CC BY
94
3. Gosudarstvennyj arhiv novejshej istorii Saratovskoj oblasti. F. 594. Op. 1.
4. Gosudarstvennyj arhiv Rossijskoj Federacii. F. A-374. Op. 27.
5. Gosudarstvennyj arhiv Saratovskoj oblasti. F. R-2026. Op. 2.
6. Gosudarstvennyj arhiv Saratovskoj oblasti. F. R-2108. Op. 2.
7. Lebina N. B. Jenciklopedija banal'nostej. Sovetskajapovsednevnost': kontury, simvoly, znaki. SPb., 2006.
8. Ocherki istorii Saratovskogo Povolzhja. Pod redakciej Ju. G. Goluba. 1917 - 1941. T.3. Ch.1. Saratov, 2006.
9. Samohin A. N., Loginova V. S. Saratovskij bibliotechnyj tehnikum: pervyj opytpodgotov-ki bibliotechnyh kadrov v saratovskom krae // Povyshenie kachestva professional'noj podgotovki budushhih uchitelej: Sb. nauch. st. - Saratov: IC «Nauka», 2010.
10. Sbornik statisticheskih svedenij po Saratovskomu kraju za 1934 g. Saratov, 1935.
Collection of statistical information on the Saratov region in Saratov, 1934, 1935.
11. Semjonov V. N., Semjonov N. N. Vesna na Rabochej ulice. Ocherki byta saratovskoj sem'i 30-50-h godovproshlogo veka. Saratov, 2012.
Шапиро Б.Л.
(Москва)
УДК 930.85
«ADVERSI, AVERSI, PERVERSI»: КОНЬ КАК ЧАСТЬ РУССКОГО ПОСОЛЬСКОГО ОБЫЧАЯ
Особенностью русской позднесредневековой культуры было мифологизированное массовое сознание, когда славянские верования еще сохранялись, а животные наделялись мифо-ритуальными функциями. В этом контексте анализируются посольские обычаи Московского государства XVI-XVII вв. Для рассмотрения избраны те из них, которые взаимодействуют с конем как с животным, традиционно находившемся в центре славянской мифологии.
Подробно рассматриваются все моменты, относящиеся к бытованию лошади в посольской культуре позднего средневековья. Это процедура конных встреч послов в поле, структура оформления конных поездов, церемониал въездов в Москву и в Кремль, обычаи пожалования коней посланникам для пребывания в Москве, правила приема посольских и ответных даров (в том числе определение их стоимости и процедура передачи) и специфика некоторых ритуалов из посольской повседневности.
В это время уже сформированный в общих чертах церемониал конного выезда становится важной частью русской средневековой культуры. Дорогие породистые кони и их драгоценное убранство как атрибуты престижа служат выстраиванию иерархии власти и играют существенную роль в формировании образа могущественного властителя в глазах представителей иноземной культуры.
В работе исследуются как общие правила, так и исключения из них. Акцент делается на понимании специфики русской культуры иноземными гостями. Согласно ему, русский посольский обычай, полный чудовищных контрастов, выглядит и как пугающий, и как притягательный одновременно. Конь здесь одновременно служит и средством расправы над неугодными посланниками и наиболее ценным даром для них же. Эта дихотомичность рассматривалась иностранцами, побывавшими в Московском государстве, как важный аспект русской культуры.
Ключевые слова и фразы: русская культура, дихотомичность, Московское государство, церемониал, посольство, история лошади
A specialty of late medieval Russian culture was mythologized mass consciousness, when the Slavic beliefs still persisted, and animals endowed with mytho-ritual functions. In this context, we analyze the embassy customs of the Muscovy XVI-XVII centuries. Examined the customs interact with the horse like an animal traditionally located in the center of Slavic mythology.
The detailed review of all aspects relating to the existence of the horse in the embassy culture of the late Middle Ages. This is a procedure equestrian meeting of ambassadors in the field, design structure for equestrian trains, the ceremonial entrance to Moscow and the Kremlin, the custom of giving horses to visitors for their stay in Moscow, admission rules Embassy and reciprocal gifts (including determination of their cost and the transfer procedure), and specificity some of the rituals of everyday life embassy.
At this time already formed in general ceremonial equestrian equipage it becomes an important part of Russian medieval culture. Expensive thoroughbred horses and their precious decorations as the prestige of the attributes are to build a hierarchy of authority and play a significant role in shaping the image of a powerful ruler for the representatives of the alien culture.
We study the general rules and its exceptions. The emphasis is on understanding the specifics of Russian culture by foreign guests. According to him, Russian embassy custom, full of monstrous contrasts, and looks like a frightening and as attractive simultaneously. The horse is here at the same time over the means of violence disagreeable ambassadors and most precious gift for them also. This dichotomy has been viewed by foreigners who visited the Muscovy, as an important aspect of Russian culture.
Key words and phrases: Russian culture, binary character, Muscovite Russia, ceremonial, Embassy, history of the horse
Страной чудовищных контрастов называли Россию иностранцы, размышлявшие о специфике русской культуры. Одним из представителей этого широкого ряда был венецианский писатель Франческо Тьеполо. В 1560 г. он оценил современную ему Московию выражением «adversi, aversi, perversi», что понималось как своеволие и недружелюбность, которые совмещались с хитростью, переходящей в коварство [29, с. 328]. Эти качества московитов обыкновенно сочетались с обычаем представлять себя в самом выгодном свете, что было хорошо известно их ближним и дальним соседям.
В XVI-XVII вв. Россия поддерживала постоянные отношения с шестнадцатью иностранными государствами в Европе и в Азии [15, с. 39-46]. Взаимоотношения с этими странами во многом зависели от степени их значимости для московского двора. К началу XVII в. Польша, Швеция и Османская империя занимали лидирующее положение [22, с. 9]. В середине столетия внешнеполитическая расстановка сил изменилась: согласно новым приоритетам Московии, Священная Римская империя и Дания заняли последнее место, а Турция и Персия - первое [34, с. 127]. Знакомство с русской культурой для этих стран происходило через посредство путешественников, коммерсантов и посланников.
Все происходящее и сущее в русском позднесредневековом сознании все еще наделялось мифологическими свойствами. Одно из центральных мест в сложившейся славяно-русской мифо-ритуальной иерархии занимал конь. Еще у славян он входил в число наиболее престижных атрибутов власти, в силу чего погребение с конями было самым торжественным из всех известных вариантов захоронения и его удостаивались только вожди и знатные воины. Конь был символом и товарищем Дажьбога, от которого вели свое происхождение древнерусские князья, поскольку считалось, что именно при нем был установлен институт княжеской власти. В славянской дохристианской религии князь был одновременно и верховным жрецом; а поскольку только в лице монарха соединялись две ипостаси - священная власть и воинская доблесть, то конь закономерно являлся знаком обеих [33, с. 134].
Учитывая вышесказанное, конь, понимаемый в русском средневековом сознании однозначно как символ царя, в системе посольского обычая мог служить только наиболее почетным посольствам. Так, посланников крымского и ногайского ханств в царский дворец ве-
ли пешком [34, с. 142], а грузинским представителям, как не имеющим высокого статуса, коней в качестве царских даров не жаловали [3, с. 71].
Лошадь стала неотъемлемой частью посольского обычая позднего средневековья: «на встрече б с приставы было детей боярских много, а были б нарядны и конны», - было сказано Иваном Грозным по случаю встречи литовского посольства [25, с. 103]. В то же время незыблемым было правило, что как встречающим, так и встречаемым полагалось только самое лучшее из того, что имелось в царском хозяйстве и соответствовало их статусу. «А цареви-чевым бояром и чиновным людем лошади з государевы ж конюшни с седлы и с узды с чистыми наряды по посольскому обычаю», - отмечали современники [3, с. 70].
Конь здесь выступал как один из атрибутов власти, которую московиты демонстрировали посланникам. При распределении лошадей соблюдался следующий порядок: сами послы получали лошадей от царя, его свита - от лица царских «ближних людей». Дипломатам более низкого ранга лошади направлялись от посольских дьяков. Гонцы, церемония встречи которых была лишена торжественности и, вследствие этого, проходила без скопления народа, часто въезжали в столицу на собственных лошадях. На своих же лошадях путешествовали и представители крымского и (в их бытность) ногайского, казанского и астраханского ханств [34, с. 84]; согласно сложившемуся на практике обычаю, последнюю, наиболее официальную часть церемонии встречи, они часто проделывали пешком.
О применении этого негласного правила свидетельствует и итальянский коммерсант Рафаэль Барберини, посетивший Москву в 1565 г. По его словам, здесь «...несколько назначенных государем придворных отправляются из дворца, в богатых одеждах, верхом на прекрасных конях, в парадных разноцветных сбруях; прибыв в посольский дом, берут послов с собою и везут их, тоже верхом, но на самых скверных и убранных в самую дурную сбрую лошаденках, во дворец; тут шагов за тридцать или за сорок от дворца и заставляют их, из чванства, слезать со своих кляч и идти пешком» [2, с. 26]. Московиты наделяли коня дополнительной возможностью возвеличить либо унизить гостей Московии; выбор первого или второго зависел как от сложившихся внешнеполитических отношений, так и от поведения самих посланников.
Предоставление иноземным гостям лошадей с царских конюшен - обычай довольно позднего происхождения, который в посольских книгах отмечается не ранее второй половины XVI в. Первоначально лошади присылались только тем из послов, кто не имел собственных лошадей, поскольку прибыл морем (здесь отметим, что способы транспортировки лошадей по воде были известны издавна - Б.Ш.), либо тем из них, чьи животные не способны были украсить собой торжественную процессию посольской встречи.
Тем из гостей Московии, кто имел собственную парадную лошадь, но которым все же полагались царские лошади по регламенту встречи, использование своих лошадей воспрещалось. Так, английский дипломат Томас Смит рассказывает, что в 1604 г. глава миссии и его свита въезжали в Москву на царских лошадях, несмотря на то, что посольство привезло с собой для этой цели два десятка парадных лошадей. На месте встречи иноземцев, в Ростокино, «.посол, выйдя из своего экипажа, сел на своего же парадного коня и двинулся дальше при звуках музыки, исполняемой его собственными трубачами, - сообщает Т. Смит. - Проехав еще с четверть мили, милорд был встречен дворянином из конюшенного приказа, в парадном платье, который, сняв шапку, объявил послу, что великий государь, молодой царевич и конюший боярин изволили прислать ему испанского жеребца в сбруе, богато убранной золотом, жемчугом и драгоценными камнями, с большою, из чеканного золота, цепью, надетою коню на шею. Тогда посол, сойдя с своего коня, обнял названного дворянина, выразил свою нижайшую благодарность и тотчас пересел на присланного ему иноходца. Далее тот же дворянин объявил, что царю угодно было прислать коней и для королевских придворных, также в богатом убранстве, а затем и для всех прочих членов посольской свиты» [26, с. 2627].
От предложенной лошади, как и от ее убранства отказываться было не принято; этот обычай доставлял европейским гостям, не привыкшим к русским седлам-арчакам, некоторые
неудобства. Отклонения царских предложений были случаями единичными. Так, в 1583 г. посланник Елизаветы I Джером Баус не принял приготовленного специально для него прекрасного жеребца в богатом убранстве, недовольный тем, что этот конь был хуже, чем тот, на котором прибыл встречающий его князь Иван Сицкий. Не справившись с разрешением конфликта, Дж. Баус вошел в Кремль пешком [6, с. 82].
Это событие не укладывалось в рамки московского дипломатического протокола, где строго оговаривалось и другое правило: послы и их свита всегда въезжали в Кремль только верхом; однако строгость этого положения, оформившегося в середине XVI в., со временем смягчалась. К началу XVII в. оно уже не имеет характера догмы. Так, в 1601 г. посланнику Елизаветы I Ричарду Ли, несмотря на его больные ноги, не разрешили пользоваться ни каретой, ни седлом западноевропейского типа с удобной посадкой: «в возку ехать непригожь», а также «своего седла на лошадь класть непригожь» [34, с. 86]. Однако немощному представителю Священной Римской империи Абрагаму Дону ехать в собственной карете позволили, при этом присланную Борисом Годуновым лошадь вели перед каретой посла: «... челом бью, а на аргамаке мне ехати невозможно, потому что есми немощен: в ногах камчуг (подагра -Б.Ш.) <...> как то услышит Царского величества шурин Борис Федорович про его скорбь, и он на него в том гневу не положит. И на аргамака не сел, поехал в возку своем; и конюх Шихман Косаткин велел аргамака вести перед ним, от возка его» [20, ст. 469]. Эти события относятся к посольству 1597 г.
При Алексее Михайловиче это правило уже не было нормативным: посланникам разрешались и собственные, и русские кареты. Так, в 1660 г. встреча Елены Леонтьевны Диаса-мидзе, матери грузинского царевича Николая Давыдовича, проходила по следующему церемониалу: «...каптану (колымагу) под царицу послати з государевы конюшни с стремянным конюхом. А сидети у царицы в каптане и за каптаною идти кому государь и государыня царица укажут. А столника князь Федорове жене Хилкова ехати в каптане позади царицыны каптаны.А приехати царице Елене на государев двор в Столовые ворота и приехать к Каменной лестнице, вытти ис каптаны и идти вверх ко государыне царице в комнату» [3, с. 83]. В зимнее время кареты, возки и каптаны заменялись на сани. Так, упоминается, что при Алексее Михайловиче великий и полномочный посол Польши в Кремль «шел в санех» и происходило это «по посольскому обычаю» [3, с. 54].
К вполне оформившемуся к этому времени посольскому обычаю причислялись следующие конные действа: встречи в поле, торжественный въезд в Москву, проводы внутри города, въезд в Кремль, получение посольских даров и ответное одаривание и, наконец, ритуал дарования пиршественных кушаний с царского стола. Регламент этих действ был строго определенным, с различными оговорками для дипломатов разных рангов.
Первая встреча посольского поезда проходила за городом, в поле; для этого царем высылались конные отряды из дворян и боярских детей [18, с. 68-69]. Общее число участников поезда, направленного для встречи чужеземных посланников, достигало 16 000 человек; об одной такой встрече турецкого посла рассказывает немецкий путешественник и географ Адам Олеарий [19, с. 58; 23, с. 287].
С течением времени пышность массовых посольских встреч возрастала, достигая максимума в правление Алексея Михайловича. Так, с конца первой трети XVII в. перед въездом в Москву выстраивались конные отряды регулярных войск. Особенно эффектным и поэтому запоминающимся был выезд конников жилецкой сотни, одетых в «.одноцветные красные длинные одежды; они сидели все на белых лошадях; за плечами и над головами их были прикреплены красиво раскрашенные крылья; они держали длинные копья, к остриям коих были приделаны позолоченные изображения летящего дракона, которые вертелись по ветру» [18, с. 67]. Об этом пишет английский поэт и политик Джон Мильтон в своей «A Brief History of Moscovia».
Эти сведения поддерживаются очевидцем, чешским путешественником Бернгардом Таннером, который сообщает, что «.цвет длинных красных одеяний был на всех [из нового, невиданного дотоле отряда воинов] одинаков, сидели они верхом на белых конях, а к плечам
у них были прилажены крылья, поднимавшиеся над головой и красиво расписанные; в руках - длинные пики, к концу коих было приделано золотое изображение крылатого дракона, вертевшееся по ветру. Отряд казался ангельским легионом» [27, с. 44].
Кроме жильцов, в процессии также участвовали конные латники, отряды тяжелой конницы, легкоконный отряд дворцовых великокняжеских телохранителей и конные дружины, состоящие из высшего дворянства и придворных великого князя [12, с. 321-333]. Ближайшее окружение посланников составляли три сотни всадников из дворян, ведомых «встречником посольским» - знатным дворянином из приближенных царя [6, с. 82; 27, с. 46]. Все в процессии имело одну смысловую нагрузку - демонстрацию могущественности Московского государства - и статность коней, и изящество вооружения, и разноцветие одежд: «.свиту двух Послов, назначенных к Королю Польскому, составляли 1500 всадников, одетых большей частью в золотые и шелковые одежды; о дорогих уборах лошадей, блестящих золотом и серебром, расшитых весьма искусно шелком, и говорить нечего. У них было 100 превосходных запасных белых иноходцев» [1, с. 56 ].
Первая встреча в глазах обеих сторон имела решающее значение. Отмечали, что русские «.очень остерегаются сходить с лошадей, пока не увидят, что и послы готовы сделать то же, тогда и слезают, если же случится, что послы, которые совсем не смотрят на эту чванливость, дотронутся ногами до земли прежде, чем слезут вожатые, эти подумают, что «наша-де взяла, добились мы больше почета» [10, с. 353], для чего они «все наблюдают свой почет и становятся справа, а все названные по именам в верющей грамоте едут между ними и посреди них» [10, с. 353].
Спешивание с лошади в системе посольского обычая играло свою особую роль, в результате чего это действо довольно часто приобретало анекдотический оттенок. Как пишет В.О. Ключевский, «.. .сошедшись, обе стороны прежде, чем начать объяснение, должны были сойти с лошадей или экипажей, о чем послу делалось внушение заранее; отговориться от этого нельзя было ни усталостью, ни болезнью, потому что - объясняли встречавшие - ни говорить, ни слушать, что говорят от имени государя, нельзя иначе, как стоя. При этом, оберегая честь своего государя, московский большой человек тщательно наблюдал, чтобы не сойти с лошади первым, от чего часто происходили важные недоразумения и споры с иностранным послом» [13, с. 39].
Об одном таком случае сообщает Т. Смит: «.эти люди полагают, что составляет большое умаление чести, если при встрече первым сойти с коня. Поэтому эти три боярина и начали было свою довольно нескладную речь, не слезая с своих коней <...> Тогда посол, во избежание обычной докучности их церемониальных речей, предупредил их дальнейшее разглагольствование, обратившись к ним с замечанием, что «не приличествует подданным двух столь могущественных монархов вести речь, сидя верхом, при таких исключительных обстоятельствах». От этих слов они не только устыдились своего церемонного сиденья в седле... но так растерялись. что тотчас же спрыгнули с коней, словно боясь, что их сбросят с себя лошади. Вслед за ними сошел с своего коня и посол» [26, с. 27-28].
По окончании речей обе стороны садились в свои экипажи или на лошадей; здесь ловкость московских и иноземных дипломатов была направлена на то, чтобы проделать это первыми. Чтобы преуспеть в этом, московиты не гнушались всевозможными уловками. Так, по словам А. Олеария, в 1634 г. при встрече турецкого посла тому нарочно подали разгоряченную лошадь, на которую невозможно было сесть [13, с. 42].
Конные отряды, встречая иностранных гостей в поле, провожали их до границ города, въезжая вместе с ними в Москву и затем в Кремль. Многие очевидцы отмечают, что конный поезд «горел, как жар, своим светлым убранством» [27, с. 45-46], «серебром и золотом» [31, с. 46]; это неудивительно, учитывая, что зачастую «вся сбруя <...> была золотая; стремена и разные украшения, слитые из чистого золота, весили 10 000 червонцев» [31, с. 38]. Коня в парадном уборе и одежду князя Ивана Михайловича Глинского англичанин Джером Горсей оценил в 100 тысяч марок стерлингов, а одно только церемониальное убранство лошади Фе-
дора Иоанновича, вышитое жемчугом и драгоценными камнями, - в три раза больше [7, с. 144-145].
По пути следования посольский поезд шел через коридор, образованный отрядом из нескольких тысяч вооруженных стрельцов, стоявших по обе стороны дороги. Стрельцов для охраны маршрута хватало не всегда, и тогда «.. .применялась известная хитрость: после того, как послы проезжали мимо, за спиной у них стрельцы боковыми улицами незаметно забегали вперед и снова строились в ряды. Неторопливо движущаяся процессия по нескольку раз проезжала вдоль одних и тех же людей» [34, с. 89-90]. Здесь отметим, что посольские проводы сопровождались такими же почестями, как и встречи.
Въезд во дворец происходил следующим порядком. Место и время спешивания всадника с лошади определялось его статусом и уровнем почета, который тот был готов оказать русскому царю. Как и при встрече в поле, «гонцы спешивались раньше, чем посланники и послы, а свита - раньше, чем члены посольства. Последним сходил с коня глава миссии. Одновременно с ним спешивался «болший» пристав, а остальные приставы - вместе со свитскими дворянами» [34, с. 143].
Место, определенное для спешивания, обыкновенно несколько отстояло от входа в царские палаты: подъехать верхом к крыльцу в русской культуре считалось бесчестьем. При этом расстояние, которое гость проходил пешком по двору, было прямо пропорционально оказанному этим действием почету. Этот, упомянутый Р. Барберини обычай, с конца XVI в. выглядел так: «.имперские послы спешивались обычно у «середнего быка» [Казенной палаты], посланники - «у второго окна», гонцы - «у первого быка». Польско-литовские дипломаты пользовались правом более близкого подъезда, чем представители других держав <...> но уже не «у середнего быка», а «у последнего окна»; послам «великим» разрешалось прямо с седла ступать на подъездной помост лестницы, которая вела на паперть Благовещенского собора» [34, с. 143]. Лошадей, предназначенных в дар русскому царю, позволялось подвести к крыльцу сеней приемного зала [11, с. 162].
Обмен дарами, которыми сопровождались визиты иноземных гонцов, купцов и посланников, был важным инструментом средневековой дипломатии. Традицию дарения «по-минков», то есть подарков иностранцам, поддерживали не все страны, однако в Московии этот обычай считался если не обязательным, то крайне желательным.
В целом в XVI-XVII вв. в обычае были поминки двух родов: во-первых, официальные, поднесенные русскому царю от имени главы государства посредством послов, путешественников или купцов, и, во-вторых, поднесенные лично (то есть непосредственно от лица, посетившего Московию). Согласно правилам, поминки первого рода могли быть переданы заочно, тогда как поминки второго рода должны быть поднесены царю только лично [34, с. 121]; для их передачи существовал специальный церемониал.
Принимать государевы дары отказывались лишь в исключительных случаях, которыми могли быть недовольство поведением второй стороны или слишком «легкие поминки», то есть недостаточная стоимость подарков. Так, в 1570 г. польский посол Миколай Талваш заявил, что дары, которыми одарил его Иван Грозный взамен подаренной лошади, малоценны: «Миколай запросил цену, что тот мерин не судит», - утверждали русские дипломаты [34, с. 123]. Царь, разгневанный упреком в скупости, недостойной главы государства, приказал зарубить эту лошадь прямо на глазах у посла.
Отметим, что со временем принцип, по которому формировались отдарки, изменялся. Если в XVII в. соответствие стоимости посольских подношений и ответных даров строго выверялось, то для XVI в. общим правилом был принцип, согласно которому царские отдарки были щедрее посольских даров в три и более раза (известны случаи соотношения ценности даров 1:30) [34, с. 124].
Лошади, драгоценная конская сбруя и кареты были в числе самых ценных посольских и ответных царских даров. Так, в числе подарков, поднесенных Борису Годунову главой посольства Великого княжества Литовского Львом Сапегой в 1600 г., были шесть гнедых и шесть итальянских половых (изжелта-белых - Б.Ш.) лошадей. Итальянские кони были убра-
ны пунцовой бархатной сбруей, оправленной в серебро; они были запряжены в носилки, «сверху покрытые красным бархатом, а в средине обложенные парчою на меху в серебряной оправе» [21, с. 106].
Гнедые лошади были турецкие, дунайские, испанские, цекельские и русские; все в красных бархатных уборах, которые отличались разнообразием золото-серебряной и жемчужной отделки. Часть убранства была изготовлена по-гусарски, часть - по-казацки.
Его сыну, князю Федору Борисовичу, Л. Сапега назначил в дар восемь лошадей, среди которых были пять аргамаков гнедой, сивой и каштановой масти. Часть лошадей была подарена вместе с оружием и со сбруей: «с гусарским седлом, на нем узоры серебряные; и у седла - меч с серебряным эфесом» и «с бархатным красного цвета седлом, оправленным в серебро; стремена серебряные позолоченные; узда серебряная позолоченная, и такая же при ней цепь или повод» [21, с. 105-109].
Согласно традиции, посольскими дарами выступали не только лошади, в том числе и одетые в драгоценный убор, но и искусно выполненное конское убранство само по себе. Так, в 1634 г. дарами греческих и турецких купцов и духовных лиц для Михаила Романова, согласно документам, были «.два наголовья, с очень искусно приготовленною переднею и заднею отделкой. Две попоны, шитые золотом и жемчугом. Наголовье для лошади, украшенное драгоценными камнями» [19, с. 28-29].
Дарами шаха Сефи Алексею Михайловичу при посольстве 1640-1643 гг. стала золотая оголовь, изготовленная в придворных мастерских Исфахана. Роскошное убранство было подарено русскому царю и в 1644 г. шахом Аббасом. Дарами шведского посольства короля Карла X под предводительством Густава Бьелке в 1656 г. стал парадный чепрак, расшитый золотом и унизанный жемчугом. Необычайно богатыми дарами, среди которых были лошади в ценном уборе и кареты, запомнилось голландское посольство Кунрада ван Кленка 1676 г. [22, с. 17-18; 35-36].
Здесь нужно отметить, что в посольских дарах ювелирной работы в Московии ценилась прежде всего стоимость материалов, а уже во вторую очередь техническое и художественное совершенство исполнения. Этот момент крайне важен для оценки качества даров герцогу Иоганну, о которых будет сказано ниже.
Встречались случаи, когда кони дарились не только со всем убранством, но и с обслугой. Известно, что в 1603 г. князь Адам Вишневецкий подарил Лжедмитрию «запряженную карету, шесть верховых лошадей, со всем убором, седлами, палашами, пистолетами, со всеми находившимися при них людьми, и просил его величество принять сию безделку» [30, с. 34].
Отметим, что для русского средневекового сознания были характерны представления не только о символической или мифо-ритуальной роли животных, но и о дуальности этих символов: «.двояко каждое творение, хотя бы в нем предполагали зло, но и добро обретается» [35, с. 338]. Соответственно этому пониманию конь был первым в ряду дорогих даров, предназначенных для иноземных посланников, и для них же - позором, когда, по воспоминаниям главы шведского посольства к Ивану IV Павла Юстена, «у многих связали руки и отдали во власть русскому всаднику, который, зацепив ремень, приказал бежать за ним» [36, с. 123]. Поругание по воле властителя могло превратиться в казнь, когда «раздетых донага, несмотря на мороз, без жалости избивали, привязывали по три и по четыре к хвостам лошадей и тащили, полумертвых-полуживых, заливая кровью дороги и улицы» [6, с. 53].
Передача коней как даров особенных проходила иначе, чем обыкновенно, когда подношения царям передавали в приемном зале. О дарах, что вносить во внутренние помещения было сложно технически, только объявляли название и имя дарителя, в то время как сами дары передавались на дворе. Из этого правила бывали и исключения. Об одном таком случае рассказывает участник Великого голландского посольства в 1675-1676 гг. Балтазар Койэтт: однажды главе посольства Конраду фан Кленку привели подаренную ему лошадь в столовую «через 18 крутых ступенек и опять по ним же назад». [14, с. 459].
Церемония передачи начиналась на посольском дворе, где царские стрельцы принимали дары в очередности, указанной в списке. Далее процессия выстраивалась по порядку и шествовала в Кремль; здесь же ехали посольские кареты и верховые дворяне и офицеры от каждой из сторон, сопровождавшие процедуру передачи. Коней в качестве подношения вели в начале шествия, перед посольской каретой или санями [22, с. 11]; конское убранство могло иметь символические знаки, указывающие на их происхождение. Так, дарами были Великого голландского посольства 1675-1676 гг. были 8 лошадей в попонах, на которых выткали гербы принца Оранского. «Таким образом подвигалось шествие, при постоянных звуках труб и литавр <...> Стрельцы, не переставая, все время играли на своих флейтах и свирелях и били в барабаны. Весь путь был так битком набит народом, что даже на крышах домов и на галереях башен все было заполнено. Действительно, ведь и было на что посмотреть», - вспоминает Б. Койэтт [14, с. 399-402].
По прибытии в Кремль лошади, в зависимости от их породности, поступали в одну из царских конюшен: в Аргамачьи конюшни в Конюшенном государевом дворце у Боровицких ворот Кремля, на конюшни Варварки в Китай-городе или на конюшни Белого города.
Особые церемониалы встречи разрабатывались не для посланников, но для лиц, чей приезд в Московию также имел внешнеполитическое значение. И без того пышная церемония въезда чужеземцев в город, в общих чертах неизменная, в этом случае могла быть дополнительно усилена эффектными деталями согласно важности момента.
Так, особо высокоторжественным был конный поезд царской невесты Марины Мнишек. «Впереди ехала тысяча бояр, вооруженных луками и стрелами: они провожали Марину от самой границы; за ними следовали 200 польских гусар, служивших воеводе сендомирско-му, в полном наряде, с белыми и красными значками на пиках; далее знатнейшие дворяне, также сын, зять и брат воеводы, все в богатых одеждах, на красивых конях турецких, коих сбруя была украшена золотом, серебром и драгоценными каменьями; воевода ехал, подле кареты своей дочери, на превосходном аргамаке, в багряно-парчовом кафтане, подбитом собольим мехом; шпоры и стремена были из литого золота с бирюзовыми накладками; невеста сидела в карете, обитой зеленою парчою; кучер был в зеленом кафтане шелковом; ее везли 8 белых турецких коней, выкрашенных от копыт до половины тела красною краскою: сбруя была на них красная, бархатная, с серебряными вызолоченными застежками; за невестою в 4 каретах ехали ее женщины в богатых нарядах; а по сторонам шли 300 гайдуков, очень красиво одетых в голубые суконные платья с длинными белыми перьями на венгерках или шапках», - сказано в дневнике М. Мнишек [31, с. 45-46].
Кроме того, в знак уважения от великого князя невесте царя была прислана карета, «.запряженная десятью конями с черными пятнами, в богатой раззолоченной сбруе из красного бархата; каждого коня вел особенный конюх, колесница была вызолочена внутри и снаружи и обита червленою материей» [31, с. 45-46]. По другим данным, карета была запряжена дюжиной белоснежных лошадей, и еще столько же верховых лошадей вели перед каретой в качестве «заводных». Верховые лошади были убраны дорогими попонами, седла были покрыты шкурами рысей и леопардов, а оголовья и стремена были позолочены [4, с. 57; 9, с. 47]. Карета была украшена по бокам серебром и царскими гербами; лошадей вели, держа поводья в руках. Именно в этой карете М. Мнишек и въехала в Москву в мае 1606 г.
Заводные, или выводные лошади неизменно отличались наиболее роскошным убранством; обыкновенно шествие ведомых за уздцы лошадей предваряло появление только царской кареты. Число их варьировалось в зависимости от торжественности момента, так что царской невесте был оказан более чем почетный прием. Торжественность момента подчеркивалась продолжением встречи в черте Москвы, когда, как вспоминает голландский посланник Исаак Масса, «.все князья, бояре, дьяки, дворяне и дети боярские, купцы и все прочие нарядились в самые богатые одежды и оставили всякую работу и торговлю, ибо надлежит встретить царицу. И всем, у кого были лошади, было велено выехать верхом в два часа утра, что и было все исполнено» [17, с. 128].
Почти так же помпезно встречали и датского принца герцога Иоганна, жениха царевны Ксении, единственной дочери царя Бориса Годунова, который посетил Москву в 1602 г. Для встречи герцога в Нарве была отправлена великокняжеская свита, состоявшая из 2000 конников и 500 пехоты. Для путешествия в Москву герцогу была предоставлена коляска, которую постоянно сопровождали 500 конников.
У Старицы герцога ожидали еще 4 000 вооруженных конников в парадной одежде. Здесь его ждали богатые подарки, в том числе «.от великого князя и царя всея Руси три прекрасные лошади. Между ними одна белая с черными, очень частыми пятнами, точно рысь. На каждой лошади серебряная сбруя, на русскую стать седло, обитое бархатом, серебром и золотом, и все это прекрасной работы» [5, с. 4-8; 8, с. 13].
Поблизости от Москвы герцога встречали 1 500 конников из числа московской придворной знати; как и прочие, они были одеты в самые лучшие кафтаны из золотой и серебряной парчи. Вызолоченное убранство их лошадей не уступало этим одеждам по своему богатству. Общее число конных встречников, по подсчету посланников, достигало 10 000 (результат подсчета совпал со сведениями принимающей стороны, по которым она предоставила 30 000 всадников) [8, с. 16].
Торжественное действо сопровождалось музыкой: били барабаны и литавры, которые при непосредственном въезде в город сменились на звон кремлевских колоколов. Здесь герцогу были подарен «.от имени царя прекрасный, серый в яблоках конь, в серебряном, вызолоченном седле и в чепраке из золотой парчи; нашейник у коня был серебряный, позолоченный, также и уздечка, по русскому обычаю, двойная» [5, с. 9]. Богато убранными конями были одарены и другие участники посольства, по их словам, и «большие и малые» [5, с. 9]; на них они и въехали в Москву [8, с. 16.].
На первый взгляд, эти дары были превосходны, однако иноземные гости отмечали и поддельные камни, и позолоченное серебро, призванные заменить по-настоящему драгоценные материалы. Так, у Старицы герцогу была подарена плетка, усаженная фальшивой бирюзой, а один из коней, полученных им из царской конюшни, был в уборе с поддельными самоцветами [8, с. 13-15]. На другой день после приезда герцогу был прислан царский стол из 99 (по другим сведениям - из сотни) кушаний на блюдах из чистого золота и восемь разного рода напитков в ендовах. [5, с. 13; 8, с. 17].
Церемония торжественной передачи послам кушаний с царского стола также происходила торжественным порядком, причем А. Олеарий в 1634 г. отмечал, что в более раннее время иноземные послы обедали у царя, теперь же еда присылается гостям на подворье [34, с. 224]. Соответственно сказанному, церемония торжественной передачи послам кушаний с царского стола встречалась в XVII в. значительно чаще, чем прежде.
Царский стол, если он посылался единой подачей, включал в себя огромное количество еды и питья, столовых приборов и принадлежностей. «Когда великий князь праздновал день своего рождения, - вспоминает Георг Тектандер, посланник Священной Римской империи, - нам, как и раньше, прислали из дворца 200 человек, которые несли каждый по блюду с разными рыбами, ибо это был постный день у московитов. Впереди же всего несли голые хлебы - каждый хлеб по два человека. Сперва поднесли один господину Послу, а потом и остальным, по старшинству чина, с теми же словами, которые я уже привел выше: что Великий Князь, дескать, нас ими жалует» [28, с. 45].
Другой очевидец приводит следующую последовательность церемонии передачи царских блюд. Центром внимания в этом поезде был верховой дворянин - распорядитель, призванный объявить послам царскую милость. «Если Император не расположен пировать с послом, после приема, по обычаю страны <...> посылает ему обед домой следующим порядком: прежде всего, направляет какого-нибудь знатного дворянина, одетого в золотую парчу, с воротником и в шапке, расшитыми жемчугом, который перед обедом отправляется верхом, чтобы передать послу приветствие и объявить милость Императора, а также чтобы составить ему компанию за обедом. Его лошадь окружают пятнадцать или двадцать слуг, затем идут два человека, несущие каждый по скатерти, свернутой в свиток, затем следуют двое других,
несущие солонки, и еще двое с двумя уксусницами, полными уксуса, затем еще двое, один из которых несет два ножа, а другой две ложки, весьма дорогие, далее следует хлеб, который несут шесть человек, идущих парами; далее следует водка и после - дюжина человек, несущих каждый по серебряному сосуду <...> с винами разных сортов <...> После этого несут столько же больших кубков немецкой работы; дальше следуют кушанья <...> в больших серебряных блюдах, но если Император благоволит послу, то вся посуда, которой накрывают на стол, - золотая. Затем появляются 18 или 20 больших жбанов, наполненных медоном (медовым напитком) различных сортов, каждый из них несут два человека, далее следует дюжина людей, несущих каждый по пять-шесть больших чаш для питья, и после всего следуют две или три тележки с медоном и брагой для простолюдинов, все несут отряженные для этого стрельцы, которые одеты самым подобающим образом. Я видел до трех и четырех сотен их, несущих. кушанья и напитки для одного обеда, и видел, как в один день посылали три обеда разным послам, но одному больше, другому - меньше; однако тем же вышеописанным порядком» [16, с. 158]. При этом иностранцы, побывавшие при русском дворе, отмечают, что получать кушанья, прежде отведанные царем, считалось здесь высшей честью, на которую могли рассчитывать посланники [24, с. 293].
В XVI-XVП вв. уже сформированный в общих чертах посольский обычай становится важной частью русской средневековой культуры. Полный чудовищных контрастов, в глазах представителей иноземной культуры он выглядит и как пугающий, и как притягательный одновременно. Дорогие породистые кони и их драгоценное убранство - эти атрибуты престижа служили выстраиванию иерархии власти и играли существенную роль в формировании образа могущественного властителя, «повелителя и царя над многими странами» [32, с. 5]. В системе русского посольского обычая конь одновременно служит и средством расправы над неугодными посланниками и наиболее ценным даром. Эта дихотомичность рассматривалась иностранцами, побывавшими в Московском государстве в XVI-XVII вв., как важный аспект русской культуры.
Список литературы
1. Адамс К. Первое путешествие англичан в Россию в 1553 году //Журнал министерства народного просвещения. - 1838. - № 10. - С. 35-64.
2. Барберини Р. Путешествие в Московию Рафаэля Барберини в 1565 году // Сказания иностранцев о России в XVI и XVII веках. - СПб.: Тип. Штаба военно-учебных заведений, 1843. С. 2-64.
3. Белокуров С. А. Дневальные записки Приказа тайных дел 7165-7183 гг. - Москва: Тип. Штаба Моск. военного округа, 1908.
4. Буссов К. Московская хроника. 1584-1613 // Хроники Смутного времени/ Конрад Буссов. Арсений Елассонский. Элиас Геркман. «Новый летописец». - М.: Фонд Сергея Дубо-ва, 1998. - С. 9-162.
5. [Вебер И., Лунд М.И.] Подлинное известие о русском и московском путешествии и въезде светлейшего высокородного князя и государя, господина герцога Иогансена младшего из королевского датского рода и проч. // Чтения в Обществе истории и древностей российских. - 1867 - № 4. - С. 2-56.
6. Горсей Дж. Записки о России. XVI - начало XVII в. - М.: Изд-во МГУ, 1990.
7. Груневег М. Записки о торговой поездке в Москву в 1584-1585 гг. - М.: Памятники исторической мысли, 2013.
8. Гюльденстиерне А. Путешествие его княжеской светлости герцога Ганса Шлез-виг-Голштейнского в Россию 1602 г. // Чтения в Обществе истории и древностей Российских. - 1911. - № 3. - С. 5-32.
9. Дневник Марины Мнишек (1607-1609 г.). - М.: [б.и.], 1908.
10. Ерлезунда П. П. История о Великом Княжестве Московском // Чтения в Обществе истории и древностей российских. - 1867. - № 2. - С. 343-578.
11. Загородняя И. А. Дипломатические дары из Литвы и Речи Посполитой. Типология и новые атрибуции // Декоративно-прикладное искусство Западной Европы. - М.: Куна, 2006. С. 158-191.
12. Исторический рассказ о путешествии польских послов в Московию, ими предпринятом в 1667 году // Проезжая по Московии. - М: Международные отношения, 1991. С. 320-341.
13. Ключевский В. О. Сказания иностранцев о московском государстве. - М.: Унив.,
1866.
14. Койэтт Б. Посольство Кунраада фан Кленка к царям Алексею Михайловичу и Феодору Алексеевичу. - СПб.: Тип. Главного упр. уделов, 1900.
15. Котошихин Г. К. О России в царствование Алексея Михайловича. - СПб.: Изд. археографической комиссии, 1884.
16. Маржерет Ж. Состояние Российской империи. Ж. Маржерет в документах и исследованиях (Тексты, комментарии, статьи). -М.: Языки славянских культур, 2007.
17. Масса И. Краткое известие о Московии в начале XVII в. - М.: Гос. Соцэкиз, 1937.
18. Мильтон Дж. Московия Джона Мильтона. - М.: Унив. Тип. Катков и К, 1875.
19. Олеарий А. Описание путешествия в Московию. - Смоленск: Русич, 2003.
20. Памятники дипломатических сношений с Римской Империей. Т. II. С 1594 по 1621 г. - СПб.: Тип. IIОтделения СобственнойЕ. И. В. Канцелярии, 1852.
21. Пельгржимовский-Пелеш И. Описание посольства Льва Сапеги в Москву в 1600 г. //Журнал Министерства народного просвещения. - 1850. - № 68. - С. 91-122.
22. Посольские дары русским царям. Каталог выставки / Сост. и авт. ст. И. А. Загородняя. - М.: Московский Кремль, 2005.
23. Рейтенфельс Я. Сказания светлейшему герцогу Тосканскому Козьме Третьему о Московии // Утверждение династии. -М.: Рита-Принт, 1997. С. 231-406.
24. Роде А. Описание второго посольства в Россию датского посланника Ганса Оль-деланда в 1659 году // Проезжая по Московии. - М: Международные отношения, 1991. С. 285-319.
25. Савва В. И. О Посольском приказе в XVI в. - Харьков: Тип. Т-ва потр. о-в юга России, 1917.
26. Смит Т. Сэра Томаса Смита путешествие и пребывание в России. - СПб.: Тип. В. С. Балашева, 1893.
27. Таннер Б. Описание путешествия польского посольства в Москву в 1678 г. // Чтения в Обществе истории и древностей Российских. - 1891. - № 3. - С. 1-202.
28. Тектандер Г. Какаш и Тектандер. Путешествие в Персию через Московию 16021603 гг. - М.: Императорское общество истории и древностей Российских, 1896.
29. Тьеполо Ф. Рассуждение о делах московских // Исторический Архив. - 1940. - №3. - С. 305-388.
30. Устрялов Н. Г. Сказания современников о Дмитрии Самозванце. Ч. 1. Берова летопись московская. - СПб.: Императорская Российская академия, 1831.
31. Устрялов Н. Г. Сказания современников о Дмитрии Самозванце. Ч. 2. Записки Георга Паерле. - СПб.: Императорская Российская академия, 1832.
32. Ченслер Р. Известия англичан о России во второй половине XVI века // Чтения в Обществе истории и древностей Российских. - 1884. - № 4. - С. 1-105.
33. Шапиро Б. Л. Реликты славянского культа коня в погребальном обряде государ-ского чина по московскому обычаю //Клио. № 7 (15) - 2016. - №. - С. 133-141.
34. Юзефович Л. А. Путь посла. Русский посольский обычай. Обиход. Этикет. Церемониал. - СПб.: Изд-воИванаЛимбаха, 2007.
35. Юрганов А. Л. Категории русской средневековой культуры. - М.: МИРОС, 1998.
36. Юстен Павел. Посольство в Московию 1569-1572 гг. - СПб.: Русско-Балтийский информационный центр БЛИЦ, 2000.
References
1. Adams K. Pervoe puteshestvie anglichan v Rossiyu v 1553 godu // Zhurnal ministerstva narodnogo prosveshcheniya. - 1838. - № 10. - P. 35-64.
2. Barberini R. Puteshestvie v Moskoviyu Rafaelya Barberini v 1565 godu // Skazaniya inostrantsev o Rossii v XVI i XVII vekakh. - SPb.: Tip. Shtaba voenno-uchebnykh zavedenii, 1843. P. 2-64.
3. Belokurov S. A. Dneval'nye zapiski Prikaza tainykh del 7165-7183 gg. - Moskva: Tip. Shtaba Mosk. voennogo okruga, 1908.
4. Bussov K. Moskovskaya khronika. 1584-1613 // Khroniki Smutnogo vremeni/ Konrad Bussov. Arsenii Elassonskii. Elias Gerkman. «Novyi letopisets». - M.: FondDubova, 1998. - P. 9162.
5. [Veber I., LundM.I.] Podlinnoe izvestie o russkom i moskovskom puteshestvii i v"ezde svetleishego vysokorodnogo knyazya i gosudarya, gospodina gertsoga Iogansena mladshego iz ko-rolevskogo datskogo roda i proch. // Chteniya v Obshchestve istorii i drevnostei rossiiskikh. - 1867
- № 4. - P. 2-56.
6. Gorsei Dzh. Zapiski o Rossii. XVI-nachalo XVII v. - M.: Izd-vo MGU, 1990.
7. Gruneveg M. Zapiski o torgovoi poezdke v Moskvu v 1584-1585 gg. - M. : Pamyatniki istoricheskoi mysli, 2013.
8. Gyul'denstierne A. Puteshestvie ego knyazheskoi svetlosti gertsoga Gansa Shlezvig-Golshteinskogo v Rossiyu 1602 g. // Chteniya v Obshchestve istorii i drevnostei Rossiiskikh. - 1911.
- № 3. - P. 5-32.
9. DnevnikMariny Mnishek (1607-1609 g.). -M.: [b.i.], 1908.
10. Erlezunda P. P. Istoriya o Velikom Knyazhestve Moskovskom // Chteniya v Obshchestve istorii i drevnostei rossiiskikh. - 1867. - № 2. - P. 343-578.
11. Zagorodnyaya I. A. Diplomaticheskie dary iz Litvy i Rechi Pospolitoi. Tipologiya i novye atributsii // Dekorativno-prikladnoe iskusstvo Zapadnoi Evropy. - M.: Kuna, 2006. P. 158191.
12. Istoricheskii rasskaz o puteshestvii pol'skikh poslov v Moskoviyu, imi predprinyatom v 1667 godu //Proezzhayapo Moskovii. - M: Mezhdunarodnye otnosheniya, 1991. P. 320-341.
13. Klyuchevskii V. O. Skazaniya inostrantsev o moskovskom gosudarstve. - M.: Univ.,
1866.
14. Koiett B. Posol'stvo Kunraada fan Klenka k tsaryam Alekseyu Mikhailovichu i Feodoru Alekseevichu. - SPb.: Tip. Glavnogo upr. udelov, 1900.
15. Kotoshikhin G. K. O Rossii v tsarstvovanie Alekseya Mikhailovicha. - SPb.: Izd. ark-heograficheskoi komissii, 1884.
16. Marzheret Zh. Sostoyanie Rossiiskoi imperii. Zh. Marzheret v dokumentakh i issledova-niyakh (Teksty, kommentarii, stat'i). -M.: Yazyki slavyanskikh kul'tur, 2007.
17. Massa I. Kratkoe izvestie o Moskovii v nachale XVII v. - M.: Gos. Sotsekiz, 1937.
18. Mil'ton Dzh. Moskoviya Dzhona Mil'tona. - M.: Univ. Tip. Katkov i K, 1875.
19. Olearii A. Opisanie puteshestviya v Moskoviyu. - Smolensk: Rusich, 2003.
20. Pamyatniki diplomaticheskikh snoshenii s Rimskoi Imperiei. T. II. S 1594 po 1621 g. -SPb.: Tip. II Otdeleniya Sobstvennoi E. I. V. Kantselyarii, 1852.
21. Pel'grzhimovskii-Pelesh I. Opisanie posol'stva L'va Sapegi v Moskvu v 1600 g. // Zhurnal Ministerstva narodnogo prosveshcheniya. - 1850. - № 68. - P. 91-122.
22. Posol'skie dary russkim tsaryam. Katalog vystavki / Sost. i avt. st. I. A. Zagorodnyaya. -M.: Moskovskii Kreml', 2005.
23. Reitenfel'sYa. SkazaniyasvetleishemugertsoguToskanskomuKoz'meTret'emuoMoskovii // Utverzhdeniedinastii. -M.: Rita-Print, 1997. P. 231-406.
24. RodeA. Opisanievtorogoposol'stvavRossiyudatskogoposlannikaGansaOl'delandav 1659 godu // ProezzhayapoMoskovii. - M: Mezhdunarodnyeotnosheniya, 1991. P. 285-319.
25. Savva V. I. O Posol'skom prikaze v XVI v. - Khar'kov: Tip. T-va potr. o-v yuga Rossii,
1917.
26. Smit T. Sera Tomasa Smita puteshestvie i prebyvanie v Rossii. - SPb.: Tip. Balasheva,
1893.
27. Tanner B. Opisanieputeshestviyapol'skogoposol'stva vMoskvu v 1678 g. // Chteniya v Obshchestve istorii i drevnostei Rossiiskikh. - 1891. - № 3. - P. 1-202.
28. Tektander G. Kakash i Tektander. Puteshestvie v Persiyu cherez Moskoviyu 1602-1603 gg. - M.: Imperatorskoe obshchestvo istorii i drevnostei Rossiiskikh, 1896.
29. T'epolo F. Rassuzhdenie o delakh moskovskikh // Istoricheskii Arkhiv. - 1940. - №3. -P. 305-388.
30. Ustryalov N. G. Skazaniya sovremennikov o Dmitrii Samozvantse. Ch. 1. Berova letopis' moskovskaya. - SPb.: Imperatorskaya Rossiiskaya akademiya, 1831.
31. Ustryalov N. G. Skazaniya sovremennikov o Dmitrii Samozvantse. Ch. 2. Zapiski Geor-ga Paerle. - SPb.: Imperatorskaya Rossiiskaya akademiya, 1832.
32. Chensler R. Izvestiya anglichan o Rossii vo vtoroi polovine XVI veka // Chteniya v Obshchestve istorii i drevnostei Rossiiskikh. - 1884. - № 4. - P. 1-105.
33. Shapiro B. L. Relikty slavyanskogo kul'ta konya v pogrebal'nom obryade gosudarskogo chinapo moskovskomu obychayu //Klio. - 2016. - №. 7 (15)- S. 133-141.
34. Yuzefovich L. A. Put'posla. Russkii posol'skii obychai. Obikhod. Etiket. Tseremonial. -SPb.: Izd-vo Ivana Limbakha, 2007.
35. Yurganov A. L. Kategorii russkoi srednevekovoi kul'tury. - M.: MIROS, 1998.
36. Yusten Pavel. Posol'stvo v Moskoviyu 1569-1572 gg. - SPb.: Russko-Baltiiskii infor-matsionnyi tsentr BLITs, 2000.
