CC BY
56
УДК 81'255.2
Г.Ф.Сафина
АДАПТАЦИЯ ФОРМ ПУШКИНСКОЙ ЛИРИКИ В ЕЕ ПЕРЕВОДАХ НА ТАТАРСКИЙ ЯЗЫК (НАЧАЛО ХХ ВЕКА)
Начальный этап истории переводов пушкинской лирики на татарский язык характеризуется существенной адаптацией ее форм в соответствии с традициями татарской литературы. В статье анализируются различные виды адаптации (родовая, жанровая, номинативная и др.), устанавливаются их причины и дается их художественная характеристика.
Ключевые слова: лирика Пушкина, перевод на татарский язык, адаптация, поэтика, литературные традиции, род, жанр, заглавие текста.
G.F.Saflna ADAPTATION OF THE PUSHKIN'S POETRY IN ITS TRANSLATIONS INTO THE TATAR LANGUAGE (EARLY XX CENTURY)
Translations of A.S. Pushkin's works on the Tatar language have a long history. It starts at the first two decades of the twentieth century. That period was characterized by the revival of the Tatar literature, the growing interest to the Russian literature. Tatar interpreters found in "foreign" fiction what was peculiar to their "own" national literature.
In the article various types of Pushkin's poetry adaptations (generic, genre, nominative and others) under the influence of the Tatar literature traditions are analyzed. Terminology is introduced, reasons are established, artistic characteristic is given.
One of the types of adaptation can be conditionally denoted "lirisation" of different kinds of literature in the Pushkin's work. The lyrics were the leading type in Tatar literature in the beginning of the last century. It also includes translations not only lyrical kind. So, the poem "Bakhchisaraiskiy fontan" was first presented to the Tatar readers in the form of extract from it. "Tatar song" was misinterpreted as the independent lyric. Fragments from "Eugene Onegin", the fairy-tales ("The Tsar Saltan" and others), poems of Pushkin ("Poltava" and others) (translators are Rakhmankulyi, Tukay, Derdmend) also received the titles and were published without reference to their location in the structure of other literature kinds.
The first translators were concerned about transferring the title of the text and often changed Pushkin's titles: ("Romance" -Umetbaev: "Unhappy love"; "Curious" - Tukay: "Between two friends", "Imitation of the Koran", "Liberty" - Sunila: "Revelation", "Holy war!"). In Tatar literature of the beginning of the last century moral education normativity, accompanied by mentoring were clearly expressed. Poetry should have the name that was supposed to indicate traditional values. Unhappy love, friends conversations, Holy war, etc. are phrases with well-known allusions of Tatar artistic consciousness as for translators so for readers. This reason also explains entitling of Russian poems, which have not their original names ("In the depths of the Siberian ores...", "I built the monument...", "The raven flies to the raven..." and others).
The genre system of Russian poetry of the Pushkin's epoch and Tatar poetry of the early twentieth century differed in many aspects. In Tatar poetry for example an Elegy did not exist as an established genre. An Idyll, messages, epigrams were also rare. Therefore, an adaptation of the Pushkin's poetry genre to the appropriate poetics of Tatar lyrics was a common phenomenon in the translations of the considered time. So, the Pushkin's romance "Pleasure" in the Umetbaev's translation came out with a note "Song". Genre feature of the work has changed. And this change is not just the nominative change. Umetbaev brings the Pushkin's lyrical poem to the Bashkir folk song. In his translation, "Delibash" defines as "bait" (the genre of Tatar poetry with folklore basis). In Tukai's translations of Pushkin's works, it was transformed into imitations and traditional gazelles.
A notable feature of the Tatar translations of the Pushkin's lyrics is the extension of translated texts, inserting of an additional plot. Tatar lyrics (in comparison with Russian) is more intrigue, it has more narrative elements. That is why Tatar interpreters often try to "complete", "discipline" the translated work. For example, Tukay gives moralizing, humorous final to the Pushkin's works ("the Tenth commandment", "When your youth...", "Who is there to love?..). This feature in the translation of Pushkin's lyrics into Tatar language could be called "the translation conceptualism". From the modern point of view, it determines the serious deviations from the original Pushkin's poetry. But from the historical point of view, it facilitates the reception of Pushkin's texts, makes them accessible, understandable for the most of the Tatar readers of the certain time. In addition, in this period movement from the perception of Pushkin as "their" poet to the eventual realization of its national originality had began.
Key words: Pushkin's lyrics, poetics of the poem, the Tatar language, history of translations, genre, kind (of literature), title, adaptation.
Переводы лирики Пушкина на татарский язык имеют более чем вековую историю. Начальный ее этап включает в себя около двух первых десятилетий прошлого века. Это время возрождения татарской литературы, сопровождавшееся и ростом ее внимания к иноязычным, прежде всего к русской, литературам. Переводы были для нее не только школой новых форм творчества, но и узнаванием «себя» в «чужом». Татарские переводчики, обращаясь к оригиналам художественных текстов, искали и находили в них, прежде всего то, что представлялось им свойственным и собственной национальной литературе. Это известная особенность каждой возрождающейся литературы, например, и русской начала XIX века.
Адаптация поэтики переводимых пушкинских текстов к традиционным в татарской литературе формам и канонам (родовым, жанровым, номинативным и другим) - обычная переводческая практика для рассматриваемого времени. И все же, как будет показано далее, осознание того, что поэтика Пушкина не просто сводима к тем или другим формам татарской литературы, что она при своих переводах требует обновления последних, существовало и начало претворяться в практику уже в некоторых из первых переводческих опытов.
Следующие способы и примеры адаптации пушкинской поэтики под влиянием традиций татарской литературы были выявлены по материалам предшествующего исторического исследования. Они относятся,
в частности, к тому, что можно условно обозначить как лиризацию разных родов литературы в пушкинском творчестве. Лирика была ведущим родом в возрождающейся татарской литературе начала прошлого века и, соответственно, в ее орбиту втягивались переводимые из других литератур произведения не только лирического рода. Так, поэма Пушкина «Бахчисарайский фонтан» впервые была представлена татарскому читателю в переводе на родной язык только отрывком из нее в виде «Татарской песни», которая могла быть воспринята как самостоятельное лирическое произведение [1, с.31]. Подобная тенденция - упрощение сложных лиро-эпических конструкций в творчестве Пушкина - подтверждается и другими примерами. Так, отрывки из «Евгения Онегина» (Рахманкулый, 1906 [1, с. 80]; Тукай, 1906 [1, с. 57]), «Сказки о мертвой царевне...» (Тукай, 1911 [1, с.97]), «Кавказского пленника», «Сказки о Царе Салтане» (Дэрдменд, 1900-1910 [1, с.25, с.94]), «Полтавы» (Дэрдменд, 1900-1910 [1, с.82]), как правило, получали названия и публиковались без комментариев, указывающих на их место в составе других литературных родов, и могли восприниматься читателями как лирические тексты. Естественно, в то же время это были первые шаги к предстоящим переводам больших по объему произведений Пушкина, которые станут осуществляться в 1930-ые годы.
Даже самое поверхностное, доступное простому наблюдению сопоставление оригиналов пушкинской лирики и их переводов на татарский язык свидетельствует о том, как переводчики были озабочены проблемой названия переводимого и переведенного текстов. Показательно то, как поступает, к примеру, один из первых переводчиков Пушкина М.Уметбаев. Стихотворение «Романс» он переводит «Бэхетсез гы-йшык» («Несчастная любовь»)[1, с.10], «Наслаждение» переводится им «Шадлык хыялы» («Грезы радос-ти») [1, с.14]. При переводе эпиграммы Пушкина «Любопытный» Г.Тукай дает ей название «Ике иптэш арасында» («Между двумя друзьями») [1, с.16]. И С.Сунчелей в своих переводах следует такой же тенденции: «Подражания Корану» -«Вэхи» («Откровение») [1, с.44], «Вольность» - «Ж^ад!» («Священная война!») [1, с.17]. Можно было бы и далее приводить примеры трансформации названий пушкинских текстов при их переводах на татарский язык. Но одного перечисления такого рода примеров недостаточно. Установление причин подобной тенденции будет, с нашей точки зрения, более целесообразным.
В татарской литературе начала прошлого века нравственно-просветительская нормативность, сопровождаемая наставничеством, была более ясно выраженной, чем в русской. Поэтическое произведение должно было возбуждать в читателе его привязанность к традиционным ценностям, и уже своим названием указывать на них. Несчастная любовь, грезы радости, беседы друзей, священная война и т.п. - это словосочетания с известными и для переводчиков, и для читателей аллюзиями татарского художественного сознания. Они способствуют адаптации пушкинских текстов к нему.
Одним из следствий влияния отмеченной выше причины на названия переводимых пушкинских произведений является и тяготение к озаглавливанию таких текстов русского поэта, которые не имеют в своих оригиналах названий. Послание «Во глубине сибирских руд.» - один из примеров таких текстов, которых в творчестве Пушкина было достаточно много. И в начале прошлого века, и позже, в 30-ые годы, оно переводилось как стихотворение с названиями: «Себердэ» («В Сибири»), Ченекай; «Себергэ» («В Сибирь»), М.Крымов; «Себергэ хат» («Письмо в Сибирь»), А.Исхак. Более поздний, относящийся к 1978 году, перевод послания, выполненный Н.Арслановым, не имеет заглавия («Мэгъдэн базларында - Себердэ...» [1, с.69-70]). Однако пушкинский «Я памятник себе воздвиг нерукотворный.», переведенный Арслановым в том же году, тоже получил название, которое иногда встречается и в изданиях Пушкина на русском языке - «Ьэйкэл» («Памятник») [1, с.101]. Примеров такого рода в татарских переводах Пушкина немало. Они, естественно, не случайности: татарская литература, выступающая в роли наставницы читателей, стремилась и в собственной поэтике к определенности (лексической, жанровой, стилистической и др.). Стихотворения без названий в ней редкость. Воображение читателя должно было удерживаться в определенных (традиционных) границах, которые могли разрушаться под влиянием стихотворений, не имеющих названий, и, соответственно, освобожденных от предваряющих восприятие произведения тематических, идейных и других установок.
Интересным примером того, как типичная для татарских переводов практика давать заглавия не имеющим названий пушкинским текстам могла влиять на воображение читателя уводящим от оригинала образом, является перевод Дэрдмендом пушкинского стихотворения «Ворон к ворону летит.». Как известно, это стихотворение - переложение на русский язык отрывка из шотландской баллады. Оно не имеет названия, поэтому представление о том, что оно лишь часть какого-то большего по объему текста, вполне естественно. Своему переводу Дэрдменд дал название «Козгон» («Ворон»), и это превратило отрывок из баллады в самостоятельный текст и изменило функции образа ворона, имеющие место в тексте оригинала [1, с.75].
Жанровые системы русской поэзии пушкинской эпохи и татарской поэзии начала ХХ века во многом различались. В татарской поэзии, к примеру, не было элегии как установившегося жанра; идиллии, послания, эпиграммы были также сравнительной редкостью в ней. И, соответственно, переносить при переводе все жанры пушкинской лирики в татарскую поэзию было трудно осуществимым делом. Поэтому адаптация жанровой поэтики Пушкина к соответствующей поэтике татарской лирики - обычное явление в переводах рассматриваемого времени.
Так, романс Пушкина «Наслаждение», переименованный при переводе Уметбаевым в «Грезы радости»,
вышло с пометкой: «Песня». Жанровая характеристика произведения изменилась, и эта перемена носит не просто номинативный характер. Уметбаев приближает лирическое стихотворение Пушкина к башкирской народной песне[1, с.14]. «Делибаш» в переводе Уметбаева также получает не существующее в русской поэзии определение баит (бэет) [1, с.86]. Баит - жанр татарской поэзии, имеющий фольклорную основу, с разнообразной, в том числе исторической, тематикой. Баит обладает особой рифмовкой и строфической организацией. Уметбаев перевел стихотворение Пушкина типичными для данного жанра двустишиями. И в переводах Тукая пушкинские произведения, как правило, трансформировались не только в подражания (тэкълид), но и в традиционные газели.
Стремление переводчиков давать названия пушкинским текстам, не имеющим их, не было окончательно преодолено и в 30-ые годы. Об этом можно судить по переводам М.Джалиля («Я здесь, Инезилья...» [1, с.90], «Юношу, горько рыдая, ревнивая дева бранила.» [1, с.100]), Н.Арсланова («Я помню чудное мгновенье» [1, с.59]), А.Ерикея («Ночной зефир струит эфир.» [1, с.44]), А.Кутуя («Полу-милорд, полукупец.» [1, с.38]) и некоторых других переводчиков. Но в целом в новых переводах уже переводившихся ранее и получавших по воле переводчиков названия пушкинских произведений, как правило, последние исчезают. Одновременно начинаются переводы многих элегий Пушкина, которые по своей жанровой природе не могли иметь ясных тематических определений и, соответственно, не получали названий от самого автора. Сказанное в большой степени касается переводов А.Исхака, одного из самых талантливых переводчиков Пушкина на татарский язык. Он переводит целый ряд элегий Пушкина («Мне вас не жаль, года весны моей.», 1936; «Брожу ли я вдоль улиц шумных.», 1938; «Кто, волны, вас остановил.», 1939; «Погасло дневное светило.», 1954; «Свободы сеятель пустынный.», 1985 и др.), не давая им, как и русский поэт, названий. Так действовать А.Исхаку, А.Ерикею, Р.Башкурову, Ш.Маннапову и некоторым другим переводчикам стало возможным потому, что в самой татарской лирике повышается роль субъективных факторов творчества. Привязанность поэта к внешним от его личности тематике, идеям и образам уменьшается. Выражение потока чувств, философских размышлений, которые не могут, как и в элегии, быть более или менее точно определены и названы, начинают занимать в татарской поэзии заметное место. Жанр пушкинской элегии становится доступным татарскому читателю и без существенной своей трансформации в переводах. Более того, пушкинская элегия оказывает влияние на отмеченную выше субъективизацию художественного творчества в самой татарской лирике.
Заметной особенностью татарских переводов из лирики Пушкина является, как правило, увеличение объема переводимых произведений за счет привнесения в них дополнительной сюжетности. Татарская лирика в ее сопоставлении с русской более сюжетна; в ней сильны элементы повествовательности. Поэтому татарские переводчики нередко стремятся «завершить», «дисциплинировать» переводимое произведение; к примеру, довести развитие сюжета в нем до нравоучительного, юмористического и т.п. финала. Это можно наблюдать в большинстве переводов («Десятая заповедь», «Когда твои младые лета.», «Кого ж любить? Кому же верить?..» [1, с.30, с.58, с.87]) Тукая, в переводе Сунчелеем 8-го стихотворения из «Подражаний Корану» [1, с.55], в переводе С.Рамеевым «Пророка» [1, с.65] и т.д. Эту особенность в переводах пушкинской лирики на татарский язык можно было бы назвать «переводческим концептуализмом». С современной точки зрения, он, связанный с особенностями татарского художественного сознания, предопределяет серьезные отступления от оригинальной поэтики пушкинской лирики. Но, с исторической точки зрения, он делал доступным, понятным восприятие пушкинских текстов для большинства татарских читателей определенного времени.
Значение первого этапа в переводах поэтики Пушкина на татарский язык было, с нашей точки зрения, особым. Ограничиваться его оценками как только времени вольных переводов и интерпретаций, закрывающих восприятие читателями подлинного Пушкина, было бы заблуждением. Состояние татарского художественного сознания и литературы, участвовавшей в его формировании, существенно отличалось от эстетических ценностей, представленных в творчестве Пушкина. И в то же время движение в переводах Пушкина от его восприятия как «своего» поэта к постепенному осознанию его национальной оригинальности, и потому представлявшему высокий интерес, началось в эту эпоху.
Источники
1. Лирика А.С.Пушкина в татарских переводах. / 1. Lirika A.S.Pushkina v tatarskih perevodah. / Sost. Safina Сост. Сафина Г. Ф. Казань: Казан.гос.ун-т, 2004. - 135 с. G. F. Kazan': Kazan.gos.un-t, 2004. - 135 s.
