.2); организация диверсионного сообщества и участие в нем (ст. 281.2).
Кроме того, одновременно в ч. 1 ст. 63 УК РФ был включен пункт «с», содержащий новое обстоятельство, отягчающее наказание, состоящее в совершении преступления, альтернативными целями которого являются пропаганда, оправдание и поддержка диверсии. Эти же цели указаны в диспозиции ч. 1 ст. 281.3 УК РФ применительно к преступлениям, для подготовки или непосредственного совершения которых создается диверсионное сообщество. Содержание данных целей определено в пунктах 2, 3 и 4 примечаний к ст. 281.3 УК РФ, при этом цели оправдания и поддержки диверсии, в отличие от диспозиции ч. 1 данной статьи и п. «с» ч. 1 ст. 63 УК РФ, обоснованно разделены между собой вследствие существенного различия их содержания. По сути, цель поддержки диверсии заключается в стремлении виновного лица осуществить пособничество в совершении последней, тогда как цели пропаганды или оправдания диверсий — с распространением соответствующей опасной идеологии и использовании таковой для формирования основанных на ней убеждений у других лиц.
На стадии разработки законопроекта рассматриваемая законодательная инициатива обосновывалась необходимостью реализации государственной политики в части повышения уровня антитеррористической защищенности критически важных и потенциально опасных объектов [5]. В первую очередь, это объекты жизнеобеспечения населения и транспортной инфраструктуры государства, а также объекты атомного, оборонно-промышленного, топливно-энергетического, химического, энергопромышленного, ядерного оружейного комплексов. Соответствующее направление государственной политики следует из содержания документов стратегического планирования, утвержденных Президентом России, учитывающих тенденцию к эскалации различных террористических
и диверсионных угроз в отношении указанных объектов, в том числе противоправных действий, имеющих трансграничный (транснациональный) характер [например, 6; 7; 8]. При этом неразрывная связь диверсий с террористической деятельностью отмечается как в данных документах, так и в пояснительной записке к указанному законопроекту.
Фактическая схожесть диверсионной и террористической деятельности нашла свое формальное отражение и в новых положениях уголовного закона. Так, по своему содержанию п. «с» отличается от п. «р» ч. 1 ст. 63 УК РФ тем, что в нем вместо терроризма называется диверсия, на осуществление пропаганды, оправдания и поддержки которой направлено то или иное преступление. Вместе с тем терроризм, в отличие от диверсии, является более сложным, комплексным явлением, включающим соответствующую опасную идеологию и практику, воплощаемую в террористической деятельности, вбирающей в себя различные преступления террористической направленности, в том числе террористический акт, являющийся смежным составом по отношению к диверсии. Сопоставление статей 281.1, 281.2 и 281.3 со статьями 205.1, 205.3 и 205.4 УК РФ также позволяет заключить, что противо-диверсионные уголовно-правовые новеллы основаны на устоявшихся антитеррористических положениях уголовного закона, предусматривающих ответственность за содействие террористической деятельности, обучение в целях осуществления последней, создание террористического сообщества, руководство таковым и участие в нем.
Последнее обстоятельство обусловило возникновение сложного практического вопроса, касающегося квалификации противоправных действий, связанных с осуществлением как террористической, так и диверсионной деятельности, например, когда лицо финансирует совершение не только преступлений террористической направленности, но еще и диверсий, либо обучается для осуществления как террористической, так и диверсионной деятельности, а равно создает организованную группу, ориентированную на деяния, относящиеся к терроризму и диверсиям. С учетом действующего законодательства и сложившихся подходов к юридической оценке преступлений террористической и экстремистской направленности, в приведенных примерах квалификация содеянного должна учитывать совокупность преступлений, предусмотренных соответствующими статьями гл. 24 и гл. 29 УК РФ, например, статьями 205.3 и 281.2 УК РФ.
Позиция законодателя, рассматривающего диверсию в неразрывной связи с террористической деятельностью, прослеживается и в содержании Федерального закона от 28 апреля 2023 г. № 157-ФЗ [9], которым были внесены согласованные между собой изменения в Общую и Особенную части УК РФ, затронувшие не только статьи 205 и 281, но и ряд других статей, направленные на усиление ответственности за отдель-
ные преступления против общественной безопасности, основ конституционного строя и безопасности государства, мира и безопасности человечества. На стадии подготовки соответствующего законопроекта, содержащиеся в нем изменения уголовного закона обосновывались, в частности, идентичным уровнем общественной опасности и схожестью объективных и субъективных признаков составов террористического акта и диверсии, что предполагает целесообразность согласования уголовно-правовых мер противодействия данным преступлениям, в том числе в рамках их совершенствования [10]. Основываясь на этой концепции, данным Законом произведено уравнивание сроков лишения свободы в санкциях статей 205 и 281 УК РФ, а также расширен общий квалифицирующий признак террористического акта и диверсии, ранее состоявший в совершении преступления исключительно организованной группой, посредством его дополнения указанием на еще одну форму соучастия — группу лиц по предварительному сговору.
Полагаем, что это дополнение отвечает потребностям практики, поскольку не во всех случаях совместного совершения террористического акта или диверсии несколькими лицами фактически имеет место устойчивость их объединения, тогда как соучастие в соответствующем преступлении, пусть и не обладающее последним признаком, но, как правило, характеризующееся предварительным сговором, существенно повышает степень общественной опасности деяния. Вместе с тем считаем, что для дальнейшей дифференциации уголовной ответственности за террористический акт и диверсию целесообразно выделить их совершение организованной группой в особо квалифицирующий признак составов данных преступлений с включением такового в ч. 3 ст. 205 и ч. 3 ст. 281 УК РФ.
Обратим внимание на то, что Федеральным законом от 28 апреля 2023 г. № 157-ФЗ был введен еще один актуальный особо квалифицирующий признак диверсии (п. «а» ч. 3 ст. 281 УК РФ), совпадающий по своему содержанию с аналогичным особо квалифицирующим признаком террористического акта в обновленной редакции (п. «а» ч. 3 ст. 205 УК РФ), учитывающим повышенную общественную опасность соответствующих деяний, посягающих на объекты использования атомной энергии, потенциально опасные биологические объекты, а равно связанные с использованием ядерных материалов, радиоактивных веществ или источников радиоактивного излучения либо ядовитых, отравляющих, токсичных, опасных химических веществ, патогенных биологических агентов. Такие посягательства потенциально могут привести к масштабным катастрофам, эпидемиям, эпизоотиям, эпифитотиям, сопряженным с сопутствующими тяжкими последствиями.
При внесении изменений в ст. 281 УК РФ также
были приняты во внимание новые угрозы для безопасности государства, в том числе касающиеся защищенности его экономики и обороноспособности, заключающиеся, в частности, в намеренном выведении из хозяйственной деятельности трудоспособных граждан в связи с причинением вреда их здоровью, в заражении сельскохозяйственных растений и животных, в повреждении или уничтожении компонентов природной среды. Не так давно мы стали очевидцами пандемии COVID-19, сопровождающегося самыми различными прямыми и косвенными негативными последствиями, в том числе для экономики многих государств, в связи с чем умышленное распространение той или иной опасной инфекции может иметь не меньший, а то и больший деструктивный эффект по сравнению с типичными диверсионными действиями в виде взрывов, поджогов и т. п.
Законодательные изменения затронули и регламентацию субъективной стороны диверсии, применительно к которой было использовано сочетание соединительного и разделительного союзов «и (или)» между закрепленными в диспозиции ч. 1 ст. 281 УК РФ целями данного преступления, что придало им альтернативный характер. Это изменение также учитывает современные реалии, в которых диверсии могут быть направлены исключительно на экономику государства либо на его обороноспособность, а равно сочетать в себе эти два направления осуществления диверсионной деятельности.
В контексте последнего законодательного изменения обратим внимание на такую тенденцию современной диверсионной деятельности, как ее рассредоточение на ряд «точечных» посягательств, объединенных единым умыслом организаторов, при которых непосредственными исполнителями конкретных диверсионных актов являются никак не связанные между собой лица, как правило, действующие за материальное вознаграждение «кураторов», обещанное и перечисленное им дистанционно, и (или) под влиянием шантажа или иных угроз со стороны последних.
В настоящее время типичными противоправными действиями такого рода стали поджоги релейных шкафов на железных дорогах. Причем каждое отдельное посягательство этого вида преимущественно не причиняет какого-либо ощутимого материального вреда, в связи с чем на практике данные действия первоначально квалифицировались как менее опасные преступления против собственности или безопасности движения и эксплуатации транспортных средств, предусмотренное ст. 167 или ст. 267 УК РФ [2, с. 68-69]. В последующем эта правоприменительная практика претерпела кардинальное изменение, учитывающее создаваемые указанными «точечными» поджогами угрозы для экономики и, прежде всего, для обороноспособности страны, опасность которых многократно возросла в период проведения специальной
военной операции. Кроме того, был принят во внимание ряд новых обстоятельств, в том числе массовость данных посягательств и явно прослеживаемый общий замысел их организаторов нанести максимально возможный урон России, а также транснациональный и организованный характер данной деятельности, определяемый спецификой механизма ее осуществления, в котором генерация соответствующих опасных идей и создание общих условий для их воплощения в конкретных диверсионных актах, как правило, протекают за пределами Российской Федерации. Те же особенности присущи и попыткам поджогов зданий военкоматов и иных учреждений, квалифицируемых в настоящее время как террористические акты, направленные на дестабилизацию деятельности определенных органов власти.
Так, по данным МВД России на 22 января 2024 г., с момента начала специальной военной операции в России было совершено 184 диверсии на железных дорогах, за их совершение было задержано 141 лицо, в том числе 59 несовершеннолетних. Данные преступления в основном совершены за материальное вознаграждение. Также полиция зарегистрировала 220 нападений на органы государственной власти, преимущественно состоявших в поджогах военкоматов [11].
Так, по приговору Санкт-Петербургского городского суда З. был признан виновным в совершении диверсии, предусмотренной ч. 1 ст. 281 УК РФ. Установлено, что З. за вознаграждение на сумму 10 тыс. руб. в марте 2023 г. на перегоне железнодорожных станций поджег устройство сигнализации, централизации и блокировки железнодорожного релейного шкафа, обеспечивающего интервальное регулирование движения поездов и безопасный пропуск железнодорожных составов. З. действовал по заданию «куратора» с анонимным аккаунтом, с которым познакомился в «Telegram». Для поджога он, следуя полученной инструкции, использовал краску и зажигалку, произвел видеофиксацию своих противоправных действий для отчета перед «куратором», который в дальнейшем перечислил обещанное вознаграждение на созданный З. криптокошелек. Имущественный ущерб от поджога составил около 1600 руб., вместе с тем суд признал доказанным, что умысел З. был направлен на повреждение объекта транспортной инфраструктуры, а цель деяния состояла в подрыве экономической безопасности и обороноспособности России [12].
Отметим, что типичным мотивом противоправных действий непосредственных исполнительней диверсионных актов, особенно связанных с указанными выше «точечными» посягательствами на объекты транспортной инфраструктуры, является корысть, причем данные лица не всегда осведомлены об истинных целях организаторов этих, казалось бы, разрозненных и не таких уж значительных по своим фактическим последствиям преступлений. Вместе с тем они осознают, какие угрозы несут в себе их противоправные
деяния, например, поджоги тех же релейных шкафов. В связи с этим предлагаем заменить в диспозиции ч. 1 ст. 281 УК РФ названные в ней цели указанием на угрозу (опасность), создаваемую соответствующими деяниями. То есть предлагается сохранить имеющееся в диспозиции ч. 1 ст. 281 УК РФ перечисление относящихся к диверсии общественно опасных действий и указать, что таковые создают угрозу подрыва экономической безопасности и (или) обороноспособности страны. Тем самым данная угроза будет характеризовать не только субъективную, но и объективную сторону этого преступления. Причем в рамках доказывания обстоятельств, относящихся к субъективной стороне диверсии, потребуется установить, что лицо осознавало создание своими противоправными действиями соответствующей угрозы и желало совершить такие опасные действия. По нашему мнению, предложенный подход является актуальным и для совершенствования регламентации уголовной ответственности за террористический акт, непосредственные исполнители которого также нередко действуют на основе корыстных побуждений, но осознают, в частности, что совершенные ими деяния дестабилизируют деятельность органов власти или как минимум создают опасность такой дестабилизации.
Указанным выше Федеральным законом от 28 апреля 2023 г. № 157-ФЗ в ч. 2 ст. 281 УК РФ также был включен новый квалифицирующий признак, дифференцирующий уголовную ответственность за диверсию, связанную с посягательством на объекты топливно-энергетического комплекса, организаций оборонно-промышленного комплекса, Минобороны России, Вооруженных Сил РФ, войск национальной гвардии или органов государственной власти, привлекаемых к выполнению задач в области обороны. Усиление наказания за совершение диверсий на таких объектах продиктовано тем, что последние являются приоритетными целями для лиц, действующих по заданиям враждебных государств, пытающихся всеми способами нанести максимальный урон экономике и обороне России.
Кроме того, этим же Федеральным законом из п. «б» ч. 3 ст. 205 УК РФ и ч. 3 ст. 281 УК РФ было исключено указание на умышленную форму вины касательно причинения наиболее тяжкого последствия террористического акта и диверсии — смерти человека, а также признан утратившим силу п. «б» ч. 2 ст. 205 УК РФ, предусматривавший квалифицирующий признак в виде наступления аналогичного последствия по неосторожности. В результате данных изменений в п. «б» ч. 3 ст. 205 УК РФ и ч. 3 ст. 281 УК РФ стала предусматриваться ответственность, как за умышленное, так и за неосторожное причинение смерти человека в результате совершения террористического акта или диверсии. С нашей точки зрения, включение убийства в качестве квалифицирующего признака состава другого преступления не способствует обеспечению адек-
ватной уголовно-правовой охраны жизни человека и полноценной реализации принципа справедливости уголовной ответственности, равно как и достижению такой цели уголовного наказания, как восстановление социальной справедливости. Напротив, возвращение к существовавшей ранее регламентации уголовной ответственности за террористический акт и диверсию, когда убийство в ходе совершения данных преступлений, подлежало самостоятельной юридической оценке с учетом одного или более квалифицирующих признаков, предусмотренных ч. 2 ст. 105 УК РФ, позволило бы создать необходимые предпосылки для назначения справедливого наказания и достижения стоящих перед ним целей.
Далее остановимся на соотношении используемых в уголовном законе понятий «диверсия» и «диверсионная деятельность». Несмотря на то, что в названии ст. 281.1 УК РФ использовано понятие «диверсионная деятельность», предполагающее включение в его объем нескольких уголовно наказуемых деяний, объединенных общим признаком (общими признаками), в диспозициях данной статьи речь идет о различного рода содействии только одному преступлению — диверсии, пусть и указанной с использованием формулировки «преступления, предусмотренные статьей 281 настоящего Кодекса». В ст. 281.2 УК РФ предусмотрена ответственность за прохождение обучения в целях осуществления диверсионной деятельности либо подготовки или совершения как минимум одного преступления, предусмотренного ст. 281 УК РФ, то есть соответствующие понятия в данном случае указаны как различающиеся между собой. По сути, формальная предпосылка для проведения их разграничения и отнесения к диверсионной деятельности не только диверсии, но еще и других преступлений содержится в диспозиции ч. 1 ст. 281.3 УК РФ, где упоминаются диверсия и иные уголовно наказуемые деяния, преследующие цели пропаганды, оправдания и поддержки диверсии.
Вместе с тем для обеспечения правовой определенности положений уголовного закона полагаем целесообразным закрепить определение диверсионной деятельности в примечаниях к ст. 281.1 УК РФ, а также предусмотреть в ней ответственность за содействие не только диверсиям, но и другим преступлениям, относящимся к такой деятельности. Раскрытие понятия диверсионной деятельности в уголовном законе является предпосылкой для дальнейшего развития уголовно-правовых норм об ответственности за относящиеся к ней деяния, в том числе за публичным призывы к осуществлению данной противоправной деятельности. В настоящее время такие призывы наказываются по ст. 280.4 УК РФ, имеющей более широкую направленность на противодействие призывам к различной деятельности, угрожающей безопасности России.
Еще одно наше предложение по повышению эф-
фективности применения уголовно-правовых мер противодействия диверсионной деятельности касается толкования ст. 281.3 УК РФ об ответственности за создание диверсионного сообщества, руководство таковым, а равно участие в нем. Как отмечает Т. М. Лопатина, регламентация ответственности за это преступление не в полной мере согласована с положениями ст. 35 УК РФ о таких формах соучастия, как организованная группа и преступное сообщество (преступная организация), при этом диверсионное сообщество является более близким именно к последней из данных форм [3, с. 26-27]. По нашему мнению, основанном на анализе содержания статей 35 и 281.3 УК РФ, диверсионное сообщество может альтернативно иметь отдельные признаки, присущие как организованной группе, так и преступному сообществу (преступной организации), при этом для привлечения к ответственности по данной статье достаточно установить, что соответствующее объединение является организованной группой, тогда как признак структурированности способствует рассмотрению всех взаимосвязанных организованных преступных объединений в качестве подразделений одного диверсионного сообщества. Во избежание разночтений в толковании положений ст. 281.3 УК РФ считаем целесообразным заменить используемое в ней понятие «диверсионное сообщество» понятием «диверсионная организованная группа».
Кроме того, полагаем важным учесть в статьях 281, 281.1 и 281.3 УК РФ повышенную общественную опасность диверсионной деятельности, имеющей транснациональный характер, в том числе в связи с участием в ней в качестве исполнителей (соисполнителей), организаторов, подстрекателей или пособников иностранных должностных лиц, или военнослужащих. Как показывает практика, подавляющее большинство диверсий на территории России в настоящее время совершается по «заданию», исходящему с территории другой страны, как правило, Украины. Так, по приговору Сахалинского областного суда гражданин России был осужден за приготовление к диверсии на объекте топливно-энергетического комплекса (ч. 1 ст. 30, ч. 1 ст. 281 УК РФ) и государственную измену (ст. 275 УК РФ), совершенные им под руководством спецслужб Украины [13]. Этот пример является типичным для актуальной правоприменительной практики, при этом действующий уголовный закон не позволяет учесть транснациональный характер диверсий и других преступлений при дифференциации уголовной ответственности за их совершение.
В связи с этим предлагаем дифференцировать ответственность за данные преступления, совершенные указанными представителями иностранного государства, а равно с участием таких лиц, в том числе в качестве организаторов.
В заключение ответим, что введение дополни-
тельных уголовно-правовых мер противодействия диверсиям и иным преступлениям, относящимся к диверсионной деятельности, обусловлено актуальными требованиями к обеспечению надлежащей защищенности различных важных объектов, на которых базируется экономическая безопасность и обороноспособность государства. Вместе с тем регламентация данных мер и практика их применения нуждаются в совершенствовании, в том числе, направленном на придание соответствующим положениям уголовного закона требуемой правовой определенности и дифференциацию уголовной ответственности за преступления, входящие в объем диверсионной деятельности.
Список источников
1. Прохорова М. Л., Горенко М. Г., Чибизов В. В. Содействие диверсионной деятельности и организация диверсионного сообщества (статьи 281.1, 281.3 УК РФ) как разновидности специальных видов организации, подстрекательства и пособничества преступной деятельности: к вопросу об оправданности регламентации // Российский следователь. 2023. № 10. С. 42-45.
2. Чучаев А. И. Поджог железнодорожных релейных шкафов : юридическая оценка деяния // Уголовное право. 2023. № 12. С. 68-76.
3. Лопатина Т. М. Уголовная ответственность за содействие диверсионной деятельности и организацию диверсионного сообщества или участие в нем // Российский следователь. 2023. № 11. С. 25-29.
4. Федеральный закон от 29 декабря 2022 г. № 586-ФЗ «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации» // Собрание законодательства РФ. 2023. № 1 (ч. I), ст. 33.
5. Проект Федерального закона № 253939-8 «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации» (ред., внесенная в ГД ФС РФ, текст по сост. на 08.12.2022) // URL: // https: // sozd.duma.gov.ru / (дата обращения: 15.04.2024).
6. Стратегия национальной безопасности (утв. Указом Президента РФ от 2 июля 2021 г. № 400) // Собрание законодательства РФ. 2021. № 27 (ч. II), ст. 5351.
7. Основы государственной политики Российской Федерации в области обеспечения химической и биологической безопасности на период до 2025 года и дальнейшую перспективу (утв. Указом Президента РФ от 11 марта 2019 г. № 97) // Собрание законодательства РФ. 2019. № 11, ст. 1106.
8. Доктрина энергетической безопасности Российской Федерации (утв. Указом Президента
РФ от 13 мая 2019 г. № 216) // Собрание законодательства РФ. 2019. № 20, ст. 2421.
9. Федеральный закон от 28 апреля 2023 г. № 157-ФЗ «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и статью 151 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации» // Собрание законодательства РФ. 2023. № 18, ст. 3234.
10. Проект Федерального закона № 232768-8 «О внесении изменений в статьи 205 и 281 Уголовного кодекса Российской Федерации» // URL://https://sozd.duma.gov.ru/ (дата обращения: 14.04.2024).
11. В МВД назвали число совершенных в России диверсий на железной дороге // URL:https:// dzen.ru/a/Za4qmVJL_ms0gEuL (дата обращения: 16.04.2024).
12. URL://https://t.me/SPbGS/16779 (дата обращения: 16.04.2024).
13. Житель Сахалинской области осужден за подготовку диверсии // URL://http://nac.gov. ru/terrorizmu-net/fsb/zhitel-sahalinskoy-oblasti-osuzhden-za-podgotovku-diversii.html (дата обращения: 18.04.2024).
References
1. Prokhorova M. L., Gorenko M. G., Chibizov V. V. Promotion of sabotage activities and organization of a sabotage community (Articles 281.1, 281.3 of the Criminal Code of the Russian Federation) as varieties of special types of organization, incitement and complicity in criminal activity: on the question of the justification of regulation // Russian investigator. 2023. № 10. P. 42-45.
2. Chuchaev A. I. Arson of railway relay cabinets: a legal assessment of the act // Criminal law. 2023. № 12. P. 68-76.
3. Lopatina T. M. Criminal liability for facilitating sabotage activities and organizing a sabotage community or participating in it // Russian investigator. 2023. № 11. P. 25-29.
4. Federal Law of December 29, 2022. № 586-FZ «On Amendments to the Criminal Code of the Russian Federation and the Code of Criminal Procedure of the Russian Federation» // Collection of Legislation of the Russian Federation. 2023. № 1 (part I), Art. 33.
5. Draft Federal Law № 253939-8 «On Amendments to the Criminal Code of the Russian Federation and the Code of Criminal Procedure of the Russian Federation» (as amended by the State Duma of the Federal Assembly of the Russian Federation, text according to comp. on 08.12.2022) // URL:// https://sozd.duma.gov.ru/ (accessed: 15.04.2024).
6. National Security Strategy (approved by Decree of the President of the Russian Federation № 400 dated July 2, 2021) // Collection of Legislation
of the Russian Federation. 2021. № 27 (Part II), Article 5351.
7. Fundamentals of the state policy of the Russian Federation in the field of chemical and biological safety for the period up to 2025 and beyond (approved by Decree of the President of the Russian Federation dated March 11, 2019 № 97) // Collection of legislation of the Russian Federation. 2019. № 11, Article 1106.
8. Doctrine of energy security of the Russian Federation (approved by Decree of the President of the Russian Federation dated May 13, 2019 № 216) // Collection of legislation of the Russian Federation. 2019. № 20, Article 2421.
9. Federal Law № 157-FZ of April 28, 2023 «On Amendments to the Criminal Code of the Russian Federation and Article 151 of the Criminal
Procedure Code of the Russian Federation» // Collection of Legislation of the Russian Federation. 2023. № 18, Art. 3234.
10. Draft Federal Law № 232768-8 «On Amendments to Articles 205 and 281 of the Criminal Code of the Russian Federation» // URL://https://sozd. duma.gov.ru/ (accessed: 14.04.2024).
11. The Ministry of Internal Affairs called the number of sabotages committed in Russia on the railway // URL:https://dzen.ru/a/Za4qmVJL_ms0gEuL (accessed: 16.04.2024).
12. URL://https://t.me/SPbGS/16779 (accessed: 16.04.2024).
13. A resident of the Sakhalin region was convicted of preparing sabotage // URL://http://nac.gov. ru/terrorizmu-net/fsb/zhitel-sahalinskoy-oblasti-osuzhden-za-podgotovku-diversii.html (accessed: 18.04.2024).
Информация об авторах
С. В. Иванцов — профессор кафедры криминологии Московского университета МВД России имени В.Я. Кикотя, доктор юридических наук, профессор;
С. В. Борисов — профессор кафедры уголовного права Московского университета МВД России имени В.Я. Кикотя, доктор юридических наук, доцент.
Information about the authors S. V. Ivantsov — Professor of the Department of Criminology of the Moscow University of the Ministry of Internal Affairs of Russia named after V.Ya. Kikot', Doctor of Legal Sciences, Professor;
S. V. Borisov — Professor of the Department of Criminal Law of the Moscow University of the Ministry of Internal Affairs of Russia named after V.Ya. Kikot', Doctor of Legal Sciences, Associate Professor.
Вклад авторов: все авторы сделали эквивалентный вклад в подготовку публикации. Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.
Contribution of the authors: the authors contributed equally to this article. The authors declare no conflicts of interests.
Статья поступила в редакцию 23.04.2024; одобрена после рецензирования 13.05.2024; принята к публикации 31.05.2024.
The article was submitted 23.04.2024; approved after reviewing 13.05.2024; accepted for publication 31.05.2024.
