правовая группа мещан не смогла раскрыть в России свой потенциал, внести необходимый вклад в формирование гражданского общества в городах и кристаллизацию его общественного мнения.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. ГАРО, ф. 579, оп. 1, д. 359, л. 1-3.
2. Мыш М.И. О мещанских и ремесленных управлениях. Сборник узаконений, правительственных и судебных разъяснений. СПб., 1896. С. III.
3. ГАРФ, ф. 102, оп. 53, д. 148, ч. 1, л. 429 об.
4. Министерство Внутренних Дел. Центральный Статистический Комитет. Очерк развития вопроса о всеобщей народной переписи в России. 20 февр. 1890 г. С. 26.
5. ГАРО, ф. 46, оп. 1, д. 3000, л. 60-62.
6. Там же, ф. 579, оп. 1, д. 359, л. 3.
7. Там же, ф. 579, оп. 1, д. 358, л. 17-18, 27.
8. Там же, ф. 685, оп. 1, д. 327, л. 2-3, 12 а-12 а об., 19-19 об.
9. Сословное мещанское самоуправление. Режим доступа: http: //allpravo.ru/library/ doc76p/instrum2295/item 2310.html.
10. Циткилов П.Я. Особенности развития городского самоуправления в России во второй половине XIX в. // Актуальные проблемы социальной истории: сб. статей. Вып. 4. Новочеркасск; Ростов н/Д., 2003. С. 13.
11. Аккуратов Б.С. Феномен мещанства в российской общественно-политической мысли и политической теории: дис. ... канд. ист. наук. Казань, 2002. С. 67.
12. ГАРО, ф. 353, оп. 1, д. 654, л. 36.
13. ГАРО, ф. 353, оп. 1, д. 732, л. 44.
14. Смирнов И.Н. Забытое сословие (экскурс в историю Области Войска Донского на рубеже XIX - XX вв.) // Вестник Российского нового университета. Серия «Гуманитарные технологии». 2008. Вып. № 2. С. 216.
15. ГАРФ, ф. 102, оп. 67, д. 30, ч. 5, л. 11-12, 14-15, 16, 20.
16. Там же, л. 18-19.
17. Там же, л. 32-32 об., 24-24 об.
В.К. Смирнова
АДМИНИСТРАТИВНЫЙ КОНТРОЛЬ НАД СОВЕТСКОЙ ИСТОРИЧЕСКОЙ НАУКОЙ В 1945-1953 гг.
Историческая наука всегда являлась предметом для политических экспериментов. Официальная концепция истории во все исторические эпохи имела целью обоснование существующего режима. При этом наличие иных теорий зависело от степени либерализации власти, но даже во времена полицейских правлений Николая I и Александра III не было директивного направления исторических исследований. С таким феноменом мы сталкиваемся впервые только в эпоху сталинизма, когда сложилась система административно-командного управления общественной идеологией. Окончательное утверждение методов руководства исторической наукой происходит в послевоенные годы, именно поэтому изучение этого периода является важным для понимания особенностей развития советского исторического знания не только в период сталинизма, но и в 19501980-е годы.
Тема требует тщательного научного изучения, так как единственная обобщающая монография устарела, ибо сама была написана в советский период1, а отдельные проблемы послевоенного развития исторической науки в СССР освещены в ряде работ современных исследователей советской историографии2, но они касаются данной темы только косвенно.
11 Барсенков А.Т. Советская историческая наука в послевоенные годы (1945-1955). М., 1988.
2 Костырченко Г.В. Кампания по борьбе с космополитизмом // Вопросы истории. 1994. N° 8. С. 47-60; Простоволосова Л.Н., Станиславский А.Л. «Мы учим советских людей, а не древних греков» (Из истории вузовской исторической науки конца 30-40-х гг.) // История СССР. 1989. N° 6. С. 92-104; Сидорова Л.А. Советские историки послевоенного поколения: собирательный образ и индивидуализирующие черты // История и историки / под общ. ред. А.Н. Сахарова. М., 2004; Сизов С.Г. Идеологические кампании 1947-1953 гг. и вузовская интеллигенция Западной Сибири // Вопросы истории. 2004. № 7. С. 95-103; Шаханов А.Н. Борьба с «объективизмом» и «космополитизмом» в советской исторической науке. «Русская историография» Н.А. Рубинштейна // История и историки / под общ. ред. А.Н. Сахарова. М., 2004; Костырченко Г.В. Сталин против «космополитов». М., 2010 и др.
После войны 1941-1945 гг. условия для дальнейшего вмешательства государства в процесс развития исторических знаний были очень благоприятными. Во-первых, они определялись хозяйственными трудностями послевоенных лет, при которых финансирование научных исследований было минимальным, и, таким образом, наука попала под жесткую финансовую зависимость. Во-вторых, на смену военному режиму 1941-1945 гг. пришел полувоенный режим времени «холодной войны». Партийно-государственные органы в этих условиях особенно бдительно наблюдали за идеологической сферой, общественными науками.
Усиление контроля государства над исторической наукой в послевоенный период объяснялось и стремлением сталинского режима восстановить утраченное во время войны влияние на общество. Победа советского народа в Великой Отечественной войне была использована в пропаганде режима как убедительное доказательство преимущества социалистического строя над капиталистическим. Историческая наука должна была подтвердить конкретно-историческими примерами преимущества социалистического общественного и государственного строя, научно обосновать практику партийного руководства в послевоенное время, которое с подачи сталинского руководства получило название периода упрочения и развития социализма.
Усиление руководства наукой, в первую очередь, выразилось в издании ряда постановлений по вопросам идеологии, в том числе касающихся преподавания и развития общественных наук. Ученым указывалось на необходимость актуализировать проблематику исследований, ускорить темпы научной работы, обратить особое внимание на постановку больших проблем социального развития. Кроме того, особое внимание уделялось подготовке новых исследовательских кадров, недостаток которых серьезно сказывался на развитии науки после войны (постановление ЦК ВКП (б) «О подготовке научно-педагогических кадров через аспирантуру» от 25 июня 1947 года).
Под влиянием постановлений в официальной печати - на страницах газеты «Правда», журнала «Большевик» - публиковались материалы под заголовками «Преодолеть отставание в разработке актуальных проблем!», «Неустанно вести пропаганду марксистско-ленинской теории!» и др.
Ужесточение режима в обстановке «холодной войны» активизировало и новый виток гонений «инакомыслящих», который получил название «борьбы с космополитизмом» (в 1953 г. в БСЭ космополитизм трактовался как оборотная сторона буржуазного национализма - реакционная идеология, требующая установления мирового государства и мирового гражданства, оправдывающая и прикрывающая захватническую политику империалистов, как идейное обоснование измены родине1).
Эта кампания имела целью пресечение научных контактов специалистов с коллегами за рубежом, ограждение интеллигенции от влияния опасных для власти либеральных идей. Отказ от диалога с Западом привел к осуждению всего иностранного и восхвалению отечественных достижений. Во всех областях знания выискивались «реакционеры», «сторонники буржуазной идеологии». Эта кампания затронула и историческую науку (вслед за философией и биологией).
Критика историков началась с обсуждения книги Н.Л. Рубинштейна «Русская историография». Автора обвинили в искажении русской исторической мысли, в отрицании самостоятельности отечественной исторической науки, в подчеркивании зависимости русской историографии от науки и культуры Запада, в низкопоклонстве перед ним.
Критики Рубинштейна предложили на первый план в изучении истории исторической мысли выдвинуть историю революционной историографии. Созданная Комиссия по изучению истории исторической науки приступила к публикации академического издания «Очерки истории исторической науки». Здесь основное внимание уделялось рассмотрению революционной исторической мысли в России; подчеркивалась самобытность русского исторического знания, а взаимосвязь и преемственность исторической науки России и Запада замалчивалась или отрицалась совсем. Происходило искажение истории исторической науки, некоторые исторические концепции не получали освещения.
Борьба с космополитизмом затронула многих крупных историков. В антипатриотизме были обвинены И.И. Минц, А.И. Андреев, Л.В. Черепнин, С.Н. Валк и др. Например, А.И. Андреев был
1 Космополитизм // БСЭ. 2-е изд. Т. 23. М., 1953. С. 113.
раскритикован за то, что выпустил «порочные книги и статьи», где «показал себя последователем реакционного буржуазного учения Лаппо-Данилевского». Несмотря на жесткую критику на Ученом Совете МГИАИ (историко-архивный институт), он заявил, что от «частной приверженности» к Лаппо-Данилевскому отказаться не может, т.к. «все-таки он был моим учителем»1. В 1949 г. А.И. Андреев был уволен из института.
Другой крупнейший специалист по истории феодализма Л.В. Черепнин подвергся критике за «безыдейность» читаемых им курсов «Русская палеография» и «Источниковедение», в 1949 г. был вынужден покинуть историко -архивный институт.
Характерно, что обвинения в «низкопоклонстве» и «космополитизме» предъявлялись чаще всего либо представителям национальных меньшинств, либо бывшим политическим ссыльным (например, те же А.И. Андреев и Л.В. Черепнин уже подвергались репрессиям - первый в 1929 г. был арестован, в 1931-1935 гг. отбывал ссылку в Красноярском крае, второй - в 1930 приговорен к трем годам лишения свободы в Двинском крае).
Кампания 1948-1949 гг. оказала серьезное влияние на структуру и содержание вузовских учебников, учебных программ и курсов источниковедения и вспомогательных исторических дисциплин. Курс дипломатики в ряде вузов отменялся или ограничивался развитием дипломатики только в России (начало ее развития рекомендовалось отнести к эпохе Киевской Руси, хотя ее появление в России датируется XV в.). В учебной программе по хронологии должна была подчеркиваться самобытность русской хронологии, отмечаться успешная борьба, которую вел на протяжении столетий славянский мартовский стиль с пришедшим из Византии сентябрьским. В программе по метрологии подчеркивалась и обосновывалась независимость русской денежной системы, а в программе по источниковедению доказывалось превосходство советского источниковедения над буржуазным.
Особой критике подвергся учебник по истории СССР для вузов (т. 1), вышедший в 1948 г. вторым изданием под редакцией академика Б.Д. Грекова, члена-корреспондента АН СССР С.В. Бахрушина и профессора В.И. Лебедева. В докладной записке Агитпропа ЦК секретарю ЦК ВКП(б) М.А. СУСЛОВУ от 14 декабря 1950 г. было отмечено, что «несмотря на приведение в книге многих цитат из работ Ленина и Сталина, авторы книги не сумели показать, что труды Ленина и Сталина составляют теоретический фундамент советской исторической науки», что «в учебнике нет сколько-нибудь удовлетворительного определения предмета, метода и задач советской исторической науки; не раскрыто ее превосходство над буржуазной исторической наукой», а
так же, что «раздел, посвященный Радищеву, написан с позиций космополитизма и преклонения
« 2
перед иностранщиной»2.
Политизированность истории Х1Х-ХХ веков, отсутствие свободного доступа к архивной информации, ограничения в выборе тематики, привели к смещению научных интересов историков к периоду феодализма, а в нем изучаются традиционные с 30-х годов темы, такие как создание древнерусского государства, история народных движений, история русского абсолютизма, крепостническая политика самодержавия, история экономического развития и другие.
Под влиянием ЦК ВКП(б) произошел возврат к одной из прежних форм развития историографии - дискуссиям по тем или иным проблемам исторической науки (проблемы, как и раньше определялись, не учеными, а партийными работниками). Особое внимание обращалось на исторические даты (800-летие Москвы, 30-летие Октябрьской революции и т.д.), к которым приурочивались проведение конференций и выпуск монографий. Были проведены дискуссии о периодизации отечественной истории, складывании Российского централизованного государства, генезисе феодализма, формировании капиталистического уклада, о возникновении социалистических наций в СССР и др.
Одним из результатов дискуссий стала публикация обобщающих многотомных «Очерков истории СССР периода феодализма». Изложение всех этапов истории русского государства велось по традиционной марксистской схеме: начиналось с характеристики производительных сил - раз-
1 Простоволосова Л.Н., Станиславский А.Л. «Мы учим советских людей, а не древних греков» (Из истории вузовской исторической науки конца 30-40-х гг.) // История СССР. 1989. № 6. С. 99.
2 Сталин и космополитизм 1945-1953. Сб. документов. М., 2005. Док. № 242. С. 611-613.
вития сельского хозяйства, промышленности и торговли, затем анализировалось состояние производственных отношений, т.е. положение крестьянства и трудящихся городов, а также эксплуататорских классов (дворянства и купечества), далее давалось описание классовой борьбы, государственного строя, внешней политики, культуры. Отдельно излагалась история народов СССР, при этом подчеркивалась роль русского народа как объединителя национальностей.
Данное издание отразило типичные подходы к основным проблемам средневековья периода сталинизма. Например, утверждалось, что опричнина «знаменовала новый этап укрепления централизованного аппарата власти», «имела своей целью подрыв экономической и политической мощи реакционного боярства». Иван Грозный, создавая «прогрессивное войско опричников», человек с сильной волей и характером, проводил решительный меры для централизации госаппара-та1. Политика Петра I трактовалась как попытка «выскочить из рамок отсталости» (по Сталину), прогрессивность ее была относительна и ограниченна, так как была направлена на усиление господства дворянства2. XVIII век в целом рассматривался с точки зрения нарастания противоречий между феодализмом и развитием капиталистических отношений, что, по мнению авторов издания, находило отражение в дворцовых переворотах, а так же в развитии научной мысли.
История советского общества изучалась на основе тех или иных работ И. Сталина. По сравнению с ними даже некоторые произведения классиков марксизма оказались крамольными и не публиковались (в четвертое издание собрания сочинений В.И. Ленина не вошли многие из его работ, в том числе, так называемое «политическое завещание»).
Несмотря на расширение проблематики истории советского общества (началась разработка периода НЭПа, истории социалистических преобразований 30-х гг., национально-государственного строительства в СССР), исследование ее находилось под жестким контролем ЦК ВКП(б), который поставил задачу активизировать изучение послеоктябрьского периода истории, теорию и практику социалистического строительства с целью доказательства эффективности воплощения в жизнь идей Ленина-Сталина.
Например, активно изучались перемены в социальной структуре социалистического общества. Таковыми назывались: формирование рабочего класса социалистического общества, социалистической интеллигенции, устранение эксплуататорских классов, доказывалось сближение пролетариата и крестьянства, возможность их слияния в тружеников социалистического общества.
В трудах, посвященных истории национальных отношений, доказывалось, что в результате Октябрьской революции произошло образование новых социалистических наций, указывалось на коренное отличие социалистических наций от буржуазных. В качестве перспективы развития наций нового типа виделось сближение наций в СССР и их будущее слияние.
История культуры в послеоктябрьский период, в свою очередь, рассматривалась в связи с культурной революцией 30-х гг., а ее результатом - созданию новой социалистической культуры. Неотъемлемым элементом культурного строительства виделось также формирование нового социалистического сознания.
Под давлением партийных структур поощрялось создание не индивидуальных, а коллективных работ: появились многотомные обобщающие труды по истории СССР, например, «СССР в период восстановления народного хозяйства» (М., 1955), завершена «История Москвы». Неудачей окончилась попытка издать многотомную «Историю коллективизации», что объяснялось отсутствием научных кадров, огромным объемом работы по систематизации материала, хотя на деле одной из важнейших причин неудачи являлся ограниченный доступ исследователей к архивным документам.
В целом, работы, посвященные истории советского государства и партии, отличалась слабой источниковой базой, слабой изученностью теоретических вопросов3. Многие проблемы, поставленные в таких трудах, отличались умозрительными надуманными заключениями, ничего об-
1 Очерки истории СССР. Период феодализма к. XV - н. XVII вв. М.: Изд-во АН СССР, 1955. С. 11.
2 Очерки истории СССР. Период феодализма. Россия в первой четверти XVIII в. Преобразования Петра I. М.: Изд-во АН СССР, 1954. С. 11.
3 См. иное мнение А.Т. Барсенкова в его книге «Советская историческая наука в послевоенные годы (1945-1955)» (М., 1988. С. 18), где он указывает, что «в первое послевоенное десятилетие были достигнуты значительные успехи в разработке и постановке вопросов теории советского общества».
щего с исторической действительностью не имевшими. Не было углубленной разработки конкретных исторических проблем, серьезных монографических исследований.
Несмотря на указания «сверху» интенсивно изучать советскую историю, желающих заниматься надуманной проблематикой при минимальной источниковой базе было немного, научные учреждения испытывали острый недостаток в специалистах по ХХ веку. Так, в начале 50-х годов в Институте истории из 159 человек штатных сотрудников историей советского общества занимались только 18, из 11 академиков и членов-корреспондентов АН СССР Института, ни один не работал в секторе истории народов СССР периода социализма1.
Наиболее популярным направлением исследований в послевоенный период стала история Великой Отечественной войны. Историография ВОВ стала развиваться еще в военные годы, но во второй половине 40-х гг. выпуск работ о войне заметно возрос. Однако во всех трудах, изданных до середины 50-х гг., лежала печать культа личности И. Сталина, что снизило их научную ценность. Серьезный недостаток исследований заключался также в отсутствии широкой документальной базы. Поэтому в этот период происходило преимущественно накапливание научных данных о частных событиях войны (кампаниях, операциях, партизанском движении).
Официальная концепция ВОВ была сформулирована в книге И. Сталина «О Великой Отечественной войне Советского Союза», переиздаваемой массовыми тиражами. В этой работе и других публикациях «вождя» полностью исключались какие-либо сомнения в безукоризненной деятельности Сталина накануне и во время ВОВ.
В ряде сталинских публикаций военным историкам предлагалось рассмотреть опыт отступления русской армии в Отечественной войне 1812 г., опыт Кутузова, который заманил армию Наполеона, а потом разгромил его. В своем ответе на письмо полковника Е.А. Разина, опубликованном в журнале «Большевик», Сталин писал: «Я думаю, что хорошо организованное контрнаступление является очень интересным видом наступления. (...) Еще старые парфяне знали о таком контрнаступлении, когда они завлекли римского полководца Красса и его войска в глубь своей страны, а потом ударили в контрнаступление и загубили их. Очень хорошо знал об этом также наш гениальный полководец Кутузов, который загубил Наполеона и его армию при помощи хорошо подготовленного контрнаступления»2. С подачи Иосифа Сталина центральной фигурой стал М. Кутузов, которому приписывалась вся заслуга по разгрому армии Наполеона, главной темой исследований стало «контрнаступление Кутузова», термин, введенный «вождем». Так, под влиянием конъюнктуры появились работа Е.В. Тарле «Наполеон», в которой отступление русских войск и Бородинское сражение рассматривались как необходимость, стратегический маневр.
Недвусмысленным образом историкам намекали на правила написания истории Великой Отечественной, где фигуру Кутузова замещал И. Сталин. Акцент делался на победах Красной Армии, поэтому была выработана оптимистическая периодизация войны, где первый период войны с июня 1941 по середину 1942 г. был представлен как период сочетания активной обороны с контратаками и контрнаступлениями; создание предпосылок широких наступательных операций.
Таким образом, поражения были представлены как гениальные образцы сталинской стратегии, не рассматривались причины неудач Красной Армии, особенно в начальный период войны. Давались ссылки на внезапность нападения, превосходство Германии в численности и в технике. Отступление в начале войны показывалось как тактический маневр, изматывание противника, не указывались причины неподготовленности СССР к войне, замалчивались секретные соглашения 23 августа 1939 года о разделе сфер влияния, военное и экономическое сотрудничество СССР и Германии. Сам пакт Риббентропа-Молотова был представлен как необходимость, временное сдерживание противника. Цифра потерь нашей страны занижалась: приводились данные погибших в 9-10 млн. человек.
Дальнейшая фальсификация истории ВОВ была связана с публикацией биографии И. Сталина. Как и все официальные публикации, так или иначе затрагивающие историю и прошедшие редакцию вождя, она являлась негласным руководством по написанию научных трудов с правиль-
1 Савельев А.В. Номенклатурная борьба вокруг журнала «Вопросы истории» в 1954-1957 гг. // Отечественная история. 2003. № 5. С. 160.
2 Ответ товарищу Разину // Большевик. 1947. № 3.
ными акцентами. Именно в официальной биографии И. Сталина был сфабрикован миф о «непревзойденном полководце всех времен и народов», который являлся «скромным» добавлением в книгу в процессе редакторской «правки». В ней, например, говорилось: «Сталинское военное искусство проявлялось как в обороне, так и в наступлении. С гениальной проницательностью разгадывал товарищ Сталин планы врага и отражал их. В сражениях, в которых товарищ Сталин руководил советскими войсками, воплощены выдающиеся образцы военного оперативного искусства»; «в период войны продолжал огромную теоретическую деятельность, разрабатывал и двигал вперед марксистско-ленинскую науку»1.
Административный контроль над исторической наукой окончательно утвердился в послевоенные годы. Его методы остались неизменными вплоть до второй половины 1980-х годов, несмотря на плодотворный период последующей хрущевской «оттепели». Относительно благополучно продолжали развиваться менее политизированные области науки - древняя и средневековая история Руси-России. История советского общества искажалась, являясь предметом политических, а не научных исследований. Дальнейшее успешное развитие науки зависело от предоставления ей новых возможностей самовыражения, высвобождения творческого потенциала ученых, расширения поля исследовательской деятельности.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Барсенков А.Т. Советская историческая наука в послевоенные годы (1945-1955). М., 1988.
2. Иосиф Виссарионович Сталин. Краткая биография. 2-е изд., испр. и доп. М., 1948.
3. Костырченко Г.В. Кампания по борьбе с космополитизмом // Вопросы истории. 1994. № 8. С. 47-60.
4. Костырченко Г.В. Сталин против «космополитов». М., 2010.
5. Кулиш В.М. О некоторых актуальных проблемах историографии Великой Отечественной войны // История и сталинизм. М., 1991. С. 298-350.
6. Очерки истории СССР. Период феодализма к. XV в. - начало XVII в. М.: Изд-во АН СССР, 1955.
7. Очерки истории СССР. Период феодализма. Россия в первой четверти XVIII в. Преобразования Петра I. М.: Изд-во АН СССР, 1954.
8. Простоволосова Л.Н., Станиславский А.Л. «Мы учим советских людей, а не древних греков» (Из истории вузовской исторической науки конца 30-40-х гг.) // История СССР. 1989. № 6. С. 92-104.
9. Сидорова Л.А. Советские историки послевоенного поколения: собирательный образ и индивидуализирующие черты // История и историки / под общ. ред. А.Н. Сахарова. М., 2004.
10. Сталин и космополитизм 1945-1953. Сб. документов. М., 2005.
11. Шаханов А.Н. Борьба с «объективизмом» и «космополитизмом» в советской исторической науке. «Русская историография» Н.А. Рубинштейна // История и историки / под общ. ред. А.Н. Сахарова. М., 2004.
12. Шмидт С.О. Судьба историка Н.Л. Рубинштейна // Археографический ежегодник за 1998 г. М., 1999.
Н.Л. Смолякова
АСПЕКТЫ ПРИЕМСТВЕННОСТИ В РАБОТЕ ШКОЛЬНОГО КРАЕВЕДЧЕСКОГО МУЗЕЯ И ГОСУДАРСТВЕННОГО ЭТНОГРАФИЧЕСКОГОМУЗЕЯ-ЗАПОВЕДНИКА
В СТАНИЦЕ РАЗДОРСКОЙ
На острове Поречный, напротив станицы Раздорской, в середине XVI - первой половине XVIII веков располагался Раздорский городок, первый «Общевойсковой центр» - столица донских казаков.
Первоначально городок, как говорили сами казаки, располагался «на раздорской земле». Река Северский Донец, при впадении в Дон, как бы «раздирает» своим руслом землю на многочисленные острова, ерики, протоки. Это и обусловило название городка - Раздорский. Предположительно, городок был в числе первых постоянных казачьих городков, основанных в 1549 году атаманом Сары-Азманом. С Раздорами связаны многие важные события донской истории. Именно
1 Иосиф Виссарионович Сталин. Краткая биография. 2-е изд., испр. и доп. М., 1948. С. 225.