УДК 316.7
ББК С55.56 + Ю717
АКТУАЛЬНОСТЬ КУЛЬТУРНОГО МИФА
K.M. Ольховиков, С.В. Ольховикова
ACTUALITY OF CULTURAL MYTH
K.M. Olkhovikov, S.V. Olkhovikova
Любое исследование культуры стремится к воспроизведению некоторых аспектов сложности человеческих существ. Миф — уникальный способ самоутверждения культуры. Социальная и культурная динамика обусловлены различными факторами, но ее структурное основание — это мифологический инвариант единства социально-групповых отношений и социальногрупповых преобразований. Человеческая личность — это арена борьбы тотальных притязаний общества, культуры, мифа. Культура и миф представляют собой две сложных целостности, порождающие смысловые комплексы, проходящие через социальный отбор. Актуальное как таковое — живое переплетение культурного и мифического.
Ключевые слова: культура, миф, актуализация, социальная группа, социально-групповое преобразование, личность, мифологический инвариант, социальная динамика, культурная динамика, социальный отбор.
Any cultural study tends to reproduce some aspect of human beings’ complexity. Myth is unique way by which culture is self-asserted. Social and cultural dynamics is conditioned by a wide range of factors but its basic structural unit is mythological invariant or the unity of social groups’ relations and social groups’ transformations. Human personality is the battle-field for clashes of total appeals for society, culture, and myth. Culture and myth are two summative wholes which are generators of meaning complexes to come through social survival. Actual as such is living web of cultural and mythical.
Keywords: culture, myth, actualization, social group, social-group transformation, personality, mythological invariance, social dynamics, cultural dynamics, social survival.
Признание категориального статуса мифа на различных уровнях рассуждения о культуре и обществе меняет предметные рамки исследований культуры. Изначальная универсальность мифа, теряющаяся в удаленных горизонтах предыстории, становится непосредственным критерием, сближающим частные фрагменты современной культурной жизни. Основа стала границей, генетические свойства культурных событий вышли на рельсы перспективного видения человеческих проектов. Универсальное стало ближе, локализовавшись во множестве чувственных вариаций.
Миф представляет собой универсальный способ становления культуры. Недооценивая фактор мифа, мы возлагаем слишком много обвинений на современную культуру, в особенности по части ее «запаздывания» по отношению к цивилизационным (техническим и социальным) инновациям. Переоценивая фактор мифа, мы, как правило, модернизируем его сущность. Модернизированный образ мифа утрачивает собственную идентичность, он неадекватен актуальным культурным реалиям.
Необходимо увязать в рамках единой принципиальной характеристики мифа параметры основания, процесса, результата. В первую оче-
редь, для мифа характерна строгая эмпирическая ненаблюдаемость. «Врет как очевидец» — весьма емкая характеристика внеисторичности мифомышления как такового. Любой событийный факт мифологичен в силу своей функциональной связанности с образом человека.
Миф — тотальная реальность, которой бесполезно сопротивляться. Всякий «победитель» мифа оказывается, захвачен им изнутри. Разумные идеологии, передовые научные представления, ключевые стили, популярные образцы — все они являются новейшими гранями мифа как такового. Победное шествие компьютеров, сотовой связи, Интернета демонстрирует практическую неподвластность этих новых мифологических орудий любой форме властного субъектного контроля. Это также главные ресурсы социального капитала, о чем убедительно пишет Мануэль Кастельс.
Но насколько нов этот новый культурный миф? Фрагментация мифологических ресурсов отнюдь не перечеркивает тяжеловесных архитектурных контуров социальных утопий, но фрагментарная утопия заведомо «одомашнена», близка человеку в его «до-идеологическом» состоянии. Мир детской доверчивости становится взрослой условностью, подкреп-
Философия
ленной безусловными цивилизационными технологическими аргументами и социальными взаимодействиями. Актуальная мифологическая среда как никогда инструментальна. Политические имиджи как никогда идеологичны и обыденны (обыденность как однодневность также вполне приемлема в данном случае, в качестве способа, которым миф варьируется, поддерживая собственный стабильный повседневный статус, статус «большой длительности»). Очевидно, что неоднородность актуальных мифологических представлений также не является новейшим культурным открытием—миф таков всегда, — но изменилась сама внутренняя пропорция внутренних смысловых ресурсов мифологического мышления. Это несколько иной этап жизненного цикла самого мифа в ракмах цивилизации как таковой. Современная цивилизация вполне понятно позиционирована Карлом Ясперсом в качестве конца «осевого времени», что перекликается с «постме-тафизической эпохой» по Пьеру Бурдье, Юргену Хабермасу и многим другим знаковым теоретикам современной культуры.
Всемирная история культуры вполне адекватно читается как череда мифологических трансформаций, где сам миф не наблюдаем. Так возникает проблема идентичности самого мифа, которая в целом обозначена уже проведенными исследованиями в ключе сопоставления мифов архаичных и современных. Загадка мифа более не скрывается в недрах археологии, в том числе и археологии культуры. Современные изменения столь же не поддаются традиционной (фактически, аристотелевской) логике «здравого смысла», как и древнейшие. Вместо прогресса в понимании мифа приходится говорить об универсальности «мифологики».
Социальное поле мифа насыщено культурными смыслами, но его культурное пространство образуется социальными разрывами. Аксиоматический статус проблемы «культуры и общества» становится статусом теоремы благодаря включению мифа как принципиально опосредующего элемента. Миф — вечный посредник между обществом и культурой, людьми и артефактами.
Медиативный процесс возрождения мифа отпечатывается в более-менее самостоятельные формы мышления и существования. Соответственно, возникают относительно самодостаточные конфигурации мифомышления и мифодействия (пресуществления). Рост социотехнических зависимостей в современных обществах, вызванный высоким темпом технологических инноваций, создает благодатную почву для фрагментарного мифомышления, тогда как трансформации потребительского поведения открывают «ящик Пандоры», в котором скрывались элементы магического, что и порождает фрагментарное мифодействие. «Чудеса» техники и «глубина» повседневных откровений в равной степени актуальны для цивилизации третьего тысячелетия, и эти рейтинги поддерживаются всевозрастающим спросом, актуальной ненасытностью современного человека.
Фрагментация мифа — один из его излюбленных приемов самомаскировки. Происходящее повсеместно обожествление осколков лишь упрочняет власть, как и прежде могущественного, и как всегда невидимого, божества. За многообразием всяческих трансформаций мы все так же остаемся безоружными перед лицом не придуманного слова — мифа. Вместе с тем, эта обезуроженность перед мифом всегда оборачивалась для человека обезору-женностью перед самим собой. Человек всегда был проблемой для самого себя, и это порождало миф, который, в своем архаическом состоянии, восстанавливал единство жизненного мира человека, снимал напряженность, вызванную экстравидовым выживанием человечества. Но сегодня сам миф, будучи явлен в лице собственных осколков, способен лишь усугублять проблему человеческой идентичности, вызывает «вторичный перегруз», который асимметричен «первичному разгрузу» архаичного мифа. Стихия расколотых мифомышления и мифодействия непропорционально больше замкнутого синкретизма архаичного мифа. Расщепленность мифа — выброс спонтанной психической энергии человеческих групп, которая рискованна, в силу своей необратимости, как для мифа, так и для человеческого существования.
Полем битвы тотальных притязаний общества, культуры, мифа оказывается человеческая личность. При этом актуален процесс осмысления исследовательских стратегий духовной жизни общества. Дух как объект — это соблазн проекции собственного знания духовности «изнутри» на внешнюю социальную реальность, соблазн мифотворчества. Социальное как сфера воспроизводства личности составляет внутреннее содержание жизни общества в целом. Личность представляет собой внешнее, объективное по отношению к внутреннему, сокровенному миру человеческой души. Общество и природа в своем внешнем единстве порождают внешние типичные особенности человеческой жизнедеятельности и образа жизни. Социум представляет собой непосредственное взаимодействие человеческих индивидов, создающее многообразие конфигураций общения. Разумеется, всякий разговор о личности ориентирован на ее предполагаемую целостность. Однако, в фактическом и историко-культурном отношениях, мы чаще вынуждены фиксировать фрагментарность личностных проявлений человека. Более или менее завершенные комплексы и агрегаты человеческих качеств, способностей и способов действования выражаются как «прекрасная индивидуальность», характер, персонаж и т. д. Безусловно, индивидуальность старше личности и сосуществует с ней в пространстве культурных открытий «внутреннего человека» в христианстве и исторического смысла в необратимости индустриальных и постиндустриальных изменений образа жизни людей.
Личность и общество образуют два противоположных полюса в восприятии и формулировании смыслов. Общество в основном ориентирует на их конструирование с точки зрения внешнего давления
на индивида и заставляет видеть в личности социальный продукт. Личность формирует понимание и объяснение событий в терминах целей, их полага-ния и достижения. Культура совмещает в себе не-дифференцированность внешних адаптационных способов выживания, призванных компенсировать отсутствие инстинктивных поведенческих схем, и внутренних высших смыслов понимания самости и ее предназначения. Личностные типы и их вариации образуют диапазон проявлений власти, которая оказывается властью мифа.
Культура не существует сама по себе, отдельно от людей, но поддерживается процессами и результатами человеческого участия в создании символов, артефактов, искусственной среды вообще. Социализация является постоянным присутствием человека в социуме и социума в человеке. Сегодняшние вызовы со стороны массовой кулыуры и толпы брошены не только индивидуальности, но и сознательным жизненным установкам личности. Постоянная перенастройка диапазонов потребностей, вызванная технологическими и модными веяниями, вторгается в процессы выработки личностной идентичности.
Ролевое напряжение составляет нормальный отклик человека на ситуацию под держания собственного социального статуса. Социальный статус не является для его обладателя безличной социальной позицией, он вызывает широкий диапазон внутренних поведенческих и психологических усилий. Огромное значение имеет адекватность личности выбранным достигаемым статусам. Ролевой конфликт — это тяжелая социальная патология, выражающая структурный «надлом» статусно-ролево-го набора личности. Это внутренний конфликт жизненной карьеры личности. Личность оказывается перед угрозой отказа от собственной идентичности. Любые пороки социализации могут быть компенсированы при условии верности самому себе и другим людям, способности различать публичные и частные отношения между людьми, иначе говоря, преодоления ролевой диффузии.
Таковы социально-типические, личностные декорации, на фоне которых и посредством которых разыгрывается драма культуры и мифа.
Культура и миф, будучи двумя сложными целостностями, порождают смысловые комплексы, которые проходят социальный отбор. Необходимо качественное различение культуры и мифа, и не просто как таковых, не в виде статичных сущностей, что уже само по себе задает неверные ориентиры понимания, но через характеристику многообразных динамических связей и взаимодействий культуры и мифа.
Культура функционирует на уровне общества в целом как система поддержания образцов смысла. Поскольку в любом случае культура «достраивает» социальное целое, составляя его достаточное условие, то и культура воспринимается на уровне повседневных феноменов как арена вполне самодостаточных противостояний обществ и групп людей. Дело отнюдь не сводится к универсальности различения «свой / чужой» как антропологической кон-
станте жизненных миров. Идея социальной и культурной динамики Питирима Сорокина вращалась вокруг выявления уровней, способов, степеней культурной интеграции, что, в общем-то, высвобождало культуру из-под власти общества, заставляло видеть в социальных трансформациях движение культурных типов мышления. Но в целом продолжает действовать поговорка «где тонко, там и рвется». Культура всегда престижна, сложна, специфична, но в любом случае слаба и вынуждена полагаться на «низшие» ресурсы общественной жизни, включая социум, политику, технологию.
Мифологическая составляющая культуры порождает эффект «культурного лага». Платой за высокую значимость и престиж оказывается вечное запаздывание за технологией и почти несравнимое по социальной капитализации воспроизводство культуры на фоне популярности, массовости. Социум беспощаден, а политика цинична в своих расчетах с культурой. И именно такое «враждебное» окружение дает культуре уникальный шанс монопольного владения подлинными мифологическими прозрениями. Талкотт Парсонс принципиально недооценил значение экзистенциальных озарений для общественной жизни, где культура берет негромкий, но абсолютный реванш за свои вечные опоздания. Люди, служащие культуре, фактически выполняют религиозную роль посредников между «вечными сюжетами» и переменчивой современностью. Культурный арсенал — это всегда хранение и истолкование ключевых, недоступных, но смутно ощущаемых в восприятиях повседневной жизни «мифологем» и «мифологию).
Актуальное представляет собой жизнеспособные сочетания собственно культурного и собственно мифологического. Собственно, и «актуальность» перестает быть в таком случае очевидной. Актуальное — это то, что действует не всегда будучи «на устах» или «на слуху». Чистая культура не может быть актуальной, поскольку сфера ее «действова-ний» достаточно замкнута в границах групп людей, видов и стилей их фактического образа жизни (ориентаций, предпочтений, стереотипов). Мифология обнаруживается лишь в «сухом остатке» чистой культуры после многократных дистилляций ее сюжетов, образов, смыслов. Но говорить о действенности «чистого мифа» еще более бессмысленно — миф силен своей всеядностью, «прилепленностью» к различным культурным формам -— становясь «мифом», миф доподлинно бездействует. Актуальная культура и актуальный миф неразлучны.
Актуальный миф—это двусмысленное переплетение творчества и манипулирования. При этом мифологическая составляющая в жизни массовых современных обществ вызывает максимум публичных порицаний. Действительно, «современное мифотворчество», «социальное мифотворчество», и, тем более, «политическое мифотворчество» заведомо обладают негативностью оценочного смысла. Осуществление коллективных желаний (по Эрнсту Кассиреру) не может быть чем-то подлинно новым,
Философия
а вместо подлинно нового несет в себе манипулирование старыми культурными фрагментами. Но цельность и творческий синкретизм архаичного мифа абсолютно закрыты для современности. Это «миф», ставший забытым отпечатком собственной подлинности. Актуальный миф сегодня — это открытая незавершенность поиска подлинных смыслов, которая реализует потенциал архаичного мифа не по форме, а по сути, не по букве, а по смыслу. Возникает своеобразный парадокс «айсберга наоборот», где видимая часть (манипулятивное мифотворчество) значительно объемнее подводной части (подлинной мифологической актуальности), но при этом меньшее фактически существеннее большего.
Подлинность культуры, ее индифферентность к «культурному лагу», тем не менее, гарантируется мифом, его творческой стороной. Возвращаясь к извечному противостоянию подлинного и стереотипного, обрекающего культуру на ослабление видимых ресурсов ее публичного и социального влияния, мы вновь вынуждены обратиться к «скрытой» позитивности неархаичных мифов. Бессознательная ценность жизни как таковой гарантируется, прежде всего, наличием подлинного мифотворчества. Миф в той мере гарантирует подлинность культуры, в какой ему (мифу) присуща бессознательная моральность. Это необходимое обществу «перевернутое» сознание, где высшее провозглашено фундаментом, само по себе является общечеловеческой ценностью и проблемой. Но именно в моральности одержана публичная победа культуры над собственным «отставанием».
При этом мифотворчество не может быть совершенно очищено от манипулятивных примесей. Поскольку действительность подлинного мифа не исчерпывается моральностью (это скорее относит его к подлинной культурности), а также поскольку «айсберг наоборот» все-таки остается айсбергом и может быть опрокинут лишь в результате разрушения культурно-мифологического комплекса в целом. Ма-нипулятивность творческого мифа почти не поддается окончательной апологии, представляя собой «плату» мифа собственным интерпретаторам-посредникам. В глобальном мире, где чаще внимание привлекает не тон, а оттенок, любые высокие культурные образцы значительно чаще становятся поводом для манипулирования людьми. Но такова ситуация прочтения, а не создания, хотя последнее и вынуждено нести бремя этой «платы». Следовательно, главные риски подлинного мифотворчества — внутренние, зачастую неочевидные для публичной оценки. Массовое манипулирование действует по иным сценариям, хорошо описанным в критике тоталитаризма. (Карл Поппер, «сделавший» Платона «отцом» тоталитаризма также фактически реконструирует судьбы платонизма, где Платон — лишь первая страница.)
«Нормальное» общество подавляет инакомыслие и максимально использует ресурс традиционных ценностей. Вместе с тем в жизни любого общества возникают периоды, критически обостряющие вопрос о значимости и применимости ценностей, провоци-
рующие ситуацию поиска и творческого воображения. Первоначально это вызывает рефлексивное движение, направленное на возврат и возрождение «подлинных» исходных ценностей, их очищение от наслоений и искаженных трактовок, приведших к существующему кризису. В дальнейшем наступает период относительной стабилизации, вплоть до очередной критической точки. Но эти процессы не уходят в дурную цепь бесконечных повторов, они образуют конечный цикл возвратов к идеям «осевого времени» (временной точки отсчета) и неизбежно приводят к исчерпанию основополагающих ценностей «осевого периода» в целом. Наше время, начало третьего тысячелетия, именно такое время. Сейчас наиболее часто и интенсивно сталкиваются идеи, провозглашающие нечто, не имеющее аналогов в традиционных ценностях, и идеи, обобщающие ценностный ресурс традиций, впервые адекватно «раскрывшихся» оснований подлинного бытия в границах мыслимого исторического времени.
Современность убедительно показывает ограниченность чисто рационального подхода к пониманию культуры и ее ценностной динамики. Творческая энергия коллективного бессознательного всегда привлекается человеком в те моменты его жизни, когда требуется совершить «прыжок через неизвестное». Так, в момент «практического тупика» сознание формирует ясный образ цели и образ врага, злого духа, мешающего достижению этой цели. Причем этот образ приобретает специфическую эмоциональную окраску. И когда страсть достигает некой критической точки, человек теряет контроль над собой, сдерживаемое ранее психофизиологическое напряжение разряжается потоком слов и безрассудных поступков. Но и этот взрыв продолжает направляться образом цели, поэтому замещающая деятельность, в которой страсть находит свой выход из-под обломков бессилия, субъективно обладает всей ценностью действия реального, которое осуществилось бы, если бы не возникли непреодолимые препятствия. Когда наступает разрядка, желаемая цель кажется приблизившейся или даже достигнутой — человек вновь обретает равновесие, опять ощущает гармонию жизни. Поэтому творческая энергия мифа отнюдь не иллюзорно преодолевает практические препятствия, для субъекта это преодоление вполне реально восстанавливает внутреннее равновесие.
В случае формирования политических стереотипов миф — это результат человеческой веры в то, что любая власть должна обнаружить себя, выступить как действующая сила, которую можно использовать, если в нее верить. У каждой веры есть своя мифология, ибо нет веры без чудес, а миф главным образом детально и наивно пересказывает некое первоначальное чудо. Поэтому миф может быть связан с любой формой социальной силы или социальных притязаний на власть. К мифу всегда прибегают для обоснования неких особых привилегий или обязанностей, социальных неравенств. Рациональность политического мифа является важной, но неоднозначной его характеристикой. Политический
миф остается мифом, и это подтверждается анализом его языка, где баланс описательного и эмоционального нарушается в пользу последнего. Рациональная аргументация действует до тех пор, пока люди хотя бы до известной степени свободны от эмоций. В ситуации, когда демагоги кишат на каждом углу, полубезумные фантазии легко заражают тех, кто еще вчера был образцом рассудительности. Современный политический деятель — это общественный прорицатель. Таким образом, очевидно, что рационализм политических мифов не абсолютен. Вождь вполне может быть бессознательным носителем коллективных желаний, так же жить в мифе, как и обыватель.
Проблемы человеческой судьбы образуют особый цикл проявлений мифа. Сюжет всегда связан с потерей, утратой: о том, как люди утратили возможность возвращать себе молодость, как колдовство вызывает болезнь или смерть, как духи покинули мир людей, и как все же была налажена хотя бы частичная связь с ними. В связи с этим важно еще раз обратить внимание на эмоциональную и практическую значимость мифа, — он призван смягчить то эмоциональное напряжение, которое испытывает человеческая душа, предчувствующая свою неизбежную и неумолимую судьбу. С одной стороны, миф придает этому предчувствию вполне ясную и ощутимую форму. С другой стороны, он сводит таинственную и леденящую душу идею до уровня привычной повседневности. Оказывается, что вожделенная способность возвращать молодость, спасающая от дряхлости и старения, была утеряна всего лишь из-за пустякового случая. Ошибки, провинности и случайности обретают
огромное значение, а роль судьбы, фатума, неизбежности низводится до масштаба человеческой промашки. В современном массовом сознании происходит дальнейшее переворачивание ситуации, — ничтожные детали повседневности приобретают с помощью рекламы значение судьбоносности и неизбежности. Конечно, реклама не вполне серьезна, она подразумевает некую самоиронию. Реклама исповедует постмодернизм: строит текст из пародийных цитат и аллюзий. Более того, успевает изобразить простодушную и даже тупую невосприимчивость к градациям ценностей, которыми манипулирует. Стереотипы сознания фиксируются ключевыми словами, которые представляют собой концентрацию целого образа. Учитывая то, что стереотип лишь формируется, еще недостаточно устойчив, используется метод фиксирования противоположных эмоциональных характеристик имиджа. Современный массовый миф возникает и существует как средство воздействия на людей по преимуществу не действием, а словом, знаком.
Человеческая личность нуждается в вере. Объективная реальность взаимосвязанных символов, упорядочивающих ценностные установки группы, безусловно необходима для установления глубинной душевной связанности людей. Подлинность невозможна без внятной, вменяемой отнесенности личности к вещам как таковым, к исповеданию интереса, обладающего волевой и познавательной принудительностью. Культура—это актуальный миф, рискованный процесс приращения принципиально новых образцов смысла, задающего рамки перспективных ситуаций, а не манипулирующего лишь фрагментами прежних (также уникальных) ситуаций.
Поступила в редакцию 14 января 2009 г.
Ольховиков Константин Михайлович, родился в 1961 году, доктор философских наук (2002), профессор кафедры социологии и социальных технологий управления Уральского государственного технического университета—УПИ имени первого Президента России Б.Н. Ельцина. Сфера интересов—теория культуры, социология духовной жизни. E-mail: const922@gmail.com
Olkhovikov Konstantin Mikhailovich, born 1961, doctor of philosophy (2002), professor, chair of sociology and social management at the Ural’s technical university — UPI named after the first President of Russia B.N. Yeltsin. Sphere of interest - theory of culture, sociology of spiritual life. E-mail: const922@gmail.com
Ольховикова Светлана Влерьевна, родилась в 1961 году, кандидат философских наук (1997), доцент кафедры социологии и социальных технологий управления Уральского государственного технического университета — УПИ имени первого Президента России Б.Н. Ельцина. Сфера интересов—философия мифа. E-mail: const922@gmail.com
Olkhovikova Svetlana Valeryevna, born 1961, candidate of philosophy (1997), professor, chair of sociology and social management at the Ural’s technical university— UPI named after the first President of Russia В ,N. Yeltsin. Sphere of interest—philosophy of myth. E-mail: const922@gmail.com