CC BY
77
ББК 72
АГРЕССИЯ И НАСИЛИЕ В СИСТЕМЕ ВЛАСТНО-ПРАВОВЫХ ОТНОШЕНИЙ СОЦИУМА
Д.С. Шагако
Каждый человек в своей жизни не раз сталкивается с множеством разнообразных примеров проявления таких достаточно сложных социальных явлений, как агрессия и насилие. Это говорит об огромной актуальности исследования подобных вопросов. В данной статье агрессия и насилие анализируются с точки зрения их наличия в рамках системы властно-правовых отношений социума
Ключевые слова: насилие, агрессия, власть, человек
На протяжении всего реально разворачивающегося общественно-исторического
процесса постоянно происходит испытание насилием границ устойчивости и стабильности всей сформировавшейся системы межсубъектных социальных отношений. При этом здесь обязательно следует подчеркнуть, что исходным элементом, «причиной» и «жертвой» любых форм частных процессов социального взаимодействия сторон, а также оценочно-сознательного видения реальности (лишь в рамках которого и возможно обнаружение социального явления насилия) выступает именно человек, поскольку «вне сферы личной ответственности нет ни добра, ни зла, ни добродетели, ни жертвы» [19, с. 134]. В данном случае его непременно следует понимать как существо, всегда поступающее под влиянием сразу нескольких факторов, как бы в «двойном русле». С одной стороны, он является предельно индивидуализированным природным созданием, стремящимся к непрерывному удовлетворению своих потребностей. С другой стороны, его следует рассматривать и как неотъемлемую часть того или иного общественного объединения, будучи членом которого он настроен на сознательное обуздание своего естества для сохранения всей социальной системы.
Именно с целью окончательного подчинения «первой природы» человека и, как следствие, с целью ограничения склонности к применению насильственных действий, его разум на определенной ступени исторической эволюции общества и сотворил уникальное орудие - институт верховной правовой власти, в высшей своей социальной форме развития обретший вид государственно-правовой. На наш взгляд, под данной категорией следует понимать систему высших учреждений общественного наблюдения и контроля над рамками поведения членов того или иного социального объединения, которые закреплены в единых для всех этих членов правилах и выход за которые может быть ограничен в их же интересах. Как замечал Аристотель, «государство
Шагако Дмитрий Сергеевич - ВГТУ, аспирант, тел. (473) 246-42-22
создается не ради того только, чтобы жить, но преимущественно для того, чтобы жить счастливо...» [1, с. 108].
Иными словами, создание подобных условий бытия позволяют человеку преодолевать первобытный хаос своих личностноориентированных, импульсивных, подчас гибельных для всей сложившейся системы социальных отношений действий и переходить на более высокий уровень сознательного ограничения собственных желаний. Взамен же ему гарантируется безопасность от применения подобных действий со стороны остальных членов того же объединения. Теперь каждый индивид начинает подстраивать свое поведение под общезначимые нужды, тем самым переставая спонтанно применять агрессивные и принуждающие действия в отношении остальных членов социума, тем самым нанося им прямой и косвенный ущерб. В результате в обществе в целом сложилась именно та ситуация стабильности, устойчивости системы отношений, т. е. тот социальный порядок, который существует до сих пор: «Социальный порядок не случаен, он есть продукт многовекового приспособления
человечества к среде обитания и индивидов друг к другу» [13, с. 294].
Таким образом, социум, а точнее, индивиды как его активно действующие сознательные субъекты через создание институтов верховного управления своими объединениями оказались в силах самостоятельно, без участия природного фактора (биологических инстинктов) организовать себя, «оказывать покровительство и защиту всем членам ассоциации. и поддерживать. [внутри нее] вечное согласие» [12, с. 84]. Следовательно, если ранее человек всегда переходил от одних действий к другим так, как требуется только ему самому для удовлетворения только его собственных потребностей в данное время и в данном месте, то теперь на первый план выдвигается именно его выживаемость в поле социального пространства. Подобный переход был успешно осуществлен благодаря сознательному подчинению единичной свободной воли каждого конкретного индивида совместной воле коллектива, что затем нашло свое выражение в категории «власть» (производное от древнегреческого слова «е^-ouoia», что означает
«возможность делать что-то», «право на что-то», «свобода чего-либо» [8, с. 575]).
Согласно И. Канту, «.сила наз. властью, если она может преодолеть сопротивление того, что само обладает силой» [10, с. 268]. Мы же под этой категорией будем понимать такую форму отношений между членами того или иного социального объединения, при которой одна их часть (субъект управления) получает право устанавливать в нем правила всеобщего бытия (законы, правовые нормы) и контролировать их соблюдение, тем самым направляя действия всех его членов (включая и себя) в общее русло. Установление данной формы отношений обусловлено, прежде всего, достижением единственно действительно значимой для каждого отдельного человека цели продления пределов нормального функционирования собственного организма посредством поддержания состояния бытийности всей организационной структуры социума в целом. Другими словами, власть (в том числе государственная) по своему характеру представляет собой потенциально существующую возможность поддерживать стабильность бытия социально-организованных объединений людей.
Однако парадокс заключается в том, что свои функции учреждения института верховной власти могут осуществлять лишь с помощью внедрения в сознание индивида нормативно-смысловой установки «если кто-либо откажется подчиниться общей воле, то он будет к этому принужден всем [социальным] организмом.» [11, с. 164].
Соответственно, человек, включаясь в систему властно-правовых отношений, всегда погружается в некий искусственно созданный самим его сознанием мир. Этот мир есть пространство насаждаемых извне мировоззренческих иллюзий свободной автономии человеческой деятельности, когда «каждый считает себя причиной того, чему он [на самом деле] является лишь следствием» [9, с. 42]. Уже этот аспект можно расценивать как нанесение разуму людей своего рода ущерба в виде искажения реальной действительности бытия. Кроме того, здесь человек всегда находится в состоянии как бы своеобразного «размеренного и мирного рабства» [15, с. 497], т. к. помещен в некие нематериальные, внешне обусловленные рамки, официально разрешенные границы, выход за пределы которых ведет к применению в отношении него различного рода социальных санкций, наказаний. Эти наказания в определенном контексте также не лишены аксиологически-отрицательного смысла, ведь любое из них, в сущности, может быть рассмотрено его сознанием как те самые «наносящая ущерб агрессия» и «недобровольное вынуждение к соблюдению норм», т. е. насилие, «зло,
причиненное государственной властью тому, кто совершением или несовершением какого-либо деяния совершил. правонарушение.» [5, с. 241], т. е., в свою очередь, также «совершил зло».
Таким образом, система властно-правовых отношений социального объединения (да и социума в целом) в различной степени, но, тем не менее,
непременно построена на мерах, которые всегда могут быть индивидуалистично расценены неким субъектом этих отношений как агрессивнопринудительные, наносящие ему ущерб. При этом право на применение этих мер все время остается исключительно за субъектом управления данным объединением: «Государство есть то человеческое сообщество, которое внутри определенной области. претендует (с успехом) на монополию легитимного физического насилия. Ибо. право на физическое насилие приписывается всем другим союзам или отдельным лицам лишь настолько, насколько государство со своей стороны допускает это насилие: единственным источником «права» на насилие считается государство» [3, с. 645-646]. Следовательно, только субъект управления при помощи специализированного «собрания дисциплинированных убийц», как называл Л. Н. Толстой [16, с. 259] полицию, суд, армию и т. д., в пределах своей сферы влияния, на закрепленной под его непосредственным контролем территории может применять насилие в качестве наказания за те или иные проступки того или управляемого им субъекта. Любые иные же акции «личного» насилия (будь то частная или групповая месть, дуэль, самосуд, криминальные конфликты, террористические акты и т. п.) не обладают правом на легальность своего осуществления, т. е. их применение, хотя и остается вполне действенным средством по своим ближайшим последствиям, но абсолютно неприемлемо в дальнейшей социальноисторической перспективе.
Таким образом, «насилие института
верховной правовой власти» (или «насилие власти») имеет решающее значение для системы бытия каждого конкретного индивида, при этом выступая и как неотъемлемое условие протекания всего глобального процесса общественно-исторической эволюции.
В качестве подтверждения подобного рода утверждений можно проанализировать
исторический пример государственного образования с так называемой древневосточно-деспотической формой управления.
По сложившейся «западно-научной» традиции, внутреннее социальное состояние таких сообществ исследователи практически всегда оценивают резко отрицательно: «Деспотизм есть господство человека над человеком, господство неограниченное и руководимое лишь произволом самого господствующего» [18, с. 114]. Другими словами, их основное внимание здесь отводится именно институту власти, который абсолютным, «тотальным» образом регулирует все сферы жизни всех членов данного объединения: «Ни одно лицо, ни богатые, ни бедные, ни знать, ни простолюдины не имели здесь никаких гарантий от посягательств власти» [17, с. 16].
Но если подойти к его анализу с иной, прагматическо-исторической и социальнофилософской точек зрения, то, по нашему мнению, здесь можно вполне определенно обосновать правомерность и даже практичность возникновения
таких форм управления на данном этапе исторической эволюции человеческого общества. Дело в том, что эти достаточно сложные социальнохозяйственные системы были основанные на трудоемком поливном земледелии в условиях огромных территориальных пространств и непростых климатических условий. Следовательно, для успешности своего функционирования они требовали предельного взаимодействия всех (или, правильнее сказать, большинства) своих членов в направлении основной цели общегруппового выживания: «В процессе консолидации огромного аппарата по упорядочению жизни масс каждый должен ему служить и своим трудом участвовать в создании нового» [20, с. 47]. Но эта целевая направленность, по известным причинам, всегда вступает в непримиримое противоречие, конфронтацию с индивидуальными интересами отдельных членов. В подобных «экстремальных» для бытия условиях существования, чтобы максимально сплотить всех субъектов сообщества, выработать у них «преданность. и готовность безоговорочно служить [единой цели].» [17, с. 15], вероятно, и потребовалось возникновение подобного государственного образования. Оно заключало в себе институт верховного управления с широкими правоохранительно-карательными
возможностями, с четким и единым для всех без исключения членов законодательством [17, с. 16] и местной системой самоуправляющихся общин [17, с. 18], которые необходимо рассматривать исключительно в качестве «рычагов» более успешного взаимодействия его отдельных частей.
«Насилие власти» обладает также рядом своих характерных особенностей. Во-первых, оно всегда социально оправдано, т. е. обосновывается необходимостью борьбой с «еще большим злом» -«социальным хаосом»: «Когда преступление
начинает служить орудием государства, оно становится добродетелью» [2, с. 64].
Во-вторых, возможность применения насилия властвующим субъектом всегда находится в неких четко установленных пределах и не является спонтанной. В данном случае абсолютно каждому «подвластному» субъекту должны быть заранее известны все возможные виды проступков и наказаний, которые, соответственно, не должны им совершаться и которые могут быть в отношении него использованы, чтобы он мог их как бы заблаговременно осмыслить: «. Обязанностью той же верховной власти является установление и обнародование правил или мерок, благодаря которым каждый бы знал, что следует. делать и его следует избегать в повседневной жизни» [6, с. 137].
Следует специально подчеркнуть, что объектом правового наказания в идеале при совершении им проступков должен стать и сам субъект управления, разработавший подобного рода социальные ограничения: «Ибо для тех или для того, в чьих руках верховная власть, столь же невозможно... открыто нарушать и презирать им же самим изданные законы и в то же время сохранять
подобающее ему величие [т. е. признание легитимности его действий], как невозможно одновременно быть и не быть» [14, с. 268]. Иными словами, единый «образ жизни», создающийся в рамках социального объединения при организации общеправового поля, должен быть действительно единым для каждого его члена.
В-третьих, «насилие власти» имеет свойство принимать латентный, «культурный» [4, с. 34] характер традиции, «высшего» «безликого»
принуждения, существующего постоянно и непрерывно на протяжении бытия многих поколений. В итоге оно настолько прочно входит в сознание рядовых членов сообщества, так сказать «легитимируется» их разумом, признается им в качестве значимого основания существующего положения дел, что, оставаясь, по сути, аксиологически-негативным феноменом бытия, начинает восприниматься ими как вполне общественно-приемлемое явление. Как замечал Т. Гоббс, «всякое явление... по мере своего
повторения подчиняет себе... [человеческую]
природу и приводит его к тому, что он сперва начинает терпеть, а затем и любить такое явление» [7, с. 254].
В целом мы склонны считать, что в рамках реального бытия всякого единичного человека, в рамках его взаимодействия с другими людьми, а, кроме того, и в пределах всего общественноисторического процесса любая по-настоящему «правильно» функционирующая система властно -правовых отношений выполняет именно «спасительную» функцию, хотя при этом в той или иной степени всегда основывается на агрессивных и принудительных операциях, скрытых и открытых. Насилие в данном случае и как «недобровольное» принуждение, и как индивидуалистично
отрицательно-оцениваемая агрессия - это и есть то орудие, средство, с помощью которого верховный институт узаконенной власти в состоянии успешно справиться со своей задачей по поддержанию стабильности и порядка в объединениях и социуме в целом. Насилие не есть сущностная составляющая, а является сопутствующим элементом правовой власти.
Литература
1. Аристотель Политика / Аристотель // Аристотель Политика. Афинская полития / Аристотель. М.: Мысль, 1997. С. 33-268.
2. Бакунин М.А. Коррупция. - О Макиавелли. -Развитие государственности / М.А. Бакунин // Вопросы философии. 1990. № 12. С. 59-66.
3. Вебер М. Политика как призвание и профессия / М. Вебер // Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. С. 644-706.
4. Галтунг Д. Культурное насилие / Д. Галтунг // Социальные конфликты: экспертиза, прогнозирование, технологии разрешения. Выпуск 8; под ред. Е.И. Степанова. М.: Институт социологии РАН, 1995. С. 34-55.
5. Гоббс Т. Левиафан, или материя, форма и власть государства церковного и гражданского / Т. Гоббс // Сочинения: в 2 т. Т. 2. М.: Мысль, 1991. С. 3-643.
6. Гоббс Т. Основ философии: в 3 ч. Ч. 3: О гражданине / Т. Гоббс // Сочинения: в 2 т. Т. 1. М.: Мысль, 1989. С. 270-506.
7. Гоббс Т. Основ философии: в 3 ч. Ч. 2: О человеке / Т. Гоббс // Сочинения: в 2 т. Т. 1. М.: Мысль, 1989. С. 219-269.
8. Дворецкий И.Х. Древнегреческо-русский
словарь: в 2 т. / И.Х. Дворецкий. Т. 1. М.: ГИИнС, 1958. 1044 с.
9. Канетти Э. Монстр власти: роман / Э. Канетти, С. Московичи. М.: Алгоритм, 2009. 240 с.
10. Кант И. Критика способности суждения / И. Кант // Сочинения: в 6 т. Т. 5. М.: Мысль, 1966. С. 161527.
11. Руссо Ж.-Ж. Об общественном договоре, или принципы политического права / Ж.-Ж. Руссо // Трактаты. М.: Наука, 1969. С. 151-256.
12. Руссо Ж.-Ж. Рассуждение о происхождении и основаниях неравенства между людьми / Ж.-Ж. Руссо // Трактаты. М.: Наука, 1969. С. 31-108.
13. Сорокин П.А. Социология революции / П.А. Сорокин // Человек. Цивилизация. Общество. М.: Политиздат, 1992. С. 266-294.
14. Спиноза Б. Политический трактат / Б. Спиноза // Сочинения: в 2 т. Т. 2. СПб.: Наука, 1999. С. 247-330.
15. Токвиль А. де Демократия в Америке / А. де Токвиль. М.: Весь Мир, 2000. 560 с.
16. Толстой Л.Н. Путь жизни / Л.Н. Толстой // Путь жизни. М.: Высшая школа, 1993. С. 25-474.
17. Феномен восточного деспотизма: структура управления и власти / под ред. Н.А. Иванова. М.: Наука: ИФ «Восточная литература», 1993. 392 с.
18. Франк С.Л. Философские предпосылки деспотизма / С. Л. Франк // Вопросы философии. 1992. №
3. С. 114-127.
19. Хайек Ф.А. Дорога к рабству / Ф.А. Хайек // Вопросы философии. 1990. № 12. С. 103-148.
20. Ясперс К. Призрак толпы / К. Ясперс, Ж. Бодрийар. М.: Алгоритм, 2008. 272 с.
Воронежский государственный технический университет
AGGRESSION AND VIOLENCE IN THE SYSTEM OF GOVERNMENT-LEGAL
RELATIONS OF THE SOCIETY
D.S. Shagako
Each person collides in the life with a lot of various displays of the complex social phenomenon of aggression and violence. It proves an urgency of research of such problems. In this article the author analyzes aggression and violence as phenomena which are present in the system of government-legal relations of the society
Key words: an aggression, violence, the government, the person
