CC BY
175
А.Х. Сатушиев
Актуальные проблемы концепции вины в уголовном праве и вопросы их преемственности
На современном этапе развития науки уголовного права актуальным остается вопрос преемственности отдельных концепций вины. Многогранность в понимании данной уголовно-правовой категории не позволила на сегодняшний день прийти к однозначному выводу о признании приоритета одной из ряда существующих концепций.
Как известно, в науке уголовного права различают нормативную, оценочную и психологическую концепции вины. Сторонники первого (нормативного) направления отстаивают легализованную (выраженную в законе) конструкцию видов умысла и неосторожности. При этом не разрешаются возникающие в связи с такой конструкцией внутренние юридико-практические противоречия. Не рассматривается и проблема дефинирования самой уголовно-правовой категории вины. Законодатель же ограничился не совсем удачной редакцией видов умысла и неосторожности. В действующей системе уголовно-правовых норм Общей части, функциональная и юридико-техническая стороны форм вины не нашли своего непосредственного выражения. Это создает существенные сложности в практике уголовного правоприменения.
В общеправовом понимании сам нормативизм вреден. Он ограничивается регламентированными в правовых нормах признаками, невольно отстаивая позиции мертвых и отживающих уголовно-правовых норм. «Сам по себе нормативный подход к праву, - пишет В.В. Лазарев, - был бы не плох. Уязвимым его делает, как это ни парадоксально, государство. В силу разных причин, в определенных обстоятельствах оно удовлетворяется устаревшими нормами или, хуже того, издает акты, идущие в разрез с жизнью, принимает нормы, работающие на консервативные силы» [1, с. 87]. В связи с этим на сегодняшний день нормативная концепция вины сама по себе бесполезна. Она не способствует устранению имеющихся в законодательстве противоречий, хотя «по мере изучения вопросов субъективной стороны преступления создается впечатление, что авторы уголовного закона придерживались разных позиций, и поэтому логики и системности решения ее проблем в УК РФ не наблюдается» [2, с. 10].
Представители психологического направления тяготеют к легализации не только отдельных терминов и понятий психологической науки, используемых в качестве средств юридической техники. В предписании признаков вины они придерживаются дифференцированного понимания субъективного процесса психических функций личности. Не сложно заметить такой подход у ученых, безосновательно сводящих интеллектуальное содержание осознания, к эмоциональной сфере личности. В частности, В.В. Лунеев пишет: «Отрицательные эмоции, которые нередко сопровождают преступное поведение, заметно снижают интеллектуальные и прогностические возможности субъекта. В целях объективности и определенного соблюдения прежней конструкции вины этот момент можно назвать интеллектуально-эмоциональным. Изучение связи между сознанием и эмоциональным состоянием позволит глубже раскрыть реальные возможности субъекта по осознанию общественной опасности своих действий и их общественно опасных последствий, поскольку многие отрицательные и некоторые положительные эмоции часто стимулируют или парализуют сознание и волю субъекта» [3, с. 15].
Однако положения дифференциальной психологии в определении вины и субъективного вменения не приемлемы. В противном случае исследуемые юридические признаки вины неизбежно ассоциируются с индивидуальной психикой лица, совершившего преступление. Это уже является изучением не субъективной стороны преступления, а вменяемости субъекта преступления и психологической структуры отдельной личности. Такую психологизацию И.Г. Филановский признает в качестве доктрины, в соответствии с которой вина «утратила бы свою специфику как формулы, представляющей в наиболее концентрированном виде элементы осознания преступником своего поведения» [4, с. 121-122].
Отвергая психологическую дифференциацию при определении юридических признаков (в том числе и субъективной стороны) преступления, профессор Н.Д. Дурманов писал: «Преступление представляет собой не совокупность свойств личности субъекта, а конкретный акт человеческого поведения...» [5, с.1]. Тождественной позиции придерживаются и другие ученые. В частности, О.Д. Ситковская пишет: «...потребности законодателя и правоприменительной практики вполне удовлетворяются конструкцией, использующей лишь некоторые элементарные положения психологии. ...понятия умысла и неосторожности не имеют готовых психологических аналогов. Их психологическая характеристика представляет достаточно сложную конструкцию, использование в качестве базовых таких понятий как осознание и целенаправленное поведение. Это позволяет
определить общие границы виновной ответственности, но не отграничить умышленное от неосторожного деяния».
По этому поводу ранее Г.С. Фельдштейн писал: «...психологические данные должны быть строго ограничены, насколько позволяет свойство предмета, теми вопросами которые составляют... психологическую основу учения о виновности. ...когда хотят дать... конструкцию форм виновности, которая вполне пригодна для жизни и которая может оказывать действительное влияние на размеры уголовного вменения» [6, с. 30]. В свою очередь, С. Скляров справедливо замечает: «...субъективные процессы напрямую не наблюдаемы, их нельзя измерить какими-либо приборами. Ни один юрист или психолог, а в большинстве случаев и лицо, привлекаемое к уголовной ответственности, не может абсолютно точно раскрыть их содержание» [7, с. 71]. «Разумеется, уголовное право, - писал Б.С. Волков, - не может иметь своим предметом весь духовный мир личности преступника, а криминалист в своих исследованиях не должен, подобно писателю, рассматривать "в своей химии чувств все страсти". В отличие от общей психологии метод психологического исследования личности в уголовном праве несравненно уже: он ограничен задачами и логикой науки» [8, с. 9]. Соответственно, психологическая концепция вины не может подразумевать под собой более чем выделение отдельных психологических категорий и определений, характеризующих фактическое отношение лица к совершаемому поведенческому акту, объективно признаваемому как противоправное, наказуемое деяние. Это обусловлено тем, что «право не должно игнорировать психологию и не может создавать собственные психологические критерии... соответствующие научные данные, добытые психологией, должны быть положены в основу ряда правовых понятий...» [9, с. 131-132].
Действительное многообразие мотивационных проявлений психики, не могут иметь юридическую форму. Это сводит уголовно-правовую категорию вины к субъективизму при описании признаков преступления. Подобные конструкции влекут неразрешимые противоречия и ошибки в квалификации преступлений. Как справедливо заметил К.Ф. Тихонов, «включение в формы вины различных элементов, характеризующих ее содержание, например мотивов, эмоций и т.д. нарушило бы четкость и определенность форм вины, что в свою очередь затруднило бы их практическое установление» [10, с. 83].
Оценочная концепция вины также не приемлема, поскольку открывает обширные возможности для судебно-следственного произвола, и объективного вменения. Она заключается в том, что вина определяется как результат судейского усмотрения факта виновности лица.
В науке уголовного права вину определяют в качестве психического отношения к такой форме социально значимого поведения, как общественно опасное деяние. Между тем в литературе указывается, что в словарях русского языка определение вины не имеет значения психического отношения [11, с. 12].
В действительности текстолого-психологический анализ признаков субъективной стороны преступления был бы более точен, если бы в семантическое содержание термина «вина», включалось его понимание как психического отношения. Ведь и в самом понятийном аппарате психологии термина «психическое отношение» вообще нет [12, с. 57], хотя «...для криминалиста было бы в высшей степени удобно заимствовать психологические данные из соответственной дисциплины в совершенно готовом виде» [6, с. 31]. Само же вменение требует наличия умышленного или неосторожного отношения к таким социально-юридическим явлениям, как общественно опасное деяние и общественно опасные последствия. По этой причине, сторонники психологической концепции вины невольно сводят понятие психического отношения к категории отражения, в то время как «умысел и неосторожность - не предмет отражения, а выражение отношения к отражаемому» [13, с. 31].
Если в исследовании вины и субъективного вменения ограничиваться психологической концепцией, то вина и вся субъективная сторона преступления отождествляются с мотивационной сферой личности, которая по своей специфике не отделима от дифференциальной психологии. С нормативной же позиции (в «чистом» виде), мы должны избегать использования психологических терминов и определений в конструкции уголовно-правовых норм, регламентирующих вину и ее формы. Но едва возможно ограничиться специальными юридическими терминами, или придать психологическим категориям строго юридическое содержание.
С сугубо юридической позиции, категорию вины мы определяем как позитивно-правовое явление, формулируемое в объективированных нормативных предписаниях. Находя свое объективированное выражение в уголовно-правовых нормах, вина выступает как главное условие уголовной ответственности. Именно условие [14, с. 222], а не его основание. «Право (позитивное право) потому возникло и существует в обществе, - пишет С.С. Алексеев, - что ему объективно, по предначертаниям логики общественного развития, в условиях цивилизации суждено быть значительной социальной силой. Но это оказывается возможным лишь постольку, поскольку формируется особый, внешне объективированный феномен, специфическое институционное образование, которое и именуется "право", "объективное право" или "позитивное право". Именно в этом своем качестве оно способно
решать такие задачи, которые не подвластны никакому иному социальному регулятору» [15, с. 94]. В данном случае вина характеризуется в качестве объективированного юридического явления, диалектически связывающего оцениваемый факт общественно опасного деяния с физическим вменяемым лицом. Исходя из этого, в науке уголовного права указывается, что вина, «образуя субъективную сторону преступления ...существует объективно и заключается в определенном психическом отношении лица к общественно опасному деянию и его последствиям» [16, с. 7].
Поэтому в качестве уголовно-правовой категории, вина возникает как определенный, объективированный феномен, основанный на опытных, эмпирических знаниях о социально-психологической специфике отношения лица к совершаемым общественно опасным действиям (бездействию) и общественно опасным последствиям.
Современная уголовно-правовая доктрина уже склоняется к тому, что вина является не чисто психологической и не специально-юридической категорией, а многогранным, синтетическим (позитивным) понятием. В частности, в литературе отмечается, что «вина - понятие юридическое, поэтому не следует чрезмерно психологизировать ее, стремясь во что бы то ни стало наполнить термины, с помощью которых закон определяет умысел и неосторожность, тем смыслом, который вкладывается в них психология, а тем более - дополнить характеристику форм вины психологическими терминами, не используемыми законодателем» [17, с. 644-645]. И тут же оговаривается, что «...не менее вредным могут стать попытки излишней "юридизации" вины, стремление выхолостить ее психологическое содержание» [17, с. 645].
Использование психологических терминов в уголовно-правовых нормах придает им значение средств юридической техники. Основное их предназначение определяется необходимостью реализации понятия вины и принципа субъективного вменения в законодательстве.
Таким образом, на сегодняшний день необходимы специальные исследования, направленные на дальнейшую разработку и развитие концепции вины в уголовном праве.
Литература
1. Общая теория права и государства / Под ред. В.В. Лазарева. М., 1994.
2. Бикеев И. Актуальные проблемы учения о субъективной стороне преступления // Уголовное право. 2002. № 3.
3. Лунеев В.В. Субъективное вменение. М., 2000.
4. Филановский И.Г. Социально-психологическое отношение субъекта к преступлению. Л., 1970.
5. Дурманов Н.Д. Преступление - акт внешнего поведения человека // Советское государство и право. 1947. № 4.
6. Фельдштейн Г.С. Учение о формах виновности. М., 1902.
7. Скляров С. Проблемы определения понятия вины в уголовном праве России // Уголовное право. 2003. № 2.
8. Волков Б.С. Проблема воли и уголовная ответственность. Казань, 1965.
9. Сахаров А.Б. Вопросы мотива поведения преступника в советском праве / Рецензия на работу Харазишвили Б.В. // Советское государство и право. 1964. № 5.
10. Тихонов К.Ф. Субъективная сторона преступления. Саратов, 1967.
11. Нерсесян В.А. Ответственность за неосторожные преступления. СПб., 2002.
12. Миньковский Г.М., Петелин Б.Я. О понятии вины и проблемах ее доказывания // Гос. и право. 1992. № 5.
13. Никифоров Б.С. Об умысле по действующему уголовному законодательству // Сов. государство и право. 1965. № 6.
14. Сов. энциклопедический словарь / Под ред. А.М. Прохорова. М., 1989.
15. Алексеев С.С. Теория права. М., 1993.
16. Кригер Г.А. Понятие и содержание вины в советском уголовном праве // Вестник МГУ: право. 1983. № 5.
17. Энциклопедия уголовного права. Т. 4. Состав преступления / Под общ. ред. В.Б. Малинина. СПб., 2005.
